Текст книги "Блондинка и потомки Робинзона Крузо на необитаемом острове (СИ)"

Автор книги: O Simona

сообщить о нарушении

Текущая страница: 5 (всего у книги 6 страниц)

  Ягодицы блестели от пота, грудные клетки стали похожи на гигантские барабаны.

  И рычали юноши в драке столь же музыкально, как в такт им мычала Virginie Albertine de Guettee.

  Девушка в восторге притоптывала, мычала, вытирала тыльной стороной правой ладони слюни радости.

  – Ты в голубой пещере поцеловала меня, потому что любишь! – старик Hugo воспользовался тем, что сыновья его в этот момент не слышат.

  Он сам нарушил свой запрет, не рассказывать Virginie о поцелуе в пещере. – Я слышал твой сладострастный стон, видел желание в твоих голубых бездонных очах.

  'Я не целовала тебя в голубой пещере, – Virginie Albertine de Guettee писала на доске, не смотрела на слова, потому что не отрывала взгляда от дерущихся за нее самцов. -Я целовала и обнимала огромный голубой бриллиант.

  Нет большего желания у девушки, чем обнимать бриллиант, и сладострастный стон вырывается из груди девушки, когда она видит драгоценности'. – Если бы графиня не увлеклась борьбой Lucas и Olivier, то она бы с негодованием обрушила свой гнев на бороду и усы старика.

  Но сейчас она не понимала, что он говорит, не осознавала, что она отвечает ему.

  Ее рука писала отдельно от разума.

  – Ты безумно хотела поцеловать меня и нашла повод для поцелуя в голубой пещере.

  Ты сделала вид, что одурманена пылью бриллиантов, топазов и сапфиров, и, якобы в бреду, поцеловала меня, словно огромный голубой бриллиант, – старик не унимался. – Боишься напомнить себе о поцелуе, хотя желание поцеловать самого мудрого, достойного тебя мужчину возникло у тебя сразу, как только твоя нога или другая часть тела оказалась на острове.

  Мысли обо мне отвлекали тебя во время ужина, в купальне, на огромной кровати в опочивальне.

  Поцелуем ты удовлетворила на миг свою страсть и избавилась от наваждения, по крайней мере, ты так себя обманываешь.

  На самом деле ты безумно любишь меня и хочешь стать моей женой! – Hugo обезумел, ветер яростно трепал его бороду и усы, а старику казалось, что Virginie Albertine de Guettee целует его снова и снова.

  'Они упали с обрыва', – Virginie замычала, взвизгнула, ее охватил азарт гончей по кровавому следу.

  Девушка подбежала к краю обрыва и заглянула вниз.

  Она за эту минуту своего триумфа готова отдать целую неделю своей жизни!

  Старик скулил, но полз к ней.

  Далеко внизу бушевали море вокруг острых скал.

  Черные камни казались обломками кариозных зубов морского царя.

  Сначала Virginie Albertine de Guettee не видела двух братьев, но затем вынырнули, как женщины, вцепились друг другу в волосы.

  Снова ушли под воду и под водой продолжали сражение за руку, сердце и остальное тело графини.

  В кристально прозрачной воде хорошо видны их могучие тела.

  Если бы Virginie Albertine de Guettee не знала, что братья дерутся из-за нее, то подумала, что две акулы сплели свои тела в брачном танце.

  В морской пене трудно различить, кто побеждает, и побеждает ли.

  Через пять минут братья выскочили на плоский камень среди бушующих волн и продолжили борьбу на камне.

  Их мокрые тела ослепительно, как бриллиант между грудей Virginie, блестели на Солнце.

  Перед глазами графини плыла кровавая пелена счастья.

  – Ты показала неплохую технику в поцелуе, но я, потому что забыл, как это делается, ждал большего, – старик скрипнул зубами.

  Графиня с изумлением посмотрела на него, и, как понял Hugo, его не видела.

  Для нее сейчас существовали только два молодых самца: Olivier и Lucas.

  В волнении Virginie Albertine de Guettee скинула туфли и готова ринуться вниз, к двум красавцам.

  Только обезьянка двумя тонкими мохнатыми могучими лапками удерживала графиню от безумного поступка.

  – У тебя ногти на ногах выкрашены в красный цвет.

