Текст книги "Солдат ка Джейн. Авария (СИ)"

Автор книги: O Simona

сообщить о нарушении

Текущая страница: 1 (всего у книги 5 страниц)

  – Послушайте, солдатки Джейн и Бонни, – майор Дэвидсон занял свое коронное место на кафедре. – Вы в армии или где?

  Вам здесь не страна вечных поцелуйчиков.

  Если через пять минут не подниметесь на борт, который специально ждет только вас двоих, то вас объявят дезертирами и будут судить по законам военного времени.

  Никакие особые пехотные сто процентов ваши не помогут!

  – Судить по законам военного времени? Нас? – я соскользнула с коленей Бонни. – Разве мы уже воюем?

  – Вы еще не воюете, солдат Джейн, – военный майор профессор Дэвидсон постарался успокоиться и не волноваться. – Но Империя наша воюет всегда.

  Слава Императору!

  – Слава Императору! – Я и Бонни ответили дружно.

  – Успеем, – майор Дэвидсон скосил глаза на настенные часы.

  Мы почти бежали за профессором военным.

  – Лавуазье, принимай груз двести, – шутки у военных черные.

  Я вспомнила из фильмов, что грузом двести называют покойников.

  – Тебя что ли, Дэвидсон, принимать грузом двести? – красавец пилот в небрежной позе мачо стоял около фрегата.

  Пилот удачно пошутил по поводу, что военный Дэвидсон сам груз двести: – Этих, что ли везти? – Довольно дружелюбно пилот посмотрел на меня и на Бонни. – Они сдали на сто процентов тест на особых пехотинцев?

  Джейн и Бонни? – пилот Лавуазье, оказывается, все о нас знал: имена, и то, что мы написали тест на сто процентов, и то, что тест показал, что мы будем служить в секретной особой пехоте.

  – Лавуазье, – майор Дэвидсон подавился языком. – Но... это... кхе-кхе... Совершенно секретно.

  Никто не должен был узнать.

  Откуда к тебе просочились сведения?

  От вражеских жухрайских шпионов? – военный майор профессор Дэвидсон оскалился.

  – Откуда мне известно о Джейн и Бонни, которые впервые в мировой истории написали тест на сто процентов, да еще в особую пехоту попали? – пилот Лавуазье бесцеремонно вытащил из кармана профессора пачку сигарет.

  Выбил из нее две штуки.

  Одну сигарету зажал губами, а вторую засунул за ухо.

  – Лавуазье, у меня последние остались, – профессор жалобно произнес.

  Пропажа двух сигарет огорчила его больше, чем секретные сведения пилота о нас.

  – Знаю, какие у тебя последние сигареты, профессор, – пилот с наслаждением выпустил дым изо рта.

  Мы все следили, как красиво уходят в небо колечки дыма. – Тебе Штольц носит сигареты за услуги.

  – А это тебе, откуда известно? – профессор майор Дэвидсон от потрясения даже челюсть вставную выронил.

  – Твоя Кончита всем все рассказывает, щебечет, как птичка, – пилот Лавуазье насмешливо похлопал профессора по плечу.

  – Я... я думал, что Кончита никому не разболтает о нашей с ней связи, – майор профессор покраснел до кончика полуседых волос. – Она же обещала.

  – Ага, не разболтает, жди, – пилот не радовался, что озадачил майора.

  Ему просто нравилось трепать языком.

  Пять минут, после которых мы, если не окажемся на борту фрегата, давно истекли.

  Но пилот Лавуазье, кажется, ни о чем не беспокоился. – Дэвидсон, не ссы! – Лавуазье бросил на меня и на Бонни быстрый лукавый взгляд: – Извините, мадемуазели, я забыл о вашем присутствии.

  – Не волнуйтесь, военный, – Бонни попыталась изобразить кокетливую улыбку. – Мы не мадемуазели, а солдаты армии Императора.

  Пусть наши уши постепенно привыкают к армейским словесным оборотам.

  – Ты должен их отвезти немедленно, – профессор Дэвидсон надулся, как жук. – А говоришь, что забыл о новобранках.

  – Не спеши, Дэвидсон, дай покурить спокойно, – пилот был сама невинность и само спокойствие. – Спешат только кони, поэтому быстро дохнут.

