Текст книги "Блондинка без памяти (СИ)"

Автор книги: O Simona

сообщить о нарушении

Текущая страница: 2 (всего у книги 5 страниц)

  Трактирщик сдулся, как продырявленный шар.

  Но блондинка никак не отреагировала на его признание.

  – Просто я никогда не видел обнаженную аристократку, я не вхож в высшие круги.

  Сижу в трактире, завален кусками жареного и сырого мяса, не ищу себя, никого не искал, ты нашлась.

  Проверял мешки с картошкой, тщательно просматривал клубни, морщился, когда рука натыкалась на гнилую картофелину с маленькими белыми червяками, отбрасывал испорченную картошку, тянулся за следующей.

  Гнилая картошка – не протухшее мясо, ее ни под каким соусом не подашь на стол.

  Да, а ты очень красивая. – Трактирщик поднял голову и с облегчением рассмеялся.

  У него появилась цель – ухаживать за мечтой своего детства. – Пока я хожу, я тебя привяжу... чтобы тебя не украли, – Claus с раздражением звякнул цепями.

  Он часто сажал на цепь оборванцев должников, поэтому цепь выдержит даже слона.

  «Смешно», – блондинка написала, но никак не отреагировала на то, что трактирщик приковал ее к стене.

  – Смешны мои проблемы?

  «Ты думаешь, я не думаю, это смешно», – платиновая блондинка изящно присела на ящик с капустой.

  Даже капуста под девушкой выглядела по-королевски.

  Claus оставил пленницу, хотя пленницей блондинку не считал.

  Главное, обмануть самого себя.

  На базаре он зашел в ряды, в которых никогда не закупался.

  Одежда для аристократов, дорогие платья для благородных.

  – Что делает здесь наш достопочтенный Claus? – около лавки сидел толстый управляющий господина Жакомо Lucio.

  Lucio, хотя и работал на богатого купца, но частенько заходил в трактир к Claus, говорил, что после общения с привередливыми богатыми покупателями дожен расслабляться с простым народом.

  Конечно, все понимали, что к Claus заходят не за расслаблением, расслабиться можно и в дорогих термах, а из-за низких цен на еду и на выпивку.

  – Моей племяннице...

  – У тебя есть племянница.

  Никогда бы не подумал, что у старого доброго Claus племянница.

  – Да, племянница, – Claus не хотел сейчас болтать языком, лучше он посидит с блондинкой, будет с ней беседовать, чем с управляющим.

  – Красивая? Дай угадаю! У твоей племянницы праздник, поэтому ты хочешь ей сделать богатый подарок. Платье? – Lucio хороший управляющий, если вцепится в клиента, то не отпустит. – Ты бы отдарился простеньким подарочком, но не хочешь, чтобы родственники шептали за твоей спиной, что ты жадный.

  Ты пришел по адресу.

  Нигде больше не найдешь столь дорогих платьев, которые я продаю столь дешево.

  «Как наседает. Ну, ты ко мне придешь в трактир, я тебе опилочного рома налью, сразу верну все свои деньги за платье», – трактирщик молча взвыл.

  Но мечта детства, Венера, не может стоить дешево.

  Он проследовал за Lucio в лавку.

  – А еще я упрекаю себя за то, что слишком добрый, – Claus увидел роскошные платья и задрожал от страха, выглядели они безумно дорого.

  – Добрый, добрый, добрее не бывает, – Lucio схватил трактирщика за руку, чтобы он не убежал. – Claus, Claus!

  Отдам тебе товар дешевле, чем покупал его. – Управляющий лавкой, конечно, врал, но без вранья нет торговли.

  Это они понимали оба. – Роскошное платье просто так нельзя покупать, это все равно, что не смотреть, что ешь.

  Скажи, достопочтенный Claus, какого цвета волосы у твоей племянницы.

  Черные? Рыжие? Каштан?

  – Белые! Но не просто белые, а снежные! – трактирщик каждое слово выдавливал из себя.

  Ему казалось, что, если станет много рассказывать о найденной блондинке, то она исчезнет также загадочно, как появилась.

  – Снежные? Хорошая у тебя племянница, я сразу заметил, как ты сияешь. – Lucio небрежно отодвинул платья, шитые золотыми нитями, тяжелые, богато выглядят.

