Текст книги "Солдат ка Джейн. Дикари (СИ)"

Автор книги: O Simona

сообщить о нарушении

Текущая страница: 4 (всего у книги 5 страниц)

  Симптомы отравления вином при замках на ДНК до двадцати одного года мы изучали на уроках обеспечения жизнедеятельности.

  На наших ДНК стояли замки и на алкоголь.

  Если до третьего совершеннолетия натурист попробовал вина, то умрет в сильнейших мучениях.

  Первое совершеннолетие на Натуре наступает в шестнадцать лет.

  Шестнадцатилетний отвечает за свои поступки перед Законом.

  Второе совершеннолетие – в восемнадцать лет.

  Можно выходить замуж и жениться.

  Третье совершеннолетие наступает в двадцать один год.

  Жрецы торжественно снимаю с ДНК запрет на алкоголь и на табак.

  Полноценный натурщик или натурщица вступает во взрослую жизнь, где может свободно пить алкоголь и курить.

  Алкоголь и табак на Натуре синтетические, поэтому не сильно отличаются от синтетического сыра и синтетического хлеба, не говоря уже о других синтетических продуктах.

  – Бонни, ты умрешь? – в моей головке не могла поместиться мысль о смерти подружки.

  Мысль о смерти показалась мне смешной.

  Да, мы видели чужие смерти, но это были чужие смерти.

  Бонни обмякал в моих тонких ручках.

  Она оказалась чрезвычайно тяжелая.

  Я с трудом удержала тело подружки, чтобы оно не грохнулось.

  Бонни лежала на ковре из желтых листьев.

  Она уже перестала дрожать и не подавала других признаков жизни.

  Я не знала, как лечить от алкогольного отравления, и излечимо ли оно, если в генах стоят замки на алкоголь.

  В моей руке возник нож.

  – Куда резать? Куда нож воткнуть? – я закусила губку.

  Решилась и первый надрез сделала на запястье подруги.

  Второй разрез – на всякий случай – на шее сбоку.

  Показалась кровь, но не алая, а почти черная.

  – Я родилась на Натуре, – я надавила руками на груди подружки. – Ты родилась на Натуре.

  Мы доживем вместе до зрелого возраста, а потом еще поживем. – Я, словно со стороны, смотрела, как вытекает кровь из Бонни.

  Сначала медленно, вязко, словно нехотя.

  Густая черная масса отравленной крови сопротивлялась, не хотела отпускать тело.

  Но ее подтолкнула красная кровь, затем алая.

  Из ран брызнули фонтанчики.

  – Не знаю, что хуже – когда кровь выползает, или вылетает, – я не могла позволить себе панику и истерику.

  Наклонилась и поцеловала подружку в губы.

  Не помнила я, делают ли искусственное дыхание вместе с кровопусканием.

  Но я не делала искусственное дыхание, а просто целовала Бонни в сухие губы.

  – Ну, ты и шутница, подружка, – я сквозь слезы улыбнулась.

  – Джейн, на тебе кровь, – Бонни раскрыла глаза. – Жухрайский шпион тебя ранил? – Бонни попыталась подняться.

  – Ты меня ранила, в самое сердце, – я засмеялась. – Не двигайся, Бонни, а то без крови далеко не уйдешь. – Я выдернула из стенки веревку из травы.

  Стенка хижины тут же отвалилась.

  Крыша опасно накренилась.

  Оказывается, что хижина сдерживалась веревками.

  Я разрезала веревку на две части.

  Быстро, как учили на уроках технологии, жгутом перевязала плечо подружки, чтобы она не потеряла всю кровь.

  Вторую веревку стала обматывать вокруг шеи Бонни.

  Обмотала и затягивала.

  – Джейн, ты меня душишь, – Бонни не сопротивлялась, а мило улыбалась. – Хочешь, чтобы я не страдала?

  – Верёвку затягивать на шее – не своевременно, – я сбросила жгут с шеи Бонни. – Подожди немножко, Бонни, я обязательно найду хирурга в туземной деревне. – Я выскочила из хижины: – Дети, дожны же быть в деревне дети.

  Дети не пьют вино. – Я вбежала в просторную, но не шикарную хижину.

  Не обманула я себя.

  Но дети, их было немного, все спали.

  Либо взрослые угощают своих детей вином, либо в деревне нет воды, а только вино, но моей подружке нравы и традиции дикарей Эвкалипта в данный момент не интересы.

