Текст книги "Возвращение (СИ)"
Автор книги: Nothing-Happens-to-Me
сообщить о нарушении
Текущая страница: 5 (всего у книги 6 страниц)
– Да я едва не набросился на тебя в тот вечер, когда ты заявился ко мне, весь такой… до смерти на себя похожий, и принялся плести о том, что Майкрофт хочет проверить, хорошо ли ты научился притворяться. Научился притворяться. Это ты-то!!!
До краев наполненный упреком тон внезапно выводит детектива из ступора.
– Ну, знаешь! Кто бы говорил! – парирует он, почти радуясь возможности возмутиться. – Никогда не думал, что ты настолько хороший притворщик.
Джон пропускает претензию мимо ушей, наклоняется, с мольбой глядя Холмсу в лицо.
– Скажи, ведь это из-за Майкрофта, правда?.. Это он ради своих целей подговорил тебя устроить представление?..
Соблазн свалить все на старшего брата огромен, детали новой легенды моментально рождаются в окрыленном надеждой сознании, складываясь в вполне верибельную картинку, Шерлок открывает рот и… выдохнув, отрицательно качает головой.
Одной ложью нельзя исправить другую, а третьей – две предыдущие…
Доктор Уотсон на несколько секунд закрывает глаза, горбится, ежится, как от озноба.
– В ту ночь я в четвертый раз собрал свои вещи… – продолжает он удрученно. – Но утром решил поехать с тобой, подумал, что, может, в участке разберусь, что к чему. Пойму, наконец, что за игру ты затеял… – в контексте всего, что им пришлось пережить, слово «игра» воспринимается неуместным до оскорбительности, но крыть Шерлоку нечем. – Однако в результате еще больше запутался – не смог определить, знают ли там, знают ли по-настоящему, что ты – это ты…
– Знают… – что-либо скрывать теперь глупо. – Все знают. Знали. Кроме…
– Черт! – Джон с размаху ударяет по стене кулаком. – Гребаный идиот!
– Послушай… – Шерлок торопится отвлечь друга от бессмысленного самоуничижения. – Я ведь почти выдал себя тогда в участке…
– Представь себе, я заметил… – Уотсон смотрит в пол, голос звучит глухо. – Когда Донован ляпнула про дедукцию, я… обрадовался. Подумал, что тебе будет трудно удержаться от соблазна поставить ее на место. Хотел посмотреть, как ты станешь выкручиваться…
– Посмотрел?.. – в груди снова змеиным клубком копошатся боль, обида и горечь.
– Посмотрел, – Джон поднимает взгляд, его губы подрагивают, уши алеют. – Вот только когда ты… растерялся, я вдруг осознал – пусть я не знаю, в чем суть твоей новой игры, пусть совершенно не понимаю ее правил, пусть даже мне в ней отведена роль последнего идиота…
Детектив пытается подняться с кровати, но ноги не слушаются, Уотсон инстинктивно шагает ближе, и, словно хватаясь за спасательный круг, Холмс обнимает его за пояс, утыкаясь лицом в живот.
– Пусть даже ты сделал из меня идиота… – ладонь Джона мягко ложится ему на затылок. – Я все равно не могу позволить тебе проиграть...
Шерлок прижимается теснее, отчаянно желая, чтобы их разговор на этом закончился. Уотсон молчит, ласково перебирая его волосы, затем аккуратно надавливает на плечо, заставляя отстраниться.
– Ты чуть до инфаркта меня не довел своим поцелуем, – сообщает он с грустной улыбкой. – Я боялся, что это тоже часть игры, что тебе зачем-то нужно, чтобы я переспал с твоим двойником, и ты решил воспользоваться моей слабостью…
– А сейчас?..
– Что?
– Сейчас ты этого не боишься?..
– Нет, – серьезно отвечает Джон и делает шаг назад, вновь увеличивая расстояние между ними. – Я знаю, что это не так. Но все равно хотел бы понять, что же это была за государственная необходимость…
– Не было никакой государственной необходимости… – предельная бессмысленность собственного обмана режет по живому, в кровь раздирая сознание, и детектив шепчет главное, будучи не в состоянии вдаваться в подробности: – Все из-за тебя…
– Из-за меня?! – ошеломленно и чуть ли не по слогам переспрашивает доктор Уотсон и вдруг опускается перед Шерлоком на колени, с изумлением заглядывая ему в глаза. – Из-за меня?.. Шерлок, так это из-за того, что я тебе не поверил?..
