Текст книги "Солдат ка Джейн. Эвкалипт (СИ)"

Автор книги: O Simona

сообщить о нарушении

Текущая страница: 3 (всего у книги 5 страниц)

  Империя отомстила бы джунглям за своих рабов, которые добывали сырье для дорогих наркотиков.

  Одной космобомбы достаточно, чтобы вся растительность, и все живое погибло на Эвкалипте.

  Поэтому джунгли не лезут в наши дела, мы не лезем в дела джунглей.

  Лишь на границе дня и ночи, утром, объявляется временное перемирие.

  Мы собираем пищу в джунглях, охотимся, обрабатываем плантации мака, кстати, плантации джунгли тоже не уничтожают, потому что догадываются, что последует наказание.

  Как только граница утром исчезает, джунгли проявляют агрессивность.

  Но и мы не высовываемся в них.

  Так что создается впечатление, что глупые туземцы живут во враждебных джунглях Эвкалипта. – Жармионе закончила подробный рассказ.

  – Жармионе, ты убежала с нами...

  – Чтобы вы помогли мне выбраться с Эвкалипта, – Жармионе перебила мой вопрос. – Мы должны найти ваш маяк.

  Вы отправите сообщение, и заберете меня с собой в большой мир.

  – Да? – я протянула, выигрывала время, пока обдумывала ответ. – А что ты собираешься делать в большом мире Империи?

  Извини, но я и Бонни, закончили гимназию, я с – отличием, и не смогли поймать свою мечту.

  Нас обманули: вместо заявления на поступление в Академию, нам подсунули контракт на работу на урановых рудниках Эль Диабло.

  Мы бы на рудниках в самом оптимистическом варианте умерли бы через десять лет.

  Потом нас обвинили в убийстве, затем в финансовых махинациях с кебабом, затем...

  – Джейн, замолчи, – криком Бонни напомнила, мне что я в слезах выдаю все наши тайны.

  – Что молчать? – я обернулась к подружке, хотя ее не видела. – Жармионе нам помогла сбежать, поэтому я в благодарность предостерегаю ее.

  Жармионе, несмотря на наш большой Мир, к которому ты устремляешься, ты идешь с нами по одному коридору.

  Зачем я таращила глаза в учебники?

  Зачем потела от волнения на экзаменах и на контрольных, если оказалась здесь?

  Я бы могла просто сидеть в джунглях и нюхать кокосы.

  Ты в большом мире, в лучшем случае, устроишься продавщицей в какой-нибудь Имперский гипермаркет.

  Будешь жить с подружками в общежитии.

  Не накопишь денег, не выйдешь замуж за олигарха, а вернешься потрепанная жизнью, старая, больная, выцветшая, никому не нужная, обратно в свою деревню.

  Если, конечно, твоя родня на Эвкалипте примет тебя, беглянку, обратно.

  Может быть, лучше для тебя, если ты повернешь обратно, к своей бабушке?

  – Я все понимаю, Джейн, спасибо за откровенность, – Жармионе умудрилась пожать в темноте мою руку. – Но у меня есть одна мечта почти несбыточная.

  Я хочу стать актрисой.

  – Актрисой? – я подпрыгнула от удивления и ударилась головой о низкий потолок подземного хода.

  – Да ты что, Жармионе?– Бонни проблеяла за моей спиной.

  – Я понимаю ваше недоумение и презрение ко мне, – горестно вздохнула. – Вы считаете, что все актрисы легкомысленные и продажные...

  – Эти слова нам говорили, потому что мы тоже хотели стать актрисами, – я попыталась опустить головку на плечо Жармионе, но промахнулась. – Но вместо актрис судьба зашвырнула нас солдатами в имперскую армию.

  – Вы – актрисами? – Жармионе резко остановилась.

  Я налетела на нее, сверху навалилась Бонни. – Только не говорите, что вам по восемнадцать лет. – Жармионе пропищала из-под меня.

  – Нам по восемнадцать лет, – Бонни осторожно сползла с меня.

  Я освободила Жармионе.

  – У нас много общего, – Жармионе не могла прийти в себя от потрясения: – Женихов на вашей Планете, как и на моей, в десять раз меньше, чем девушек.

  Нам по восемнадцать лет.