  Я с ума сошел, когда увидел их! – Hugo забыл о поцелуе, он пристально смотрел на краску на ногтях блондинки.

  В этот момент его не интересовали жизнь и смерть сыновей.

  Старик не знал, что в большом мире девушки давно красят в разные цвета ногти на руках и на ногах.

  Virginie Albertine de Guettee услышала лестное о своих ноготках и вышла из комы.

  Девушка не пропустит комплимент в свой адрес.

  'Тебе нравятся мои накрашенные ногти?' – на этот раз рука свободно писала на дощечке.

  Блондинка подняла голову и доверчиво взглянула в лицо Hugo.

  Старик увидел припухлые после поцелуя в пещере губы Virginie и чуть не набросился на блондинку, чтобы поцеловать ее.

  На его губах остался вкус ее персиковых губ.

  Но на губах Virginie Hugo увидел прилипшие свои седые волоски.

  'Фу! Сейчас поцеловать Virginie Albertine de Guettee, все равно, что целоваться с самим собой', – страсть постепенно затухала в старом теле.

  'Тебе нравится, как я выгляжу?' – Virginie устала без комплиментов, те жалкие потуги польстить ей, не доставляли уже удовольствия.

  Она хотела град комплиментов, море комплиментов.

  О море с дерущимися двумя молодыми самцами забыла из-за выяснения более важного вопроса: нравится ли старику ее внешность.

  – Я думал, что мой взгляд показал тебе мои мысли.

  Устал повторять, потому что язык после поцелуя плохо двигается, и не осталось сомнений, что ко второй схватке с поцелуями я еще не готов.

  'Ты убедил, меня, что я самая красивая блондинка в мире', – мозг Virginie фильтровал слова и отбрасывал напоминание о поцелуях, как мусор.

  – Не я должен доказывать, что ты самая красивая девушка в мире, а мои сыновья в состязаниях докажут тебе это, – старик Hugo проявил неожиданную заботу о сыновьях, и тут же мысленно обругал себя за срыв ухаживаний.

  'Моя красота сводит всех с ума, я не хочу думать, как буду выглядеть после смерти, когда глаза закроются, но пока живу, то любуйтесь мной, теряйте ради меня головы'.

  – Твой поцелуй неумелый, девичий, – старику уже казалось, что он профессионал в поцелуях, – сладкий, а я полностью себя контролировал во время поцелуя, не добивался всего лишь результата, которым буду хвастаться всю оставшуюся жизнь, – к своему ужасу Hugo отметил, что его снова потянуло на тему поцелуев.

  Он протянул руку и коснулся пальцами лодыжек Virginie Albertine de Guettee.

  Блондинка от неожиданности упала с обрыва.

  Обезьянка отважно прыгнула за ней вслед.

  Мохнатый друг не предаст подругу с голой кожей.

  Hugo не отважился заглянуть вниз, но не потому, что боялся увидеть обезображенные трупы тех, кто ему дорог, а опасался свалиться с обрыва.

  Мудрец отполз от страшного края, от рта, который поглотил Virginie Albertine de Guettee, Lucas и Olivier.

  Прилег под баобабом, скрестил ноги и стал ждать.

  Время на необитаемом острове не имеет значения.

  Любой результат устраивал старика.

  Если все погибли, то он не станет печалиться, потому что смерть забирает не только птиц, зверей и рыб.

  Если остался один из сыновей, и выжила Virginie, то они поженятся.

  Если вернутся только два сына, то все останется, как прежде, то есть без волнений по поводу блондинки.

  Если появится одна Virginie Albertine de Guettee, то, о подобном и мечтать стоит.

  Даже выжившая обезьянка пришлась бы к столу.

  Через целую вечность по тропинке пришли все.

  Olivier держал на руках счастливую Virginie.

  Virginie Albertine de Guettee держала мокрую недовольную обезьянку, а всех троих на могучих плечах нес Lucas.

  – Отец, мы поймали Virginie, она сама упала нам в руки, – Olivier выглядел немного уставшим, но счастливым.

  – Девушка, как птица! – Lucas глупо улыбался.

  По крайней мере, Hugo казалось, что он улыбается глупо.

  – Первое состязание закончилось ничейным равным результатом, – старик Hugo голодно зевнул.

