Текст книги "ОТКРЫВАЯ ДУШУ (ЛП)"
Автор книги: Nikoshinigami
сообщить о нарушении
Текущая страница: 4 (всего у книги 6 страниц)
И снова – гифка из «Третьей звезды»
https://hostingkartinok.com/show-image.php?id=03d7945331e633dfaa2ebb502b41afa5
И – берег моря
https://hostingkartinok.com/show-image.php?id=fd70977a7a7c6cda47e92c5585f112c3
Англичане все-таки – железобетонные люди! Меня от одного вида этих «водных процедур» озноб пробирать начинает… А они – ничего! Бенедикт на съемках в октябре в море лез – это в Англии-то!
А потом, как ни в чем не бывало, пошел себе в «Шерлоке» сниматься…
«Гвозди бы делать из этих людей…» :)
P.S. Хотелось бы мне домик представить, где преступление совершалось, но что-то ничего подходящего не нашла.
Равно как и “Обзорного Дома”. Может, кому-то еще повезет… :)
========== Глава 6 ==========
ГЛАВА 6
/*Прошу сразу настроиться: фон. Послушайте…
[1] У камина. Гудение пламени
https://www.youtube.com/watch?time_continue=13&v=0F1N43qAQTo
Уже второй раз двое мужчин вернулись в их временное обиталище совершенно мокрыми, но на этот раз небо было ясным, и впереди оставалась добрая половина дня. Хихикая, словно дети, они кинулись к душу, наперегонки. У Джона было стартовое преимущество, ведь он начал бег с пассажирского места, и ему не нужно было закрывать машину. С торжествующим возгласом он заперся в ванной, оставив Шерлока с другой стороны двери.
– Проигравший ставит чайник! – крикнул Джон.
– И как ты собираешься сделать это оттуда? – ответил Шерлок.
Джон включил горячую воду, плеск которой добавил выразительности его саркастическому смеху. Дальнейших рассуждений о процедурах отогрева не было. Этот танец они танцевали и раньше, много раз. Джон рад был увидеть, что огонь разожжен, и что приготовлено одеяло, чтобы можно было завернуться в него и уютно расположиться на стуле. Он напился чаю, пока Шерлок отогревался под горячей водой, и затем они оба уселись, почти с домашним комфортом. Все разборки исчезли, как будто и не было, а они сидели, словно выброшенные на берег ламантины, в теплых коконах своих одеял. Борьба могла подождать, думал Джон. Они могут вступить в нее позже, когда потребуется. А прямо сейчас он существенно меньше склонен был позволять Шерлоку уедать его, чем наслаждаться тем, что они только что разделили – кусочком предоставленной им головоломки.
Он большими глотками допил чай, всё еще почти обжигающий, тем не менее, это было хорошо и приятно. Он мог проследить, как горячий напиток согревает его, проходя от губ, попадая в желудок и разнося тепло, и облокотился на спинку стула лишь с незначительной головной болью, протестующей против перенесенного охлаждения. Но дело того стоило; во всех отношениях – стоило.
Он усмехнулся их глупости, услышав, как рядом с ним фыркнул Шерлок. День шел намного лучше, чем начинался. Джон не мог не улыбнуться – со всей молодостью и радостью, что оставались в нем.
– Что же, спрашивается, нашло на тебя, что ты в середине марта отправился плавать? – спросил он, покачав головой с ласковым беспокойством.
Шерлок пожал плечами, сжав в ладонях кружку.
– Корнуолл – совсем не парк развлечений. Это выглядело предпочтительнее, чем прогуляться или просто вернуться назад.
Джон кивнул, глубоко вдыхая запах камина и слыша, как в огне потрескивают поленья.
– Иногда я думаю, тебе нравится подбивать меня на всякие штуки, только чтобы увидеть, как далеко я позволю тебе зайти.
– Своего предела ты точно еще не достиг.
– Ну, давай, продолжай изыскания. Он явно уже должен быть где-то здесь. – Он шутил, всё еще широко улыбаясь. Ему нравилось, как лицо Шерлока прорезали морщинки веселья, пряча возраст в тонких линиях, что создали мальчишеские приключения их взрослых лет. Каждому было столько, на сколько он себя чувствовал, и Джону казалось, что сейчас войдет его мама, отругать за то, что он вслед за другом прыгнул с моста, как это было когда-то. Они были голыми, как младенцы, едва ли разумными, и сидели, завернутыми в одеяла для теплоты.
