Текст книги "Блондинка без памяти (СИ)"

Автор книги: O Simona

сообщить о нарушении

Текущая страница: 3 (всего у книги 5 страниц)

  Ты, что не чувствуешь? – Начальник стражи опустил свинцовую руку на плечо трактирщика. – Claus, ты мне почти, что друг, – высочайшая оценка из уст бешенного Kioko. – Но князю очень и очень захотелось получить источник этого благородного аромата.

  Приведи девушку, и мы не станем обыскивать твой трактир. – Kioko подмигнул.

  – Кто? Кто?!! – Claus взвыл.

  Начальник стражи его прекрасно понял.

  – Искандер! – ответил коротко.

  Kioko легко выдавал своих осведомителей.

  "Искандер донес, что в трактир пришла голая блондинка на высоких каблуках, нищий старался выслужиться перед начальником стражи.

  Глупый, не понимает, что надо держаться подальше от сильных. – Claus прочистил ноздри, но мозг не прочистился. – Когда снова заявится ко мне, я угощу Искандера по-королевски.

  Вряд ли он выживет после специальной порции рома с тушеной по-луизиански говядиной!" – Claus придумал казнь для Искандера, но на сердце легче не стало.

  – Подождите меня в зале, – трактирщик сдался.

  – Только не затягивай прощание, – Kioko не так глуп, как пытался казаться перед своим князем.

  Господа не любят умных стражников.

  Начальник стражи догадался, что трактирщик не хочет показывать свой тайник.

  При желании тайник найти легко, но зачем это желание, если трактирщик и так покорный, почти друг.

  Claus спустился в подвал, взял блондинку за руку.

  – У тебя новый хозяин, – голос трактирщика опустился.

  "А разве ты был моим хозяином?

  У меня нет и не может быть хозяина!" – блондинка писала на ходу, у нее получалось отлично.

  – Странный выдался день, – Claus подвел блондинку к начальнику стражи.

  Все зачарованно разглядывали необычайной красоты голую блондинку.

  – Искандер не обманул, – Kioko обошел блондинку по кругу. – Из-за нее отношения князя станут натянутыми с соседями и любовницами.

  Насколько я жестокий и решительный, настолько князь изнеженный и самовлюблённый, – Kioko не боялся, что его подчиненные передадут слова князю.

  Князь посмеется над этими словами, да еще и наградит Kioko за смелость.

  А доносчик заснет вечером в казарме, и утром не проснется.

  Девушку вывели из трактира.

  – Нет, не вывели, а она за собой ведет вас, – Claus прошептал, но начальник стражи его услышал.

  – Не по твоему рангу эта блондинка, – Kioko с сочувствием смотрел в глаза трактирщика. – Она бы тебя погубила.

  – Она погубит любого, – лицо трактирщика исказилось в страшной улыбке.

  – Сегодня вечером ты придешь к Базилю?

  Соберутся достойные мужчин! – Kioko шепнул, чтобы его не услышали подчиненные.

  – К Базилю? Кто это? Ах, Базиль, продавец устриц.

  Базиль, так Базиль.

  Что Базиль, что Lucio, все одно. – Claus закрыл за стражниками и блондинкой дверь.

  – Пропала мечта моего детства.

  Нет, не пропала, а осталась по-прежнему, мечтой.

  Кто знает, может быть, когда-нибудь она снова вернется в мой трактир.

  Когда-нибудь, но не при моей жизни! – Claus открыл бутылку дорогого легкого вина, залпом ее выпил, закусил устрицами и виноградом. – Ишь ты, устрицы сомлели, виноград потерял первозданную свежесть, – он повторил написанное прекрасной блондинкой. – Что господа находят в устрицах и винограде?

  Прав Lucio, мне не понять благородных.

  И Kioko тоже прав, что эта блондинка не для меня.

  Все правы, один я только неправ. – Вино слегка шумело в голове, но нужного состояния отрешенности от мира не давало.

  Claus прибегнул к проверенному способу: приложился к ведру с ромом.

  Закусил почти не протухшей свининой.

  – Я рано поднимаюсь, я не сова, – Claus подобрал голубое платье, от которого отказалась блондинка. – Просыпаюсь за час до восхода Солнца, и тут же начинаю переживать, что день не удастся, что все будет плохо, и мои доходы упадут.