  – Дикарь, жухрайский шпион тоже по-своему немножко ребенок. – Я ворвалась в саклю, где в клетке томился и изнывал жухрайский шпион: – Филантроп, моей подружке плохо.

  – Бонни рожает? – жухрай не шутил, или шутил очень профессионально – без улыбки.

  Его лицо серьезное, как у нашего Наставника Мирандо в гимназии, когда он в столовой раздает свинину.

  Один раз в неделю по решению родительского комитета детям выделялась свиная голова на холодец.

  Мы обычно выбрасывали свиные головы сразу, как только выходили из школы.

  Кому нужны свиные головы, если наша Планета – королева планет по свиньям.

  Свинина везде, хлеба нет, только рыба, мясо, птица и свинина.

  – Бонни не рожает, потому что нам до свадьбы нельзя рожать и ничего другого нельзя, – не время сейчас рассказывать шпиону о наших законах.

  Я замолчала, и тут же осознала, что выдала вражескому шпиону наш имперский секрет.

  «Болтун – находка для шпиона» – на Натуре с каждого плаката бдительная натурщица предупреждала граждан.

  Натурщица или натурщик – у нас на Натуре сплошная толерантность.

  Мужчин в десять раз меньше, чем женщин, но на плакатах должно быть одинаковое количество особей мужского и женского пола.

  – Выживет твоя подружка, – Филантроп показал неровные коричневые зубы. – Самое страшное, что я видел в жизни, это, как женщина рожает.

  Женщина кричит, тужится и совсем не похожа на романтическое воздушное невинное создание из голограмм.

  Однажды я сам чуть не родил, когда нечаянно в детстве с друзьями подсматривал в окно родильного дома.

  Мне казалось, что женщина превращается в монстра из фильмов ужаса.

  После увиденного я три недели лежал в горячке.

  В школе вздрагивал каждый раз, когда поднимал глаза на девочек.

  Никак не мог представить, что застенчивые и робкие они когда-нибудь превратятся в чудовищ в родильном отделении больницы.

  – Филантроп, ты дурак, – я стиснула зубы. – Нам алкоголь запрещен, наши гены закодированы до двадцати одного года.

  Алкоголь до этого времени смертелен, как и табак.

  Ты не знал, но все равно – дурак!

  Парней нельзя оскорблять, но ты не парень, ты – жухрайский шпион.

  – Кто обзывается, та сама так называется, – Филантроп сделал вид, что обиделся.

  – Помоги моей подружке, – я без сил опустилась перед клеткой. – Если Бонни умрет, то и я умру.

  – Вы слишком близкие подружки, я видел, – шпион вцепился руками в прутья клетки. – Что же ты ждешь, Джейн?

  – Ты не убьёшь нас, когда выйдешь на свободу? – я говорила глупости, потому что жухрайский шпион не справится с моим кинжалом.

  Если, конечно, Филантроп не вырос на жухрайской Натуре.

  Мы с пяти лет изучаем ежедневно кинжалы, и так – всю жизнь, поэтому в нашей Империи никто лучше не владеет ножами, чем мы, натуристы.

  – Я вас возьму в плен, – шпион выпрямился.

  Он оказался широк в плечах и внушительного роста.

  Гармонично сложен, мускулист, взгляд волевой, подбородок целеустремлённый.

  – Что рот раскрыла, конфедератка? – шпион вернул меня к дикарской жизни.

  – Если бы ты был наш, имперский, то я бы невольно залюбовалась тобой, злодей, – я пальцами подтянула нижнюю челюсть, чтобы она не отвисла до коленей. – Вас в наших фильмах изображают чудовищами: страшные, грязные, перекошенные, со слизью изо рта.

  – Насчет грязного, ты угадала, – Филантроп спешил за мной к хижине, где лежала Бонни. – В клетке особо не вымоешься.

  Но на свободе мы по два раза в день принимаем душ.

  – Неужели? – я быстро быстро моргала.

  – Да и вас, конфедератов, в наших фильмах и книгах показывают монстрами.

  До встречи с вами я был уверен, что у конфедератки две головы и три ноги.

  – Филантроп, а ты умеешь врачевать? – я спохватилась, когда шпион склонился над моей подружкой.

  Бонни лежала в луже крови.

  Кожа ее стала белее белой.

  Я нежно взяла слабую руку подружки.