– Подобных забав у меня не случалось с ночи мальчишника, – сказал Джон, позволяя чаю дарить свое волшебство, согревая его изнутри.
Шерлок лишь слегка фыркнул.
– А ты что, помнишь свой мальчишник?
– Частично, – ответил Джон. – Помню, были сигары… и масса выпивки. Еще очень красивые девочки с очень яркими штучками на груди…
– Истинная демонстрация мужественности.
Джон покачал головой, стиснув пальцами керамику кружки.
– Помню, ты всю ночь был в дурном настроении.
– Конечно, у меня было отвратительное настроение. Я ведь должен был оставаться с тобой, пока тебя в туалете рвало на пол. А веселье я себе представляю немного иначе. – Шерлок поморщился, словно всё еще осуждая поведение Джона.
Доктор нахмурился, вспоминая ночь полгода назад, но потерпев неудачу. Он мог вспомнить только подносы с выпивкой и красивых танцующих женщин. Еще он распевал песни в баре, подобно любому наклюкавшемуся глупцу, которых сам всегда осуждал. И еще было много всего, что он помнил очень и очень смутно… Только много тостов, речей и немедленно следующих возлияний.
– Правда? Я не припомню, – сказал он, наконец.
– М-м. Сразу после того, как я попросил, чтобы ты убежал со мной.
Джон помолчал, понапрасну напрягая мозги. Безуспешно.
– Нет, определенно, не помню. – Он допил последний глоток чая и, поставив кружку на пол, вновь плотно закутался в одеяло, сохраняя тепло. – И что я ответил? – спросил он, с интересом наблюдая за мимикой Шерлока.
Мужчина слегка нахмурился.
– Тебя стошнило прямо мне на ботинки.
– … вот это я, кажется, припоминаю, – сказал Джон, наконец, со смущенным хихиканьем. Шерлок закатил глаза, тем не менее, рассмеялся тоже. Их смех всегда был заразителен, и они веселились вместе. – Боже мой, боже, неужели прошло шесть месяцев с той поры. Кажется, это было годы назад… или только вчера.
Шерлок кивнул торжественно, его кудри, высушенные полотенцем, всё еще оставались достаточно влажными, чтобы липнуть на лбу и щеках.
– Многое может случиться за шесть месяцев.
– Да. – Джон почувствовал нарастающую тяжесть в груди, отзывающуюся эхом тех событий, которые он так хотел отодвинуть в сторону. – Да, я знаю. Ты вообще-то и понятия не имеешь…
– Имею, уверяю тебя.
Он покачал головой.
– Нет, я имею в виду… Я никогда не говорил тебе.
– О чем не говорил?
– О ребенке.
Поведение Шерлока мгновенно изменилось от умеренно-спокойного к напряженно-сосредоточенному.
– Мэри беременна? – спросил он, и плечи его казались острыми против спинки стула.
– Была, – поправил Джон. – Она… э-э…был выкидыш.
Шерлок ничего не ответил, устремляя на Джона свой самый острый, проницательный взгляд – чтоб услышать то, что невозможно было сказать.
Джон вздохнул глубоко, попытавшись справиться с теснением в груди, отогнать его.
