Текст книги "Солдат ка Джейн. Эвкалипт (СИ)"

Автор книги: O Simona

сообщить о нарушении

Текущая страница: 2 (всего у книги 5 страниц)

  «Гречко, смотри, девки навозом вымазались, – нас из ожидания выдернул крик нашего одногруппника Инносента. – Бонни живот вымазала, а вторая какашки по лицу размазала».

  «Наверно, Джейн, потому что они всегда вместе», – Гречко догадался, но я не стала открывать личико.

  "Джейн, Бонни, зачем вы уродуете себя? – парни заржали. – Оставались бы прежними, тогда хоть была бы у вас надежда, что кто-нибудь смилостивится и замуж возьмет.

  А с навозом на лице и на животе у вас шансов нет", – парни согнулись от хохота.

  «Навоз?» – Бонни произнесла задумчиво, когда Гречко и Инносент уплыли по реке, как два бревна.

  Я ничего не ответила подруге, потому что с яростью смывала с лица голубую глину.

  Думала, что смывала, но на самом деле только купала глину.

  Она закаменела и никак не желала отваливаться и показывать мое белейшее личико.

  "Попахивает навозом, – Бонни только что догадалась.

  Я давно ощущала запах коровьих лепешек, но мудро молчала. – Сюда коровы и быки на водопой ходят". – Бонни сделала свое открытие в мире косметики.

  Мы не меньше часа отмывали с себя позорную грязь.

  Меня грела мысль, что Гречко и Инносент не видели моего лица до и после.

  «Ничего, красное пятно пройдет, – я успокаивала подругу. – Мы просто травмировали кожу, когда смывали песком голубую глину».

  "Джейн, на животе у меня не так страшно, – Бонни искренне переживала за меня. – Но как ты пойдешь домой с красным лицом через весь город?

  Тебя могу забрать либо в инфекционный госпиталь, либо в психушку".

  "Я прикрою лицо лопухом, – я нашла выход из положения с голубой глиной. – Но на всякий случай подождем темноты.

  В темноте все лица – серые, как у волков".

  Как назло в тот день темнота долго не наступала.

  А, когда, наконец, появились звезды, то в городе устроили карнавал – с салютом, ярким освещением и факелами.

  Огородами, автостоянками мы, наконец, добрались до своих домов.

  На следующий день мы в школу не пошли.

  Потому что красный круг на животе Бонни запылал алым.

  Мое лицо превратилось в свеклу.

  Вид и ощущение, будто с лица сняли кожу.

  «Чума», – доктор Авиценна по вызову сразу поставил диагноз.

  «Я намазала лицо коровьим навозом и глиной с реки», – я призналась, потому что диагноз «чума» меня не устраивал.

  Из интера я узнала, что «чума» – смертельно и заразно.

  «Джейн, ты намазала лицо коровьим навозом с грязью? – доктор Авиценна просто экстрасенс какой-то. – Я бы посоветовал тебе обратиться к психиатру... психоаналитику».

  После случая с голубой природной глиной я стала осторожно относиться к тому, что накладываю на лицо.

  В выгребной яме я, не по своей воле, нарушила это замечательное правило.

  Бонни промычала что-то вроде:

  – Я не могу больше, – и попыталась пройти из ямы к свету.

  Но крышка, оказалась на наше удивление высоко.

  – Бонни, вставай мне на плечи, – я улыбнулась подружке.

  Вряд ли она рассмотрит мою улыбку под толстым слоем нечистот, но зато – почувствует ее.

  Не может быть, чтобы Бонни не почувствовала мою улыбку.

  В ответ раздалось мычание, лицо Бонни перекосилось.

  Неужели, этот перекос называется улыбкой?

  Тогда мычание подружки, что обозначает?

  Мои мысли в нужное время и в ненужном месте оборвал яркий свет с небес.

  После нескольких секунд остолбенения я поняла – кто-то убрал крышку с выгребной ямы.

  На нас полился щедрый дар небес – вылили ведро с нечистотами.

  – Хватит! Я уже! Я все! Я достаточно! – я возопила, как могла.

  С помощью ножа найду не только дорогу на волю, но и к своей героической смерти.

  Против вооружения Круппа наши ножи не выстоят, зато броню Круппа перед его свадьбой поцарапаем.

  Мой вой привлек внимание дикарки, которая вылила на нас ведро.

  Она затараторила быстро на своем туземном языке.