  – Я не доктор, но в нашей армии в устав входит обязательное учение оказания первой медицинской помощи раненому бойцу, – Филантроп приложил два пальца к виску Бонни. – Разве у вас нет подобного врачебного курса молодого бойца?

  – Не знаю, – я попыталась улыбнуться сквозь слезы. – Мы всего пару дней были в учебке.

  – Зато вас сразу отправили на Эвкалипт на боевое задание, – шпион поднялся: – Джейн, ты пока пальцами зажимай края ран, – шпион показал, как нужно придерживать. – Хорошо еще, что сделала две ранки подруге, потому что у тебя две руки.

  Как бы ты зажимала три раны двумя руками. – Филантроп выскочил из хижины.

  – Сбежал шпион, – Бонни слабо улыбнулась. – Теперь мы не можем взять его в плен.

  Как пленить того, кто убежал?

  – Ну и ладно, зато показал, как надо кровь сдерживать, – я улыбнулась в ответ. – Буду сидеть около тебя, пока ты поправишься.

  У дикарей сейчас тихий час.

  – И у меня тихий час, – Бонни закрыла глаза.

  – Все пьяные в лежку, – шпион вернулся.

  Глаза его сверкали. – Должна же быть какая-то трава у дикарей, трава, которая лечит, трава, которая останавливает кровь и заживляет раны.

  Но дикари спят и во сне видят свою траву.

  Завидую я им.

  Не платят налогов, а всегда пьяные и на курорте.

  Тепло, фрукты, овощи.

  Прекрасная планета для колонизации.

  – Эта планета Эвкалипт принадлежит нашей Империи, – я следила, как шпион втыкает иголки в края раны.

  Он иголками какого-то дерева сшивал кожу Бонни.

  Иголки выполняли роль зажимов и скрепок. – Я и Бонни служили здесь на нашем маяке.

  Недолго служили и не совсем официально... – Снова я поймала себя на слове, что слишком много рассказываю шпиону: и о маяке, и о службе.

  – Дешево и сердито, – шпион истратил все иголки и развел руки в стороны. – Чем мог, тем и помог, шпионка Джейн.

  Теперь, Джейн, занимай мое место в клетке.

  Я беру вас в плен.

  – Я не могу в клетку, потому что я должна приглядывать за Бонни, а вдвоем мы в клетку не поместимся.

  – Я поместился, а я один, как вас две, – шпион вытер окровавленные руки о земляной пол.

  – В клетке нас дикари заморят, – я не соглашалась. – Они снова напьются вина, а мы будем страдать.

  Я-то могу и пострадать, а подружке не позволю.

  – Так не честно, – шпион надул губы. – Я сидел в плену, а вы не хотите идти в плен ко мне.

  – Кровь уже не идет, – я перевела разговор на другую тему. – Филантроп, я бы поблагодарила тебя за то, что спас мою подружку.

  Но ты жухрайский шпион, враг, а врагов не благодарят.

  – Тогда я забираю свои иголки акации обратно, – шпион протянул руку к ране на шее Бонни.

  – Только дотронься до моей подружки, – я зарычала.

  Кинжал коснулся кадыка шпиона.

  – Ого, обычно самка с риском для жизни защищает свое гнездо, а ты защищаешь свою самку, – жухрай ни капельки не испугался моего кинжала.

  Либо он уверен, что сможет выкрутиться, либо думает, что я не посмею пустить ему кровь, либо не верит в мой кинжал.

  Но, скорее всего, что думает, что я не посмею.

  Он прав, жухрайский шпион.

  Мы на Натуре запрограммированы – чтобы без надобности не доставали нож, и не причиняли боль другим имперцам.

  Но, во-первых, жухрай не имперец, а шпион, а во-вторых, я ради подружки переступлю через все законы: через законы Натуры и через законы самой Империи.

  – Все, все, Джейн, ты выиграла, конфедератка, – шпион шутливо поднял руки вверх. – Ухаживай за своей подружкой.

  – И буду ухаживать, – я вскочила на длинные ножки. – Посиди, посторожи Бонни, чтобы ее собаки не загрызли, и пьяные не наступили.

  Я побежала искать еду.

  Моя любимая подружка ослабла и нуждается в полноценном питании.

  – Конфедератка, я не нанимался вам в няньки, – шпион крикнул мне в спину.

  – Другого выхода у тебя нет, – я ответила настолько загадочно, что сама зависла над своим загадочным ответом.