– Это было не так давно, – начал он. – В конце декабря. Сейчас у нас всё хорошо. Но, э-э-э… я не знаю. Это… странно, вообще-то. Происходит какое-то серьезное событие, и ты почему-то не узнаёшь о нем первым? Никогда не планировал сообщать тебе что-то, чего ты и сам не знал бы уже. Ну, как ты бываешь в курсе всего… Всегда. Но не в этот раз. Я не знаю, думаю, что мне жаль, что я не сказал тебе. Не знаю. Правда, не знаю. Просто всё это было… ирреально сначала. Я хочу сказать, что это одна из самых страшных вещей, которые можно услышать: «Мы собираемся снова иметь ребенка». Помню, что я подумал… Я не готов стать отцом в сорок три, и я всё еще не готов. Вспомни ночь мальчишника. Но, как бы то ни было, это случается. И ты узнаёшь, что будешь отцом, нравится это тебе или нет, готов ты к этому или нет, думаешь ли ты, что готов или нет… это происходит, и теперь это – твоя жизнь. Это, вправду, пугает. Но уже очень скоро ты начинаешь думать, до чего это удивительно. – Джон улыбнулся, глядя в огонь, где потрескивали поленья. – Поначалу все эти заботы о деньгах, о счетах, ты всё время занят, а потом, посреди всего этого, вдруг начинаешь смеяться, потому что… О господи. Боже мой. Ты можешь прочесть кучу книг, знаешь всю биологию, что стоит за всем этим, но голова всё равно идет кругом, потому что, боже, это реально, и всё это нормально, такое происходит уже миллионы лет, но, как бы то ни было, оно никогда не будет для тебя тем же самым, каким бы нормальным всё это ни было. И затем… Ничего этого больше нет. И даже притом, что ты остаешься ровно с тем же, что ты имел прежде, ощущаешь потерю. В некотором смысле, я думаю, всё это потому, что у нас была-то всего пара клеток, лишь начало жизни, практически не начавшейся и уже завершенной. То, что мы потеряли, было идеей о том, чем эти клетки могли бы стать, но не стали, ведь прошло слишком мало времени. И то, как хорошо это чувствовалось, прежде чем… даже близко не подходит к тому, как плохо это ощущается после. – Он прикусил губу, чтоб сдержаться, хотя слезы все-таки навернулись. Это не было тем, о чем он говорил с кем-либо, и, конечно, не последние несколько месяцев. Более, чем что бы то ни было, Джон хотел, чтобы Шерлок знал. Тот должен был знать. Почти всё остальное они друг о друге знали. И в чем-то столь близком и болезненном тоже нужно было признаться.
Острый взгляд Шерлока не дрогнул ни разу, пока он говорил, и лицо оставалось абсолютно бесстрастным. Тот плотнее закутался в одеяло, когда Джон сделал паузу, чтоб совладать с эмоциями. Даже тогда тот, казалось, лишь наполовину присутствует, держа его в центре внимания.
– Когда ты собирался сказать мне? – спросил тот категорически.
– Я не знаю. – Джон тяжело вздохнул, опустив голову, так что вода с упавших волос капала ему на колени. – Я просто подумал… даже те, с кем я был достаточно близко знаком, те, кто сами женаты и обычно совсем не бесчувственны… сказали бы «всегда есть следующий раз» или «по крайней мере, срок был небольшой». И я всё представлял себе, что сказал бы ты, и просто не мог иметь дело с этим. Не хотел и на тебя еще злиться, когда всё и так было дерьмово.
– Вероятно, ты правильно рассудил.
Джон фыркнул с неловкой улыбкой.
– Ну, я достаточно тебя знаю. – Он чувствовал, что стеснение в груди постепенно проходит, и сердце уже бьется не так болезненно. Он шмыгнул носом, выпрямился и провел языком по губам, всё еще хранившим вкус соли.
– А вообще любопытно, что бы ты сказал, если б я позвонил тебе и поставил в известность?
Шерлок изогнул одну бровь со сдержанным интересом.
– Я спросил бы, как это случилось.
Конечно. Всегда научный подход.
Джон еще раз судорожно вздохнул, пряча пальцы ног под край одеяла.
– Конфликт по резус-фактору. У Мэри вторая отрицательная группа, а у нашего ребенка была положительная. Собственная иммунная система Мэри боролось с эмбрионом, как с чем-то инородным. Такие вещи бывают достаточно часто, но реакция у организма Мэри была особенно сильной. – Он поморщился, словно бы говоря, «что было, то было», желая показать, что, несмотря на обстоятельства, ни в чем не винит жену. Возможно, это было преуменьшением, но лучше так, чем просто холодные факты, которые предпочитал Шерлок. – Есть препараты, которые можно использовать, чтобы помешать отторжению плода, но на тот момент это было лишь информацией на будущее. Такие пары, как наша, в группе риска. Это бывает.
– Она тяжело приняла это.
