355 500 произведений, 25 200 авторов.

Электронная библиотека книг » O Simona » Солдат ка Джейн. Эвкалипт (СИ) » Текст книги (страница 4)
Солдат ка Джейн. Эвкалипт (СИ)
  • Текст добавлен: 2 июня 2020, 14:00

Текст книги "Солдат ка Джейн. Эвкалипт (СИ)"


Автор книги: O Simona


Жанр:

   

Повесть


сообщить о нарушении

Текущая страница: 4 (всего у книги 5 страниц)

  Она без моей просьбы, вернее просьба сияла в моих глазах, в третий раз налила в котелок воды и засыпала ячмень – для меня.


  И, возможно, немного для себя.


  – Я кашу уже видеть не могу, – Жармионе призналась страдающим нам.


  – Ровно, как мы ненавидим свинину и черную икру, – я засмеялась.


  Бонни подползла ко мне и доверчиво опустила головку на колени.


  – Жармионе, ты сказала, что завтра выйдем в джунгли? – я не спускала глаз с дымящейся в котелке дорогущей каши.


  – Не век же нам в пещере сидеть, – Жармионе согласно кивнула головкой. – Крупп или кто-нибудь из племени догадается, что мы ушли в джунгли.


  Нас наверняка будут искать.


  – Зачем нас искать? – я удивилась. – Разве, мы нужны вашему племени?


  Крупп женится и успокоится.


  – От скуки нас будут искать, – Жармионе помешивала палкой в котелке. – Больше пока делать нечего.


  А поиски – развлечение.


  – У нас два часа на границе ночи и дня? – я понимала, что в джунглях долго не продержимся.


  – Не больше двух часов, – Жармионе попробовала несколько крупинок каши – не готовы ли еще?


  Она пробовала Мою кашу! – За это время мы должны найти другое убежище.


  – Может быть, мы все-таки наткнётся на наш маяк с казармами? – Бонни стонала, но с удовольствием гладила себя ладошкой по животику.


  – Я не знаю, где маяк, – Жармионе сняла котелок с огня. – Будем его искать.


  – О нас должны были отправить запрос по космической связи, я вспомнила родное отделение во главе с сержантом Брамсом.


  От отделения остались я, Бонни и Крупп.


  Но Крупп уже на гражданке, самовольно вышел в отставку, что означает – дезертировал.


  По крайней мере, он получил свою мечту: взял в жены девушку своей мечты.


  Мечту и мечты, и все для одного Круппа.


  Не очень жирно ему будет?


  – Бонни, – я погладила подружку по головке.


  – А? – Бонни улыбнулась мне виновато.


  Все еще не могла себе простить, что скушала одна всю вторую порцию каши.


  – Крупп звучит, как крупа, – я захихикала.


  – Действительно, крупа, – Бонни тоже засмеялась слишком откровенно и громко, что означает – ржание.


  Наверно, на нас королевский ужин так подействовал ободряюще и жизнеподнимающе.


  – Хотите, туземную сказку? – Жармионе поставила перед нами котелок с кашей и вручила мне ложку.


  Оказывается, что еще и ложка есть.


  – Каша для нас – сказка! – я кожей впитывала аромат ячменной каши. – Ты – хозяйка, ты первая, – я скрипнула зубами, но героически передала ложку Жармионе.


  Она не стала жеманиться и отказываться – проглотила пару ложек и вернула орудие еды мне.


  Во время поедания каши на лице Жармионе появилась брезгливая улыбка.


  Да, ненавидит Жармионе опостылевшую ей кашу.


  – Бонни, кушай еще, – я подмигнула подружке.


  – Только если немножко, – Бонни отважно зачерпнула рукой из котелка, с силой проглотила, и чуть не подавилась. – Меня сейчас стошнит.


  Распирает, будто я тахионную бомбу проглотила.


  – Излишества вредят, – я поучительно произнесла и аккуратно зачерпнула ложечкой из котелка.


  Все! Свершилось! Целый котелок каши – мой!


  Я старалась кушать аккуратно, не жадно, но через несколько секунд заметила себя со стороны, чавкаю, давлюсь кашей.


  В одной руке ложка полная каши, другой рукой я зачерпываю из котелка.


  Я довела себя до состояния Бонни и тоже застонала. – Спать! Только спать!


  Иначе мы сожрем всю кашу и лопнем.


  – Мы будем вместе спать? – Жармионе спрашивала и в то же время просила у нас разрешения к нам присоединиться.


