Текст книги "Блондинка без памяти (СИ)"

Автор книги: O Simona

сообщить о нарушении

Текущая страница: 5 (всего у книги 5 страниц)

  От свадьбы до развода пройдет не более пяти минут, пока мы идем в зверинец и пока львы тебя не растерзают, но жизнь некоторых животных еще короче.

  Мои волосы дороже золота! – по щекам раба потекли слезы боли и счастья.

  Блондинка приняла дар, посмотрела на волосы, попыталась прилепить их на гладкую голову фарфоровой собачки, затем искала у себя на обнаженном теле карман, не нашла и без сожаления выбросила волосы в урну с прахом прадеда князя Nikki.

  – Мои волосы умерли! – Jakomo царапал свое лицо, бил ладонями по щекам.

  Щеки горели.

  В безумстве раб сбросил с себя башмаки (зачем он так поступил, так и не смог объяснить). – Трижды прав наш сиятельнейший Nikki, что избавляется от тебя.

  Он любит по вечерам в свете уходящего солнца играть моими волосами, а ты осквернила их.

  Не ценишь ничего! Будь ты проклята! – Jakomo забежал вперед процессии и с удовольствием первый открыл дверь. – Зло пожаловать в ад, блондинка, и вы, князь, заезжайте! – Лицо раба перекошено в гримасе обиды.

  Князь наказал бы раба за вопли и слишком бравый вид (когда князь болеет, все дожны ходить с траурными лицами), но светлейший находился в коме, и вышел из нее только в зверинце.

  Рабы везли коляску с князем и его матушкой по ярко освещенному проходу.

  В пяти клетках сидели люди, но что это за люди!

  Девушка с глазами кошки внимательно смотрела на новую блондинку.

  Огромная грудь пленницы с трудом помещалось в узкой клетке.

  На клетке висит золотая табличка:

  «Дикая кошка Cat».

  В другой клетке на четвереньках бегал парень с красными глазами.

  Табличка все объясняла:

  «Дикий волк Wolf».

  В третьей клетке сидел необычайно толстый мужчина.

  Сто подбородков свисали на необъятный живот:

  «Дикий слон Elephant».

  Пятым оказался заросший колючими волосами мужчина дикобраз:

  «Дикий дикобраз Porcupine».

  В пятой скалила зубы на блондинку девушка-пантера:

  «Дикая пантера Panthere».

  – Мои экспонаты в зверинце – люди-звери, – князь Nikki превратился в безумно доброго дядюшку.

  Он даже игриво попытался ущипнуть блондинку за худую ягодицу, но девушку намазали благовониями, поэтому рука князя соскользнула с блондинки.

  Князь злобно посмотрел на рабов. Видели ли они его неудачу? – Посмотри на зверинец, который я любовно создал, когда осматривал подземелья замка.

  Я трудился ради того, чтобы, когда лень расслабит мои члены, и не будет желания ездить на охоту и посещать рабынь и рабов в купальне, я спускался бы сюда и тыкал палкой в пленных человеко-зверей.

  Это все я придумал, следил за работниками, когда они с трогательными улыбками и шумящими рабами, обустраивали зверинец.

  Только львы в зверинце настоящие.

  Они всегда голодные, и на их содержание уходит много еды, поэтому я часто подкармливаю львов провинившимися рабами. – Князь Nikki почувствовал ком в горле, и худые колени матушки под собой. – Некоторые мои гости считают, что я поступаю неправильно, когда содержу людей в клетках, как диких животных.

  Мои друзья считают, что гуманнее было бы просто скармливать рабов львам.

  И до сих пор во мне бурлит сомнение.

  Теперь к сомнению добавилась боль в разбитой коленке! – Князь Nikki открыл рот еще шире, чтобы зачитать обвинительный приговор для блондинки, но боль ударила его ниже пояса, в коленку.

