сообщить о нарушении
Текущая страница: 7 (всего у книги 7 страниц)
— Знаешь, мне не нравится такой разговор. Когда двое вместе, они не могут разговаривать так, в отношениях нет главных. Есть двое! И самое главное — это уметь говорить. А ещё, пьяные женщины… — он не договорил, так как она резко встала, и он увидел, что Пэнси теряет равновесие.
Теодор подскочил и хотел удержать её, но она сделала неловкое движение, и ладонью уперевшись об стол, покачнулась, и пошатнувшись ещё раз, уронила бутылку. Громкий звук, красное вино растеклось по тёмному полу, и резко стихли голоса, был слышен шёпот, и Теодор услышал, что к ним приближается официант.
— Извините, у нас небольшое происшествие. И рассчитайте нас, пожалуйста, — Теодор чуть снизил тон. — Посчитайте, пожалуйста, эту бутылку вина, чаевые будут весьма неприличные, всё-таки такие неудобства, — и он мило улыбнулся, зная, что эта улыбка и последняя фраза будет достаточной точкой на сегодня в этом заведении.
Он быстро обошёл стол и перехватив Паркинсон, обнял её за талию, при этом крепко прижав к себе.
— А теперь, дорогая, думаю, что нам пора уединиться.
Паркинсон не успела ничего сказать. Она лишь попыталась развернуться, чтобы посмотреть на Теодора, но он не дал ей этого. Он почувствовал, как её ладонь скользнула по его руке, видимо, она попыталась скинуть её, но у нее и в этот раз ничего не получилось. Теодор её крепко сжимал.
Удерживая Паркинсон и не дождавшись официанта, он положил внушительную сумму на столик, и пока она делала попытки выбраться из его хватки, двинулся к выходу.
Выйдя на воздух, ему показалось, что стало слишком прохладно, а всё из-за ветра, который проникал глубоко внутрь и охлаждал, стало некомфортно. Он по-прежнему прижимал Паркинсон, и её тело словно дышало жаром, она была такой тёплой и необходимой, её аромат пьянил его разум, а нотки алкоголя заставляли думать о её губах, звуках, которые они могут издать… И ему непременно захотелось воспользоваться этой ситуацией и исчезнуть с ней куда-то, где они останутся только вдвоём.
Она из последних сил хотела вырваться, но он прижал её к себе крепче.
— Успокойся, ты в безопасности, Пэнси.
— Нотт, ты сказал, когда двое вместе… — она икнула. — Кто эти двое?
Теодор засмеялся и прижал Пэнси к себе, удерживая её затылок.
— Вот уж загадка, Пэнси.
Она издала хриплый звук и обмякла в его объятьях. Теодор продолжал стоять и вдыхать прохладный воздух, смешанный с её запахом, разбавленным винными нотами.
***— Опять?
Эти слова повторялись несколько раз, словно их приумножили заклинанием и они будут звучать постоянно.
Открыв глаза, Теодор понял, что его тело болит от некомфортной позы. Ну неужели он снова спал в кресле? В этом момент он увидел перед собой ту же самую большую кровать, и снова Паркинсон, только в этот раз она не спала, а смотрела на него гневно и возмущённо. Её чёрные волосы были растрепаны, а сама она выглядела явно не как свежая роза.
Теодор рассмеялся, и ладонями потёр своё лицо, после взъероша свои и без того непослушные волосы кончиками пальцев.
— Опять, Теодор? Это что, снова та самая магловская гостиница?
— Паркинсон, меньше надо пить, и знаешь, я думаю, что с алкоголем у тебя не всё в порядке, — он сказал это слишком серьёзно.
Паркинсон фыркнула, и подняв одеяло, взвизгнула.
— Я опять голая! Ты что, издеваешься? И что ты на этот расскажешь?
Теодор внимательно посмотрел, так как он любил, заставляя её нервничать. Она была естественна: макияж размазан, волосы после сна были сами себе хозяева. «Сонная притягательность» — так в мыслях назвал внешний вид Пэнси, Теодор. И ему нравился её видеть такой домашней, по-настоящему прекрасной и обыденной. Такой, какой должна быть каждая женщина, потому что яркая обёртка — это всего лишь начало, а потом начинается обычная жизнь, где фантик не имеет значения, так как знаешь вкус. Если женщина нравится такой изначально, то непременно всё будет хорошо.