  Мы хотели... Вы хотели, а я хочу... стать актрисами.

  Сбылось пророчество моей предсказательницы бабушки.

  Она предсказывала, что в восемнадцать лет я встречу, нет, не олигарха на белом Космокрейсере, а двух восемнадцатилетних подруг.

  И подруги во всем будут похожи на меня: тоже мечтают о карьере актрисы, тоже недовольны своим существующим положением.

  – Может быть, может быть, – я многозначительно пробурчала. – Только чем нам пророчество твоей бабушки поможет.

  Она дальше не видела наше тройное будущее?

  Может быть, нас ждет после встречи дикобраз? – знала я, что нельзя думать о неприятном, потому что оно сразу появится. – Жармионе у меня под ногой что-то шевелится.

  – Змеи, – Жармионе коротко ответила. – Их должны были съесть крысы, но, видно, что крыс кто-то уже съел.

  Поэтому змеи расплодились.

  – Змеи? – Бонни зашипела от страха.

  – Бонни, не шипи, как змея, – я заледенела от ужаса.

  – Змеи боятся вас больше, чем вы их, – Жармионе пыталась меня успокоить. – Вы же огромные по сравнению с маленькими юркими проворными быстрыми змейками.

  – ААААА! Змеи! Бежим! – я умудрилась обогнать Жармионе и, как безумная понеслась в темноте первая по невидимому коридору.

  Бонни и Жармионе кричали мне в спину, но приглушенно, что-то вроде:

  – Остановись, Джейн, опасно!

  Я бы послушала подружек, но мои ножки упорно не желали останавливаться на достигнутой миле.

  Головка командовала ножкам, поэтому они бежали, а я здесь – ни при чем.

  Добежалась.

  Через несколько минут я почувствовала сначала приток свежего воздуха, если воздух влажный и насыщенный ароматом джунглей можно считать свежим, а затем под ногами образовалась пустота.

  Дыхание мое замерло в невесомости.

  – Я разогналась выше скорости света и попала в гиперпространство? – Мелькнула мысль искоркой – я улетаю!

  Наверно, шпионка жухраев Жармионе завела нас в западню – в портал переноса.

  В нашей Империи порталов переноса людей еще не изобрели.

  Но я слышала от взрослых, что в других Империях, особенно в жухрайской, работы по созданию порталов проходят успешно.

  – А мы по старинке – все на Космолетах переходим через гиперпространство, – я с досадой на родную Империю погрузилась в прохладную воду.

  В воду, а не в гиперпространственный переход личного портала.

  – Может быть, в портале жухраев налита вода? – я вынырнула. – Портал или не портал, но вода реальная.

  В темноте я не вижу ни дна, ни берегов. – Я основательно испугалась. – Буду плавать в маленьком озерце по кругу, пока не утону. – Я вытягивала ноги и руки, пыталась нащупать хоть что-то твердое.

  Но из твердого только были мои соски – они затвердели и уменьшились от холодной воды.

  К счастью, очень быстро появился свет в конце туннеля.

  – Убежала и купаешься, – в голосе Бонни слышно беспокойство за меня, что я унеслась в неизвестную темноту.

  И в то же время сквозило недовольство, что я не сижу, не плачу в одиночестве, а плаваю в пещерном озере.

  – Я, значит, переживаю, – Бонни не стала откладывать свое купание на завтра.

  Она сняла армейские ботинки и присоединилась ко мне. – А ты...

  – Я очень испугалась змей, поэтому побежала, – хоть как-то я пыталась оправдаться.

  Заодно и осматривалась по сторонам.

  Жармионе укрепила горящую палку среди камней, затем зажгла спичками еще пару палок.

  После этого Жармионе сбросила дикарскую юбку из перьев и осторожно спустилась в воду.

  – Ты боялась змей, а я не имею право бояться? – Бонни продолжала бурчать, но без злобы. – Одна миленькая змейка обвилась вокруг моей ноги, а вторая – вокруг шеи.

  Жармионе зажгла огонь, рассмотрела змей и успокоила меня, сказала, что укус этих змей смертельный.

  Я долго бы не мучилась после укуса.

  К счастью, змеи больше интересовались огнем, чем мной. – Бонни притворно вздохнула. – Они сползли с меня и потянулись к факелу.