  – Нихт, найн, – я разлепила губы, потому что то, что вылила на нас туземка, немного смыло то, что было до нее. – Не понимаем по вашему, по-дикарски.

  – Джейн, Бонни? – туземка произнесла на хорошем интере.

  Слышался небольшой акцент, но у кого его нет?

  Интер – общий официальный язык Империи.

  Конфедераций, префектур в Империи – не счесть, и каждая гордится тем, что помимо интера имеет и свой язык.

  Вот местные языки, которые, по моему мнению, никому не нужны, кроме местных политиков, и вносят акценты в интер.

  – Я думала, что вы, туземцы, не знаете интер, – Бонни довольно невежливо проквакала.

  Если учесть еще наше положение, то – совсем глупо пыталась обидеть дикарку.

  Она может забросать нас камнями, если в деревне есть камни.

  Или зальет помоями, если помои остались в хижине.

  Или оставит нас, как мы есть и где мы есть.

  Или позовет Круппа, если он еще не умер от любовной лихорадки.

  – Подождите, – девушка загадочно произнесла и скрылась.

  – Что мы можем еще, кроме как ждать? – я старательно не смотрела на Бонни.

  Вдруг, ее облитый нечистотами образ навсегда отпечатается в моей памяти. – Бонни, ты тоже на меня не смотри.

  – В фильме «Голубая Луна» танцовщица жеманилась, напрашивалась на комплименты, – Бонни захихикала.

  Ее смех жуткий в нашем положении. – Она ухажерам тоже говорила, как ты сейчас мне сказала:

  «Не смотри на меня, я некрасивая сейчас».

  Поклонники сразу начинали с ней спорить, доказывали, что она красавица из красавиц.

  – Нет у нас поклонников, и не было, – я вздохнула.

  – Ты не так меня поняла, Джейн.

  – Лучше скажи, куда туземка убежала, даже крышку не закрыла.

  – Я думаю также, как и ты думаешь, Джейн, – Бонни не брала на себя ответственность за побег туземки.

  – А что я думаю, Бонни?

  – Ты должна знать, что ты думаешь, Джейн.

  – Откуда я знаю, что я думаю?

  – Не знаешь?

  – Кого не знаю?

  – Себя не знаешь, Джейн?

  – Шутишь, Бонни?

  Как же я могу себя не знать, если я себя до галочки изучила.

  – До какой галочки?

  – Так говорится, Бонни, что до галочки.

  – Первый раз слышу, что до галочки, Джейн.

  Но звучит заманчиво.

  – Бонни, ты что, в помойной яме заигрываешь со мной?

  – Получается, что так, Джейн.

  – Это безумство.

  – Получается, что безумство.

  – А впрочем, – я почувствовала с ужасом, что меня потянуло к подруге.

  Я очень и очень захотела ее поцеловать. – Это невероятно, Бонни.

  – Что невероятно, Джейн?

  – Я, я опять хочу к тебе прижаться.

  Это извращение.

  – Почему же это извращение, Джейн?

  – Потому что мы воняем, в вонючей смрадной яме, отвратительно грязные, обтекающие.

  – Главное, не как глаза видят, а как сердце видит.

  – Бонни, ты стала в помойке поэтом? – я не могла поверить в преображение.

  – Поэтом, я к счастью не стала, потому что я девушка, но поэтессой – может быть.

  – Все поэтессы хуже, чем актрисы, – я вспомнила слова наставника Мирандо.

  – Куда уж хуже, – Бонни засмеялась.

  Я с величайшим удивлением осознала, что помойка уже не кажется смертным грехом.

  Неужели, главное – чувства, а место, где они проявляются – не имеет значения?

  Страсть и любовь намного превыше, чем окружающая среда.

  Даже в помойке моно найти светлое и прекрасное, если подруга любимая рядом.

  – Поразительно! – я все же не решилась поцеловать Бонни, но тянулась к ней не только всей душой и сердцем, но и руками и губами.

  – Лестница, – Бонни могла бы не предупреждать, потому что между нами упала примитивная, но лестница.

  – Джейн, Бонни, вылезайте быстрее, – дикарка подгоняла нас с небес. – Крупп включил датчик поиска.

  Найти вас – дело недолгое.

  – Датчик поиска? – меня больше поразило то, что дикарка не только изъясняется на интере, но и знает о датчике поиска.

  Я представляла дикарей невежественными неграмотными некультурными.