  А у Andre мерзко пахнут ноги, когда он волнуется, запашок хуже, чем от кислой капусты.

  Я не Andre, я другой, и когда открываю рот, то говорю только умное, или принимаю в рот пищу.

  Если вижу у друзей недостатки, то сразу об этом говорю громко и всем.

  Почему я суетлив на кухне, перемываю посуду, и часто нюхаю продукты и одежду? – Claus понюхал голубое платье.

  Ему показалось, что оно хранит благоухание рук блондинки.

  Трактирщик разделся перед зеркалом догола, долго разглядывал свое отражение и стался довольным. – Блондинка, почему я ей не понравился?

  Она разбила мое сердце, а я уже не помню, как она выглядит.

  Помню только блистательную красоту, ослепительное изящество, а остальное забываю.

  Не хочу даже думать о ней! – Claus с трудом натянул на себя белые чулки, из подаренных управляющим лавкой дорогой одежды.

  К чулкам добавил кружевные белые трусики.

  Одежда отчаянно мала для него, но с треском налезала. – Никакого нет вкуса у Lucio.

  Врет он все.

  Разве под полупрозрачное голубое платье одевают белое нижнее белье?

  Я простой трактирщик, но понимаю, что так нельзя. – Claus погрозил своему отражению пальцем. – А, может быть, я больше понимаю в красивом, чем понимает Lucio?

  Блондинка облагородила меня? – Безутешный трактирщик выпил еще рома, с треском натянул на себя голубое изящное платье за две тысячи золотых экю.

  Не заметил, что платье лопнуло на спине, поэтому и налезло на него.

  Выполз из подвала, в зале забрался на стол и попытался станцевать.

  Свалился со стола, но танец продолжил среди скамеек.

  И казалось трактирщику, что танцует он замечательно, и сам он потрясающий мужчина, и поэтому чувство облегчения вытесняло остальные чувства.

  Дальше Claus пил без меры.

  Перед открытием трактира Andre нашел хозяина заведения в луже блевотины и рома посреди зала.

  – У Lucio и у Базиля Claus побывал, их влияние, – Andre принес лед из короба, насыпал на спину хозяина. – Голубое платье дорогое, для аристократок, не меньше, чем две тысячи золотых экю стоит, и женское нижнее белье фирменное. – Andre не так прост, как выставлял себя в трактире перед посетителями. – Все испоганил Claus, все безвозвратно испорчено.

  Но это его, хозяйское дело, поступает так, как хочет! – Andre почувствовал прилив жалости и уважения к хозяину.

  – Рембрандт! Венера! – Claus дергался под таящими кубиками льда, булькал.

  – Привет, красавчик! Очнулся? – Andre запустил руку в волосы трактирщика. – Будет нам и Венера, будет и Рембрандт.

  Пора открываться! – На этом Andre поставил точку.

  Он не догадался, что Claus напился из-за блондинки, из-за того, что ее потерял.

  Andre уверен, что Claus из нее вчера сделал фарш для котлет, которыми сегодня угостят оборванцев.

  Не бесплатно угостят, а за ворованное добро.

  Дворец князя Nikki не поразил блондинку ни красотой, ни величием, ни размерами.

  "Почему я ничего не помню из своего прошлого, но много о нем знаю? – Блондинка покорно шла за начальником стражи по огромной площади.

  По краям зеленели коротко подстриженные деревья и кусты, на изумрудных лужайках стояли белые мраморные фигуры. – На меня рабы и слуги показывают пальцами, смеются, откровенно хохочут над моей наготой.

  Зависть это к моему аристократизму.

  В каждой моей черточке, в каждом изгибе играет благородство", – тухлое яйцо ударило в лоб блондинки.

  Зловонная жижа потекла вниз.

  Блондинка не удивилась, что в нее начали бросать гадости.

  Чем выше человек, тем ниже вокруг него толпа.

  Она остановилась, но не вытирала с лица и с шеи вонь протухшего неродившегося цыпленка.

  Блондинка не чувствовала стыда, поэтому что чувство стыда в ней отсутствовало с рождения.

  Аристократы никогда и ни перед кем не стыдятся.

  Все захохотали, умирали от хохота, нет для раба ничего смешнее, чем испоганить прекрасное.

