Текст книги "Солдат ка Джейн. Учебка (СИ)"

Автор книги: O Simona

сообщить о нарушении

Текущая страница: 4 (всего у книги 5 страниц)

  – Джейн, боюсь, что ты первая меня будешь хоронить, – Бонни насильно запихивала в себя салат из свежей капусты с огурцами. – Никогда бы не подумала, что буду когда-нибудь так пировать.

  – Имперская армия сделала нам щедрый подарок, – я чуть не давилась салатом.

  – Не только еду, но и ботиночки, и ножи и косметику нам армия подарила, – Бонни облизала тарелки. – Джейн, давай хлеб и бананы возьмем с собой в казарму.

  Я уже больше не могу набивать в себя, даже самое дорогое.

  – Не украдут в казарме? – я с опаской покосилась на сослуживцев.

  Новобранцы торопливо глотали куски шашлыка.

  Сольвейг подавился бараньей костью.

  Жиголо стучал Сольвейга по спине ладонью:

  – Хрипи, Сольвейг, хрипи, кость сама выйдет.

  Она, как девушка, – Жиголо заметил наши любопытные взгляды и подмигнул. – Девушек и кость надо упрашивать и стараться над ними.

  – Все нас любят, – Бонни расцвела.

  – Все, кроме адъютанта Серджио, – я вернулась к прошлой теме.

  – Джейн, ну, зачем, ты напомнила о Серджио, – Бонни аккуратно завернула в салфеточку куски хлеба.

  Я забрала розовые экзотические бананы.

  Бананы я пробовала только на свой день рождения в шестнадцать лет.

  Мы вышли из столовой и вместе со стайкой новобранцев нашего призыва двинулись к казарме.

  – Слышали, что произошло в офицерской столовой? – Ганимед чуть приотстал от товарищей, чтобы сообщить нам важную новость.

  – Не слышали, – я солгала и покраснела. – Что там произошло?

  Господа офицеры обсуждали нападение жухраев?

  – Если бы жухраев, – Ганимед гордо расправил плечи.

  Неужели, он хочет нам понравиться?

  Неслыханно!

  Наши парни на Натуре никогда не старались понравиться девочкам.

  А о том, чтобы сообщить последнюю новость – и не задумывались даже.

  Девочки нужны на Натуре только для размножения и продолжения рода.

  – Господа офицеры в собрании мило беседовали о методах обучения, – Ганимед, явно, говорил с других слов.

  По поводу «мило беседовали о методах обучения» он не угадал. – Вдруг – бабах!

  – Ганимед, ты все о бабах, о бабах, – Хаска обернулся и заржал.

  – Бабах! – Ганимед махнул на товарища рукой. – Влетает вооруженный до зубов отряд жухраев.

  Не меньше ста боевых единиц.

  Что же сделали наши бравые господа офицеры? – Ганимед сиял гордостью за военных Империи.

  Я же порадовалась за радость Ганимеда.

  Не открывать же ему тайну, что никаких жухраев не было, а майор Небраска, как свинка, катал нас на спине.

  – Что же они сделали, наши бравые господа офицеры? – Бонни не спускала взгляда с бананов в моих руках: – Джейн, а бананы вкусные?

  Я никогда не пробовала бананы.

  Они не по карману нашей семье.

  – Бонни, ешь хоть все, – я протянула подруге бананы. – Только я боюсь за твой животик.

  Не разорвется ли он от избытка пищи?

  – Я тоже боюсь за свой животик, – Бонни выбирала между смертью от обжорства и бананом.

  Банан победил. – Еще больше я боюсь, что вооружённый до зубов отряд жухраев – сто боевых единиц отнимет у меня бананы, и я их не попробую.

  – Не волнуйся, Бонни, наши смелые господа офицеры победили всех жухраев, – Ганимед похлопал Бонни по плечу.

  Затем покраснел, замолчал и похлопал ее ниже талии сзади. – Никто теперь не отнимет у тебя бананы. – Голос Ганимеда стал хриплый. – Бонни, а у тебя есть друг? – Вопросом Ганимед сразил меня и Бонни.

  Мы застыли, не понимали, что происходит.

  Ганимед хочет стать другом Бонни?

  Так сразу, не предупредив?

  Бонни же с ума может сойти от неожиданности.

  – У Бонни уже есть друг, – между Ганимедом и Бонни втиснулся Лусака. – Я.

  – Ты? – волосы Ганимеда встали дыбом.

  – Я, – Лусака усмехнулся.