Пока Теодор думал обо всём этом, Паркинсон откинула одеяло и резко встала с кровати, во всей своей красе.
— Я, конечно, слабо помню вчерашний вечер, и не помню как мы оказались здесь… Но я точно знаю, что вчера мне не было плохо, не настолько, чтобы ты меня раздел, Теодор. Тебе нравится смотреть на голую, пьяную женщину?
— Да, мне нравится тебя раздевать, нравится то, что я вижу! — резко встал и очень близко подошёл к ней.
Он стоял настолько близко, что чувствовал тепло её тела, ощущал её запах и слышал, как бьётся её сердце.
— Пошли в душ, — тихо сказал он.
— Ты охренел?
— Пойдём, — он взял её ладонь в свою, и её тепло ощутила его рука. Он улыбнулся и повёл её за собой.
Но Пэнси сделала рывок, попыталась вырвать свою руку. Сначала у неё это не получилось, но как только Теодор повернулся и посмотрел на неё, ещё раз улыбнувшись, отпустил её ладонь.
Она слышала как включилась вода, и продолжала стоять посреди номера, обнажённая и растерянная.
Теодор знал, что делает всё неправильно, не так, как должно быть. Он не должен был приводить её в этот номер, и тем более звать с собой в душ. Он не должен был её раздевать, ведь она была права, ей не было плохо и он мог спокойно уложить её спать в одежде. Но он знал, что она проснётся, и задаст этот вопрос, и только ради этого вопроса стоило рискнуть.
Теодора улыбнулся и погрузился под душ, ему нравился контраст то холодной, то горячей воды. Он словно играл со своим телом, заставляя его по-разному реагировать. Ему нравилось это ощущение, точно так же, как ему нравилось ощущение от неё: она могла его обжечь или окатить холодной водой, она могла сказать ему нет, и в то же время сделать шаг вперёд. Он никогда раньше об этом не задумывался, но сейчас он знал точно — только она будет заставлять его бежать и останавливаться, снова бежать и снова останавливается, только она вызывает такие эмоции.
Ему не будет просто, но разве ему это нужно?
Она такая же, как он, но определённо другая. Он был всегда таким, в она становится такой рядом с ним. Или ради него?
Теодор почувствовал, как её рука коснулась его спины. Он замер и остался под потоком воды. Пэнси оказалась рядом с ним, за его спиной. Она обняла его за талию, и её руки сомкнулись на его животе, словно спасательный круг, который ему так был необходим.
Почувствовав её голое тело позади и продолжая стоять под водой, он ощущал, как её тепло проникает под кожу глубже, глубже, глубже…
Воздух заканчивался, но он не смел развернуться и выйти из-под воды.
Пенси поцеловала его в районе лопаток, потом ещё, ещё, и её короткие, скромные поцелуи были до самой дрожи. Теодор развернулся, чтобы увидеть её. Она подняла на него взгляд, и в этом взгляде он видел всю неловкость, неуверенность, робость и незримое желание в глазах.
Теодор обнял Пэнси и прижал к себе. Провёл по её волосам, и они стали темнее от воды, а влажная кожа источала тот самый навязчивый, но до боли знакомый и уже необходимый запах.
Теодор поцеловал её, и в этот раз она отвечала ему жадно. Их поцелуй — это шаг навстречу друг другу. Они вошли под душ, и их поцелуй был таким же, как их отношения, у них кончался воздух и им нужно было вынырнуть из-под дождя воды, чтобы дышать. Им нужен воздух, необходим.
Вода-поцелуй-воздух, вода-поцелуй-воздух.
— Тео, у меня никогда не было этого. Я дев…
Он прервал её, закрыв указательным пальцем её губы, чтобы она не сказала ничего, ничего того, что он уже знал.
— Я не буду тебя торопить, пусть все будет, как ты хочешь. Только как хочешь ты, Пэнси.
