355 500 произведений, 25 200 авторов.

Электронная библиотека книг » novel2002 » Поводырь(СИ) » Текст книги (страница 1)
Поводырь(СИ)
  • Текст добавлен: 26 сентября 2016, 14:20

Текст книги "Поводырь(СИ)"


Автор книги: novel2002


Жанр:

   

Слеш


сообщить о нарушении

Текущая страница: 1 (всего у книги 5 страниц)

***********************************************************************************************

Поводырь

http://ficbook.net/readfic/2669322

***********************************************************************************************

Автор:novel2002 (http://ficbook.net/authors/187892)

Беты (редакторы): Кошарик

Фэндом: Ориджиналы

Рейтинг: R

Жанры: Джен, Слэш (яой), Ангст, Повседневность, Hurt/comfort

Предупреждения: Насилие, Нецензурная лексика

Размер: Миди, 40 страниц

Кол-во частей: 5

Статус: закончен

Описание:

Вовка никогда не видел мир таким, каким видят его другие люди. Реальность для него – лишь набор звуков, запахов и тактильных ощущений. Но и в этом заполненном кромешной тьмой мире находятся те, кто приходит ему на помощь и искренне заботится о нем.

Посвящение:

Вовке и его собакам. А также Кошарик за стремительность! :)

Публикация на других ресурсах:

Только с разрешения автора

Примечания автора:

Рейтинг за насилие, потому что эротики тут нет. Скорее, джен, чем слэш, но гомосексуальные моменты присутствуют. Остальные жанры указывать не буду, ибо будет неинтересно читать, но сильно впечатлительным лучше с ночи отложить этот рассказ на утро. Да, я опять пишу про всяких болезненных, кинк у меня на это дело. :)

========== Часть 1 ==========

***

– Слышь, Вован? А ты чё, совсем-совсем ничего не видишь?

Вовка досадливо поморщился.

– Совсем, – буркнул он.

– Э-эх! – вздохнул его собеседник, и на Вовку повеяло сильнейшим ароматом дешевых сигарет и перегара. – А я вот, наоборот, видел слишком много! Такое видел, что лучше бы вообще никому никогда не видеть.

Вовка чуть отвернулся, стараясь дышать не слишком глубоко. Мать вернулась домой за кошельком минут пять назад, но по его личным ощущениям с того времени прошла целая вечность. Она-то ушла, а вот его оставила на скамейке у подъезда, мол, за десять минут с тобой ничего не случится, не уходи только. Можно подумать, он мог куда-то сам уйти.

Вовка раздраженно обхватил пальцами трость, и та поскреблась по асфальту с неприятным, режущим ухо звуком. Сидящий рядом с ним на лавочке человек чем-то булькнул, и на Вовку повеяло сивушным отравленным воздухом. Вовка снова досадливо поморщился.

– Я такое видел, пацан, что тебе и в страшных кошмарах не привидится, – продолжили после паузы прокуренным сиплым голосом. – Я вот как тебя вижу из окна, иногда жалею, что тоже вот так, как ты, не могу, чтоб вообще никогда ничего не видеть.

Вовка недовольно закатил глаза. Конечно, этого никто не видел за темными очками, но он когда-то где-то прочитал, что нормальные люди делают именно так, и стал повторять этот жест. Мама сказала, что непривыкшим людям страшно смотреть в остановившиеся на одной точке глаза, вот Вовка и пытался быть как все. Хоть приблизительно.

Сидеть рядом с внезапно вернувшимся год назад после долгих лет отсутствия соседом, пропахшим водкой, потом и куревом, было крайне неприятно, но его слова даже удивили Вовку, ведь обычно его жалели. Ну как же, бедный слепой мальчик. И никто никогда так откровенно ему не завидовал. Это было что-то новенькое.

– Слышь, а как же ты тогда по улице сам ходишь? – искренне озадачились рядом. – И дома с хозяйством управляешься? В нашем доме ведь газовые плиты.

– У нас электрочайник и микроволновка есть, – буркнул Вовка. – А по улице я сам не хожу.

– А с ке?..

Хлопнула дверь подъезда, и послышались быстрые шаги.

– Яшка, ты чего к моему Вовке пристаешь? – голос матери был раздраженным и даже чуть визгливым. Ее тоже злил этот вонючий хмырь. – О-о-о, нажра-ался уже с утра! А ну, пошел вон от него, алконавт несчастный!