  Никуда армия от Джейн и Бонни не денется. – Лавуазье снова нам подмигнул.

  Веселый он парень, пилот Лавуазье.

  Мне сразу понравилось его добродушие. – Солдат стоит, служба идет.

  – Лавуазье, разве Кончита могла? – военный майор профессор никак не приходил в себя от потрясения от услышанного.

  – Твоя Кончита замутила с полковником Флемингом, – пилот засмеялся. – Не умирай раньше времени, Дэвидсон.

  Ты мне еще пять сантимов должен.

  Умрешь – кто мне тогда твой долг отдаст?

  Кончита? Кончита не даст. Я пробовал.

  – Моя Кончита с полковником Флемингом? – новая гора упала на плечи профессора майора.

  – А ты что думал, Дэвидсон? – Лавуазье по-дружески приобнял профессора за плечи. – Ты бедный майор, а полковник Флеминг – он богатый и уже полковник.

  У него было пять жен.

  Четыре отравились грибами, а пятая упала с лестницы и сломала себе шею.

  – Почему пятая не отравилась грибами? – профессор Дэвидсон тупо спросил.

  – Потому что пятая не любила грибы, – Лавуазье закурил вторую сигарету. – Теперь полковник Флеминг завидный жених.

  Но Кончита поставила ему условие: после свадьбы в их доме не должно быть ни грибов, ни лестниц.

  – После свадьбы? – профессор присел на ступеньку трапа фрегата.

  – Не ссы, Дэвидсон, – видно, что «не ссы» – любимая присказка пилота Лавуазье. – К твоей Кончите еще генерал Жасмин подкатывает.

  Она же не дура выходить за простого полковника Флеминга, когда рядом маячит генерал. – Лавуазье наклонился и доверительно сообщил окаменевшему от шквала новостей военному профессору Дэвидсону. – Вернется к тебе твоя Кончита.

  Господа высшие офицеры побалуются с ней и бросят.

  Кому нужна простая секретарша в звании обер лейтенанта?

  – Мне нужна простая секретарша Кончита в звании обер лейтенанта, – голос профессора доносился как из могилы.

  Я никогда не слышала голосов из могил, но предполагаю, что именно так они должны звучать.

  – Поэтому ты ей по огромному секрету сообщил важную государственную тайну, что новобранки Джейн и Бонни по результатам теста определены в особую пехоту?

  И еще не просто написали тесты, а на 100 процентов!

  Об этом Кончита сразу же разболтала не только в канцелярии, но еще и в открытой передаче своим подружкам по Космической связи.

  О Джейн и Бонни теперь знают не только в нашей Империи, но и в тайных службах жухраев. – Пилот дернул профессора за ухо: – Выходи из комы, Дэвидсон, а то Кончиту упустишь.

  – Я пропал, – профессор Дэвидсон достал из кармана кителя именной бластер.

  Кого он хочет застрелить? Себя, потому что разболтал военную тайну?

  Пилота Лавуазье, за то, что он много знает?

  Или – меня и Бонни, потому что мы во всем виноваты?

  – Ты еще не пропал, – Лавуазье отобрал у профессора бластер и зашвырнул в помойный ящик. – А вот он пропал. – Пилот указала на стройного импозантного мужчину.

  Он одет с иголочки – дорого, со вкусом.

  Черные волосы прилизаны в идеальной стрижке.

  Лицо – бесстрастное, словно только что сошло с картинки модного журнала.

  Или, действительно, его лицо сошло оттуда?

  Только четыре конвойных портили идеальный образ красавца. – Жухрайский шпион.

  Он, гад, подсыпал песок в тормозные колодки гиперпросранственных двигателей.

  Космолеты разгонялись, а потом не могли затормозить.

  Так и пролетали всю Вселенную и уходили в действительно пустое пространство.

  Туда, где ничего нет.

  Ни слуху о них, ни духу.

  Пять фрегатов из-за этого шпиона мы потеряли, пока его изобличили.

  – Извините, военный пилот, – я сгорала от любопытства. – Впервые вижу жухрая, да еще он и диверсантом оказался. – Выглядит он прилично, не похож на злодея.

  – Его образ – маска, – пилот сплюнул на бетонные плиты космодрома. – Кстати, девочки, если хотите плюнуть, то плюйте сейчас, сколько душе угодно.

  Но на борту плевать запрещено – плохая примета.