Приподняв брови, он недоверчиво хмыкает, и Холмса внезапно охватывает злость.
– Между прочим, тогда, три года назад, я спасал твою жизнь!
Джон поджимает губы, раздумывая, затем осторожно берет Шерлока за руки.
– Я знаю, – веско говорит он, поглаживая ледяные кисти детектива. – Вот только я предпочел бы сто раз умереть, чем один раз пережить твою смерть… – синий взор темнеет, наполняясь страданием. – Черт возьми, Шерлок, я любил тебя, и я тебя потерял!
В носу невыносимо щекочет, детектив морщит переносицу, моргает, отводя взгляд.
– Я же дал тебе подсказку… – бормочет он, используя последнюю возможность оправдаться. – Перед тем, как прыгнуть, я сказал тебе, что это трюк…
Доктор Уотсон безмолвствует, глядя на него с непонятным, а потому тревожащим выражением, и, наконец, устало вздыхает:
– Я тоже дал тебе подсказку… – сердце мгновенно сбивается с ритма, потому что догадка вспыхивает в сознании чуть раньше, чем Джон произносит вслух конец фразы: – Я назвал тебя твоим именем, когда мы первый раз занимались любовью…
Слепец... Чертов слепец…
Доктор Уотсон бережно соединяет его ладони, прижимает их к своим губам, согревая дыханием.
– Ты сказал, что хочешь быть со мной, кем бы ты для меня ни был… – напоминает он с мягкой полуулыбкой. – Что ж, а я люблю тебя, как бы ты себя ни называл…
Шерлок позволяет себя поцеловать, находясь в состоянии странного оцепенения.
Готовность Джона начать все сначала не вызывает сомнений, но вместо ожидаемого облегчения детектив почему-то ощущает досаду. Он по-прежнему чувствует себя обманутым, и мерзкое послевкусие вранья, пусть эмоционально оправданного и логически обоснованного, но от этого не менее угнетающего, отравляет надежду на будущее, лишая уверенности, и сам озадаченный собственными ощущениями, Холмс легонько отталкивает прильнувшего к его губам доктора Уотсона.
– Джон… подожди… Джон, я, кажется… Джон… – он ловит полный непонимания взгляд, запинается, осознавая серьезность вероятных последствий, но притворяться снова – выше его сил, и Шерлок продолжает упрямо и жалобно: – Джон, по-моему, я не могу простить…
Он смотрит в сторону, не желая видеть, как постепенно застывает лицо доктора Уотсона. Тот поднимается с колен, засовывает руки в карманы джинсов.
– Ты не можешь простить… – он кивает сам себе. – Ясно…
*
Десять минут… – думает Шерлок. – Десять минут понадобится Джону, чтобы собрать свои вещи.
Джону хватает семи.
Уже на выходе из комнаты, держа в руках спортивную сумку, он на мгновение оборачивается:
– Твои вещи в коробке под кроватью.
Когда внизу хлопает входная дверь, Холмс нагибается, вытаскивает из-под кровати картонный короб. Под аккуратно свернутым синим халатом обнаруживаются ноутбук, череп, кружка и фото в рамке, то самое, сделанное на месте преступления.
Шерлок берет в руки фото, разглядывает, потом бросает обратно в коробку. Навзничь валится на постель и, уставившись в испещренный трещинами потолок, горько усмехается:
– С возвращением…
====== Часть одиннадцатая ======
Он до самого вечера не выходит из комнаты Джона.
Лежит на кровати, словно мертвец – сложив на груди руки, закрыв глаза и не двигаясь, укрывшись от суровой действительности в чертогах. Горячая маета в его душе постепенно сменяется опустошенностью, сердце перестает выстукивать лихорадочную барабанную дробь, и частично освобожденный от гнета дестабилизирующих мыслительную деятельность сиюминутных эмоций Шерлок предпринимает попытку разобраться в себе.
Он любит Джона. Это очевидно.
Любит...