  – Ты жухрайский шпион? – Бонни подталкивала меня в попку на лестнице из помойки.

  Вопрос о жухрайском шпионе подруга задала без напряжения в голосе.

  Судя по всему, что жухрайский шпион, что освободитель революционер, для Бонни сейчас не важно.

  Впрочем, и для меня сейчас политика стояла на втором плане.

  Сначала – вымыться со скрипом и добела, а потом уже политика.

  – Бонни, я не жухрайский шпион, ты же знаешь.

  – Я тоже не жухрайский шпион, – дикарка ответила.

  – А куда мы лезем? – На поверхности подозрение вернулось ко мне. – Не Круппу ли ты хочешь нас преподнести на золотом блюдечке?

  – В нашем племени нет золота, – дикарка в улыбке показала ровные белые зубки. – Вы не поместились бы на блюдечке, Джейн и Бонни.

  Для вас нужно огромное золотое блюдо! – Дикарка ловко убрала лестницу, накрыла крышкой помойную яму.

  По поводу золота она иронизирует?

  Делает вид, что не поняла двусмысленности «на золотом блюдечке»?

  – Отобьемся, – Бонни поняла мои сомнения насчет Круппа и возможного предательства дикарки по отношению к нам. – Если не отобьемся, то хотя бы отобьем.

  – Бонни, ты тоже решила умничать, – я захныкала.

  Звезда Эвкалипт нестерпимо поджаривала меня.

  От нас поднимался смрадный цветной пар.

  Я почувствовала себя снова на берегу реки с голубой навозной глиной.

  – Подождите, я захвачу топор, – дикарка хлопнула ладошкой по лбу. – Как же я не догадалась взять его сразу, когда забирала лестницу.

  – Нет, ты подожди, – мне не понравилось, что туземка может оставить нас на виду. – Вытащила из нашего укрытия, поэтому снова перепрятывай нас.

  Но на этот раз будешь сидеть с нами в одном укрытии.

  – Для нашей безопасности, – Бонни поймала мою мысль. – Чтобы не убежала и не доложила.

  – Вы опасаетесь, что я нарочно вас освободила, чтобы отдать Круппу на костер? – дикарка не обиделась. – Нет, у меня другие планы.

  – Тогда зачем нам топор? – я спросила иронично, насколько позволяла подсыхающая на мне корка нечистот. – Дрова пойдем рубить?

  – В джунглях без топора не выжить, дикарка произнесла уверено.

  – Кинжал не заменит топор? – в руке Бонни появился кинжал.

  Глаза дикарки полезли на лоб.

  Она не могла поверить, что только что ладонь Бонни была пустая, а теперь на ней материализовался кинжал.

  Туземка не догадывалась, что на Натуре мы с пяти лет каждый день в течение всей жизни учимся обращаться с личным кинжалом.

  В Империи, я уверена, нет равных натуристам по искусству ножей.

  – Кинжал поможет топору, – дикарка нервно облизнула губы и прислушалась. – Если сейчас не доверяете мне, то идите со мной вместе за топором.

  Два шага! – Дикарка показала на ближайшую хижину.

  Я и Бонни переглянулись, пожали плечами и приняли предложение туземки.

  Хижина небольшая и очень неуютная.

  По сравнению с хижиной вождя – ящик, а не дом.

  На полу, на матрасе из плетеных растений лежала пожилая туземка.

  Из одежды на ней только юбка из перьев и совесть.

  – Жармионе, – при нашем появлении женщина присела и внимательно на нас посмотрела. – Внучка, эти две девушки Джейн и Бонни? – Старушка смотрела на нас дружелюбно.

  – Не Джейн и Бонни, а Бонни и Джейн, потому что Бонни находится к вам ближе, – я с подозрением смотрела на всезнающую женщину.

  Мы так популярны в вашей деревне, что нас каждая, – я бы сказала «собака», потому что в поговорке звучит «собака» – «каждая собака знает», но постеснялась и закончила на «каждая».

  – Деревня у нас маленькая, все всегда знают, – женщина согласно кивнула головой. – О вас Крупп много и долго рассказывал. – Женщина пролила свет на загадку наших имен. – Я – Ванесса, а моя внучка – Жармионе.

  – Очень приятно, – я, неожиданно для себя, шаркнула ножкой по земляному полу.

  – Очень, – Бонни была более краткой, и еще более настороженной.