– Ну-у, чего ты, Н-настя? – тут же обижено протянули рядом. – Я прост-то хотел с ним п-поздороваться. Спрос-сить, как дела.

– Нормально у него дела, – сердито бросила мама. – Получше, чем у некоторых. Да и какая я тебе «Настя»? Я на шесть лет тебя старше. Женку так свою звать будешь!

– Ан-настасия П-петровна, а как он по улице ходит? Тут же м-м-ашины и вообще?

С появлением мамы сосед начал вести себя так, будто Вовка был неразумным бессловесным существом и сам ответить на поставленные вопросы не мог. Тот привык к подобному отношению. Вовка хоть и не был таким же высоким, как большинство знакомых ему сверстников, но уже успел на полголовы перерасти маму, а уж по уму так даже опережал некоторых из них, но кого это волновало, когда внешне он все еще выглядел хрупким и беспомощным. Все соседи, встречая их на улице, обычно разговаривали только с мамой, обсуждали Вовку при нем же, будто он даун какой-то и не понимает, о чем они говорят, и лишь некоторые из них снисходили до вопросов, адресованных самому Вовке.

Почувствовав, как мама немного резко хватает его за локоть и тянет подняться со скамейки, Вовка осторожно вздохнул и с радостью подчинился ей. Дышать на этой самой скамейке из-за алкогольного амбре было уже просто нечем.

– Со мной он по улицам ходит, – сварливо бросила мама. – А скоро ему собаку-поводыря должны наконец-то дать. Не прошло и пяти лет! Взрослый он уже, чтобы с матерью везде ходить. А как собака появится, я хоть работу какую-то нормальную смогу найти.

– Собаку? – удивленно выдохнул сосед.

– Собаку-собаку!.. Пошли, Вов, нечего тут с ним сидеть, а то еще и тебя к бутылке приучит. Тоже мне, герой и защитник отечества – все в горлышко заглядывает. Нет чтоб работу найти и вкалывать, как все.

Не попрощавшись с любопытным соседом, мама пошла по тротуару, и Вовка смиренно потопал за ней. Не задумываясь, по привычке постукивал легонько тростью по земле и думал, что мама права. Шестнадцать лет – это уже не тот возраст, когда хочешь ходить с матерью под ручку, да и вообще желаешь быть под ее постоянным контролем. Конечно, познакомиться с какой-нибудь сердобольной девочкой ему в любом случае не светило, но есть же некоторые интимные моменты, которые он хотел бы решать самостоятельно. Кроме глаз-то, все остальное в организме работало исправно.

– Вечно он без дела по двору слоняется, – раздраженно бубнила мама, пока они шли. – И одет всегда легко. Не по сезону. Все уже давно в демисезонных куртках ходят, а он все еще в майке. Нет, у него явно что-то не то с головой. Контуженный он какой-то. Да и на лестничной клетке как накурит, так хоть топор вешай… Осторожно, бровка… И участковому пожаловаться нельзя – ничего ж не делает. Днем – тихий алкаш!.. Правее, там яма… А то, что орет по ночам и мебель в своей квартире громит, так за это его не заметут… Стой, красный.

Вовка терпеливо замер на месте. Мимо проносился свист и рокот автомобилей, рядом журчал ленивый разговор двух теток, тоже ожидающих зеленого света.

– Ой, а ты слышала, как в нашем парке теперь ходить страшно? Говорят, там стая диких собак завелась. Мой Славка тоже их видел. Шел вечером домой. Вокруг никого. Глядь, а за деревьями глаза чьи-то светятся, и рычание такое дикое. Хорошо, он с зонтом своим длинным был. Замахнулся и давай орать на них так, что аж охрип. Они его, дылду такого, испугались и убежали. А если бы мой меньший – Мишка – шел, представляешь? Здорового мужика они испугались, а ребенка и загрызть могли.

– Ужас! Я раньше с Маринкой, когда она еще маленькая была, в парке вечером гуляла. А теперь, раз такое дело, я туда ни ногой.

– Только этого нам еще не хватало, – проворчала мама. Свист и рокот затих. – Пошли.

Вовка почувствовал, когда они вошли в парк, как чувствовал всегда, вне зависимости от сезона. Под ногами сразу начали шуршать опавшие листья, запахло мокрой древесиной и сырой землей. В парке, как и во всем остальном городе, была поздняя осень. Вовка не видел ни света, ни тени, но нос, слух и собственные, обутые в кроссовки ноги могли легко подсказать ему, когда он ступает под сень деревьев.