  Князь скривил лицо в безумном танце: – В клетку ее, обойдемся без шуток! – решение принято

  В просторной клетке нервно ходили из угла в угол белый лев и золотая львица.

  При приближении князя и рабов, львы озверели.

  Они бросались на клетку, ревели, показывали чудовищные клыки.

  – Jakomo, открывай и запихивай, – князь даже привстал в коляске, парализованная матушка свирепо вращала глазами.

  – Помилуйте, сиятельнейший князь, они же меня сожрут, – Раб Jakomo из бывшего смелого жениха блондинки превратился в дрожащую мышь.

  Он с недоверием смотрел на князя, оглядел его с головы до разбитой ноги, надеялся, что князь шутит.

  – Скажи, Jakomo, что ты делаешь в моем дворце?

  – Служу вам, сиятельнейший князь Nikki.

  – Тогда служи, Jakomo, – князь, несмотря на боль в коленке, засмеялся.

  Он знал, что коленка воспалится, разбухнет, придется страдать и страдать, но это в будущем, а сейчас он желает насладиться зрелищем.

  – Я надеюсь, что львы меня не тронут, и я смогу проводить взглядом каждый кусочек блондинки, который они закинут себе в пасти. – Раб Jakomo с величайшей предосторожностью открыл клетку, на чуть-чуть, на щелочку: – Да запихните ее скорее. – Он на правах любимца князя приказал другим рабам.

  Но к величайшему удивлению всех, блондинка спокойно сама пошла к клетке.

  «Хочу потрогать их милую шерстку», – она написала перед своей смертью (все думали, что перед смертью).

  Но смерть взяла не блондинку, а Jakomo.

  Раб уже обрадовался, что девушка делает за него его работу, сама направляется в пасть львам, оглянулся на блондинку, чтобы подтолкнуть ее в спину, и тут в узкую щель протиснулась лапа с кинжальными когтями.

  Когти крюками захватили раба, Jakomo душераздирающе кричал, но крик его сразу прервался.

  Голодные львы мигом разорвали парня с золотыми волосами и с надеждой смотрели на второе блюдо – на обнаженную блондинку.

  Девушка не обманула ожидание львов.

  Она спокойно зашла в клетку, повернулась ко львам идеальной блестящей спиной, закрыла дверцу на щеколду.

  «Чтобы вы меня не беспокоили», – она написала, и пока писала, львы и люди нетерпеливо ждали.

  "Где у них в клетке самое лучшее место? – Блондинка подошла к соломе, каблучком поняла несколько золотых соломинок.

  На клочки одежды и кости Jakomo девушка не обращала внимания. – Здесь я буду возлежать!" – Блондинка царственно опустилась на солому.

  Лев и львица переглянулись.

  Девушка вела себя, как вожак стаи.

  С другой стороны клетки нарастало нетерпение и недовольство князя.

  – Они наелись одним Jakomo, – светлейший хоть как-то пытался пояснить то, что львы не кусали блондинку. – Добрый я.

  Откормил вас, рабов своих так, что одного раба хватает двум голодным львам на обед.

  Что делать? – Князь упер подбородок в сведённые кулаки. – Вытащить блондинку, а затем, когда львы проголодаются, то вернуть ее обратно в клетку.

  – Ее не вытащить живую, – раб с нежным девичьим лицом неосторожно показал, что он умнее князя.

  Князь с новым интересом посмотрел на раба.

  Юноша повиновался молчаливому приказу сиятельнейшего, направился к двери в клетку.

  Но белый лев зарычал страшно и ударил лапой по прутьям.

  В ответ на рык льва из своей клетки захохотала девушка-пантера.

  – Пусть ее сожрут без нас, блондинка мне уже не интересна, – князь Nikki переключил внимание на нового фаворита. – И золотые волосы для меня уже вышли из моды, мне сегодня нравятся блондины!

  Как твое имя, юноша?

  – Safo.