  Может быть, старушка и ее внучка нам зубы заговаривают, тянут время, ждут, когда появится Крупп во всеоружии

  С другой стороны, зачем тогда Жармионе нас вытаскивала из помойной ямы?

  Могла бы доложить Круппу, пока мы прокисаем в нечистотах.

  – Ничего не понимаю, – я нечаяно произнесла вслух.

  – Понимать девушке ничего и не надо, – старушка превратилась в назидательную Наставницу. – Девушке нужен хороший понимающий богатый муж, а не простое понимание.

  – Вы, Ванесса, задели нас за живое, – Бонни в нетерпении стучала ножкой по полу.

  – Идут, – лицо старушки стало серьезным и сосредоточенным. – Жармионе, возьми топор.

  – Я за топором и пришла, бабушка.

  – Еды в дорогу: крупу, спички, соль, сахар, – старушка поднялась с ложа. – Всему тебя надо учить. – Старушка ворчала, как и положено пожилой леди. – Когда я была молодая, я все понимала даже без полуслова.

  – Поэтому никуда из деревни не выезжала, – огрызнулось молодое поколение в виде внучки.

  – Круппу, спички, соль, сахар? – Бонни спросила у меня, будто это я заявила.

  – Поторапливайтесь, – старушка поднялась на цыпочки, обняла Жармионе, крепко расцеловала. – Береги себя, Жармионе.

  – Бабушка, ты говоришь так, будто я навсегда ухожу, – Жармионе заплакала.

  – Навсегда, не навсегда, но береги себя, – пожилая леди сняла со своей шеи что-то на веревочке и повесила на шею внучки. – Талисман будет хранить тебя, и напоминать обо мне.

  – Я вернусь, бабушка, обязательно вернусь.

  – Мы бы тоже хотели вернуться, но не сюда, – я услышала приближающиеся к хижине голоса.

  Среди них канарейкой распевал Крупп.

  Не канарейка даже, а гончая по кровавому следу.

  – Джейн, Бонни, Вы где? Я уже близко, – Крупп веселился.

  Мужчина в полном расцвете сил, обвешанный оружием, имеет право на шутку.

  – Крупп спрашивает, где мы, и тут же добавляет, что он уже близко к нам, – я не могла понять логику бывшего сослуживца.

  – На понт берет, – Бонни неуверенно взмахнула руками.

  В это время Ванесса отодвинула коврик, на котором до нашего прихода возлежала почти немощная.

  Быстро смела небольшой слой земли.

  Под ним оказался люк, надеюсь, что в нашу свободу окно.

  – Еще одна выгребная яма? – Бонни – спросила с испугом.

  Старушка и ее внучка понимающе засмеялись.

  – Деточка, кто же в доме устраивает помойную яму? – старушка снисходительно посмотрела на Бонни.

  – Ванесса, вы говорите назидательно, как наши наставники в гимназии, – Бонни надула губки. – А деточкой называете, как боевые отцы командиры.

  – Джейн, у нас еще не было боевых отцов командиров, – я поправила подружку.

  – Джейн, а ты говоришь, как отличница, – Бонни отбросила со лба кожуру какого-то растения.

  – Потому что я отличница, – я ответила быстро.

  – А меня, значит, презираешь за то, что я не отличница? – Назревал бунт.

  – Я. Тебя. Презираю? – У меня даже дыхание остановилось.

  Или не дыхание, а что там еще в организме останавливается?

  Сердце вроде бы останавливается.

  – Девочки, вы хотите сориться здесь или на жертвенном костре? – Ванесса уже проводила в дыру свою внучку.

  – Подождите, Ванесса, для нас главное – помириться, – я бросилась на шею Бонни. – Прости меня, любимая Бонни.

  – Ты меня прости, любимая Джейн, – Бонни рыдала вместе со мной. – Смрадные пары в помойке затуманили мои мозги.

  – Мои тоже, – я счастливо засмеялась и почувствовала, как что-то меня неумолимо тащит.

  Этим что-то оказалось не что-то а – кто-то.

  Ванесса не дождалась ни Круппа, ни нашего полного примирения.

  Она подталкивала нас к яме:

  – Либо длинные свои ноги сломаете, либо сами спуститесь, – угроза подействовала.

  – Спасибо, – я первая опустилась в подполье и протянула руку Бонни. – Ванесса, мы вас никогда не забудем. – Я сказала, и свет пропал.

  Бабушка Ванесса закрыла над нами люк.

