Текст книги "Солдат ка Джейн. Учебка (СИ)"

Автор книги: O Simona

сообщить о нарушении

Текущая страница: 1 (всего у книги 5 страниц)

  – Джейн, Бонни, на позицию, – лицо капрала Брамса перекошено и покрыто пылью.

  Мы не успели спросить, что это за позиция и где она, потому что в открытые двери два новобранца вносили носилки.

  Что-то прикрыто белой простыней с огромными красными пятнами.

  Самое страшное, что пятна продолжали расти, расплывались.

  – Либерман, Зазноба, зачем вы его сюда притащили? – Капрал Брамс заорал, как бешеный. – Я же приказал – в госпиталь.

  – Лейтенат Шоу переменил приказ, – Зазноба и Либерман дрожали. – Он сказал, что мертвых в госпиталь не носят.

  Приказал в казарме тело сгрузить около двери.

  – Уже отошел Паганини? – капрал приподнял простыню. – Быстро.

  – Паганини убили? – я прошептала, не в силах поверить, что добродушного толстячка, который летел с нами в линкоре и пережил жухрайский налет, уже нет.

  Смерть была нереальная, как в театральной постановке.

  Казалось, что после спектакля Паганини встанет с носилок и вместе со всеми актерами раскланяется перед зрителями.

  Бонни заплакала еще сильнее.

  Либерман и Зазноба шмыгали носами.

  – К оружию, – капрал Брамс пинками выгнал Зазнобу и Либермана из казармы. – Что творится, что творится.

  Подобного налета я еще не видел здесь.

  Не из-за вас ли это, солдат Бонни и солдат Джейн?

  – Из-за нас? – я присела на пол.

  Бонни держалась, она даже выхватила из упаковки прокладку.

  Заставила меня приподняться и подложила мне под попку чистую салфетку.

   – А из-за кого же еще? – капрал Брамс ухмыльнулся на фоне трупа Паганини и наших зарёванных лиц.

  – Шутите, господин капрал? – я не могла оторвать взгляда от осунувшегося лица мертвого Паганини.

  – Солдат Джейн, – капрал Брамс за руку поднял меня с пола. – На войне смотреть на трупы плохая примета.

  Количество трупов увеличится! – капрал Брамс почти силой вытолкнул меня из казармы. – Привыкай к обстрелу.

  Кто боится, тот не выживет на войне.

  – Паганини не успел испугаться, – Бонни обняла меня за плечи.

  – Пойдете со мной, новобранки, – капрал Брамс сплюнул на бетонную плиту.

  Я не стала напоминать капралу, что плевать в доме тоже плохая примета. – Все равно от вас толку нет. – Хороший комплимент двум дрожащим обнажённым девушкам.

  Взрывы исчезли внезапно, бой закончился.

  Лишь дым пожаров, шипение раскаленного плавящегося металла и душераздирающие вопли остались после него.

  Мимо нас пробежал озабоченный лейтенант Шоу.

  Голова его повязана красным платком с белыми цветочками.

  Синяя аватарка Фирма тащила за лейтенантом внушительный бластер на колесиках.

  – Пронесло, – капрал Брамс снял каску и вытер ладонью лоб.

  – Кого пронесло? – Бонни с ужасом смотрела на развороченные бетонные плиты, будто их пытали, а затем легко подняли и раздробили.

  – Крупье пронесло по большому, а меня пронесло от лейтенанта Шоу, – капрал Брамс вернул каску на плешь. – Лют наш Шоу, лют, а во время боя может без суда и без следствия расстрелять.

  – Он нам показался миленьким, культурным, спокойным и воспитанным, – я вспомнила, как я и Бонни танцевала с лейтенантом Шоу на собеседовании.

  – Взгляните на лица ваших сослуживцев, – капрал Брамс провел грязной ладонью по лицу.

  Чище оно не стало, но зато обзавелось пятью дорожками. – На лицах все написано.

  – Кто пишет на лицах, дон капрал? – я напрягла память, но ничего из книжек не смогла вспомнить. – Татуировками на лице пишут?

  У нас на Натуре татуировки запрещены.

  Торговец из южных префектур Галактик пытался создать на Натуре сеть салонов тату, но прогорел, да еще свои деньги заплатил за штраф – за оскорбление национальных чувств граждан конфедерации Натуры.