– Да. Разумеется. Она хотела ребенка, и то, что этого не случилось, было… Не по ее вине. Но нет никакого простого способа сказать, что ее тело атаковало и уничтожило плод. Эту пилюлю не подсластишь. И она испытала такую… боль… и, конечно, я, как врач, виноват, что не видел, не понимал, что возможна проблема. Я хочу сказать, было… плохо. Очень, очень плохо. И сколь бы я ни хотел рассказать тебе, я не мог представить, что ты сделаешь это лучше. Хуже – да, но не лучше. Эти вещи, они не… Наш первый случай, в тот первый вечер… Я просто о нем вспоминал, и хотя ты здорово изменился за прошедшие годы, я немедленно представлял себе Рэйчел, всякий раз, когда думал сказать тебе.
Шерлок кивнул, помня то, что было, даже лучше Джона, и не требуя пояснений.
– Вы собираетесь попробовать еще раз? – спросил он.
– Да. – Джон не мог не улыбнуться, даже коротко рассмеявшись. – Да, фактически, мы пытаемся. Она просто теперь принимает лекарства. У нас… гм… нет никаких проблем с бесплодием, таким образом, это будет… Уже в этом году.
Джон едва мог удерживать ее от того, чтоб уже выбирать для ребенка имя. Она была так взволнована. Это было заразительно. От одной только мысли голова шла кругом. Какими бы ни были его минувшие страхи, он преодолел их к настоящему времени. Он готов был теперь. И хотел стать чьим-нибудь папой.
– Ты собираешься в этот раз сообщить мне? – спросил Шерлок, наконец, отворачиваясь и глядя в огонь, отсвет которого делал золотистой его бледную кожу – сочетание мерцающих вспышек и солнечных лучей за окном.
– Да. Теперь это будет хорошая новость.
– Для тебя.
– Да. Для меня и для Мэри, для нас обоих. – Джон поднял голову; странный ответ Шерлока вызывал какое-то ноющее чувство в мозгу. – Ты говоришь, что не был бы счастлив за нас? За меня?
Шерлок ничего не ответил и не шевельнулся.
Джон уставился на него, поначалу не веря, и лишь через мгновение вспомнив непревзойденную черствость друга. Он сжал челюсти; желание ударить его кулаком вызвало тремор в руке.
– Ты кусок дерьма, ты знаешь это?
Шерлок по-прежнему хранил молчание, и Джону было слишком больно от этой тишины.
Почему он даже и не подумал, что Шерлока всё это совершенно не будет заботить? Симпатия едва ли была сильной стороной детектива, но для него, для кого-то, кто был наиболее близок к нему, Джон всё еще ожидал, черт возьми, хоть какого-то душевного отклика. Если не на свою боль, то, по крайней мере, на счастье. Шерлок был способен на это и мог бы добиться большего. Джон подумал, что достоин больших усилий со стороны человека, который был когда-то его постоянным спутником. Видимо, такое ожидание было ошибкой. Шерлок заботился лишь о себе, как всегда. Это не было новостью. Шерлок всегда был засранцем.
Джон дышал резко и медленно, в том же ритме, что гневно кипевшая кровь, ноздри его раздувались, а губы были плотно сжаты, словно он сдерживался, чтобы не сказать что-нибудь, не сорвавшись на крик.
Шерлок же выглядел ничуть не обеспокоенным. Не поднимая глаз, он продолжал смотреть на огонь, наблюдая за пламенем с той же странной пассивностью, с какой изучал обычно все любопытные вещи, будь те мертвыми или живыми. Одеяло его сползло, обнажая грудь с бледной гладкостью кожи, показывая, где у нормального человеческого существа будет биться сердце, если оно есть. Джон начинал сомневаться, были ли у Шерлока чувства вообще или это только давняя имитация, которую тот устал поддерживать. Шерлок казался таким же, как любой автомат, находящийся в «спящем» режиме, когда был задействован лишь его ум.
