Текст книги "Блондинка и потомки Робинзона Крузо на необитаемом острове (СИ)"

Автор книги: O Simona

сообщить о нарушении

Текущая страница: 4 (всего у книги 6 страниц)

  На лице написано все идеально.

  Hugo разозлился, что опоздал, что его планы взять Virginie в подруги провалились, и у него в ближайшее время ничего с ней не получится, и никто от них не родится.

  Но в то же время понимал, что нет ее вины, потому что его сыновья настолько прекрасны, что даже обезьянка замерла с открытым ртом.

  Hugo знал, что, если эту блондинку научить лазить по стволам пальм, выкрасить ее тело синей и красной глиной, то она станет безумно привлекательной, недостижимой для слабых мужчин.

  Virginie Albertine de Guettee почувствовала посторонний взгляд и резко обернулась, посмотрела на старика.

  Ее волосы белым облаком понялись вокруг головы, а затем упали шелковыми волнами, идеальные губы приоткрылись от восторга.

  Перед глазами Hugo от счастья поплыл розовый туман.

  Впервые за двадцать лет он почувствовал, что потерял контроль над своим телом, и хорошо, что оно скрыто под ночными панталонами и толстым халатом.

  Старику открылся прежний мир жарких желаний.

  Но он пересилил скотское чувство любви, разрешил себе только любоваться обнаженной красавицей, натянуто улыбался, показывал сыновьям, что он спокоен, и сердце его холодное.

  Старик вонзил себе в ягодицу иглу дикобраза, чтобы не потерять ум.

  – Lucas, Olivier, мне любопытно, зачем вы здесь, – старик удивился своему голосу, хриплому, с надрывом. – Наша гостья отдыхает, а вы должны готовиться к состязанием, кто из вас более достоин взять ее в жены.

  Virginie не скрывает от вас свое тело, а вы не скрывайте от нее свои намерения.

  То, что вы должны участвовать в состязаниях, это не ошибка, я знаю законы борьбы за выживаемость в природе.

  Разумеется, белые шикарные волосы прекрасно гармонируют с нежной фарфоровой кожей красавицы, заставляют ее сиять, а улыбка, которая простирается от края и до края, сводит с ума. – Старик вовремя понял, что говорит не то, что должен говорить, а то, что думает, поэтому исправился. – Вы ленивые юноши.

  Я услышал из своей спальни звонкий смех отсюда и не поверил ушам своим.

  Неужели, мои сыновья не трудятся утром, а развлекаются? – Hugo сдвинул седые брови.

  Он понял, что нужно уйти, переодеться, иначе наговорит глупостей, а Lucas, Olivier и Virginie поймут, что он тоже влюблен, и, возможно, посмеются над ним.

  – Отец, из твоей спальни не слышны ничего, не обманывай нас! – Lucas поднял молодое лицо и захохотал.

  Старик молчал, не мог ничего ответить умное, но смотрел не на сына, а на обнаженную красавицу, раскинувшуюся на ложе.

  Кто-то уже успел набросать лепестков роз около кровати Virginie.

  Час назад Hugo не признался бы себе, что отдаст все за право обладать этой девушкой, то после смеха Lucas его желание получить в жены эту блондинку возросло в два раза.

  Он накрыл голову краем халата, чтобы скрыть недовольную гримасу на своем лице.

  – Отец, мы хотели понравиться Virginie, но у нас ничего не получилось, она слишком строгая.

  Прости нас, что мы плохо усвоили твои уроки! – Olivier горько прошептал.

  Он подумал, что Hugo расстроился из-за того, что они неправильно ведут себя с девушкой.

  – Простить вас легче, чем простить маленькую обезьянку на подушке. – В глазах старика потемнело, он рассматривал Virginie и старался понять, что находится у девушки в глубине тела.

  Она действовала на старика, как сок из головок мака. – Вы дожны быть достойны меня.

  Что еще хотите услышать?

  Да, я расстроен, и удивлен, что вы не хотите оставить до завтрака нашу гостью одну.

  Представляете, она проснулась, увидела, как вы танцуете вокруг ее кровати, надуваете мускулы.

  Что после этого нормальная девушка почувствует.