  – Штраф? Тату? – капрал Брамс уставился на нас, как архар на новые ворота. – Отступайте к столовой, новобранки, – капрал Брамс махнул на нас, как на бесполезных.

  Его взмах пренебрежительный. – Дождетесь с остальными новобранцами... кто не убит и не ранен.

  Кухмейстер Чапек выйдет и все вам объяснит.

  Война – войной, а обед – по расписанию.

  Налет может произойти в любое время, а прием пищи – только в отведенные часы.

  – Разве мы не должны выносить на плечах раненых и трупы с поля боя? – Бонни опустила руки.

  Видно, что ей, как и мне, страшно выносить солдат.

  – Солдат Бонни, ты дура? – капрал Брамс вернул к себе командный голос, а попросту – заорал. – Сказано, к столовой, выполняйте приказ.

  – Да, герр капрал, – Бонни вздрогнула от его вопля.

  Я успокаивающе поцеловала подружку в ушко.

  Капрал Брамс с презрением посмотрел на нас, но промолчал.

  Мы тоже не забрасывали капрала вопросами.

  – Радзинский, мать твою так и эдак, – капрал Брамс нашел себе новую жертву и подбежал к солдату.

  Солдат на плечах нес мешок.

  Я и Бонни поспешили удалиться подальше от зоны конфликта капрала и его подчиненного.

  Жухраи налетели и улетели, а грозный капрал Брамс остался с нами.

  – Бонни, я удивлена, – я обошла дымящуюся воронку.

  Из нее торчали железячки. – Видели труп Паганини, побывали под обстрелом, да еще и под мощным, что капрал Брамс удивился.

  Но не чувствую ничего, словно пустой флакон.

  – У нас боевой шок, – Бонни на ходу придумала боевой шок. – Слишком много событий разных за короткий промежуток времени.

  Перелет на линкоре, атака жухраев на линкор.

  – Четыре трупа в линкоре и один тяжело раненый без ног. – Я продолжила перечислять за Бонни. – Общение с загадочным лейтенантом Шоу, капрал Брамс, нездоровый интерес новобранцев к нам, поход на склад, новые красные полусапожки на длиннющих в семь дюймов каблуках шпильках, косметика.

  – Я удивляюсь, что мы еще не сошли с ума, – Бонни показала пальцем на орущего солдата. – Он, что, на время рехнулся... Или навсегда. – Бонни вжала голову в плечи.

  Солдат с безумным лицом бегал кругом около очередной воронки и кричал:

  – Гримальди, Гримальди.

  – Гримальди – имя, ругательство или крик восторга? – я задала вопрос Бонни, словно она знает ответ.

  – В Империи множество конфедераций и периферий, и слов еще больше, чем Звезд, – Бонни, как и я поддерживала идею, что нужен общий язык для всей Империи, а традиционные национальные языки пусть отправляются коту под хвост.

  Каждая конфедерация, каждая провинция хранит свои языки, поэтому в школах детишки ломают головы над общим Имперским интером, и над своими сложными мертвыми языками. – Гримальди, так Гримальди. – Бонни заговорщицки посмотрела на меня.

  Я поняла подружку без слов, мы же с детства вместе.

  За поднятой на дыбы бетонной плитой я присела на корточки:

  – Бонни, здесь нас никто не увидит.

  – На всякий случай сделаем вид, что мы писаем, – Бонни опустилась рядом.

  – Бонни, раздвинь колени, а я раздвину свои, и обнимемся, – я перестраховывалась.

  Мы прижались друг к дружке.

  Между нами осталось достаточное пространство, но оно прикрыто от посторонних глаз.

  Даже, если за нами подглядывают визоры, или солдаты, то подумают, что две голые новобранки просто писают и целуются с обнимашками.

  Ничего особенного.

  А между нами появилось особенное, скрытое от посторонних.

  На ладони Бонни уже красовался ее понтовский кинжал.

  Я выхватила свой и любовалась.

  – Джейн, ты точно уверена, что они настоящие? – Бонни начала дрожать.

  – Разве ты не чувствуешь понтовский кинжал? – я тоже крупно задрожала.

  – Как же я могу чувствовать, если ни разу не видела понтовских ножей, и для всех они считаются легендой.

  – Как кладовщик старший солдат Кузнецов их пропустил? – я на мизинчике проверила баланс кинжала.

  – Кинжалы легенда, они, якобы пережили большой Взрыв Вселенной, – Бонни возбуждённо шептала. – Они вечные.