  Пора обедать! – Не оборачиваясь, старик пошел по тропе обратно к родной пещере.

  Он слышал за своей спиной возбуждённые молодые голоса и удивлялся, что в молодости радуются без причины.

  В пещере, пока Lucas и Olivier накрывали на стол и быстро готовили блюда, нарезали аккуратно мясо и фрукты, Hugo шепнул в ухо Virginie Albertine de Guettee.

  – Ты не должна бросаться с обрыва, когда я прикасаюсь к тебе.

  'Прикасайся, сколько пожелаешь, только я не пойму, зачем ты меня трогаешь, ты же не молодой', – Virginie Albertine de Guettee засмеялась звонко, показывала белые зубки, старик заскрежетал остатками черных зубов.

  – В понятие прикосновений входит и прикосновение губами к губам, – Hugo хотел выкинуть из головы вопрос о поцелуях, но не смог.

  Он поцеловал бы Virginie Albertine de Guettee сейчас даже с прилипшими к ее губам его седыми волосками. – Чем больше я тебя трогаю, тем больше передаю через прикосновения мудрость.

  Если мои сыновья увидят, что я часто к тебе прикасаюсь, то тоже захотят тебя столь часто трогать, но передадут тебе через пальцы не мудрость старости, а глупость юности.

  Ты же не хочешь выцарапать себе глаза от досады, что поглупела?

  – Обед готов, – Olivier стукнул золотым половником по золотой кастрюле с паштетом.

  На этом романтический односторонний разговор старика с блондинкой оборвался, хотя Virginie Albertine de Guettee так ничего и не поняла.

  'О чем говорил Hugo? что он хотел? что он хочет?'

  Обед с беседами плавно перетек в ужин.

  'Я хочу веселиться, танцевать, выслушивать комплименты, – отяжелевшая Virginie Albertine de Guettee с трудом поднялась с золотого трона. – Но я устала, и не хочу сказок на ночь', – графиня грозно посмотрела на Lucas.

  – Я рад, что тебе нравится, когда я сижу на краю твоей постели и читаю сказки, – Lucas не понял, потому что не хотел понимать отказ.

  -Я тоже умею читать сказки, – Olivier обиженно надул губы и гордо надул мускулы на груди.

  – Не беспокойся, я защищу тебя этой ночью от нападения своих сыновей, – старик мелко захихикал, показывал, что шутит и не шутит. – Я буду спать на коврике около твоей кровати.

  'А кто защитит меня от тебя?' – Virginie Albertine de Guettee с вызовом написала, даже мел крошился под ее дрожащими тонкими пальцами.

  Olivier и Lucas захохотали, они даже думать не могли, чтобы их дряхлый (по их мнению, старый) отец мог причинить вред цветущей девушке.

  – Ты сама себя защитишь от меня, – Hugo по-старчески крякнул, предложил блондинке руку. – Твоя холодность лучшая защита от стариков.

  Теперь все зависит только от меня. – Hugo проводил Virginie Albertine de Guettee в ее спальню.

  Посмотрел, как блондинка с обезьяной рухнули в кровать.

  Забежал в свою опочивальню, переоделся ко сну, захватил мягкий матрас с пухом летучих рыб, вернулся в спальню графини.

  Постелил матрас около кровати блондинки.

  Прилег, в волнении выпил бутылку вина, она его и погубила.

  Сторож заснул также быстро, как и графиня, и ее обезьянка.

  Они не слышали и не видели, как упрямый Lucas зашел в спальню, присел на подушку рядом с головой блондинки, открыл книгу и читал сказку о рыбаке и рыбке.

  Для Lucas важно не для кого он читает, а его поглощал процесс чтения, и этот процесс приносил больше радости, если рядом лежит, пусть спит, обнаженная блондинка.

  Следующее утро повторило предыдущее.

  Бодрые Lucas и Olivier танцевали вокруг кровати графини.

  Lucas высоко поднимал колени, а Olivier смешно надувал щеки и грудь.

  Изредка они наступали на храпящего отца, но его судороги не омрачали прекрасное утро.

  Наконец, Hugo разлепил пальцами веки.

  После бутылки вина на ночь он выглядел, как морской огурец.

  На лице Hugo отражались сомнения, стоит ли ему продолжать жить.

