Текст книги "Блондинка без памяти (СИ)"

Автор книги: O Simona

сообщить о нарушении

Текущая страница: 1 (всего у книги 5 страниц)

 КРАТКОЕ ИЗЛОЖЕНИЕ ПРЕДЫДУЩИХ КНИГ О ВОСХИТИТЕЛЬНОЙ ВОСЕМНАДЦАТИЛЕТНЕЙ ПЛАТИНОВОЙ БЛОНДИНКЕ ГРАФИНЕ VIRGINIE ALBERTINE DE GUETTEE.

  Прекрасная Virginie Albertine de Guettee на своем корабле путешествовала по Миру.

  На корабль напали пираты под предводительством двух капитанов – Alexandre и Thomas.

  Сначала капитан Alexandre был добр к графине, а потом переменил мнение.

  Слуга графини Daniel отрезал ей язык, чтобы она не сболтнула пиратам лишнего о себе.

  Пираты ненавидят благородных леди и уничтожают их, поэтому Virginie Albertine de Guettee прикинулась неблагородной девушкой.

  Капитан Alexandre решил, что нужно выдать Virginie за благородную и продать в рабство, за аристократку рабовладелец даст больше денег.

  Пираты не догадывались, что Virginie Albertine de Guettee аристократка от мозга костей до голубой крови.

  Обучать благородным манерам ее стала пиратка Perla, сестра капитана Alexandre.

  Графиню продают на рынке рабов, вместе с ней, якобы, как служанку, продают пиратку Perla.

  По замыслу злодеев пиратка в первую же ночь должна была сбежать из Дворца и вернуться на корабль.

  Но Virginie перехитрила всех и вместо пиратки сбегает от рабовладельца Юлия вместе со своим новым другом утонченным юношей.

  На берегу она ранит капитана Alexandre, при этом он навсегда лишается своего мужского достоинства, у него там становится все гладко.

  А у другого капитана Thomas и так было все гладко после несчастной любви, при этом от железного штыря в мочевом пузыре в теле образуется дырка.

  Капитан Thomas без мужских причиндалов ходит с выведенной из мочевого пузыря трубкой наружу, из нее капает.

  Другой капитан тоже уже не мужчина, но у него не торчит трубка из мочевого пузыря.

  Графиня Virginie Albertine de Guettee на рынке рабов покупает девятнадцать рабынь своего возраста, освобождает их.

  Вместе они возвращают корабль графини.

  Отплывают за сокровищами пиратов, которые два капитана аккуратно свозят на остров Гоф.

  Девушки решают забрать сокровища пиратов с острова Гоф, туда и направляется корабль.

  Графиня с печалью сообщает рабу юноше, ее спутнику из Дворца рабовладельца, что просит его покинуть корабль.

  Девушки на корабле ходят обнаженные, поэтому мужчин не должно быть среди девушек.

  Юноша раздевается, показывает, что он тоже девушка, но скрывала это, потому что стеснялась своей худобы.

  Команда с восторгом оставляет девушку Esmeralda на корабле.

  К кораблю приплывает на плоту пиратка Perla, она говорит, что убежала от злых пиратов и от своего брата капитана пиратов Alexandre.

  Девушки доверчиво жалеют пиратку и оставляют с собой, но она их предает.

  Корабль захватывают пираты, они графиню и остальных девушек решают снова продать в рабство.

  Девушкам удается освободиться, но на их пути опять встает пиратка Perla, кажется, что опять плен.

  Но, неожиданно для всех, особенно для пиратов, Perla встает на сторону девушек.

  Пираты изгнаны с корабля, а Perla принята одной из членов команды девушек.

  Perla очень худая, но у нее самая большая грудь на корабле.

  По пути на остров Гоф графиня посещает необитаемый остров, на который ей указывает Судьба.

  На острове, оказывается, проживают потомки Робинзона Крузо – старик Hugo и два его сына-близнеца – двадцатилетние статные красавцы (блондин Olivier и брюнет Louise).

  Старик решает отдать нежданно вынырнувшую из океана графиню одному из сыновей в жены.

  Для этого он придумывает состязания для сыновей, кто победит, тот и получит Virginie.

  Дикари живут в роскоши, на остров древние пираты давно свозили драгоценности и богатые мужские одежды.