  Даже деревянная рукоятка не поцарапана.

  Неужели, это дерево пережило Вселенную?

  – Как видишь, Бонни, – у меня от счастья закружилась голова. – Кинжалы дороже, чем Империя.

  – Но мы же не продадим их, правда, Джейн? – на глаза Бонни выступили слезы.

  – Кто же в здравом уме продаст легенду, даже за все сокровища Империи, – я успокоила подружку и себя.

  – Ни одного лишнего нано миллиметра, никаких излишеств и других неудобств, – Бонни поцеловала свой кинжал. – Их нужно затачивать?

  – Думаю, что нож, который не расплавился в Большом Взрыве, мы не сможем заточить, даже при огромном нашем желании.

  И не найдется заточки, которая возьмет эту сталь.

  – Солдат Заточка служил на Эвкалипте, – Бонни почесала носик. – Теперь он мертвый.

  – Слишком много трупов мы видели, Бонни, за короткое время, – я не отрывала взгляд от кинжала. – Бонни, невероятно, но кинжал держит баланс по всей длине лезвия. – Я перемещала ножик по мизинчику.

  – В каждом месте у кинжала центр тяжести, – Бонни не особо удивилась. – Это же легендарный понтовский кинжал.

  – Говоришь так, будто еще час назад верила в их существование, – я пристально посмотрела в глаза подружки. – Попробуем?

  – Страшно, Джейн, – Бонни облизнула внезапно пересохшие губки.

  Затем облизнула мои губы.

  – Первый раз всегда страшно, – я пыталась показаться мудрой.

  Осторожно, будто несу в руках Галактику, я надавила кинжалом на прочнейшую бетонную плиту.

  Чуда не произошло – понтовский легендарный кинжал не вошел в железобетон, как в расплавленное масло.

  – Я в шоке, – Бонни прошептала.

  Большого чуда не произошло, но свершилось маленькое чудо.

  Кинжал от моего легкого нажима по рукоятку погрузился в бетон.

  Я решила продолжить испытание до конца.

  Резала бетон, но не как масло, а как хлеб.

  Чувствовала в ладони сопротивление железобетона, но не очень.

  – Плазменный тахионный резак на подобное не способен, – Бонни выдохнула с восторгом и тоже вонзила свой нож в железобетон. – Джейн, он еще железную арматуру в бетоне разрезает.

  – А ты что думала, – я извлекла из опытного бетонного образца свой дорогой ножик и спрятала на себе.

  – У меня ощущение, будто я всегда ходила с этим кинжалом, – Бонни тоже убрала свой кинжал.

  Она рассматривала ровно нарезанный, как хлеб, бетон с железными вставками арматуры.

  – Мне тоже кажется, что кинжал был у меня с рождения, – я поцеловала подружку в губы.

  – Джейн, я разогрелась, как печка, от кинжала, – Бонни ответила на поцелуй.

  – Я полыхаю от кинжала и других подарков, которые мы получили от кладовщика за взятку в три луидора, – я провела рукой по попке подружки.

  – Нам нужно немедленно снять напряжение и расслабиться, – Бонни накрыла мои губы своими.

  Сняли мы напряжение очень быстро – пяти минут не прошло.

  – На войне все должно быть четким и стремительным, даже снятие напряжения, – я поднялась на дрожащих ногах. – Кинжалы и все остальное у нас есть, – я услышала приближающийся топот и помогла разомлевшей Бонни подняться. – Нам предстоит бой в столовой за овощи, фрукты и ягоды.

  – Джейн, Бонни, что вы тут делаете? – рыжий Шорли остановился около нас, как будто мы – две статуи.

  – Шорли, а что ты хотел бы, чтобы мы здесь делали? – Бонни ответила вопросом на вопрос.

  – Ну, я... в столовую бежать нам надо, девочки.

  – Звучит, как приказ к отступлению, – я обняла Бонни за талию. – Мы здесь целовались и обнимались, расслабились.

  – Э..., – Шорли густо покраснел.

  – Шорли, прости, но не понятно, что тебя смущает, – я и Бонни переглянулись. – До сих пор не верим, что простые ласки между двумя обнаженными девушками могут кого-нибудь заинтересовать, тем более – смутить.

  – У нас на Натуре расслабление никого не смущает, и считается обязательным для поддержания здоровья и успокоения, – я, наверно, глупенькая, не могу привыкнуть к реакции представителей других конфедераций Империи на наши отношения с Бонни.