  Он с удивлением смотрел на отпечаток огромного бриллианта на грудной клетке графини.

  Блондинка не послушала совета, не сняла бриллиант с шеи на ночь, и нечаянно заснула на нем.

  Но даже теперь, после болезненной ночи, не расставалась с ним.

  – У тебя получится дожить до нашей свадьбы! – Olivier заботливо обмакнул отца в бассейн. – Два дня осталось. – Сын не уточнил, до чего осталось два дня, до свадьбы или до смерти отца, или это одно и то же.

  – Не сомневаюсь, я все продумал, – старик с осуждением посмотрел на Virginie Albertine de Guettee и заковылял в свою спальню.

  Через час все бодрые и веселые после шикарного завтрака вышли из пещеры.

  – Хотел бы я быть похожим на тебя, но есть одно обстоятельство, которое я не учел, – старик по дороге к месту состязания нашел момент, когда братья увлеклись погоней за крокодилом, и он мог спокойно разговаривать с Virginie без свидетелей.

  'Ты не покажешь мне другие пещеры: красную и розовую?' – Virginie Albertine de Guettee горела желанием повесить на шею еще и красный и розовый бриллианты величиной с кокос или с маленькую дыню.

  Тяжесть драгоценностей ее не пугала, а вызывала сладкую улыбку.

  – Пещеры не убегут, – старик засмеялся над своей шуткой. – Но я не люблю, когда меня обманывают. – Старик еще не закончил красивую мысль, о том, кто и как его обманывает, сама фраза казалась ему мудрой и величественной.

  Он сиял в огнях своей мудрости.

  Как всегда сыновья нарушили его мысли.

  – Мы оставили крокодила на развод, поиграли с ним, и хватит! – Lucas улыбнулся, солнце блеснуло на его зубах.

  Virginie Albertine de Guettee красиво прошла перед юношами.

  'Их в первую очередь интересуют мои длинные идеальные ноги и грудь.

  Во всех девушках заложена красота, и я с рождения красивая!' – Virginie улыбнулась своей догадке.

  Через пять минут прибыли на изумительной прекрасный луг.

  На лугу паслись дикие кони, и среди них много жеребцов.

  Графиня угадала самцов безошибочно, потому что они сразу повернули головы и смотрели только на нее.

  Думали, что в стаде появилась новая белая кобылка.

  Братья сплели из лиан длинные веревки и поймали двух жеребцов.

  – Ты можешь меня обругать, но вряд ли мои сыновья обрадуются, когда узнают, что ты влюбилась в меня и флиртуешь, – старик шептал в правое ухо Virginie.

  Lucas и Olivier вскочили на диких необузданных мустангов и обуздывали их.

  Животные подпрыгивали, и все в юношах и на них подпрыгивало.

  Наконец, мустанги смирились с гордыми седоками.

  – Второе испытание заключается в том, – старик на ходу придумывал испытание, он понял, что о нем и об испытаниях начинают забывать, – что тот, кто из вас первый догонит Virginie Albertine de Guettee, тот и получит ее в жены.

  'У меня нет коня, и я не умею на них ездить верхом', – Virginie покраснела, ей показались неприличными эти строки.

  – Я поймаю для тебя самого сильного, самого могучего, самого бодрого жеребца, – Hugo поверил в свою звезду.

  Он надеялся, как в молодости овладеть конем.

  Но сколько он не бросал петлю на шею строптивым мустангам, сколько ни старался, но удалось заарканить лишь молодую белую кобылку.

  Hugo старый, поэтому хитрый.

  В старости приходиться бороться тем, что имеешь, а не тем, что хочешь.

  – Я упростил вам задачу, мои сыновья, потому что люблю вас, – Hugo силой затащил сопротивляющуюся Virginie на кобылу. – Вы легко догоните молоденькую кобылку, но вопрос: кто из вас первый! – Старик подмигнул графине, словно просил прощения за свой бесцеремонный поступок: – Я подобрал самую ласковую самую белую лошадку, под цвет кожи и волос нашей гостьи. – Старик ловко выкрутился, и все поверили, что он задумал поймать не дикого крепкого мустанга, а эту нежную кобылку.

  Для бодрости Hugo хлопнул лошадку по левому уху.