  – Жухрайского шпиона ведут на допрос? – Бонни спросила с жадным любопытством.

  У нее даже носик вытянулся и соски затвердели.

  – Девочка, – пилот Лавуазье называл нас девочками (мы не против!). – В имперской армии каждый солдат – это кто?

  – Каждый солдат это кто? – Бонни округлила глаза в ожидании откровения от пилота.

  – Каждый солдат – боевая единица, – пилот назидательно поднял руку с вытянутым пальцем, что означало, наверно, цифру один.

  – Все мы цифры, – я вспомнила мудрость другого военного. – Чем дольше служит солдат, тем больше Империя на него тратит, тем дороже солдат.

  – Умница, девочка, – Лавуазье ласково погладил меня по головке. – Отличница?

  – Отличница всегда и везде! – Я ответила с огоньком.

  Вот только по поводу «везде» я напрасно, наверно, заикнулась.

  Военный профессор майор Дэвидсон и пилот Лавуазье стали рассматривать меня с пристрастием.

  Как только я и Бонни покинули родную Планету Натура в конфедерации Галактик Натура, так сразу все стали пялиться на нас с интересом.

  Что они находят любопытного в двух обнаженных восемнадцатилетних девушках?

  – Жухрая сразу расстреляют, не станут тратить на него лишнее оплачиваемое время дознавателей империи, – майор профессор Дэвидсон ожил после трагедии со своей возлюбленной Кончитой.

  – А на нас дознаватели потратили драгоценное время Империи, – Бонни хвастливо высунула язычок.

  – Может быть, он не шпион, и даже не жухрай, – я делала ошибку за ошибкой. – Выглядит невинно, а невинные люди злодеями не бывают.

  Я об этом в учебнике психологии читала.

  – Солдат Джейн, так вам до измены один шаг остается, – профессор майор погрозил мне кулаком. – Если здесь расстреляют, то на небесах разберутся.

  Невиновному подарят ад, а виноватому – Рай. – Профессор военный майор Дэвидсон многозначительно высморкался в простыню носового платка.

  Пилот Лавуазье лишь насмешливо снова облизал меня взглядом.

  – На небесах трудно будет разобраться, куда жухрайского шпиона отправить – в Рай или в ад, – я продолжала успешный сериал под кодовым названием «Я туплю». – То, что жухрай воюет против нашей Империи, по нашему мнению получит ад.

  Но, для жухрайской Империи – он национальынй герой, значит, должен после расстрела оказаться в Раю.

  – Девочка, разумеется, мнение нашего имперского бога перевесит мнение бога жухрайского, – пилот бросил на бетон космодрома окурок и растоптал его изящным ботиночком.

  Обувь у пилота Лавуазье щегольская, сравнится только с нашими ботиночками. – Завязывай с политикой, если не хочешь оказаться на урановых рудниках Эль Диабло.

  – Эль Диабло за измену? – я и Бонни переглянулись и покрылись липким потом ужаса.

  Нас обманом по контракту завербовали на Эль Диабло, а, оказывается, что Эль Диабло – каторга для особо опасных преступников.

  – Вот тебе и ответ, девочка, – пилот Лавуазье засмеялся. – Ты сомневалась, что он шпион. – Пилот засуетился, стал шарить по своим карманам. – Куда я положил ключ от дверей фрегата?

  – Ничего себе, – я присвистнула от удивления.

  Красавчик, которого вели под конвоем, резко остановился, вскинул вверх правую руку со сжатым кулаком и провозгласил:

  – Слава Империи Жухраев!

  Да славится наш Император Жухрай сто девятый!

  – Я в новостях видела, что у жухраев Императора зовут не Жухрай девятый, – Бонни не к месту удивилась.

  – Жухрайцы называют своего императора разными именами, чтобы скрыть его истинное имя, – военный профессор судорожно пытался извлечь бластер из кобуры.

  Но кобура не открывалась, а бластер лежал в помойке. – Кто узнает настоящее имя Императора, тот получит над Императором власть и власть над Империей.

  – У нас также – кто узнает настоящее имя Императора нашего, тот станет Властелином? – по глупым опасным политическим вопросам я вышла на космодроме на первое место.

  К счастью, все увлечены зрелищем и сделали вид, что не услышали мой провокационный вопрос.

