Текст книги "Солдат ка Джейн. Марш-бросок (СИ)"

Автор книги: O Simona

сообщить о нарушении

Текущая страница: 1 (всего у книги 5 страниц)

  – Я тоже люблю тебя, Бонни, – я накрыла губы подружки своими жаркими губами.

  Мы переплелись и сразу заснули.

  Проснулась я от неясного слабого мерцания.

  Проснулась и сразу ущипнула Бонни нашим тайным щипком.

  После него нельзя вскакивать, протирать глаза и кричать:

  "Что случилось?

  Что это было?"

  Бонни проснулась, но для конспирации продолжала сопеть, будто спит.

  – Что случилось? – я сама нарушила правило.

  Подпрыгнула на кровати, но кинжал не стала доставать.

  Выхватить его и использовать – доля наносекунды.

  Вокруг нашей кровати сидели парни нумерологи.

  На них накидки с капюшонами.

  В руках парни держали зажжённые свечи.

  – Дураки вы все, испугали, – Бонни встала передо мной.

  – Бонни, пойдем спать в другое место, – я жалела сладкий сон.

  Мне снилось, что пенсионный возраст в Империи снизили до восемнадцати лет.

  Я и Бонни можем получать раннюю пенсию.

  На самом интересном месте сна – когда я вытаскивала из банкомата новенькие Имперские доллары – пришлось проснуться.

  Мы с негодованием покатили кровати на колесиках из третьей казармы.

  Кровати скрипели нещадно, будто не койки, а разваливающиеся космолеты.

  – Опа, собрался в сортир, а тут подарок, – Джейн и Бонни с кроватями, – шутник Абрамович чуть не столкнулся с нами. – Девочки, я сплю?

  – Ущипни, проверишь, – я пыхтела под тяжестью кровати.

  – Спасибо, Бонни и Джейн, – Абрамович ущипнул меня и Бонни за попки.

  – Не нас щипай, а себя, – я еще находилась под впечатлением от фантастического рассказа Шорли о том, что не мы за парнями должны бегать, а парни – за нами.

  Бред!

  Не может быть, что в других конфедерациях Галактик парни ухаживают за девушками и платят за девушек.

  – Себя щипать не интересно, вас – приятнее, – Абрамович сладко потянулся.

  Полотенце слетело с его узких девичьих бедер. – Извините, девочки, за то, что предстал перед вами в неподобающем виде, – Абрамович запутался в полотенце и покраснел от смущения.

  – Абрамович, на нашей Натуре все парни голые и девушки – как видишь по нам, – я напомнила солдату.

  Мы с Бонни снова занялись кроватями на колесиках.

  – Куда вы кроватки везете девочки?– Абрамович не отставал от нас как банный лист в сауне.

  – Иди спать, Абрамович, – я воткнула кулаки в бока.

  Не хватало еще, чтобы новобранец подсмотрел, где я и Бонни устроим уютное гнездышко. – Не подсматривай, шалун, – я погрозила пальчиком новобранцу.

  Абрамович радостно захихикал, словно Бонни одарила его долларом.

  Но все же солдат ушел – середина ночи не время для солдатских шуток и развлечений.

  – Джейн, шалун – ругательное слово, Бонни посмотрела по сторонам, убедилась, что за нами не подглядывают, и извлекла из-под коврика ключ. – Почему парни хихикают, когда мы их обзываем шалунами?

  – Слово – звук, – я гордилась своим дипломом с отличием об окончании гимназии: звуки от слов умею отличать. – Звуков во Вселеной меньше, чем слов.

  Поэтому в разных уголках нашей бескрайней Империи, да славится наш Император, да продлятся годы его жизни, – я восхваляла Императора на всякий случай – вдруг, за нами подсматривают и подслушивают камеры визоров, – одинаковые звуки могут обозначать разное.

  Шалун на нашей Натуре – оскорбление. – Мы вкатили койки в комнату для трофеев и закрыли дверь на ключ с обратной стороны. – В конфедерации Абрамовича – шалун, наверно, означает ласковое, игривое.

  Помнишь политический скандал в нашей Конфедерации по поводу кокота? – Я назидательно пососала пальчик.

  – Когда посол Фракийской делегации обиделся на то, что наш министр назвал его кокотом? – Бонни захихикала. – Фракийцы прилетели за рыбой, а их обозвали кокотами.