  – Safo? По крайней мере, в отличие от надменной блондинки, ты помнишь свое имя. – Торжественная процессия укатила из зверинца.

  В княжеском зоопарке наступила тишина.

  Белый лев посмотрел на спящую блондинку и не посмел ее потревожить.

  Он лег на холодные камни, а не на свою царственную солому.

  Золотая львица с пониманием взглянула на мужа, прилегла рядом и опустила голову ему на мохнатый живот.

  – Блондинка! А Блондинка! – голос поднял не девушку, а львов.

  Львы разбудили блондинку.

  Она подошла к дверце клетки, но не открывала, потому что в клетке со львами чувствовала себя уютно.

  Покой девушки потревожил мужчина лет пятидесяти.

  Выглядел он неважно, как и все мужчины в этом возрасте: живот, легкая седая щетина, потухшие глаза, неисправные зубы.

  На нем одета походная рубашка без рукавов, и она также выглядела, как и мужчина – бесцветно, неряшливо и безысходно.

  Синие коленки мужчины смотрели беспомощно, а капюшон, откинутый назад, придавал вид безумного подростка.

  – Меня зовут Bekker, это не фамилия, а имя.

  И ты меня зови просто – Bekker.

  Я заведую охотничьими собаками на псарне сиятельнейшего князя Nikki. – Мужчина замолчал, ждал от платиновой блондинки тему беседа.

  Но девушка без интереса рассматривала его, даже зевнула.

  – Твое очарование невозможно скрыть, особенно, когда ты без одежды, – Bekker через прутья решетки протянул узелок. – Красавиц все угощают, я и забыл, как это делается.

  Сок айвы, виноград, жареная курица и пять устриц тебя не огорчат? – поклоннику удалось вызвать реакцию блондинки.

  Она с улыбкой покачала головкой, развязала узелок.

  Курицу разделила на две части и заботливо скормила львам.

  – Правильно, не все же львам людьми питаться, – Bekker в досаде закусил нижнюю губу.

  Курицу он с большим риском для себя украл на кухне и возлагал на нее огромные надежды.

  В подсознании зрелого мужчины светилась искорка надежды, что блондинка разделит с ним завтрак, и они с хохотом, с чавканьем и с брызгами съедят прожаренную птицу. – Да, я знал, как ведут себя порядочные девушки.

  А непорядочные девушки не оставляют воспоминаний. – Bekker подождал, надеялся, что голодная блондинка с жадностью набросится на еду и поблагодарит его за щедрый дар, но девушка пока на пищу не смотрела.

  – Смотрю на тебя и не могу заставить себя разозлиться, слишком ты красивая.

  Наверно, вы, красивые аристократки, выделяете особые вещества, которые мутят наш ум и заставляют вам поклоняться и подчиняться, – Bekker говорил не то, что задумал, поэтому ущипнул себя за нос, чтобы боль отвлекла от посторонних мыслей. – Ты улыбнулась, и я счастлив, потому что твоя улыбка только для меня одного.

  Я не питаю надежд, что ты меня полюбишь, возьмешь в мужья или станешь приветлива со мной.

  У мужчин после пятидесяти лет наступает отвратительная пора.

  Нас никто не любит, нами не восхищаются, нас не хотят видеть и не желают нас.

  И, чтобы мы не делали, положение не изменить.

  Единственное спасение – в деньгах.

  За деньги девушка будет рада видеть любого мужчину, даже престарелого.

  В том-то вся беда, что нас много, а денег у нас мало. – Bekker пришел выговориться, ему приятно, что он разговаривает с недоступной красавицей, даже давно растоптанное и задавленное чувство гордости за себя зашевелилось в нем. – Я буду любить тебя на расстоянии, без надежды на взаимность.

  Ты красавица, которая всем вокруг внушает чувство, что все из окружающих – самые ненужные люди на земле, а ты среди других – главная, особенная.

