Текст книги "Блондинка и потомки Робинзона Крузо на необитаемом острове (СИ)"

Автор книги: O Simona

сообщить о нарушении

Текущая страница: 3 (всего у книги 6 страниц)

  Lucas и Olivier по очереди подкладывали на тарелки графини микроскопические кусочки, наполнили бокал рубиновым соком.

  – Киш с молоком, тимьяном, сыром, сливками, черным перцем, помидорами, беконом, яйцами.

  – Рататуй с луком, томатной пастой, чесноком, оливковым маслом, баклажанами, цуккини, кабачками, красным перцем, базиликом.

  – Касуле с белой фасолью, свиными колбасками, на утином бульоне и конфи с розмарином.

  – Тартифлет с картофелем, сливочным маслом, луком, сыром и перцем чили.

  – Клафути с вишней без косточки, сахарной пудрой, на молоке и яйцах.

  – Фазан в вине с сельдереем, луком, морковью, чесноком, розмарином и перцем.

  – Нисуаз с листовым салатом, перцем, яйцами, фасолью, чесноком, акульими плавниками, базиликом и оливковым маслом.

  – Блинчики Сюзет с яйцами, ванильным сахаром, апельсинами, лимонами и миндалем.

  – Паштет с печенью попугая, луком, чесноком, маслом, жирными сливками и перцем.

  И еще сотни других кушаний.

  Мужчины перечисляли названия блюд, множества из которых Virginie Albertine de Guettee к своему стыду никогда не пробовала, а о других и не слышала.

  Когда Virginie посчитала, что еды на ее золотых тарелках достаточно, она взмахом ресниц отпустила прислужников.

  Игра начинала ей нравиться, только нужно знать правила, или ненавязчиво их придумывать самой.

  Юноши и старик поклонились ей, пятились, не показывали спину, и, наконец, присели за свои места.

  С количеством пищи для себя они не церемонились.

  Но обилие столовых приборов по правую и левую руку каждого едока испугало графиню.

  Дикари ловко управлялись с вилками, ножами, вилочками, разносторонними серебряными ножичками, ложками с дырками, причем, определенно знали, какой прибор для какой пищи необходим.

  Virginie Albertine de Guettee боялась, что неправильно возьмет вилочку или диковинную ложку с дырками не в ту руку и использует не по назначению.

  Возможно, что гнев и презрение Lucas, Olivier и Hugo к ней будут безграничны.

  Она придумала: отгородила себя вазой с огромными розами и под прикрытием цветов начала аккуратно кушать.

  – Скромность украшает девушку, – Lucas явно вычитал эту фразу в книге по этикету для юношей.

  То, что блондинка прикрыла прием своей пищи цветами, он посчитал скромностью, и то, что Virginie сидит обнаженаня, в одних туфлях он тоже полагал скромностью.

  'Наверно в книгах Казановы и Садо все девушки сидят за столами обнаженные', – графиня подумала с едким сарказом.

  Стало грустно, она вспомнила девушек на корабле.

  'Не забыли ли они меня? Не пропадут ли без своей капитанши?'

  – Я думаю... – Lucas вытер губы изящной бархатной салфеточкой.

  – Наши мнения теперь не имеет никакого значения, – Hugo изящно откусил лапку маленькой жареной птички. – Важно то, что думает и хочет наша прекрасная Virginie Albertine de Guettee. – Старик явно хотел понравиться блондинке, и она оценила молодой порыв старика.

  Пусть Hugo стар для брачных игр, но подхалим он отличный.

  – Пойдем, я провожу тебя в твою спальню, – Olivier подождал, пока Virginie Albertine de Guettee, по его мнению, насытится.

  Нежно взял ее за правую руку и повёл за собой.

  Графиня не возражала, она так устала физически и от впечатлений, что заснула бы сейчас хоть на дикобразе, хоть на гнилой соломе.

  Lucas и старик Hugo остались убирать со стола, ведь завтра они должны накрыть не менее роскошный завтрак.

  Olivier ввел графиню в светлый коридор.

  Снова везде золото, бриллианты, дорогие свечи горели, по стенам развешены картины, многие из которых для знатоков не менее ценные, чем золото.