  Ни в чем нужды старик и его сыновья не испытывают.

  Пещеры наполнены золотом и драгоценными камнями.

  Virginie Albertine de Guettee в качестве талисмана на шею вешает голубой бриллиант величиной с кокос или маленькую дыню.

  В друзья графине набивается обезьянка, которую девушка спасла от смерти.

  Старик, неожиданно для себя и для всех, влюбляется в девушку.

  Но Virginie его серьёзно не воспринимает.

  Тогда старик Hugo решает принести графиню в жертву, отрубить ей голову, чтобы она не досталась никому.

  Во время ритуала жертвоприношения остров затопляет, исчезают старик и его сыновья, затоплены пещеры с несметными сокровищами, остались на вершине горы лишь графиня Virginie Albertine de Guettee и ее обезьянка.

  Их подбирают девушки на ее корабле, снова все вместе.

  Плюс на шее графини висит талисман – голубой бриллиант величиной с кокос или с небольшую, но увесистую дыню.

  Обезьянку радостно принимают в команду, потому что она тоже самочка.

  К сожалению, графиня без языка вынуждена общаться со всеми с помощью доски и мела, она пишет на доске, то, что не может сказать.

  На корабле закончилась свежая клубника, часть команды отправляется на остров в поисках ягод.

  На острове они попадают в плен.

  В этой стране на одного мужчину приходится огромное количество женщин и девушек, поэтому мужчины, даже дряхлые старики, на вес золота.

  Но самым завидным женихом считается принц Casimiro, он почти молод и не калека.

  Принц влюбляется в Virginie Albertine de Guettee, но она к нему холодна, потому что Принц собирает не золото, а произведения культуры.

  Островитяне хотят сжечь Virginie Albertine de Guettee и ее команду.

  Но в поисках Virginie приплывают пираты под командованием двух капитанов – Alexandre и Thomas.

  Пока пираты дерутся, а затем целуются с воительницами, Virginie Albertine de Guettee и ее команда отплывают.

  Virginie Albertine de Guettee огорчается, что не набрали клубники, но озорница Раздетта прихватила с острова корзинку с клубникой.

  На корабле снова веселье и счастье, и девушки продолжают путь к острову Гоф к сокровищам пиратов.

  КНИГА ПЯТАЯ

  – Хозяин, еще рома, – бродяга в зловонных лохмотьях повелительного подзывает хозяина трактира.

  Хозяин Claus кланяется оборванцу, в поклоне спина не переломится.

  Он не прогоняет нищих и наглых, а, наоборот, встречает их, как Королей.

  В далеком детстве Claus спросил с удивлением своего отца, прежнего хозяина заведения:

  "Отец, почему у нас в трактире толкутся нищие оборванцы, а не благородные господа?

  Прогони мерзавцев, застели белые скатерти, и у нас станут останавливаться графы и купцы".

  "Claus, ты слишком маленький и глуп, – шершавая рука отца с запахом горького масла смяла лицо мальчика. – Благородные господа заносчивые и жадные.

  Они считают каждый сольдо, каждый динар, расплачиваются неохотно, потому что отдают свои деньги.

  А бродяга украдет, ограбит, убьет купца, а всю выручку несет к нам.

  И поверь мне, юный Claus, за один вечер все награбленное оставляет.

  Выпьет на экю, а отдаст нам тысячу, а иной раз и намного больше.

  Нищие не считают украденных денег, не разбираются в произведениях искусства.

  Картина для них – тряпка с краской, а для нас – деньги.

  Посмотри, Claus, – отец бережно извлек из кладовки картину. – Купающаяся Венера кисти Рембрандта.

  Венера без рук, а купается.

  За картину я отдал вору штоф рома и жареного гуся, а продадим мы ее на аукционе Sotheby (отец сказал «мы», и Claus возгордился) за тысячу золотых червонцев".

  «Отец, я теперь буду любить только нищих оборванцев», – Claus обещал и сдержал свое обещание.

  Перед глазами навек застыла купающаяся Венера.

  Claus не то, чтобы очень любил вонючих оборванцев, но, когда они заявлялись в трактир, вели себя нарочито нагло, развязно, заказывали много, то сердце Claus наполнялось радостью.

  Воры при добыче, и к утру эта добыча почти даром перетечет к нему.