Детектив прислушивается к мягкому, щемящему трепету, что распространяется у него под ребрами, вызывая прилив крови к щекам и теплый спазм внизу живота. Воображение незамедлительно визуализирует физические ощущения: синий взгляд – так близко, что Шерлока безнадежно утягивает в его радужную, сияющую бесконечность, ладони, ласково скользящие по его коже, жаркий шепот, стоны, срывающиеся с искусанных губ...
Воспоминания обрушиваются на него беспощадной лавиной, множатся, до предела заполняя чертоги, наслаиваются одно на другое, видоизменяясь в свете последних открытий, мельтешат, задевая ментальные нити, соединяющие разум Шерлока с его сердцем, провоцируют противоречивые эмоциональные импульсы.
Гигантским усилием воли детектив концентрируется, абстрагируется от чувств, позволяя им разгореться, словно со стороны, через микроскоп, наблюдает за эмоциональным коктейлем в своей душе, анализируя, вычленяя ингредиенты – нежность, радость, восторг, вожделение, горечь, обиду, привязанность, страх, благодарность, надежду, растерянность, злость, недоверие…
И внезапно ему кажется, что он нашел выход.
Это элементарно. Как же он сразу до этого не додумался?! Он просто почистит свой жесткий диск и удалит те исходные данные, которые вызывают у него негативные переживания, отравляют его любовь к Джону. Вот прямо сейчас все переберет, систематизирует и ликвидирует лишнее. Он избавится от причины, и тогда будет не нужно бороться со следствием…
Разум оживляется, готовый подвергнуть тщательному анализу жесты, взгляды, слова, интонации, свет в конце туннеля озаряет тоскливый сумрак чертогов и тут же меркнет вслед за немедленным осознанием – бесполезно, привычный метод на этот раз не сработает. Выход на деле оказался еще одним тупиком…
Шерлок сильнее зажмуривается, однако это не помогает, и слезы все равно выскальзывают из-под ресниц, скатываются по вискам, заставляя еще острее чувствовать свое поражение. У него не получится выдернуть из узора воспоминаний одну нить так, чтобы не уничтожить целостности картины. Если он забудет, что Джон ему лгал, он опять окажется во власти иллюзий.
Правда и ложь так тесно переплелись в их отношениях, что теперь невозможно отделить одно от другого, и чтобы удалить то, что причиняет ему боль, придется избавиться от всего, что связывает его с Джоном…
*
По крайней мере, теперь он снова хозяин в собственном доме.
Держа обеими руками коробку с вещами, Шерлок спускается по лестнице, толкает плечом дверь в гостиную, проходит в комнату и с грохотом ставит коробку на стол.
Хозяин…
Подбоченившись, он осматривается, надеясь испытать ту уверенность, которую должно придавать это слово. Он снова будет жить так, как захочет, без оглядки на кого бы то ни было. Без... Детектив вздрагивает от мимолетного, но четкого ощущения, что ответ на его главный вопрос где-то здесь, совсем рядом, прячется в тишине, охватившей квартиру. На глаза попадается каминная полка, Шерлок вынимает из коробки череп, водружает его на законное место, в задумчивости очерчивает указательным пальцем пустые глазницы… «Это череп?..» – «Мой друг…» Смешно, он даже не подозревал, насколько одинок, пока в его жизни не появился Джон Уотсон.
Воспоминание о том, как он впервые привел Джона на Бейкер-стрит, отзывается в груди новым спазмом, детектив хмурится, потирая ладонью в области сердца, и вдруг встречается взглядом с своим отражением в зеркале.
– Что?! Что ты так смотришь?!! – общаться с зеркальным двойником – вершина идиотизма, и от этого Шерлок злится на себя еще больше. – Ты же сам во всем виноват!!!
Он упирается руками в каминную полку, наклоняется, обессиленно прижимаясь к ней лбом, тяжело дышит, подавляя отчаяние. Да, он сам во всем виноват. Да, он сам заварил эту кашу. Но только Джон все равно не должен был ему лгать…
Только не Джон...
…Джон Уотсон – образец искренности и прямодушия. Шерлок саркастически фыркает, оборачиваясь, в раздражении вновь оглядывая гостиную. Отвратительно. Все на своих местах. Идеальный порядок. Ничего удивительного, ведь Ян Сигерсон был крайне осмотрителен, он слишком боялся потерять расположение доктора Уотсона...