  – Я и Бонни всегда спим вместе, если появляется возможность, – я за талию притянула Бонни к себе.


  Ложись с нами! – я зевнула. – Только рады будем.


  – У меня подстилочка, матрасик с соломкой, – Жармионе засуетилась.


  Она из-за камней извлекла чудо для спанья. – Бабушка постаралась.


  Бабушка моя любимая и заботливая. – Жармионе встала на колени около матрасика и внимательно, с некоторой робостью, смотрела на нас.


  Я не стала спрашивать у Жармионе, куда делись ее родители.


  Может быть, их дикобраз сожрал.


  Или накушались наркотиков.


  Или кашей подавились.


  А, может быть, мама ее ушла в жены к вождю племени, а отец взял десять свободных девушек своими новыми женами.


  Кто их знает, туземцев и их обычаи дикарские.


  Если Жармионе сама не рассказывает, то, значит, не хочет касаться темы своих родителей.


  – Я посрединке, – Бонни забралась на матрасик и размахивала руками. – Я – Королева матраса!


  – Ты жадная бесчестная личность, – я сняла промокшие в озере ботинки, прилегла по правую руку Бонни и закинула правую ножку на ее животик. – Я покараю тебя по всей строгости Имперских законов.


  – Карай меня, Джейн, карай беспощадно, – Бонни отчаянно зевала. – Даже, если я сейчас провалюсь в сон после чудесной каши, то ты все равно меня карай.


  Жармионе прилегла по левую руку Бонни, с вопросом посмотрела на меня и робко, осторожно, словно на иголки, закинула ножку на мою ножку и на часть бедер Бонни.


  – Бонни, что с тобой случилось? – Я продолжала игру, сквозь наступающую сытую прекрасную сонливость. – Я никогда не замечала в тебе малодушие.


  Кем бы ты сейчас не притворялась, я накажу тебя и посажу в свою клетку.


  Не успокоюсь, пока ты не запросишь пощады.


  Ты подвергаешь сомнению мои силы, поэтому мне очень стыдно.


  – Я надеюсь, что мне тоже будет стыдно, – Жармионе смущенно улыбнулась.


  – Я понимаю, – я широко зевнула и провалилась в сон.


  Виноват костер, или каша – все виноваты, что я заснула сразу.


  Проснулась я сравнительно быстро, через короткий промежуток времени.


  Костер еще не успел догореть, значит, прошло не больше часа.


  Мы в гимназии часто ходили в поход с ночевкой.


  Денег на другие развлечение у гимназистов не хватало, а поход – всегда весело.


  По костру нас в гимназии обучали определять время.


  Я осторожно сняла ногу с сопящей Бонни.


  Тут же я ощутила причину, по которой проснулась.


  Избыток каши в организме требовал срочно посетить припудривательную комнатку.


  Но что-то еще, не менее важное, чем бунт каши в животике, терзало меня.


  Я посмотрела на Жармионе и Бонни.


  Ладошка туземки находилась в опасной близости от низа живота Бонни.


  Вдруг, во сне, Жармионе нечаянно засунет пальчик в ДНК Бонни?


  Тогда взрыв сметет нас с лица не только Эвкалипта, но и с лица Империи.


  Я бережно, осторожно убрала ладошку дикарки с Бонни.


  Затем попыталась растормошить подружку.


  Я поняла, почему проснулась в тревоге.


  Сначала я дергала Бонни за уши – не помогало.


  Затем зажала двумя пальчиками носик подружки.


  Тот же эффект – Бонни продолжала спать, но при этом от недостатка кислорода начала хрипеть.


  Щипать за груди я не решилась, потому что получила бы другой результат, не серьезный.


  Тогда я попробовала испытанный способ.


  Я выхватила свой кинжал.


  Тут же Бонни подскочила, как пружинка.


  В ее руке тускло светилось лезвие.


  Нас обучали ножам – от и до.


  Поэтому, мы чувствовали движение воздуха, когда его разрезает острая сталь.


  В любое время дня и ночи мы могли выделить, даже в глубоком сне, неслышный шорох кинжала по воздуху.


  Выделить – и отреагировать своим кинжалом.


  Из глаз Бонни ни капли волнения, и даже вопросов никаких не возникло.


  Мы и раньше будили друг дружку кинжалами.


  От движения Бонни Жармионе зашевелилась, но глаза не открывала.