  – Хозяин, заснул? – бродяга заржал, заржали и его товарищи.

  – Сейчас господин хороший, граф, – хозяин на полусогнутых подбежал, он знал, что отребью нравится, когда их величают благородными господами. – Вот вам ведро рома, кушайте на здоровье. – Еще раз поклонился.

  – И еды, да побольше, – мешки бродяг переполнены, а, значит, в них много ценного.

  – И девок, пусть девки пляшут, – нищий с лицом, изъеденным язвами, не шутил.

  – Девки, – Claus жевал губы.

  Разумеется, порядочные танцовщицы даже за большие деньги не желали танцевать в его заведении перед опасными наглыми оборванцами, а на рабынь Claus не хотел разоряться.

  Купит рабыню, а ее тут же в трактире и зарежут, лишь перевод денег. – Кушайте, пейте, господа принцы, а девки будут попозже! – хозяин с поклоном удалился на кухню.

  – Andre, в первую очередь обслужи тот стол, – хозяин показал на стол с бродягами. – Да не накладывай хорошее, тухлое им дай, порченое, черствое, только все густо перцем присыпь, чтобы не воняло.

  После перца жажда охватит, вылакают ром, упьются. – Claus хорошо знал свое дело, опыт большой.

  – Я работаю у вас до тех пор, пока не накоплю на свадьбу, – Andre промыл кусок мяса, снял с него белых червей, вонь ударила в мозги, прояснила мысли. – Душно, грязно, дым столбом, и народу всегда много.

  – Найди себе невесту в доме престарелых, – Claus пошутил, настроение у него отличное: чем больше бродяг, тем выше его добыча. – Никуда ты от меня не уйдешь, потому что нигде, столько не заработаешь.

  – Верно говорите, хозяин, – Andre улыбнулся, присыпал кусок протухшего копченого мяса перцем и ароматическим порошком, понюхал. – Уже не воняет.

  А свадьба – моя больная тема, люблю боль! – Andre тоже обучен хозяином, подбежал к столу и с поклоном выложил кусок мяса на деревянное блюдо. – Кушайте, графы.

  – Никак на мясе червяк гнилостный? – нищеброды уже напились, но один сфокусировал взгляд на угощении.

  – Какой же это червяк, это перчик, – Andre быстро схватил червяка, которого не смыл, не углядел на кухне, и проглотил.

  Подумаешь, червяк, за деньги можно съесть все. – У нас для вас, господа, все свеженькое, только что скотину забили.

  – Девок давай, – нищий не унимался.

  – Будут вам девки, – Andre обещал, как и хозяин, знал, что через час оборванцам будет не до девок.

  Тухлое мясо, перец и ром из опилок так взорвут животы, что пусть радуется тот, кто не умрет от адской смеси.

  – Девок им надо, – Andre на кухне засмеялся.

  – Давно ты не брился, – Claus провел ладонью по щеке Andre, – лицо стало у тебя колючее.

  – Да никто не заметит.

  – Я замечаю, – хозяин вздохнул, переставил кувшин с вином со стола на табуретку, затем с табуретки вернул обратно на стол. – Девки всем нужны, но к нам они не заходят.

  Даже за деньги не можем пригласить танцовщиц.

  – И мне это нравится, что у нас девки не танцуют, – Andre ответил с вызовом.

  – Хозяин, танцовщиц подавай, да получше! – неожиданный вопль нищего с язвами взорвал трактир.

  Ром и перец не действовали на оборванца, потому что у него давно нет печени, а желудок стал каменный.

  – Девок давай! Мы же благородные! – за соседними столиками беднота подняла бунт.

  Заведение полно народу, и назревала драка.

  Редко, но подобное случается.

  – Придется переждать в подвале, пока успокоятся и напьются, – Claus отодвинул доску пола, открылся потайной ход в убежище. – Ты всем отнеси два ведра рома и тухлой капусты кислой, а, если снова девок захотят, то спускайся ко мне.

  – Вечно я должен отдуваться за вас, – Andre притворно вздохнул.

  Хозяин щедро ему платил, а работа не смертельно опасная.

  Andre подхватил два ведра рома из древесных опилок, выбежал с кухни.

  Claus начал осторожно спускаться в подвал, очень не хотел оставлять заведение на разграбление.