  Змей было огромное космическое множество! – Бонни раскрыла глаза до размеров, как она полагала – множества космического.

  – Не так уж и много змей, – Жармионе плавала вокруг нас кругами.

  Озеро при свете факелов оказалось небольшим, миленьким и похожим на искусственное, даже не озерцо, а – бассейн.

  – Не много змей? – Бонни спросила с сарказмом. – Конечно, вы же родились в джунглях, все понимаете, со змеями на короткой ноге.

  – Бонни, у змей нет ног, поэтому они и змеи.

  – Джейн, ты ошибаешься, – Жармионе мягко поправила меня и еще мягче прикоснулась ладошкой к моему плечу.

  Туземка заплыла за меня сзади и обвила ногами мою талию.

  В холодной воде от Жармионе шел жар.

  Дикарка грела мою талию внутренними поверхностями своих бедер и киской. – На Эвкалипте, у нас, – Жармионе пояснила, что Эвкалипт принадлежит туземцам, – встречаются рыбы и змеи с ногами, и наоборот, некоторые звери и птицы – без ног.

  – Змея с ногами уже не может называться змеей, – Бонни проделала аналогичное с ногами со мной, что сделала Жармионе.

  Теперь Жармионе была сзади меня, а Бонни спереди.

  Их ноги переплетались и давили на мою талию.

  Вода медленно начинала закипать от нарастающего жара наших тел. – Если змея с ногами, то она уже – крокодил или варан.

  – Ноги у змей не всегда, – Жармионе возразила и заодно учила нас зоологии Эвкалипта. – Когда ей нужно, змея из тела выдвигает ножки – количеством до сорока.

  – Сороконожки, – Бонни засмеялась, – как мы.

  – Не как мы, – я сделала вид, что изнемогаю от тяжести Жармионе и Бонни.

  Вода уменьшает вес тел, но все же на мне, как две устрицы – подружки. – У нас шесть ног на троих, а у одной змеи много ног на нее одну.

  – Когда змее надо, то она убирает ножки, – Жармионе закончила рассказ о змеях.

  – Очень познавательно узнать, сколько ног у змей на Эвкалипте, – я иронизировала, но не смеялась. – Жармионе, а кто еще, кроме змей, опасен для нас?

  Например, в этой пещере?

  – На Эвкалипте все джунгли и их обитатели – все все все – опасные.

  От безобидного на вид червячка до дикобраза и финиковой плотоядной пальмы. – Жармионе сделала паузу. – Даже камни в этой пещере, боюсь, что опасные.

  Возможно, что камни – не камни, а кремниевая форма жизни.

  Проснутся, очнутся и начнут творить безобразия.

  – Если камни – кремниевая форма жизни, то они нами не заинтересуются, – Бонни уверенно говорила и еще более уверенно разминала мои руки. – Если и проснутся камни, то поползут искать себе кремний, то есть песок.

  – Ха, а я об этом не подумала, – Жармионе воскликнула с восторгом. – Спасибо, Бонни, за науку.

  Видишь, сколько у меня дыр в знаниях, потому что я не ходила в школу и не оканчивала гимназий.

  До встречи с вами я думала, что я очень умная и образованная, потому что на фоне остальных членов племени я выделялась.

  Я тщательно скрывала свой ум, но иногда он выплывал, и мне приходилось маскировать свою ошибку.

  Иногда я ошибку закапывала! – Последние слова насторожили меня.

  Но я тут же нашла оправдание для Жармионе.

  Она устраняла свидетелей, которые начинали подозревать, что Жармионе слишком умная.

  Каждая девушка – творец своего счастья.

  Поэтому мы имеем право на все!

  Неожиданно Жармионе завибрировала, задрожала.

  От нее по воде пошли мелкие резонансные волны.

  Я сначала испугалась, что у туземки космическая падучая болезнь – когда человек пытается упасть со Звезды, или джунглевая лихорадка.

  Но затем, когда Жармионе изогнулась и вскрикнула, я поняла и засмеялась.

  – Жармионе, надо же, какая ты страстная.

  Мы только купаться начали, а ты уже взорвалась.

  – Простите, девочки, я нечаянно, – голос Жармионе хриплый и виноватый. – Просто... Просто...