  Кинжалы исчезли из наших рук.


  Незачем малознакомой дикарке знать о наших преимуществах с кинжалами.


  Жармионе уже видела раньше кинжал Бонни, но сейчас нечто другое.


  – Вы куда? – Жармионе произнесла с причмокиванием.


  – В припудривательную комнату, – я ответила и приложила палец к губам Бонни, чтобы она молчала.


  – За углом и налево ручей, – Жармионе пробормотала и через минуту засопела во сне.


  Я поднялась и направилась к предполагаемому углу в пещере.


  – Ручей, – Бонни обрадовалась и через примерно двадцать метров показала на небольшой ручек, который вытекал из озера.


  Отблесков костра и факелов хватало, чтобы мы заметили воду и камешки ручья.


  Мы припудрили носики, поплескались в прохладе ручья.


  – Бонни, у меня подозрение, – я прошептала.


  Туземка спала далеко, она не могла слышать наш шепот.


  – Джейн, ты умная, ты подозревай, – Бонни польстила мне.


  – Почему дикарка говорит, что не знает дорогу к маяку от своей деревни? – я надеялась, что Бонни вздрогнет от этого вопроса.


  – Ну, и почему? – Бонни предоставила мне самой отвечать на мой вопрос.


  – Я тебя спрашиваю, почему дикарка не знает дорогу от своей деревни к маяку? – я дала Бонни второй шанс, как на пересдаче экзамена.


  – Она не знает дорогу к маяку? – Бонни спросила у меня неуверенно. – Поэтому говорит, что не знает.


  – Сто баллов по шкале Земкраца, Бонни, – я прошипела с сарказмом. – Дикарка не ведет нас к маяку, потому что не хочет, чтобы мы пришли к маяку.


  – Логично, Джейн, – Бонни зевнула.


  Мне показалось, что она слушает меня только из-за дружбы, а не потому что я умная.


  Тогда я решила высказать свои подозрения одним блоком.


  – Туземцы приходили к нашему маяку – раз!


  Вспомни Бонни, когда сработал периметр.


  Бывшие наши сослуживцы видели туземцев.


  Во-вторых, дикарки неоднократно купались на пляже напротив нашего маяка.


  Вертели собой и своими, соблазняли бойцов.


  Это два!


  Жармионе не могла об этом не знать, потому что она самая пронырливая в племени.


  Дорожка от стойбища племени до нашего маяка протоптана, но Жармионе от нас скрывает этот факт! – Я победно напрягла грудь.


  – Может быть, к маяку приходили дикари другого племени? – Бонни озадачила меня.


  Я старалась, анализировала, а Бонни одним махом, одним вопросом разбила мою стройную теорию заговора Жармионе.


  Я хватала ртом воздух, как кистеперая рыба на суше.


  – Нет, они из ее племени, – новая догадка спасла мою честь дознавателя. – Крупп на пляже убил дочь вождя именно их племени.


  – Ты считаешь, что... – Бонни округлила глаза и приложила ладошку к губам. – Ты предлагаешь во сне зарезать Жармионе, потому что она шпионка? – Бонни поиграла кинжалом между пальцев.


  – Зарезать было бы проще всего, – я напустила на себя важный вид профессионального убийцы.


  Но знала, что не только человека, но и птичку не коснусь кинжалом без смертельной для меня опасности. – Еще другие факты, которые говорят – нельзя убивать Жармионе.


  Она преследует какую-то цель. – Я набрала в сердце храбрости и выдала: – Если исходить из маленького факта подозрения, что дикарка от нас скрывает правду, то пойдем дальше по логической тропиночке.


  Кто за ней стоит?


  – За ней никто не стоит, потому что Жармионе спит и лежит, – Бонни выглянула в зал снов.


  – Я имею в виду, кто за ней стоит, когда Жармионе сама стоит, – я поправила себя. – Она – шпионка жухраев, или шпионка Империи?


  Все мне кажется подозрительным в нашей истории, Бонни, все-все.


  В школе в первом классе ты прибила ботинки Наставника Гарибальди к полу.


  Тебя за это должны были наказать, но только посмеялись.


  Я в третьем классе намазала стул Наставника Вудса моментальным клеем.


  Меня не наказали, а только пошутили, что я должна клеить женихов, а не Наставников.


  В Гимназии мне разрешили пересдать непересдаваемый экзамен.


  Меня нарочно тянули на диплом с отличием по окончании гимназии.