Слово-то какое. Сень. Кореш Вовки и по совместительству сосед – Федька – когда-то описывал ему, как выглядят деревья и как они заслоняют небо. Да и в книжках, водя чутким пальцем по страницам, можно было прочитать об этом у классиков. Но они описывали то, что видели, и Вовке их описания не всегда были полностью ясны и понятны.

С Федькой они дружили с пяти лет, то есть с тех пор, как тот переехал с родителями к ним на этаж. Сейчас Федька был деловой – в школе корефанился со старшеклассниками, шарился по тусовкам со студентами и даже бахвалился, что смог завалить и не раз какую-то одноклассницу. Насчет телок Вовка верил ему через слово. Мама говорила, что Федька «видный». Потом спохватывалась и поправлялась – «красивый». Но Вовка и так знал, что значит это слово – Федька был интересным внешне, крепким высоким парнем – полной противоположностью хлипкому Вовке. Но еще не так давно Федька только и смел, что пялиться на сиськи в журналах, которые втихую притаскивал к соседу, и долго живописать, как что выглядит, поэтому насчет одноклассницы он мог и приврать. Описывал, кстати, Федька хорошо, хоть и ржал при этом, что тот мерин. Натренировался за годы общения с Вовкой. А еще стишки ему всякие пошлые любил почитывать из интернета. Притащит, бывало, свой громоздкий старый ноутбук и засядет рыскать по сети. Только Вовка слышит, что он начинает беспокойно ерзать и давиться смехом, значит все – нашел.

– Послушай это, – бормочет, сдерживаясь из последних сил, чтобы не ржать, Федька. И зачитывает. С выражением.

«Молчи ж, кума: и ты, как я, грешна,

А всякого словами разобидишь;

В чужой пизде соломинку ты видишь,

А у себя не видишь и бревна».

– Иди вот еще тоже прикол послушай:

«Ты помнишь ли, как были мы в Париже,

Где наш казак иль полковой наш поп

Морочил вас, к винцу подсев поближе,

И ваших жён похваливал да ёб?»

Вовка, обычно, как такое слышал, начинал краснеть. Прям чувствовал, как пекло щеки. Но хихикал вдогонку за Федькой. Смешно ведь.

– Это, между прочим, Пушкин написал, – сообщал ему Федька.

– Врешь! – вскидывался Вовка.

– Да на Вики написано, что Пушкин – значит, Пушкин, – ухмылялся Федька. – А Вера Михална нам все про «Я помню чудное мгновенье» и «О сколько нам открытий чудных готовит просвещенья дух» талдычит. А я смотрю, у него там дохрена интересных открытий было. Она могла бы и поподробнее все расписать. А вам, кстати, что в вашей школе рассказывают?

– Да все то же, что и вам, – отмахивался Вовка. – Только мы это все Брайлем читаем, или учитель вслух зачитывает.

– Что у тебя за жизнь вообще! – возмущался Федька, – Ни вот журналы позырить с телками, ни на порнуху подрочить. Хотя нет! Погоди! На порнуху-то ты все-таки можешь, она ж со звуками. «Йя-я, Йя-я, дас ист фантастиш-ш!» – начинал стонать он писклявым тонким голоском, и Вовка ржал с его стонов, покатываясь по кровати.

– Эй! Эй! – воскликнула мама, встряхивая Вовку за локоть.

Он вздрогнул, поморгал.

– Извини, мам, задумался!

– Нашел время, – возмутилась та. – Ты же знаешь, что тут одни ямы да колдобины. Пока тебя до твоей музыкалки доведу, семь потов сойдет все препятствия обходить.

– Извини.

– Да ладно уж! Мечтатель великий.