  Жухрайский шпион чудесным образом освободился от опеки конвоиров.

  Он бежал легко, словно попугай капустоед.

  Конвоиры, к моему удивлению, не погнались за убегающим шпионом.

  – Стой, кто идет? – конвоиры дружно заорали. – Но жухрайский шпион не обратил внимания на их грозный призыв.

  Может быть, не понял? – Стой, стрелять буду, – каждый из конвоиров прокричал. – Их вопли подстегнули бег жухрайского шпиона.

  Тогда охранники подняли бластеры и сделали дружный залп в воздух.

  Жухрай за это время успел скрыться среди контейнеров на поле Космодрома.

  – Почему охранники стреляли в воздух, а не в шпиона? – у меня вырвалось изумлённое.

  – Конвоиры тревожатся, поэтому приняли все меры предосторожности, – губа профессора военного майора Дэвидсона дрожала. – Они постарались взять себя в руки.

  – Берут в руки по-другому, – я и Бонни переглянулись.

  – На вашей Натуре взять себя в руки имеет другой смысл, чем в иных конфедерациях, – майор кашлянул в кулак. – У вас же все на виду, потому что вы голые. – Но здесь вам не там, а там вам не здесь.

  Если бы конвоиры сразу выстрелили в жухрайского шпиона, то они бы нарушили Устав имперской Космической караульной службы и Устав имперской Космической конвойной службы.

  Согласно Уставу имперской Космической караульной службы и Уставу имперской Космической конвойной службы, – забубнил ученый бубнилка, – в подозрительной ситуации часовой должен остановить подозрительное лицо предупредительным окриком «Стой. Кто идет?».

  Если же подозрительное лицо не остановится и пролдолжит шествие, то часовой предупреждает – «Стой. Стрелять буду».

  И, если подозрительный продолжает упорствовать и не останавливается, то часовой делает предупредительный выстрел в воздух.

  Если же и предупредительный выстрел не облагоразумит нарушителя, то часовой делает последнее предупреждение словами «Стой. Стреляю» и имеет право стрелять на поражение – тогда, и только тогда, а не до предупреждений.

  – Обалдеть, – Бонни захлопала в ладоши.

  Она аплодирует смекалке жухрая, который наизусть знал уставы караульной и конвойной служб, или восторгается знаниям конвоиров?

  – Но за это время, пока конвойные кричали, шпион убежал, – я, наверно, выдала не то, что нужно, потому что военный майор профессор Дэвидсон и пилот Лавуазье подошли ко мне с двух сторон.

  Пилот приложил ладонь к моему лбу, проверял – не началась ли у меня горячка, и не в бреду ли я?

  Профессор Дэвидсон опустил мне руку на левую грудь, считал удары сердца.

  – В армии важно не то, что сделал, а как подошел к делу, – профессор военный тяжело вздохнул. – Либо грудь ему моя над сердцем не пришлась по душе, либо очень пришлась. – Если бы конвойные нарушили два Устава, то их бы судили за измену.

  В армии на первом месте – дисциплина, а кто не соблюдает дисциплину – тот враг Империи.

  Побег шпиона – пустяки, по сравнению с наказанием за несоблюдение Устава.

  – Представь, девочка, – пилот покачал головой, словно она у него на пружинке, – что если бы вместо шпиона жухрая конвойные вели бы пьяного имперского офицера. Нашего?

  Офицер сорвался и побежал бы в ближайшие кустики справить нужду.

  Конвойные хладнокровно застрелят бы его, без «Стой. Кто идет?», без «Стой. Стрелять буду», без «Стой. Стреляю».

  Мне даже страшно подумать об этой фантазии. – Пилот Лавуазье нашел, наконец, ключ от входной двери во фрегат.

  Дверь со скрипом несмазанных петель отошла в сторону. – Улетаем, девочки.

  Места здесь тихие, ловить здесь нечего.

  Сейчас на космодроме начнется кошмар.

  Я не хочу попасть под раздачу и под допрос людей в черном: где был? что делал? почему не отреагировал соответственно на побег жухрая?

  Мне это надо?

  Я и так сегодня две ходки сделал в Южные Галактики. – Пилот дождался, пока я и Бонни вбежим во фрегат, и подтянул приставную лесенку.