  – Ты пришла одна, а то и в подружку бросим!

  – Посмотрите на нее, вылитая королева с яйцом.

  – Не королева она, а жемчужина, белая вонючая жемчужина.

  – Куда пойдешь с яйцом?

  – Стекло на шею повесила и радуется, как дикарка.

  – Тухлое яйцо – подарок от нас.

  – Жди еще сюрпризом.

  – У тебя сегодня день рождения.

  Вопли рабов и слуг бились о блондинку, как мелкие камешки в морской волне стучат о скалу.

  Начальник стражи грубо толкнул блондинку ниже спины:

  – Что встала, снежинка.

  Думаешь, что тебя будут обмывать?

  Нет, юная леди, в замке князя Nikki каждая девушка за себя.

  Следи, чтобы тебе в еду яд не подсыпали в первую брачную ночь! – Слова начальника стражи слились с воплями рабов.

  На предостережения Kioko блондинка обратила внимания не больше, чем на яйцо на лбу.

  Она просто стояла и стояла.

  Начальник стражи замахнулся на нее кулаком, но заглянул в глаза и с изумлением опустил руку.

  Он понял, что блондинка сама не пошевелит пальчиком, чтобы очистить себя от мерзости на лице.

  Она привыкла, что за нее все делают другие.

  – Ты словно каменная.

  Не ударю тебя, потому что ты принадлежишь моему князю, его добро. – Kioko сдвинул брови: – Эй, немедленно смойте с блондинки эту гадость.

  А то я ваши мозги превращу в тухлые яйца.

  – Скажи, начальник, почему мы с ней не поступаем так, как с другими рабынями? – молодой стражник за волосы подтащил к блондинке худого раба.

  Худой, но волосы у него роскошные, длинные, как грива альфинского льва.

  Стражник волосами раба стал стирать с блондинки тухлую жижу яйца и осколки скорлупы.

  – Скажи, Siroco, – начальник стражи любил долго и нудно поучать подчиненных. – Мышь похожа на слона?

  Король сажает и выкапывает картошку?

  Любишь ли ты разговаривать с воздухом, в котором ничего нет? – Начальник стражи развлекался.

  – Начальник, ты прав, – Siroco мечтал быстрее очистить пленницу и спрятаться за спины товарищей.

  Он знал длинные, высасывающие душу, нравоучения начальника.

  – При дневном свете мы выглядим иначе, чем ночью. – Kioko, как акула, схватил добычу и не собирался отпускать Siroco.

  Нравится Kioko всеобщее внимание, любит он красоваться.

  И себе кажется очень значительным, когда учит молодых.

  Наверняка, к Kioko ночью в казарму прокрадется тайком новенькая рабыня, доверчиво склонит головку на его плечо и произнесет с восторгом:

  "Kioko, я слышала тебя сегодня на площади перед дворцом.

  Ты настолько умный, что я вся дрожу от страсти, после твоих речей даже нижнее белье забыла одеть".

  Siroco же, под градом мудрости начальника стражи, сдувался, потому что он не красавица рабыня.

  Молодой стражник видел, как открылись парадные двери Дворца, величественно ступил на первую мраморную ступеньку сам ясновельможный князь Nikki.

  Вокруг него другая свита, иная охрана, личная, из воинственных амазонок.

  Три девушки в полном тяжелом боевом вооружении лениво оглядывались по сторонам.

  Кажется, что они проявляют любопытство, как школьницы.

  Но Siroco знал, что от пытливого взора телохранительниц князя не ускользнет даже мышь.

  "Что я здесь делаю? Зачем мне все это? – Siroco в очередной раз начал молча ныть. – Я простой деревенский парень, захотелось мне богатой жизни.

  Лучше бы в деревне пас свиней: и мясо рядом, и девки любят, а здесь, хоть форма у меня с блестящими пуговицами, хоть оружием обвешан, но здесь я никто.

  Сколько времени еще будет продолжаться издевательство? Всегда?" – Siroco внимательно осмотрел лицо блондинки.

  Волосы раба сделали свое дело, убрали с девушки тухлое яйцо, но запах остался.

  К нему примешался запах грязных волос раба.

  – Начальник, князь идет, – Siroco попытался отвлечь внимание Kioko от своей особы.