  – На Натуре и парни и девушки всегда расслабляются друг с другом, – Бонни шутливо поцеловала рыжего в ушко. – Только девушки с девушками.

  Нам, девушкам, до свадьбы и снятия ДНК с парнями нельзя.

  – Парни с парнями? – Шорли превратился в свеклу.

  – Конечно, – я не понимаю ничего.

  К счастью, для Шорли, до столовой мы уже дошли.

  Ее узнать не трудно – по смеси различных ароматом и не ароматов.

  – Шорли, что у тебя с лицом? – я заметила синяки и раны на лице новобранца, с которым познакомилась в линкоре.

  Шорли вытер часть копоти с лица, а под толстым слоем грязи обнаружились раны. – На тебя бомба жухраев упала?

  – Не бомба, – Шорли ответил уклончиво и посмотрел в сторону. – Вы на других новобранцев взгляните, девочки.

  Они выглядят не лучше, чем я.

  – Загадками разговариваешь, Шорли, – я остановилась около небольшой группы возле входа в столовую.

  – Джейн, Бонни, Шорли, – послышались искренние крики радости, – Вы живы?

  – А вы? – Шорли ответил невежливо.

  Но его ответ оказался смешной шуткой для всех.

  Мы радостно заржали.

  Жуткий смех на поле боя, когда издалека слышны проклятия раненых и сдавленные крики.

  Солдаты медицинской службы собирали страшный урожай войны.

  – Паганини тяжело ранен, его в госпиталь понесли, – лицо новобранца знакомое – Малевич?

  – Паганини умер, не донесли до госпиталя, – Бонни опустила головку, будто винила себя, что не спасла Паганини.

  Наступило тягостное молчание.

  – В линкоре четырех убили, во время обстрела мы потеряли Паганини, Монпансье, Виртузоза...

  – Кабанидзе, замолчи, – солдат провел рукой по грязному улицу. – Считать потери – плохая примета на войне.

  – На войне все приметы плохие, – я привлекла высказыванием внимание к себе.

  – Джейн, Бонни, вас даже не задело, – Кабанидзе произнес с легкой завистью. – Мы все пострадали.

  – Ага, большинство от руки лейтенанта Шоу, – боец в зеленой каске невесело ухмыльнулся.

  Под глазом у него расцветала синяя роза.

  Над верхней губой застыла кровь. – Захожу я осторожненько к лейтенанту Шоу в кабинет.

  Знаю этих военных – от них добра не жди.

  – Брунцелез, ты сам теперь военный, – Шорли похлопал парня по плечу. – От тебя тоже теперь не ждать хорошего?

  – Что же я теперь хорошее могу сделать? – Брунцелез в зеленой каске удивился. – Особенно после беседы с нашим лейтенантом.

  Я перед ним встал, как положено – в струнку и отрапортовал:

  «Дон лейтенант, боец Брунцелез прибыл», – даже глазом не моргнул.

  Лейтенант на меня и презрительно не посмотрел.

  Сидит с закрытыми глазами и слушает музыку.

  – У нас тоже – сидел с закрытыми глазами и слушал музыку, – Бонни радостно подхватила. – Потом стихи и танцы.

  – До стихов и танцев у нас не дошло, – Брунцелез осторожно дотронулся до коленки Бонни. – Я так стоял минут пять, а потом лейтенант Шоу открыл глаза, поднялся, подошёл ко мне и как в морду кулаком двинет.

  – Так уж и без причины? – я засомневалась.

  – Причину он объяснил позже, Бонни, – Брунцелез и меня по коленке погладил.

  Брунцелез – доктор в пятом поколении?

  Проверяет наши коленки на предмет вывихов и трещин? – Шоу взъярился, как бык и орет на меня:

  «Новобранец, ты думаешь, что всю войну вот так у меня в кабинете простоишь, пока другие воюют?»

  «Никак нет, сэр лейтенант, не думаю, что так просто у вас в кабинете простою всю войну, пока другие воюют», – отвечаю, а что я еще мог ответить.

  «Ты издеваешься надо мной?» – лейтенант Шоу мне в нос добавил кулаком.

  Вот видите? – Брунцелез поднес палец к носу.

  – Твой нос, Брунцелез, семафорит за сто тысяч парсек, – Кабанидзе развеселился. – Как же его не заметить?