  Зоотехники Клайд и Мебиус в последний момент отказались нас поцеловать.


  А должны были расцеловать в обе щеки, или в обе щеки, потому что нас двое, Бонни.


  Дальше – больше, это я еще не останавливаюсь на мелочах в нашей жизни, а они все искусственно подстроены.


  Нас обманом заставили подписать контракт на Эль Диабло на урановые рудники.


  Для чего? – Я не дождалась ответа от зевающей подруги. – Для того мы подписали контракты, чтобы попасть в кабалу и сбежать на Сальмонеллу.


  Мы убили мистера Гринписа, агента с Эль Диабло.


  А по-настоящему мы его не убили, он живой, притворялся мертвым, чтобы мы почувствовали себя виноватыми.


  – Сэр Гринпис не притворялся мертвым, – Бонни упорно пыталась разрушить мою теорию заговора против нас. – Он ударился виском о мраморный пенис статуи Аполлона.


  Мы видели кровь, мы слышали треск черепа сэра Гринписа.


  Я еще добавила бронзовым письменным прибором ему в лоб.


  Потекли серые мозги.


  – Ну и что, подумаешь, висок пробит, мозги вытекли, кровь из черепа, – я с презрением фыркнула. – Может быть, Гринпис – мутант с Эль Диабло.


  Голова у него находится в другом месте, а сверху – муляж головы, чтобы нас обмануть.


  – Ух, ты, – Бонни все же прониклась моим расследованием.


  – Кебаб, предательство моего дяди Фирса, погоня за нами полицейских, военный комиссариат.


  Нас убедили, что мы написали тесты на сто процентов и в особую загадочную пехоту.


  Фрегат пилота Лавуазье не сломался, тормоза не отказали, потому что никакого песка в тормозных колодках космолета не было.


  И шпион жухрай на космодроме – тоже поддельный, устроили спектакль для нас, чтобы мы оказались на Эвкалипте.


  Удивительно, как вовремя подплыли бойцы с сержантом Брамсом.


  Но, если предположим, что они нас ожидали по сценарию, который расписан имперскими мудрецами, экстрасенсами и гадалками на всю нашу жизнь, то ничего удивительного в том, что бойцы нас моментально вылечили от яда пиявок, спасли от смертоносных джунглей.


  Затем на Эвкалипте бойцы нашего отделения якобы умерли от отравы туземцев.


  Вранье это все, Бонни.


  Я уверена, что Гансовский, Дембель, Заточка, Брамс, Фудзияма и Брамс сейчас сидят в казарме маяка и ржут над нами.


  – Я трогала сержанта Брамса, он посинел, у него сердце остановилось, – опять Бонни пытается сломать мои доводы.


  – Это пустяк – посинеть каждый может, а сердце остановилось – так это простой трюк, – я не знала, как этот трюк производят, но должна же была отстаивать свою точку. – Ты же Брамса не за оголённое сердце трогала.


  Слишком легко нам удалось бежать из племени дикарей, от хитрых туземцев и от Круппа.


  Кстати, свадьба Круппа тоже поддельная.


  Нас загнали в выгребную яму и хихикали над нами.


  Затем, когда мы уже сами готовы были вылезти, появилась добрая спасительница Жармионе и увела нас по подземному ходу.


  Что может быть нелепее, чем вся цепочка с нашего рождения?


  Все подстроено, Бонни, все подстроено! – я напустила на себя уставший вид и многозначительно смотрела на Бонни. – Прониклась?


  – Прониклась, – Бонни кивнула очаровательнейшей головкой.


  Я сразу захотела укусить ее за ушко, но сдержалась, потому что на мне пока суровая роль прокурора. – Но зачем?


  – Что зачем, Бонни? – неужели моя подруга солгала, что прониклась. – Зачем мы живем, Бонни?


  – Зачем нужно было всю жизнь за нами следить и подталкивать нас?


  Можно просто было предложить то, что им нужно.


  Я, конечно, не знаю, кто они, но, если ты настаиваешь, то соглашаюсь с тобой, Джейн


  Я же тебя люблю, Джейн. – Подружка нежно обняла меня.


  – Бонни, я тоже тебя очень люблю, – я прижалась к Бонни.


  Сразу мысли стали разбегаться и расплываться.


  Так всегда.


  Нет, сейчас я должна до конца выстоять. – Затем нас испытывают всю жизнь и заставляют бежать по их струнке, потому что мы с тобой дети высочайших Имперских особ. – Я выложила главный козырь.