– Это началось примерно тогда, когда ты обручился, – сказал Шерлок после продолжительного молчания голосом столь глубоким, что мог бы поспорить с гудением пламени. [1] – Это именно так, и не стану лгать, хотя это, конечно, было бы благороднее. Я не хотел, чтобы так случилось. Моя первая доза была в ту ночь, и потом я к этому прибегал, когда ты был с нею. Я был под кайфом в день вашей свадьбы – не то чтобы ты уделил мне много внимания. Но это нормально, как говорят. Это был твой день. Только этот самый «твой день» с тех пор не кончался. Когда есть случаи, всё хорошо. Я занят, это просто чудесно, и меня не заботит даже, что тебя там нет. Раньше было иначе, но с этим-то сравнительно легко справиться. Когда мы всё еще жили вместе, ты уже отлучил себя от моей работы, так что всё прошло без особых волнений. Но, вернувшись домой, я немедленно окликаю тебя. После всех этих месяцев я по-прежнему восклицаю: «Джон», снимая в прихожей пальто и шарф. И, в зависимости от того, насколько взволнован, вспоминаю не сразу, что… Один раз я вообще взбежал по лестнице и рванул дверь твоей спальни, прежде чем осознал, что ты больше здесь не живешь. – Он опустил голову, но глаза его, пылая огнем, продолжали смотреть на Джона. – Никогда не бывает еды, – продолжал он. – Мне приходится идти за своими вещами, твоих-то нет, и я не могу их конфисковать. Я могу проваляться в квартире весь день, и никто не выразит неодобрения. Как консультирующий детектив, я весьма успешен. Но, я думаю, больше не существую как человек. Я не помню, как жить одному. Да, я как-то живу, конечно, потому что Лестрейд звонит мне, и я приезжаю, но так много времени провожу, компенсируя химией то, что тебя со мной нет, что уже не могу быть уверен. И, честно сказать, это лучше. И если ты спросишь, что я буду делать, когда мой отпуск здесь завершится, я должен сказать, что отправлюсь к дилеру. Я не могу изменить то, что мне не нравится в моей жизни. Это больше, чем одиночество. Ты был не просто кем-то, с кем удобно разделить арендную плату. Я не могу заменить тебя так, как ты заменил меня. Но на несколько часов можно сделать так, чтобы это не имело значения.
Джон не мог даже понять, усилился ли и его гнев от такого признания или, напротив, немного утих. Он ожидал, что надо будет сказать или сделать гораздо больше, чтоб заставить Шерлока говорить, но слова, которые, как он думал, будут сказаны в ярости, прозвучали как рассуждения о расследовании – холодные, спокойные, отстраненные. Искренние. Совершенно искренние, за которыми, по крайней мере, не было никакого двойного смысла. Джон глубоко вздохнул, сжал губы и проглотил горечь, которой полно было сердце.
– Вот как ты смотришь на это? Я заменил тебя?
– Да. – Шерлок снова взглянул на Джона, буквально пригвождая его взглядом к месту, суровый, но по-прежнему уязвимый тем огромным количеством эмоций, которые был не в силах скрыть. – Я разделял с тобой всё. Свою жизнь, свой дом, свою работу, всё, что когда-либо имело значение для меня, и делало меня тем, кто я есть. И мы были счастливы несколько лет. Если б я родился женщиной, то ты бы женился на мне. После всего, что было у нас, если бы я был женщиной, у нас не было бы причин для того, чтоб сейчас оказаться здесь. Но так вышло, что женщиной я не являюсь. И эта нехватка адекватных гениталий означает, что ты можешь оставить меня, даже если всё между нами прекрасно. У меня просто не было шансов, никогда. И я не был тем, с кем ты мечтал провести свою жизнь; я всегда был лишь временной иллюзией. И я не извращаю наших с тобой отношений; я знаю, кем мы были друг другу. После всех тех лет я думал, возможно, что ты всё же не просто терпишь мою компанию. И, так или иначе, убедил себя, что наша дружба для тебя означала больше, чем бессмысленные свидания и секс, которого у тебя тогда не было. Тот факт, что настанет день, и ты с гордостью скажешь, что уезжаешь, оставляя меня, чтоб провести жизнь с кем-то другим, что ты будешь праздновать это, пригласив меня принять в этом участие, стало жестоким отрезвлением. Ты утверждаешь, что я не способен понять, как это – переживать за кого-то еще, сострадать, а я говорю, это ты не видишь, каково это и что это значит – потерять свою жизнь только из-за того, что родился другого пола. – Шерлок сделал паузу, достаточно долгую для того, чтоб вздохнуть, опуская ресницы, чтоб отвести взгляд еще раз. – Всегда был миллион возможностей потерять тебя, миллион ошибок, которые я мог совершить, от которых ты бы возненавидел меня и уехал, предпочтя безопасность и душевное равновесие. Но я не мог и представить, что единственной вещью, из-за которой я, в конце концов, потеряю тебя, будет та, над которой я совершенно не властен.