  Сейчас на твой нос все жухраи слетятся. – Кабанидзе вызвал дружный смех.

  – Тогда я понял, что лучше буду стоять без слов, потому что и за молчание в рыло получаю, и за слова, – Брунцелез тоже смеялся. – Еще пару раз добавил мне лейтенант по ребрам и отпустил. – Брунцелез провел рукой по внутренней стороне моего бедра. – Я еще легко отделался.

  – После тебя я пошел, – новобранец в гимнастерке на три размера больше, чем ему положено, и в штанах, на два размера меньше, тоже решил похвастать историей возникновения ран на своем лице. – Ты же нас предупредил, Брунцелез, что лейтенант Шоу крут.

  – Строгий, но справедливый, – сразу отозвался боец с хитрым лицом.

  – Заткнись, Ламборджини, иди, целуй в з...д своего лейтенанта, – Брунцелез сплюнул ему под ноги.

  – Ишь ты, справедливого нашел, – первый новобранец продолжил. – Я как вошел, так сразу начал о музыке говорить и подпеваю лейтенанту.

  Смотрю, вроде ему понравилось.

  На лице Шоу появилась блуждающая улыбка.

  «Новобранец Лусака, нравится тебе Шопен?» – лейтенант подошел ко мне и заглянул в глаза.

  Я не знаю никакого Шопена.

  Думаю, что лейтенант нарочно задает провокационные вопросы, проверяет меня.

  Если отвечу, что мне Шопен нравится, то окажется, что Шопен – жухрайский Шпион.

  Меня за любовь к Шопену отправят по этапу в Дальний Космос на каторгу Эль Диабло.

  – Меня и Бонни тоже отправляли на Эль Диабло, – из меня вырвалось хвастовство.

  Я так хотела быть в коллективе не только телом, но и своей биографией.

  – Ладно врать, Джейн, – новобранцы знали меня и Бонни по именам, а мы, к сожалению, по именам всех – не очень. – На урановые рудники Эль Диабло ссылают только злостных преступников.

  Парней много, а нас с Бонни – всего лишь две в отряде новобранцев.

  Правда, после каждого удара жухраев парней становится все меньше и меньше...

  – Мы не злостные преступники, нам контракты хитро подсунули, – Бонни гордо выпятила грудь.

  Ее грудки и мои сразу притянули лазерные взгляды новобранцев.

  Я физически чувствовала, как лазеры разогревают мои соски. – Мы подписывали одни бумаги, а под ними оказались тонкие листы контрактов на урановые прииски Эль Диабло.

  – Агенты могут, хитро они придумали, – отозвался то ли Малевич, то ли Сысоев. – Как же вы, Джейн и Бонни, от контрактов на Эль Диабло улизнули?

  – Проще простого, – за нас ответил худой, с желтым лицом новобранец. – В армии скрылись.

  – Ну, да, – я неприветливо посмотрела на выскочку.

  Наши истории – и мы их сами должны рассказывать.

  – В имперскую армию по своей воле только сумасшедший запишется, – Андерсен присел на корточки. – Я украл всего лишь мешок рыбьих костей...

  – Нафига тебе рыбьи кости, Андерсен, – все удивились.

  – Из рыбьих костей получаетается крепкий клей, – Андерсен не делал тайну из своего прошлого. – Космоплот моего отца нарвался на мину в Южных Галактиках.

  Едва-едва дотянул до дома.

  В борту огромная пробоина, как черная дыра.

  Лист железа в гиперпространстве, как парус на ветру, болтался.

  Чем мы только не пытались заделать дыру в плоту: аргоной сваркой, бозоной приваркой, супер клеем «Момент», даже доски от забора пытались прибить.

  Все отваливается, как только переходим к гиперпрыжку.

  Отец собрал последние деньги и гадалке отнес.

  Мадам Фуко гущу кофейную раскинула по блюдцу и прочитала, что наш космоплот сглазили.

  Сглазил сосед из зависти, что мы нашли поляну в Центральном Секторе и стригли с нее доллары.

  – Соседи могут, соседи всегда завидуют, – неодобрительный гул прошел по нестройному ряду бойцов.

  Словно они никогда не были чьими-то соседями, или сейчас не соседи друг другу. – Проклятие и сглаз на космолете, брат, последнее дело.

  – Гадалка за семь Иньяньских юаней нагадала, что сглаз с нашего плота может снять только с помощью клея из рыбьих костей.