Этой дорогой – через старый неухоженный парк, по словам мамы, больше похожий на лес – они ходили на уроки фортепиано. В десять лет Вовка, будучи в гостях, сумел по памяти и на ощупь сыграть пару куплетов из «Два веселых гуся» и «Собачьего вальса», и понеслось. Подруга матери, присутствовавшая при сем роковом событии, настойчиво потребовала у той, чтобы ребенка сдали в музыкальную школу, и то, что тот не мог видеть ноты, ее не волновало. Она сама была там преподавательницей и взялась учить слепого мальчишку. Терпеливо объясняла, куда надо класть палец, и по десять раз повторяла с ним один и тот же мотив. Конечно, грандиозных успехов Вовка не достиг, но зато с того времени его жизнь была заполнена хоть каким-то, но доступным ему увлечением. Правда, полгода назад его самоотверженная учительница ушла в декрет, и Вовка был тогда очень расстроен, потому что вряд ли кто-то еще захотел бы заниматься с ним. Но тут эстафету перехватил другой, недавно появившийся в их музыкальной школе учитель – Александр Данилович. Молодой преподаватель только недавно переехал в их город и, видимо, оказался таким же сердобольным, как и Вовкина предыдущая учительница. Вовке нравилось общаться с этим мужчиной. Тот был еще молод, помнил школу и студенческие годы и мог рассказать интересные для подростка истории. Вовка по голосу и по манере речи слышал, что Александр – тот просил называть его по имени – очень интеллигентный и мягкий человек, понимающий его трудности и ненавязчиво помогающий лишь там, где действительно требуется помощь.

Вовка рос безотцовщиной. Отец бросил их с матерью сразу после того, как врачи сообщили молодой семье, что их сын никогда не будет видеть. Ушел, и от него остались лишь деньги, которые не слишком исправно, но приходили на счет Вовки в сберкассе. И слыша, как порой срывается от напряжения и плачет у себя в комнате измотанная безденежьем и неурядицами мама, Вовка вполне понимал его. Так что мужского воспитания ему не хватало, а Александр казался как раз таким человеком, с которого Вовка хотел бы брать пример.

– Ты опять? – проворчала мама.

– Ой, все, все! – встрепенулся Вовка. – Я весь внимание.

– Ну что мне с тобой делать? Неужели девочку какую-то хорошую в интернате встретил и теперь только о ней и мечтаешь?

– Нет, мам, что ты! Какие девочки! Ты же знаешь, кто со слепым захочет встречаться?

– Знаю! – вздохнула та. – Знаю! Но ты же у меня симпатичный, хоть и незрячий. Да, худенький и болезненный, зато какие у тебя волосы красивые. Что то золото. Нос от папаши твоего – ровный, без всяких горбинок. А глаза как раз мои. Хоть и блеклые, но большие. И разрез красивый. Если б ты еще почаще очки свои снимал…

– Да ну, мам! Зачем людей лишний раз пугать.

Мама сбавила шаг.

– Пришли. Осторожно, ступеньки!

Постукивая по каждой отзывающейся гулом ступеньке, Вовка поднялся на крыльцо и вошел в здание. На него сразу повеяло сырой прохладой неотапливаемого пока помещения. Издалека на него с обеих сторон лились нестройным хором мелодии скрипки, контрабаса и фортепиано. Они будто спорили друг с другом, чья мелодия лучше, и для непривыкшего к учебному процессу человека это была настоящая какофония, но Вовка уже давно привык к ней, мог отделить каждый мотив от остальных, а то, что пока неумело играли на фортепиано, даже мог повторить сам.

Когда мама завела его в класс, Вовка услышал, как скрипнул стул и прошелестел по клавишам, царапнув отполированный пластик пуговицами, рукав пиджака.

– Анастасия Петровна, добрый день. Здравствуй, Вова! – сказал спокойный мягкий голос.

Он буквально обволакивал своим негромким звучанием, заставляя Вовку улыбаться в ответ.

– Добрый день! – проронил он.

– Добрый день, Александр Данилович, – отозвалась мама. – Сегодня мне за ним зайти?

– Нет, нет! – ответил тот. – Он у меня, как обычно, на сегодня последний, так что я провожу его до дома.

– Что бы я без вас делала, – довольно вздохнула мама. – Так пришлось бы сидеть и ждать, а теперь я успею сходить в магазин и что-нибудь приготовить. Спасибо, что помогаете.

– Ну что вы! – скромно с улыбкой произнес Александр. – Мне не сложно, а Владимир очень хороший собеседник, и мне будет нескучно возвращаться вместе с ним домой.

– Спасибо, Александр Данилович. Ну, тогда я оставляю Вову. До встречи!

– Всего хорошего.