Джон облизнул губы, грудь снова сжимало.
– Ты ненавидишь ее?
– Да. Я уверен, она достаточно хороша; она всегда была только добра ко мне и в моем присутствии. Но я ненавижу ее существование. Ненавижу, что в этом мире существует кто-то, кто тебе дороже меня. Ничего личного.
– Ничего личного? Она – моя жена.
– И как удачно, что ей выпало носить это имя, которое перевешивает мое. – Голос Шерлока обрел былую резкость, он больше не шептал, а говорил всё более громко. – Ты называешь людей, которых видишь раз в месяц, точно так же, как называл меня: другом. Я заблуждался, думая, что то, что между нами – вне слов, вне обычных понятий, и поэтому можно обойтись подобным определением, и вот мы здесь, обсуждаем мое место в иерархии времени и привязанностей Джона Уотсона. Шерлок Холмс – только друг, один из многих, и боже, храни Королеву, которая превыше всех нас.
Джон не мог усидеть на месте. В одно мгновение он вскочил, подаваясь вперед, пока не осознал, что готов ударить теперь. И Шерлок сидел, глядя на него, худой, бледный, с глазами кого-то не просто сломленного, но сокрушенного. Вот они – остатки того, что было, жертва всему, что еще предстоит.
Джон прошел шесть шагов – мимо него – и впечатал в стену кулак, зарычав и разбивая костяшки пальцев о штукатурку.
– Как бы то ни было, Джон, – сказал Шерлок, всё еще оставаясь на месте, перед теперь опустевшим стулом. – Я сожалею о ребенке. Ты был бы… ты будешь чудесным отцом.
Джон поднес к губам костяшки разбитых пальцев, прикусывая свежую ссадину.
– Спасибо, – сказал он тихо, наконец, выходя из комнаты, и поднялся в свою спальню, чтобы переодеться, позволяя себе передышку.
Комментарий к Глава 6
**__ФОТО и АРТ__**
Джон
https://hostingkartinok.com/show-image.php?id=87f4f6e2ae1350698fac298ae654f3a8
Непростой разговор
https://hostingkartinok.com/show-image.php?id=6495382d19693869612d16904b427bcd
И еще – **музыкальная иллюстрация**. Подлинная, из фильма. **Музыка Шерлока Холмса…**
https://www.youtube.com/watch?v=vkDdzRPyli4
========== Глава 7 ==========
ГЛАВА 7
Когда Джон вернулся вниз в джинсах и джемпере, Шерлока уже не было у камина. Он проверил, что влажная одежда всё еще висела в ванной, и «Ленд-Ровер» был припаркован на улице. Разумеется, Шерлок, не мог бы уйти далеко в одном полотенце и одеяле, но волноваться о нем уже стало такой же привычкой, как два кофе – два черных, один из них – с сахаром. Так что несколько отлегло на душе, когда Джон увидел Шерлока за широкими окнами кухни. Тот сидел почти на краю утеса, всё еще закутанный, на ветру, что уже почти высушил волосы, превратившиеся в спутанные завитки. И почти гармонировал с черными скалами и бледностью неба. Он не должен был бы сидеть так близко к краю. Ему следовало бы пойти и одеться, прежде чем он простудится или хуже. Джон облизнул губы, проглотив слова предостережения, посчитав, что на кухне достаточно дел, потому как обед их еще требовалось приготовить.
Горох. Горох подойдет, и сосиски. Что-нибудь теплое, мягкое… где там хлеб? Он со стуком двигал кастрюли и сковороды, ища те, что могли пригодиться. Хотелось есть, да и Шерлок должен был подкрепиться после того заплыва, что они устроили в море. Так, горошек, сосиски и хлеб и, возможно, немного картофеля, и, возможно, бекон, и, возможно, салат, и… черт. Джон вцепился пальцами к край стола, прижав подбородок к груди; тело было жестким и напряженным. Черт.