  – Семь Иньяньских юаней – дорого за совет гадалки, – нашелся умник считать чужие юани.

  – Коперник, плот подороже будет, чем семь юаней, – умника сразу осадили. – Дай дослушать.

  Рыбьи кости помогли склеить космоплот?

  – Клей из рыбьих костей помог космоплоту, а мне помог пойти под суд, – Андерсен махнул рукой. – За костями я летал в соседнюю деревню, в другую Планетарную систему.

  У нас своих рыбьих костей не было, только кости мамонтов и динозавров.

  Мужики, как увидели чужака, а я сдуру им все рассказал сразу, что кости нужны на починку космоплота, так сразу за свои отбросы потребовали цену, как за новенький космоплот.

  – Что же ты так прокололся, Андерсен?

  Торговаться не умеешь?

  – Торговаться я умею, – Андерсен глупо улыбнулся.

  Чему улыбается, мешку с рыбьими костями? – В той деревне я девушку увидел у колодца. – Улыбка Андерсена стала шире. – Влюбился я в нее с первого взгляда, поэтому и ум потерял во время торгов за рыбьи кости.

  Я так думаю, что крестьяне нарочно девушку выставили, чтобы она мне мозги своей красотой запудрила.

  Красавица из красавиц, аж сердце замирает. – Андерсен постучал кулаком по ребрам в области сердца. – Накоплю денег, к ней свататься полечу.

  – Дождется тебя, твоя красавица?

  – Дождется, я ей обещал утюг купить, – Андерсен удивил не только меня и Бонни. – У них утюг – диковинка.

  Девушка мне говорит:

  «Вы выглядите красавцем, юноша, красавцем и богачом».

  "Если я выгляжу красавцем, то я красавец, – отвечаю тонко.

  Умению общаться с девушками нас в школе учили на манекенах.

  Мы с манекенами танцевали и беседовали. – Но не всякий, кто выглядит богачом, тот богач".

  «Вы мне, Андерсен, утюг после свадьбы купите?» – Красавица сразу перешла к свадьбе.

  – Девушки они хитрые, сразу в постель тащат, а потом под венец, – невысокий паренек, похожий на провинившегося школьника, захихикал.

  – Камамбер, ты хоть раз видел голую девушку? – короткого знатока девушек сразу поставили на место

  – Видел голых девушек, – Камамбер покраснел. – Вот Джейн и Бонни.

  – Бонни и Джейн не девушки, а наши боевые подруги, рубахи парни, – Шорли покраснел. – Что же ты, Камамбер, когда на нас жухрайская шрапнель полетит, будешь подкатывать к Джейн и Бонни?

  Батарея просит огня, а ты возле Джейн и Бонни будешь шуточки вертеть? – Шорли раскалился.

  – Шорли, мы не рубахи и рубашек не носим, – я обиделась, что Шорли назвал нас рубахами парнями. – Мы не парни, сам видишь.

  Наши первичные половые признаки говорят за нас, что мы девушки. – Я как можно чётче показала на теле, что у нас женское, а не мужское.

  – Шорли ты влюбился в Джейн и Бонни? – Камамбер подлил масла в огонь разговора. – Так бы сразу и сказал. – Камамбер пожал плечами.

  Дружный ржач сбил лирический романтический настрой.

  – Всегда так, – Бонни недовольно скривила губки. – Только начинают парни о любви говорить, и сразу же опошлят.

  – Моя красавица ничего не опошляла, – Андерсен не смог смыть с разбитого лица довольную улыбку. – Она, хоть и деревенская, но с понятиями о прекрасном.

  «Мужчина, помогите мне наладить древнюю механическую мясорубку», – красавица меня в дом пригласила.

  "Я не мужчина, у меня до вас девушек не было, – честно без стыда отвечаю.

  Другие парни соврали бы, что они жохи в любовных похождениях, а я – открыт, тайну за пазухой не держу. – Андерсен рванул на груди военную форму.

  Посыпались пуговицы, но мы увидели, что за пазухой у Андерсена нет тайн – только рыжие волосики. – Ни разу так долго с девушкой не разговаривал".

  "Мясорубка артефакт, поэтому часто ломается, но на другую мясорубку денег нет.

  Вы намного талантливее, чем любой житель нашей деревни.

  Думаю, что с мясорубкой справитесь". – Красавица никак не прокомментировала, что я девственник.