  – Что просто, Жармионе? – Бонни попыталась дотянуться до туземки.

  При этом Бонни была вынуждена тесно прижаться ко мне: – Ого, у тебя, Жармионе, соски затвердели, как будто их льдом накачали.

  Почему ты извиняешься?

  Это же так естественно и обыкновенно.

  Мы всегда снимаем лишнее напряжение.

  Развлечений для нас немного: спиртное и сигареты продают только с двадцати одного года.

  С парнями близко общаться нельзя, религия и замки на ДНК запрещают.

  Ничего нельзя, потому что любое постороннее проникновение сломает замок ДНК и приведет к взрыву тел.

  Кинотеатры и театры дорогие.

  На карусели тоже денег много нужно. – Бонни перечисляла все радости жизни на Натуре.

  Я не стала спорить с подружкой, потому что и из обеспеченной семьи сапожника и шпалоукладчицы.

  А родители Бонни бедные – авиаконструктор и директор банка, поэтому для Бонни многие развлечения не по карману.

  В долг у меня Бонни наотрез отказалась брать даже еще в детстве.

  Поэтому я с ней, в знак солидарности, не каталась на аттракционах, не ходила в кино.

  Мы находили для себя развлечения не менее интересные.

  Но все наши шуточки находились на грани дозволенного.

  Например, ночью пробирались в гимназию и шалили: оставляли кнопки на стульях Наставников, прибивали туфли к полу, разрисовывали стены гимназии цветочками.

  Весело было!

  Я вздохнула по стране Ностальгия, в которую мы уже не вернемся.

  Я и Бонни стали для Натуры чужие, для всех чужие – для нашей Империи, и для других Империй.

  После того, как мы написали на сто процентов тесты в особую пехоту, о нас стерли все данные, у всех, кто с нами знаком.

  Мать родная, как в поговорке, не узнает теперь нас.

  Теперь для нас особая пехота – и мама и папа.

  Если мы не доберемся до места нашей службы, то мы пропали.

  Идентификационных номеров у нас теперь нет.

  Мы ничего не сможем купить, даже еды.

  Нас сначала будут допрашивать, пытать, признают дикарками и отправят в рабство, на те же урановые рудники Эль Диабло, с которых мы сбежали, не долетев до них.

  – Джейн, ты грустишь, – чуткая Бонни почувствовала во мне смену настроений. – Не бойся, я с тобой.

  Все у нас наладится.

  Все будет у нас хорошо! – Бонни попыталась поднять мое настроение.

  Минут десять поднимала.

  – Вода холодная, – я продрогла до костей в озере.

  Мы вышли из природного бассейна.

  Жармионе сразу деловито стала шарить за камнями.

  Извлекла палки, котелок, и даже – складной стульчик.

  – Бабушка постаралась для меня, сделала запас, – Жармионе улыбнулась. – Верила, что рано или поздно я убегу из родного племени.

  – Жармионе, ты убежала рано или поздно? – Бонни согревала меня поцелуями, я согревала ее ответными поцелуйчиками.

  – Я убежала вовремя, – Жармионе распушила волосы.

  Они золотым волнистым водопадом рассыпались по спине. – Вы целуетесь, а я собираюсь разжечь костер. – Туземка шутливо погрозила нам пальчиком.

  – Мы поцелуями согреваемся и успокаиваемся, – я гладила Бонни между лопаток.

  – Я пошутила, – Жармионе засмеялась. – Целуйтесь, это же так прекрасно.

  – Жармионе ты после оргазма сказала, что просто, просто, – Бонни повернула к туземке пылающее личико. – Что просто ты не объяснила.

  – Я? После оргазма? – голос Жармионе дрогнул.

  Она преувеличенно деловито начала складывать палочки в яму. – Не понимаю, о чем ты говоришь, Бонни.

  Я никогда еще и ни с кем.

  Да, наши девушки делали это, но мне бабушка запрещала.

  Она говорила, что я должна беречь себя для единственного и неповторимого мужа.

  – А с девушками? – Я удивилась не меньше Бонни.

  – С девушками у нас считается неприличным, – туземка отвернулась от нас, чтобы мы не видели смену разных чувств на ее лице. – Вождь племени и парни внимательно следят, чтобы мы принадлежали только им, и не развлекались на стороне друг с дружкой.