Холмс судорожно сжимает кулаки и вдруг срывается с места, достает из коробки ноутбук, бросает на спинку стула халат, хватает кружку. Стремительно шагает на кухню и застывает, уставившись на две чашки с недопитым кофе, забытые на столе после утренней катастрофы.
Черт, он столько времени отказывался от самого себя, но дело даже не в том, что Джон не счел нужным избавить его от унизительного в своей бессмысленности притворства.
Гораздо больнее то, что друг позволил ему пребывать в заблуждении относительно истинных обстоятельств происходившего, сознательно оставил его бродить в темноте, хотя мог помочь ему выйти на свет.
Джон позволил ему ошибиться...
*
Новый приступ горькой досады заставляет развить бурную деятельность.
Сначала Шерлок целенаправленно «обустраивается» в гостиной – инспектирует книжные полки, внося неразбериху в аккуратные ряды книг, откладывая в сторону внезапно заинтересовавшие издания и тут же забывая про них. Вываливает на стол содержимое ящиков, перебирает папки с записями от предыдущих расследований, роется в шкафах в поисках артефактов, обнаруживает скрипичный футляр, но даже не дотрагивается до него.
Фото в рамке так и остается лежать в коробке, и Шерлок задвигает ее ногой подальше под стол.
Затем садится перед ноутбуком с твердым намерением возобновить работу своего сайта, сурово смотрит на экран, снова и снова пробегая глазами по строчке заглавия. Когда он в двести тридцать седьмой раз перечитывает словосочетание «наука дедукции», ему приходится признать, что достичь поставленной цели сегодня вряд ли удастся.
Далеко не здравая мысль, что все против него, даже он сам, заставляет в ярости вскочить со стула, чуть ли не скинув ни в чем не повинный ноутбук на пол. Ах, так? Ну, что ж. Значит, он займется экспериментами. Надо позвонить Молли, возможно, в морге завалялось что-нибудь подходящее. И, кстати, куда Джон задевал его микроскоп?!!
В ту же секунду от гнева не остается и следа, сердце тревожно и сладко сжимается, едва только Шерлок осознает, что именно он собирается сделать дальше. Очень медленно он берет со стола телефон и забирается с ногами в кресло. Пару минут размышляет, ласково поглаживая твердую, холодную поверхность телефонного аппарата, затем чуть дрожащими пальцами набирает сообщение: «Где микроскоп? ШХ».
Вполне обоснованный страх, что Джон ему не ответит, судорогой скручивает горло. Глупо… Зачем?.. Кроме того, сейчас ночь... Не стоило… Он идиот…
Но ответ приходит почти мгновенно, столь же лаконичный, как и вопрос: «Кухонный шкаф. ДУ», и Шерлока неотвратимо затапливает облегчение, не имеющее никакого отношения к дислокации микроскопа.
*
Когда за окнами светлеет, он все еще сидит в кресле, по-прежнему сжимая в ладони телефон, словно не желая выпускать из рук подаренную ему сотовой связью иллюзию прикосновения к другу, сосредоточенно обдумывает ситуацию, но так и не приходит ни к какому решению. От безысходности наваливается усталость, и мысль о сне перестает казаться категорически неприемлемой.
Тяжело поднявшись на ноги, Шерлок плетется в свою комнату, распахнув дверь, замирает на пороге, впитывая холодное, отвращающее безмолвие, и вдруг, решительно развернувшись, устремляется к лестнице. Наверху тоже пусто, но отчего-то тепло и не так одиноко. Детектив задергивает занавески, отгораживаясь от рассвета, раздевается донага и забирается в разобранную постель, испытывая странное, будоражащее и слегка злорадное удовлетворение, словно злоумышленник, наконец, пробравшийся на запретную территорию.
Постельное белье пахнет Джоном, чуть-чуть, едва уловимые нотки, почти забитые ароматом кондиционера, но их оказывается достаточно, чтобы телом овладела истома. Шерлок переворачивается на живот, вжимаясь в матрас твердеющим членом, утыкается носом в подушку. Нарастающее вожделение палящими искрами выжигает огромные дыры в сомнениях по поводу уместности мастурбации, пока не уничтожает их вовсе.