  – Мы не видели никогда не только нормальных, но и никаких других девушек, – Lucas виновато накручивал на палец локон брата.

  'Не смотрите на меня слишком часто, я не виновата, что очень красивая', – Virginie написала на дощечке.

  – Нет необходимости стараться и писать ИМ слишком часто, – старик с улыбкой покачал головой. – Мы понимаем многое из твоего мычания.

  – Да, твоя грудь говорит больше, чем слова, – Olivier посмотрел на грудь Virginie и засмеялся беззаботно, как ребенок.

  – У меня глаза вылезают на лоб, когда я вижу тебя, – Lucas не стеснялся признаваться в любви, потому что дикари на острове не знали чувство неловкости.

  Все, что происходит, для них естественно. – Если ты утонешь, то я буду рвать волосы на голове отца из-за того, что мы тебя не уберегли.

  – Lucas, ты любуешься только собой, а теперь появилась возможность любоваться девушкой.

  Я думаю, что она достойна твоего и моего внимания, и мы не будем никого слушать, кроме своих сердец. – Olivier смело посмотрел в глаза Hugo: – Отец, я знаю, что выгляжу так, как должен выглядеть сын своего отца, поэтому не выгляжу никогда плохо.

  Мне смешно смотреть на тебя, словно у тебя вырос хвост.

  Мы теперь все большая семья, и кто в этой семье будет смотреть и на кого, не имеет значения.

  Разумеется, ты слишком древний, чтобы мы могли заподозрить, что ты любуешься Virginie Albertine de Guettee, – Olivier снова заливисто засмеялся.

  В такт ему захохотали обезьянка, Virginie Albertine de Guettee и Lucas.

  Старик Hugo подумал немного и тоже сделал вид, что ему смешно.

  Но на его сердце лег камень.

  – Мы забыли об обеде и о состязаниях, – Hugo подпрыгнул, старался показаться бодрым и гибким, но во время прыжка подозрительно скрипнули и захрустели кости.

  Но никто, кроме старика, на этот скрип не обратил внимания.

  Lucas и Olivier побежали в зал приема пищи, готовить угощение, Hugo вернулся в свою спальню переодеваться, а Virginie Albertine de Guettee с наслаждением опустилась в теплую воду бассейна.

  Ей казалось, что она тонет в океане.

  Рядом плавала обезьяна и не боялась утонуть.

  Завтрак оказался не менее роскошным, чем ужин, а что подадут на обед, Virginie даже боялась представить.

  'Перед тем, как вы начнете состязание, – Virginie не воспринимала предстоящее серьезно, она никак не связывала игры юношей с дальнейшими их планами взять ее в жены, – я бы хотела посмотреть другие пещеры с золотом'.

  – На осмотр всех пещер уйдет три дня, – старик причудливо изогнул левую бровь.

  'Тогда хотя бы одну, ближайшую', – графиня хотела убедиться, что ей не лгали, и что необитаемый остров представляет собой огромный сейф с драгоценностями.

  – Голубая пещера как раз по пути к месту первого состязания, – Hugo встал, ласково положил правую руку на талию Virginie, по-отцовски. – Мы заглянем в нее, освежимся.

  'Голубая пещера? Освежимся? Наверно, в пещере голубое озеро, и дикари называют его драгоценным', – графиня подумала, но ничего не написала на дощечке.

  Она хотела золота, и в этой пещере его более чем достаточно, но неплохо было бы добавить к нему еще и еще, очень много!

  Lucas, Olivier и их отец незаметно быстро для Virginie успели переодеться в дневную походную одежду.

  На одежду она мало походила, но не стесняла движений и была чуточку приличнее, чем вчерашняя при встрече.

  Графиня не осуждала дикарей, потому что сама обнаженная.

  По тропинке первый пошел Hugo.

  Трава, кусты, деревья, словно из парка в Версале: ухоженные, красивые, радуют глаз.

  День превращался в сказку, а еще впереди испытания на звания жениха.

  Девушка воспринимала слова о женихах, как шутку.

  Virginie Albertine de Guettee свободно подпрыгивала, радостно засмеялась.

  Не омрачило настроение, что без языка смех получался хриплым, с подвываниями.