  Но губы его предательски дрогнули.

  Ганимед шире в плечах и выше, чем Лусака.

  – Лусака, знаешь, что означает буква Я? – Ганимед сплюнул под ноги.

  – Я – последняя буква в алфавите половцев, – я щегольнула знаниями истории древних конфедераций Северо-Западных Галактик.

  – Не только, буква в алфавите, – Ганимед тепло на меня взглянул. – В качестве "я" Лусака у нас – головка от Халуя. – Очень некультурно выразился Ганимед.

  Я и Бонни зафырчали, как рассерженные кошки.

  – Кто много якает, тот часто в штаны какает, – Лусака побледнел. – Ты, Ганимед, что-то разъякался.

  – Я первый предложил дружбу Бонни, – Ганимед завис горой над Лусакой.

  – Ты не предложил Бонни дружбу, Ганимед, ты спросил есть ли у Бонни парень, – Лусака победно улыбнулся. – Парень у нее уже был – я.

  – Снова ты – я? – Ганимед криво улыбнулся. – Давай, спросим у Бонни. – Ганимед приобнял мою подружку за талию. – Бонни, скажи, я твой друг?

  – У меня не было друзей среди парней, – Бонни потрясено кивала головой. – И среди девушек у меня подружка – Джейн.

  Но я согласна, парни.

  Для нас, девушек с Натуры, дружить с парнем – мечта!

  – Слышал, Лусака, что Бонни назвала меня своим парнем.

  – Разве друзей может быть только один? – Бонни, в удивлении хлопала ресницами. – Я согласна на всех!

  – Поздравляю, Бонни, я – от зависти зашипела.

  Но зависть не черная, а хорошая – белая, добрая.

  Я своей подружке только добра желаю и хочу! – У тебя парни в друзьях.

  – Лусака, Ганимед, а почему вы не хотите стать друзьями Джейн? – моя подружка сняла со своей талии руку Ганимеда и силой притянула ее к моей талии.

  – Потому что у Джейн уже есть парень друг, – Ганимед и Лусака мелко захихикали. – Он очень опасный.

  Обещал, что убьет каждого, кто дотронется до Джейн.

  – Маньяк? – я задрожала. – Что за чушь?

  Откуда у меня друг?

  Вы намекаете на майора Небраску?

  – Майор – твой друг, Джейн? – Ганимед скрипнул зубами.

  Лусака покрылся пленкой пота.

  – Майор Небраска был нашим общим другом... недолго, – я смахнула набежавшую слезу отчаяния. – У меня нет денег, чтобы содержать друга и водить его по ресторанам.

  – Водить друзей по ресторанам? – Ганимед и Лусака переглянулись.

  – Да, парни, к сожалению, я не гожусь вам в подруги, – Бонни опустила головку. – У меня нет денег на вас.

  – Нет денег на нас? – Ганимед и Лусака мотали головами, как кочанами капусты.

  – Чему вы удивляетесь, парни? – Я постепенно выпадала в осадок от непонимания. – Девушки должны ухаживать за своими парнями: дарить дорогие подарки, цветы, водить в рестораны.

  Разве у вас не так?

  – Бонни, Джейн, вы того, – Лусака покрутил пальцем у виска, затем спохватился. – Извините, я не это имел в виду.

  – Что ты имел в виду? – я не знала значение жеста, который продемонстрировал Лусака.

  Мы вошли в нашу казарму.

  – Гады, открывали наши коробки, – тема парней отступила сразу, как только я и Бонни увидели раскрытые коробки.

  – Парни, унесите же, наконец, Паганини из нашей казармы, – я заметила в углу носилки.

  Человек полностью прикрыт простыней с пятнами крови.

  По расположению пятен я догадалась, что – Паганини оставили.

  Лусака и Ганимед переглянулись, но спорить со мной не стали.

  Они подхватили носилки и выбежали с ними из казармы.

  – Открывали, смотрели, что в коробках, но ничего, кажется, не забрали, – Бонни проводила ревизию и постепенно успокаивалась.

  – Наверно, парни искали другое, а наши, девичьи вещички, им не пришлись по вкусу.

  – Если бы парни надкусили наши полусапожки и помаду, то я бы парням зубы выбила, – Джейн стала агрессивной, как тигрица, которая защищает корову.

  – УУУУ, Бонни, как ты разозлилась, – я загрузила упавшие коробки обратно на тачку. – Где спрячем добро, чтобы его не украли и не покусали?