  Вольности у нас запрещены.

  Конечно, это не преграда для многих девушек, но я не рисковала попасть в отступницы.

  – Строго у вас, – Бонни протянула с уважением и недоумением.

  – Не строже, чем у вас на Натуре, – Жармионе ответила быстро. – Вы же говорили, что ваши жрецы с рождения ставят в ваше тело много замков на ДНК, чтобы вы не развлекались.

  – Оно конечно так, – я не хотела, чтобы дикарка ставила нас на один уровень с туземцами, но так выходило, что мы не более цивилизованные, чем дикари. – Этак, конечно, этак.

  – Костер готов, – дикарка с гордостью показала на маленькие огоньки пламени. – Он согревает не хуже, чем поцелуйчики... наверно... не уверенна... очень неуверена. – Жармионе торопливо зачерпнула из озера воды в котелок и поставила воду на огонь.

  – Жармионе, мы не задохнёмся от дыма? – я вспомнила десятое правило термодинамики – Дым всегда лезет в глаза. – Я увидела в глазах туземки удивление и жажду знаний, поэтому решила щедро поделиться с ней знаниями о дыме.

  Живут среди костров, а о научной составляющей дыма не подозревают. – На ранних этапах развития человечества, люди считали многие законы физики шутками, записывали их, как поговорки.

  Например, о дыме.

  Когда наши далекие предки дикари садились у костра, то шутили, что дым почему-то всегда пытается попасть на каждого, даже, если все сидят в ветреную погоду полукругом у огня.

  Только через несколько веков ученые стали пересматривать старые законы.

  Основные законы Вселенной были почти все изучены – Вселенная намного проще, чем, кажется.

  В одной мухе дрозофиле больше загадок, чем в Звезде класса Белый Карлик или в Черной дыре.

  Кстати, в средние Космические века чумы, императорские мудрецы политкорректно заменили цвет Белый на – Светлых тонов, а черный цвет на – Очень темно серый.

  Но с расцветом прогресса Империи, все же вернули старые названия.

  Слова белые и черные в космических масштабах были признаны общеупотребительными, без всяких там темных и светлых.

  Но до сих пор остаются недовольные граждане.

  Особенно много еретиков в жухрайской Империи.

  При изучении пословицы «Дым в глаза лезет», нашли в древних захоронениях окаменевших библиотек печатные книги с другими пословицами о дыме.

  Оказывается, когда дым, как змея, лезет в глаза, нужно произнести заклинание:

  «Дым, дым, я не вор, я копеечку не спер».

  Тогда дым не будет разъедать глаза.

  Сначала ученые считали эти пословицы и поговорки просто прибаутками шутками.

  Но потом, после многочисленных исследований – за одно только изучение этих законов дыма ученые получили более ста Нобелевских премий – пословицы о дыме перешли в разряд высокой науки.

  Когда разгорается огонь в костре, то предки, возможно, в очень высокотехнологичной цивилизации отметили, что огонь не случайно лезет в глаза.

  Движения ресниц и глазных яблок создают микробиологические волны эмпатии.

  Волны из глаз человека вступают в резонанс с волнами дыма костра.

  Создается вектор силы, который равномерно действует по направлению: дым – глаза.

  По этому вектору, как вода по канализационному желобу, дым устремляется в глаза.

  Векторов вокруг костра образуется ровно столько, сколько глаз у сидящих около огня, независимо от местоположения человека.

  – Ух, ты, здорово, наука, – Жармионе растирала кулачком покрасневшие от дыма глаза. – А «Дым, дым, я не вор, я копеечку не спер»?

  – Противозаклинание вектору силы резонанса глаз-костер «Дым, дым, я не вор, я копеечку не спер» является проверенным и научно обоснованным. – Я моргала часто-часто. – Чувствуешь, Жармионе, что после того, как ты и я произнесли эту аксиому, что «Дым, дым, я не вор, я копеечку не спер», дым больше не летит по вектору в наши глаза.

  – Он полетел в мои глаза, – Бонни закашлялась и быстро произнесла аксиому:

  – Дым, дым, я не вор, я копеечку не спер.

  – В этой научной трактовке исчезнувших древних цивилизаций при движении губ создается другое биологическое сферическое поле, чем при моргании около костра, – я продолжала откровенничать.