  – Мы же не виноваты, что у нас кокот – почетное звание научных сотрудников в зоотехнологии, – я улыбнулась воспоминаниям. – В префектуре Фракийских Галактик кокот означает – пенис в грубой форме.

  – Джейн, как может быть пенис в грубой форме? – на лбу Бонни появились морщинки от излишнего умственного напряжения. – У пениса по анатомии только она форма.

  – Так говорится, что в грубой форме, – я почесала Бонни между лопаток. – В грубой форме может быть не только пенис, но и другие выражения и действия.

  – Тогда бы так и говорили, что пенис – пенис, а выражения – выражения.

  – Фракийский посол и его делегация не поняли игры слов, поэтому обиделись, – перед моими глазами всплыли новостные заголовки: "Межгалактический имперский скандал.

  Рыба в обмен на пенис". – Поэтому Фракийцы остались без рыбы, а мы на нашей Натуре, без их денег.

  – Джейн, ты сказала на нашей Натуре, – Бонни присела на сдвинутые кровати и болтала ножками. – Но Натура уже не наша.

  Нас вычеркнули из всех списков после того, как мы феноменально невероятно написали тесты на сто процентов и попали в особую пехоту.

  – Мы – особые пехотинки, поэтому восстановим себя во всех списках, – я развязала шнурки на армейских белых ботиночках. – Бонни, не забивай головку разной ерундой – о том, что мы есть, а нас как бы нет.

  На нас глазеют, с нами разговаривают в армии, значит, мы хотя бы для армии, существуем.

  Есть более важные вопросы, наиважнейшие, первостепеннейшие, – я присела на колени Бонни и приобняла подружку за талию.

  – Какие первостепеннейшие вопросы? – Бонни заинтересовалась и погладила меня по груди.

  – Кто какие?

  – Первостепеннейшие вопросы, Джейн.

  – Что за вопросы, Бонни?

  – Ты сказала, что первостепеннейшие вопросы.

  – Я сказала?

  – Ты сказала, Джейн.

  – Зачем я сказала?

  – Наверно, хотела, пояснить, какие у нас первостепеннейшие вопросы.

  – Бонни, прости, забыла.

  – Что забыла, Джейн?

  – Об этих.

  – О чем?

  – О том, что ты говорила, а я об этом спросила.

  – Я и не забывала, потому что не помню даже то, о чем забыла.

  – Что-то важное.

  – Важнее, чем то, что я сижу на твоих коленях?

  – Нет, конечно.

  – Бонни, ты потрогала меня за грудь, вот я все и забыла.

  – Тогда расслабься, Джейн.

  – Мы недавно расслаблялись в душевой.

  – Ну и что?

  – Не вредно ли частое расслабление для здоровья, Бонни?

  – Джейн, ты же отличница.

  – О том, что я отличница, я помню.

  – А третье правило термодинамики забыла, Джейн.

  Оно гласит, что расслабляться нужно тогда, когда хочется и когда необходимо.

  – Преступлением перед обществом является нерасслабленное тело, – я прекрасно помнила третье правило термодинамики.

  – Почему же тогда?

  Ты меня разлюбила, Джейн?

  – Бонни, ты это я, поэтому я не могу разлюбить себя.

  Ты на меня действуешь магнетически.

  Я даже третье правило термодинамики не сразу вспомнила.

  Мозги поджариваются.

  – Это опасно, Джейн, нужно тебя срочно расслабить, – Бонни захихикала.

  Я утонула в море восторга.

  – Расслабление, действительно, помогает думать, – Затем я расслабила подружку. – Бонни, я излечилась.

  Поэтому вспомнила о первостепеннейших вопросах.

  Их всего четыре – потому что два левых полусапожка, два правых.

  – Тогда уже – восемь первостепеннейших вопросов, – Бонни прекрасно поняла, о чем я думала.

  Когда надо о словах, то до Бонни доходит нелегко, а, когда о важном беседуем, то Бонни дает мне сто очков вперед. – Два белых левых ботиночка, два правых плюс четыре полусапожка красных, всего – восемь.

  Ты завтра хочешь выйти в новых красных лакированных полусапожках на каблуках шпильках высоченных?

  – Не высоченные каблуки, а всего лишь – семь дюймов, – я с напускной небрежностью фыркнула, словно молодая кобылка.

  Будто бы я каждый день разгуливала на шпильках в семь дюймов.