  Virginie косила взгляд на Olivier, сравнивала юношу со своими девушками на корабле, даже с капитанами пиратов Thomas и Alexandre сравнила, но не находила большого сходства.

  'Он особенный, дикий, необузданный, но в то же время мягкий, с приятными манерами Принца', – Virginie Albertine de Guettee поймала себя на мысли, что любуется природной мощью Olivier.

  Юноша заметил ее взгляд и улыбнулся настолько ярко, что лучи из его глаз перебили свет свечей.

  – Ты смотришь на меня, как на кабана, у которого рыло заросло щетиной, – Olivier неосторожной фразой разбил очарование. – Если хочешь, то я перестану бриться и отращу щетину.

  'Говори, то, что думаешь, а не то, что хочешь', – Virginie озадачила юношу и себя ответом.

  Но написанное не стала стирать.

  Они как раз подошли к одному из ответвлений в коридоре.

  Казалось, что блондинка уже должна привыкнуть к необычному на острове, к роскоши пещеры, к неповторимому столу, но то, что она увидела сейчас, снова ее потрясло до дрожи в коленках.

  Спальня, если этот зал можно принизить до названия спальни, поражала воображение избалованной юной леди.

  Огромная пещера выложена розовым нефритом, все в ней розовое, даже драгоценные камни тоже розовые.

  Крупные камни вделаны в свод пещеры и, наверно, изображали звезды, а другими камнями выложено дно небольшой купальни.

  Разумеется, не обошлось и без золота, оно повсюду, но только здесь розовое золото.

  Огромная кровать стояла неподалёку от купальни, а хрустящие белые простыни, пузатые подушки, шелковое одеяло и мягкие шкуры звали прилечь.

  Над кроватью струился прозрачный розовый балдахин.

  Обезьянка соскочила с плеча Virginie Albertine de Guettee, запрыгнула на кровать, показала зубы и нагло улеглась на самой большой подушке.

  Графиня простила питомице маленькую шалость.

  Взглянула в бездонные мужественные глаза Olivier.

  'У вас подобные спальни?' – Virginie Albertine de Guettee благоразумно не написала 'столь же роскошные', чтобы не показать, что она поражена роскошью.

  Нужно делать вид, что чрезмерная роскошь для нее – обыденное, и в другом мире, в ее мире, она купается в роскоши.

  – Нет, у нас пещеры побольше и в них другого тоже больше, – Olivier покраснел от смущения.

  Он подумал, что гостья осталась недовольна предложенной спальней. – Но, если ты хочешь, то можем поменяться, или принесем тебе сюда все, что пожелаешь.

  'Я подумаю', – графиня написала, тщательно следила, чтобы ее рука не дрожала.

  На лицо Virginie нагнала холодную тучу, с мужчинами нельзя соглашаться.

  – Раньше я не видел девушек и не беседовал с вами. – Olivier почесал за левым ухом Virginie Albertine de Guettee.

  Дикарь по-своему выражал любовь к девушке, он полагал, что, если зверям приятно, когда им чешут за ухом, то и девушка обрадуется.

  Virginie вздрогнула от неловкого прикосновения юноши, но почувствовала, что не против, чтобы он продолжал чесать ей за ухом.

  Лишь невероятным усилием воли мягко убрала руку юноши со своей головы.

  Olivier с наслаждением втянул через ноздри аромат Virginie Albertine de Guettee.

  – Завтра ты за кого выйдешь замуж: за меня или за Lucas?

  Других женихов на нашем острове нет.

  'Я бы так не сказала, – графине не понравился наивный резкий вопрос юноши.

  Но вспомнила, что она без языка, а без языка и так и этак ничего не скажешь. – Завтра будет завтра', – Virginie Albertine de Guettee красиво развернулась, показала парню спину и все остальное сзади.

  – Завтра я выкрашу свою комнату в зеленый цвет, – Olivier обернулся, когда выходил из спальни блондинки.

  Что он имел ввиду, графиня не поняла, и не хотела вдумываться.

  Она прошла в изящную дамскую комнату, настолько усыпанную драгоценными розовыми камнями, что глаза резало.

  Затем медленно сошла в бурлящую теплую воду купальни.

  Питали ли бассейн подземные теплые источники, или дикарям достались готовые изобретения пиратов, не важно, как и все остальное.