  – Мы – дети Императора? – Бонни подсказала мне.


  – Да, мы внебрачные дети Императора, – я с радостью схватила подсказку Бонни. – Нас до поры до времени прячут, чтобы жухраи не нашли нас и не убили.


  Мы же с тобой – первые наследники на престол Империи.


  – Но Императором может становиться только прямой наследник мальчик, – Бонни ошарашила меня.


  – Зачем тогда говорила, что мы дети Императора, – я зашипела на подругу.


  – Мы дочки Императора, но не мальчики.


  – Почему мы не мальчики, – меня понесло по кочкам. – Откуда ты знаешь, что мы не мальчики?


  – Джейн, ты бредишь? – Бонни подняла ногу выше головы – и пальчиками раздвинула лепестки. – Где ты видишь мальчишеское во мне, Джейн?


  У себя тоже посмотри между ног и пощупай.


  – Маскировка, – я продолжала упорствовать. – Мы рождены мальчиками, а затем секретные службы, чтобы скрыть нашу тайну, отрезали наши мальчиковые гениталии и заморозили в жидком азоте.


  Потом нам сделали операции, чтобы мы выглядели между ног, как девочки.


  В еду подмешивали порошок, чтобы у нас наливались девичьи груди и не росли усы, борода и другие волосы на теле.


  Генная инженерия – проще простого.


  Когда Император умрет, то наши замороженные мальчиковые гениталии вытащат из жидкого азота и обратно пришьют нам между ног. – Я победно расправила плечи.


  В моей теории нет ни одного белого пятна.


  Оставался вопрос: как я и Бонни, когда станем мужчинами, будем вместе править Империей.


  Я ждала, когда Бонни именно это спросит.


  Но моя подружка захихикала:


  – Будем выглядеть глупо, Джейн.


  – Император не может выглядеть глупо, – я попыталась лицу придать императорское выражение. – Император не имеет право быть глупым.


  – Нет, я не об общем облике Императора, – Бонни продолжала хихикать. – Пиписьки мальчишеские остались в жидком азоте маленькими, от рождения.


  Когда нам их пришьют, то у нас будут маленькие писюнчики и яички, микроскопические.


  А Император обязан размножаться.


  – Вырастут, не беспокойся, – я поняла, что главное в моей стройной теории может обломаться о маленькие пенисы.


  Но Бонни показала свой ум и сообразительность.


  – Джейн, я поняла, – Бонни бесшумно, чтобы не разбудить Жармионе, захлопала в ладоши. – Можно придумать себе любое прошлое, а любое событие подгонять под это выдуманное прошлое.


  Например, мы пришли в Макдоналдс и увидели толстого дядьку.


  Толстого дядьку нарочно прислали в Макдональдс к нашему приходу, чтобы мы глянули на него и не стали много кушать, чтобы не ожиреть.


  Или мы не дети Императора, а дети контрабандистов.


  Контрабандисты узнали от гадалки, что родятся две умненькие хитрые девочки Джейн и Бонни.


  С самых первых наших шагов контрабандисты, а не люди Империи, следили за нами и устраивали всю нашу жизнь.


  Они нарочно довели нас до безысходного состояния, когда наши идентификационные номера стерты, и мы не имеем с тобой сейчас личностей.


  Мы никто, а это очень удобно для контрабандистов, которые стараются не выделяться.


  Или еще версия.


  Гадалка, но жухрайская, предсказала, что вырастут две шикарные девочки Джейн и Бонни, – Бонни поцеловала меня в щечку. – Извини, Джейн, что предлагаю свои теории.


  Честно говоря, я не хочу ходить с пиписькой от младенца мальчика.


  Жухраи подстроили, чтобы мы вступили в особую пехоту нашей Империи.


  В нас закодирована программа убить нашего Императора.


  За особые заслуги перед империей нас, особых пехотинцев, покажут Императору.


  Мы, как только предстанем перед его светлые очи, сразу его убьем, чем нанесем вред нашей Империи, но порадуем жухраев.


  Или мы рождены были жухраями, а нас в колыбелях подменили...


  – Все, Бонни я поняла, – я растирала виски ладонями. – У меня голова заболела от теорий.


  Может быть все, что угодно, и самая невероятная из теорий та – что никто за нами не следит, и никто нам не подстраивает.


  Мы сами живем, и никто нами не интересуется.