  – У меня поперек горла стоят плохие дни, и все выглядит прекрасно, – на узкой тропинке трудно идти рядом, но Olivier умудрился, перепрыгивал через кусты, лишь бы находиться рядом с Virginie. – И даже, если меня сейчас позовут в ваш большой мир, где много людей, я откажусь, потому что наслаждаться можно и одному на острове. – Юноша понял, что говорит не то, что думает и добавил. – Наслаждаться одному, но с тобой.

  'Чем же я тебя обрадую?', – Virginie Albertine de Guettee засмеялась, показала ровные белоснежные зубки.

  Старик Hugo обернулся на ее смех и криво улыбнулся.

  Lucas через плечо прочитал написанное и приревновал графиню к своему брату.

  – Радостью надо делиться со всеми! – Lucas провел рукой по мышцам груди, они напряглись, а ягодичные мышцы волнующе выпятились. – Ты создана для того, чтобы радовать глаз. – Lucas уловил в своем голосе сладкие нотки жалости к самому себе.

  А между тем, он чувствовал себя единственным и неповторимым в ловле акул.

  – Твой ум, Virginie, очень умный и прекрасно подходит к твоему телу.

  Кто этого не видит, тот крот. – Старик тоже не забывал о комплиментах для девушки. – Мои сыновья еще не поняли до конца, почему тело девушки считается красивым и по каким параметрам.

  Вы же отличаетесь от мужчин, и для Lucas и Olivier должны казаться уродинами. – Хотел или не хотел старик, но пытался опустить своих сыновей в глазах Virginie. – У тебя узкие плечи, тонкая талия, руки, ноги тончайшие, мускулы не бугрятся, бедра округлые, а не квадратные, лицо не волевое и не мужественное, а нежное, на грудной клетке, вообще, непонятное для Lucas и Olivier.

  Почему же они бегают вокруг тебя и восхваляют?

  Может быть, они лгут? – Hugo натужно закашлял со смехом, посмотрел на сыновей.

  Он в любой момент мог сказать, что шутит.

  'Я стою очень дорого, – Virginie Albertine de Guettee остановилась (сразу все остановились, чтобы ее подождать), погладила свою правую ногу, любовалась белизной и мрамором кожи. – Я привыкаю ко многим людям, и шикарно выгляжу в любом обществе.

  А мои размеры, в том числе и небольшие грудки, перевешивают всю мощь мужчин, ваши огромные, но пропорциональные мускулы.

  Моя улыбка подчеркивает мои изящные формы, я иногда боюсь лишний раз улыбнуться, чтобы на меня не слетелись все женихи мира.

  Принимайте меня, как я есть, и я отвечу вам тем же', – Virginie Albertine de Guettee искоса поглядывала на юношей, надеялась, что никто не заметит ее заинтересованных взглядов.

  Только любопытство в ее взгляде, только любопытство...

  Девушке не нравилось, как сегодня ведет себя Hugo, он не похож на прежнего открытого вчерашнего старика.

  За ночь с Hugo произошли огромные изменения.

  Он старается ей понравиться, а это уже опасно.

  Лучше бы он, как вчера, наивно поглаживал ее и ощупывал, но без плохих мыслей, чем сегодня ведет себя отстраненно и постоянно иронизирует.

  'Если у девушки убрать узкие плечи, длинную шею, точеную головку, груди, тонкую талию, круглые бедра и тонкие длинные ноги, то от девушки ничего не останется. – Virginie писала на дощечке, а Olivier дышал ей в ухо. – Я уверена, что между нами нет стены и быть не может!' – Virginie Albertine de Guettee поймала себя на мысли, что хочет нежно поцеловать Olivier в ухо, не как невеста жениха, а как подруга подругу.

  К счастью, обезьянка запуталась в длинных ногах графини и нарушила картину.

  – Скажите, в чем ваши проблемы, и я их решу! – Hugo попытался надуть грудь, как Lucas, но грудная клетка опасно затрещала, и старик отказался от идеи подражать молодым.

  Он решил показывать ум, а не тело.

  – Голубая пещера! – крик сорвался с слегка подрагивающих губ Lucas.

  И губы Lucas Virginie поцеловала бы.

  – В пещере мы искупаемся! – Olivier за братом побежал к входу в пещеру в высокой горе.