  Графиня Virginie Albertine de Guettee принимала все, как должное.

  Вода приятно расслабляла одни конечности и напрягала другие.

  'Я, словно в своем корабле плыву по воле волн', – Virginie Albertine de Guettee прикрыла глаза, мечтала о счастье, которое будет намного больше, чем это счастье.

  Счастью нет предела.

  Virginie приоткрыла очи, и из-под опущенных ресниц взглянула на себя в одно из серебряных зеркал.

  'Хороша! Прекрасна! Изумительно красивая!' – графиня улыбнулась, подняла волшебную ножку и запела.

  На корабле пела обычно Nathalie, а теперь и Virginie позволила раскрыться своему певческому таланту.

  Вдруг, в зеркале что-то двинулось, кроме графини.

  Девушка вздрогнула, но не показала, что увидела посторонний предмет.

  В стене, около огромного бриллианта через дырку на нее из другого помещения или из иного мира смотрел глаз.

  'Снова за мной подглядывают', – искушенная в подглядывании Virginie Albertine de Guettee тихо засмеялась.

  За ней в купальнях всегда подглядывали любопытные, и без их подглядываний Virginie чувствовала бы себя неуверенно.

  Если подглядывают, значит, она интересна и волнующая.

  Ее боятся до дрожи в коленках, но все равно изыскивают способы посмотреть на нее со стороны тайно.

  Судя по мутному желто-красному цвету глаза, за ней подсматривал старик Hugo.

  'А что ему еще остается делать, пожилому и немощному?' – блондинка даже пожалела старика.

  И решила его побаловать немного, сделать умирающему мужчине приятное.

  Она повернулась к нему спиной и изогнулась красиво, по-кошачьи.

  Затем обернулась обратно и медленно, со значением стала намыливать тело снизу доверху.

  Судя по тому, как глаз в дырке вращался, подглядывальщик на время ожил.

  Неизвестно, сколько бы продолжалось представление, графиня даже увлеклась спектаклем, но неожиданно проснулось животное.

  Обезьянка мягко на тонких паучьих лапках добежала до стены с дырой.

  Подглядывальщик не смотрел на животное, потому что перед его глазами крутился в воде более интересный экземпляр.

  С резким криком джунглей обезьянка воткнула палец в дыру в стене.

  За толстой стеной дико заверещало, но вечные камни не передали для графини всю гамму звуков обиженного подглядывальщика.

  Virginie Albertine de Guettee засмеялась и стала готовиться ко сну.

  Блондинка обмыла пенное тело в бурлящих струях, пожалела, что в этот дивный миг на нее никто не смотрит и не запечатлит в сердце своем изумительное зрелище купающейся благородной юной леди.

  Virginie погрозила пальчиком шалунье обезьянке:

  'Подождала бы конца спектакля, а потом бы ткнула пальцем в глаз подглядывальщика', – блондинка промычала.

  Поняла ли смысл ее мычания обезьяна, или просто устала, но животное вернулось на кровать и громко захрапело.

  'Обезьяна лучше сторожит, чем человек или собака.

  Человек, когда спит, то не может меня сторожить.

  Собака и во сне сторожит, но она не допрыгнет до высокого места маньяка, собака не выколет пальцем глаз подсматривальщику', – Virginie удивилась, что умные мысли посещают ее в этот час расслабления.

  Она тщательно долго обтирала дорогим полотенцем с золотыми нитями свое мраморное тело.

  Но и сейчас никто не смотрел на нее и не восхищался ее блестящей красотой.

  В досаде графиня закусила нижнюю губку:

  'Зачем девушке красота, если ее никто не видит.

  На корабле подруги любовались мной, всегда все любовались, а здесь подсматривальщику обезьяна пальцем в глаз ткнула, и он променял свой глаз на подсматривание за купающейся мной.

  У него же есть второй глаз, пусть им и подсматривает', – Virginie с надеждой посмотрела на дыру в стенке, но новый глаз в ней не появился.

  Это событие вконец испортило настроение девушки.

  Она упала на мягкую перину, отодвинула от себя наглую обезьяну и задумалась о своей несчастной судьбе.

  То, что она сейчас несчастна, это не вызывает сомнение, но что за несчастья на нее обрушились, графиня еще не придумала.