Мама напоследок погладила Вовку по плечу и отстранилась. Через полминуты за ней захлопнулась дверь, и еще через полминуты предплечья Вовки коснулись твердые узловатые пальцы. Ему эти пальцы напоминали лапки какого-то гигантского паука, такие же быстрые, тонкие и гибкие, как раз для игры на клавишных. Не то чтобы Вовка когда-либо щупал за лапки пауков, но Федька описывал очень похоже. Хотя, положа руку на сердце, у самого Вовки, который был тощ, как цапля, пальцы были не лучше. Свои руки он сравнивал с древесными веточками.

– Идем, Вова, – позвал его Александр, увлекая вперед.

Нащупав стул, Вовка приземлился у фортепиано. Привычно погладил клавиши, здороваясь с ними. Рядом скрипнул учительский стул, на который опустился Александр. Вовка чувствовал, что тот, как всегда, сел совсем близко – так, чтобы, если понадобится, направлять его незрячие пальцы.

– Ну-с, начнем-с! – пробормотал Александр. – Ты пока разминайся, а я подумаю, что мы будем сегодня играть.

Вовка гордо расправил плечи и выровнял спину, положил пальцы на клавиши и замер.

– Все верно, – сказал Александр, и Вовка приступил к гаммам.

Начал играть отрывисто, отделяя один звук от другого паузами. Не спеша перебирал пальцами клавиши по одной, прошелся пару раз по ним туда и обратно. Пальцы после улицы начинали постепенно отогреваться и из неловких, корявых дубовых веток превращались во вполне пригодные для работы гибкие лозовые ветви.

– Легато, – спокойно подсказал Александр.

Вовка едва заметно ускорился, звуки начали плавно перетекать один в другой, образуя элементарную мелодию, и он почувствовал, как точно так же, как замерзшие пальцы, начинает постепенно согреваться и разворачивать крылья его душа. Вовке нравились гаммы, как бы ни ворчали на них остальные ученики школы. Да, они были обманчиво просты, но, играя их, Вовка чувствовал, как начинает подкатывать к нему, ластиться теплыми легкими волнами вдохновение. Каждый раз, когда он начинал играть, ему казалось, что тело постепенно уменьшается в весе и, оторвавшись от стула, взлетает и парит в неосязаемом воздухе.

– Отлично, – прокомментировал его пассажи Александр. – Пока ты разминался, я выбрал. Сегодня мы будем отрабатывать менуэт си минор из Французской сюиты Баха. Темп умеренный, так что, думаю, ты с ним справишься… Погоди!

Вовка вздохнул, мысленно настраиваясь на игру и вспоминая ноты, и почувствовал, как Александр наклоняется к нему. Тот был по-юношески строен и, когда бок учителя прижался к Вовкином боку, он почувствовал сквозь слои ткани твердость ребер и плотность мышц чужого тела. Вовка редко с кем-либо соприкасался столь тесно и все никак не мог привыкнуть к подобным касаниям. Пока он смущенно задерживал дыхание, Александр аккуратно взял его ладони и чуть сместил в сторону, помогая правильно поставить пальцы. Легко, будто ободряюще, скользнул мягкими подушечками по Вовкиному запястью и чуть отстранился.

– И-и-и начали!

Вовка ударил по первой гладкой клавише, взлетел и начал парить, покачиваясь на волнах величавого фигурного танца. Чувствовал себя приглашенным музыкантом на королевском приеме Людовика Четырнадцатого и, преисполнившись собственной значимости, гордо задирал подбородок. Мама читала ему исторические романы, где были подробные описания этих пышных балов, и, играя столь элегантную, размеренную музыку, он представлял себе важно прохаживающуюся по просторным залам толпу придворных. Все они были обряжены в пышные наряды из гладкого, скользкого на ощупь шелка, отделанного жесткими, как проволока, но тончайшими нитями золота или серебра. Вовка раздраженно кривил губы, когда изредка промахивался по клавишам и фальшивил, но Александр не прерывал его, слушал, застыв на своем месте и задерживая дыхание. Вовка был уверен, чувствовал всеми своими оставшимися чувствами, что тот смотрит на него, и старался держать спину еще прямее и движения делать как можно изящнее, чтобы не упасть лицом в грязь перед внимательным и опытным слушателем.

Как только отзвучала последняя нота, Вовка глубоко вздохнул и, утяжеленный большой порцией воздуха, медленно опустился на землю. Убрал руки с клавиш и положил их себе на колени.

– Неплохо! – после некоторой паузы негромко прокомментировал Александр. – Еще стоит поработать, потому что ты иногда промахиваешься мизинцами, но это исправимо.