  Извлек из потайной комнаты воздушное голубое платье. – Надеюсь, что твоя племянница не страдает избыточным весом.

  – Нет, она худенькая, тонкая кость, белая кожа, губки – кораллы, ножки сосны, аристократка. – Claus икнул и исправил ошибку. – Как аристократка.

  – Я так и думал, я так и думал! – Lucio с любовью расправил платье перед глазами трактирщика. – Прекрасный способ держать себя в форме это постоянно менять племянниц.

  Но у меня нет денег на подобную племянницу, которую ты описал.

  Твоя племянница должна стоить очень дорого.

  – Да, она дорогая, – Claus пощупал материал платья (управляющий болезненно сдвинул брови, неприятно, когда каждый клиент трогает дорогую материю). – Но платье это выглядит не дорого.

  Сшито прекрасно, материал приятный на ощупь, но где золотые нити, где бархат, где кружева и банты?

  – Милый друг, ты мастер своего дела, профессионал горшков и жаркого, – Lucio приобнял трактирщика. – Но в дорогих женских одеждах не разбираешься.

  Нет, это не упрек, и я не учу тебя, я же в твоем деле тоже ноль, но о платьях для аристократов скажу пару слов.

  Тяжелые платья с золотым шитьем, с кружевами, с пуговичками, бантами, эполетами – это для внезапно разбогатевших купчих.

  Они хвастают друг перед дружкой количеством материи и украшений, которые пошли на платье.

  Но любой аристократ видит, что это не то.

  Я хорошо разбираюсь в достижениях портных, особенно в женском белье.

  Поверь, если тебе нужно шикарное платье для племянницы, которая похожа на аристократку, то лучше, чем это платье ты не найдешь.

  Вся его ценность в том, что оно выглядит мило, и дешево, но любой король, любая принцесса сразу скажут, что это баснословно дорогое платье, оно только для избранных.

  Но и носить его нужно уметь.

  В этом платье девушка должна летать.

  Я держу это платье в лавке для себя, чтобы любоваться им, и представляю, что когда-нибудь появится девушка, которая с ним сольется.

  Не собирался продавать, но тебе уступлю.

  – Ты смеешься надо мной? – Claus чувствовал, что торговец говорит правду, искренен.

  Но трактирщик никак не мог поверить целиком, что аристократы одеваются в неприметное, без золотого шитья.

  – Если бы я смеялся, то я бы сказал ХА-ХА!

  Неужели, ты не видишь, что у меня серьезное выражение лица.

  Если бы я хотел на тебе нажиться, то продал бы бархатное тяжелое платье с жемчугом, золотыми нитями и кораллами.

  Эти платья сравнительно недорогие, но продать их можно за четыре цены.

  Но это голубое платье для аристократки я отдаю тебе за то, за что купил.

  Ну, и еще один сольдо сверху.

  Ты же хочешь, Claus, чтобы я этот сольдо пропил у тебя в трактире? – управляющий подмигнул трактирщику.

  – Прости, просто я перестал верить людям.

  Ты окунулся с головой в работу, а я из нее вынырнул.

  Сколько же стоит это невесомое, с виду простенькое, платье для аристократок?

  – Две тысячи экю, – Lucio улыбнулся и заглянул вглубь глаз трактирщика.

  – Две тысячи экю за тряпку? – как Claus ни старался казаться равнодушным, но выкрикнул и выпучил глаза.

  – Друг мой. Аристократы потому и аристократы, что у них все самое дорогое.

  Разве ты ценил бы платье, которое купил дешево?

  И твоя племянница, когда узнает, за сколько ты приобрел для нее платье, будет очень и очень благодарна.

  Недавно я продал маленькое черное платье за тысячу талеров, но то маленькое черное платье, оно и должно стоить дешевле, а ты берешь голубое платье для снежной блондинки.

  Поверь, оно того стоит.

  – Да-да, я знаю, что все стоят дорого, кроме меня.

  Но две тысячи экю для меня неподъемная цена.

  – Claus, на любой другой товар я бы сделал тебе, как другу, отличную скидку.

  Но на это платье не могу, не имею права! – управляющий скрестил руки на груди.