  Потом бродяги все возместят с прибылью, но все же...

  Вдруг, наступила тишина, словно уши отрезали.

  Подобной тишины Claus не знал никогда.

  – Я оглох? Мне следует лечиться ромашкой.

  Все будет в порядке с тем, у кого много денег. – Хозяин заведения остановился, затем робко поднялся обратно, заглянул в зал.

  Раньше, чем Claus успел удивиться увиденному, ведра с ромом выскользнули из рук окаменевшего, ко всему привычного, Andre.

  Но ни на Andre, ни на ром никто не смотрел.

  Все внимание приклеено к ослепительной красоты девушке.

  Обнаженная платиновая блондинка стояла посреди трактира.

  Одета она только в красные туфли на высоких тонких каблуках, и на шее на цепочке болтался огромный кусок хрусталя величиной с кокос или с маленькую дыню.

  Неестественно белые волосы небесной красавицы спускались ниже ягодиц.

  Девушка ослепительно красивая, красивей не бывает.

  Одна, голая стоит в адском заведении, но не смущена.

  Никаких эмоций не отражается на лице блондинки.

  – Вот нам и девка, – первым опомнился нищий.

  Часть мозга у него отмерла, поэтому эмоций и потрясений осталось в голове меньше.

  – Венера! – Claus прошептал.

  Он узнал девушку с картины Рембрандта, ту, которую ему показывал отец.

  Ту, которая каждую ночью являлась ему во сне.

  Та, о которой он мечтал и бредил. – Руки ей отрубить, и тогда не отличить от картины. – Claus икнул.

  Поскольку это оказался единственный звук, блондинка повернула к хозяину голову.

  Глаза девушки голубые, но пустые, как звездные колодцы.

  – Кожа белая, тело ухожено, лицо волевое, осанка гордая, аристократка, графиня! – Claus думал вслух.

  Инстинкт собирателя денег возвращал его к жизни быстрее, чем бродяг.

  От девушки пахло золотом.

  Пока нищие бродяги не опомнились и не разорвали обнаженную красавицу на кусочки, хозяин трактира подбежал к блондинке.

  – Юная леди, разговор с голой девушкой бессмысленен там, где пьяный сброд бушует. – Claus взял девушку за руку, почувствовал, что рука необычно холодна, словно красавица только что вышла из ледника. – Я осмысливаю последние часы своей жизни и не нахожу в них вас.

  Все у нас будет отлично, если вы выживите. – Claus на кухне закрыл за собой дверь.

  Трактир для нищих пьяниц более ценный объект, чем банк, поэтому дверь на кухню прочная, ее штурмом нужно ломать час.

  «Так уж и отлично?» – блондинка написала на доске и посмотрела сквозь трактирщика.

  – Королева! Взгляд королевы! Меня не заметить трудно, но вы, хотя и в незавидном положении, не замечаете меня, как раба! – Claus нисколько не смутился под равнодушным взглядом нагой девушки.

  Смутить хозяина трактира невозможно. – В вас отсутствует любопытство, и вы даже не обвиняете меня.

  Кто вы? Почему голая оказались в моем трактире?

  «Отлично», – девушка написала и в нетерпении ждала ответ.

  – Вы не привыкли, когда вам задают вопросы.

  Вы – считаете себя царицей мира? – трактирщик много повидал мнимых и настоящих цариц, царицей его не удивишь.

  «Представьте себе», – блондинка написала и хрипло засмеялась.

  – Без языка смех не получается жизнерадостным, – все-то он знал, этот Claus. – Нормальная девушка в здравом уме никогда обнаженная не зайдет в трактир к бродягам.

  Наверно, с вами случилась беда, и ваш ум находится сейчас в расстройстве. – Трактирщик пододвинул к двери плиту.

  С другой стороны двери началась атака.

  – Claus, открой, это я, Andre.

  Если они не найдут эту девушку, то я стану для них девушкой!

  – Трагедия! – Claus почесал толстый нос. – К сожалению, не могу открыть, иначе они ворвутся на кухню.

  Успокой посетителей, скажи, что никакой голой девушки в туфлях на каблуках нет у нас и не было.

  Это им привиделось в воспаленном пьяном угаре.

  Скажи, что ром слишком хорош, вызывает видения.