Вовка рассеяно потер вредный мизинец. Сначала один, потом второй. Они оба были слабее и тоньше всех остальных пальцев, прямо как он сам – болезненный и слабый – рядом с остальными сильными и здоровыми людьми.

– Немного передохни, и начнем заново, – мягко, успокаивающе произнес Александр. Должно быть, заметил досаду на Вовкином лице. – Но в этот раз будем уже разбирать по частям и исправлять ошибки.

Вовка немного передохнул, расставил пальцы, изогнул кисти и снова взлетел. И так он взлетал и приземлялся еще целый час. Его пальцы были словно мелкие легкие косточки в руке-крыле большой слепой птицы. Они дарили ему невесомость, но со временем от частых равномерных взмахов руки-крылья уставали точно так же, как и их оперенные собратья.

– Молодец! – похвалил его Александр в конце урока, и Вовка устало улыбнулся, услышав в его голосе удовлетворение. – Ну что? Одевайся и пойдем?

– Ага!

Вовка поднялся со стула. Потянулся, чтобы распрямить согнувшееся к концу урока тело.

– Держи!

Его груди коснулось что-то объемное, Вовка опустил руки и нащупал собственную куртку.

– Спасибо, – поблагодарил он, надевая ее.

– Не за что. Ты готов?

– Да! Идем, – кивнул Вовка, застегивая молнию и доставая из кармана шапку.

Александр отдал ему трость и осторожно, но крепко взял под локоть. Они вышли из кабинета и, как только в замочной скважине проскрежетал ключ, побрели сначала по пыльным коридорам, устланным протертыми ковровыми дорожками, а затем вышли в пустой вестибюль.

– Вы домой, Александр Данилович? – глухо пробормотал пожилой мужской голос, когда они остановились у будки дежурного.

– Да, Иннокентий Викторович. Только вот ученика провожу до дома и сразу к себе.

Прозвенели ключи, и зашуршала по бумаге ручка.

– Расписались? – поинтересовался дежурный. – Ну и отлично. Приятного вам вечера.

– И вам, Иннокентий Викторович! И вам!

– До свидания! – пробубнил Вовка дежурному и толкнул тяжелую дубовую дверь, налегая всем своим телом.

Та неохотно поддалась, в щель повеяло промозглым холодом и угревшийся в помещении Вовка поежился.

– Ступеньки, – проронил Александр, придерживая его.

Спустившись на тротуар, они не спеша двинулись обратным Вовкиным маршрутом. Александр прекрасно знал дорогу, поэтому тот позволил себе расслабиться.

– А вы мне сегодня что-нибудь расскажете? – с улыбкой полюбопытствовал Вовка, чуть повернув лицо к Александру.

Тот хмыкнул.

– А что ты хочешь услышать?

– Например, расскажите, где вы жили до того, как переехали в наш скучный город.

– Не такой уж он и скучный, Вова. Город как город, просто меньше, чем некоторые другие… Справа большая лужа, идем, по самому краешку обойдем!.. А жил я до этого… в городе, который был примерно раза в три больше этого.

– В столице, что ли?

– Угадал, – после паузы проронил Александр.

– Ух ты! А я никогда там не был, – печально вздохнул Вовка.

– Ничего. У тебя еще вся жизнь впереди.

– Да, но я все равно не смогу заценить всю красоту. Я же не увижу ни домов, ни парков, ни памятников. Мама говорила, что в столице на улицах целые толпы народу ходят и столько машин, что от выхлопных газов воздух видно и дышать нечем.

Александр беззлобно рассмеялся.

– Ну, видеть-то его точно не видно, а дышать – да, бывает! Если в пробке в час пик постоишь, можно и в обморок упасть, когда выхлопов надышишься… Осторожно, бровка!

Вовка скривился, выказывая свое отвращение к столичной экологии, но потом задумался над другим и улыбнулся.

– А чем вы там занимались?

– М-м-м, тоже работал в музыкальной школе.

– А зачем тогда к нам переехали? Неужели там было плохо?

– Понимаешь… бывают обстоятельства, когда человек вынужден переехать.

Вовка понял, что Александр не хочет посвящать его в какие-то не очень приятные для него нюансы и кивнул, принимая такой пространный ответ.

– Я рад, что вы приехали, – воодушевленно сообщил он. – Если бы вы это не сделали, мне не с кем было бы заниматься.