  Трактирщик понял, что правила игры для аристократов другие, аристократы не торгуются, и, действительно, как сказал Lucio, смысл одежды для королей в том, что она баснословно дорогая, но выглядит простенько.

  Claus подумал, что блондинка оттает, когда увидит платье, со слезами благодарности бросится на шею, повиснет, зацелует до смерти, будет благодарить и благодарить.

  "Я всю жизнь мечтал встретить Венеру, а теперь, когда встретил, то разве имею право продолжать прошлую жизнь?

  Пора и мне вливаться в высшее общество". – Claus уговорил себя, и сразу облегчение расслабило все его мышцы.

  – Я беру это платье за две тысячи экю и не торгуюсь. – Трактирщик присел в кожаное кресло для посетителей. – Я поручаю своему помощнику все, что с чем могу справиться сам, потому что мы все смертные, и на каждого смертного найдется слуга.

  Но в данном случае я покупаю одежду для племянницы сам.

  – Я был уверен, что ты купишь это платье для своей снежной племянницы.

  По-другому и не могло произойти. – В глазах Lucio нет торжества, которое появляется в глазах любого торговца, когда он выгодно продал товар.

  Claus чутьем догадался, что управляющий его не обманул, не нажился на продаже.

  Возможно, что в единственный раз Lucio продешевил.

  – В подарок для твоей племянницы я подберу чулочки, нижнее белье, это все бесплатно, – Lucio вытер ладонью набежавшую слезу. – За это ты познакомишь меня со своей племянницей, хоть краем глаза хочу на нее посмотреть, хотя бы со стороны. – Управляющий бросал в корзину женское белье, которое считал нужным для племянницы трактирщика. – Туфли ей нужны?

  – У нее есть хорошие туфли, – Claus хотел побыстрее выйти из лавки, наконец, оказаться в родном трактире, который с приходом блондинки стал еще роднее.

  – Да, девушка может экономить на одежде, ходить голой, но туфли обязана иметь наилучшие.

  Без туфель на высоких каблуках нет девушки.

  – Почему ты сказал, что голая и на каблуках? – Claus заподозрил, что Lucio знает о прекрасной блондинке, что она пришла вчера в трактир.

  – Твоя племянница голая и на каблуках? – Lucio в восторженном недоумении распахнул глаза.

  – Пошутил я, пошутил, – трактирщик успокоился.

  Просто Lucio нечаянно угадал.

  – К слову о голых леди, хочешь подсмотреть, как мои посетительницы переодеваются, примеряют платья.

  За стеной ширмы оборудована потайная комната для подглядывания.

  Всего лишь один динар, и ты...

  – Любопытная забава, но в другой раз, – Claus подхватил купленное платье и подаренное нижнее женское белье.

  – Конечно, тебе уже не интересно подглядывать за купчихами, ведь у тебя есть прекрасная племянница! – Lucio, как все торговцы, любил лезть не в свое дело.

  – Ты намекаешь, что я подсматриваю за своей племянницей, когда она переодевается, – трактирщик в гневе надул щеки, но вспомнил, как смотрел на обнаженную спящую блондинку, любовался ей. – И платье купил дорогое только для того, чтобы посмотреть, как она его примерит?

  Нет, подобными гадостями я не занимаюсь!

  У меня нет понятия, у меня есть работа.

  Я вообще, могу предполагать, но своей вины не чувствую! – Claus оставил управляющего лавкой расшифровывать сказанное.

  Вышел, прошел два ряда, затем вернулся.

  – Еще одно платье для другой твоей племянницы? – на этот раз Lucio шутил.

  – Нет, племянниц у меня больше нет и не надо, – трактирщик смотрел мимо управляющего, наконец, осмелел: – Где продают яства для утонченных леди?

  Я подумал, что, если моя племянница примерит платье, то она должна отпраздновать хорошим ужином, благородным, изысканным, а не тем, чем я кормлю оборванцев в своем трактире.

  Трактирщик косвенно оскорбил Lucio, потому что тот часто питался в его трактире, поэтому тоже относится к категории оборванцев, но Lucio не обиделся.

  Торговцы не имеют право обижаться.

  – Хочешь устроить своей племяннице праздник? – Lucio почувствовал, как волнение охватывает все его члены. – Возьми устриц и виноград, но не в последнем ряду, а у Базиля бери.