  – Спросим у дежурного по казарме, – Бонни похлопала ладошкой по коробке с парфюмом. – Должен же быть дежурный или хозяин, кто отвечает за казарму.

  – Главное, чтобы нас не назначили на эту должность, – я прошептала. – Не люблю отвечать за других.

  Мне тебя нужно только для ответа. – Я обняла подружку, и мы направились влево по коридору.

  Справа открыта дверь в большой зал с кроватями.

  – Там – спальня, значит, в противоположном от спальни месте, подсобные помещения с главным по казарме, – я приоткрыла первую дверь. – Расположение, как в казарме на Эвкалипте.

  – Бонни, ты сыщик, – Джейн радостно захлопала в ладоши. – Первая дверь, и сразу – удача! – Бонни вошла в пустую комнату без окон.

  – Нам в армии удача во всем, – я прошла следом за подружкой.

  – Джейн, не сглазь, – Бонни на меня строго посмотрела. – А то сглазишь удачу, и она отвернется от нас. – Сплюнь три раза чрез левое плечо.

  – В казарме нельзя плевать, плохая примета, – я возразила пружке.

  – Тогда три раза постучи по деревяшке, а сплюнешь потом, на улице, – Бонни посоветовала.

  – Один, два, три, – я с готовностью костяшками пальцев постучала по двери.

  – Теперь не сглазила, – Бонни подняла с пола ключ. – Надеюсь, что ключ от этой двери. – Бонни провернула ключ в замке.

  – Ты хочешь нас закрыть в пустой комнате, чтобы мы здесь переждали войну? – я опустила ладони на плечи Бонни. – Но как же мы будем ходить в столовую?

  – Нет, мы в этой комнате спрячем коробки, – Бонни округлила глаза. – Джейн, как ты могла подумать, что мы перестанем ходить в столовую?

  Столовая – пока единственная наша радость в армии. – Бонни отправилась за тележкой.

  Мы отвезли наши вещи в пустую комнату и закрыли дверь.

  – Здесь будем складывать трофеи, – Бонни нажала на ручку, проверяла – хорошо ли закрыта дверь.

  – Отлично ты придумала, Бонни, – я улыбнулась подружке. – Военные об этой комнате не вспомнят, потому что в ней, как они считают, пусто.

  А военному нужно, чтобы было полно.

  Новобранцы не полезут через закрытую дверь. – Я тоже попробовала дверь на закрытость. – Бонни, открой, пожалуйста.

  Нам нужно взять духи, помаду, подкладки, шампуни, чтобы привести себя в порядок перед сном.

  – Как же я забыла? – Бонни хлопнула ладошкой по лбу и открыла комнату.

  Мы забрали все необходимое на первое время.

  Оно уместилось в одной большой коробке.

  Бонни снова закрыла дверь и застыла с ключом в руке.

  – Джейн, а куда мы спрячем ключ?

  – Туда, туда, сама знаешь, куда.

  – Куда? Не знаю!

  – Бонни, я хочу, чтобы ты сама догадалась.

  – Не догадываюсь.

  – Не спрячем, а засунем ключ.

  – Засунем?

  – Куда мы засовываем?

  – Туда нельзя.

  – Почему туда нельзя?

  – Потому что у нас замок на ДНК.

  – Подсказываю, там замка ДНК нет.

  – Как же нет, а вдруг взорвемся?

  Я не стану проверять без жрецов.

  -Хорошо, что ты вспомнила о жрецах.

  Уже теплее.

  – Я и так горю. Нам помешали расслабиться.

  – Сейчас в душе расслабимся.

  Вспомнила, на чем стоят жрецы?

  – На своем?

  – Что на своем?

  – Жрецы всегда стоят и настаивают на своем.

  – На своем тоже стоят, но ногами жрецы стоят на коврике.

  – Точно, ключ спрячем под коврик у двери.

  Коврик в казарме мы не нашли, но вместо него пожертвовали одну прокладку.

  Прокладку опустили на пол перед дверью в нашу трофейную комнату.

  Тайная комната.

  Под прокладку Бонни засунула ключ от двери.

  – Теперь никто не найдет его, – Бонни поднялась.

  – Никто не догадается, что под ковриком прокладкой спрятан ключ, – я с облегчением вздохнула. – Пойдем выбирать кровати.

  – Не кровати, а койки, – мимо нас с ночным горшком на голове пробежал Гамбургер.

  – Очень умный, Гамбургер? – Бонни показала спине Гамбургера язычок.