  – Ого! Во всем фрегате только мы одни! – Я восторженно осматривала огромное пространство. – Как мило! Пальмы в кадушках и обезьянки в клетках.

  – Девочки, давайте, вы ничего не видели: ни пальм, ни обезьянок, а я сделаю вид, что все хорошо, – Лавуазье не обрадовался моему восторгу.

  Он вел нас за собой по узкому извилистому проходу между пальм, клеток и нагромождения ящиков.

  – Пилот подрабатывает контрабандистом, – Бонни чуть слышно шептала мне на ушко. – Военные фрегаты не досматриваются таможней и пограничниками, поэтому военные пилоты перевозят запрещенные грузы для своих начальников. – Версия Бонни объяснила мне и обезьянок и пальмы и недовольный вид пилота.

  Мы прошли в рубку управления.

  Пилот занял свое место у штурвала, а мы скромно сели в два кресла рядом с Лавуазье.

  – Девочки, пристегните ремни, взлетаем, – хорошее настроение вернулось к пилоту.

  Он потянул красный, с облупившейся краской, рычаг на себя.

  – Господин военный пилот Лавуазье, – я вспомнила уроки наставницы по информатике Генриетты в гимназии – «Самое ценное – информация. Кто владеет информацией, тот получает все».

  Пришло время накапливать информацию об армию, в которой я и Бонни уже успешно служим. – Трудно работать военным пилотом?

  – Девочка, работать всегда трудно, – усы пилота воинственно поднялись.

  Я поняла, что мой вопрос понравился пилоту. – Но я доволен.

  Сам себе хозяин и господин.

  Никто не орет мне на ухо:

  «Лавуазье, копай траншею от забора до заката».

  Я выполняю поручения начальства – секретные и деликатные.

  Например, вас сейчас доставляю на платформу.

  До вас отвозил тайную любовницу адмирала Нельсона в роддом на Кассиопее.

  Если бы любовница генерала родила здесь, то поползли бы слухи, порочащие Нельсона.

  А на Кассиопее – все можно за деньги, даже скрыть преступление.

  Жена у адмирала суровая, сама – адмирал в юбке, задушила бы мужа за измену. – Пилот Лавуазье выводил двигатель в режим двойного форсажа.

  Военный фрегат задрожал от перегрузок, но держал себя стойко.

  Все-таки военная техника намного надёжнее, чем обычные пассажирские фрегаты. – Бывают и психов перевожу.

  – Психов? – я и Бонни спросили одновременно.

  – Люди делятся на психов и не психов, – пилот развивал свою оригинальную теорию. – Возьмите конфетки в вазочке, девочки.

  – Можно мне с ликером конфетку? – я хотела попробовать вкус ликера.

  До двадцати одного года на Натуре нельзя принимать алкоголь, а в армии – кто их знает, военных.

  – Конечно, можно, девочка, – Лавуазье порылся и протянул мне горсть конфет с ликером.

  – Джейн, с ума сошла? – Бонни выбила у меня из рук конфеты, когда их пилот пересыпал в мою ладонь. – Жить надоело?

  Они же с алкоголем!

  – Нет в них ни капли алкоголя, – я закапризничала, потому что у меня начались месячные. – Вкус ликера и никакого алкоголя.

  – Ликер в них настоящий, натуральный, – пилот с неодобрением смотрел на Бонни. – Я поделки не употребляю.

  Только самое лучше и самое вкусное для меня!

  – Господин военный пилот, – Бонни произнесла с нажимом. – Мы с Натуры.

  – Вижу, что вы голые, но алкоголь здесь при чем? – пилот долго не мог сердиться, поэтому подмигнул мне, как заговорщице с ним.

  – Нас при рождении жрецы кодируют. – Я с ужасом отбросила от себя оставшиеся конфетки с ликером.

  Будто они ожили, превратились в ядовитых пауков. – Очень много запретов, и почти все они связаны с возрастом.

  Если запрет нарушим, то цепочка ДНК взорвется с мощностью бомбы в сто мегатонн.

  От вашего фрегата ничего не останется, а от нас – и говорить нечего.

  Распылимся молекулами по Вселенной. – Я преувеличила мощность разрыва в мегатонны.

  Но мало бы не показалось – разнесло бы меня на кусочки вместе с ближайшими любопытными.

  – Серьезные вы, натурщицы, – пилот отодвинул от нас вазочку с конфетками.