  Видела, как туземка жадно впитывает знания – мне было приятно, что Жармионе слушает меня, открыв рот. – Создается противовектор вектору силы дыма.

  Градиент намного мощнее, чем градиент от дыма костра.

  Вектор аксиомы «Дым, дым, я не вор, я копеечку не спер» отталкивает дым от наших глаз.

  Все очень просто, если подойти к дыму со стороны науки.

  – Спасибо, Джейн, все понятно, – туземка с благодарностью смотрела на меня, но не забывала сыпать крупу в кипящую воду в котелке. – Только древне слово «копеечку», что оно означает?

  Может быть, «копеечку» еще одна аксиома, до которой академики с нобелевскими премиями не добрались?

  – Значение слова «копеечку» так и не нашли в древних источниках, – я беспомощно развела руки в стороны.

  То, что человек оправдывается, что не украл эту «копеечку», означает, что она очень ценная была.

  А чем была – осталось под покровом истории.

  – Супер! – дикарка показала мне большой палец, что означает на языке жестов – тот же супер. – Каша готова, прошу к столу! – Жармионе засмеялась в кулак. – Смешно – прошу к столу!

  – Каша! Настоящая? – Я и Бонни давно приглядывались к котелку и принюхивались.

  Но не могли поверить в свое счастье.

  – Ячменная дешевая каша, – Жармионе вроде бы оправдывалась.

  Виновато улыбнулась. – Извините, что не могу угостить вас мясом, или рыбой.

  – Ты бы еще свинину с черной икрой белуги предложила, – я и Бонни затеяли возню около котелка с кашей.

  Мы шутливо боролись – так не терпелось попробовать ячменную реальную кашу.

  Бонни засунула палец в котелок, заорала, как ошпаренная, потому что ошпарила палец.

  Я поддела котелок на палочку, чтобы не последовать примеру Бонни.

  Понесла его к воде и опустила в прохладную тишь да гладь.

  – Подождали бы, пока каша остынет, – Жармионе с любопытством следили за нашими плясками около котелка с кашей.

  – Шутишь? – я не удержалась и запустила руку в котелок.

  Даже не воспользовалась ложкой, потому что ложка далеко.

  Каша обжигала, но это была каша!

  Я и Бонни по очереди набирали в ладонь кашу и жадно глотали.

  – Жармионе, а еще каша есть? – Бонни после трех захватов виновато обернулась к дикарке.

  – Бабушка целый мешок дала, – Жармионе показала на рюкзак, который тащила из хижины. – Вы так проголодались, девочки?

  – Тогда мы съедим, а ты еще каши сваришь? – я просила с набитым ртом.

  – Ешьте хоть всю, – дикарка смотрела на нас, как на сумасшедших, потому что мы обжирались кашей – давились, хрюкали от восторга.

  Мы, в свою очередь, на Жармионе глядели, как на дикарку.

  Неужели, она не понимает ценность каши.

  Мы выскребли котелок до последней крупинки, облизали его и с сожалением вымыли.

  Набрали воды и передали Жармионе.

  – Жармионе, может показаться странным наше поведение, – я виновато похлопала себя по увеличившемуся животику.

  – Нет, все нормально, – быстрый ответ дикарки подтвердил нашу догадку, что она нас считает сумасшедшими из-за каши. – Я еще варю.

  Хоть всю съешьте.

  Завтра утром наберем в джунглях еды.

  – На нашей Натуре растительные продукты крайне дорогие, – Бонни частично поняла недоразумение между нами и Жармионе. – Мы кушаем, в основном, мясо, птицу и рыбу.

  Овощи, фрукты, ягоды, зелень – привилегия очень богатых.

  А каша – недосягаемая для нас роскошь.

  Круппу собирают по зернышку, и то – только в урожайные годы.

  С одного гектара получается не больше ста грамм крупы.

  Почвы у нас не для растений и не для каш.

  Зато животные размножатся, потому что поедают друг друга в изобилии.

  Некоторые простые трудяги Натуристы в жизни не ели ничего, кроме свинины и черной икры белуги.

  – Ничего, кроме свинины и черной икры белуги? – Жармионе округлила глаза до размеров Звезд. – Я пробовала свинину только один раз в жизни

  Меня контрабандист угостил, потому что я ему очень нравилась.