  – Умный по горшкам дежурный, – я захихикала.

  В прекрасном настроении мы вошли в зал с койками.

  – Джейн, Бонни, сюда вам нельзя, – Малевич решительно встал с коленей Рокфеллера. – Здесь только для мальчиков.

  – Если настроение хорошее, то найдется кто или что, кто его испортит, – я пробурчала. – Третий закон пиродинамики.

  – Девочки, это не то, что вы думаете, – Рокфеллер согнал с коленей Малевича. – На нас выделили три зала, а этот зал уже заполнен.

  – А кто не заполнен? – я понуро опустила головку.

  – Рядом два зала, проверьте, – Сольвейг показал на две двери.

  – Парни не солгали, – я заглянула во вторую казарму. – Здесь народу меньше, а свободных коек больше.

  – Мы – девочки, поэтому должны получать то, что остается от парней, – Бонни вспомнила основное правило Натуры.

  – Не, все, что от них остается, – я захихикала. – Проверим третий зал?

  – Попробуем, – Бонни решительно открыла третью дверь. – Ого! Мы в сказке, Джейн.

  – Везет же нам, – я согласно кивнула и три раза постучала по деревяшке, чтобы не сглазить. – Розовые стены, розовые кроватки, розовое постельное белье.

  – И не так много лишних в казарме, – Джейн гордо продефилировала мимо пятерых задумчивых новобранцев.

  – Бонни, Джейн, вас тоже прогнали из первой козырной казармы? – Мюлер, наконец, обратил на нас внимание.

  – Что значит, прогнали, – Бонни буравила взглядом парней. – Мы сами ушли.

  – Конечно, сами ушли, – Фуникулер передразнил нас. – Всем известно, что чем больше народа в казарме, тем лучше.

  – Почему? – в моем вопросе было столько удивления, что парни напряглись.

  – Вы, что, девочки, основ размещения не знаете?

  Вам в гимназии не преподавали?

  – Основ размещения у нас не было в программе, – я чувствовала себя ущербной.

  Надо же – наше правительство конфедерации Натура пожалело для нас программу основ размещения.

  – Чем больше народа в казарме, тем больше шансов из этой казармы выбиться в большую жизнь и подняться по служебной лестнице, – Брунцелез пояснил снисходительно. – В армии на войне, плюс к карьерной лестнице еще и дополнительная безопасность.

  Когда враг, жухраи нападут на казармы, то первая казарма отобьется легко, потому что в ней больше всего народа.

  Вторая казарма понесет большие потери.

  Третью казарму жухраи уничтожат полностью.

  – Почему же вы не во второй казарме, бойцы, если первая переполнена? – между моих лопаток побежали ледяные струйки пота.

  – Потому что потому, – Фуникулер вопросительно посмотрел на своих товарищей.

  Получил от них молчаливое согласие на разглашение тайны. – Мы – нумерологии.

  – Нумер кто? – Бонни присела на свободную кроватку и попрыгала. – Логи?

  – Нумерология – наша религия! – по розовой казарме пронесся возмущенный вздох. – Разве вы не знаете о ней?

  – Мы с Натуры, мы поклоняемся натуре, – я с сожалением развела руки в стороны. – О нумерологах, о вас, нам не известно.

  – Вы дикарки, Джейн и Бонни, – Реквием произнес с презрением.

  – Дикарки живут на Эвкалипте, мы видели, – Бонни возразила. – Они на нас не похожи.

  У дикарок золотая кожа, золотые глаза и они в юбках из перьев птиц.

  – У дикарей палочкой проткнуто левое яичко, – я гордо посмотрела на нумерологов.

  Хвасталась своими знаниями о дикарях.

  – Все равно вы древние и необразованные дикарки, – Реквием растирал пальцами позеленевшее лицо. – Все знают о нашей религии.

  – Так почему же ваша религия не позволяет поселиться в казарме номер два? – Бонни потеряла терпение. – Она наполовину свободна, и наполовину пустая.

  – Казарма номер два это номер два, – Мюлер похлопал по моей груди. – Номер два – четный.

  Мы же, секта нечетников в религии нумерологов.

  Мы крестимся нечетное количество раз.

  Отбиваем нечетное число поклонов.

  У нас нечетное количество пальцев на каждой руке и на каждой ноге.

  Поэтому мы не можем селиться под четной цифрой.

  – Если я с двери второй казармы сниму табличку с четной двойкой, и перевешу табличку с нашей нечетной тройкой, то вы перейдете от нас? – Мне не нравились заносчивые и в то же время угрюмые нумерологи.