  – Я возьму с лимончиком? – Бонни умоляюще посмотрела на Лавуазье. – С лимончиком без алкоголя.

  – Нет, Бонни, лучше не рискуй, – я схватила подружку за руку. Пилот сосредоточено молчал. – У господина военного пилота все настоящее.

  Вдруг, конфета с лимончиком – с лимонным ликером?

  – Да ну вас, – Бонни надула губки.

  – Мои нервы уже не в порядке, – Лавуазье криво улыбнулся. – Выглядите вы, как нормальыне девочки, но несёте в себе ненормальные бомбы ДНК.

  – Не все так страшно в нашей религии, – Бонни закинула ноги на панель управления.

  Хвасталась своими ботиночками.

  – Сегодня утром меня нагрузили пассажиром – внебрачный сын барона Шереметьева, – капитан Лавуазье внимательно посмотрел на нас – отреагируем ли мы на внебрачного сына барона Шереметьева.

  Знаем ли мы его?

  Правильно ли оценим доверие, которое оказано пилоту Лавуазье – везти драгоценный груз. – Он попросил меня приготовить ему кофе по-перуански. – Пилот Лавуазье не дождался наших восторгов по поводу внебрачного сына и продолжил. – У вас во рту пересохло? – спрашиваю.

  – Если не принесешь мне сейчас же кофе по-перуански, – губы наглеца скривились в саркастической улыбке, – то я вышвырнул тебя из твоего фрегата.

  – Во-первых, фрегат не мой, а принадлежит военно-космическому флоту империи, – я отвечаю зарвавшемуся хаму. – Пилот Лавуазье размахивал перед нами руками. – Во-вторых, кофе по-перуански будешь заказывать своим рабыням, а не пилоту со стажем.

  В-третьих, никто меня не вышвырнет, а только я могу вышвыривать. – Пилот Лавуазье надул грудь, чтобы мы оценили, как он геройски сражался словами с внебрачным сыном барона. – Тот сразу в крик, полез на меня драться с кулаками.

  Я говорю, успокойся, психический.

  По тебе психушка на Альтаире плачет.

  Я много психов видал, через себя кидал.

  – И что дальше, господин пилот? – у меня от восторга отвисла челюсть.

  Бонни дрыгала ножками, стучала по приборной панели космического фрегата.

  – Что дальше? – пилот Лавуазье на миг задумался.

  Пауза заставила меня насторожиться: неужели, бравый пилот придумал историю, чтобы перед нами показаться героем?

  Приятно, конечно, и лестно, но не честно.

  – Дальше я ему отвесил хук слева, добавил хук справа и нокаутировал.

  Так и сдал психа в отключке.

  Он не очухался, даже, когда его на носилках покатили по взлетному полю. – Пилот наклонился к горящим знакам. – Приготовьтесь, девочки, выходим из гиперпространства.

  Полет прошел идеально.

  Благодарим вас за выбор нашей военной космокомпании.

  Будем рады видеть вас снова нашими пассажирами. – По Уставу пилотов имперской космической армии перевозок пилот Лавуазье с нами прощался заранее, или от души, я не поняла.

  Лавуазье вдавил ногой педаль тормоза космофрегата – она же являлась и педалью выхода из гиперпространства.

  – Что за черт? – Лавуазье давил и давил на педаль, пока не посинел от страха или усилий. – Тормоза не работают.

  И тут же на информационном табло фрегата загорелась красным надпись:

  «В тормозных колодках песок».

  Надпись красиво мигала, как веселая новогодняя гирлянда.

  – Успел все-таки жухрайский шпион насыпать песок и в мой фрегат в тормозные колодки, – пилот подтвердил мою мысль, что не очень-то он и приглядывал за своим фрегатом.

  Болтун – находка для шпиона.

  – Найду жухрайского шпиона – живьем его брошу в топку гипердвигателя, – угрозы Лавуазье не страшны далекому жухраю.

  Сам бы он, красавец Лавуазье, выбрался и нас бы спас.

  – Что теперь будет? – Бонни задала самый насущный вопрос.

  – Если бы я был вашим мужем, девочки, то я бы ответил, – пилот сбросил ноги Бонни с приборной доски. – Но я вам не муж, а пилот.

  Берите парашюты и прыгайте, пока не поздно.