Александр помолчал, а потом проронил:

– Ты особенный парень, Вова. И я тоже рад, что встретил тебя здесь.

Так за разговорами и обсуждениями они добрались до парка и пошли тихими безлюдными аллеями. Видеть Вовка не видел, но по резко понизившейся температуре воздуха, который стал покусывать его за нос и щеки, ощущал, что солнце уже давно село и пришла зябкая ночь. Летом в это время в парке было бы еще полно народу – мерно пошаркивали бы кроссовки пробегающих мимо него бегунов, поскрипывали колеса детских колясок, шуршали, волоча ноги, медленно бредущие пенсионеры. Но сейчас их прогулку сопровождал лишь шелест опадающей листвы и шепот ветра. Вся затяжная осень заключалась для Вовки в этом шелесте и шепоте.

– А вы слышали, что в нашем парке какие-то дикие собаки завелись? На людей даже нападают, – поделился жутко волнующей новостью Вовка.

Обычно он лишь слушал то, что рассказывал ему Александр и изредка давал комментарии. Самому ему рассказать было особо нечего, а тут вдруг подвернулась такая возможность чем-то удивить.

– Правда? – скептически проронил тот. Вовка даже немного расстроился, когда не услышал в его голосе ни капли испуга. – Ничего страшного. Нас с тобой двое взрослых мужчин. У тебя есть трость, а у меня зонт, так что отобьемся.

– Угу! – кивнул Вовка.

Александр, может, и был взрослым сильным мужчиной, но самому Вовке он явно польстил. Из него защитник был бы аховый с его-то слепотой и слабыми руками. К ним постепенно приближался и нарастал шум оживленной проезжей части. Похоже, они уже выбрались из парка и подходили к пешеходному переходу.

– В этот раз обошлось без приключений, – спокойно сказал Александр. – Стоим, ждем!

У Вовкиного подъезда они распрощались. Вовка поблагодарил учителя и, постукивая тростью, направился внутрь здания. Дождался грохочущего, как адский поезд, лифта и попытался зайти внутрь.

– Эй, ты че, слепой? Смотри, куда прешь! Еще люди не вышли! – рявкнул сердитый мужской голос.

Вовка вздрогнул и отшатнулся, ударившись с перепугу спиной об дружно грохнувшие почтовые ящики.

– Извините! – промямлил он.

– Ты че на него орешь, придурок? Он действительно слепой. Повылазило тебе, Сеня, что ли? Вон же на нем очки темные и трость в руках, а на дворе давно ночь.

Вовка узнал голос утрешнего соседа-алкаша. Сейчас он говорил более внятно – кажется, был трезв, – но все так же сипло.

– Извини моего другана, пацан! – попросили, явно обращаясь к Вовке. – Сенька у нас вечно на взводе, что тот автомат. Как с войны вернулся, так и ищет везде повод для драки.

Вовку фамильярно потрепали пахнущей куревом ладонью по темени, как совсем маленького ребенка, хотя на самом деле он вряд ли был сильно ниже говорившего.

– Да че ты гонишь, Гром! Не собирался я его трогать. В подъезде свет такой – лучше б вообще не было. Нихрена не видно! – возмущенно прорычал Сеня и, понизив тон до извинительного, пробормотал смущенно. – Короче, да! Звиняй, парень.

– Ничего! – пробормотал Вовка. – Бывает.

– Э-э-э! Ты сам домой доберешься? – встревожено спросил сосед. – Может, тебе кнопку нажать или вообще до квартиры довести?

– Нет-нет! – помотал головой Вовка. – Я сам могу. Спасибо!

– Ну смотри! – недоверчиво произнес Яков.

Вовка вытянул руку, нащупал створку лифта и зашел внутрь. Быстро отсчитал свой седьмой этаж и нажал.

– До свидания! – сказал он, слыша сквозь скрип сходящихся створок шорохи, издаваемые двумя людьми, которые так и не отошли от лифта.

– Пока, пацан. Будь здоров! – напутствовали его.

Пока Вовка поднимался, он с улыбкой размышлял о том, как бы забавно это выглядело, если бы мама открыла дверь и обнаружила на пороге его в компании двух здоровых почти трезвых бывших военных. Она и так этого Якова недолюбливала, а если б Вовка притащил его в дом, устроила бы, наверно, громкий скандал. От этих размышлений у Вовки, как у любого шкодливого ребенка, поднялось настроение.