  – Гениальный первостепеннейший вопрос, – Бонни обняла меня за шею и расцеловала. – А, если завтра снова война, как сегодня?

  – Ну и что, Бонни, – я прилегла и закинула ножку на талию подружки. – Мы же солдаты, а для солдата каждый день – война.

  Тем более что красные лакированыне полусапожки на шпильках – армейская обувь по уставу.

  Иначе их не присылали бы на военный склад и не раздавали солдатам.

  – Не солдатам, а солдаткам, Джейн.

  – Представляешь, как мы шикарно будем выглядеть в красных полусапожках на полосе препятствий?

  – Джейн, я рада, что мне не приходится подбривать мою полосу препятствий, – Бонни взяла мою ладошку и прислонила к своему лобку. – Чувствуешь, как гладко.

  Она еще и блестит без волосиков.

  Травка Жармионе подействовала замечательно.

  Теперь я не должна постоянно подбривать лобочек.

  – Бонни, а, если ты захочешь снова волосики на лобке? – я приподнялась на локотке, чтобы лучше видеть выражение глаз подружки.

  – Тогда мы найдем Жармионе, и она посоветует новую травку – уже для роста волосиков, – Бонни произнесла неуверенно.

  – Бонни, ты полагаешь, что Жармионе жива, что ее не расстреляли? – я очень переживала за дикарку.

  Спасла ей жизнь, обманула космодесантников, сказала, что золотокожая золотоглазая туземка Жармионе – внебрачная дочь Императора.

  Сейчас, наверно, ее пытают, подозревают, что она шпионка жухраев, которая прикрывается званием дочери нашего Императора.

  – Джейн, я уверена, что с Жармионе все прекрасно, – в голосе моей подруги зазвенело серебро.

  Бонни понимает, что я переживаю, и сама она волнуется.

  – Тогда спим, выключай свет, Бонни, – я хитро улыбнулась.

  – Может быть, ты выключишь, Джейн? – подруга притворно сердито щелкнула пальцами. – Лентяйка.

  – Астероид, космолет, черная дыра? – Я с восторгом приняла старую нашу игру.

  Черная дыра побеждает астероид, потому что его поглощает.

  Космолет выше, чем черная дыра, обыгрывает ее, потому что космолёт пролетает через черную дыру.

  Астероид побеждает космолет, потому что крепче космолета. – Кто проиграет, тот и свет выключает.

  – Астероид, космолет, черная дыра, – мы три раза встряхнули кулаками.

  – Бонни, у тебя Астероид, а у меня черная дыра, – я взвизгнула от счастья.

  Маленькие, но свои, радости жизни выше, чем радости большие, но надуманные.

  – Не черная у тебя дыра, Джейн, а розовая, – Бонни сделала вид, что разочарована проигрышем.

  – Не дыра, а щелочка, – я на всякий случай пощупала себя.

  Вдруг, моя щелочка превратилась в дыру?

  Нет, все по-прежнему – строго и цивильно.

  Замок на ДНК надежно сдерживает щелочку от разных превращений.

  – Во сколько будем вставать, Джейн? – Бонни в темноте нащупала дорожку к кровати, а потом нащупала меня.

  – Мы в армии, Бонни, – я прижалась к подружке. – В армии подъем строго по расписанию – в пять часов утра.

  Нас разбудят громким криком.

  – В простой армии все по расписанию, – Бонни бормотала в полусне. – Мы в учебке для особых.

  У нас и еда особая, изысканная, обильная.

  И спать нас никто не гнал, и никто нас не избивал.

  – Зато других лейтенант Шоу избивал, – я прошептала.

  Но подружка уже сладко сопела.

  Проснулись мы одновременно, как часто бывает.

  – Бонни, уже утро? – я поцеловала подружку в сладкие после сна набухшие губки.

  – В нашей комнатке нет окон, – Бонни напомнила, словно я забыла и не видела. – Слышишь голоса?

  Значит, все проснулись. – Может быть, прогуляем первый день учебы?

  – Учебу прогулять можно, – я сомневалась. – Но тогда мы и завтрак прогуляем. – Я сползла с кроватки и любовалась красными лакированными полусапожками.

  – Наш завтрак стоит дороже, чем обед для сотни научных сотрудников на Натуре, – Бонни мигом слетела с кровати.

  Мы выпрыгнули в сапожки, зашнуровали, подхватили зубные щетки, прокладки, пасту и выбежали в коридор.