  'Искупаемся? Значит, в пещере, как я и предполагала, голубое озеро, а не золото', – Virginie Albertine de Guettee обиженно надула губки, словно ее обманули, а на самом деле, она сама себя обманула.

  Обезьянка увидела разочарование на лице хозяйки и смешно скорчила мордочку, чтобы развеселить Virginie.

  'Меня сейчас успокоило бы золото, а не твоя улыбка', – графиня в ответ тоже скорчила рожицу, но ласково почесала обезьянку между ушей.

  Поймала на себе жадный взгляд Hugo.

  Глаза его ожили, восстали из царства мертвых.

  – Девушки вперед, – старик пропустил Virginie Albertine de Guettee первую в пещеру.

  Разумеется, Virginie понимала, что Hugo не только из вежливости пошел сзади нее, а хотел насладиться ее видом.

  И это успокоило, потому что человеческие чувства мужчин понятны, а романтика и чтение стихов могут довести мужчину до сумасшествия.

  Романтические маньяки чаще, чем пастухи, убивают девушек.

  – Я сейчас смотрю на тебя! – Hugo подумал вслух, и, чтобы исправиться, солгал. – Я говорю, что смотрю на пещеру.

  Мы не живем в этой пещере, потому что она менее уютная, чем наша.

  Но в ней все же красиво, и эта красота особая.

  'Знаю я вашу красоту. Для вас голубое озеро дороже, чем золото', – Virginie Albertine de Guettee подумала, и, разумеется, не написала.

  – Я заставлю поверить тебя в чудо, что не только девушки бывают красивые, но и пещеры.

  Пещеры не играют на чувствах и слабостях мужчин, – старика снова потянуло на романтику.

  Но он исправился, на небольшом подъеме подтолкнул Virginie в ягодицы.

  При этом дрожащие руки старика чуть дольше положено задержались на блондинке.

  'Может быть, вы найдете на острове зверюшку, похожую на меня', – Virginie написала на доске, но успела быстро стереть.

  Вместо иронии дописала:

  'Я поражена в самое сердце!'

  Подумала, что старик может подумать, что она поражена его красотой и мудростью, но в голубой пещере девушка забыла на время о старике.

  Драгоценные камни небесно-голубого цвета покрывали стены и пол пещеры.

  Здесь были самородные камни, которые росли в пещере миллиарды лет, но кучками лежали отшлифованные голубые топазы, прозрачные голубые бриллианты, густо синие и голубые сапфиры.

  Ни грамма золота, а только драгоценные голубые камни, стоимость которые дороже золота.

  'Пираты, которые складывали в эту пещеру голубые драгоценные камни, великие эстеты', – Virginie Albertine de Guettee зачерпнула в ладонь горсть крупных голубых бриллиантов.

  Сожалела, что не может их положить в сумочку или в карман, потому что обнаженная.

  И не вывезти в карманах и в сумках всех сокровищ необитаемого острова.

  Понадобится не один десяток кораблей.

  Пиратские сокровища острова Гоф, хотя их Virginie Albertine de Guettee еще не видела, казались детской игрушкой на фоне сокровищ только одной пещеры на этом необитаемом острове.

  'Я самая красивая в мире и еще блондинка, поэтому Судьба мне подарила самые великолепные драгоценности', – Virginie Albertine de Guettee принимала происходящее, как должное.

  Она, разумеется, все сокровища острова объявила своими.

  Но пока не говорила об этом дикарям.

  Не поймут...

  – Идите к нам купаться, – Lucas и Olivier звали Hugo и Virginie, их голоса звенели от счастья.

  Графиня замычала от восторга, воздух вокруг нее превратился в голубые бриллианты.

  В центре пещеры сделано углубление в камне, небольшая ванна.

  Она полностью наполнена драгоценными голубыми камнями.

  Lucas и Olivier, как дети, ныряли в эти камни, обсыпали тела, хохотали.

  – Они легкие, приятно щекочут кожу, – Lucas пояснил для Virginie Albertine de Guettee, потому что старик Hugo все знал об этих камнях. – Обработаны аккуратно, и не оставляют ни одной царапинки.

  – Все? Показали девушке голубую пещеру?