  – Не волнуйтесь, – донесся приглушенный голос из темноты. – Бабушка набросает на люк земли, постелет коврик и сверху приляжет.

  Нас не найдут! – Последние слова Жармионе произнесла с легким сомнением.

  – Жармионе, ты же сказала, что у Круппа датчик поиска, – я протянула руку. – Бонни, у тебя грудь увеличилась?

  – Разве в темноте видно? – Бонни не стала отвечать ни «да», ни «нет».

  – Не вижу, но чувствую твою налитую грудь.

  – Джейн, ты мою грудь трогаешь, – Жармионе приглушенно захихикала.

  – Извини, Жармионе, в темноте не видно.

  – За что извиняешься, Джейн, – на мою ладонь легла теплая ладошка, наверно, это рука Жармионе. – Мне приятно, что хоть кого-то заинтересовала моя грудь.

  – Я не хоть кого-то, – я убрала руку с груди туземки.

  – Джейн, ты трогаешь грудь Жармионе? – голос Джейн задрожал.

  – В темноте нечаяно наткнулась, – я попыталась успокоить подружку.

  – Наткнулась рукой на грудь – звучит обидно, – на этот раз голос туземки стал грустный.

  – Жармионе, я спросила о датчике поиска у Круппа, – я вывернулась из неловкой ситуации.

  – Датчик сначала сработает на мою бабушку, покажет на нее, а мы уже должны быть далеко, – на мою правую грудь легла ладонь.

  Затем переместилась на плечо, а потом взяла за локоть. – Джейн, возьми за руку Бонни, а твою руку я уже держу.

  Мы пойдем сначала в темноте, потому что огонь зажигать опасно.

  Датчик на него сразу сработает.

  – Куда пойдем в темноте? – Бонни заинтересовалась именно этим вопросом.

  – Откуда ты много знаешь о датчиках, Жармионе? – меня больше волновал другой вопрос.

  Слишком умная Жармионе для туземки.

  Наверняка, она жухрайский шпион.

  Но в любом случае, она спасает нас от жертвенного костра.

  Я возгордилась, появилась уверенность, что из-за того, что мы с Бонни написали на сто процентов тест в особую пехоту, нами интересуются все Империи Вселенной.

  Денег-то навалят нам за сотрудничество – горы золотые!

  Я обрадовалась и врезалась носом в земляную стенку.

  – Джейн, осторожно с головой, – Жармионе глухо произнесла. – Обними меня за талию, а ты, Бонни, обхвати за талию Джейн.

  – С удовольствием, – Бонни сзади прижалась ко мне ласково ласково.

  – Джейн, температура твоего тела подскочила, – Жармионе заволновалась. – У тебя жар?

  – Нет, просто Бонни меня так ласково обняла, что меня в жар бросило.

  Но не в тот жар, который от болезни, а в другой жар.

  – Понятно, – Жармионе протянула с нотками легкой грусти.

  – Что тебе понятно, Жармионе? – Бонни мурлыкала.

  Но мурлыканье и разговор не мешали нам продвигаться вперед.

  – Все понятно, – Жармионе вздохнула.

  Мне показалась, что туземка попкой постаралась вжаться в мой животик?

  – Я думала, что мы останемся в яме под твоей бабушкой, а мы идем, судя по тому, что мои ноги двигаются, – я пыталась разобраться. – Конечно, в темноте мы можем в яме ходить по кругу.

  – Из нашей хижины ведет подземный ход в джунгли, – Жармионе открыла мне семейную тайну. – Бабушка давно его вырыла для меня.

  – Для тебя подземный ход в джунгли? – Я переспросила и тут же захихикала: – Бонни, проказница, перестань.

  Я же грязная.

  – Я тоже грязная, – Бонни жарко дышала мне в шею.

  – Тогда все в порядке, продолжай, – я отпустила тормоза.

  – Чем вы там занимаетесь? – Жармионе спросила сухо. – Мы уходим от погони, а вы глупости развели.

  – Зачем спрашиваешь, чем мы занимаемся, если знаешь, что глупостями, – я хихикнула.

  – Джунгли вас не пугают? – Жармионе нашла, чем нас отвлечь.

  – Жармионе ты нам джунглями весь кайф обломала, – Бонни протянула жалобно.

  – Думаете, что мне не хочется?

  – Что не хочется?

  – Того не хочется.

  – Жармионе, если не хочется, то зачем об этом думать.

  – Я и не думаю.