  – Бонни, Джейн, вы спали отдельно? – Сразу натолкнулись на Малевича и еще трех новобранцев. – С кем спали? – Утренние армейские шутки начались.

  – С тобой спали, Малевич, – Бонни озадачила Малевича нестандартным ответом.

  Он надеялся, что мы покраснеем от смущения.

  Разве стыдно спать с кем-то? – Ты уже забыл нас, шалун? – Бонни применила слово «шалун», которое мы вчера обсуждали перед сном.

  – Шалун, – я погладила Малевича по щечке.

  – Ого, – парни засвистели и заржали.

  Я и Бонни торжественно подплыли к двери в умывальную комнату... постарались торжественно, но не привыкли еще к высоким тонким каблучкам.

  Я подвернула правую ногу, ухватилась за Бонни, чтобы не упасть.

  Но и моя подружка некрепко стояла на каблучках.

  Мы после возни, все же оказались на полу.

  – Сверху открывается замечательный вид на холмы и долины под нашими ногами.

  Расщелины и горы, бугры и плато. – Брюханов пропел какой-то неизвестный мне стих.

  Наверно, творчество поэтов Брюхановской провинции.

  – Девочки, вам помочь? – Вирус предложил нам руки помощи.

  – Спасибо, Вирус, мы сами солдатки, – я наградила Вируса благодарным взглядом и открыла дверь умывальной комнаты.

  – Солдат Джейн, здесь ты что забыла? – от зеркала отвернулся половинчатый лейтенант Шоу.

  Половина лица у него в пене для бритья, вторая – уже голая. – Здесь умывальня для офицеров.

  – Мы, значит, купались вчера в вашем бассейне? – Я произнесла и почувствовала, как Бонни наступила мне на ногу. – Бонни, осторожно, сапожки у нас новенькие.

  – Дон лейтенант Шоу, извините, нас, мы пойдем? – Бонни на всякий случай поклонилась.

  Я тоже присела с поклоном – спина не переломится от лишнего поклона, а лейтенанту Шоу – приятно.

  – Если хотите, солдатки, то можете пользоваться офицерской умывальней, – лейтенант Шоу добривал вторую половину посиневшего лица. – Последнее время я мало нахожу людей, которые тонко реагируют на стихи и на музыку.

  Меня это очень удивляет.

  Я не могу ни понять, ни одобрить действия нашего имперского Министерства образования, которое по своей инициативе исключило из подготовки военных кадров обучение танцам и основам стихосложения. – Лейтенат Шоу беседовал со своим отражением в зеркале, поэтому мы не стали им мешать.

  Вышли, закрыли за собой дверь и вздохнули.

  – Девочки, ошиблись дверью? – Волга подмигнул нам.

  Он нес корыто с нечистотами. – Наша умывальня чуть дальше по коридору.

  Видите, где Брунцелез упал – там пол мокрый, туда и входите.

  – Войти в пол? – я захихикала.

  – Входите в пол, если в другое место не можете войти, – Волга иронизировал, но по поводу чего и над кем?

  – Ничего себе, – я вошла в умывальную комнату для новобранцев и солдат. – Здесь круче, чем в Императорском дворце, в котором я никогда не была.

  – Бассейн намного больше, чем для офицеров, – Бонни раскрыла ротик от удивления. – Сауна роскошная – на миллиард человек.

  В нее линкор поместится, не меньше.

  – Лишь бы вы, девочки, поместились, – новобранец, я забыла его фамилию, – проскакал мимо с мочалкой.

  – Фуникулер, – я остановила раскрасневшегося после сауны знакомого новобранца. – Почему для солдат богаче, чем для офицеров?

  – Потому что армия любит пускать пыль в глаза, – Фуникулер снисходительно подёргал меня за левое ухо.

  – Пускать пыль в глаза – это образное выражение? – Бонни спросила осторожно, чтобы не опозориться.

  Здесь слились вместе множество Цивилизаций необъятной нашей Империи.

  И каждая Цивилизация удивляет других и удивляется другим.

  – Бонни, не выражайся, – я погрозила подруге пальчиком.

  – Наша учебка – только для особенных, кто сдал Императорские тесты на высокий процент, или попал в особые подразделения артиллерии, косморазведки, пилотов. – Фуникулер не упомянул о нашей с Бонни особой пехоте.