  Я и справился с мясорубкой, три часа чинил, но распредвал и коленвал запаял.

  Только девушка все равно недовольная осталась.

  Холодно на меня посмотрела и еще холоднее попрощалась:

  «Спасибо».

  – Дурак ты, Андерсен, – два брата близнеца заржали. – Девушка хотела, чтобы ты ее на койку завалил, а ты вместо того, чтобы красавицу чинить, с мясорубкой возился.

  Отныне у тебя кличка будет – Мясорубка! – Братья близнецы ударили друг друга в ладоши, закрепляли кличку Андерсену – Мясорубка.

  – Мясорубка – на войне – прозвище почетное.

  Его нужно заслужить, и я заслужил, – Андерсен прищурил глаза. – А вам кличку не надо зарабатывать.

  Вы и так – близнецы однояйцевые.

  Выбирайте прозвища: Левой Яйцо и Правое Яйцо, или одна кличка на двоих – Однояйцевые?

  У вас, Однояйцевые, сколько девушек было до войны?

  – Пять, – один из близнецов поднялся и сжал кулаки. – Пять девушек, а ты сейчас за свои оскорбления ответишь, Мясорубка.

  – Левое яйцо разговаривать умеет? – Андерсен на две головы выше, чем любой из близнецов и шире в плечах.

  – Сольвейг, сядь, – второй близнец потянул брата за рукав вниз. – Не хватало еще из-за какой-то мясорубки в карцер загреметь.

   – Тем более, что у нас девушки были, а у Андерсена – нет.

  – Да, семь девушек, – близнец Сольвейг растопырил пальцы на двух руках.

  – То пять, то семь, – Гендель засмеялся. – Каждую минуту у вас прибавляется по девушке, ребятки.

  – Кто врет, у того девушек больше, – авторитетно заверил Камамбер.

  – Мясо не подведет, – Андерсен подбодрил всех. – Я ушел и по дурости украл копеечный мешок рыбьих костей.

  Мужики поймали меня, палками били, а затем отвели в полицию.

  Через час меня судили, потому что в деревне суд быстрый.

  Судье нужно вечером корову доить, а на следующее утро ехать на дальние луга, траву косить.

  Поэтому он не растягивал процесс.

  На процессе, когда судья зевнул и спросил, кто хочет высказать слово в мою защиту, выступила моя красавица.

  Имя так я ее не узнал, но еще узнаю.

  "Я не в силах больше выносить беспредел, – моя любовь поднялась со скамейки, подошла к судье и вместо того, чтобы опустила ладонь на Устав конституционной службы Империи, погладила судью по головке.

  Судье, вроде бы понравилась ласка. – Зачем чужак чинил мою мясорубку?

  Этот вопрос возник у меня в голове, когда парень уже ушел за рыбьими костями.

  Просто любопытство узнать, как устроены древние мясорубки?

  Неужели, он в школе и гимназии мечтал о том, чтобы, когда вырастет, в присутствии очаровательной девушки возился с мясорубками?

  Или холодная сталь сломанного агрегата задела мужское самолюбие?

  Неужели, чужак ожидал, что мясорубка станет краснеть, жеманиться и изливать свои чувства, как делала это я?

  Я решила сказать слово в защиту Андерсена, потому что мне холодно в мыслях, о том, как я буду вспоминать обиду и мечтать только о том, чтобы снова завлечь его в мой дом и показать новую мясорубку.

  Я хочу почувствовать себя страдающей от неразделенной любви девушкой, беспомощной жертвой эмоций и страстей, слишком сильных и не поддающихся контролю в постели.

  И, возвращаясь в будущее, я мечтаю о свадьбе с высоким, ловким, умелым, загорелым на Космических просторах Андерсеном, который будет похож на адмирала имперского флота.

  Сейчас Андерсену всего лишь двадцать лет, и у него есть будущее". – Яркая речь моей защитницы потрясла судью и присяжных заседателей из крестьян.

  Смертную казнь за кражу мешка рыбьих костей заменили на каторгу на урановых рудниках Эль Диабло.

  Когда меня отправили по этапу, меня отбил армейский патруль.

  «Парень, выбирай одно из двух: либо загнешься через год на урановых радиоактивных рудниках, либо умрешь героем во славу Императора на поле боя», – патруль не оставил мне выбора.