  Теперь можем идти на место состязания? – Старик не желал купаться, он желал скандалить. – У меня очень тяжелая ночь, терпение заканчивается, а вы сердите меня играми. – Hugo даже притопнул ножкой по сапфирам.

  Но графиня уже околдована голубой пещерой.

  Она заворожено шла к ванной с драгоценными камнями.

  Lucas и Olivier купаются в роскоши, а она еще нет.

  Обезьянка опередила девушку и с разбега нырнула в драгоценности.

  Lucas и Olivier тотчас затеяли веселую игру с животным, которое еще вчера хотели съесть.

  'Дикари! Для них обезьяна дороже, чем я!' – Virginie подумала без эмоций, мысли ее не трогали, ее трогали только бриллианты.

  Она аккуратно, не так, как обезьянка и юноши, входила в драгоценности.

  Сначала по щиколотку, затем по колени.

  'Сколько же здесь добра! – не спрашивала, а отвечала себе. – Первый случай, когда в купальне девушка хочет, чтобы глубина была выше ее головы'.

  К небольшому разочарованию Virginie Albertine de Guettee камней оказалось только по пояс ей.

  Ступням приятно, словно их массировал искусный нубийский евнух.

  Virginie Albertine de Guettee присела, а потом окунулась с головой в бриллианты.

  'Ощущение, будто я плыву в голубых облаках!

  Ничего, лучше, я наверно, уже не испытаю в жизни!' – от этой мысли Virginie Albertine de Guettee заплакала.

  Она вынырнула, вытирала слезы сапфирами и бриллиантами, голубыми топазами.

  Стало немного жаль себя, и непонятно, то ли слезы радости, то ли печали.

  Девушка никогда не даст ответ на вопрос, который задает себе.

  – У меня тяжелая ночь, – старик Hugo повторил из голубого тумана. – На острове много пещер разного цвета.

  Есть розовая пещера, красная пещера, черная пещера, – старик знал или догадывался, чем соблазнить девушку.

  'Розовая? красная? черная?' – Virginie Albertine de Guettee, как во сне поднялась в камнях.

  Последние чары голубого безумства окутали ее мозг.

  Дальше она действовала в состоянии опьянения драгоценностями. – Конечно, ты самый великий и мудрый обитатель необитаемого острова.

  Целый день принимаешь решения, как накормить сыновей, это безумно утомительно.

  Бродишь по джунглям, выискиваешь целебные травы, насаживаешь мелких животных на пику, исправляешь ужасные ошибки природы.

  Твоя кожа – трава, твои волосы – мхи, твое тело – глина.

  Но главное в твоей жизни, это пещеры с сияющими камнями и золотом', – Virginie Albertine de Guettee аккуратно опустила дощечку с написанным на пол, медленно подплыла к старику и слабыми пальцами сжала его ухо, заставила опустить голову.

  Глаза Hugo вернулись к прежнему старческому состоянию, из них исходили волны страха и удивления.

  Что эта девушка задумала?

  На щеках Virginie Albertine de Guettee появились голубые пятна, графиня нежно пригладила остатки волос на затылке Hugo, и тогда платиновая блондинка с ужасом поняла, что не может больше контролировать свое поведение.

  Страсть к голубым камням перешла в страсть к старику.

  Она крупно дрожала, не могла отбежать от Hugo, забыла, как дышать, эти пустые белые глаза старика заполнили ее душу.

  Hugo превратился в бесполое голубое существо: ни признаков мужчины или женщины, ни признаков человека.

  Он стал для Virginie Albertine de Guettee огромным голубым бриллиантом.

  'Тот, кто скажет, что ты не драгоценность, тот дурак', – Virginie промычала.

  Она провела рукой по груди старика, и его ребра казались ей гранями голубого бриллианта.

  Каждое прикосновение к живому бриллианту доставляло девушке нечеловеческое наслаждение.

  Нервные окончания Virginie оголились.

  – Никакие мои слова не убедят, что я слишком стар для тебя? – старик торжествовал.

  'Бриллианты, чем старше, тем более чистые', – графиня отрицательно мотала головой.

  Virginie Albertine de Guettee мычала, но никому не нужен сейчас здравый смысл.