  'Несчастье, наверно, в том, что я никак не пойму, что это за несчастья', – Virginie Albertine de Guettee вытянулась во весь свой прекрасный рост, любовалась бесконечно длинными изумительными ногами.

  И опять никто за ней не подглядывал!

  В этот момент около кровати робко кто-то закашлял, привлекая к себе внимание.

  Virginie Albertine de Guettee резко развернулась и увидела Lucas.

  Юноша с подобающим интересом рассматривал графиню, раскинувшуюся на шикарном ложе в шикарной ее наготе.

  Хотя минуту назад Virginie мечтала, чтобы за ней подсматривали и восхищались ее необыкновенной красотой, но сейчас сработал инстинкт страха девушки.

  Virginie Albertine de Guettee до подбородка укрылась одеялом из шкурок соболей, молча ждала ответа юноши.

  Lucas перед сном оделся в обычную одежду дикарей; он стоял совершенно обнаженный, лишь шею обвивала гирлянда цветов лотоса.

  Бронзовое тело Lucas благоухало и лоснилось от жира.

  – Перед сном мы натираемся маслом розы, – Lucas перехватил взгляд блондинки. – Иногда красим себя до утра в черный цвет, под цвет ночи.

  Если ночью заявится в спальню злой дух, то он не найдет нас в темноте.

  'В черный? – Virginie спросила машинально.

  Она заметила в руках Lucas толстую книгу 'Сказки на ночь'. – Сказки тоже выкрашиваете в черный цвет?'

  – В свою жизнь мы добавляем днем яркие цвета, а унылые серые оставляем для вечера и для ночи.

  Черный цвет тебя тоже украсит, сделает похожей на акулу.

  Я обязательно в первую брачную ночь покрашу тебя здесь и здесь в черный цвет, – юноша пальцами показал, где нанесет черную краску, и платиновая блондинка почувствовала, как к ее щекам приливает кровь смущения, и в то же время это кровь гнева на то, что дикарь осмелился свободно распоряжаться ее телом. – Lucas без разрешения присел на край кровати и раскрыл книгу.

  Юноша искренне любовался графиней, и она видела, что это чистое любопытство неискушенного дикаря, а не жадное липкое любопытство мужчин из ее мира.

  – Я прочитаю тебе сказку на ночь, – по тому, как уверенно Lucas это произнес, графиня поняла, что чтение сказки на ночь обязательная процедура в семье Hugo.

  И, если она сейчас откажется выслушать сказку, то, возможно, удивит юношу не меньше, чем, если бы превратилась в крокодила.

  Virginie решила не рисковать и промолчала, округлила глаза в ожидании сказки.

  – Трудно читать, – Lucas вздохнул, протер пальцами глаза, причину трудностей он не стал объяснять, но, как настоящий мужчина, нашел в себе силы. – В одном королевстве давным давно жила девушка, – Lucas вытер слезы, а Virginie удивилась, насколько чувствительное романтическое сердце у него. – Скучно ей было среди своих подруг и товарищей.

  Захотела девушка найти настоящего друга.

  Такого, которого бы все боялись, а она – нет.

  Встретила девушка медведя и говорит ему:

  – Давай, медведь, с тобой дружить, вместе жить.

  – Давай, – медведь согласился.

  Вечером нашли они уютную ночлежку и стали готовиться ко сну.

  Вдруг бежит мимо их двери служанка с ведром меда, медведь почуял запах меда, как вскочил, как заревел страшно и дверь выбил лбом.

  Девушка в испуге залезла в кровать, ноги ее от страха трясутся.

  – Почему залезла в кровать? – спрашивает медведь. – Придут стражники, увидят тебя в кровати, а с меня шкуру снимут.

  'Медведь плохой друг, стражника боится, – подумала девушка. – А вот, стражник, наверно, никого не боится'.

  Девушка рассталась с медведем, оставила его с медом и служанкой и пошла искать стражника.

  Нашла его в дешевом трактире и говорит:

  – Давай, стражник, дружить, вместе жить.

  – Что же, давай, – согласился стражник. – Ты не первая у меня подруга и не последняя, вместе нам веселей будет.

  Пошли они к стражнику домой и собрались спать.