  – Джейн, ты не боишься оставлять меня с твоей подружкой?

  – Боюсь, – я обернулась. – Не знай, что нам до свадьбы нельзя, пока жрецы не снимут с наших ДНК замок.

  Если ты полезешь к Бонни, то вы оба взорвётесь от ДНК.

  И еще половину деревни разнесете в щепки. – Я легко выдавала секрет за секретом.

  Но разве это секреты?

  Это секретики.

  А настоящий самый большой секрет, это то, что я жизнь свою отдам за подругу.

  – Конфедератка, – шпион в досаде закричал. – Конфедератка длинно звучит, я буду тебя называть Джейн.

  – Меня зовут Джейн, – я показала шпиону язык. – А я тебя буду называть шпион, потому что Филантроп звучит неприлично, в переводе на наш язык интер.

  – У нас тоже интер, – шпион обиделся. – Ничего неприличного в моем имени нет.

  – Зато я выиграла, – я победила и подняла высоко голову.

  – Джейн, неужели ты подумала, что я с твоей недостойной подружкой сделаю это? – в голосе шпиона сквозило неподдельное удивление. – Вы же враги для меня!

  До вас дотронуться противно и неприлично.

  – Сделаешь это, это что?

  – Что сделаю?

  – То, что неприлично.

  – Ни за что не сделаю, вы конфедератки.

  – Мы не конфедератки, а Джейн и Бонни.

  – Конфедератки Джейн и Бонни.

  – Шпион диверсант Филантроп.

  – Грязные.

  – Сам ты грязный, мы чистые.

  – Невежественные.

  – У меня диплом с отличием об окончании гимназии.

  – Но все равно ни считать, ни писать, ни читать не умеете.

  – Считаем производные комплексных переменных.

  – Враки.

  – Враки, что ты умный.

  – Я умный.

  – По горшкам дежурный.

  – Мы просвещённая Империя.

  – Вы дикари хуже этих дикарей.

  – Мы не дикари, это вы, конфедераты, дикари.

  – Вы неполноценные.

  – А вы дешевые.

  Мы бы доказывали свое превосходство сколь угодно долго, но Бонни должна правильно питаться.

  Правильно – это значит – много и дорого.

  Ходить за едой для Бонни далеко не пришлось.

  Еда в деревне была повсюду: в корзинах, в плетеных ящиках, или просто плоды разных деревьев лежали на земле.

  Зато ни крупы, ни сахара, как в прежней деревне, я не нашла.

  Я вернулась в хижину к Бонни:

  – Бонни, проснись, тебе нельзя спать, – я растолкала подругу. – Сон – маленькая смерть.

  – Длинный сон – длинная смерть, – Бонни согласилась со мной. – Извини, но я нашла только фрукты, – в моем голосе звенела ирония.

  – Что ж, придется кушать фрукты и ягодки, – Бонни притворно вдохнула, но не выдержала и рассмеялась. – Джейн, да тут на целый королевский пир на Натуре.

  – Больной нужно мясо, – шпион почти с брезгливостью смотрел, как мы вгрызаемся в огромные арбузы.

  – Бонни не больная, а слегка раненая, – я обиделась за подружку. – Ты, Бонни, чуть лизнула вина и поэтому едва не погибла.

  Я очень перепугалась и не знала, что делать.

  В конце концов, решила, что нужно выпустить тебе часть крови.

  Чем меньше крови в тебе останется, тем меньше яда будет в организме.

  – Спасибо, Джейн, ты всегда принимаешь правильные решения, – Бонни скосила глаза на шпиона и взвизгнула – только сейчас осознала, что Филантроп освобожден и без намордника. – Жухрайский шпион!

  Его нужно обезвредить. – На пальце Бонни покачивался понтовский кинжал.

  – Я полностью с тобой согласна, Бонни, – я взглянула на безмятежного шпиона. – Но он тоже приложил руки к твоему спасению.

  Шпион нашел иголки акации, закрепил твои раны, чтобы вся кровь не вытекла.

  – Всё закрепил? – Бонни с испугом посмотрела между ног.

  – Не всё тебе зашил, а только раны, – я успокоила подружку.

  – Надо бы, конечно, и рты вам зашить, – Филантроп потянулся, будто только что проснулся. – Но я ваш должник.

  Вы освободили меня из клетки.

  Дикари заставляли меня добывать для них золото.

  Золото они обменивают на вино пиратов.