Джон...
Зажмурившись, детектив резкими, рваными движениями трется о простыню, вцепившись в сбившееся одеяло, отпустив на волю воображение, хотя бы в рожденных страстью фантазиях проникая туда, куда ему так и не довелось проникнуть в реальности. Выплескиваясь, он прикусывает край наволочки, но удержаться от тоскливого стона не удается.
Джон...
*
Он просыпается от звука входящего сообщения, тянется за телефоном, сонно щурится, вглядываясь в экран.
«Доктор Уотсон провел ночь у сестры. МХ»
– Спасибо, Майкрофт…
Шерлок возвращает телефон на прикроватную тумбочку, усмехается, понимая, что, несмотря на свой ядовитый тон, по-настоящему благодарен брату, и даже не за информацию о местонахождении Джона. Майкрофт ненавидит писать сообщения, так что в данном случае с его стороны это несомненное проявление такта.
Откинув одеяло, детектив садится на постели, морщится, не утерпев, чешет покрытый заскорузлыми корками низ живота. Накануне он так и уснул в луже спермы, и теперь волосы в паху жестко склеились, заставляя передергиваться от омерзения. Вспоминать об акте самоудовлетворения сейчас стыдно, проявленная несдержанность кажется мучительно жалкой, и, желая поскорее избавиться от свидетельств досадной зависимости от собственной страсти, Шерлок торопится принять душ.
Вернувшись, он решает поменять постельное белье, открывает шкаф, и…
Непостижимо, какое ощущение горя может вызвать ряд пустых плечиков для одежды.
*
В течение нескольких часов детектив активно метит квартиру, оставляя повсюду грязную посуду из-под чая и кофе, и думает, думает, думает, прокручивая в голове все случившееся с момента своего возвращения. А когда в кухне не остается ни одной чистой чашки, хватает пальто и выскакивает на улицу.
*
– Какой сюрприз… – Гарри Уотсон с откровенной неприязнью оглядывает его с головы до ног. – Разве ты не умер?..
– Пока нет… – как бы ни хотелось съязвить, Шерлок держит себя в руках, потому что где-то там за спиной этой женщины – Джон. – Впустишь меня?
– Зачем? – она затягивается сигаретой, выдыхая дым ему в лицо.
– Мне нужно поговорить с Джоном.
– Он не хочет с тобой разговаривать.
– Пусть он сам скажет мне это.
– Что случилось с твоей логикой, Шерлок?.. – она выходит на лестничную площадку, прикрывая за собой дверь в квартиру. – Как он тебе скажет, если не хочет с тобой разговаривать?..
– Гарри… – Холмс изо всех сил старается не поддаться острейшему желанию взять убежище друга штурмом. – Давай, ты сейчас разрешишь мне войти, а потом я свожу тебя в бар и позволю тебе наговорить мне столько гадостей, сколько захочешь.
– Засранец… – она усмехается, покачивая головой. – Вижу, могила тебя не исправила.
Шерлок открывает рот, но вместо очередной колкости неожиданно и очень тихо произносит:
– Пожалуйста...
Сестра Джона вздрагивает, изумленно приподняв брови, затем взъерошивает пятерней крашеный в рыжий цвет ежик волос.
– Ты всегда добиваешься того, чего хочешь?
Он молчит, понимая, что часть бастионов благополучно взята. Гарри докуривает сигарету, тычет окурком в стену, чтобы его затушить, и поднимает на Шерлока ледяной взгляд:
– Когда ты сиганул с этой гребаной крыши, он… – она с трудом сглатывает, и детектив крепче стискивает зубы, чувствуя, что лицу становится горячо. – Я никогда не видела его в таком состоянии, даже когда погибли родители…
Несколько секунд они внимательно смотрят друг на друга, не нуждаясь в каких-либо дополнительных взаимных пояснениях, затем Шерлок кивает:
– Обещаю.
Гарри медлит, явно все еще сомневаясь, но потом все же шагает в сторону, пропуская его в квартиру:
– Заходи…
====== Часть двенадцатая ======
– Шерлок?.. – Джон стоит посреди комнаты, залитой ярким электрическим светом. – Зачем ты…? Что тебе нужно?