Теодор поцеловал её нижнюю губу, и ладонями скользил по её влажному телу, ему хотелось прижать её к себе так, чтобы она не ускользнула от него, не превратилась в воду и осталась с ним сегодня, завтра и всегда.
Девушка отвечала ему поцелуями и прижималась к нему сильнее, ощущая его желание, жар и пульсирующую готовность. И ей это нравилось. Нравилось, что он ждёт её слово, что он повинуется ей.
Пэнси отстранилась, и проведя по грудной клетке ладонью, повела ниже, ниже, ниже и дойдя до цели, провела по нему кончиками пальцев. Она смотрела ему в глаза, и видела, как синий цвет становится темнее, как влажная поволока окутывает взгляд, и она вздохнула ему в губы.
Вода стекала по их телам, а они продолжали стоять, и пальцами изучали тела друг друга, трепетно и нежно, до тех пор, пока вода не смыла сомнения, страх, и их общее прошлое.
========== Эпилог ==========
Теодор уверенно шагал по красной ковровой дорожке. Он завернул за угол, и увидев нужный номер, приложил карточку, резко распахнув дверь.
— Паркинсон, это что, такая ролевая игра? Я ждал тебя дома, у меня завтра важные переговоры с международным отделом и… — не успел договорить Теодор, как к нему вышла обнажённая Пэнси Паркинсон с бокалом вина. С её волос капала вода, стекая вниз на пол, прямо к ногам, создавая небольшую лужицу.
— Теодор! — и он на мгновение замер. — А тебе не кажется, что нужно закрыть дверь? — он удивлённо повернулся и увидел, что входная дверь всё ещё продолжает быть распахнутой, а соседний номер смотрел прямо на них. Вздохнув и закатив глаза, быстро захлопнул дверь.
— Я думал, что дома мы сможем отдохнуть, и потом… — она снова его перебила.
— Сегодня ровно пять лет, как мы с тобой оказались здесь впервые, в этом самом номере. Ты знаешь, мне кажется, ты забыл, — она сделала к нему несколько шагов навстречу и остановилась.
— Ну конечно, ты забыл.
Теодор смотрел на влажное тело снизу вверх, и понимал, что он действительно забыл. Даты — это так важно и нелепо одновременно, разве он невнимателен и бесконечно влюблен, но спорить с Пэнси и развозить дискуссию ему не хотелось.
Его жизни стала кутерьмой из событий, а его карьера, как он и хотел, поднималась в гору, и каждый раз она была всё выше и выше. У него было всё, что он хотел, и даже больше — у него была Паркинсон. Его жизнь, как он и думал, не была ровный, а состояла из разных поворотов и неожиданных событий, благодаря её темпераметру. Ему это бесконечно нравилось.
— Знаешь, а я рада, что пять лет назад так всё случилось. И сейчас мне кажется даже романтичным то, что это случилось здесь, — она снизила голос до шепота и сделала ещё несколько шагов. Оказавшись совсем близко, она прижалась к нему всем телом и потянулась за поцелуем.
— Паркинсон, ты намочила мне мой любимый костюм.
— Блять, Тео, — она отпрянула от него.
Посмотрела так, словно хотела испепелить. И Теодор знал этот взгляд. Знал, какие мысли стремительно метаются в её голове, и он засмеялся.
— Во-первых, я уже давно не Паркинсон, а во-вторых, мне никогда не нравился этот идиотский костюм из маговского магазина.
— Опять? — чуть громче сказал он.
— Я многое делаю так, как нравится тебе, и многое делаю так, как хочешь именно ты, но есть то, что мне не нравится. И мне не нравится этот костюм, не нравится то, что ты называешь меня Паркинсон, и ещё мне не нравится… — она не успела договорить, как он оказался рядом с ней и поцеловал её.
У Пэнси исчезли все мысли, и гнев сменился желанием, смешанным с любовью к своему мужу. Она отвечала на его поцелуй рвано, страстно, а он уже снимал этот дурацкий пиджак, расстёгивал эту не менее дурацкую рубашку.
Она хотела поскорее избавиться от всего, что мешало ей насладиться его телом и спешно помогала ему, прерывая поцелуй.