  – Нам не интересна твоя биография, злодей, – я демонстративно выпятила подбородочек. – Ваша Империя прогнила от основания до верхушки.

  – Зато ваша Империя благоухает свежестью, – ироничная улыбка перекосила красивое лицо шпиона. – Ваш Император целиком сшит из запасных частей.

  У него в теле ничего своего не осталось.

  Он, как старая тряпка – весь в заплатках.

  – Наш Император вечно молодой, вечно смелый, вечно здоровый, – я показала шпиону кулак. – Слава Императору.

  – Слава Императору! – Бонни с готовностью подхватила восхваление.

  – Слава Императору, – шпион прокашлялся в кулак. – Слава моему Императору, самому императорскому императору во Вселеной.

  – Наш Император императистее вашего, – я не могла поверить, что Император жухраев существует.

  – Солдатки, может быть, поговорим об Императорах в другое время? – шпион показала на шевеление в куче туземцев на улице. – Местное население просыпается и жаждет крови и зрелищ.

  – Кровь и зрелище находятся в тебе в одном, – я на шаг отступила от шпиона.

  – Мой дед родился в Империи жухраев, – шпион закусил соломинку. – У него было одиннадцать братьев, и десять из них умерли от голода.

  Дед привозил меня на гору Фудзияму и рассказывал о корнях нашей семьи.

  Скромная родословная, но я горжусь своим происхождением.

  – Поздравляю, – я отложила недоеденный банан.

  Больше в меня не лезло дорогущих фруктов.

  Бонни измазалась в соке и похожа на счастливую грушу.

  – Крови-то, кровищи сколько, – Анжела вышла из пьяного сна и подползла к нам на четвереньках. – Девочки, я сейчас вам свинины приготовлю на костре.

  – Анжела, только не мясо, – я и Бонни закричали в один голос.

  – Вы из этих что ли? – лицо Филантропа исказилось в брезгливом озере.

  – Из этих, из кого? – я насторожилась.

  – Из тех, кто не едят мясо и рыбу с курицами.

  – Нет, мы не из тех, – я успокоилась, что нас нельзя обвинить в вегетарианстве. – На нашей Планете почти нет овощей, фруктов, ягод.

  Все натуральное очень дорогое, кроме мясного.

  Даже хлеб и каша у нас синтетические, в основном из поликарбонатных смол.

  Свиней у нас кормят черной икрой белуги, а белугу – жиром и мясом свиней.

  За восемнадцать лет мы объелись свининой и черной икрой на сто лет вперед.

  – Сто лет пролетят незаметно, – шпион похлопал Анжелу по спине. – Хозяйка.

  – Я слушаю тебя внимательно, раб мой, – Анжела пыталась привести глаза на одну линию.

  – У конфедератки раны, – шпион ткнул пальцем в лобик Бонни, чтобы Анжела поняла, о ком он говорит. – Нет ли у тебя травки или напитка, чтобы раны затянулись?

  – Травка, везде травка растет, – Анжела взмахнула руками и чуть не сбила вершину черепа шпиона. – Обработаем раны спиртовой настойкой...

  – Нельзя, – я закричала, а затем улыбнулась, чтобы не испугать Анжелу. – Спирт нашим телам – вред.

  – Впервые вижу существо, которому спирт причиняет вред, – глаза Анжелы от удивления повисли на стебельках сосудов.

  Хозяйка отползла в угол, где валялась груда травы.

  Анжела порылась в куче, выудила несколько травинок и вернулась с ними к Бонни: – Если без спирта, то эта травка поможет.

  – Травку глотать? – Бонни вертела в руках сушеные стебельки.

  – Можешь глотать, можешь нюхать, можешь лизать, можешь к ранам прикладывать – эффект всегда один и тот же.

  Раны твои затянутся, как у младенца.

  – А откуда у младенцев раны? – я полюбопытствовала.

  – И много в джунглях этой травы растет? – Филантроп задал свой вопрос сразу за моим.

  Анжела решила ответить на его вопрос, а не на вопрос о ранах младенцев.

  – Бери – не хочу, – Анжела согласно кивнула головой.

  – Филантроп, а почему твой голос дрогнул, когда ты спрашивал о траве в джунглях? – Бонни заметно окрепла после поедания фруктов и ягод.

  – Спроси у моего голоса, почему он дрогнул, – шпион делал вид, что не волнуется. – Мой голос большой, он сам пусть за себя отвечает.