  Конечно, обидно уходить от теории, что мы избранные жухраями, контрабандистами или сыновья Императора.


  Но ты меня убедила, Бонни.


  – Не расстраивайся, Джейн, – Бонни поглаживала меня по спинке – все ниже и ниже. – Главное для нас – выжить сейчас.


  – Главное, не только выжить, а выжить с радостью, – я накрыла зовущие губы подруги своими горячими губами.


  Через десять минут мы из розового мира вернулись в этот мир.


  – Давай, утром спросим Жармионе, почему она сразу не повела нас к маяку, – Бонни предложила простейший план.


  – Тогда выясним многое, – я согласилась с подружкой. – У Жармионе топор.


  А что если она шпион жухраев и мастерски владеете топором, как мы кинжалами?


  – Ерунда, никто не обращается с кинжалами лучше, чем Натуристы.


  Тем более, что мы вдвоем, а Жармионе одна.


  Топор не победит кинжал.


  Пока топор поднимается, кинжал уже вонзается. – Бонни убедила меня.


  Мы вернулись к, ничего не подозревающей о том что заговор раскрыт, спящей дикарке.


  Утром ее ждут изощрённые пытки и допрос с пристрастием.


  О пытках и о допросе я подумала, потому что так полагается в фильмах – пытать и допрашивать.


  Но мы же не умеем пытать, мы еще маленькие и беспомощные.


  – Неужели? – я проснулась и резко встала с ложа.


  Бонни сидела на матрасе и принюхивалась.


  Глаза ее блестели, словно две черные блестящие дыры.


  Жармионе успела заново разжечь костер, поставила на огонь котелок, от которого поднимался ароматнейший пар каши.


  – Девочки, я вчера забыла добавить в кашу соль и сахар, – Жармионе приветливо улыбнулась.


  Я поняла, что даже словесные пытки будут неуместны.


  Кто же пытает человека, который кормит тебя кашей?


  – По поводу сахара ты пошутила, Жармионе, – Бонни сдвинула бровки.


  – Разве смешно, если я скажу «сахар»? – Жармионе не поняла вопрос Бонни, либо делала вид, что не понимает.


  Она облизнула ложку.


  – Сахар дороже золота и бриллиантов вместе взятых, – я мягко давала возможность дикарке сказать правду. – У нас говорят, не сахар, а искусственный подсластитель.


  Настоящий сахар делают из природного сырья – из тростника или из сахарной свеклы.


  Но учитывая, что сахарная свекла и сахарный тростник стоят бешеных денег, то производство Натурального сахара в конфедерации Натура невозможно.


  – На Натуре невозможно, а на Эвкалипте сахарного тростника около болот и возле реки растет – выше головы, – Жармионе засмеялась. – Самый натуральный сахар растительного происхождения – из сахарного тростника.


  Или вы предпочитаете сахар из сахарной свеклы?


  – Неееееет, – Бонни рванулась к костру.


  – Вранье! – я полетела за подружкой, упала, разбила коленку, но не обратила внимания на рану. – Где???


  – В мешочке, – Жармионе с ужасом наблюдала за нами. – У вас глаза налились кровью, губы вытянулись, как у покойников.


  Вы вампиры?


  – Сахар? – Бонни облизнула палец и запустила в мешочек. – Сахар! – Ноги Бонни подкосились.


  Она присела на горячий камень.


  – Бонни, мы никогда не пробовали настоящий сахар, – я набрала в горсть белых кристалликов. – Как же ты его узнала?


  Не можешь отличить подсластитель от сахара? – Я осторожно – вдруг, коварная дикарка подсунула нам яд – лизнула по краю ладони.


  Яд выглядел бы правдоподобнее, чем природный сахар. – Вроде не яд. – Я озвучила восторг.


  – Зачем я буду предлагать вам яд? – Жармионе не понимала, шутим мы или серьезные. – Вы так нарочно говорите, как актрисы?


  Репетируете? – Жармионе нашла и для себя оправдание нашему поведению.


  Да, ночью я погорячилась с предположениями.


  Каждый может создать свою модель, придумать свое, во что верит.


  – Настоящий сахар? – я не верила, чтобы все так и сразу нам.


  Всю жизнь мы жили без овощей, фруктов и натурального сахара, а сейчас...


  Нет, это точно подстроено с сахаром и Эвкалиптом.


  Вылезет с камерой режиссёр из стенки и скажет:


  «АХАХА. Улыбнитесь, вас снимает скрытый визор».