Он не думал, а Шерлок никогда ему не говорил. И ту, чья любовь значила для него больше всех других… ненавидел человек, чье мнение он ценил превыше всего. Среди всех вещей, которые Джон научился принимать в своем драматизирующем компаньоне, никогда не присутствовала ревность. При всем желании отбросить их спор, про себя сознавая всю неправильность этого, его сердце никак не хотело признать, что давным-давно он пришел к заключению, убедив себя, что ни он, ни кто-либо другой не могли приручить этот гордый ум. Никакие представители обоих полов не покоряли Шерлока, и никакая санкция или взыскание кодекса здравоохранения не могли заставить его отказаться от своих научных методов ради обеспечения стабильности, будущего или любви. Шерлок знал лишь один способ быть и единственный способ заботиться. Не мужчина, не женщина, а Работа всегда оставалась для Шерлока первостепенной. А для Мэри на первом месте был Джон. Ни один человек не способен поставить безоговорочное принятие ниже безумных прихотей сумасшедшего ученого. Но, быть может, это было бы не настолько верно, будь тот хоть немного склонен к романтике, и за семь лет, что были у них, Джон, наверное, приложил бы больше усилий, чтобы как-нибудь изменить его образ жизни и поймать золотым кольцом.
Закрыв глаза, доктор несколько раз глубоко вздохнул, потом медленно открыл их, глядя на свои побелевшие пальцы, теперь чуточку порозовевшие. Он проклял каждое мгновение, когда про себя размышлял о своих отношениях с Шерлоком, и собственную тупость, потому что, живя с ним, полагал, что был единственным, кого это заботило. Отношения эти были реальны, разве что без соответствующей церемонии. Как бы он ни хотел сказать Шерлоку, что всё это не так, что тот понял превратно, как иначе Джон мог бы описать это? То, что было у них, настолько близко было к счастливой семейной жизни, что могло бы служить эталоном. Замените погони, наручники и угрозу взрыва в ночи молчаливыми поцелуями и объятиями – и в чем будет разница? Так же были бы две чашки черного кофе, одна из них – с сахаром, утренняя газета, ожидающая на столе, и совместный завтрак из тостов, бобов и яиц. И какой же идиот разводится со своим мужем ради того, чтоб еще раз жениться?
Тот же идиот, что застрял на том, как это исправить. Пока, по крайней мере, он мог разжечь конфорки, чтоб разогреть какую-нибудь еду. Горох и сосиски, хлеб и картофель. Он поставил чугунную сковороду на плиту и искал что-нибудь, чем можно открыть пластиковую упаковку свиных и говяжьих сосисок.
Пока кипела вода и жарилось мясо, Джон убирался, находя, что, в целом, порядок вещей не очень-то изменился. Шерлок опять передвинул свой ноутбук. На этот раз, на кухонный стол, как обычно, захламленный его принадлежностями. Джон отодвинул их в сторону, чтоб поставить тарелки, нисколько не удивившись, что консервный нож обнаружился на столешнице, хотя Джон и не помнил, что видел его там раньше. Накрыв на стол, более или менее, он глянул в окно на своего одинокого друга, чтоб увидеть, что тот уже не один. Рядом с ним стоял человек, высокий и крепко сбитый. Тот казался гигантом, стоя вот так, расставив ноги и подбоченясь. Рыбак, должно быть, подумал Джон, хотя даже для лодочника их дом на скале был явно не по дороге. Он позволил сосискам немного дольше пролежать на одном боку, потому что внимательно наблюдал из окна за их высоченным гостем в длинном толстом пальто и шерстяной шапке, и сидящим до сих пор Шерлоком, который кивнул, но не двинулся с места. Внешне в поведении Шерлока не было ничего настораживающего, но кулаки пришедшего к ним мужчины нервно сжимались и разжимались, чересчур беспокойно даже для человека, привыкшего сохранять равновесие в море, а поза его была слишком жесткой, он как будто прирос к земле, словно обувь его была из цемента.