  И мужчины превращаются в идиотов, фантазируют, что когда-нибудь ты на них взглянешь.

  У меня даже кожа покрывается буграми, когда я думаю о тебе. – Bekker просунул руку сквозь прутья решетки, блондинка пальчиком дотронулась до крупных мурашек на его коже.

  Bekker взвыл от счастья, и в ту же минуту белый лев из ревности чуть не откусил ему руку.

  Блондинка засмеялась и захлопала в ладоши, сценка показалась ей забавной.

  – Ты смеешься надо мной, и это хорошо, – Bekker поцеловал каждый пальчик на спасенной руке. – Смотришь мне в глаза, а они еще пока целы, вороны не выклевали мне глаза.

  Я впитываю каждый твой вздох, каждое движение, а прикосновение твоих пальчиков считаю самым сокровенным, что может вообразить себе король псов.

  Нет, теперь не важно, какого я пола, главное, что я не ошибся, когда с трудностями пришел в зверинец.

  «Не боишься»? – блондинка написала и не стала разъяснять, чего должен бояться псарь.

  – Милосердная, ты само воплощение наивной нежной красоты, – Bekker встал на колени. – Никто не видел, как я входил в зверинец.

  А эти, – небрежный жест в сторону клеток с пленными рабами, изображающими животных, – они звери.

  Зверь много покажет глазами, но ничего не скажет.

  До сорока лет я еще ничего не боялся, потому что молодость не боится, а после пятидесяти лет уже ничего не боюсь, потому что старость уже ничего не боится.

  В детстве мои щеки часто горели от унижения, унижением я считал попрание моего человеческого достоинства.

  Теперь же я не вспыхиваю от унижения, потому что человеческого достоинства у меня нет, оттого его и не унизят.

  После восемнадцати лет я стал отдаляться от родных и близких, а после пятидесяти лет, от меня удалились все мои бывшие друзья и любовницы.

  За то, что я постарел, я не мог винить никого из девушек, зато я обвиняю вас во всем остальном: за то, что вы красивые и своей красотой дразните нас, что перестали замечать нас, позволяете себе в нашем присутствии быть неряшливыми, с избыточным весом, не следите за собой.

  А еще обвиняю вас за то, что вам все достается, а мы ничего не получаем даром.

  Впрочем, к тебе это не относится, потому что ты не девушка, ты нечто другое, – Bekker рукавом рубашки вытер слезы и высморкался в рукав.

  Он извлек из кармана изящное зеркальце и с наслаждением смотрел на свое изуродованное слезами лицо.

  Bekker упивался своим унижением перед блондинкой, хотя только что уверял ее, что его после пятидесяти лет невозможно унизить.

  Это другое унижение, сладкое, связанное с собственной никчемностью и уродством.

  – Я бы выпил с тобой вина, но не вижу в этом никаких перспектив для себя, – Bekker снова вытер слезы. – Я нуждаюсь в огромной любви, как в юности, хочу много золота.

  Я изучил все приемы плотской любви, научился готовить семейный ужин, открываю и закрываю рот, когда необходимо, но к чему все это?

  "Все мужчины хотят жениться на мне.

  Я никому не отказываю, но никто не успевает жениться.

  Хочешь – женись!" – Блондинка написала на доске и без улыбки показывала распорядителю на псарне.

  – Я? Взять в жены тебя? – Bekker икнул, посмотрел по сторонам – нет ли рядом призрака, которому блондинка написала. – Даже мечтать не смел.

  А то, о чем не мечтаешь, не сбывается.

  Высокая блондинка аристократка, загадочная, голая, недостижимая и я?

  Произошло чудо! – Bekker поднял лицо вверх, но не увидел солнечный луч, который, разумеется, не пробьется сквозь скалу.

  Блондинка молчала, она присела на солому и лениво откусила от виноградинки.

  Львы с пониманием смотрели на девушку.