  Я набивала рот сладкими кристаллами.


  Бонни не отставала от меня.


  – Девочки, осторожнее, – Жармионе предупредила.


  – Жалко сахара? – Бонни пропищала с полным ртом.


  – Сахара не жалко, жалко вас.


  Сахар очень питательный, вам станет плохо.


  – Нам не станет плохо от сахара, – я прошелестела, словно каждый день кушала сахар и знаю меру.


  Но я ошиблась, я жестоко ошиблась.


  Мы после сахара даже к каше не могли притронуться.


  Жадно смотрели на чудо из чудес – кашу, но нас мутило от сахара.


  – Залезайте в озеро, отмокайте и пейте воду – как можно больше, – дикарка пыталась нас лечить от сахара туземными методами.


  – Точно, они все подстроили, – в озере Бонни с побелевшим лицом согласилась с моей прошлой теории.


  – Нет, мы сами набросились на сахар, как сумасшедшие, – я, к своему удивлению, утром уже не настаивала, что за нами следят и двигают в нужном им направлении.


  – Ха, рассчитали, что мы не устоим перед сахаром, – на Бонни напала моя ночная лихорадка подозрительности. – Специально на Натуре морили нас сахарным голодом, чтобы мы сегодня обожрались сахара, – на глаза Бонни налетела мгла.


  Подружка отвернулась и начала дергаться.


  Меня тоже через несколько секунд вытошнило.


  Купальня была испорчена нами.


  – Вода проточная, все вынесет, – Жармионе нас ободрила.


  – Жармионе, ты ничего от нас не скрываешь? – после нескольких прочищающих выходов я решила задать самый главный вопрос.


  Нет, конечно, вопросы о каше и сахаре намного важнее, но на время каша и сахар вышли из зоны наших повышенных интересов.


  Теперь остается другой интерес – выжить.


  – Простите, – Жармионе вздрогнула, покраснела и опустила руки. – Я не думала, что вы догадаетесь.


  – Догадаемся о чем? – Бонни нашла в себе силы после поедания сахара.


  Я строго посмотрела на Бонни, чтобы она молчала, если не умет допрашивать.


  Жармионе должна думать, что мы все знаем.


  – Конечно, догадывались, – я слабо махнула рукой.


  Неужели, действительно, я была права ночью в своих подозрениях, и Жармионе – жухрайский шпион? – Но хотим услышать от тебя признание.


  – Я бы могла взять больше сахара и продуктов в дорогу, но пожалела бабушку, – Жармионе прочирикала жалобно. – Мы молодые, найдем в джунглях еду, а бабушке трудно будет одной.


  Поэтому я оставила часть продуктов, выложила из рюкзака в хижине. – Жармионе густо покраснела.


  – Это само собой, – я произнесла с досадой. – Но мы хотим знать о другом.


  – Вы об этом? – краска стыда на лице дикарки могла соперничать с ярким пламенем костра.


  – Да, об этом, – Бонни подхватила.


  Она поняла мою мысль – казаться умными и всезнающими.


  – Я не виновата, – Жармионе опустила глаза.


  – Виновата, – я была беспощадна.


  – Вы веселые, необычные, из Цивилизации, и очень добрые ко мне, – Жармионе, наконец, вымолвила через силу. – Поэтому я не могла не влюбиться в вас. – Наступило длительное многозначительное молчание.


  – Что? – через пять минут я вышла из комы.


  – Да, я вас полюбила, впервые в жизни полюбила, если, конечно, не считать бабушку и родителей, – Жармионе собрала в себе силы и подняла голову. – Я не стыжусь своей любви.


  – Нас? Полюбила? – я переспросила тупо.


  – Я люблю Джейн, Джейн любит меня, – Бонни тоже в шоке. – Мы знаем и изучили до точечки друг дружку с детства.


  – Моя любовь – с первого взгляда, – Жармионе произнесла решительно, в конце голос предательски задрожал.


  – Нас никто не любит, кроме нас, – я растеряно моргала.


  – Меня никто не любит, кроме бабушки, – Жармионе зарыдала.


  Я и Бонни тоже расплакались.


  Хорошо, конечно, когда тебя любят, и ты любишь, но внезапно как-то.


  – Жармионе, почему ты не сказала, что знаешь, где находится наш маяк? – Бонни произнесла сквозь слезы.