  В столовой, во время перелета они были нормальными парнями, а как только дошло до традиций, то слетели с катушек.

  Для меня и Бонни слетели с катушек, а мы, наверно, в их глазах, тоже слетели, но со своих катушек, потому что мы, якобы дикарки.

  – Бонни, как сложилась судьба нашей Жармионе? – я вспомнила о нашей общей подружке с Эвкалипта.

  – Потом поговорим о Жармионе, – Бонни прищурила глазки. – Вдруг, господа нумерологи считают наши слова, и окажется, что у нас четное количество слов?

  Вам же, товарищи нумерологи, не понравится, что слов – нечетное количество?

  – Не понравится, – Мюлер ответил за всех.

  – У вас по две ноги, по две руки, по два глаза, по два яичка, и еще много чего по два, – я произнесла с едким сарказмом. – Почему же вы не отрубаете чётные конечности и не выдираете четные органы?

  – Бонни, не глумись над нашими традициями и религией, – Фуникулер произнёс с угрозой.

  – Прости, Фуникулер, я не хотела, – я виновато улыбнулась.

  Нельзя парней злить и огорчать.

  «Парни – наше достояние» – лозунг натуристов.

  – Парни, вы не против, если мы сдвинем кроватки? – Бонни тоже подобострастно улыбалась. – Я и Джейн любим спать вместе.

  Но я во сне брыкаюсь, поэтому нам нужна большая кровать на двоих.

  – Бонни, ничего ты не брыкаешься, а очень мило ерзаешь во сне, – я возразила. – Я тебе мешаю, потому что постоянно закидываю на тебя ножку.

  – Я тоже на тебя закидываю ножку, и нам это очень нравится, – Бонни поцеловала меня.

  – Конечно, девочки, сдвигайте хоть все оставшиеся кровати, – нумерологи заметно подобрели.

  Отчего в них произошла разительная перемена?

  – Фальконе, Фальконело, – в казарму забежал взъерошенный Йовович.

  В правой руке он держал оторванную ногу.

  Но не свою.

  Потому что у него две ноги присутствовали.

  Если бы и была раньше третья нога, то из места отрыва сочилась бы кровь. – Джейн, Бонни, ребята, вы Фальконе, Фальконело не видели?

  – Йовович, твой Фальконело не вышел из офиса лейтенанта Шоу, – Гарибальди попытался отобрать у Йововича ногу. – Брось ты ее, с оторванной ногой шутки на войне плохие.

  – Я не брошу своего Фальконе, – Йовович прижал ногу к груди, присел на свободную койку и раскачивался, как маятник в механических часах.

  – Ногу брось, а не Фальконе, – Брунцелез присел рядом с Йововичем. – Я пообещаю, что попытаюсь найти твоего Фальконе, но ты пообещай мне тоже кое-что. – Брунцелез мрачно сказал. – Это обещание должно послужить на наше общее благо.

  – Только не берите с меня обещание жениться на девушке, – Йовович с неприязнью посмотрел на меня и на Бонни. – От девушек все беды.

  – Прекрати выть, – Гарибальди мерил шагами казарму. – Нытье только злит нас и расслабляет тебя.

  Оно лишний раз убеждает, что ты плохо воспитан, и что с тобой нельзя иметь дело.

  Ты и нога это цифра два, четная.

  Четная до добра не приведет.

  – Зато у Йововича теперь три ноги, а три – нечетное, как раз вам по вкусу, – я отвернулась от оторванной ноги, из которой торчало.

  – Джейн, я очень строгий человек, а твоя непрекращающаяся дерзость делает меня еще более строгим, – Гарибальди тоже восстал против меня.

  – Сидим спокойно, никакого не напрягаем, а вы на нас ополчились из-за ноги и Фальконе, – Бонни хотела, как лучше, но подлила масла в костер разговора.

  – Злые, вы, Джейн и Бонни, потому что вы голые и есть, а моего Фальконе нет даже одетого, – слезы ярости хлынули из глаз Йововича. – На пляж, под пальмы, к ласковому теплому морю...

  – Бонни, сходим в душ, пока здесь все уляжется, или все улягутся, – я демонстративно строго посмотрела в глаза Йововича и Гарибальди.

  Во мне все кипело от злости, и в то же время сердце покрылось корочкой тонкого льда ужаса.

  Неужели, наши новобранцы тоже против нас ополчатся.