  Лошадка в ответ ударила старика копытом ниже пояса и резво побежала по лугу.

  'Разве на лошадях катаются без седла?

  Я голая, дайте мне седло.

  Мне больно между ног, все жжет от конского едкого пота', – Virginie Albertine de Guettee мычала, и никто ее не понимал.

  Иногда плохо, когда не получается говорить.

  Спрыгнуть с лошади графиня опасалась.

  Она тряслась, билась промежностью и внутренними сторонами бедер о неожиданно острый хребет лошадки, и казалось девушке, что ее сажают на кол.

  Virginie мычанием проклинала старика и его сыновей за адскую боль, которую испытывала сейчас на лошади без седла.

  Белая кобылка бежала неторопливо, она игриво подскакивала, боль в графине в эти моменты взрывалась.

  'Почему они на быстрых жеребцах меня не догоняют?

  Все равно, кто, лишь бы мои мучения закончились.

  А потом я отомщу мужу за непереносимую боль.

  Когда же это закончится?' – Virginie Albertine de Guettee недоумевала.

  Жеребцы дружно шагали в хвосте ее кобылы и не имели намерений догнать ее.

  'Жеребцы, как люди, любуются самкой', – на шестом кругу по лугу Virginie Albertine de Guettee чуть не потеряла сознание от боли, но догадалась.

  Olivier и Lucas старательно подгоняли своих жеребцов, но они по-джентльменски держали дистанцию сзади молодой кобылки.

  Наконец, Virginie Albertine de Guettee без сознания упала с лошади.

  Ударилась о землю и сразу пришла в себя.

  Только одна мысль билась в сердце и голове блондинки:

  'Быстрее в пещеру! Скорее в бассейн!'

  – Ты перестанешь волноваться, если я скажу, что сейчас я ни с кем не встречаюсь? – старик Hugo обезумел от любви.

  Он не замечал ни состояния голой блондинки, ни ее истертой до крови кожи на внутренней стороне бедер. – Я слишком занят, чтобы найти время для ухаживаний за девушкой, но для тебя я выделяю часть своего драгоценного времени.

  Может быть, из-за того, что ты влюбилась в меня, твои губы вытягиваются в трубочку для очередного поцелуя? – старик забыл о правилах приличия и попытался поцеловать Virginie Albertine de Guettee.

  Правой рукой он неосторожно коснулся истертого места на графине.

  В ответ получил звонкую крепкую пощечину.

  Не удержался на ногах и упал на спину, как жук, болтал ногами.

  Птицы в ужасе перестали петь.

  Обезьянка лапками закрыла глаза, чтобы не видеть, что теперь сделают с ее хозяйкой за оскорбление старшего поколения.

  Глаза Lucas и Olivier превратились в кокосы.

  – Ты серьезно ударила нашего отца рукой в лицо или пошутила? – Lucas приблизил свой нос к носу блондинки, словно потерял зрение и пытался рассмотреть ее вблизи. – Почему?

  Прости меня, но я не понимаю многого.

  'Много не понимаешь?' – Virginie Albertine de Guettee готова ударить и непонятливого юношу.

  Он сейчас казался ей сосредоточием зла.

  И ударила бы доской для написания слов по голове, но ее остановил Olivier.

  – Странно ты выглядишь, Virginie, – в глазах Olivier вспыхнули факелы. – На острове не было девушки, а теперь ты появилась и избиваешь нашего отца. – Olivier заплакал.

  Virginie Albertine de Guettee ответила бы новой пощечиной, написала бы, что ударит любого, кто сейчас войдет в зону ее дискомфорта.

  Но даже через чудовищную боль в промежности после бессмысленных и беспощадных скачек на кобыле без седла, понимала, что наивные дикари могут ответить ей подобной же пощечиной, и тогда ее голова отвалится, как перезрелый персик.

  'Я не ударила, а поставила старика на место, – Virginie протирала травой глаза, чтобы в них не бегали кровавые облака, – У меня помутился рассудок, потому что мне больно!

  Зачем старик заставил меня участвовать в ваших состязаниях?' – Virginie Albertine de Guettee присела на камень и широко развела ноги в стороны света.

  Девушка гибкая, поэтому ноги разошлись далеко и показали Hugo и его сыновьям причину бешенства блондинки.