  – Потому что я хотела сначала заглянуть за золотом, чтобы обеспечить нам будущее на ближайшее время, – судя по голосу, Жармионе не обманывала нас.


  – Нам будущее? – я и Бонни переглянулись.


  – Да, наше общее будущее, – Жармионе вытерла слезы мешочком из-под сахара.


  Неужели, я и Бонни жадно сожрали весь сахар, да, сожрали, как пожирательницы сахара. – Вы же меня не примете без денег.


  Когда вы выйдете в отставку из армии, я хоть какой вклад внесу в нашу дальнейшую жизнь.


  – Ты так далеко рассчитала, Жармионе? – я от удивления распахнула рот.


  Бонни тотчас же в него засунула свой пальчик.


  Я шутливо укусила Бонни за пальчик – игра у нас – засовывать в ротик и кусать.


  – Вы против? – Жармионе вытерла слезы.


  От нашего ответа зависела Судьба Жармионе.


  Вдруг, она психанет и в горячке, потому что мы ей отказали в дружбе, стукнет себе по голове топором.


  Тогда нам с Бонни точно не найти маяк.


  – Мы сейчас посоветуемся и дадим ответ, – Бонни важно ответила Жармионе.


  Затем подружка приблизилась ко мне и начала шептать на ушко: – Джейн, давай согласимся.


  – Вдруг, она шпион жухраев? – я, в принципе согласна дружить и на любовь Жармионе, но опасалась слегка.


  – Ну и что? – Бонни удивила меня. – Главное, что она любит нас, и жизнь свою отдаст за нас.


  – Не надо мне ничьей жизни, – я испугалась. – Только странно – почему нами никто раньше не интересовался, а тут, у дикарки образовалась даже бескрайняя любовь на нас.


  Еще золото предлагает.


  – Кстати, как насчет золота? – я обернулась к Жармионе. – Ты что-то говорила о золоте.


  Жармионе молча кивала, но не разжимала губы.


  – Согласны мы, согласны, – я и Бонни ответили одновременно, что очень обрадовало всех. – Дружи с нами!


  Дальше произошло визгливое.


  Жармионе с радостным воплем сбросила юбку из перьев и прыгнула к нам.


  Она целовала нас, обнимала, тискала, обливалась слезами.


  Мы не отставали от нее.


  – Сколько сейчас времени? – через минут двадцать я почувствовала себя выжатой тряпкой.


  Хорошо, что мы сахаром натуральным подзарядились. – Если не успеем уйти в джунгли, то останемся здесь еще на сутки, а это уже мне кажется опасным.


  – До наступления перемирия в джунглях остались сорок минут и одна минута... пятьдесят девять секунд, пятьдесят восемь...


  – Жармионе, откуда ты знаешь время? – Бонни осматривала Жармионе с ног до головы. – У тебя же нет часов.


  – Часы дикарям не положены, – Жармионе засмеялась. – Цивилизованные люди уверены, что мы не умеем обращаться с часами и не понимаем стрелки.


  Поэтому мы придумали и научились определять время с точностью до секунды.


  Мой биологический часовой механизм работает, поэтому я в любой момент могу сказать, сколько время.


  – Ого, да ты хранишь много секретов, – я под водой провела по попке Жармионе.


  – Нет у меня секретов от вас, вы же видите меня целиком, – Жармионе сделала очередную попытку раскрыться перед нами.


  – Видели, видели, – я засмеялась.


  А у Жармионе рот раскрылся от удивления, будто она увидела в воде бегемота с рогами:


  – Джейн, Бонни, что с вами? – Жармионе от ужаса прикрыла ладошкой ротик.


  Я и Бонни поступили так, как поступают настоящие девушки.


  Мы с визгом выскочили на берег и стали осматривать друг дружку – искали пиявок, присосавшихся к нашим бедненьким телам.


  – Волосы, груди, – Жармионе выползла на камни и подсказывала нам.


  – Волосы выросли на груди? – я переспросила с досадой. – Волосы – волосы, а груди – груди.


  – Нет, волосы ваши уже не те, и груди уже не те, – Жармионе озадачила нас.


  – Нам лучше знать, какие у нас волосы те, а какие груди те, – Бонни показала Жармионе язык.


  И тут на меня и на Бонни напало остолбенение, если можно сказать об остолбенении, что оно нападает.


  Я почувствовала щекотание чуть ниже лопаток.


    Ваша оценка произведения:

Популярные книги за неделю