  – Мне кажется, что ты заинтересовался целебной травкой, которая заживляет раны, – я прищурила глаза. – Вы, шпионы жухрайские, все вынюхиваете, везде свою выгоду ищете.

  – А вам, солдаткам конфедераткам, выгода не нужна? – Филантроп не стал оправдываться. – Разве чудо-травка – не выгода для вас?

  – Бонни, а шпион прав, – я похвалила шпиона, но затем спохватилась, что почти предаю Императора, когда расхваливаю врага. – Шоу и Брамс послали нас поискать что-нибудь.

  Саранчу мы нашли, вернее она нас нашла.

  А чудо травка...

  – Чудо травка заживила мои раны, – Бонни с удивлением рассматривала ранку на руке. – Только что вытекало, а теперь розовая кожица выросла.

  Джейн, на ранке на шее тоже самое?

  – Нет, Бонни, на ранке на шее не тоже самое, потому что рука – рука, а шея – шея, но и на шее новая кожа на ранке появилась.

  – Шрам остался? – Бонни спросила по-деловому.

  Первый вопрос – жить или не жить – разрешился положительно.

  – Не шрам, а шрамик, – я погладила пальчиком по бывшей ранке. – В джунглях утром найдем травку, которая не только шрамы убирает, то и ресницы, и зубы, и лишние волосы, и ногти снимет.

  – Зачем вам лишаться зубов и ногтей? – шпион разволновался.

  – Это наша военная тайна, – я многозначительно приложила пальчик к губкам.

  – Шрам? У меня останутся шрамы, как у мужчины? – Бонни потихоньку сходила с ума от ужаса. – Да, я понимаю, что девушки солдаты в армии превращаются постепенно в парней солдат, но не так же быстро.

  Я еще молодая, я хочу побыть девушкой! – Бонни тихонько завыла.

  – Конфедератка, ты только что лежала почти мертвая, а теперь тебя заботят шрамы, – шпион ядовито растянул рот пальцами.

   – Ты ничего не понимаешь, диверсант, – я жестоко обрезала нить разговора.

  – Куда уж мне понять конфедератку, – Филантроп нарочно зевнул, показывал, что мы не слишком серьезные для разговора с ним.

  – Джейн, как мы его будем брать в плен? – Бонни не волновалась, что Филантроп сидит рядом и внимательно слушает о наших планах на его пленение. – Нам же нужно еще много дел на Эвкалипте сделать.

  – Дела, о которых мы еще не знаем, но они обязательно есть, – я кивнула в знак согласия. – Сначала решим наши военные дела, а потом переправим пленника на космолет. Натюрлих. – Я на всякий случай вызвала Аврору.

  Аврора натюрлихом мне не ответила.

  Будем надеяться, что у нее сработает аварийный механизм, когда мы через сутки не обозначимся.

  Аврора прилетит за нами на аварийном автопилоте.

  Или не прилетит.

  – Самое любопытное, что подобные мысли – как пленить вас, конфедератки, бродят в моей голове, – шпион засмеялся. – Я ни на чем другом не могу сосредоточиться, кроме как на вас.

  Кровь от напряжения стучит в висках.

  Однако, вас не волнуют мои страдания.

  Вы рассматриваете меня, как коврик для ног.

  – Зачем нам в джунглях коврик? – Бонни после фруктов и целебной травки окрепла настолько, что сидела и не бледнела бледностью великой.

  – Новые белые рабыни, – от туземца не укрылась наша бледность и наше появление.

  Тощий мужчина раскачивался на высохших ножках перед Бонни. – С вами мне будет нелегко, но я не пытаюсь оправдываться. – Он беспомощно развел руки в стороны, словно хотел нас обнять.

  – Почему это с нами тебе будет нелегко? – во мне взыграл дух противоречия. – С нами легче легкого пуха.

  – Туземец хочет на одну ночь взять вас в жены, конфедератки, – шпион зевнул. – У них в племени так принято.

  Утром добывают золото.

  Днем раз в неделю золото обменивают пиратам на алкоголь.

  С утра до вечера пьют этот алкоголь, а затем – ночью – пытаются восстановить свой древний род дикарей.

  Так как алкоголь пагубно влияет на организм...

  – Ты сказал «пагубно», – Бонни преобразилась.