  Казалось, что она забыла о своем предложении пожениться, все у нее просто, и из любой ситуации эта девушка выходит без затрат потери своего здоровья.

  – Я беру в жены самую лучшую девушку на свете, – Bekker с воплями бегал между клеток, стучал по прутьям, корчил уморительные рожицы.

  Затем вдруг, остановился, словно его ноги закопали в могилу. – А что сиятельнейший князь скажет?

  Да плевать я хотел на мнение Nikki.

  Он не считается с моим мнением, и я его не послушаю.

  Убежим с тобой, блондинка, спрячемся в лесу или в поле, я построю шалаш. – Bekker вел с собой диалог, уговаривал себя, спорил с собой. – Шалаш?

  А, если нас найдут?

  Что мы станем в шалаше кушать? – И тут же ответил, ослеплённый любовью. – Что найдем, то и скушаем.

  Я недолго протяну, поэтому после свадьбы мучения мои не продлятся.

  А ты, тебе всегда найдется место под солнцем. – Bekker извлек из кармана серебряную монету, надкусил ее. – С другой стороны, я скопил пять дирхемов, а ты нищая.

  У тебя даже нет денег на одежду, и я не собираюсь тратиться на тебя.

  В молодости я потратил много денег на девушек, а теперь я не молод, тратить деньги, все равно, что силы свои тратить зря. – Снова спорил с собой. – А зачем мне деньги, если умру, и в аду они мне не пригодятся.

  Решено! Мы женимся! – Bekker делал три шага к клетке с блондинкой, потом два шага назад, но все же он двигался к цели.

  – Именем князя Nikki, блондинка, ты должна танцевать на придворном балу, – все мечты и надежды Bekker прервал торжественный голос.

  Рабы вкатили в зверинец позолоченную клетку.

  – Не зря блондинка сказала, что никто не успевает на ней жениться, – Bekker спрятался за клетку с человеком-слоном.

  Человек-слон большой, за ним спрячется гора. – Эта красавица слишком хороша, чтобы ее оставили в покое. – Bekker склонил голову на колени и приглушенно зарыдал.

  Он сморкался, жалел себя, свою неудавшуюся вторую половинку жизни.

  Светлое и веселое удалялось, приближалось темное и молчаливое.

  В это время блондинка навострила ушки.

  Танцевать она любила, но не так, как требовали от нее, а так, как хотела и когда хотела.

  – Не надейся, что ты будешь танцевать, как равная среди равных, – команду рабов возглавлял уже знакомый блондинке Safo.

  Судя по голубым обтягивающим панталонам и золотому венку, он получил милость князя Nikki. – Самое унизительное для аристократа, для благородной леди, это развлекать почтенную публику, быть рабыней. – Safo ниже ростом, чем блондинка в клетке, но смотрел на нее свысока. – Тебя будут бить кнутом, а ты станешь танцевать в клетке.

  Тебе понравится, потому что на тебя все будут смотреть.

  На тебя и на гимнастку из дальних стран.

  Князю Nikki предложила свои услуги очень гибкая акробатка.

  Что она выделывает со своим телом – смотреть противно! – Safo щелкнул пальцами, закатил глаза, чмокал губами.

  Судя по этим проявлениям чувств, совсем уж не противно было ему смотреть на гимнастку. – Бал начался, не хватает только твоих унижений.

  И будь вежлива с королем, сам Его Величество Moralia оказали честь князю Nikki, – Safo приложил изящный дамский пальчик к губам, – или князь Nikki оказали честь королю.

  Если развеселишь князя, то он окажет тебе милость, убьет сразу, без пыток. – Safo кивнул двум рабам.

  Они подбежали к клетке, сдвинули брови. – Блондинка, выходи из клетки со львами и залезай в малую клетку.

  Если ослушаешься, то князь бросит тебя в клетку со львами. – Ума рабам не занимать, своего хватало.