  – Ты сказала.

  – О чем я сказала?

  – О том пугают ли нас джунгли.

  – Пугают?

  – Да, пугают.

  – А тебя, Жармионе, пугают?

  – Меня больше чем вас джунгли пугают.

  – Почему?

  – Потому что вы о них ничего не знаете, а я о джунглях знаю много.

  – И о нас ты много знаешь.

  – Пришлось.

  – Пришли?

  – Пришлось узнать.

  – Зачем? Ты жухрайский шпион?

  – Нет, к сожалению, я еще не шпион, и ничейная я.

  – Почему к сожалению?

  – Вы сожалеете о чем-нибудь Джейн и Бонни?

  – В данный момент нет, не сожалеем ни о чем.

  – Разумеется.

  – Что разумеется?

  – Вас же двое, вы, наверно, подружки.

  – Разве не видно, что мы подружки?

  Мы с детства неразлучные.

  – В темноте не видно, но я слышу и чувствую, как вы дружите.

  – Это не то, это другое.

  Дружба намного выше того, чем сейчас мы развлекаемся.

  – Разве это не одно?

  – Нет, нас две.

  – А я одна.

  – Ты с нами.

  – Вы шутите?

  – Пока ты с нами...

  – Вот именно, пока, – Жармионе капризничала.

  – Жармионе, лучше расскажи, куда мы идем, – я решила выйти из заколдованного кольца разговора, который может длиться часами, днями, месяцами, с перерывами на сон, еду и припудривание носика.

  – Подземный ход от нашей хижины ведет в пещеру в скале, – Жармионе вроде бы начала успокаиваться и уже меньше капризничала и ныла.

  По крайней мере, нотки безысходности исчезали из ее голоса. – Пещера полностью закрыта от джунглей, поэтому джунгли в пещере до нас не достанут.

  Вроде бы была закрыта.

  – Ты говорила, что мы идем в джунгли, – я припомнила.

  – Пещера находится в джунглях.

  – Зачем она нужна была твоей бабушке?

  – Для меня, – бабушка моя предвидит будущее, – Жармионе с гордостью произнесла.

  – Ничего особенного, я читала что в джунглях Планет разных конфедераций водятся туземцы экстрасенсы, – я похвасталась своими обширными знаниями.

  – Обидно, что вы считаете нас туземцами, – Жармионе вздохнула.

  – Но кто же вы, если не дикари и не туземцы? – Бонни высказала не очень политкорректно.

  – Согласна, наши вожди делают все, чтобы мы считались дикарями и туземцами, – Жармионе говорила загадками.

  – Жармионе, у тебя жар? – Теперь я озаботилась повышением температуры тела туземки. – Вспотела, горишь.

  – Потому что ты слишком сильно прижимаешься ко мне во время ходьбы, Джейн, – голос Жармионе дрогнул.

  – Ты же сама сказала, чтобы держались ближе в темноте, – я не могла понять дикарку.

  – Вот и держись, не отлипай от меня, а то потеряетесь.

  – Как же мы потеряемся в узком проходе? – Бонни задала геометрический вопрос.

  Но Жармионе не нашла на него ответ, потому что ответа не было.

  – Еще пройдем минут пять, и я зажгу огонь, – Жармионе обнадежила нас. – Думаю, что поисковик Круппа не достанет под землей и на расстоянии.

  – Тогда лучше перестрахуемся и через десять минут, – Бонни проявляла осторожность.

  – Через десять, так через десять, – Жармионе пробормотала. – Моя любимая бабушка вырыла длинный подземный ход.

  У нас достаточно времени, поэтому я сразу все вам объясню.

  – Длинный подземный ход? – я переспросила и почти вжалась в Жармионе, чтобы не потеряться в темноте.

  Жармионе просто горела, а через несколько шагов вспыхнула и задрожала.

  Пот обильно струился по ее спине, я чувствовала и дрожь и пот.

  – Жармионе, тебе плохо? – я обеспокоилась. – Если ты умрешь сейчас, то мы отсюда не выберемся.

  – Выберемся, потому что здесь одно направление, – Бонни мудро подсказала мне.

  – Мне хорошо, я не умру, – голос у Жармионе счастливый.

  Что ее так обрадовало в темноте?

  – Тебе хорошо? – я удивилась. – Что может быть хорошего в убегании от погони по подземному ходу в пещеру в джунглях?

  – Бывает, – Жармионе засмеялась. – Так я перейду к самому началу.