  Наконец, она нашла мудреца, хотя он и из жухраев, даже хорошо, что философ жухрайский, потому что наши мудрецы философы не смогли объяснить значение слова «пагубно». – Что ты подразумеваешь под словом «пагубно»?

  – Пагубно? – шпион сбился с мысли. – Вас и этому в школе не учили?

  – Мы не раскроем секрет, чему нас учили в школе, а чему не учили, – я, кажется, научилась хранить военные тайны.

  И тут же брякнула, – наши космолеты лучше, чем ваши.

  – Джейн, подожди пожалуйста, о космолётах, – Бонни ущипнула меня за попку. – Дело государственной важности касается значения слова «пагубно».

  – Глупенькие конфедератки, – Филантроп расходился. – Пагубно – всего лишь – плохо, и никакого другого значения в этом слове нет.

  – Ха! Так нам отвечали Наставники в младших классах, – Бонни дико разочарована.

  Даже ушки покраснели от злости. – Мы наставников тогда спрашивали: почему же не говорим просто и легко – плохо, а обязательно произносим «пагубно». – Вопрос ударил шпиона ниже пояса.

  Ниже пояса достался он и дикарю.

  Туземец приподнял юбку, изучил в подробностях, что под ней происходит и вздохнул.

  – Из-за алкоголя туземцы и туземки редко имеют потомство, – шпион решил пройти мимо слова «пагубно». – Поэтому они пытаются зачать ребенка – с кем попало, и как попало.

  У них не существует понятия муж, жена, родственники.

  Лишь бы женщина забеременела.

  – Никто не оценит страдания мужчин на этой почве, – дикарь покачнулся и открыл бутылку вина.

  Часть вина пролилась на лежащую Анжелу. – Мы должны пересиливать себя, сбивать дыхание, и ради чего? – Дикарь пожал узкими плечами.

  На левом плече у него сидела попугай. – Ради того, чтобы кто-то понес ребенка.

  – Я гость на этой планете, – шпион беспомощно смотрел на нас. – Но меня дикари называют рабом.

  Заставляют не только золото мыть, но и спать с ними.

  Вы понимаете, меня, девушки?

  – Открытия на нашей родине делаются везде, – я ответила осторожно. – Мы открытый народ, поэтому знаем, как дети берутся.

  – Но так, чтобы как здесь, это отвратительно, – Бонни вспыхнула алым цветом.

  – Я не нахожу ничего отвратительного помочь женщине зачать ребенка, – шпион гордо выпятил грудь. – И то, что иногда в качестве эксперимента ко мне подкатываются под бок мужчины дикари, я считаю частью эксперимента.

  – Ты бы мог сделать в своей Империи жухрайской карьеру супермодели, – я облила шпиона взглядом, который у нас на уроках общения называется «презрительный». – Мог бы стать национальным жухрайским героем.

  Мог бы добиться славы первопроходчика в неизвестных Галактиках.

  Но вместо этого ты выбрал подлую, унизительную дорогу – ты спишь с мужчинами и с женщинами до свадьбы.

  – Не думаю, что ты, конфедератка, знаешь всю правду обо мне, – шпион ответил сухо. – Ты напрасно напрягаешь свой мозг, который от усилий превращается в орех.

  Вам, конфедератам, никогда не понять истинный путь настоящего жухрая.

  – Вы – воплощение алчности, – от волнения грудки Бонни увеличились.

  Увеличение привлекло пристальные взгляды туземцев и шпиона. – Ты продемонстрировал огромный криминальный талант, мечтаешь только о подлом и о деньгах.

  Но что еще можно ожидать от жухрайского шпиона.

  Не надейся, что мы будем выслушивать твои истории.

  – Эй, ты, что, пошли? – сразу три дикаря и одна дикарка заинтересовались речью Бонни.

  Они подхватили мою подружку и потащили ее на площадь перед костром.

  – Начинается первый акт попыток забеременеть, – жухрайский шпион притворно вздохнул.

  – Ты только об актах думаешь, диверсант, – я оказалась в компании только двух дикарей.

  – Я не стану вам помогать, конфедератки, – шпион ласкал трех девушек, или женщин.

  Лица их потные и красные от выпитого вина, поэтому пол по лицам рассмотреть трудно. – Мне самому предстоит пытка любовью. – Судя по довольному выражению лица шпиона, он предстоящее пыткой не считал.

  – Бонни, у нас появились парни, – я радостно взвизгнула.