  Пусть еще пьют, у вас рома достаточно, – Claus отвернулся от двери, его ждала картина более приятная, чем рассматривание дубовых досок.

  Платиновая блондинка сидела на столе, на пучках с зеленью.

  Руки ее важно покоились на коленях, ноги раздвинуты, чтобы удобнее сидеть.

  «Слишком старый», – она зачем-то написала мелом на доске.

  – Старый, но не ужасный, – трактирщик не обиделся.

  Он уже записал найденную блондинку в свои домашние животные, а на питомцев не обижаются.

  "Что ты мне купил? Мне восемнадцать лет, а девятнадцать еще не скоро исполнится.

  Золото давай!" – ни тени улыбки не промелькнуло на аристократическом лице блондинки, когда она писала.

  – Венера! Моя безрукая Венера с руками! – Claus прошептал, щелчком сбросил с коленки блондинки рыжего таракана. – Не хочу двигаться, ничего не хочу.

  Хочу оставаться на кухне, здесь жить и сравнивать тебя с картиной Рембрандта.

  «Кони? Корабль! Пир!» – блондинка изящно, как королевская кобра, сползла со стола, двумя пальчиками взяла трактирщика за подбородок.

  Он пал к ее ногам, сраженный навечно.

  – Вы танцуете? – спросил в любовной горячке, не отдавал себе отчет, зачем спросил, почему, для чего.

  Блондинка наклонила головку, с любопытством посмотрела на трактирщика и грациозно подняла правую ножку.

  Она танцевала, но не то, что танцуют в трактирах перед нищебродами.

  Танец сложный, с множеством вывертов, подобного Claus никогда не видел.

  – Меня не приглашали на королевские балы, а вы, судя по танцу, там блистали.

  Не для моего трактира танец, но впечатляет.

  Вы танцевали целеустремленно, словно двигались к своей цели.

  Необычно для моего заведения, и для обнаженной девушки в трактире тоже необычно. – Трактирщик отошел от блондинки на безопасное расстояние.

  Он не хотел сначала потерять голову от любви, а затем потерять голову в пьяной драке с оборванцами. – Вы голодная, я накормлю вас. – С чрезмерным усердием Claus набрасывал на блюдо все, что чем, если и отравится блондинка, то не сразу. – Каша гурьевская, мослы, свиные пятачки, и самое ценное – зажаренная ляжка оленя. – Claus сдул с мяса вековую пыль.

  «Это не еда!» – блондинка с ужасом смотрела на пищу, за которую любой бедняк отдал бы свою голову.

  – Простите, леди, но другую еду не держим.

  Вы, наверно, привыкли питаться изысканно, а у нас просто! – Claus со злостью ударил себя ляжкой оленя по правой щеке. – Надо же, всю жизнь мечтал о девушке с картины Рембрандта, мечтал, но не готовился к встрече, думал, что вы – миф, легенда, выдумка пьяного художника.

  По-разному развлекался, швырял в посетителей навозом, намазывал лица алкоголиков горчицей, а о том, чтобы держать запас благородной пищи для вас, когда вы появитесь, не думал.

  Вот и наказан за свою недальновидность.

  Поэтому я остаюсь трактирщиком, а не выбился в короли, что не предсказываю будущее.

  Не верил, что вы существуете, не поддерживал свою веру, за что и поплатился.

  Я трактирщик, любого могу накормить до вспучивания живота, любого, но не вас – Claus поднял мокрое от слез лицо к потолку.

  Заметил паутину около лампы. – Спасибо, Господи, за то, что ты есть!

  «Пожалуйста», – блондинка не сомневалась, что благодарность относится к ней, а не к Господу.

  – Как я вас понимаю, – трактирщик подтолкнул блондинку к подвалу. – Пересидите в безопасном месте, пока нищеброды будут обыскивать трактир.

  А они обязательно, все перевернут, чтобы вас найти. – Claus спустился вслед за блондинкой: – Здесь уютно, я часто сплю в подвале, безопасно и звуки посторонние не проникают.

  Что ж, рад знакомству с вами и с вашей наготой, – Claus заламывал пальцы.

  Он очень хотел поцеловать блондинку, не сомневался, что она холодно примет его поцелуй, но не решался.

  "Поцеловать ее, это поцеловать свою мечту детства.