  – Зачем ты себе натерла внутреннюю сторону ног? – Lucas смотрел туда чуть дольше, чем положено по медицинским приличиям.

  'Зачем я натерла себе ноги до крови? – Virginie Albertine de Guettee готова задушить дикаря за глупый вопрос. – Не я, а ваша дурацкая необузданная кобыла мне натерла.

  Почему посадили меня голую на лошадь без седла?'

  – Седло? А что это? – Olivier пожал плечами.

  Он уже не казался графине благородными и обворожительным, а его почти обнаженное тело вызывало отвращение.

  – Мы всегда ездим обнажённые на мустангах и без дополнительных приспособлений, – Lucas раздвинул ноги и показал, что кожа между ног у него не стерта.

  'Ну и дураки. Все в отца, – Virginie изучала сходство братьев с Hugo и нашла его потрясающим. – Щеки ваши пылают, губы надуты, как у индюков, и все это мне не нравится', – Virginie Albertine de Guettee первая вошла в пещеру.

  Из запасов продуктов бесцеремонно взяла кувшин с оливковым маслом и ушла к себе в пещеру.

  К ужину она не вышла.

  За столом старик Hugo устроил семейный совет.

  – Ох, Virginie Albertine de Guettee вам по-прежнему нравится?

  Мне кажется, что она меняет наши порядки. – Сталь в голосе старика заставила сыновей рассмеяться.

  Смешно, когда рыхлый старик пытается быть сильным. – Она опускает взгляд, когда мы искренне ослепительно ей улыбаемся.

  – А мне нравятся тонкие черты лица Virginie, в них нет жестокости, но кажется, что они бездонные, затянут и не отпустят, – Olivier сказал не то, что ожидал от него Hugo.

  Отец решил поссорить сыновей с Virginie за то, что она оскорбила его пощечиной.

  – Я и раньше замечал, что я красивый, но рядом с Virginie Albertine de Guettee я расцвел, – Lucas смотрел на амфору влюбленным взглядом, представлял вместо амфоры тело Virginie. – Если у меня раньше не было девушки, то это не из-за того, что я плохой, а из-за недостатка претенденток на мои руки и сердце.

  – Почему? Я спрашиваю, почему мы ее дожны терпеть? – обиженный Hugo гнул свою линию. – В течение последних трех месяцев на наш остров не ступала нога девушки, не ступала она и раньше, много лет назад, с тех пор, как я похоронил вашу мать.

  С вашей внешностью никогда не будет недостатка в девушках, и новые дамы скрасят вашу жизнь, не оставят вас в одиночестве.

  – Одна девушка в двадцать лет? – Olivier наивен, как слоненок.

  – Нам не нужны девушки, которые будут нас бить.

  Они хотят получить все, чем отдать то, что имеют. – Hugo резко встал из-за стола, и тут же резко упал на золотой стул.

  – Меня бы все успокоило, потому что с девушкой, которая здесь, я бы хотел быть, даже, если выиграю состязания, – Olivier высунул язык и ошарашил всех бессмысленной противоречивой фразой.

  – Ваша молодость слишком коротка, чтобы тратить ее на романтическое увлечение графиней и гнаться за призраком, которого нет в реальном мире.

  И даже призрак графини вас ненавидит! – старик подошел к самому главному, и видел, что убедил сыновей.

  Отныне для них графиня враг номер один.

  Обсуждение выдуманных пороков графини зашло за полночь.

  Утром не выспавшиеся, поэтому злые, Hugo, Lucas и Olivier зашли в спальню к Virginie Albertine de Guettee.

  Рядом с ее кроватью стоял кувшин с оливковым маслом.

  Девушка натерла не только больные места, но из шалости умаслила все тело.

  Она блестела и лоснилась, как спелая оливка.

  Lucas заглянул между ног спящей красавицы.

  – У нее почти все зажило, – сообщил он радостную весть.

  – Но не зажила моя обида после ее пощечины, – Hugo вошел в роль палача: – Virginie Albertine de Guettee просыпайся! – старик звонко ударил блондинку по левой коленке.

  Но Virginie Albertine de Guettee спала крепко, что ей прикосновение руки старика, по сравнению с ударами в промежность конского хребта.