  Вдруг, мимо мышка пробежала, хвостиком махнула.

  Девушка, как увидела мышку, запрыгнула на стол и закричала громко.

  Стражник испугался и давай ругать девушку:

  – Ах ты, такая-разэтакая. Услышит моя жена твои крики, придет сюда и разорвет нас.

  'И стражник боится, – подумала девушка, – Уж лучше мне подружиться с женой стражника'.

  Распрощалась девушка со стражником и пошла к его жене:

  – Жена стражника, давай дружить, вместе жить!

  – Ладно, – говорит жена стражника, – пошли ко мне в спальню.

  Наступила ночь, легли они спать.

  А ночью девушка услышала, как по стенке таракан полз.

  Вскочила она на кровати и закричала от страха.

  Жена стражника перепугалась, и ну ругать девушку:

  – Перестань кричать, – говорит. – Придет дикарь из леса и шкуры с нас снимет.

  'Ну и дела, – подумала девушка. – И эта оказалась трусливой'.

  Сбежала она от жены стражника и пошла к дикарю в лес.

  – Дикарь, дикарь, давай дружить, вместе жить!

  Согласился дикарь, накормил девушку, теплую спальню ей выделил в своей пещере.

  Ночью девушка кричит, криком своим пещеру оглашает.

  А дикарь не ругает ее за это, спасибо говорит, наслаждается криками девушки.

  С тех пор дикарь и девушка живут вместе! – Lucas закончил сказку и ласково смотрел в глаза Virginie Albertine de Guettee.

  Графиня перепугалась до отмирания кончиков пальцев.

  Наугад выбрал ли юноша сказку о девушке и дикаре.

  Угрожал ли он сказкой, или простодушно читал, наслаждался литературным произведением.

  'Хорошо, я поняла сказку, но девушка в сказке выглядит плохо.

  Если она надеется в сказке на чудо, то это ее личные проблемы'. – Virginie писала на доске, а Lucas внимательно следил за ее дрожащей рукой.

  – Жизнь внушала девушке из сказки надежду! – дикарь прошептал.

  'Кажется, что Lucas влюбился в меня до умопомрачения.

  Но я не хочу отношений с дикарем на необитаемом острове.

  Я хочу золото дикаря, но не его чувства', – Virginie Albertine de Guettee надеялась, что обезьянка проснется и прогонит настырного ухажера.

  Но обезьяна спала, широко раскинула лапы на подушках, бесстыдно храпела во сне.

  Пришлось графине делать вид, что ей нравится беседовать с Lucas.

  – На самом деле ты лучше, чем показалась при нашей встрече и даже лучше, чем я представлял себе девушку, даже... – Lucas замолчал, понял, что разговаривает с обезьянкой, потому что Virginie Albertine de Guettee спряталась под одеяло. – Надеюсь, что ты завтра станешь моей женой! – юноша безуспешно пытался стянуть одеяло с графини, затем поднялся с кровати и вышел из ее спальни.

  По дороге в свою опочивальню Lucas зашел в зал с одеждами, выбрал из бесконечного множества мужского белья ночную рубашку, пригладил волосы, забыл, что перед посещением графини смазал их оливковым маслом, сбросил ночную рубашку, подкрасил брови в красный цвет войны и страсти, затем постучал в дверь своей спальни.

  Вспомнил, что сам себе хозяин и стоит перед своей дверью.

  – Заходи! – пригласил себя сам к себе.

  Засмущался, потому что мысли его сбились при появлении на острове девушки.

  Lucas ощущал неловкость в теле и понимал, что нервы его не в порядке.

  Он даже немного разозлился на Virginie Albertine de Guettee за то, что она нарушила его мирный образ жизни.

  У него пропали силы и желание охотиться на оленей, все мелкие хозяйственные прежние работы не казались ему, как прежде, интересными, а чувство ответственности, которое его царапало в сердце острыми зубами, он старался не замечать.

  В кровати он покачал левой ногой, затем закинул правую ногу на левую и разрыдался.

  Lucas понимал, что причиной его слез является Virginie Albertine de Guettee, потому что она первая девушка на их необитаемом острове за всю его жизнь.

  Только не мог понять, почему плачет.