  Я многозначительно посмотрела на Бонни.

  Подруга также хитро кивнула очаровательной головкой.

  – Бонни, Джейн, а вы в особую артиллерию попали?– Фуникулер заметил наши перемигивания.

  – Нам запрещено распространяться, – я ответила важно.

  – Артиллерия, косморазведка, пилоты, а куда же еще? – Фуникулер почесал затылок. – В другие виды войск у девушек не получается написать тест.

  – Вот то-то и оно! – Бонни многозначительно подняла пальчик.

  – Не хотите, не говорите, – Фуникулер обиделся. – У меня была знакомая из космодромного поселка городского типа, или городка поселкового типа.

  Ее звали Амелия.

  – Фуникулер, она у тебя была, или ты у нее был? – я уточняла. – Ее звали Амелия, а теперь как зовут?

  – Джейн, наверно, ты думаешь, что Солнце всходит и заходит только благодаря тебе, – Фуникулер с усмешкой щёлкнул зубами. – Моя Амелия тоже любила напускать на себя туман загадочности.

  Как напустит тумана – ничего не видно, и еще меньше непонятно.

  Доигралась, досекретничалась – забыла, кто она и откуда.

  Так и ходила, спрашивала всех: «Вы меня знаете?»

  – Ты бросил больную подругу одну, а сам удрал в армию, – я наклонила головку к правому плечу. – Понятно.

  – Если тебе все понятно, Джейн, то зачем меня спрашивала, – Фуникулер надул губы.

  – Прости, Фуникулерчик, – я встала на цыпочки и стала намного выше парня. – Ты не сказал, почему у нас умывальня роскошнее, чем у товарищей офицеров.

  – Ради различных комиссий и корреспондентов, – Фуникулер сменил гнев на милость. – Наша учебка – образцово показательная.

  Поэтому и еда в столовой шикарная и много.

  Подъем у нас не по выстрелу пушки, а, когда мы захотим.

  Посещения занятий – вольные: хочешь – изучай военное дело, хочешь – на солнышке загорай.

  – На солнышке загорать? – я переспросила, потому что загорать – наше основное девичье занятие.

  – Девочки, только подумайте, – Фуникулер постучал мыльницей по моему лбу. – Кто в здравом уме будет пропускать занятия?

  Нас бросят на фронт, а прогульщики не узнают, как из бластера стрелять, куда гранату бросать, где у военного крейсера пушки, а где гипердвигатели.

  Лично я собираюсь учиться, учиться и учиться.

  – Где-то я слышала об учиться, учиться и учиться, – Бонни потерла ладошкой лобик, чтобы вспомнить.

  – Адмирал Краузе сказал, когда его повели на расстрел. – Фуникулер добродушно подсказал нам. – Еще Краузе принадлежит крылатое выражение: Кто, если не мы!

  – Обязательно в свободное от учебы время я искупаюсь ради погибшего Краузе в нашем шикарном образцово-показательном бассейне, – я пообещала сама себе.

  Мы забежали в сауну только одним глазком взглянуть на богатство.

  Стены сауны обшиты панелями из красного дерева.

  На них висели картины старинных мастеров и красивые пушистые ковры, от которых исходило тусклое сияние древности, радиации и богатства.

  Каменная винтовая лестница поднималась от полки к полке.

  Я и Бонни через дубовую дверь вышли на крышу казармы, а с нее спустились по винтовой лестнице.

  В столовой царило веселое оживление – совсем не похожее на армию, которую показывали в кино и описывают в книгах.

  Я уже не так, как вчера, набросилась жадно на кашу, овощи и фрукты.

  Правда, не выдержала, запихнула в рот персик целиком, а персик – ни туда, ни обратно.

  – Джейн, скажи спасибо, что нам на завтрак не прикатили целые арбузы. – Бонни наслаждалась моим беспомощным видом. – Арбуз провалился бы тебе в животик.

  Пару дней ты ходила бы, как беременная – с арбузиком в животике. – Бонни слишком заигралась словами, поэтому не заметила, что каша горячая.

  Проглотила ложечку и выпучила глаза.

  – Яфык, яфык, – Бонни схватила компот, чтобы охладить раскаленный язык.

  Но вместо компота оказался горячий чай.

  – Будешь знать, как смеяться над подружкой, – я избавилась от персика – проглотила его целиком с косточкой.