  Но не тут-то было; Kioko обожал разглагольствовать и в присутствии князя.

  Самое удивительное, что князя болтовня начальника стражи забавляла.

  – Мой князь идет? Слава ему, пусть идет! – Kioko двумя пальцами взял за подбородок Siroco. – Как ты думаешь, перестанет ли блондинка вонять тухлым яйцом при приближении князя?

  Наш сиятельный князь властвует над всеми и над всем, только запахи ему не подвластны.

  Говно, оно и в присутствии Короля продолжает вонять. – Начальник стражи перевел дыхание, потому что князь со свитой подошел и с улыбкой покровительственно слушал его.

  Настроение князя превосходное, поэтому он не прочь участвовать в спектакле, организованном Kioko.

  – Siroco, твоя выучка отчетливо видна по выправке и налившимся ягодичным мускулам, недаром же я тебя тренировал, – Kioko расправил грудь. – Но то, что очевидно с первого взгляда, то в отчаянии и в горе не видно.

  Эмоции, о которых ты забываешь, сдавливают тисками сердце, и тогда безысходность и отчаяние овладевают тобой.

  Мускулы не победят горе.

  Ты только что цвел, а на моих глазах бледнеешь, превращаешься в привидение, в твоих глазах появляется глупость, мозг опустошается, а зубы, наверняка, начинают ныть.

  Вот выбью тебе зубы, и они перестанут болеть.

  Под глаза поставлю синяки, они украсят тебя, как мужчину! – Kioko угловато поклонился князю, уловил одобрение в глазах сиятельнейшего и продолжил издевательство над позеленевшим стражником. – Молодой, ты не понимаешь, кто тебя окружает.

  Ты привык в деревне к простым отношениям, а здесь все сложно.

  Даже рабыня не сделает шаг по дворцу, если не поправит свою юбку.

  Ты спрашивал, почему мы не поступаем с блондинкой так, как со всеми другими рабынями?

  Теперь ты понял? Я ответил на твой вопрос, Siroco?

  – Все в порядке, начальник. Разумеется, я все понял, – на лице молодого воина мелькнула тень паники, он судорожно дышал, но заставил себя криво улыбнуться, словно невидимые гномы пальцами растянули его лицо в улыбке.

  – Почему она дурно пахнет? – сиятельный князь принюхался.

  Он после спектакля с молодым воином перевел свое внимание на пленницу. – Тебя воспитывали вместе с курами, дитя мое? – Князь тоже любил издеваться над рабами.

  Все любят издеваться над нижестоящими.

  "Я не помню, где я воспитывалась, ничего не помню, хотя некоторые знания из прошлого у меня есть.

  Например, я знаю, что-то, но не знаю, почему. – Блондинка написала на доске. – Разговаривать я не могу, потому что у меня отрезан язык, но, надеюсь, что когда чародей мне сделает новый язык, то я вам отвечу.

  Может быть, я воспитывалась с курами, а они разве живые?

  Я видела куриц только жареными на блюде".

  – Странное неестественное беспокойство сопровождает меня с утра, после сна, в котором я видел себя мертвым в гробу. – Князь Nikki провел ладонью по бородке. – Сон вещий, потому что появилась ты.

  Ты не из наших краев, потому что выглядишь аристократкой, ведешь себя, словно Принцесса, а всех ближайших аристократок и Принцесс я знаю.

  С некоторыми мы очень тесно знакомы! – Князь Nikki поднял правую руку.

  Как позже узнала блондинка, это разрешение громко хохотать над его удачной шуткой.

  Рабы, стражники даже амазонки со стальными лицами захохотали.

  «Я подумала, не пойти ли вам на...» – рука блондинки дрогнула, она забыла, что хотела написать.

  Князь нежно обнял блондинку за плечи, но голову отвернул, чтобы оставшаяся вонь от тухлого яйца со смрадом волос раба не свела его с ума.

  – Тебя омоют и оденут в достойное.

  "Я не привыкла одеваться.

  Что-то из прошлого запрещает мне одеваться и заставляет ходить обнаженной, но в туфлях на высоких каблуках.

  Наверно, меня заколдовали!" – Чем дольше блондинка писала, тем скучнее становилось князю.