  Он взглянул в золотое зеркало, увидел покрасневшие глаза, или это цвет зеркала придал глазам необычный цвет.

  Юноша не знал, как нужно понравиться девушке.

  Он не догадывался, что в большом мире людей имеет значение внешность, и, если бы ему сказали, что цвет волос, ширина глаз, толщина губ, целые зубы, ровная гладкая кожа, стройное тело, длинные ноги у девушек, и короткие крепкие ноги мужчин имеют огромное значение, когда ты стараешься понравиться объекту любви, то он ни за что бы не поверил.

  Lucas думал, что те подвиги, к которым на острове его приучил отец, помогут завоевать сердце Virginie Albertine de Guettee.

  Но и что подразумевается под 'завоевать сердце' опять же смутно догадывался.

  Lucas видел брачные игры рыб, животных, зверей.

  Всегда самцы кружились в танце вокруг самки, выпячивали грудь, вертели хвостами, пронзительно кричали.

  Самки в это время делали вид, что не замечают ухаживаний самцов.

  – Virginie Albertine de Guettee поступает, как настоящая самка, – Lucas с силой ударил кулаком по правой коленке и тут же застонал от боли. – Нельзя бить себя.

  Нужно бить своих врагов. – Он качнулся и успел поймать кулак в падении, когда второй раз хотел себя ударить.

  Lucas знал, что нужно остановить руку до того момента, как она опустится.

  Немного успокоился, решил, что завтра на состязании за Virginie Albertine de Guettee он выпятит грудь, станет танцевать вокруг девушки.

  Но, что, если Olivier тоже выпятит грудь и будет кружиться в танце вокруг блондинки?

  Или отец придумает другие испытания?

  – Может быть, убью ночью, задушу отца и брата? – Первая цивилизованная мысль пришла дикарю в голову. – Если не будет Olivier, то и сражаться за девушку не придется.

  И отца для верности убью, он, кажется, тоже любуется моей будущей женой.

  Знаю, что мне не идут подобные мысли, но они правильные.

  Virginie Albertine de Guettee после свадьбы родит мне сыновей, и я назову их Hugo и Olivier, в честь убитых мной отца и брата! – Lucas тихо засмеялся, подложил правую руку под голову и задумался, как проще убить.

  Но затем другая мысль перебила сладкую мысль об убийстве родных: – Без помощи отца и брата я не справлюсь с многочисленным хозяйством.

  Кто выскочит из кустов, когда я пойду на охоту на обезьян?

  Кто приготовит обед, сервирует стол, а затем вымоет посуду?

  Мы втроем едва справляемся с хозяйством, а один я надорвусь и быстро умру.

  Virginie Albertine de Guettee не поможет мне обдирать акул, потому что у нее тоненькие слабые ручки. – Lucas с презрением растянул губы в улыбке.

  Как он мог заинтересоваться столь ненужным в хозяйстве существом, как Virginie Albertine de Guettee?

  Она же бесполезная.

  Но почему же он ставит ее выше, чем отца и брата?

  Даже ради свадьбы с ней хотел и хочет убить их?

  Lucas не разобрался в своих мыслях и заснул беспокойно, ворочался во сне и стонал.

  Снилось, что он вытаскивает из норы гигантского питона, нет сил, потому что питон упирается и хочет жить.

  'Брат Olivier, отец Hugo, помогите вытащить зверя из норы', – кричит, а отец и брат уже лежат в могиле.

  'Ты убил нас, поэтому мы не поможем!' – отвечают во сне.

  Lucas скрежещет зубами, тянет питона, злится на себя, что убил помощников, но во сне видит в озере купающуюся Virginie Albertine de Guettee.

  Крупные капли стекают по ее гладкому телу, застревают на выпуклостях, пролетают над впадинами.

  Вообщем, даже сон не подсказал юноше, что делать.

  В другой спальне, в огромном зале подобные мысли посетили Olivier.

  – Я силен и быстр, как лань, мои волосы касаются плеч, но хрупкая обнаженаня девушка выставляет себя напоказ, и я забываю о себе, – Olivier с золотого блюда с прикроватной тумбочки взял сочный персик, молодыми зубами впился в его ароматную плоть. – раньше я думал о том, как мне хорошо с Lucas и отцом.