  – Лусака ест за двоих, – Бонни откашлялась после пытки кипятком. – Шорли не пришел, прячется от господ офицеров, дезертир.

  – Не только дезертир, но еще и мой жених, – я напомнила подружке, что Шорли считал меня своей невестой.

  – Ты поверила ему? – Бонни вишенку не донесла до губ. – Он не шутил?

  – Не знаю, – я небрежно счищала кожуру с картофелины.

  Картошка – дорогой деликатес на Натуре. – Главное, что он произнес вслух, что я его невеста.

  Так что я могу поставить галочку в своей судьбе.

  – Я тоже ставлю галочку, что я невеста Лусаки, – Бонни приободрилась.

  – Твой жених смотрит только на шашлыки из баранины, а не на тебя, – мне стало чуть-чуть обидно, белая зависть, что и у Бонни жених.

  Одно дело – я бы была уникальная невеста, а сейчас нас две уникальные в нашей компании.

  – Солдат Джейн, жених в бою – самая главная цель для девушки, – капрал Брамс вышел из-за моей спины.

  Подслушивал, значит, товарищ капрал.

  – Солдаты, – капрал прошел в центр зала столовой. – После завтрака не расходитесь по цветочным полянам.

  Построение, а потом – учебное время.

  Первая пара – основы бластероведения.

  Вторая пара – основа космодинамики.

  Затем обед, а после обеда...

  – После обеда – победа, – кто-то пошутил из-за дальних столиков около окна.

  – Крейцер, я устрою тебе победу, которую ты никогда не забудешь, – капрал пошутил стандартно, но от стандартности шутка не теряла ни своего зловещего смысла, ни смеха. – Посмотрим, как ты запоешь победу, когда повиснешь без страховочного троса на парапете над говокружительной пропастью, где стены космодрома смыкаются со скалами.

  Потом, если не разожмешь пальцы, то увидишь величественную панораму снежных гор, которые окружают зеленые джунгли.

  – Господин капрал, я пошутил, – Крейцер отозвался дрожащим голосочком. – Не нужна мне победа после обеда.

  – Никакая победа не сравнится с сытным вкуснейшим элитнейшим завтраком, – Бонни прошептала мне крамольную мысль.

  – Победа для солдата должна быть превыше всего, даже превыше завтрака с дорогущей кашей и не менее дорогими овощами и фруктами, – капрал, словно услышал нас.

  – Я знаю, что сравнится и выше, чем вкуснейший наш завтрак, – я прошептала в ответ.

  – Что же это? – Бонни смотрела на меня с подозрением. – Шутишь, Джейн?

  – Обед – превыше завтрака, потому что на обед – больше и изысканнее блюда.

  – Ну, подруга, умеешь ты испугать, а потом обрадовать, – Бонни захихикала.

  – Чтобы сделать хорошо, не обязательно делать хорошо, – я вспомнила аксиому из теоретической философии. – Нужно сделать плохо, а потом вернуть, как было. – Мы отнесли подносы и вышли на площадь перед столовой.

  – Опаздываете на построение, солдатки Джейн и Бонни, – лейтенант Шоу хлестал по ноге железным прутом.

  – Дон лейтенант, в столовой еще осталось много наших, – я попыталась оправдаться.

  – Они опоздают еще больше, чем вы, – лейтенант находился в прескверном настроении.

  Лицо выбритое до синевы, а на лбу синие пятна.

  Наверно, остались после общения с синей аватаркой Фирмой.

  Лейтенант морщился, как от зубной боли.

  – Не опохмелился лейтенант, поэтому и свирепый, – Брунцелез шепнул, когда я и Бонни заняли место в строю – между ним и Вирусом.

  – Моцарт никогда не опаздывал на свои концерты, – лейтенанта Шоу повело опять на культуру.

  Вчера в офицерской столовой он радовался хрюканью майора Небраски, а сегодня Моцарта лейтенанту подавай на серебряной тарелочке. – Вы, новобранцы, грязь, по сравнению с Моцартом, но позволяете себе опаздывать

  – Господин лейтенант, – Грецки после усыпляющего завтрака потерял бдительность. – Моцарт не опаздывал на свои концерты, потому что он сам и был концертом.

  Когда выходил на сцену, тогда и начинал концерт.

  – Грецки, а что ты скажешь о Достоевском? – лейтенант Шоу без замаха ударил железным прутом по животу Грецки.