  Она сделала шаг вперед, прилипла к старику, ей казалось, что прислонилась к великолепному бриллианту.

  Hugo подумал, взглянул на сыновей и решил, что нельзя сейчас обнимать Virginie.

  Он не понимал, какие чувства сейчас вызывает в нем графиня.

  Ночью все было просто и понятно, когда он мечтал о ней, но сейчас...

  – Я думаю... – Hugo не договорил.

  Он замолчал под натиском нежных пальцев Virginie.

  Назад дороги нет, его парализовало на время.

  Воля прекрасной девушки, ее властное стремление обладать им, необычайная чувственность, откуда это все взялось в худом, почти прозрачном аристократическом теле.

  До этого момента старик думал, что он давно умер, как мужчина.

  Hugo поднял руки, чтобы размять затекшие члены, но почему-то его ладони остановились на ее небольших аккуратных грудях.

  Сквозь толстую кожу походной жилетки Hugo чувствовал необычайный холод исходящий от Virginie Albertine de Guettee.

  Он не почувствовал биений ее сердца.

  А его сердце упало к ногам блондинки.

  Но и Virginie Albertine de Guettee не ощущала удары сердца старика, она не могла вырваться из плена голубого бриллианта.

  Hugo, или его перевоплощение, казалось блондинке единственной точкой во Вселенной, куда нужно стремиться.

  Правая ладонь Virginie Albertine de Guettee потянула за левое ухо старика.

  На самом деле девушка уже не видела ни человека, ни голубой призрак.

  Лишь один образ огромного голубого бриллианта чистейшей воды стоял перед изумленными глазами.

  Краем сознания Virginie понимала, что поступает неправильно, но это неправильно оказалось очень маленьким по сравнению с ее желанием обладать этим бриллиантом.

  И за минуту до того, как потерять сознание, графиня мягко всосала в свои губы волосатые губы старика.

  Все произошло настолько быстро, что Hugo окостенел, вспомнил давно забытое чувство молодости.

  Он стоял с широко расставленными ногами, чувствовал, как узкий острый язык девушки глубоко проникает в его давно забывший о поцелуях рот.

  А затем глаза Hugo широко распахнулись, как перед смертью, он пытался высвободить свои губы и часть бороды изо рта Virginie Albertine de Guettee, но выходило неумело, и, наоборот, получалось, что он целует блондинку в ответ.

  Virginie Albertine de Guettee обхватила руками плечи старика, она получила этот огромный голубой бриллиант, обладает им, и бриллиант отвечает ей взаимностью.

  Девушка не слышала сдавленный стон обезьянки, которая понимала в поцелуях больше, чем Lucas, Olivier и Hugo.

  Волосатые лапки обхватили ноги Virginie, руки Lucas крепко прижали блондинку к себе сзади, и непристойный крик, полный жалости, слетел с губ Lucas.

  – Olivier, помоги растащить их!

  Olivier пришел на помощь брату, вместе они оторвали блондинку от своего отца.

  Раздался чмокающий неприличный звук, разошлись губы Virginie и Hugo.

  Virginie Albertine de Guettee шаталась, но Lucas поддерживал ее сзади, а Olivier спереди.

  Девушка прижала ладони к впалым щекам Lucas, затем встала на колени и поползла обратно к ванной с драгоценными голубыми камнями.

  Смесь любви к голубому огромному бриллианту и страсть к остальным камням заставили девушку желать большего, чем только одну пещеру с бриллиантами.

  – Отец, разве необходимо было засовывать свой язык в рот Virginie Albertine de Guettee? – на самом деле Lucas хотел спросить не это, а другое, но забыл, о чем хотел спросить.

  – Я сам не уверен, кто я сейчас, – Hugo захрипел. – Только ее избранный муж, который докажет на соревнованиях свое право обладать Virginie Albertine de Guettee, может губами прикасаться к ее губам.

  Но при чем здесь я и при чем здесь вы.

  Вы же помните, как голубая пещера в первый раз тоже одурманила вас?

  – Помним! – Lucas и Olivier ответили хором и покраснели.

  – При первом посещении пещера на время лишает человека разума, и он не понимает, что делает, – старик опасался, что сыновья рассердятся на него и накажут.