  Я прятал лицо в бороде папы, дергал его за смешные завитки на усах, разглаживал брови брата.

  А теперь все это я хочу делать не с ними, а с Virginie.

  У нее нет бороды и усов, но все остальное есть.

  Всю жизнь я не думал, что хочу убить отца и брата, а теперь ради неправильного, с мужской точки зрения, тела девушки, готов их задушить.

  И мне не хочется играть в прежние игры, крики попугаев на рассвете уже не радуют.

  Но, если я убью Lucas и отца, то один не справлюсь ни с хозяйством, ни с Virginie Albertine de Guettee.

  Кто мне подскажет, как нужно поступать с девушкой, если я не знаю, как?

  Я навсегда останусь один на необитаемом острове; один я, и одна Virginie Albertine de Guettee.

  Но мы не будем вместе, потому что я не знаю, как быть с девушкой вместе. – Прежняя жизнь уже не казалась Olivier столь уж прекрасной, а будущая жизнь пугала.

  Он долго жил без девушки, всю жизнь не думал о ней, питался отлично, а теперь и аппетит пропал, хотя еды вокруг в изобилии.

  Olivier в панике вскочил с кровати, окунул голову в бассейн с ледяной водой, затем перешел к бассейну с горячей водой и повторил купание.

  – А ведь мы выделили для Virginie Albertine de Guettee самую плохую спальню, – чувство раскаяния и стыда окрасило щеки Olivier в лиловый цвет. – У нас опочивальни роскошные, а у нее скромная спальня с одним теплым бассейном.

  Что, если красавица захочет искупаться в ледяной воде, чтобы кожа напряглась, а купальни с холодной водой в ее спальне нет.

  Я должен пригласить Virginie Albertine de Guettee в свою купальню! – Olivier дышал неровно, сердце билось с перебоями.

  Он хотел привести девушку в свою купальню, но что-то его останавливало.

  Olivier видел свое отражение в серебряном зеркале: белоснежные волосы, умело наложенная на щеки пыльца орхидеи с маслом кокоса.

  Изысканной маске не вредят ни холодная вода, ни горячая.

  Видел белую блестящую кожу, которая сидела на нем, как нечеловеческая.

  Юноше казалось, что из глубины зеркала на него смотрит утомленная Virginie Albertine de Guettee, и Olivier в своих очертаниях узнавал графиню.

  – Сейчас мне нужно, чтобы в пещеру ворвался бешеный медведь и разорвал моего брата и отца в клочья.

  Или нет, лучше бы медведь сожрал меня...

  Нет... я бы убил медведя, и за это Virginie Albertine de Guettee выбрала бы меня своим мужем. – Olivier набросил на плечи накидку из перьев колибри, собрался выйти из спальни.

  Но еще не решил, куда пойдет: убивать отца и брата, или приглашать Virginie Albertine de Guettee в свою купальню.

  – Я никуда не пойду, пока она сидит у меня в голове, – Olivier сбросил накидку, сжал виски ладонями, упал на кровать и заснул с кровавой пеной на губах.

  Снилось ему, как он сервирует бесконечный стол для своей жены Virginie Albertine de Guettee.

  Девушка требует, чтобы он прислуживал ей, и в то же время бегал на кухню.

  'Брат Lucas, отец, помогите мне подавать блюда для моей жены Virginie Albertine de Guettee', – Olivier кричал во сне и дрыгал ногами.

  'Как же мы поможем тебе подавать блюда, если ты убил нас, – из могилы ему отвечали брат и отец. – Теперь сам готовь на завтрак, обед и ужин и изысканные блюда в количестве не менее ста', – и раздался дикий хохот во сне.

  Olivier зарыдал, спал и рыдал, рыдал и спал.

  В его жизни, как и в жизни Lucas, произошли необратимые изменения, и виной этим изменениям – Virginie Albertine de Guettee.

  В этом время из спальни старика Hugo вырвалось приглушенное ругательство.

  Летучие мыши от вопля старика не взметнулись к потолку, потому что летучая мышь и золото несовместимы.

  Hugo накрыл голову бархатной подушкой с золотым шитьем, выл, дрыгал ногами, как паук.

  Поднялся, в волнении ходил по спальне, натыкался на золотую мебель и ругался.