  – Я не спрашиваю тебя, все мои слова во Дворце воспринимаются, как приказы, – Nikki из веселого состояния перетек в озлобленное.

  Чтобы не убить сразу прекрасную пленницу, он стиснул зубы и направился в сторону молодой кобылы.

  Андалузская кобылица, купленная за десять тысяч сестерциев, нетерпеливо била копытом в лоб конюха.

  «Где мой личный дворец?» – блондинка спросила написанным двух подошедших высоких ухоженных служанок.

  Брюнетка и рыжая.

  Брюнетка насмешливо показала пальцем в направлении конюшни.

  Рыжая пальчиком дотронулась до кулона на груди блондинки.

  – Ты голая, но с огромным куском стекла на веревке.

  Он – твой талисман?

  "Вот мой талисман, – блондинка взяла ладонь рыжей и приложила ее к своему лбу. – Мой ум – мой талисман, он мне помогает везде и всегда.

  С помощью ума я хожу и не падаю.

  А все остальное получаю за счет своей небесной красоты.

  Все мне должны.

  А на шее у меня висит поразительный редкий голубой брилилант чистейшей воды.

  То, что он величиной с кокос или с маленькую дыню, вводит многих в заблуждение.

  Все привыкли к тому, что бриллианты очень маленькие и невзрачные". – Блондинка не боялась, что у нее отнимут бриллиант.

  Ей даже в голову не приходит, что ее могут обидеть.

  Никто с ней ничего дурного не сделает.

  Рыжая служанка отвела брюнетку на пару шагов и шепнула ей в смуглое ухо.

  Отметила, что щека подруги покрыта нежным персиковым пушком.

  – Rebekka, я не буду издеваться над новенькой пленницей.

  Она странная, как и наш князь.

  Вдруг, он приблизит блондинку к себе, и тогда она всем своим врагам припомнит зло.

  – Согласна с тобой, Sonia, если это возможно, то станем ее подружками.

  Сначала я хотела над ней издеваться, да, как бы издевательства меня не лишили меня головы. – Rebekka подошла к блондинке, достала из кармана передника персик, вложила его в руку пленницы:

  – Скушай!.

  "Я сегодня позавтракала устрицами и виноградам.

  А персики кушаю только фривольские или мандолинские". – Блондинка скривила личико, словно обиделась на Rebekka.

  – Фривольские или мандолинские персики? – Rebekka пожала плечами и с вопросом посмотрела на рыжую подружку. – Не слышала я ни о Фриволье, ни о Мандолине.

  Наверно, ты из очень далёких мест от нашего княжества.

  Памяти нет, а уже настрадалась.

  – Фривольские или мандолинские персики, но здесь тебе придется кушать только то, что произрастает во владениях князя Nikki, – Sonia взяла из рук блондинки персик и откусила.

  Мягкая ароматная плоть плода потекла по подбородку красивой служанки.

  Но нисколько не испортила ее образ.

  Девушки засмеялись.

  "С вами легко и вольно, не то, что с трактирщиком и начальником стражи. – Блондинка наклонилась и погладила подбежавшего енота между ушей. – И полосатый зверек кого-то мне напоминает.

  Наверно, там, о чем я не помню, я дружила с ним. – В глазах блондинки разлилось теплое голубое море. – И с вами, подружки, я, возможно, дружила.

  С вами, но другими.

  Догоните меня, если сможете!" – Блондинка засмеялась, побежала в сторону дворца.

  Sonia и Rebekka переглянулись.

  Они не ждали от пленницы князя подобного поведения.

  Обычно новые рабыни испуганы, зажаты, дрожат от страха.

  А эта блондинка ведет себя так, будто во дворце все ее слуги, даже князь на побегушках.

  Служанки решили, что блондинка сумасшедшая.

  Они догнали ее в голубом коридоре, ведущим в левое крыло Замка.

  Догнать не трудно, потому что пленница подпрыгивала от избытка чувств, поворачивалась, строила уморительные рожицы.

  «Кто эти мужчины и женщины на картинах»? – блондинка писала показывала пальчиком на портреты в массивных золотых рамах.

  – Предки князя.

  "Они неинтересные и страшные, они не нужны.

  На картине должно быть изображено солнышко и зверек, тогда весело. – Блондинка зевнула. – Ведите!"