  У него хотя и подороже, чем у других, но все отменное, свежее, даже поставляет устриц к столу барона Sergio.

  Если Базиль и обманет тебя, то не намного, но зато подскажет, что и сколько лучше купить. – Lucio недоверчиво оглядел трактирщика, который пытался казаться спокойным, кусал губы, щелкал зубами и думал, что, выглядит величественно.

  – Тебе пришло в голову из племянницы сделать аристократку? – Lucio почувствовал необычайную легкость в животе, словно в него во время грозы ударила молния, поднял руки, словно сдавался на милость трактирщика, через силу улыбнулся.

  – Нет, только личное, никаких аристократок, – Claus похлопал управляющего по плечу. – Надеюсь, что ты заглянешь в мой трактир, чтобы потратить все свои деньги, но мы с тобой не поругаемся из-за этого пустяка.

  – Конечно, друзья, – Lucio зажал ладошку трактирщика в своих руках, пристально смотрел в его глаза. – Сам не знаю, почему на меня так влияют женские платья.

  Хочу выяснить, кто я, но не знаю, с кого начать.

  Денег у меня много, но иногда налетает неожиданная осенняя грусть, лопаются ниточки в мозгу, и я думаю, что все кончено.

  Чувство надежды на будущее, ощущение, что я еще что-то могу на жизненном пути, – все пропадает.

  Перед глазами встает могильный холм, и я его не могу обойти по кривой, схожу с ума. – Lucio улыбнулся, показывал, что Claus может по-разному понимать его слова: серьезно, или в шутку. – Claus, ты не хочешь приобрести одно женское платье для себя? – управляющий зажал ладошкой рот трактирщика, не давал вырваться отказу. – Подумай сначала.

  Или туфли, женские туфли?

  Никогда не приходила мысль почувствовать себя в другом роде, и поверь мне, в женской одежде у тебя будет крутой вид. – Lucio не отпускал руку трактирщика. – Только не подумай, что за моим этим предложением кроется нечто большее, чем желание развеселить тебя.

  Актеры мужчины для смеха переодеваются в женское белье, и никто не осуждает их.

  Просто станешь модником.

  Изящество не означает...

  – Lucio, я понял тебя, – Claus нежно потрепал бородку управляющего лавкой модной дорогой одежды. – Изящество превыше всего.

  Если я откажусь носить женскую одежду, то потеряю покровительство многих господ, если соглашусь, то нищие оборванцы перестанут ходить в мой трактир, и мои доходы резко упадут.

  Поверь, ради денег я готов на все, хоть голым танцевать на столе... ради достойных денег.

  Но мне кажется, что выходить к посетителям в женском платье еще не наступило время.

  – Так ты не выходи, для себя купи и тайно танцуй в алом платье один в дальней комнате.

  – Я тебе очень благодарен за совет, очень ценю его, и особо ценю голубое платье для моей племянницы.

  Оно очень ценное со всех точек зрения. – Claus поклонился, на этот раз он вышел и не возвращался больше в лавку к Lucio.

  Он легко нашел Базиля в рыбных рядах.

  Базиль знал его, и он знал Базиля.

  Мимо трактира Claus редко кто проходит, не захаживали туда лишь дамы и аристократы.

  – Хочешь составить мне конкуренцию? – Базиль накладывал в лоток мерзкие, по мнению Claus, раковины. – Переделаешь свой трактир в ресторан с морепродуктами?

  А куда же простой народ будет заходить выпить?

  – Устрицы для моей племянницы, – Claus придерживался придуманной легенды о блондинке.

  – Дорого же тебе обойдется племянница, – Базиль улыбкой показал, что не верит ни в какую племянницу. – В нашем возрасте племянницы слишком дорого стоят для нас.

  – Это не то, о чем ты подумал, – Claus расплатился, в досаде сжал губы, что слишком дорого стоят устрицы, а толку с них мало.

  "Нет, я ошибаюсь, в устрицах и в дорогом платье польза для меня.

  Я покупаю свою мечту детства, Венеру, а ни у Базиля, ни у Lucio нет подобной мечты, потому что она сидит у меня в подвале". – Claus от избытка чувств подпрыгнул, чем удивил Базиля до икоты.

  Но трактирщик не думал о своей репутации, он думал лишь о том, как угодить прелестной блондинке.