  Через десять минут мы вылетим в гиперпространстве за край Вселенной, в первозданную пустоту.

  – Там страшно? – я лихорадочно пыталась нацепить на себя аварийный парашют.

  – Где? – пилот одновременно работал всеми конечностями и языком.

  Конечностями он давил на педаль тормоза, бил по кнопкам, щелкал тумблерами, передвигал рычажки.

  Мне кажется, что он все проделывал только для самоуспокоения.

  Надпись о том, что в тормозных колодках обнаружен песок, не исчезала.

  – Страшно за краем Вселенной?

  – Никто оттуда еще не возвращался, чтобы рассказать, – пилот неожиданно успокоился, как обречённый на казнь. – За краем нет ничего: ни расстояний, ни времени, ни пространства, ни любви.

  Как же оттуда можно вернуться, если нет направлений и пространства, в котором работает гиперпространственный двигатель?

  Запомните меня молодым и красивым, – рука пилота потянулась к красной кнопке. – Капитан покидает корабль последним.

  Или, вобще, не покидает корабль.

  – Подождите, дон Лавуазье, – я и Бонни закричали. – А куда мы улетим на аварийных парашютах?

  – К ближайшему маяку Империи.

  – Нашей Империи?

  – А вам, разве, сейчас не все равно, девочки?

  – Нет, не все равно.

  – Тогда успокою вас – к маяку нашей империи.

  Парашюты настроены на волны имперской армии.

  – Дон Лавуазье, я через минутку, – Бонни отстегнула ремень безопасности и побежала в недра корабля.

  – Сортир за ящиками, – Лавуазье покачал головой. – Вздумалось твоей подруге, Джейн, сейчас посетить сортир.

  Мало ли места во Вселенной?

  – Мы, девушки, называем не сортир, а комната для припудривания носика, – я строго поправила капитана, который не знает женской эстетики.

  Но, оказывается, что Бонни бегала не в дамскую припудривательную комнату.

  Она вернулась с красношерстой обезьянкой на руках.

  – Зачем ты взяла мою обезьяну, девочка? – пилота фрегата душила жаба жадности.

  – Все равно вы погибнете, герр Лавуазье, – в голосе Бонни зазвенел металл. – А я спасу обезьянку.

  – Миленькая обезьянка, – я погладила доверчивое доброе животное по головке.

  Обезьянка тут же укусила меня за палец.

  Я сразу же засунула пальчик в ротик.

  И тут рука пилота упала на красную кнопку.

  Все последующее превратилось в радугу.

  Во-первых, я никогда не прыгала с аварийным парашютом в гиперпространство.

  Во-вторых, я никогда не прыгала с аварийным армейским парашютом.

  В-третьих, я никогда раньше не видела парашютов.

  Но, оказалось, что не так страшно падать, потому что дна не видно.

  Парашюты покрыли нас защитным коконом.

  Ветер гиперпространства надувал плотную материю парашютов.

  Мы заметно замедлялись, что видно по останавливающимся радугам гиперпространства.

  Наконец, вылетели с хлопком в открытый космос.

  Звезды светили обыкновенно, как всегда.

  Я не астрофизик, поэтому по рисунку созвездий не умела ориентироваться во Вселенной.

  Под нами кружилась зеленая Планета овальной формы.

  Парашюты с защитными куполами устремились на этот миленький шарик.

  Я расслабилась и получала удовольствие.

  В атмосфере Планеты защитные коконы сразу рассосались.

  Я и Бонни спускались на расстоянии двадцати метров друг от дружки.

  Упали на прекрасный пляж у реки.

  Парашюты самоликвидировались, от них остались горстки сизого пепла, который тут же развеялся по ветру.

  – Армейская предусмотрительность, – я произнесла с удовольствием, словно сама изобрела замечательные парашюты. – Чтобы наши технологии не достались врагу, они самоуничтожаются. – Настроение у меня было выше черты, которая называется – радость.

  Безмерное счастье охватило меня коконом, как только что держал кокон аварийного парашюта.

  Мелкий золотой песок манил нас загорать.

  Обезьянка первая поднялась на кривые лапки.

  Лапки кривые у нее, а у нас ножки прямые.

  Из милой и очаровательной няшки обезьянка превратилась в жестокого хищника.

  Она напала на Бонни и укусила ее за палец.