  Но когда Rebekka и Sonia привели ее в комнату, то блондинка не обрадовалась.

  "Это комната уединений?

  А где аппартаменты достойные меня?

  Если не успели построить дворец для меня, то хотя бы предоставьте сто комнат.

  Князь может пожить на конюшне, а я буду властвовать во Дворце".

  – Терпи пока эту комнату.

  Поверь, она намного лучше, чем те, в которых мы живем, а о подвалах для рабов уже и не говорим, – Sonia помогла пленнице сойти в ванну.

  Служанки теперь не сомневались, что блондинка сумасшедшая, и у нее еще мания величия.

  «Вода холодная!» – Блондинка сделала попытку встать из ванной.

  – Для слуг воду не подогревают! – Rebekka надавила на плечи блондинки и погрузила ее, как поплавок. – Либо мы отмываем тебя в холодной воде, либо ты остаешься с запашком тухлого яйца, а затем нам всем отрубят головы. – Rebekka подождала, когда блондинка успокоится и задала роковой вопрос: – Ты не боишься умереть? – прозвучало безысходно, и Rebekka услышала шорох усов княжеского палача, увидела биения сердца блондинки, сердца, которое ей вырвут на месте казни.

  И никто никогда не узнает тайну этой веселой пленницы.

  Ее родители и близкие никогда ее больше не увидят.

  Rebekka заплакала, кусала губы, она видела в глазах Sonia тот же испуг, боялись они за пленницу и за себя.

  В замке князя Nikki никто не знает, проснется ли.

  Но вероятнее всего, что первой казнят блондинку, слишком она дерзкая и непонятная.

  Князь легко переходит от состояния веселья к неконтролируемой агрессии.

  Он может сам задушить жертву, или отдаст ее на растерзание своим телохранительницам, и в самом крайнем случае, назначит время казни, будет любоваться, как палач издевается над жертвой.

  В замке других развлечений для князя Nikki нет.

  – Мы вымыли тебя, – руки Sonia тряслись. – Теперь оденем к обеду, оденем так, как любит князь.

  Не волнуйся, все пленницы прошли через эту одежду.

  "Вы добавили в воду ароматическое масло, но оно дешевое.

  Почему не растираете мое великолепное тело дорогими маслами из Аравии?

  Оденете? Зачем?

  И почему не делаете мне массаж?" – Слишком много почему от новой пленницы.

  – Нам очень жаль, что мы не создаем для тебя условия, к которым ты привыкла и которых ты не помнишь, – Sonia насухо вытерла полотенцем упругое тело блондинки. – Даже ощущаем физическую боль, что ничем не поможем.

  Ты позже возненавидишь нас за то, что мы жалкие, безынициативные. – Sonia из шкафчика выложила на столик стопку белья. – Одевайся к обеду, ты должна сидеть за столом и ждать князя.

  По традиции князь Nikki обедает с каждым новым рабом.

  И раб до конца обеда не знает, выйдет ли он из обеденного зала сам, или его вынесут по частям.

  "Я сама никогда не одевалась, – блондинка с недоумением смотрела на одежду. – И, разве это возможно одеть?

  Все очень дешёвое, низшего качества.

  У князя дурной вкус, если он позволяет девушкам одевать это".

  – Тогда мы тебя оденем, – Rebekka вздохнула.

  Она понимала, что, если блондинка будет дальше упрямиться, а она обязательно будет упрямиться, то к обеду они опоздают, и гнев князя ляжет на них троих.

  "Я не ношу одежду, она мне, наверно, вредит.

  Возможно, что в прошлом, у меня аллергия на одежду.

  Одежда сковывает движения, помогает микробам размножаться, солнечный свет не доходит до бактерий и не убивает их, ветерок не освежает и не обдувает.

  Одежда – вред!" – Блондинка упрямо надула губы.

  – Милочка, – Sonia поцеловала пленницу в губы.

  Она слышала от придворного шута Jean, что поцелуи успокаивают. – Не ради себя, а ради нас, оденься.

  Потерпи немножко.

  За обедом делай, что захочешь, хоть сорви с себя платье и сожги его.

  Но одеть тебя к обеду – наша с Rebekka обязанность.

  Иначе нам отрубят головы. – Sonia еще раз поцеловала в губы блондинку.