  – Если ты любишь устриц, то можешь приходить ко мне по вечерам, я для дорогих гостей оставляю самое лучшее, – в глазах Базиля запрыгали искорки.

  Трактирщику они показались знакомыми, где-то он их видел недавно.

  «Подобные искры летели из глаз Lucio, когда он предлагал мне танцевать в женском платье и в женских туфлях», – Claus, чтобы не обидеть Базиля, его услуги еще пригодятся, провел ладонью по его затылку.

  Ничего не ответил на предложение заходить в дом Базиля и по вечерам пробовать особых устриц.

  "Все из-за того, что у нас проблемы с женщинами, – Claus в овощных рядах купил для блондинки самый лучший, поэтому самый дорогой, виноград. – С приходом блондинки у меня эти проблемы исчезли.

  А у Базиля и у Lucio проблемы остались.

  Кто знает, если бы Венера с картины Рембрандта не сошла ко мне в трактир, я бы, возможно, в женской одежде танцевал бы по вечерам на званных обедах у Базиля и пробовал бы его загадочные устрицы, устрицы только для своих..."

  Claus ругал себя за расточительство и улыбался, улыбался и ругал.

  В любовном томлении он вбежал в трактир, закрыл дверь на все засовы и спустился в подвал.

  Блондинка стояла около картины, на которой изображены медведи и старик.

  Картину Claus обменял у вора на стакан рома, но пока опасался показывать ее перекупщикам.

  Возможно, что картина ничего не стоит, кроме тех денег, которые потрачены на краску, но не исключено, что ее цена превысит стоимость королевского дворца.

  В подобных делах не нужно торопиться.

  Могут озолотить, а могут и голову отрубить.

  На появление хозяина трактира блондинка отреагировала вяло.

  Она водила пальчиком по картине и, кажется, находила удовольствие, когда натыкалась на бугорки краски.

  – Я принес тебе устриц, виноград и платье, – Claus снова почувствовал робость перед этой девушкой.

  «Ну и хорошо, что я боюсь ее, это магнетизм».

  Блондинка присела на диванчик у столика и молча смотрела на трактирщика.

  – Ах, я же должен за тобой ухаживать, – Claus пробормотал в смущении. – Вы, леди, привыкли, чтобы вас обслуживали за столом и не только.

  Он сбегал на кухню, принес два серебряных блюда (из воровской добычи), на одно блюдо выложил виноград, на другом аккуратно разместил устриц.

  «Ты выглядишь шокированным, – блондинка отщипнула одну ягодку винограда, откусила от нее половинку, словно это не маленькая ягода, а персик. – Вскрой же устрицы». – Если бы блондинка не писала, а говорила, то Claus услышал бы нетерпение и недовольство.

  – Я не так уж плох, как выгляжу, – Claus поднялся по лестнице на кухню.

  «Чем же вскрывать эти чертовы устрицы?»

  Он попытался ножом, но сломал нож.

  Устрицы удалось вскрыть с помощью топора с тонким лезвием.

  – Дюжина устриц, – Claus вспотел от трудов своих с устрицами, но гордился. – С помощью устриц и я приобщаюсь к высшему свету. – Зачем-то сказал и сам себя мысленно обругал за откровенность.

  «А где лимон к устрицам?» – блондинка в нетерпении топнула ножкой.

  – Лимонов не держим, публика у меня в трактире не та, чтобы лимоны им подавать. – Claus снова поднялся в кухню, лихорадочно искал заменитель лимона.

  К счастью, нашел лимонный сок.

  Лимонный сок отлично отбивает запах тухлятины в несвежих блюдах.

  Блондинка посмотрела на бутылочку с лимонным соком, покачала головой, но все же соизволила и капнула на мерзкое мясо устрицы.

  "Достойные меня устрицы, – блондинка скушала три штуки, остальное блюдо отодвинула.

  Закусила устрицы тремя ягодками винограда. – Я объелась". – Блондинка вальяжно откинулась на мягкие подушки.

  То, что она переела видно по выступившим на лбу хрустальным капелькам пота.

  В отличие от нее Claus вспотел целиком после пробежек по лестнице на кухню и обратно.

  "Я бы на твоем месте сожгла этот трактир и купила себе Дворец.

