Текст книги "Воин Храма (СИ)"

Автор книги: Нэйса Соот'Хэссе

сообщить о нарушении

Текущая страница: 5 (всего у книги 9 страниц)

ГЛАВА 9

И все же, как бы Леннар ни старался отрицать тех чувств, что овладевали им, с каждым днем они становились все сильней.

К середине сентября Кадан проник в его сердце так глубоко, что, проснувшись утром и еще не вспомнив первые слова молитвы, Леннар уже думал о нем.

До завтрака Леннар с трудом удерживал себя, чтобы не навестить оруженосца и не отдать ему распоряжения – а если все-таки не удавалось удержаться, то затем, улучив немного свободного времени, таился в сумраке между корпусов командорства и наблюдал, как Кадан, следуя его приказам, прилежно полирует оружие или начищает коня.

Один только вид шотландца, сосредоточенно натиравшего промасленным лоскутом клинок, зачаровывал его. Леннар мог бы смотреть вечно на то, как пальцы Кадана скользят над лезвием меча. В такие минуты молодой шотландец не часто опускал взгляд на них – а по большей части смотрел на проплывавшую над крепостными стенами линию облаков. Но Леннару казалось, что взгляд его устремлен дальше, за горизонт.

Если оставалось время, после обеда они занимались мечом.

Кадан не был создан для того, чтобы управляться с оружием, и явно толком не держал его в руках никогда.

Рыцарский доспех был для него слишком тяжел, копье тем более оказывалось неуклюжим в его руках, и хотя Леннар понимал, что это пройдет, и стоит его хрупкому спутнику потренироваться год, как мышцы его нальются силой и станут буграми выпирать из-под туники – но отчего-то этого не хотел.

Кадан привлекал его точно таким, каким Леннар его нашел. Хрупкой тенью, сущностью жаркого летнего ветра, языком пламени, лишенным плоти. И эта неуловимость его натуры порождала странные чувства в его душе.

В сознании Леннара Кадана было как бы два – причем ни один из них не выполнял обязанности слуги.

Первый Кадан являлся ему во сне. Там, в туманном сумраке несбыточных видений, Леннар жестко насаживал его на себя, стискивал в объятьях до хруста в костях, впивался поцелуями в сладкие губы, которых ему не дано было коснуться наяву. Кадан из снов наполнял все его существо, превращаясь в огонь, охватывавший Леннара – огонь костров, на которых сжигают еретиков. И хотя пламя терзало его тело, Леннар не смог бы описать то, какой сладкой была эта боль. Соединиться с Каданом, сгореть в нем стало его безумной, неправедной мечтой.

Другой Кадан посещал его мысли днем. Он становился легким, как ветерок – и уловить его, коснуться пальцами Леннар не мог.

Таинственным духом он витал над ним, и чтобы Леннар ни делал, ему казалось, что Кадан смотрит на него. Или, скорее, ему хотелось, чтобы Кадан смотрел.

И потому, какое поручение ни получал бы Леннар от командора – отправиться ли в разъезд или в город за мукой – Кадана он неизменно брал с собой.

Одно ощущение близости тела юноши, его присутствия за спиной наполняло Леннара небывалой силой и уверенностью в себе. Он с трудом удерживал улыбку, которая рвалась высветиться на его губах, но так не подобала брату во Храме – такому, как он.

Если до этого лета Леннар ощущал себя обломком – ощущение отверженности и одиночества не покидали его, потому как мир, в котором он родился, был слишком стар для него: не было здесь ни героических подвигов, ни справедливых войн – то теперь Леннар обрел ту целостность, которую всегда искал. И в сердце его потихоньку разгорался теплый огонек.

Кадан же потихоньку приходил в уныние.

Чувства его входили в ту фазу, из которой обычно нет выхода у влюбленного невзаимно. Взгляд его по-прежнему стремился к Леннару, но теперь уже просто соприкосновение пальцев становилось для него мечтой. О большем Кадан и помыслить не мог. Поцелуи были забыты, и только во сне губы его все еще соприкасались с губами Леннара – а затем Кадан просыпался в холодном поту, понимая, что десятки других оруженосцев, старых и молодых, благородных, но часто и рожденных в крестьянских домах, спят сейчас по обе руки от него.

Выбор, который он сделал, превращался в кошмар – и не потому, что в обители храмовников жилось так уж тяжело.

Обеды оказались куда сытнее, чем пугал его Леннар, а во время долгих заутренней и обеден можно было отдохнуть и побыть наедине с собой, вспоминая строки почти забытых ныне баллад или достраивая в мыслях сны, в которых Леннар его обнимал.

Жизнь в командорстве, правда, оказалась довольно скучна – но не это мучило Кадана более всего, а то, что именно его вступление в Орден непреодолимой стеной отгородило Леннара от него.

Жизнь его оказалась расписана по часам – и встречи с Леннаром тоже проходили по часам, вклиниваясь между мессами, рутинными делами и едой.

Два часа в день, когда Леннар занимался с ним, нечастые поездки в город или в лес, в которых, как правило, они все равно не оставались вдвоем, и долгие ночи, которые каждый из них проводил сам по себе в одиночестве среди чужих, почти незнакомых людей.

Кадан не стремился завести здесь друзей, только Леннар интересовал его.