  Старик второй раз ударил блондинку, но уже выше.

  Virginie Albertine de Guettee проснулась, села на кровати, пожала плечами.

  Подняла доску и написала:

  'Я же предупреждала, чтобы меня не беспокоили!

  Как вы посмели войти в мою спальню без моего разрешения?' – взгляд Virginie еще злее, чем написанное.

  – В твою пещеру? – старик потирал руки от удовольствия. Он снова главный. – Мне сначала казалось, что ты из тех девушек, которые ведут себя прилично, даже, если не получают подарки.

  Ты длинноногая, волосы у тебя белые, поэтому ты ведьма! – Зерно упало в подготовленную почву.

  Если бы намазанная маслом блондинка повела себя по-иному, то наивные дикари, может быть, переменили бы свое мнение, простили ее до следующего раза.

  Но Virginie Albertine de Guettee вела себя вызывающе, словно не только весь Мир, но и остров принадлежит ей.

  'Сегодня опять устроите дурацкие состязания за право обладать мной?

  И заставите меня участвовать в них?

  Сам садись голый на своего жеребца', – острая боль на миг вернулась в Virginie Albertine de Guettee.

  Она опять подняла руку на старика.

  Но Lucas перехватил удар.

  – Мы обвиняем тебя во всех грехах, наших и твоих, – голос старика сорвался, что снизило торжественность момента. – Состязаний за тебя больше не будет!

  На закате дня мы принесем тебя в жертву, как завещали наши отцы. – О жертвах Hugo придумал сейчас и уже сам себе верил. – Мы отрубим тебе голову, и сбросим тебя со скалы.

  'Хорошо, что не заставите меня до смерти скакать обнаженной на вашей кобыле, – Virginie Albertine de Guettee написала машинально, а затем похолодела. – Что?'

  – То, что слышала, – Olivier напряг грудь.

  Юноша полагал, что Virginie перед смертью обрадуется его красоте.

  – Сегодня уже не важно, белые ли у тебя волосы или черные, потому что они окрасятся твоей кровью, – старик с лисьей усмешкой прошептал, но, чтобы все слышали.

  Он склонился к шее Virginie Albertine de Guettee, спрятал лицо в ее шикарных волосах.

  'Зачем ты нюхаешь меня?' – графиня дрожала от ужаса.

  – Перед смертью не надышусь, – Hugo усмехнулся и добавил. – Перед твоей смертью.

  – Не волнуйся, Virginie, – Olivier рассмеялся в лицо девушки. – Ты умрешь, как леди – без платья.

  Без платья и без головы!

  'Не нравится мне ваша мысль отрубить мне голову.

  Но, конечно, в чем-то вы правы... – Virginie Albertine de Guettee пыталась обхитрить одного старика и двух юношей. – Перед смертью я переоденусь'. – Virginie Albertine de Guettee написала и жестом показала, чтобы посторонние покинули ее спальню.

  Когда Lucas, Olivier и их отец вышли из спальни, Virginie рассмеялась:

  'Как же я переоденусь, если я голая?'

  Дикари поверили мне, а я их обману', – блондинка сначала приняла ванну, затем долго рассматривала себя в зеркало.

  Побег – дело серьезное, не известно, кого она встретит на своем пути, поэтому должны выглядеть ослепительно, а не испуганно.

  Virginie Albertine de Guettee отошла от зеркала, почесала мартышку между ушами.

  Обезьяна не возражала против простой человеческой ласки.

  'Бежать! Бежать подальше от места моей казни!' – Virginie разволновалась.

  Она бросала в мешок драгоценности, ссыпала в него золотые монеты.

  Когда мешок наполнился, то графиня не смогла его сдвинуть на миллиметр.

  'Обидно, даже маленькую часть сокровищ не могу забрать с собой.

  Что дороже для меня: золото или моя жизнь?' – Virginie Albertine de Guettee задумалась надолго, потому что не хотела терять ни то, ни другое.

  – Virginie Albertine de Guettee, можно я помогу тебе переодеться? – старик Hugo целомудренно кашлял с другой стороны двери в спальню.

  Его голос подействовал на блондинку, как сигнал к атаке.