  В прошлый раз они наказали его за то, что он один скушал особо вкусную косулю. – Думаю, что когда Virginie Albertine de Guettee засовывала свой язык в мой рот, – Hugo захрипел, – и всасывала своими мягкими нежными, но в то же время настойчивыми живыми губами мои губы, то она представляла на моем месте свою мать.

  Не меня она целовала, а мать свою! – Hugo не уверен в своем предположении, но и оно не лишено смысла. – Когда Virginie Albertine de Guettee очнется, то не напоминайте ей о том, что произошло.

   Я не верю, что это произошло, и надеюсь, что произойдет подобное и в красной и в розовых пещерах.

  А теперь отведем блондинку на воздух. – Старик в два прыжка достиг бассейна, попытался поднять Virginie Albertine de Guettee на руки.

  Его шейные позвонки и позвонки в области талии хрустнули.

  Lucas и Olivier отстранили отца от столь важного занятия, как перенос обнаженной блондинки из пещеры на природу.

  Юноши подняли Virginie Albertine de Guettee на руки.

  На шее платиновой блондинки на голубой цепочке висел прозрачный драгоценный камень величиной с кокосовый орех.

  Около пещеры Virginie Albertine de Guettee аккуратно опустили на муравейник с лечебными муравьями.

  – Зачем он ей? – Olivier дотронулся до гигантского голубого бриллианта.

  – Я читал, что девушки, как и птицы, любят сверкающее, – Lucas приподнял бриллиант, голова юноши оказалась вблизи грудей Virginie.

  Но дикарь больше занят своей шуткой, чем рассматриванием девушки. – Через прозрачные бриллианты можно корчить уморительные рожицы. – Lucas, насколько позволяла голубая цепочка, приблизил бриллиант к лицу.

  Его лицо исказилось в бриллианте.

  Hugo и Olivier захохотали.

  – Другого применения этим бесполезным камням я не знаю! – Hugo ответил искренне.

  От их смеха Virginie Albertine de Guettee очнулась, забежала в пещеру и вернулась с оставленными там доской и мелом.

  'Над чем смеетесь? И почему у меня во рту седые волосы?' – Virginie Albertine de Guettee вытаскивала изо рта часть бороды и усов Hugo, с подозрением рассматривала их, и с не меньшим подозрением посмотрела на старика.

  – Ты ничего не помнишь, и не надо! – Hugo ответил с полным спокойствием, через которое пробивались нотки торжества. – Теперь ты веришь, что голубая пещера красивая, как и ты?

  'Я помню только один огромный бриллиант.

  Я трогала его, обнимала, и, кажется, даже поцеловала. – Virginie опустила взгляд на бриллиант на шее, вздрогнула. – Откуда у меня на шее висит этот прекрасный голубой бриллиант; он хотя меньше того бриллианта, который я целовала, но и величиной с небольшую дыню чистейший бриллиант меня успокоит'.

  – Ты его в беспамятстве вытащила из купальни с голубыми камнями.

  Он, наверно, самый большой, поэтому ты его выбрала.

  Через этот камень смешно корчить рожицы! – Olivier попытался снять с шеи Virginie Albertine de Guettee драгоценность. – Выбрось его, он мешает тебе при ходьбе и закрывает груди.

  Через него твои груди кажутся смешными.

  Зачем сковывать движения, зачем мучить.

  На нашем острове много красивых камней разного цвета. – Olivier почти снял цепочку с бриллиантом с шеи Virginie Albertine de Guettee.

  'Оставь! Он мой талисман! – ни одна девушка не расстанется с драгоценностями, даже, если они большие и неудобные. – У тебя талисман – чей-то зуб на веревочке, у Lucas и у Hugo тоже свои талисманы, и у меня теперь будет свой талисман'. – Virginie Albertine de Guettee поразилась, что научилась так быстро писать.

  Жизнь без языка развила скорость руки в писании.

  – Но на нем же неудобно спать, – Lucas пожал плечами.

  'С чем спать я сама разберусь! – Virginie Albertine de Guettee поставила советчиков на свои места.