  Затем животное захотело повторить процедуру со мной.

  – Ты уже меня укусила в космолете, – я погрозила обезьянке камнем.

  Обезьяна не обрадовалась неласковому приему с моей стороны.

  Она била лапами в свою грудь с красной шерстью, омерзительно верещала, вращала налитыми кровью глазами и прыгала, как сумасшедшая.

  После представления обезьяна по-хозяйски сплюнула под лапы и скрылась в густой зелени джунглей.

  – Красота вокруг, – Бонни с восхищением разглядывала на буйную зелень.

  Мою подружку даже не огорчил уход обезьянки и укушенный палец. – Джейн, у нас каникулы.

  – Главное добраться за время каникул до маяка на этой Планете, – я вспомнила слова пилота о маяке.

  – Искупаемся сначала? – Бонни спросила, но уже развязывала шнурки на щегольских ботинках.

  – Никто нам не запрещает освежиться, – я завизжала от восторга.

  Сначала мы побегали, играли в догонялки на пляже.

  Затем ринулись с брызгами в теплую речку.

  Плескались, дурачились, играли, ныряли.

  – Бонни, наверно, на этой Планете благодатный климат, потому что у меня груди потяжелели, – я обнаружила приятную тяжесть в грудях.

  – У меня не только груди, но и попка наливается тяжестью, – Бонни засмеялась и подпрыгнула.

  – Бонни, на берег, – я завизжала, как резаная, но резаная и была.

  Мой визг слился с истошным душераздирающим воплем подруги.

  Мы вылетели из воды, упали на песок, и начали с воем кататься, как блохастые собаки.

  Наши тела покрыты извивающимися белыми кровососами, пиявками.

  Мы их сдирали, но с трудом.

  Пиявки не только с присосками, но и с зубами.

  Белые их тела наливались нашей красной кровью.

  – Горячим песочком их, горячим песочком, – Бонни вопила.

  Но через несколько секунд мы поняли, что воплями пиявок не испугаем.

  Не из пугливых нам попались пиявки.

  Или мы, пугливые, им попались?

  Через три минуты мы освободились от нежданных паразитов.

  Из многочисленных ранок на наших телах медленно, по капле вытекала кровь.

  – Пиявки полезные, – Бонни вспомнила урок биологии в гимназии.

  Она взглядом провожала пиявок, которые выпустили ножки и сытые спокойно по раскалённому песку возвращались в реку. – Они понижают давление и обновляют нашу кровь.

  – Давление у меня ниже подошвы, – я присела, потому что голова кружится. – Мы потеряли гору крови.

  – Море.

  – Что море?

  – Море крови.

  – Почему море крови?

  – Ты, Джейн, сказала, что мы потеряли гору крови, а нужно говорить – море крови.

  – Где потеряли?

  – В пиявках.

  – Что в пиявках?

  – В пиявках осталась наша кровь.

  – Мы теперь с пиявками сестры по крови?

  – Сестры.

  – Сестры?

  – Да, сестры, а не братья.

  – Хорошо, что мы не превратились в братьев.

  – Братья.

  – Что братья.

  – Идут.

  – Идут братья?

  – Одни смотрят, другие идут.

  – Идут туда, куда смотрят?

  – Смотрят, куда идут.

  Наш насыщенный диалог был прерван мордами.

  Из зелёных джунглей высунулись звериные морды.

  Все они сошли с картинок в учебниках биологии, но мы те учебники не читали, потому что никогда прежде не видели столько разнообразных горящих злобных глаз.

  Со стороны реки подтягивались более ленивые, чем пиявки, обитатели.

  Крабы с крыльями, щуки на трех ногах, бегемоты с копытами и лошадиными хвостами.

  От зелени к нам тянулись длинные лианы с присосками.

  Мы бы наслаждались замечательной флорой и фауной долго, но раздался рев.

  – Динозавр? – я спросила себя и Бонни. – Зверюшки испугались. – Я пыталась пальчиками заткнуть дыры от зубов пиявок.

  Хищники, а все звери и растения, были хищниками, с видимой неохотой возвращались на тактические позиции, то есть отступали.

  – Наша встреча не будет омрачена условностями и обглоданными костями, – катер на воздушной подушке стремительно ворвался в нашу жизнь и на белый песок пляжа.