Шерлок обернулся, чтоб увидеть Джона в окне, и, следуя за его взглядом, незнакомец тоже взглянул. Джон расправил плечи и подобрался, повинуясь инстинкту и привычке, заставлявшей его менять положение, чтоб казаться внушительнее и выше. Он был почти уверен, что смог бы обезвредить его, если нужно. Далось бы это ему нелегко, но большой человек был бы повержен. Запуганный или нет, рыбак решил не занимать больше времени Шерлока, и, даже не попрощавшись, кинулся прочь, отступая к торфяникам. Детектив с минуту смотрел ему вслед, затем снова взглянул на Джона, прежде чем подняться, как большая закутанная мумия, и направиться к дому.
Джон вернулся к обжариванию сосисок, проверяя попутно, чтоб кипящие горох и картофель стали мягкими, но не слишком разваривались. Он услышал, как Шерлок вошел, и дверь тут же за ним захлопнулась, а потом – шаги, вверх по лестнице, а не на кухню. Джон разложил по тарелкам масло и коричневый соус*, и, проголодавшийся, без промедления приступил к еде.
Он успел лишь разок откусить, как шаги возвратились, и Шерлок спустился в свитере, что был не его, но на это Джон устал уже жаловаться. Один из многих предметов, за семь лет конфискованных Шерлоком. Поход за вещами для детектива был частенько лишь способом влезть в чужой гардероб. Шерлок сел напротив и начал есть без каких-либо комментариев, только сразу, не попробовав даже, добавил в еду соли и перца.
– Приятно видеть твой аппетит, – это было всё, что Джон мог сказать, воздержавшись от колкостей. – Так кто это был?
Шерлок только пожал плечами, глотком воды запивая овощи.
– Леон Стерндейл. Работает на борту рыболовного грузового судна, которое на стоянке в Плимуте.
Джон нахмурился, положив кусок хлеба с маслом на тарелку Шерлока.
– Плимут несколько не по пути. Зачем он приходил?
– Кажется, викарий Роундхей позвонил ему и рассказал о Тредженнисах. И тот, не помня себя, сел в первый же поезд, чтоб приехать. В полиции с ним были не слишком любезны, ничего ему не ответив толком, и викарий благоразумно упомянул, что и я расследовал дело. – Шерлок отломил немножечко хлеба и отправил в рот. – Говорит, друг семьи.
– Примчаться из Плимута по железной дороге, успеть побывать в участке и добраться до нас, хоть и двух еще не было? – спросил Джон.
Шерлок посмотрел на него, в глазах его были искорки – мы-то знаем, что в действительности здесь происходит, – что на сей раз было абсолютно и безусловно верным.
– Скольким друзьям семьи викарий звонит среди ночи?
– Только очень, очень близким друзьям.
– Вот и наша недостающая часть – отсутствующий мотив. – Он отрезал кусочек сосиски – только чтоб прожевать, – вытирая хлебом оставшийся сок, как делал, когда был голоден. – Семейная ссора была, весьма очевидно, из-за наследства. Старый дом, где три брата и их сестра живут вместе, но без родителей? Те, выходит, оба умерли, оставив всё своим детям, чтобы разделить и деньги, и дом, идущий, конечно, вместе с наследуемой землей. Мортимер не остаётся со всеми, но и не уезжает из города, вероятно, не доверяя им деньги, которые, он полагает, ему причитаются. Тем не менее, до сих пор этого было недостаточно для него, чтоб убить. Возможно, орудие убийства, каким бы оно ни было, он получил в свои руки лишь теперь, и уверился, что при этом всё сойдет ему с рук, но всё же должно быть еще что-то, что, наконец, подтолкнуло бы его к этому. Ты видел дом, но, возможно, не заглянул в окно, как я. Там старинная мебель. Фамильный фарфор. Эти люди не тратили состояние на плазменные телевизоры и прочие вещи, что теперь олицетворяют богатство. И я склонен думать, что это был Мортимер, кто хотел современной роскоши, в чем ему отказывали более сентиментальные братья с сестрой. Так что же могло угрожать большой тратой денег, что иначе пополнили бы его карманы, что связывало двух братьев, сестру, викария Роундхея и мистера Стерндейла?