Впрочем, продержалось оно на высоте недолго. Как раз до тех пор, как он зашел в квартиру, а мама вышла его встречать.

– У меня новости, – устало произнесла она. – Не очень хорошие.

Вовка сразу заволновался.

– Что случилось?

Мама помолчала, пошуршала полами халата и сказала:

– Звонили из кинологического центра. Сказали, что «к сожалению» того пса, который должен был достаться нам, уже кому-то отдали.

– И-и-и что? – спросил Вовка, надеясь услышать, что у них есть хотя бы малюсенький шанс исправить ситуацию.

Хорошее настроение было умнее хозяина, поэтому сразу не просто отошло в сторону, но и начало быстро, даже вприпрыжку удаляться от него прочь.

– Ну, они сказали, что другой собаки пока нет и нам придется снова ждать, – расстроено ответила мама. – Черт, а я так надеялась пойти поработать на полный день. Даже уже место администратора в спорт-клубе нашла, и что теперь? Отказываться?

– И сколько ждать? – тихо спросил Вовка.

– Они сказали «как только, так сразу». Но ты же понимаешь, что это не так просто – выдрессировать щенка. Скорей всего, должно пройти достаточно много времени. И еще не факт, что его снова не отдадут кому-то еще.

– Вот бли-и-ин! – протянул Вовка.

А он так хотел наконец-то отпочковаться от матери и хоть пару часов в день проводить вне дома самому по себе, не прибегая к посторонней помощи.

– Так что, похоже, придется мне отказываться от этой работы! – всхлипнула мама. – А я ведь все еще молода… Надеялась встретить там какого-нибудь надежного мужчину. Не такого, как твой отец. Лучше!.. Я уже не могу справляться со всем одна. Мне нужен муж, а тебе отец… К тому же ты уже скоро закончишь школу, и надо будет думать о том, чем тебе заняться в жизни. А я даже не представляю, где взять средства на твою учебу, ведь мы тратим сразу все, что я зарабатываю, и отложить хоть немного совсем не получается.

– Ничего, мам, – Вовка пошел на плаксивый голос, нащупал ее плечо и нежно погладил, пытаясь приободрить. – Мы что-нибудь придумаем, чтобы ты могла работать там, если так хочешь. Например, я могу не выходить из дома, пока тебя нет или просить Федьку проводить меня.

Мама обняла его и ласково погладила по волосам.

– Федор хороший мальчик, но у него есть своя насыщенная жизнь, – пробормотала она. – Он не может все время присматривать за тобой.

– Мы что-нибудь придумаем, мам. Не переживай! – пробубнил Вовка ей в висок.

– Ладно, бог с ним! – вздохнула она и шумно утерла нос. – Пошли ужинать. Я еле тебя дождалась… Эх, надо было пригласить на ужин Александра. Такой интересный мужчина, ненамного меня младше и вроде бы не женат. Детей, опять же, любит…

Вовка только фыркнул, отметив, как быстро она переключилась.

Поужинав, он с большой неохотой пошел делать уроки. Достал письменный прибор, ручку-грифель и тетрадь. Задание по математике вроде бы было несложным, но Вовка никак не мог его решить, потому что все еще думал о том, что сказала мама.

Ему было тоскливо. Не только потому, что мама хотела работать и жить нормальной жизнью, но не могла это сделать из-за него. И не потому, что ему так уж нужен был поводырь, ведь за свои шестнадцать лет он уже успел привыкнуть к собственной зависимости от других людей. Он, конечно, понимал, что собака-поводырь – это просто живой инструмент для того, чтобы иметь возможность самостоятельно передвигаться в пространстве, но в глубине души он с затаенной надеждой мечтал о том, что у него появиться всецело преданный друг и помощник. Тот, кто сможет быть с ним везде и всегда, а не только тогда, когда у него появится свободное время. И не так уж важно, какой он будет внешне, потому что Вовка все равно не сможет увидеть его. Но он по-любому будет веселый и жизнерадостный, и Вовка сможет обнимать его без стеснения, играть с ним, когда захочет, и спокойно засыпать в своей комнате, зная, что он не один в бесконечной темноте. И, конечно же, собака не будет замечать его слепоты и будет относиться к Вовке как к нормальному полноценному человеку. О чем еще он мог бы мечтать?


    Ваша оценка произведения:

Популярные книги за неделю