Ему очевидно некуда девать руки, и он сначала скрещивает их на груди, затем сцепляет за спиной и, наконец, опускает по швам, выпрямляется, словно солдат на параде. Шерлоку тоже некуда девать руки, а потому он засовывает их глубже в карманы, запахивая пальто, переминается с ноги на ногу, оглядывается на замершую позади него Гарриет.
– Ах, боже мой… – та картинно закатывает глаза и снимает с вешалки куртку. – Пойду куплю пива…
Детектив едва ли слышит, как щелкает дверной замок, безуспешно пытаясь вспомнить слова, которыми он планировал начать разговор. Осунувшееся лицо Джона отвлекает, отвлекают его взволнованный взгляд и покрасневшие уши, его язык, уже дважды пробежавшийся по губам… Шерлок хмурится, понимая, что сломить сопротивление Гарри, пожалуй, было самой элементарной частью задачи.
– Что тебе нужно? – снова повторяет Джон и вдруг едва заметно улыбается. – Ты нашел микроскоп?
– Что?.. Да. Нет… – Шерлок встряхивает кудрями, то ли согласно кивая, то ли отрицательно мотая головой. – Нашел…
Улыбка Джона становится чуть более явной, и, раздраженный охватившей его неуместной беспомощностью, детектив решает обойтись без вступительной речи.
– Мне нужен урок.
– Урок?.. – доктор Уотсон мгновенно перестает улыбаться, побледнев, пятится на пару шагов назад. – Шерлок… – голос звучит бесстрастно, резко контрастируя с угрожающе сжатыми кулаками, – ты же понимаешь, что сейчас очень близок к тому, чтобы оказаться с разбитым носом?..
– Если это плата за обучение, то я не против, – серьезно соглашается детектив.
Джон замирает, глядя на него округлившимися глазами, затем растерянно озирается и в итоге плюхается на заваленный разнокалиберными подушечками диван. Шерлок осторожно присаживается рядом.
– Ты простил меня.
Это не вопрос и не предположение, это констатация факта, и Холмс при необходимости готов предъявить доказательства, однако Джон не собирается ничего отрицать. Понурившись, он разглядывает рассохшийся паркет у себя под ногами, потом, подняв голову, пожимает плечами:
– Да.
– Хорошо, – Шерлок нетерпеливо ерзает на диване, еще один этап пройден, и можно приступать к самому главному. – А теперь объясни мне, пожалуйста, как ты смог это сделать…
– Что?.. – доктор Уотсон откидывается на подушки, не сводя с Шерлока изумленного взгляда.
– Что непонятного? – раздосадованный, детектив забывает, что твердо намеревался следовать правилам хорошего тона. – Ты должен объяснить мне, как ты сделал так, чтобы у тебя перестало болеть вот здесь, – и он требовательным жестом прижимает ладонь к груди Джона.
Тот вздрагивает, но не отстраняется, даже наоборот – чуть подается навстречу, усиливая контакт, и после недолгого молчания тихо интересуется:
– А с чего ты взял, что у меня перестало болеть?
– То есть? – услышанное определенно сбивает с толку.
– То есть тот факт, что я тебя простил, – Джон смотрит так, словно вынужден объяснять само собой разумеющееся, – вовсе не означает того, что твой обман больше не причиняет мне боли…
– Но тогда… – концы с концами не сходятся, Шерлок поднимается с дивана, с силой трет лоб в мучительном опасении, что ему так и не удастся понять, – как?..
– Да вот так… – Джон тоже встает, подходит ближе, спокойно глядя на него снизу вверх, – просто все это неважно по сравнению с главным…
– С главным?.. – Холмс прищуривается, затем пренебрежительно взмахивает рукой. – Это ты о том, что любишь меня?.. – он наклоняется к слегка оторопевшему Уотсону, не в силах сдержать прорывающуюся наружу горечь. – Так я тоже тебя люблю. И что? От этого только хуже. Я все обдумал и пришел к выводу, что сила обиды прямо пропорциональна силе любви. То есть если бы я не любил тебя так сильно, мне было бы все равно, соответственно и не было бы так больно. И поэтому…
– Шерлок… – Джон на миг прижимает ладонь к его губам, пресекая словесное извержение, в синеве глаз искрит странная смесь наслаждения, сострадания и безысходности, и детектив замолкает, заинтригованный. – Все дело в том, что я больше не смогу без тебя жить…
Так просто…
Радужное сияние медленно наполняет чертоги, не оставляя ни единого сумрачного уголка, живительными лучами проникая в истерзанную сомнениями душу, постепенно смягчая, обесцвечивая, истончая болезненные ощущения, и, чувствуя себя так, словно он впервые за много-много дней может вздохнуть полной грудью, Шерлок заявляет со всей возможной категоричностью:
– Джон, ты должен немедленно вернуться домой.