Он провёл пальцами от её плеча и ниже, зная, что щекотка дарит ей острое желание. Пальцы остановились на бедре, и изменив движение на более резкое и грубое, он провёл ладонью от бедра к лобку. Его рука замерла на минуту, и углубив поцелуй, он отстранился от неё.
Пэнси распахнула глаза и посмотрев на него, прорычала сквозь зубы.
— Ну Тео…
Он рассмеялся и резко проник пальцем в неё, Пэнси издала тихий стон.
— Блять, блять, — хрипло произнесла она.
Теодор смотрит в её глаза не отрываясь, видит, как меняется оттенок — вот он становится темнее, как меняется размер зрачка, вот дрогнули её ресницы, и знакомый до дрожи прищур. Теодор чувствует, как по её телу проходит мелкая дробь, нарастает, и вот её руки коснулись его плеча, пальцы перебирают кожу и сжимают её. Он увеличивает, набирает силу движения. Ведь только он знает как ей нравится, что нужно для того, чтобы Пэнси потеряла равновесие и испытала наслаждение. Он вытащил палец и услышал её выдох, и резкий, громкий шлепок ладонью. Тео посмотрел на неё, её глаза были широко открыты. И снова шлепок, и ещё. Его ладонь касалась её горячей и влажной кожи, такой нежной, и снова шлепок.
— Тео, я сейчас… — хрипло издаёт она.
Шлепок и погружение, как последний винт двумя пальцами и она виснет на нём, издавая протяжный выдох.
***
Теодор по-прежнему остро ощущает её головокружительный запах, навязчивый парфюм, который стал первой нотой в его знакомстве с ней. С годами её кожа пахла по-разному, но сейчас он ощущал именно те самые знакомые, острые нотки: как тогда, в их первый день, когда она вошла в его жизнь по другому, положив ладонь на его плечо, в том магловском кафе.
Теодор теперь знал, что любовь приходит сама, однажды, и настигает даже тогда, когда кажется, что ты про неё всё знаешь. У неё нет правил и нет права выбора. Пэнси как-то сказала:
— Я думала, что выбираю сама. Могу любить или не любить, выбор остаётся за мной, но оказалось, у любви свои планы.
Теодор открыл глаза и посмотрел в потолок. Всем телом ощущал, что рядом лежала его любовь, а её дыхание щекотало ему предплечье. Он улыбнулся и закрыл глаза, и даже в темноте, появился её образ.
Пустые коридоры замка, который был долгие годы домом. Годы, которые не вернуть и не изменить, но которые приведи его сюда, в этот номер, тогда и сейчас.
Теодор почувствовал плечом чье-то присутствие. Обернувшись, он видит Пэнси, но она другая: волосы короче, рост ниже, и Теодор понимает — она моложе. Её взгляд, устремлённый вперёд, привлёк его внимание, и проследив за ним, он увидел себя. Он читал, и не видел за вековой колонной затаившуюся Пэнси.
Он хотел коснуться её плеча, но рука прошла сквозь, почувствовав лишь прохладу, и дуновение ветра от руки ко всему телу. Ветер, откуда тут ветер?
Пэнси посмотрела на него пронзительно, сквозь него, и исчезла. Он повернулся взглянуть на самого себя, и увидел там, где только что был юный Теодор, плетеную корзину.
Теодор подошёл и, заглянув, увидел младенца с темными волосами и большими синими глазами. Посмотрев в его глаза, он словно потерял равновесие и провалился в световой тоннель, мелькание цвета и эти глаза…
— Я люблю тебя, Теодор, — голос, её голос.
Теодор открыл глаза и увидел Пэнси, склонившуюся над ним.
— Всё хорошо?
— Да, — Теодор посмотрел в её глаза, и лёгким движением убрал прядку волос за ухо. — Пэнси, я тебя люблю, всегда любил.
Она ничего не ответила, лишь коснулась кончиком своего носа его, и нежно сделав круговое движение, улыбнулась.
Так сложилась жизнь Теодора Нотта и женщины, которую он не замечал, но ставшей самой желанной и любимой, той, которая жила в нём под самой кожей, в сердце, и том центре, который называют душа.
Конец.