  'Некоторые девушки прячут свою красоту, чтобы их не считали легкомысленными и относились к ним серьезно', – Virginie Albertine de Guettee быстро написала ответ для Hugo.

  Но поняла, что через стену старик не сможет прочитать написанное.

  В досаде Virginie Albertine de Guettee замычала.

  Она набросила на голову покрывало из шкур горностая и попыталась выйти из спальни незамеченной.

  – Virginie, зачем ты прикрыла голову шкурами? – Olivier догнал ее в проходе и остановил за руку. – Когда у тебя не будет головы, то и прикрывать станет нечего.

  'Они разгадали мою хитрость, теперь я не смогу убежать', – Virginie Albertine de Guettee в досаде, что кто-то оказался более хитрым, чем она, кусала губы.

  – Ты уверена, что мы посмеемся над твоим планом побега, – старик Hugo показал свою мудрость во всей красе, – но вместо осуждения мы любуемся твоим телом, потому что любоваться их осталось совсем немного времени.

  – Я никогда не видел, как девушку приносят в жертву, – Lucas напружинил грудь и надул мышцы на ногах.

  – Да, отрубленная голова Virginie Albertine de Guettee послужит нам хорошим примером, – Olivier для смеха ударил себя кулаком в лоб.

  Раздался пустой звук.

  Все рассмеялись, даже Virginie Albertine de Guettee не смогла сдержать улыбку.

  Блондинка не верила, что ее принесут в жертву, казнят, но в то же время неприятное чувство потери терзало сердце.

  – Ты красивая, мои сыновья красивые и сильные, я красивый, сильный и мудрый.

  Неплохой сегодня денек! – старик Hugo галантно предложил графине руку. – Не пытайся убежать с необитаемого острова.

  Мы пытались, но у нас не получилось.

  'Смотрите под мои ноги и убирайте с дороги колющие и режущие камни, – Virginie Albertine de Guettee обретала былую уверенность. – Рука, когда она писала на доске, уже не дрожала. – Я знаю, что я красивая, и это омрачает вам праздник.

  Конечно, легче принести в жертву уродливую ведьму, чем молодую цветущую фею.

  Или не легче?' – Virginie Albertine de Guettee лукаво взглянула в глаза старика.

  – Пойми меня, – Hugo ободряюще улыбнулся блондинке. – Тот поцелуй в Голубой пещере...

  – Не было никакого поцелуя с тобой, отец!

  Virginie Albertine de Guettee сказала, что целовала только голубой огромный бриллиант.

  А это большая разница! – Olivier начал ревновать, и это давало шанс графине.

  В знак благодарности Virginie Albertine de Guettee мягко пожала могучее левое плечо Olivier.

  – Я не вижу ни в чем беду, – наступила очередь Lucas ревновать. – Пусть Virginie Albertine de Guettee целовала камень или нашего отца.

  Девушка пыталась показать себя с лучшей стороны! – Почему с лучшей стороны и, что пыталась показать графиня, Lucas не объяснил.

  – Мы пришли на место казни, – старик остановился на вершине самой высокой горы на острове.

  Virginie Albertine de Guettee догадывалась, что он по дороге искал место, которое называл бы местом казни, и вершина показалась старику самым красивым жертвенным алтарем.

  'Выглядит красиво', – Virginie Albertine de Guettee согласилась с выбором Hugo.

  – Ну, если ты согласна, то мы тебе отрубаем голову, – старик торопился на свои похороны. – Может быть, перед смертью ты признаешь, что мой поцелуй это самое лучшее, что случилось в твоей жизни.

  'Уголки твоих губ ползут вверх, а это говорит о лжи', – Virginie Albertine de Guettee гордилась, что умеет читать эмоции мужчин по их лицам.

  Чтению по лицам ее в детстве научила пифия.

  – Отец, чем мы отрубим блондинке голову, если не взяли с собой нож? – Olivier засмеялся.

  Lucas с вопросом посмотрел на Hugo, и даже Virginie Albertine de Guettee показала свое неудовольствие.

  Нет, она не против, что проживет лишние два часа, пока кто-нибудь принесет нож.

  Девушка показывала презрение к старику, который даже организовать казнь нормально не может.

  Пот ледяными каплями стекал со лба на подбородок старика, он понял свою чудовищную ошибку, потому что не подготовил жертвоприношение.