  – Наши кровати не займут? – Бонни спрашивала меня, но вопрос был адресован всем парням.

  – С кем я буду спать? – Йовович встрепенулся, как петух на насесте.

  – Тебе обязательно с кем-нибудь спать, Йовович? – Фуникулер выразительно посмотрел на меня.

  – Я сплю только с Бонни, – я подняла подбородок.

  – Я имею в виду, чтобы вы своей наготой не раздражали Йововича, – Фуникулер почесал затылок.

  – Мы вас раздражаем? – Бонни спросила тихо.

  – Йовович, я с тобой буду спать одну ночь, – Брунцелез погладил Йововича по головке. – Но только ты в койке не позволяй себе лишнего.

  На следующую ночь меня сменит Гарибальди. – Брунцелез подмигнул Гарибальди. – Мы будем каждую ночь сменяться на боевом посту в твоей койке, чтобы ты успокоился.

  – Два в кровати – четное число, – Гарибальди, судя по кривой усмешке, не желал делить ложе с Йововичем.

  – Мы превратимся с тобой в одно целое, – Йовович повеселел и даже на время забыл о Фальконе.

  – Джейн, пойдем в душ, тоже с тобой превращаемся в одно целое, – Бонни подхватила коробку с мылом, шампунями и парфюмом.

  В коридоре нас догнал взволнованный Мюлер.

  – Джейн, Бонни, мы не хотим ни с кем портить отношения, – Мюлер пальцами зажал мой сосок и теребил его.

  Я и Бонни с интересом следили за пальцами Мюлера и за моим соском.

  – Ой, Джейн, извини, я волнуюсь, – Мюлер густо покраснел. – Обычно, когда я волнуюсь, то я накручиваю пуговицу на рубашке или пиджаке собеседника.

  Вы обнаженные, поэтому я рефлексивно ухватился за твой сосок, как за пуговичку.

  – Продолжай, Мюлер, меня это не напрягает, – я засмеялась. – Парень трогает грудь девушки – это так поэтично.

  – Я поэт, – Мюлер брякнул, словно нам интересно, поэт ли он, или артиллерист. – Армия выльет из меня стихи. – Но мой сосок все-таки отпустил на волю.

  – Лейтенант Шоу, разве, не похвалил тебя, не отметил за то, что ты поэт? – Бонни мило раскрыла ротик.

  Я не удержалась и накрыла ее губки своими горячими губами. – Лейтенат покровительствует поэтам и музыкантам.

  – Шоу покровительствует только мертвым классикам, – Мюлер смял лицо ладонью. – Теперь рука пахнет тобой, Джейн, твоей грудью.

  – Это хорошо или плохо, что твоя ладонь пропиталась ароматом Джейн? – Бонни состроила мне глазки.

  – Для меня сейчас – хорошо, волнует кровь, – Мюлер покраснел, словно вишня. – Но для товарищей по казарме – плохо.

  Если я вернусь, благоухая запахом девушки, то меня неправильно поймут.

  – Разве можно понять неправильно? – я вспомнила уроки наставника философии Жуковского. – Если понимают, то уже понимают.

  Не може быть правильных или неправильных понятий.

  – Твоя спасительная философия не спасет меня от насмешек товарищей и гнева Йововича, – Мюлер с опаской посмотрел в сторону казармы. – Меня же не спасла поэзия, когда я решил нарисоваться перед лейтенантом Шоу.

  Он спросил меня, люблю ли я поэзию Шварцмана.

  Я ответил, что я сам поэт, и хотел добавить, что в моих ранних лирических произведениях попадаются искорки переклички с поэзией Шварцмана.

  Но лейтенант Шоу ответил первый, опередил. Кулаком.

  Он со всей дури ударил меня в челюсть, – Мюлер показал на синяк на нижней челюсти справа.

  «За что, дон лейтенат?» – Я через пару минут вышел из обморока и поднялся с пола.

  "За то, что ты, смертный, посмел сравнить себя со Шварцманом.

  Ты назвал себя поэтом, а поэт может быть только один – Шварцман, – лейтенант Шоу вернулся за стол. – Шварцман и я".

  Я не стал возражать, поэтому больше меня лейтенант Шоу не избивал.

  Мне повезло, как и вам, девочки. – Мюлер тихо улыбнулся. – Фальконе – либо очень повезло, либо совсем не повезло.

  – Как это? – Бонни от любопытства выронила коробку для душа.

  Я стала собирать вещи обратно, снизу вверх смотрела на Мюлера.