  Дворец более достойно, чем трактир", – Блондинка не требовала ее отпустить, не расспрашивала.

  – Откуда ты знаешь о дворцах, и как они выглядят, если ничего не помнишь? – Claus закусил губу.

  "Не знаю, – девушка не собиралась оправдываться и думать. – Устрицы и виноград отдай животным.

  К обеду ягоды и устрицы потеряют свою первозданную свежесть". – Девушка неотрывно смотрела в глаза трактирщика, и чувствовала себя хозяйкой заведения и положения.

  "Ага, сейчас, начал деньгами разбрасываться, – Claus поднялся, на кухне бережно опустил устрицы в ящик со льдом. – Ты, конечно, Венера с картины, но и я не вчера родился.

  К обеду подам тебе эти устрицы, а скажу, что купил новых.

  Я умею так приготовить и подать, что мои клиенты на тухлую застоявшуюся свинину думают, что она – свежая говядина.

  И с виноградом ничего не случится, хотя... – Claus застыл с блюдом с виноградом. – Кто вас знает, аристократов.

  Если вы отличаете дорогие платья, то, возможно, вас не обманешь с устрицами и фруктами.

  А зачем я тогда покупал у Базиля дюжину устриц?

  В следующий раз буду умным.

  Платье? Ах, платье! Вот, где мой козырь!" – в волнении Claus не закрыл ящик со льдом, скатился по ступенькам в подвал.

  Блондинка царственно сидела на табуретке, ладони положила на колени – точь, в точь, как Королева на одной из картин, принесенных ворами.

  – Я купил тебе платье! – трактирщик бережно развернул сверток. – И нижнее белье.

  Да ладно, с нижним бельем подождем, а как ты оценишь платье? – руки Claus предательски дрожали.

  Наступил момент истины: трактирщик испытывал блондинку на аристократизм.

  Конечно, устрицы и виноград показали, что она из высшего общества, да еще манера держаться поражала.

  Но платье... платье сейчас все скажет.

  "Платье? Миленькое! – блондинка взвесила на ладошке платьице. – Не меньше двух тысяч золотых экю его цена.

  У меня, конечно, платья более дорогие, но и это сейчас бы пригодилось". – Блондинка отложила платье, не собиралась его примерять.

  – Сейчас бы пригодилось? – Claus фыркнул, как осел. Эмоции переполняли его. – Я выбирал для тебя самое лучшее платье, а оно тебе не подходит?

  Добро пожаловать в мой мир, прекрасная леди! – трактирщик не сдержался и поклонился, как шут.

  Но блондинка, вероятно, привыкла, что ей все кланяются, поэтому не рассмотрела в поклоне ничего унизительного для себя.

  "Ты обиделся? – блондинка не утешала, она спрашивала. – Мне раньше не приходило в голову обращать внимание на чувства моих поклонников.

  Но, потом что-то изменилось в моей Судьбе, и я иногда обращаю на вас внимание". – Блондинка обаятельно улыбнулась, но Claus видел, что улыбка не для него, а для кого-то из прошлого этой удивительной девушки.

  – Странно, ты говоришь, что ничего не помнишь из прошлого, но все время к нему возвращаешься.

  Слишком много противоречий, чтобы не поругаться с тобой. – Claus понял, что зашел слишком далеко с обвинениями, тем более, что блондинка считает, что ничего ему не должна за свое спасение.

  Наоборот, она, наверняка, думает, что трактирщик ей все должен только за то, что она существует.

  "Мыыыыы! Я не помню, но знаю, что раньше не носила платьев, а ходила нагая, как сейчас.

  Не скрывала свою природную красоту.

  Может быть, мир и окружение мои были раньше иные! – блондинка простонала со смехом. – Ты же не против, если я не буду носить платья и нижнее белье?

  Тебе нравится моя неприкрытая красота!" – Снова уверенность в правильности, как поступает.

  Блондинка создает вокруг себя законы и правила.

  – Как скажешь, – в смятении Claus пожал плечами.

  «Я ничего не скажу. Забыл? У меня нет языка».

  – Хотя ты ничего не помнишь, но, может быть, вспомнишь, как ты потеряла свой язык? – Трактирщик не иронизировал.