– Почему?.. – доктор Уотсон улыбается с несомненным лукавством.
Шерлок осуждающе сдвигает брови, но все же поясняет очевидное:
– Потому что я тоже больше не смогу без тебя жить.
*
– Ого… – все еще держа в руке сумку с вещами, доктор Уотсон топчется посреди гостиной, потрясенно разглядывая вопиющие последствия стихийного бедствия под названием «Дурное настроение Шерлока Холмса». – И это за один день? Пожалуй, я буду скучать по Яну…
Отвернувшийся к двери, чтобы повесить пальто, детектив цепенеет, напряженно выпрямив спину, ощущая внутри себя дурманящую пустоту, словно все чувства и мысли были выбиты из него одним прицельным ударом. Повисает молчание, а еще через секунду огорченный голос Джона звучит совсем близко:
– Шерлок, я пошутил…
– Пошутил?.. – повесить пальто на крюк все-таки удается, пусть и с третьей попытки, а вот повернуться к другу лицом пока не выходит. – Я так не думаю…
– А как ты думаешь?.. – глухой стук – Джон бросает сумку на пол, затем несмело дотрагивается до плеча, но Шерлок сторонится прикосновения, поспешно пересекает гостиную и опускается в любимое кресло.
Вздохнув, Уотсон располагается напротив, предварительно переложив на письменный стол оккупировавшие его кресло журналы и книги, и сдержанно констатирует:
– Ты думаешь, я неискренен.
Детектив упрямо вздергивает подбородок.
– Ты же не станешь отрицать, что он тебе нравился…
– Кто?
– Ян.
Джон почесывает бровь, явно пребывая в некотором замешательстве от диалога.
– Да, нравился… – он неожиданно расплывается в довольной улыбке. – Но, согласись, у него было много положительных качеств…
– Неужели? – высокомерным тоном удивляется Шерлок. – И каких же?
– Ну… – доктор Уотсон вновь с показательным сожалением поглядывает на окружающий их беспорядок, – он был…
– Угодливым!
– Вежливым… – Джон с упреком покачивает головой.
– Трусливым!
– Осмотрительным…
– Занудливым!
– Аккуратным…
– Назойливым!
– Заботливым…
– Он был сентиментальным придурком… – в сердцах выпаливает детектив, понимая, что в очередной раз угодил в собственную ловушку.
Захлестнувшее отчаяние вынуждает стремительно вскочить с кресла, но Джон тоже вскакивает, и Шерлок моментально оказывается в надежном капкане его объятий. Самосознание определенно играет с ним злую шутку, потому что Холмс внезапно обнаруживает, что он вовсю целуется с Джоном, но совершенно не помнит момента, в который они начали целоваться, и соответственно, не смог бы сказать, как долго длится их поцелуй.
– Он был влюблен… – оторвавшись, наконец, от его губ, шепчет Уотсон.
– Кто?.. – и думать, и говорить очень сложно, реальность по-прежнему размыта и неустойчива, кроме того, Шерлоку мало, ему нужно больше – еще больше Джона, еще ближе, еще жарче, еще теснее…
Друг ухмыляется самым возмутительным образом, предпринятая в карательных целях попытка стереть ухмылку очередным поцелуем не увенчивается успехом, и Шерлок сурово насупливается, недовольный тем, что Джону приспичило разговаривать вместо того, чтобы продолжать целоваться.