  «Странно, почему ее губы пахнут земляникой?» – Сердце служанки защемило от боли за глупенькую блондинку.

  Пленница не виновата, что потеряла память и сошла с ума.

  "Одевайте меня, пусть микробы размножаются под одеждой, – блондинка вздохнула. – Но князь дорого заплатит за издевательства надо мной.

  Я светлая личность и не скрываю свою красоту от мира.

  Мужчины рады, когда я рядом, и поддерживают меня, но никто не смеет указывать, что мне делать". – Блондинка улыбнулась, подула на уставшую руку.

  Говорить рукой утомительно.

  – Мы тебе поможем, как только сможем, хотя не представляем, когда это произойдет. – Sonia с помощью подруги одела пленницу.

  "Не знаю, кто сошел с ума: блондинка или наш князь Nikki.

  Почему ему нравится, когда вновь прибывших служанок наряжают лесными феями, а мужчин – носорогами". – Sonia поправила венок из листьев клена на аккуратной головке блондинки.

  Пленница подошла к зеркалу и скривила лицо.

  Из зеркала на нее смотрела прекрасная девушка, но обезображенная одеждой.

  Зеленое платье из грубой материи, воротничок, красные кружева, прозрачные крылья на платье сзади в области лопаток, венок из листьев на голове.

  – Мужчины любят, когда девушки скрывают свою красоту под одеждой, – Rebekka поняла душевные терзания блондинки. – Князь полагает, что в костюме феи, а именно так, по его мнению, выглядят лесные феи, девушки выглядят лучше.

  – Мы оставили тебе твои туфли, хотя дожны были обуть в башмаки из березовой коры, – Sonia сама не знала, почему решила рискнуть.

  Если князь заметит, что пленницу не переобули должным образом, то разгневается.

  Ледяные пальцы блондинки неожиданно обхватили запястье Sonia.

  Пленница замычала, так она выражала свою благодарность.

  "Мы должны были возненавидеть эту блондинку за ее аристократические замашки, но почему-то я испытываю к ней теплые чувства.

  И сделаю все возможное, чтобы ее не отравили и не обезглавили в первую брачную ночь". – По привычке Sonia и другие служанки называли брачной первую ночь пленницы или пленника в замке.

  Служанки вывели блондинку из комнаты приготовлений.

  – Лишь бы нам никто не встретился по дороге в обеденный зал, – Rebekka подумала вслух.

  – Я часто думаю о том, что на пути попадаются те, кого мы не хотим видеть, а с теми, с кем желаем встретиться, появляются редко.

  Их нужно искать! – Sonia ободряюще пожала руку блондинки. – Этого просто не может быть.

  Может быть, Судьба нарочно смеется над нами?

  – Досмеялась судьба, – Rebekka произнесла с сарказмом. – Нет хуже приметы в замке, чем встретить матушку нашего сиятельнейшего князя. – Rebekka присела в поклоне.

  Вместе с ней опустила голову и присела Sonia, она дернула блондинку за руку:

  – Кланяйся матушке князя.

  Она, конечно в маразме, но наказать может, как живая.

  «Кланяться? Зачем? Пусть она мне кланяется!» – Блондинка в глазах служанок неисправимая.

  Две другие служанки подкатили коляску с почтенной старушкой.

  Никакого маразма в ее глазах блондинка не заметила.

  Старушка впилась взглядом в лицо новой пленницы.

  Чем дольше она смотрела, тем больше бледнела, разум в ее глазах медленно таял, на лбу выступил кровавый пот.

  – Почему не кланяешься мне? Тебя задушат не во сне, а казнят на площади, чтобы было больно! – старуха попыталась схватить за руку блондинку, но из-за плохого зрения промахнулась и пожала ей грудь.

  Блондинка замычала.

  – Она мычит, как корова!

  Она корова!

  Моему сыну привели корову.

  Только коровы в его коллекции домашних животных не хватает, – старушка посмотрела на своих служанок и, неожиданно для всех, засмеялась.

  Ее смех похож на царапанье когтей орла по стеклу.

  Служанки вынужденно вымученно подхватили смех своей госпожи.

  Если хозяйка смеется, то смеются все.

  Мать князя подняла подбородок, ее широкие мужские плечи сотрясались от несдерживаемого смеха.