  – Мы стояли в очереди перед дверью в офис номер тринадцать, офис лейтенанта Шоу, – Мюлер от волнения снова забыл, что на нас нет пуговиц.

  Он в волнении крутил сосок Бонни. – Аватарка Фима...

  – Нам она сказала, что ее зовут Фирма, – я поднялась с коробкой в руках.

  – Может быть и Фирма, – Мюлер пожал плечами. – Я не собираюсь запоминать имена синекожих.

  – Мюлер, ты нетолератный расист? – я с неодобрением топнула ножкой. – Не смей в нашем присутствии оскорблять представителей других Цивилизаций.

  – Нет здесь представителей Цивилизаций аватаров, – Мюлер на этот раз вывернулся. – Аватарка провожала до дверей того, кто уже прошел собеседование, иногда замазывала раны и синяки целебной мазью.

  Затем Фима...

  – Фирма...

  – Синяя Фирма вызывала следующего новобранца на собеседование к лейтенанту.

  Йовович ожидал своего любимого Фальконе, или, как он называет его любя – Фальконело.

  Выходит синяя и приглашает на собеседование следующего, кажется Шмуля.

  «А где Фальконело, – Йовович задал закономерный вопрос, который и нас интересовал. – Почему он не вышел из кабинета?»

  «Нет никакого Фальконе и никакого Фальконе никогда не было», – синяя сверху вниз посмотрела на Йововича.

  Она выше ростом, чем наш безутешный Йовович.

  «Как это нет, и не было?» – Йовович побледнел и проскочил между ног аватарки в кабинет.

  Через минуту или раньше он ракетой вылетел оттуда.

  Сбил с ног Гарибальди, Шмуля и Малевича.

  "Никого, – Йовович поднялся с мутным взглядом. – В кабинете только лейтенант Шоу.

  На окнах решетки, спрятаться некуда, даже люка нет и нет двери в стене. – Йовович переводил взгляд с новобранца на новобранца. – Куда делся мой Фальконе?

  Вы же все видели, как он заходил в офис".

  «Шмуль – следующий», – синяя за шкирку потащила упирающегося Шмуля в офис на допрос к лейтенанту Шоу.

  Йовович обезумел, кругами бегал по холлу, вопил и рвал на себе волосы.

  Повторял, как каторжник:

  "Фальконело, где мой Фальконело?

  Куда они дели Фальконело?"

  «Лейтенант Шоу предупредил, – в приоткрывшуюся дверь аватарка высунула свою синюю мордочку, – что если вопли не прекратятся, то он лично перестреляет всех». – Фима...

  – Фирма...

  – Фирма многозначительно посмотрела на капрала Брамса.

  Капрал наш опытный, стреляный, поэтому сразу приказал отловить бегающего Йововича.

  "Солдат, – капрал Брамс поднес под нос Йововича гранату. – О своих внеуставных отношениях можешь рыдать ночью под подушкой, но так – чтобы не мешать остальным бойцам досматривать сны о войне.

  О своем Фальконе забудь.

  Иначе лейтенант Шоу исполнит свой долг и расстреляет нас всех.

  Часто бывает, что кто-то не возвращается из кабинета лейтенанта.

  Либо молодой боец не прошел собеседование, либо прошел на отлично.

  Поэтому, Йовович, либо ты никогда больше не встретишься со своим Фальконело, – капрал Брамс утешил Йововича, так утешил, – либо когда-нибудь столкнешься с ним в Имперской канцелярии.

  Фальконело поднимется до звания писаря в чине капитана, или еще – бери выше!" – капрал Брамс многозначительно поднял палец.

  «Выше это – старший писарь?»– Станкевич сразу позавидовал пропавшему Фальконе.

  «Для тебя, сынок, старший писарь – предел мечтаний? – Капрал Брамс ласково потрепал Станкевича по загривку. – Не забывай, что в Имперской армии еще и адмиралы и генералы случаются». – Мюлер в красках расписал нам, почему Йовович психует. – Но Йовович не послушал капрала, наверно, порядочно свихнулся.

  Он выбежал из казармы и как раз – под бомбёжку жухраев попал.

  Схватил чью-то оторванную ногу и нянчится с ней, думает, что нога Фальконе.

  – Может быть, действительно, нога Фальконе? – я посочувствовала бы Йововичу, если бы он был рядом.

  – У Фальконе зеленая кожа, он из конфедерации Галактик Южного полюса.

  А Йовович носится с синей ногой, наверно, у аватара оторвало.