– Ты сказал, что он был сентиментальным придурком… – теперь Уотсон смотрит встревоженно и серьезно, – а я говорю, что он был влюблен…
Ян Сигерсон… Холмс прикусывает губу, вновь страдая от израненного самолюбия. Но Джон слишком близко, и эта горячая близость обезоруживает, лишает сил и желания защищаться, и Шерлок решается на капитуляцию, бормочет, теряясь от непривычной ему откровенности, от беззащитности и уязвимости своих чувств:
– Я боюсь, что он нравился тебе больше, чем я…
– Идиот… – отчаянно выдыхает доктор Уотсон и размыкает объятие только для того, чтобы тут же обхватить ладонями лицо детектива. – Шерлок… он – это ты, понимаешь?.. Он – это тоже ты...
*
Сидеть и ждать, пока Джон выйдет из ванной – изощренная пытка, и детектив не выдерживает, накинув халат на голое тело, в жарком нетерпении шагает по спальне, сердясь на друга за некстати затянувшиеся водные процедуры.
И пусть ожидание длится всего пятнадцать минут, Шерлоку кажется, что прошла вечность.
*
Сначала они вместе навели относительный порядок в гостиной – Джон перемыл чашки, а Шерлок торопливо рассовал по местам журналы и книги, потом, столкнувшись на кухне, опять с неизбежностью начали целоваться и чуть не нанесли материальный ущерб миссис Хадсон, когда, потеряв равновесие, неловко рухнули на кухонный стол.
А затем Джон заявил, что ему нужно в душ, достал из сумки бритву и мыльные принадлежности, но не стал подниматься к себе, а занял ванную Шерлока…
*
…Шум воды стихает, Холмс перестает метаться из угла в угол, пристально смотрит на дверь ванной комнаты, словно пытаясь разглядеть что-то сквозь непрозрачное матовое стекло, и вдруг, осененный внезапным предположением, тянется к дверной ручке.
Так и есть – не заперто…
От радостного предвкушения по телу пробегает обжигающая волна, затаив дыхание, Шерлок заходит внутрь и аккуратно прикрывает за собой дверь, млея от чарующего ощущения дежавю – прямо перед ним спиной к нему стоит Джон и протирает волосы полотенцем.
Пояс халата почему-то оказывается затянутым в узел, детектив шепотом чертыхается, дергая его непослушными пальцами. Джон оглядывается через плечо, опускает руки, роняя полотенце, и, избавившись, наконец, от одежды, Шерлок бросается к нему, прижимается сзади, обнимая изо всех сил.
– Раздавишь… – Уотсон смешливо фыркает, и наказание следует незамедлительно – Шерлок без церемоний берет в плен его рот, и Джон с готовностью сдается на милость победителя, откидывает голову назад, подставляясь, позволяя партнеру доминировать в поцелуе.
Его тело – распаренное и влажное после душа, и Холмс с наслаждением безостановочно гладит его ладонями, приникает губами к нежной коже под ухом, посасывает, лижет, покусывает с плотоядной настойчивостью.
– Послушай… – Джон чуть отстраняется, улыбаясь, заглядывает в глаза, – если тебе так важно получить над ним преимущество… – он перехватывает руки Шерлока, направляет их так, что одна ладонь детектива накрывает его член – горячий и твердый, а другая ложится на горло. – Я могу дать тебе то, что не давал ему. Хочешь?..
Шерлок хочет.
Так хочет, что даже не может об этом сказать, а может только покрывать благодарными поцелуями шею и плечи, ловя кончиками пальцев бешено колотящийся пульс, изнывая от удушающего, головокружительного желания. Ему хочется взять Джона, проникнуть в него так глубоко, как только можно, раствориться в нем, прорасти в него, как деревья прорастают корнями в землю, завладеть им полностью и безоговорочно.
Мысль о том, что лучше добраться до постели, рождается и тут же исчезает, нещадно испепеленная вожделением, Шерлок обнимает Джона за пояс, тянет вниз, на пол, заставляя опуститься на колени, зацеловывает спину, с благоговением касается ягодиц…
…Спустя несколько минут не существует ничего, кроме жгучего, исступленного, безумного вихря, с неодолимой силой уносящего все дальше и дальше, окружающая действительность гаснет, эмоции и мысли сливаются в одну точку, освобождая место все нарастающему физическому удовольствию. Джон громко вскрикивает, кончая, и Шерлока тут же неотвратимо выталкивает за грань, острота ощущений почти невыносима, и он тоже вскрикивает, отчаянно и победно, содрогаясь от охватившего тело мучительного блаженства…