  – На Натуре наши одноклассники не поверили бы, – Бонни ответила заливистым смехом. – И тащат, и хотят нас – кто бы мог подумать.

  Подобной чести от наших натуристов мы не дождались.

  – Да и в учебке на Клондайке парни нас прокляли, обвинили во всех своих бедах, – я присела на колени худого туземца.

  – Ваша учебка называется Клондайк? – шпион от меня узнал еще одну нашу важнейшую военную тайну.

  В мои ягодицы больно упирались острые колени дикаря.

  Все мужчины племени худющие, а женщины – налитые, как шары с водой.

  Вода, вода, я забыла о воде.

  Так с забывчивостью можем с Бонни засохнуть, как пальмы на ветру.

  – Мужчины, угостите леди водичкой, – я сложила губки бантиком.

  В мои руки упали бутылка виски и кувшин с вином.

  – Нет, я пить хочу, а не выпить, – я вскочила с коленей парня и извивалась в танце.

  Парни – богатство, перед парнями нужно танцевать.

  – Мы пьем только вино, – дикари смотрели на меня, как на сумасшедшую лисицу.

  Бешенство среди лисиц на Натуре распространено свыше крыши.

  Каждая вторая лисица – бешеная.

  Но мы не истребляем бешеных лисиц, потому что они пушистые.

  – Я не пытаюсь оправдаться, – Бонни тоже заигрывала со своими туземцами, – но мне сейчас нелегко.

  Ранение, жажда и невозможность выйти замуж без помощи жрецов.

  – Мабака собака, – рука дикаря полезла ниже моей ватерлинии. – Полегче, парень, – я пыталась сохранить хорошее отношение к местным мужчинам. – Нам до свадьбы нельзя. Табу. – Я растопырила пальцы.

  Растопыренные пальцы, по моему мнению, должны означать загадочное табу.

  – Джейн, у меня не лучше ситуация, – Бонни волновалась в руках других дикарей и девушки. – Вряд ли слезные истории в нашу защиту поколебят... поколебут...

  – Поколеблют, – шпион добавил.

  Он с интересом смотрел за представлением.

  – Поколебут, – Бонни ярко посмотрела на Филантропа. – Не думай, жухрай, что ты здесь самый умный.

  – Я не думаю, я знаю, – шпион ответил без запинки.

  – Наглец, – я сразу оценила одним словом и шпиона и дикаря.

  – Конфедератки, вы можете привлечь к суду дикарей, – шпион потешался. – Или удивите их боевым приемом, которому вас обязательно должны были научить в имперской вашей прогнившей армии.

  – Ай! – Бонни вскрикнула.

  Через пару мгновений дальняя от костра хижина рухнула, словно у нее подкосились ноги.

  Я сразу поняла, в чем дикарское дело.

  Туземец, очевидно, полез рукой к Бонни за ее ватерлинию.

  Мы могли бы успокоить дикарей нашими кинжалами.

  Но гораздо эффектнее и безобиднее, когда дикари отвлекутся на что-то другое, чем на драку с нами.

  Бонни просто метнула кинжал «юбочкой».

  Мы одежду не носим, но некоторые приемы владения ножами называем разными терминами одежды.

  «Юбочка», или «бабочка» – когда кинжал летит по кругу, словно юбка у балерины.

  У балерины из другой префектуры, не из нашей.

  Новости, интер сделали информацию и фильмы доступными для любой точки империи.

  На Натуре очень популярны фильмы, где артисты не в одежде.

  Странно видеть одетых людей, хоть и в голограммах.

  Кинжал в «юбочке» срезает все на своем пути и возвращается к хозяину.

  Во многих приемах полет кинжала не виден для постороннего глаза.

  Мы же, опытные метальщики ножей, в любой момент знаем, где находится кинжал – свой, или чужой.

  Мы слышим шуршание ножа по воздуху.

  Кинжал Бонни срезал опоры хижины туземцев.

  Полагаю, что Бонни даже не знает, где эти опоры.

  Она пустила кинжал – чтобы он все срезал в хижине.

  – Если полезешь ко мне снова туда, то вторая хижина упадет, – Бонни погрозила провинившемуся дикарю тонким пальчиком. – Табу.

  – И вам тоже табу, – я сдвинула бровки, пугала моих ухажеров. – До свадьбы нельзя. – Я с надеждой смотрела в закатывающиеся глаза туземцев. – Парни, возьмите нас замуж.