  Вдруг, я ее поцелую, и мечта исчезнет.

  Все исчезнет, и я останусь в пустоте!"

  – Без языка вы не можете говорить, это хорошо, – Claus ступил на первую ступеньку лестницы, чтобы подняться в кухню. – С языком вы закричать можете, выдадите себя, что прячетесь в подвале.

  А без языка, если и замычите, то все подумают, что я корову держу под полом.

  Не говорите, но писать можете.

  Напишите, как вас зовут, пишите все, что помните.

  «Я ничего не помню. А зачем надо помнить? – блондинка написала, и в ее очах отражалась вся мудрость блондинок. – Я здесь».

  – Надеюсь, что у нас все сложится прекрасно.

  Очень вам признателен за визит! – Claus увидел себя со стороны: красное от волнения круглое потное лицо.

  Он шаркает ножкой, кланяется, но эти поклоны и подобострастие не театральные, не искусственные, не те, которые он показывал беднякам, а идут от сердца, душевные, искренние.

   «Из тебя получится хороший муж», – взгляд блондинки потерял равнодушие, она оценивала трактирщика, уже как девушка.

  – Ты ничего не помнишь, но знаешь слово «муж» и его значение, – Claus поймал себя на мысли, что ревнует блондинку, ревнует к ее прошлому, в котором она, возможно, была замужем.

  Блондинка снова превратилась в ледяную фею.

  Не удостоила трактирщика ответом.

  Claus на прощание пожал ей руку, кожа холодная и гладкая, как и положено коже неприступной блондинки.

  Затем трактирщик решил дружески похлопать блондинку по плечу.

  Но с ужасом понял, что хлопает девушку не по плечу, а по левой груди.

  Грудь оказалась еще холоднее, чем рука.

  Блондинка никак не отреагировала на похлопывания по груди.

  Если она не замечает человека, то, как заметит его действия?

  Кровь ударила в мозг трактирщика, впервые он испытал приступ паники, превратился в первобытную обезьяну с несформировавшимися чувствами.

  Но сверху, со стороны двери послышались отрезвляющие звуки.

  – Claus! Дай мне наш просроченный кофе!

  Не оставляй меня живым! – Andre истошно вопил.

  Затем затрещала дверь.

  – Бродяги, когда стремятся к обнаженной красавице, представляют собой силу намного большую, чем армия профессиональных солдат! – Claus воздушным шаром вылетел из подвала.

  Ему есть, за что теперь бороться.

  Прикрыл вход в подполье крышкой, набросал в щели мусор, чтобы создалось впечатление, что давно никто не убирал, а сверху поставил стол.

  На стол набросал жареное мясо, поставил три котла с кашей, добавил гору хлеба и ведро рома.

  Затем открыл дверь

  – Где она? – нищеброд выдавил слова и выдавил гной из раны.

  – Вот она, но сначала заплатите. – Claus показал на несвежую вареную курицу на блюде.

  Он потрепал нищего по щеке, ощутил, как щека проваливается в рот.

  – Claus, что они со мной сделали, что сделали! – в кухню вполз развороченный Andre.

  Правый глаз у него заплыл, передние зубы выбиты, но выглядел Andre неплохо.

  Кухня заполнилась алчными оборванцами.

  – Где голая девка? Ты нас, дураков, за кого считаешь? – нищий почесал язву на носу.

  – Девка? Какая девка? – трактирщик встал на колени, открыл поддувало в печке. – Может быть, в печке ваша девка?

  Ром хорош, если после него вам голые девки кажутся.

  Выпейте еще, но, если заплатите! – Claus простер руки над столом.

  Вид рома и еды сбил оборванцев со следа.

  Пища забивала духовное.

  «Слаб человек духом, потому что меняет девушку на хлеб и на ром», – Claus с печалью покачал головой.

  – Я грешен, тоже часто свой ром пью.

  Пригублю кружечку, а потом мне голые девки платиновые блондинки в красных туфлях на высоких каблуках мерещатся.

  Бесы это, видения, а кто видит бесов, того инквизиторы забирают.

  Хотите к инквизиторам? – трактирщик вывихнул руку нищему, вынул изо рта вставную челюсть, вспомнил, что блондинка сказала, что из него выйдет хороший муж, улыбнулся.