  Солдат согнулся, и тут же получил по спине этим же прутом. – Ничего не скажешь о Достоевском? – Лейтенант рассвирепел.

  Но благоразумно не добил, по его мнению – дерзкого, новобранца.

  Мы застыли каменными глыбами в едином строю.

  Образцово-показательные мы новобранцы, но до комиссии и корреспондентов не каждый успеет дожить.

  – Волга, почему ремень не подтянут? – Лейтенант Шоу пробежался к началу строя.

  Капрал Брамс следовал за ним, но на расстоянии, чтобы не получить кулаком в лоб.

  Зато кулаком в лоб получил солдат Волга.

  – Милошевич, пуговица болтается на кителе, – удар по челюсти Милошевичу.

  – Гениус, ботинки твои где?

  – Товарищ лейтенант, у меня нет ног, поэтому нет и ботинок, – Гениус сидел в инвалидной коляске.

  Вчера ему гранатой оторвало ноги, а сегодня Гениус уже в строю, но без ног.

  – Не порядок, что ты еще не добыл себе новые ноги в бою, Гениус, – лейтенат отвесил отеческий учебный подзатыльник инвалиду Гениусу.

  – Страдивари, – лейтенант Шоу с пятки на носок щегольских армейских ботинок перекатывался перед следующей жертвой. – Ты позоришь свою фамилию.

  – Господин лейтенант, я просто стою перед вами по стойке Смирно, – Страдивари испуганно таращил глаза.

  – Не по размеру пузырящиеся штаны обтягивают твои худые бедра из которых глядят длинные волосатые ноги, – лейтенант Шоу ударил железякой по ягодицам Страдивари. – Ты портишь не только величественную панораму космодрома с плодородной долиной на горизонте, но и позоришь ваш весь род скрипачей.

  Скрипач не только обязан звучать гордо, но и выглядеть также гордо, как скрипка.

  – Дон лейтенант, мои предки не играли на скрипках, они их делали, – Страдивари за пару дней в армии не научился думать перед начальством.

  – Вот и ты сделай себя, особенно – свою рубашку, которая когда-то была белой, а теперь у нее и рукавов нет, и она выставляет открытую худую шею на показ.

  Где бабочка музыканта? – Лейтенант Шоу кулаком ударил в живот новобранца. – Отвечай, мерзавец, когда с тобой разговаривает искусствовед.

  Где бабочку спрятал?

  – Господин лейтенант, – капрал Брамс подсунул Шоу под нос открытую фляжку.

  Лейтенант сделал несколько чудовищных глотков.

  Затем, чтобы убедиться, что фляжка уже пустая, потряс ее над головой.

  На фуражку лейтенанта упало несколько капель алкогольной продукции.

  Капрал Брамс обреченно проводил взглядом эти капельки.

  Зато он спас несчастного Страдивари от остальных побоев.

  – Я же со зла наказываю, – лейтенант Шоу заметно подобрел после фляжки. – Если боец позорно одет, то он также позорно погибнет в бою.

  В прошлом призыве оказался в нашей роте новобранец Смольный из конфедерации Тенор.

  Все время ныл, что в военном комиссариате перепутали.

  У него плохое зрение, он шел поступать в Имперскую Академию музыки на факультет деревянных ложек.

  Но по ошибке близорукости заглянул в военный комиссариат.

  В комиссариате его быстро оформили в передовые войска.

  Смольный постоянно строчил письма своей мамочке и в штаб, чтобы его забрали из армии.

  Но старший писать Казус выкидывает подобные письма: если читать нытье каждого новобранца, то от армии останется только пух и перья.

  Смольный не следил за своим внешним видом, одевался, как ты, боец Страдивари, – лейтенант Шоу дохнул на Страдивари ароматом виноградников. – В первом же бою зацепился штанами за забор, а штаны у него были на пять размеров больше, чем надо.

  Висит на заборе, визжит, а мы в это время драпаем, то есть – технически отступаем на заранее заготовленные позиции.

  Так жухраи и сняли его визжащего с забора.

  Вот к чему приводит небрежность во внешнем виде и в штанах. – Лейтенант Шоу переместился ко мне.

  Неужели, подлец, ударит девушку?

  – Думаешь, что не ударю девушку? – лейтенант Шоу прочитал мои мысли.

  Я вздрогнула от неожиданности.