  Пусть не командуют, она здесь главная. – Все же, не пойму, почему у меня губы болят, язык, будто об острые остатки зубов натерла, и во рту седые волосы', – Virginie Albertine de Guettee продолжала бы искать причины, но увидела, как обезьянка потешно прыгает, и забыла обо всем на свете, кроме голубого бриллианта, размером с небольшую дыню, который пригрела на своей груди.

  – Мы пришли на место первого состязания, – старик Hugo медленно подходил к обрыву, затем встал на четвереньки, потом полз, и около обрыва замер, лишь свесил голову. – Lucas и Olivier.

  Вы будете на краю драться за право взять в жены Virginie Albertine de Guettee.

  Выиграет из вас сильнейший, самый проворный, хитрый, гибкий и умный.

  Если вы оба упадете вниз на острые скалы в воде, то продолжите драку под водой среди акул и скатов.

  Только один поднимется на скалу и возьмет графиню за руку, – старик икнул.

  Virginie отметила, что в его бородах и усах около губ не хватает волос.

  И количество недостающих волос подозрительно совпадает с количеством волос, которые она вытащила из своего рта.

  Но никакой связи между волосами на старике и волосами в своем рту графиня не уловила.

  Разум ее сопротивлялся чудовищной мысли, что она в бреду целовалась взасос со стариком Hugo.

  – Ага, мы будем драться до потери пульса, а, если оба погибнем, то Virginie Albertine de Guettee достанется тебе? – Olivier проявил непозволительную для его лет мудрость.

  Вопрос поставил отца в тупик.

  Hugo клацал зубами, трещал костями, выпускал газы, но затем, потому что он самый опытный, потому что старший, нашел правильный ответ.

  – Да как ты смеешь в подобном тоне разговаривать со старшими, тем более что я твой отец.

  Неблагодарный! – старик присел, сгорбил плечи, спрятал лицо в бороду и зарыдал.

  – Папа! Папочка, не плачь! – Lucas упал на колени перед стариком Hugo.

  – Прости меня, отец, Olivier опомнился и лобызал со слезами руку отца. – Не подумал я, перед тем как оскорбить тебя.

  Если бы подумал, то оскорбил бы лучше... нет. Не оскорбил бы совсем!

  Virginie Albertine de Guettee ничего не стоит по сравнению с тобой.

  Прикажи только, и мы сбросим блондинку со скалы в море.

  Акулы примут ее жертву ради твоего здоровья.

  'Я ничего не стою по сравнению со стариком?' – Virginie Albertine de Guettee в бешенстве замычала.

  Она даже писать не могла от злости и гнева.

  Юноши поняли ее мычание, как согласие.

  – Слышишь, папа, Virginie готова пожертвовать собой ради тебя! – Lucas прижал голову отца к своей могучей груди.

  Чуть не сломал старику тонкую цыплячью шею.

  – Не надо никого бросать без причины, особенно, единственную на острове блондинку! – Hugo поразительно быстро перестал плакать.

  Virginie Albertine de Guettee заподозрила, что он и не рыдал, а притворялся.

  Но графиня понимала, что она находится не в том положении, когда имеет право критиковать хозяина острова.

  'Мерзавцы, а не юноши.

  Они дикари, и никакая одежда, никакие столовые приборы не смоют с них налет дикости', – Virginie Albertine de Guettee молча выругалась, сразу стало легче.

  И в этот момент Lucas и Olivier сцепились в смертельной схватке на краю обрыва.

  Они дрались за право обладать ей.

  Ноздри Virginie Albertine de Guettee затрепетали от волнения.

  Девушка почувствовала древний зов природы.

  Оказывается, смотреть, как из-за тебя сражаются насмерть самцы – одно из самых приятных и возбуждающих зрелищ на свете, и до этого момента Virginie подобного не испытывала.

  Комплименты благородных рыцарей и лордов, шутки короля, ухаживания принцев, – всё кажется мелочным на фоне смертельной схватки за руку и сердце благородной леди.

   Lucas и Olivier на краю обрыва схватили друг друга за плечи, рычали, пытались скинуть соперника вниз, на острые камни в воде, в пучину, в пасти акул и осьминогов.

  В драке мужские достоинства Olivier и Lucas открылись в полной красе; мускулы напряглись и стальными удавами двигались под кожей.