  В отличие от сыновей, старик спал в роскошных ночных одеждах.

  Желание спать обнаженным с годами прошло.

  Длинный ночной халат расшит драконами, свежие панталоны с надписями на неизвестном языке, ночные мягкие туфли и ночной колпак создавали спальный гардероб старика.

  – Ну, почему, зачем она пришла? – Hugo ударял себя кулаком в лоб, словно он это – она. – Без Virginie Albertine de Guettee мы на острове развивались спокойно, радостно, а теперь появились мысли.

  Конечно, Lucas и Olivier должны размножаться, а без самки это невозможно, но должен же быть иной путь. – Hugo вздохнул, поднял со стола бриллиантовую вазу, вертел в руках, затем бросил на пол. – И мне беда на старости лет.

  Вроде бы успокоился, но теперь огонь страсти снова вспыхнул во мне.

  Как же я отберу девушку у своих сыновей?

  Убивать сыновей ради Virginie Albertine de Guettee не стану, да и не смогу.

  Если поднимется на них рука, то не хватит силы и сноровки, ловкость у меня уже не как прежде.

  И глупо убивать тех, кого родил.

  Могу запереться в пещере, закрыть уши и глаза и лежать так до конца времени. – Hugo с замиранием сердца приложил ладонь к уху, слушал, не донесется ли песня из спальни Virginie Albertine de Guettee, он не мог поверить, что в его пещере поселилась девушка.

  Старик с опаской открыл дверь, высунул голову в коридор, посмотрел на горящие свечи и опять спрятался в спальню. – Почему Virginie Albertine de Guettee не приходит ко мне побеседовать?

  Я что-то упустил в жизни за прошедшие годы, если девушки мной не интересуются? – Старик взглянул на себя в серебряное зеркало и вскрикнул с испугом, он увидел дрожащего старца, а не молодого атлета.

  Длинный кадык ходил по горлу вверх и вниз, словно обезьяна, бегающая по стволу пальмы. – Я возьму Virginie Albertine de Guettee в жены сам, а с сыновьями буду делиться девушкой по пятницам.

  Отец мой поклонялся Пятнице, и я не отстану от него.

  А, если графиня откажет мне? – Лоб старика покрылся трупными пятнами.

  Hugo присел на кучу шикарной одежды, завязывал и развязывал веревку на панталонах. – А почему откажет?

  Я на острове самый знатный и мудрый.

  Мудрость намного важнее, чем молодость. – Hugo убедил себя и решительно вышел из спальни.

  В окно в одном из коридоров пробивался первый робкий свет утра.

  Когда Hugo подходил к спальне Virginie Albertine de Guettee, то услышал неясные звуки и молодой задорный смех.

  – Меня опередили мои сыновья! – чувство гордости за детей и досады за себя смешалось в старике в бурный коктейль.

  Из носа его повалил пар, а в уголке рта повисла старческая слюна.

  Hugo осторожно, как ночной барс, подкрался к спальне графини и со страхом заглянул в нее.

  То, что он увидел, порадовало и опечалило одновременно.

  Молодежь не замечала, что старик за ними подглядывает, не до того молодым.

  Сыновья усвоили первый урок Virginie Albertine de Guettee, выслушали ее приказ, поэтому утром пришли в ее спальню не обнаженные, а одетые для охоты.

  Жилетка из кожи питона расстегнута на могучей груди Lucas.

  Virginie Albertine de Guettee возлежала на кровати и вместе с обезьянкой хохотала.

  Наверно, над шуткой, которую Hugo пропустил.

  Lucas танцевал вокруг кровати и напрягал мускулы, выпячивал грудную клетку.

  Он бы запел, но седьмое чувство подсказывало Lucas, что петь сейчас нельзя.

  Virginie с интересом рассматривала его сильную мускулистую грудь, кубики пресса на животе, даже соизволила дотронуться пальчиком до живота с бронзовой кожей, покрытой толстым слоем цветочной пыльцы.

  Затем блондинка посмотрела на Olivier, в его мужественное лицо.

  Не обязательно рассматривать полуобнажённое тело юноши, чтобы понять, что Olivier готовился сделать ей предложение стать его женой, но только Lucas помешал.