  Вот я и в армии, ребята! – Андерсен зло покосился на однояйцевых близнецов и присел на вывороченную недавней бомбардировкой бетонную плиту космодрома.

  Я все время чувствовала жжение в области груди.

  Посмотрела – никаких комаров на груди у меня нет.

  Затем осознала причину – сердце волнуется и болит из-за предстоящего обеда.

  – Парни, – я покраснела, потому что смело первая заговорила с парнями.

  У нас на Натуре, с парнями разговаривать – честь для девушки. – Капрал Брамс посоветовал, когда будут распределять диеты в столовой, не говорить правду. – Я преследовала эгоистическую цель для себя и Бонни.

  Если парни начнут заказывать овощи и фрукты с кашей, то мне и Бонни ничего из этих дорогих деликатесов не достанется.

  Придется кушать свинину и другое мясное.

  Мясное после Натуры поперек горла стоит.

  – Слушайте Джейн, она не обманет, – Шорли не шутил.

  – Как это не говорить правду? – Однояйцевые усомнились. – Обманывать нехорошо, а на войне обманывать – еще и опасно и страшно.

  – Сольвейг, дай умных послушать, – за меня заступился новобранец с красивым точеным лицом.

  – Кухмейстер Чапек будет опрашивать, какую пищу мы желаем кушать на время прохождения службы в учебке, – Бонни продолжила за меня.

  Но я на подругу не сержусь, потому что Бонни и я – одно целое. – Из вредности старший кухмейстер сделает все наоборот.

  Если попросите свинину и рыбу, то он даст вам картошку и капусту. – Бонни фантазировала, но не сходила с линии капрала Брамса.

  Если же, наоборот, скажите, что вы вегетарианец, кушаете только овощи и фрукты, то получите баранину, тюленину и куриц.

  – Я люблю тюленину, – отозвался боец с красным лицом и двумя синяками – по одному под каждым глазом.

  – Поэтому, если хотите мясо, рыбу и птицу, то обманывайте, что любите только растительную пищу, – я красиво выгнула спинку. – Так капрал Брамс посоветовал.

  – Почему он нам это не сказал? – Лусака с подозрением смотрел мне в глаза.

  – Потому тебе не сказал, Лусака, что девушки ему больше нравятся, чем парни, – Камамбер пошутил и вызвал очередной взрыв хохота.

  – А, если, все же кухмейстер даст то, что попросим? – второй брат близнец, значит, он – Правое однояйцевое яйцо – смял лицо в ладони.

  – Тогда, друг, мы поменяемся подносами с едой, – Шорли решил спор.

  – Джейн и Бонни, умные, – Лусака, внезапно сменил гнев на милость к нам.

  – Все потому что мы красивые и нравимся им, – Бонни шепнула мне на ушко.

  -Да ты что, Бонни, не может быть! – я в восторге взвизгнула и тут же прикрыла ротик ладошкой. – Или потому что мы обнаженные?

  – Что они в обнаженке девушек не видали? – Бонни посмотрела на меня ласково и тепло, как на глупенькую.

  Загремели засовы, и, наконец, открылась дверь в столовую.

  На крыльцо вышел ужасно толстый военный в белом халате, в белых тапочках и огромной белой каске.

  Нет сомнений, что это главный по столовой – кухмейстер Чапек.

  Чапек поднес большой палец правой руки к правой ноздре, зажал ее и смачно высморкался.

  У меня забулькало в горле, подступила тошнота.

  – Это вы наделали? – Кухмейстер жирным пальцем указал на дымящиеся воронки на космодроме.

  Подбородки главного повара затряслись.

  – Смеётся, или злится? – Бонни шёпотом меня спросила. – Лицо и мимика заплыли жиром, не понятно.

  – Думаю, что он шутит, – я распахнула глазки и скрестила ножки. – На нас глядит, любуется.

  – Не любуется, а примеряет нас на сковородку. – Бонни захихикала. – Он в нас не девушек видит, не бойцов, а – блюда.

  Мы – ощипанные курочки, Джейн.

  – Сама ты ощипанная, – я шутливо толкнула Бонни локтем.

  – Джейн, ты более ощипанная, – Бонни показала на мой блестящий лобок без единой волосинки.

  – У тебя тоже ощипаность, Бонни, – я за словом в карман не полезла, потому что у меня нет кармана.

   – Жрать хотите? – кухмейстер не дождался ответа: сами мы разбомбили взлетную полосу или за нас это сделали жухраи.