  – На балу тебя будут бить, плевать в тебя, щипать, смеяться над тобой, а ты должна весело танцевать в клетке, как зебра, – Safo повторил, ему нравилась затея князя.

  О том, что сам когда-нибудь может оказаться в клетке со львами или в клетке для битья на балах, Safo даже не догадывался.

  – Не выходи, оставайся в клетке.

  Тебя унизят и убьют.

  Лучше пусть львы тебя растерзают, и ты не достанешься никому, если уж не досталась мне! – Bekker в укрытии молча кричал, кусал губы до крови, но выскочить и спасти свою невесту не посмел, не хватило мужских веществ в крови.

  Блондинка не услышала и не хотела слышать молчаливые призывы.

  Она слышала только то, что сама себе придумывала.

  Девушка открыла со своей стороны дверцу клетки, а рабы подумали, что это их заслуга, что она послушалась их приказа.

  Гордость засветилась на лицах униженных рабов.

  Блондинка вышла, не закрыла клетку, и за ней вальяжно, словно два облака, выскользнули львы.

  – Мы так не договаривались, – Safo из надменного любимчика князя превратился в испуганного мальчика. – Львов, оставь в клетке.

  Разумеется, блондинка его не послушала: кто он, и кто она!

  Белый лев поднял на Safo лапу, благодушно улыбнулся.

  Юноша упал в обморок, а терзать беспомощное неподвижное тело лев побрезговал.

  Остальные рабы оказались не умные, но смышлёные.

  Они разбежались по клеткам с людьми-зверями, а двое заперлись в клетке, откуда вышли львы.

  – Кто здесь? – раб забился в угол, в котором сидел Bekker.

  – Если бы я знал, кто я, то меня бы здесь не было, – пожилые мужчины превращаются в философов, потому что ничего другого им уже не остается.

  Блондинка в сопровождении львов пришла в зал для торжественных церемоний.

  Бал в разгаре, даже король Moralia танцует, но один.

  Появление обнаженной девушки в компании львов многие восприняли, как театральное подготовленное представление.

  Лишь когда белый лев растерзал трех человек, а львица всего лишь двух, то танцующие задумались.

  – Virginie Albertine de Guettee! Наконец-то мы тебя нашли!

  Узнаешь меня? Я – Isabelle! – гибкая гимнастка каплей росы соскользнула с серебряного шеста, на котором показывала акробатические трюки.

  Одета гимнастка в обтягивающее зеленое трико, словно кожа змеи.

  "Virginie Albertine de Guettee? Знакомое имя! И ты, Isabelle, нарисовываешься в моей памяти.

  Но почему ты одетая?

  Мы же на корабле ходили без одежды. – Блондинка улыбнулась. – Неужели, я начала что-то вспоминать?"

  – Колдун в порту заколдовал устриц, чтобы ты потеряла память.

  Ты скушала и исчезла с нашего корабля.

  Мы отправились тебя искать, и вот, я нашла тебя, наша любимая графиня Virginie Albertine de Guettee.

  А то, что я одета, так легче было тебя искать.

  Голой девушке трудно передвигаться по незнакомым городам.

  "Тогда возвратимся на корабль.

  Я так хочу поиграть с девушками и с обезьянкой в догонялки!" – Блондинка писала, и никто ей не мешал, потому что львы охраняли ее.

  – Все будет, но до корабля придется идти тысячу миль по страшным местам, – голос акробатки дрогнул.

  "Видишь, я обнаженная и не боюсь.

  И в дорогу собираться не нужно, все при мне: красота, блистательность и обаяние", – на этот раз блондинка не улыбнулась.

  – А львы?

  «Львов отпускаю на природу, они должны бегать и рычать», – блондинка не знала куда идти, но вышла из дворца решительно.

  Она уверена, что цель всегда будет находиться там, куда ее ножки ведут.

  – Она! Она само совершенство и ум! – Isabelle прикрыла ротик ладошкой и побежала за своей подружкой.