  – Нет, лучше ром, чем инквизиторы, – оборванцы сдались.

  "Они отказались от своей мечты, если, конечно, мечтали о голой платиновой блондинке с картины Рембрандта.

  А под пытками инквизиторов я отказался бы от дружбы с этой платиновой блондинкой своей мечты детства?" – Claus вытащил из плиты подгоревшую утку.

  Черный слой копоти отбивал запах тухлого мяса и скрывал зажаренных с уткой червей.

  Claus понес утку в зал, и за ним и за уткой потянулись голодные нищие.

  Наступил столь любимый для трактирщика час – час расплаты.

  – Хозяин, посмотри, этого на ром хватит? – оборванцы в пьяном угаре легко переходили от подобострастия к агрессии.

  Они подносили трактирщику украденные статуэтки, картины, часы, мало кто предлагал деньги.

  Деньги украсть сложнее, чем картину.

  Claus с брезгливым выражением лица принимал все, даже то, что казалось ему малоценным.

  Случалось, что неприглядная вещица стоила дороже золота и бриллиантов.

  – Мало, но знайте мою щедрость.

  В следующий раз принесете больше! – Claus сгреб в охапку дары, место которым в музее.

  Отнес на кухню, запер в надежный железный шкаф.

  На принесенные дары оборванцы могли жить в трактире и пировать год, но они это не знали, потому что сразу стали снова нищими.

  Но до утра трактирщик их будет кормить кашами, хлебом и мясом, поить ромом.

  Claus не скупился на угощения, если хорошо заработал.

  Он считал, что отдает еду и выпивку не беднякам, а подкармливает Судьбу, приносит ром на алтарь, в жертву, в честь будущих доходов.

  "Вот они жрут, чавкают, рыгают, блюют, пьют, а тонкая аристократка у меня в подвале голодная.

  Сама, конечно, виновата, что даже от хлеба отказалась.

  Но, с другой стороны, на то они и благородные леди, чтобы отличались от других.

  Кому понравится аристократка, которая жадно жрет тухлую свинину?" – Claus приложил ко лбу стонущего Andre лед.

  – Покойникам на глаза кладут медные монеты, – Andre простонал, ему плохо, как в аду, – а ты мне закрой глаза серебром.

  – Серебром так серебром, – Claus неожиданно легко согласился.

  На него благотворно подействовала голая блондинка. – Лишь бы помогло тебе! – Трактирщик опустил на глаза Andre две увесистые серебряные монеты с изображением коней.

  – Я выздоровел, спасибо, хозяин! – Andre от неожиданной щедрости трактирщика подскочил.

  Болезненного состояния, как и не было.

  Лишь синяки и ссадины указывали на избиение.

  Andre не рассчитывал даже не медные монеты, а получил серебро.

  – Ты влюбился в голую блондинку? – Andre догадался. – Вид у тебя дурацкий, все влюбленные глупо выглядят.

  – У тебя не менее дурацкий вид после побоев.

  – Работа у меня – получать пинки от посетителей, а от тебя за это получать деньги.

  – Нет и не было никакой голой платиновой блондинки в красных туфлях на высоких каблуках! – Claus растянул пальцами рот в улыбку.

  Затем он сжал правую грудь Andre, но сжимал сильнее, чем сжимал грудь блондинки.

  – Claus, ты ее съел?

  Или разрубил на куски и засолил? – Andre не удивлялся, в трактире часто одиноких бродяг разделывали на котлеты.

  – Да, я сделал из нее фарш.

  Свежее мясо для оборванцев – это им приятный сюрприз.

  – Ром из древесных опилок, котлеты из прекрасной блондинки! – Andre с одобрением кивнул. – Ты поступил мудро.

  От голых девок одни неприятности.

  Например, заявится ее отец или муж (Andre не заметил, как болезненно скривилось лицо трактирщика при слове «муж»), предъявит нам обвинения, что не спасли его дочь, не вызвали стражников, а выставили ее на посмешище перед нищебродами.

  Благородные господа не станут нас слушать, и разбираться не будут.

  На дыбу или на плаху! – Andre пристально смотрел в глаза трактирщика.

  Claus выдержал его изучающий взгляд. – Правильный ты хозяин, Claus.

  Из ненужной опасной девки сделал нужный и безопасный фарш.