  – Джейн, зачем произнесла, что «неужели подлец ударит девушку»? – Бонни прошипела мне на ухо.

  Оказывается, что лейтенант не экстрасенс, и не читал мои мысли, я просто неосторожно выдала свою мысль вслух.

  – Солдат Джейн, а ты храбрая, ты мне нравишься, – лейтенант Шоу неожиданно покраснел. – Я не в силах оторвать глаз от твоей фигуры. – Шоу с беззаботной грацией улегся на бетонную плиту и с полным безразличием к другим солдатам рассматривал меня. – Ведь ты метнешь в меня нож так быстро, что я даже не успею заметить, как ты его и откуда достала.

  Правду я говорю, солдат Джейн?

  – Да, монсеньёр лейтенант, я метну в вас нож так быстро, что ничего не успеете заметить, – я охотно улыбнулась.

  – Я думал, что ты и Бонни будете дрыхнуть до обеда, а на завтрак и на построение не придете.

  – Господин лейтенант, не до постели, если завтрак стынет, – я старалась стоять прямо, но меня качало от сильнейшего ураганного ветра. – Для армии стоимость одного завтрака с чаем, сахаром, солью, кашей, хлебом, яблоками, вишнями, салатом из свежего редиса и капусты, может быть – сущие пенсы.

  Но на нашей Натуре за подобный завтрак пришлось бы в ресторане выложить сумму равную стоимости нового автомобиля.

  – Дикий вы народ, натуристы, – лейтенант Шоу с помощью капрала Брамса поднялся и подошёл ко мне.

  Зло сверкнул налитыми кровью глазами. – Я еще полон сил, чтобы бороться с тобой, солдат Джейн.

  Голые заявились на построение и думаете, что вам за это ничего не будет?

  Даже безразмерные штаны Страдивари выглядят более человечно, чем ваша обнаженка.

  Из-за вас, девочки, не стало майора Небраски и его верного адъютанта Серджио.

  – Они влюбились и покончили жизнь из любви к Джейн и Бонни? – Страдивари оживился и излечился от побоев.

  Но от глупости и длинного языка лекарств нет.

  В строю мелко захихикали.

  Капрал Брамс за спиной лейтенанта показывал всем кулак.

  Но сам добродушно улыбался в усы.

  – Майора Небраску ночью перевели на другую должность в префектуре Ориона, – лейтенант Шоу зевнул так, что челюсть затрещала. – Воровал со складов он знатно.

  Ты воруй, но не рассказывай всем в офицерской столовой, что воруешь. – Лейтенант Шоу назидательно поднял палец. – Утончённая душа, которая любит поэзию, сразу бы поняла.

  Но Небраска стихов не читал, поэтому прокололся.

  Когда майора под конвоем ночью повели к фрегату, адъютант Серджио на глазах всех застрелился.

  Причём с первого раза не получилось, только – с третьего.

  Серджио на бумажной работе разучился прочищать бластер. – Лейтенант Шоу, наконец, оторвался от меня и остановился перед Бонни.

  Ее грудки от волнения налились, дерзко рассматривали командира.

  – Целеустремленная, преданная делу солдат Бонни, – лейтенант Шоу произнес с придыханием.

  Блестящими ягодными глазами осматривал мою подругу с ног до головы. – Подумать только, натянула лакированыне красные полусапожки на десятисантиметровых тонких каблучках заявилась с подружкой на войну.

  – Семь дюймов, дон лейтенант, – Бонни обиделась за каблучки.

  – Семь дюймов? – лейтенант Шоу усмехнулся. – Откуда ты знаешь?

  – Что знаю, герр лейтенант?

  – О семи дюймах.

  – Вижу их, семь дюймов, дон лейтенант.

  – Ты через одежду видишь мои семь дюймов?

  – Они без одежды.

  – Без одежды?

  – Да.

  – Но они под одеждой.

  – Они под воздухом – четыре по семь инчей.

  – Четыре? У тебя в глазах четверится, солдат Бонни?

  – У меня не четыре глаза, я не похожа на водолаза, дон лейтенант, чтобы у меня в глазах четверилось.

  – Где ты успела их подсмотреть?

  – На складе.

  – Ты подглядывала за мной на складе?

  – Нет, я подглядывала за старшим солдатом кладовщиком Кузнецовым.

  – Ты и обо мне с Кузнецовым знаешь и видела нас вместе, когда мы грузили сахар на космоплот.