  – От начала мы, надеюсь, уже ушли далеко, – я чуть отстранилась от Жармионе, но крепко держала ее за талию.

  – Начало не подземного хода из моей хижины, а к началу, почему, как, зачем и что, – Жармионе интриговала. – Все считают, что люди, которые живут в джунглях – дикари, туземцы.

  Если дикарь и туземец, то, значит, глупый, некультурный и примитивный.

  – А кто же еще вы, если не дикари и не туземцы? – Бонни точно пропустила урок политкорректности в гимназии.

  Я тоже прогуляла этот урок, мы с Бонни загорали на крыше во время урока.

  Но я позже списала конспект урока у Лайзы.

  А Бонни, наверно, решила в гимназии не заморачивать голову какой-то политкорректностью.

  Без уроков политкорректности в гимназии хватало совершенно ненужных для нас дисциплин.

  Например, курс определения пола у разных животных.

  В Империи животных – выше крыши, и зачем нам знать, какого пола, например, улитка на Березине?

  – Да, мы дикари и туземцы, – Жармионе покорно согласилась с Бонни. – Ты, Бонни, посмотри на дикарство наше с другой стороны.

  – Я дорожку не вижу в темноте, а тем более не вижу сторон дикарства, – Бонни пошутила.

  – Дикари туземцы не платят налог на землю, на которой живут, ни за что не платят.

  – Но вы же живете в жалких хижинах, – Бонни не унималась.

  – Зачем нам другое жилище, если на Эвкалипте всегда тепло? – Жармионе не спорила, она приводила доказательства. – У вас, Джейн и Бонни, есть свои отельные жилища на родной планете?

  – У нас и родной планеты уже нет, – я вспомнила, что нам запрещено говорить о своем назначении в особую пехоту.

  Как толко мы на сто процентов сдали тесты на особую пехоту, данные о нас были стерты везде.

  – Мы с родителями жили, – Бонни загладила мою промашку, что я чуть не проговорилась перед дикаркой.

  – А у меня отдельная хижина, – Жармионе засмеялась. – Я могу принимать гостей, выгонять их.

  И никто мне не скажет, что я ноги вытянула слишком далеко, и что у меня кружка глиняная не вымыта. – Жармионе удалось нас поддеть и заставить задуматься.

  – Действительно, у нас нет своего отдельного жилья, – я почесала нос и на миг убрала одну руку с талии Жармионе.

  – Джейн, держи меня крепче, – Жармионе напомнила.

  Мне кажется, что ей просто приятно ощущать мои ладони на свое талии: – Пища у нас всегда самая свежая и в достатке, не генномодифицированная.

  Не работаем, не учимся, живем, как в Раю.

  Никто нас не трогает, потому что мы туземцы, дикари, а с дикарей нечего взять.

  – Если вы живете в Раю, то, зачем ты убегаешь из Рая в ад? – мои ладони слились с талией Жармионе.

  – Потому что из Рая запрещено убегать, – Жармионе ответила туманно, но тут же стала объяснять. – Мы выращиваем наркотик.

  – Наркотик? – я и Бонни спросили одновременно.

  – Сырье для наркотика, – Жармионе усмехнулась. – На маковых плантациях растет мак, сами понимаете – маковая плантация, значит мак.

  Мы срезаем нераспустившиеся головки мака, и сырье продаем космическим контрабандистам.

  Контрабандисты сдают сырье дальше по этапу, а нам за него полагаются деньги.

  Мы могли бы сами обрабатывать головки мака на месте, на Эвкалипте, но тогда бы уже вышли из статуса дикарей туземцев.

  Нас бы уничтожил имперский наркоконтроль.

  А так выглядит будто туземцы ничего о наркотике из мака не знают, наивные мы.

  Нашему вождю выплачивают вознаграждение.

  – Тогда вождь должен сидеть на мешках с золотом, – я представила, сколько у вождя туземного племени накопилась денег и облизнулась.

  Даже захотела вернуться и украсть хотя бы один мешочек или два.

  А что? С двумя мешками денег я и Бонни нырнули бы снова в подземный ход – дорожка протоптана.

  – Все не так просто, Джейн, – Жармионе упорно шла вперед. – Деньги вождь и наши мужчины тратят на наркотик, который изготавливается из наших маковых головок.

  И еще на девушек.

  Пираты привозят нашим мужчинам продажных девушек.

  – На наркотики? – Бонни взвизгнула?