  Нравилась, но не до той степени, чтобы он увез меня с Эвкалипта. – Дикарка грустно улыбнулась. – Я помню ту встречу со старым и дряхлым монсеньором Солодом в его грязном, заваленном шкурами рабов офисе космолета.

  Сам сэр Солод выглядел, как персонаж наших Эвкалиптовых сказок о привидении.

  Магнитные перчатки скрывали его отрезанные пальцы.

  Осознав, что я, во время переговоров о поставках маковых головок, нахожусь в его офисе, на нейтральной территории Империи, он сконфузился.

  – Я никогда не догадывался, что мужчины и женщины могут создавать семьи и жить дружно, особенно, когда мужчина в почтенном возрасте, а женщина сияет красотой нетронутой молодости. – Мистер Солод потрогал меня везде – троганье и нежное ощупывание с лапаньем входило в программу переговоров и записано в контракте на поставку – нам наркотиков, а контрабандистам – на сырье для производства этих наркотиков.

  Я дрожала от восторга, предвкушала, что сейчас мистер Солод сделает мне предложение стать его женой и заберет к себе, в Цивилизацию.

  Ему жить оставалось – чуть-чуть, так хоть перед смертью пусть порадуется мной.

  Но, оказывается, дряхлый мистер Солод не думал, о смерти, наоборот.

  – Моя мама говорит, что мне еще рано брать жену, – оказывается, что у старого Солода еще мама живая.

  Я, как представила мать контрабандиста в паутине, так чуть язык не проглотила от досады.

  Я-то думала, что быстренько стану женой Солода, он умрет от старости и истощения сразу после медового месяца

  Я получу все его состояние, поступлю в актрисы, и стану жить поживать в Цивилизованной части Империи, да добра наживать.

  – Я слишком разборчив в невестах и дорого беру за свои сексуальные услуги, – мистер Солод оглушил меня.

  Я думала, что делаю ему одолжение, что молодая, красивая и дерзкая радую его взгляд и руки.

  Но, на самом деле, сэр Солод считал себя выше меня, – на лице Жармионе появилась горькая кривая улыбка. – Я же дикарка, туземка необразованная подстилка.

  – Жармионе, ты не туземка и не дикарка, – я закусила губу, потому что поймала себя на мысли, что сама думала о Жармионе, что она дикарка и туземка. – Даже, если туземка и дикарка, то это, как ты поняла, намного престижнее, чем какой-то занюханный контрабандист старый с его мамой в паутине.

  Он всего боится: налогов, санитарной службы, полиции, таможни, обнищания, удара по затылку молотком.

  Разве это жизнь, разве это цивилизация? – Я поняла, что вступила на опасную тропинку рассуждения о политике, поэтому замолчала.

  – Сэр Солод попытался усадить меня к себе на колени, но я не далась, – Жармионе мстительно улыбнулась воспоминаниям. – Я сказала, что пункта о сидении на коленях в нашем договоре о сотрудничестве нет.

  "Возможно, что твои прелести тебя больше радуют, чем мои, – мистер Солод обрадовался, хотя должен был разозлиться. – Ты виновата, а не я.

  Я испытываю огромное облегчение, которое снисходит на меня откровением.

  Я чувствую себя невероятной усталым, потому что ты ерепенишься и не желаешь быть покорной девочкой, туземка.

  За то, что ты нарушила нашу невидимую связь и не угробила меня свадьбой на тебе, я угощу тебя свининой". – Сэр Солод из холодильника извлек замерзший кусок мяса и протянул мне, как дрессированной собачке.

  Я не избалована деликатесами на Эвкалипте, поэтому жадно вцепилась зубами в ароматный кусок.

  "Дон Солод, что это за чудо? – свинина расплавилась от моего восторга, жир стекал по подбородку на грудь.

  Я размазывала его по грудям. – Я никогда прежде не ела подобного мяса".

  «Ты еще черную икру белуги не пробовала, деточка», – Солод одарил меня живой улыбкой, нежной, как обаяние цветущих джунглей.

  Мое сердце заколотилось в предвкушении прекрасного.

  И это прекрасное зарей восходило в моем воображении – загадочная деликатесная черная икра белуги.