  – В детстве я возомнил, что я Король, выпячивал грудь с царственным высокомерием, чтобы стать выше девочек по росту, носил туфли с толстой подошвой.

  Засовывал руки туда, куда хотел, щеголял в собольей шубе, равнодушно плевал на уличных танцоров, и даже не удивлялся, когда медведь с цыганом переходили мне дорогу.

  Девушки видели во мне Короля, выражения их гордых лицах смягчались, и красавицы бежали ко мне с широко расставленными руками.

  И знаешь, Andre, – Claus тряс помощника за плечи, – ничего с тех пор не изменилось.

  Я по-прежнему чувствую себя Королем, повелителем Судеб, хозяином котлет из человечины! – глаза Claus загорелись рубинами.

  – Благодетель, – Claus выдохнул перегар и кровавый туман. – Пустое все это.

  Утром, когда трактир закрывается на уборку, Claus отпустил Andre развлечься в балаган.

  Трактирщик принял все меры предосторожности, чтобы никто не увидел его драгоценную находку, его Венеру с картины Рембрандта.

  Он быстро пробежал в кухню, шагами измерял ее вдоль и поперек, затем решительно икнул, сдвинул плиту с люка в подвал и без предварительного стука поднял крышку.

  – Джентльмены, перед тем, как войти в комнату леди, стучат в дверь, – Claus ступил на верхнюю перекладину лестницы, решительность его улетала с каждой секундой. – Но я не джентльмен, а блондинка – она сама не помнит, кто она.

  Отбросим церемонии, если очень хочется посмотреть, то всегда найду оправдание. – Трактирщик бесшумно подошел к кровати.

  Платиновая блондинка спала, неприкрытая, ослепительная в своей роскошной наготе.

  – Туфли с каблуками не сняла в постель, и это показывает, что она аристократка, – Claus прошептал и нахмурился.

  Понимал, что поступает, как маньяк, когда подглядывает за спящей обнаженной девушкой.

  – Вот откуда маньяки берутся, – трактирщик сделал открытие. – Не сами мы становимся маньяками, а нас маньяками делают красивые женщины. – Он провел пальцем по своим пересохшим губам.

  Дотронуться до спящей блондинки не решился. – Я ценю то, что мне легко достается, а не с трудом.

  Ненавижу трудности.

  Для многих мужчин процесс завоевания девушки важнее, чем сама девушка, а я – другой.

  Не люблю ухаживать, а хочу все и сразу! – Claus с силой ударил себя кулаком по коленке, закричал от боли.

  Крик разбудил платиновую блондинку.

  Она присела на кровати, не показала, что удивлена появлением трактирщика.

  Никаких эмоций, только равнодушие в изумительных глазах.

  – Нормальной девушке не нужно напоминать об одежде, но у тебя во время несчастья пропали женские инстинкты. – Claus задержал дыхание и, как ему казалось, по-отцовски погладил блондинку по груди.

  Ладонь трактирщика коснулась стекла на груди девушки, он удивился, насколько холодный хрусталь, даже не нагрелся от соприкосновения с телом девушки.

  "Наверно, потому что она сама холодная, как лед.

  Неужели, я опоздал, и блондинка умерла.

  Разумеется, она сошла с картины Рембрандта, поэтому не обязана быть теплой.

  Если я поцелую ее, то поцелует ли она меня в ответ.

  Я превратился в ветреного сентиментального старика со страстью юноши". – Claus убрал руку с тела блондинки.

  Статуя не ответила ни взглядом, ни мычанием на его прикосновения.

  – Я куплю тебе одежду, дорогую, шикарную одежду, – трактирщик почувствовал прилив заботы.

  "Думаю ли я о том, как принести пользу девушке, или эгоистично потакаю своим интересам.

  Мы, мужчины, любим смотреть, как девушка одевается, а потом раздевается и снова одевается".

  Claus уверил себя, что поступает так, как на его месте поступил бы любой мужчина.

  – Заодно куплю тебе аристократическую еду.

  Поверь, я не соблазняю тебя, хотя сердце мое горит.

  Я глупышка, а то, что вижу перед собой, это не развратная картина.

  Ты сошла с картины Рембрандта, столь же голая и беззащитная, как Венера. – Claus выдал незнакомой девушке свою мечту.