  «Вспомнила! – на лице блондинке засияло Солнце. – Я знаю, кто меня лишил языка».

  – Кто? – Claus почувствовал в себе силы вскочить на коня, схватить обоюдоострый меч и мчаться по горам, чтобы наказать обидчика, который жестоко лишил блондинку дара речи.

  "Из меня боец никудышный, но золото за меня повоюет.

  Куплю наемников, пусть они отрежут язык или языки обидчиком этой девушки". – Claus сурово посмотрел на блондинку, хотел посмотреть мужественно, но вышло сурово.

  «Судьба! Судьба отрезала мне язык», – блондинка засмеялась.

  Смех ее хриплый, грубый, потому что без языка мелодично не посмеешься, и никак этот смех не подходил к утонченным чертам девушки.

  – О! Ты настоящая блондинка! – Claus понял, что на коня ему вскакивать не придется, не нужно нанимать спившихся рыцарей, чтобы они отомстили за блондинку.

  С Судьбой не повоюешь.

  Трактирщик подумал присесть рядом с блондинкой, но как и с картиной, трусливо решил, что сейчас не время для обострения ситуации.

  "Сколько стоит эта девушка? – мысли, недостойные страстно влюбленного мужчины, но обычные для торговца, снова зашевелились в голове. – Ее родственники могли бы меня озолотить.

  Но, с другой стороны, богатые не разбрасываются деньгами.

  Зачем, отдавать золото какому-нибудь трактирщику, когда можно трубить ему голову.

  И мой трактир заберут, и все мои накопления себе присвоят, вместо того, чтобы мне платить за спасенную их блондинку. – Claus причесал остатки волос. – И не отдам я ее... пока не отдам никому.

  А, когда разорюсь, покупая ей платья и устриц, то она сама меня бросит". – Мысль о том, что мечта его детства покинет его, показалась трактирщику чудовищной.

  Он тихонько выл, как волк.

  "На твоем лице смешно отражаются твои страдания.

  Губы и нос двигаются, щеки трясутся!" – блондинка засмеялась.

  Конечно, избалованной девушке весело, когда мужчина страдает.

  – Да, я страдаю, – Claus швырнул в пробегающую крысу стаканом.

  «Голова болит или влюбился?»

  – Влюбился, – трактирщик испугался своего ответа. – Ты для меня пока непонятная и недосягаемая девушка.

  Чужая девушка, неопознанная.

  Я о тебе с детства мечтал, терпел насмешки других трактирщиков, живу в вони, среди оборванцев, нищебродов, но мои мысли летают далеко.

  В детстве я видел тебя на картине, ты – Венера!

  С тех пор мне ничто в жизни не интересно, а теперь оно стало интересным.

  «В меня все влюбляются!» – Блондинка не удивилась.

  – Я догадывался об этом, но представь, как тяжело мне жить с разбитым сердцем.

  В прошлом году я нечаянно разбил китайский императорский кувшин, которому тысяча лет.

  Кувшин бесценный, но достался мне даром.

  То, что я чувствовал тогда над осколками кувшина – малая часть страданий, которые я испытываю рядом с тобой из-за своей безответной любви.

  «Из-за меня мужчины страдают», – блондинка дышала ровно, говорила спокойно, ни одна жилка на ее идеальном теле не дрожит.

  – Душевная рана меня тревожит, – Claus заговорил не своими словами. – Позволь, я дотронусь до тебя, обниму и тогда у нас появится нечто большее, чем подвал.

  "Если ты меня обнимешь, то твоя душевная рана закроется? – В глазах блондинки появился миллилитр любопытства. – Я никому не запрещаю обнимать меня.

  Обнимание – весело!" – блондинка подняла подбородок, ее глаза оставались ледяными.

  – Но я хочу настоящее обнимание, чтобы мы вместе чувствовали от него радость и прилив сил.

  Впрочем, можно и без общей радости.

  Нужно пользоваться, пока есть возможность! – Claus опустил левую руку на талию блондинки, а правой рукой погладил ее плечо.

  "Ничего подобного я никогда не делал ни с кем и никогда.

  Не стану спрашивать, откуда блондинка знает, что ее все обнимают, и что это весело.

  Она же ничего не помнит после потери памяти, вчера, словно родилась.