  – Но не у Фирмы, точно, потому что у нее две ноги были в офицерской столовой, – Бонни заметила, замечательная она! – И лейтенант Шоу с ней.

  – С ногой? – Мюлер заинтересовался.

  – С аватаркой и с целыми ногами, – Бонни взвизгнула. – Мюлер, ты слишком закрутил мою пуговичку, оторвешь, больно.

  – Извини, Бонни, я снова перепутал, – Мюлер покраснел. – А вы, правда, были в офицерской столовой?

  – Правда, – я ответила осторожно.

  Вспомнила, что все сказанное может быть направлено против нас.

  – Как бы я хотел попасть в офицерскую столовую к господам офицерам, – Мюлер мечтательно закатил глаза. – С офицерской столовой начинается стремительный карьерный рост молодых бойцов.

  – Обязательно попадешь в офицерскую столовую, – я похлопала по плечу Мюлера. – Господа офицеры любят подобных тебе новобранцев.

  – Подобных в чем? – в голосе Мюлера задрожал огонек надежды.

  – Попадешь, но как блюдо на тарелочке, – Бонни шуткой перебила меня и засмеялась.

  Я тоже не выдержала и захихикала.

  – Шутите, девочки, да?– Мюлер похлопал нас по попкам.

  – Почему шутим? – Бонни округлила губки. – Серьезно можешь попасть к господам офицерам, если не на стол, то за стол.

  – Мюлер, ты сейчас не о коленях донов офицеров думай, а о своих ладонях бойся, – я снизила накал страстей. – Вернешься к своим нумерлогам, а у тебя одна рука мной пахнет, а другая пропиталась ароматом Бонни.

  Что тебе скажут твои старшие товарищи?

  – И правда, девочки, – Мюлер начал тщательно вытирать руки о штаны.

  – Теперь запах перешел на твою одежду, – Бонни насмешливо протянула. – Не отмажешься.

  – У вас есть чем перебить запах? – Мюлер наклонился к нашей коробке.

  – Только несколько капель духов пожертвуем ради твоего спасения, – Бонни перехватила жадную руку Мюлера. – Парфюм нам достался за огромную взятку. – Бонни выдала нашу тайну.

  Но озабоченный запахами, Мюлер не заострил на словах Бонни внимания.

  Он втирал духи в ладони и в штаны.

  – Спасибо, Джейн и Бонни, – Мюлер услышал голоса и с опаской отпрыгнул от нас, побежал в свою казарму.

  – Всегда пожалуйста, Мюлер, – я захихикала. – Если что – обращайся.

  – В кого обращаться? – Бонни вспомнила старый анекдот.

  " – Президент обратился...

  В кого обратился?"

  В отличном настроении мы отправились искать душевые кабинки.

  – Бонни, теперь от Мюлера будет пахнуть не нашими пуговичками, – я снова захихикала, – а женским парфюмом «Клеопатра».

  Думаю, что Мюлера в казарме ждет допрос нумеролологов.

  – Сам виноват, что теребил наши соски, – Бонни высунула язычок.

   – Я не поняла, – я открыла дверь и остановилась, сраженная молнией увиденного.

  – Кого убили? – Бонни протиснулась за мной. – Бассейн?

  Настоящий бассейн в солдатской казарме?

  Мы что, Джейн, попали в десятизвездочный дорогущий отель?

  – Учебка для особых, – я искала хоть какое-то оправдание бассейну. – Здесь все особые: я, ты, господа офицеры, новобранцы.

  Даже душевая – особая, как и блюда в столовой.

  Где ты видела, чтобы новобранцев в учебке кормили деликатесами?

  – Нигде не видела, да я и учебок раньше не видела, – Бонни осторожно наклонилась к воде.

  Затем встала на колени на бортик, протянула руку и потрогала воду: – Вода, а не серная кислота.

  Теплая вода, как компот в столовой.

  – Бонни, ты пробуешь воду не так, как надо, – я произнесла поучительно.

  – А как надо трогать воду в бассейне? – Бонни повернула головку и с недоумением на меня посмотрела.

  Наверно, подруга подумала, что я, потому что отличница была в гимназии, знаю что-то особенное о троганье воды в бассейне.

  – Вот так надо трогать воду в армейском бассейне, – я толкнула подружку в попку.

  Бонни свалилась в воду, ушла глубоко, затем вынырнула, как поплавок и начала отчаянно визжать.

  Она размахивала руками, поднимала тучу брызг.