  «У вас есть эта замечательная икра белуги?» – я готова была на все, лишь бы попробовать.

  Да, на все! – Жармионе покраснела и щедро насыпала ячменной крупы в котелок. – Дон Солод пожал плечами:

  "Я верю тебе, Жармионе, он произнёс слишком спокойно. – Но даже я, прославленный контрабандист, лауреат премии Императора в области контрабанды, пробовал черную икру белуги всего лишь пять раз.

  И каждый из этих пяти раз – знаменательный в моей жизни.

  Ты согласна со мной, девочка?"

  «Конечно, мистер Солод», – я почувствовала благодарность за то, что великий мистер Солод поделился со мной свининой и рассказал о черной икре белуги.

  Внезапно меня охватила крайняя слабость.

  В губах появился адский огонь.

  Я хотела своими губами прикоснуться к губам контрабандиста, к губам, которые целых пять раз пробовали черную икру белуги.

  Я решительно присела на колени мистера Солода.

  «Полегче, девочка, – колени сэра Солода затрещали. – Ты, конечно, тростинка, как пушинка, но все же я уже не мальчик, не пионер освоения Космоса».

  Но я не слушала старческий бред контрабандиста.

  Я накрыла его сухие шершавые губы своими горячими губами, искала на его губах атомы икры белуги.

  Вдруг, что-то да осталось еще?

  Монсиньеор Солод обмер.

  "Как бы я не презирала туземцев, но мысль о том, что многие годы вы живете в уверенности, что все так в жизни просто, заставляет меня испытать чувство легкой эйфории, – сэр Солод снял меня с коленей, разделся и улегся на стол. – Девушки теперь для меня – тяжелая ноша.

  Без дополнительной подпитки я чувствую себя стекляшкой, а после порции черной икры белуги превращаюсь в бриллиант". – Сэр Солод еще много говорил о себе, но мои чувства стали охладевать.

  Голый контрабандист на столе напоминал мне нашего вождя племени.

  А к вождю у меня не возникало никаких чувств.

  Тем более, что ни сэр Солод, ни вождь никогда не угощали меня черной икрой белуги. – Жармионе замолчала, а потом жадно посмотрела на меня и на Бонни.

  – Неужели? – она прошептала, но мы все поняли.

  – Жармионе, – я присела рядом с дикаркой, хотя уже понятие «дикарка» стиралось в моем мышлении. – Приготовься к самому худшему.

  – Я догадываюсь, – Жармионе задрожала.

  – Дело в том, что у нас на Натуре, свинина и черная икра белуги – пища для бедных, для очень бедных.

  А крупа и все остальное растительное, мы уже говорили, для нас, все равно, что для вас свинина и черная икра.

  – Бонни, каша уже сварилась, – Бонни зачаровано глядела в котелок.

  – Еще не готова, ячмень долго разваривается, – Жармионе засмеялась.

  А потом неожиданно впилась своими губами в мои губы.

  Я понимала, что дикарка хочет найти хоть частичку аромата свинины и черной икры на моих губах.

  Или надеется целовать ту, которая их употребляла в пищу.

  «Употребляла в пищу» – дурацкие слова, но они, как я уже знала, из армейского лексикона.

  В военном комиссариате армейское постепенно входило в нас и оставило о себе память.

  Я в свою очередь не менее жадно целовала туземку, которая с детства кушала кашу.

  В неистовой гастрономической страсти мы переплелись.

  Наш стон слился со стоном Бонни.

  Я и Жармионе стонали от ощущения легкости и эйфории после поцелуев и объятий.

  Бонни стонала от...

  – Джейн, Жармионе, извините, – Бонни зарыдала, – я задумалась и всю кашу съела. – Подружка казалась безутешной.

  – Бонни, не плачь, – Жармионе вскочила на ножки-пружинки. – Каши хватит больше, чем вы желаете.

  Завтра утром еще насобираем колосьев в джунглях.

  Там – море разных зерен: пшеница, рис, ячмень, гречка, фасоль, горох, кукуруза.

  – Жармионе, пожалуйста, не перечисляй, а то я лопну от жадности, – Бонни продолжала стонать.

  – Ты скушала недоваренное зерно, поэтому тебе плохо, Жармионе поставила диагноз.