  Много думаю, мысли не важны, если есть руки". – Claus задрожал, приблизил свое лицо к изумительному лицу блондинки.

  Сейчас свершится таинство, и трактирщик поцелует сошедшую с картины Рембрандта Венеру.

  – Трактирщик, открывай немедленно, я все знаю! – чудовищный стук во входную дверь и не менее ужасный голос добрались до подвала.

  – Я так и знал, я так и догадывался.

  Все из-за того, что жизнь плохо пахнет! – молния отчаяния перекосила лицо трактирщика. – Тебя, моя Венера, Судьба лишила языка, а меня лишает тебя.

  Kioko начальник стражи князя Nikki, он зря не приходит.

  Слышишь, как кричит, за голос ему князь доплачивает. – Claus закрыл глаза, словно пытался спрятаться во сне. – Венера, скажи, что любишь меня.

  Нет, не говори, потому что не можешь разговаривать, а напиши.

  «Я люблю тебя!» – блондинка ответила на доске без запинки.

  – Я хотел, чтобы ты призналась, что любишь меня, ты написала это, легко написала, быстро, наверняка, ты всем пишешь, что любишь их.

  Тебе же не трудно написать короткое слово «люблю».

  Но это не то, любовь должна зажигать, идти от сердца, а не от руки. – Claus заплакал.

  Блондинка равнодушно пожала плечами.

  Трактирщик просил ее разрешения обнять, она согласилась, попросил написать, что она любит его, написала.

  Мужчины более капризные, чем девушки.

  Блондинка снова водила пальчиком по картине.

  – Claus, не торопишься, свинья.

  Я поджигаю твой трактир. – Не пустые угрозы от начальника стражи князя.

  – Иду, бегу, господин Kioko. – Claus птицей взлетел по лестнице: – Сиди тихо, не мычи, не стучи, – предупредил блондинку.

  Она не ответила на его совет.

  Зачем писать ответ, если можно просто водить пальчиком по картине.

   Трактирщик замаскировал вход в подвал, на полусогнутых добежал до двери и снял засовы.

  Поклонился также широко, как и подхалимски улыбнулся.

  Начальник стражи Kioko стоял с зажжённым факелом.

  Из его глаз вырывалось пламя более жаркое, чем от факела.

  – Повезло тебе, Claus, что успел.

  В следующий раз сожгу твой притон! – Kioko передал факел рогочущим стражникам.

  – Всегда рад вам, – трактирщик снова поклонился.

  Так удобнее, не видно следов страданий на лице после общения с блондинкой.

  – Не ври, мне никто не рад, и этому я рад! – Kioko оттолкнул Claus и со стражниками ввалился в пустой трактир. – Где она?

  – Кто она? – Claus почувствовал, как его сердце превращается в льдину.

  «Она» могла оказаться и блондинкой, и картиной, или одной из статуэток, которые трактирщик приобрел у воров.

  – Все что тебе нужно, это виселица, а «она» не нужна, – начальник стражи бросил в мешок бутыль с ромом.

  Стражники намек командира поняли, из запасников сгребали продукты.

  «Словно голодные псы! – Claus смотрел на происходящее со стороны. – Пусть травятся, думают, что меня обворовали, а сами от тухлятины взлетят».

  – Глупо думать, что ее будешь держать на видном месте, – Kioko голосом мог убить человека.

  Ходит легенда, что от воплей начальника стражи погибло страдальцев больше, чем в трёхдневной войне со скифами.

  – Помилуйте, господин Kioko.

  Я не хочу от вас ничего утаить.

  Просто я не понимаю, кто «она».

  Скажите, и получите!

  – Устрицы? С каких пор в твоем заведении подают устрицы? – начальник стражи заглянул в короб со льдом, на который влюблённый трактирщик забыл набросить крышку. – Или ты принес домой подарок после вечеринки у Базиля? – начальник стражи захохотал.

  «Все они знают», – трактирщик решил ничему не удивляться.

  – Зачем вы нюхаете устрицы, они свежие, утром купил.

  – Твой трактир весь провонял нищебродами и ворами, – Kioko получал неплохой процент с доходов трактирщика, прекрасно знал, что Claus перепродает краденное, но если это приносит прибыль, то, значит, почти законно. – К вони тухлого мяса примешался благородный аромат.