  Блондинка с интересом рассматривала старушку, не сердилась на нее, не рыдала беспомощно над оскорблением.

  Внезапно, Sonia поднялась, притянула блондинку к себе, словно хотела защитить от налетевшей грозы.

  Блузка Sonia промокла от волнения, служанка гладила атласные белоснежные волосы блондинки, на неизвестном для пленницы языке шептала ласковое, утешала.

  Смех старушки стал тише, затихли и утешения от Sonia.

  Sonia старалась вернуть себе прежнее спокойствие, снова склонилась перед матерью князя, скрывала смущение и, внезапно покрасневшее от прилива крови, лицо.

  – Водят к моему сыночку всяких шлюх, – матушка князя презрительно оглядела блондинку. – Когда же он выберет себе нормальную.

  "Ваш сын, князь, не может жениться?

  Девушки его не любят и брезгуют находиться с ним рядом?

  Он, конечно, далеко не красавец, почти урод, но и для доброго урода найдется девушка!" – Блондинка написала и поднесла доску к глазам старушки.

  Старушка прочитала, сдвинула брови:

  – Корова называет моего сына уродом?

  Или я разучилась читать! – мать князя не верила тому, что прочитала.

  Никто не смел ей никогда плохое слово сказать, все подобострастничали, а тут – непонятное на доске. – Эй, прочитайте!

  – Мы не грамотные, – служанки соврали в четыре голоса.

  – Неграмотные, тогда зачем вам голова на плечах?

  Сегодня же палач снимет ваши головы! – старуха произнесла спокойно, но в этом спокойствии пробивалась зловещая смертельная угроза.

  Повелители верят в то, что они бессмертны, и в то, что рабы должны расставаться с жизнью легко, свободно, и в любое время.

  "В жизни у каждого много дел, а у тебя нет дела, поэтому катаешься в коляске.

  Меня должны возить в колясках и каретах, на руках носить, а не тебя!" – Блондинка потянула за сухую руку старушки, пыталась занять место матери князи в коляске.

  И тут до почтенной старушки дошел, наконец, смысл написанного, и она увидела еще одну дерзость пленной блондинки.

  Блюдо, которое служанки несли, чтобы поднести ее сыну, вдруг, заговорило, да еще как.

  – Ты осмелилась... Да ты... – Старушка привстала (блондинка ошибочно подумала, что она уступает ей место в кресле на колесах). – Моего сына уродом...

  Меня вон!

  Эти стены подобного не слышали! – старуха мать погрозила ссохшимся кулачком стенам. – Стража! Убейте... – Судорога перекосила выразительное морщинистое лицо матери князя.

  Старушка растеклась по креслу, из левого уголка рта показалась синяя пена.

  Пожилая женщина силилась сказать что-то, и это не обрадовало бы никого.

  Но уже не могла.

  – Парализовало, – одна из служанок постучала пальчиками по щекам матери князя.

  В ответ услышала приглушенное мычание старушки. – Из-за тебя ее скрутило. – Девушка не обвиняла, она с любопытством смотрела на новую пленницу.

  – Когда кто-то, кто тебе неприятен, не в порядке, тогда все в порядке, – Rebekka ущипнула старушку за ухо, не увидела реакцию, не услышала проклятия в свой адрес. – Надеюсь, что у вас хватит ума не рассказать, отчего мать князя парализовало.

  Если наш сиятельнейший узнает, что новая пленница ей надерзила, а старушка от этого окаменела, то нас всех казнят.

  Меня и Sonia обезглавят за то, что не усмотрели за своей подопечной, а вас сожгут на костре ведьм за то, что позволили пленнице общаться со старушкой.

  – А то мы сами это не понимаем, – служанка вышла из-за кресла, своим мизинцем захватила мизинчик Rebekka. – Скажем, что старушка уже проснулась парализованная.

  А мы ее везли на осмотр к колдуну.

  – Клянемся! – Rebekka торжественно произнесла, свободным мизинцем взяла за мизинец Sonia.

  Sonia прикоснулась другим мизинчиком к мизинчику пленницы, блондинка протянула руку другой служанке матери князя.

  Наконец, круг замкнулся.

  Девушки почувствовали, как сила вливается в их худые тела, щеки загораются огнем, и облако общей тайны мягко окутывает с ног до головы.