  – На девушек? – я пискнула. – Но у вас в племени девушек в десять раз больше, чем мужчин.

  Неужели, ваши мужчины настолько мужественные, что вас им не хватает?

  – Наши мужчины, наоборот, не мужественные, – Жармионе вздохнула. – Поэтому им нужно разнообразие в девушках.

  Мы, видите ли, им приелись.

  Вот так и получается, что наивные, с точки зрения всего Мира, дикари, продают сырье, а сами покупают наркотики из этого сырья.

  Круговорот денег и наркотиков в природе.

  Все, кому надо из цепочки, знают о нашей схеме.

  Но молчат, потому что натуральный наркотик, свежий, негенномодифицированный, очень ценится на Галактическом рынке.

  – Жармионе, я не понимаю, чем же ты недовольна? Бонни выразила наше обще недоумение.

  – Недовольна я своей жизнью и поведением мужчин.

  Наши мужчины ведут себя, как дикари.

  В наркотическом угаре они верят, что мы, действительно, глупые, некультурные, необразованные туземцы.

  Мужчины нас бьют, относятся к женщинам хуже, чем к скоту.

  Каждый новый вождь в первую очередь регулирует количество мужчин в племени.

  Он боится соперников и бунта.

  Если мальчиков рождается больше, чем девочек, то ненужных мальчиков сбрасывают со скалы.

  – У нас на Натуре нет скал, – Бонни поразила меня проницательностью. – Откуда же сбрасывают новорожденных мальчиков на Натуре, если у нас тоже парней в десять раз меньше, чем девушек?

  – У вас тоже дефицит женихов? – Жармионе присвистнула. – Та же фигня.

  – Но есть планеты, где, наоборот, мужчин в десять раз больше, чем девушек, – мне за Империю обидно.

  Я не хотела отступать перед туземкой. – Жармионе, а откуда ты умная?

  – Бабушка меня с детства учила, а чуть позже, когда я подросла, отправила помогать вождю.

  Вернее, не помогать, а делать за него работу на компьютере.

  Моя бабушка была женой вождя, поэтому замолвила словечко за меня. – В голосе Жармионе зазвенела гордость за бабушку: умную, и бывшую жену вождя племени. – Бабушка с детства внушала мне, что я должна сбежать из нашего, как вы называете, Рая.

  Поэтому я училась охотно и упорно по компьютеру вождя.

  А нужна я была вождю, чтобы отслеживала сделки с сырьем, которое мы выращиваем и продаем для производства наркотиков.

  А также я вела бухгалтерию на компьютере, нашу внутреннюю бухгалтерию.

  Для всего мира мы оставались и остаемся дикарями, которые не умеют считать.

  Бабушка мечтала, чтобы я улетела далеко далеко от Эвкалипта и вышла замуж за олигарха.

  – Ничего нового о желаниях бабушек – выдать замуж за олигарха – мы не узнали, – Бонни пробормотала.

  – Зато узнали, что туземцы маскируются под дурачков, потому что вам так выгодно.

  – Именно так, – Жармионе не обиделась, что я сравнила их с дурачками.

  – Почему же ты не убежала раньше, Жармионе, когда к вам прилетали космоконтрабандисты? – Бонни недоумевала.

  – Ха, за нами следят так, что носа из джунглей не высунешь, – Жармионе ответила со злостью. – Во-первых, контрабандистам невыгодно, чтобы кто-то сбежал из джунглей в большой мир Империи.

  Мы же – дешевая рабочая сила на плантациях, к тому же, слишком много знаем об обороте наркотиков с Эвкалипта.

  Во-вторых, мы все – собственность племени, собственность вождя.

  Вождь на то и вождь, чтобы сторожил своих рабов.

  – Понятно, Жармионе, – я почувствовала, что туземка, хотя и негодует, но снова вжимается в меня попкой. – Еще вопрос: почему джунгли не нападают на деревню.

  – Джунгли для нас, местных, также опасны, как и для вас, гостей Эвкалипта.

  Но в деревне мы в безопасности, потому что джунгли умные, они не дураки.

  – Джунгли не дураки? – Бонни зачаровано переспросила.

  – Представьте, подружки, – Жармионе назвала нас подружками.

  Разве что мы подружки, то по несчастью и по побегу. – Если бы звери, растения и другая жестокость уничтожила бы нашу деревню, то что бы сотворили с джунглями контрабандисты?