Он все отчетливее понимал, что здесь, в стенах старинного замка, башни которого, как теперь мог различить Кадан, уже стали осыпаться песком, ему уготована участь молчаливого обожателя – и не более того.

Мысли о том, чтобы отказаться от служения, все равно ни разу не посещали его – потому что отказаться от Леннара он не смог бы, чтобы ни произошло. Но Кадан не переставал думать о том, что Леннар сейчас так же далек от него, как это было и два месяца назад.

– Я люблю тебя… – все чаще шептал он вместо молитвы, и слезы наворачивались на глаза. Но Леннар не мог ответить ему, потому что не слышал этих слов – да и, видимо, не хотел их замечать.

Когда лето уже закончилось, но осень еще не вступила в свои права, череду одинаковых дней разорвал эпизод, который Кадан затем так и не смог забыть.

Утро, вопреки обыкновению, было солнечным и теплым, так что блики света не переставали играть на лезвии клинка, который чистил Кадан с самого завтрака.

До обеда оставалось с полчаса, когда один из рыцарей обратился к Кадану с просьбой: спуститься в погреб и достать для трапезы вина.

Кадан не был обязан ее исполнять, но ему было все равно – ходить за вином или чистить меч. И потому он убрал снаряжение, которым занимался до того момента, и, вооружившись ключом, направился в подвал.

Миновав винтовую лестницу, он остановился у высоких дверей. Поковырял в скважине ключом и, отодвинув одну створку настолько, чтобы можно было протиснуться вместе с бочонком, прошел внутрь.

Стройные ряды бочек тянулись со всех сторон, как полки с книгами в библиотеке отца.

Кадан пробрался между них и отыскал метку, которую назвал ему брат – бордо 1307. Однако взять бочонок в руки Кадан не успел.

По позвоночнику его пробежал холодок, когда он увидел стену, выложенную из множества неровных камней. Стена явно стояла здесь, когда не было еще ни Ордена, ни замка, выстроенного для него. Кладка была старой, так что Кадан даже представить не мог, кто ее сложил. Но там, где, видимо, раньше была брешь, теперь стоял огромный булыжник, похожий на могильную плиту.

Многочисленные руны испещряли его.

Кадан – будто невидимая сила притягивала его – шагнул вперед и провел пальцами по одной из них.

Это был футарх. Название всплыло в голове само собой.

Хотя Кадан немного разбирался в ирландских рунах, которыми писали у него на родине знахари и ведовки, эти знаки заметно отличались от них – и все же Кадан мог их прочитать.

"Судьба да накроет их. Пусть остановится колесо".

Кадана затрясло, хотя он и не понимал смысла написанных слов. Странное чувство охватило его – как будто он лежал в могиле, а лопата гробовщика врезалась в землю, укрывавшую его.

Кадану стало страшно. Он поспешно шагнул назад и, развернувшись, собирался бежать – но натолкнулся спиной на чью-то грудь и не смог удержать вскрик.

Чьи-то руки поймали его, обхватили с обеих сторон.

Резко развернувшись, Кадан увидел лицо высокого мужчины прямо перед собой. Волосы его были светлыми, как бледное золото, а подбородок ограняла мягкая борода, спускавшаяся на грудь аккуратной волной.

– Что ты делаешь здесь? – спросил мужчина, не выпуская его из рук.

Кадан сглотнул.

– Кто ты такой? – повторил тот.

– Меня… – Кадан запнулся, – послали за вином.

– Кто послал? И кто дал тебе ключ?

Кадан хотел ответить, но не успел.

– Брат Ролан, – разорвал тишину голос, долетевший из темноты. И хотя принадлежал он человеку, которого Кадан сейчас как никогда мечтал увидеть рядом с собой, от имени, которое он произнес, Кадану стало еще холодней. – Это мой оруженосец, – Леннар вышел из темноты. – Я благодарен вам за бдительность, но он не принесет вреда. Я послал его.

Брат Ролан, ненадолго обернувшийся к другому рыцарю, теперь снова пристально смотрел на Кадана и по-прежнему не отпускал его.

– У него странное лицо, – произнес он медленно, – языческое, я бы сказал. Он похож на ведьмака.

– Однако на груди он носит крест, – голос Леннара оставался все таким же ровным, когда он подошел и аккуратно отцепил пальцы Ролана от плеч юноши.

Кадана все еще трясло, и он невольно прижался к Леннару. Глаза Ролана – холодные и пронзительные, как блестящие на солнце осколки льда, кололи его сотнями маленьких иголочек.

– Если ты так говоришь, брат Леннар, – неожиданно легко отступился он и даже шагнул в сторону, позволяя им пройти, – берите вино. Мальчик один его не унесет.

Леннар кивнул. Они с Каданом взялись за бочонок и понесли его наверх.

Только когда емкость уже оказалась на кухне, Кадан, у которого к тому времени напрочь пропал аппетит, спросил:

– Кто это был?

– Это брат Ролан, – ответил Леннар то, что Кадан знал уже и так. Взгляд его был непривычно задумчив. – Он мой хороший друг.

– Я не видел его здесь раньше.

– Он вернулся с поручением из Парижа. Преодолел опасный путь. Можешь не сомневаться, он честен и предан Ордену как никто.

– У него жестокие глаза.

– Он мой друг, – повторил Леннар твердо. Когда прозвучал колокольный звон, он ненадолго поймал руку Кадана, будто хотел что-то еще ему сказать, но никак не мог подобрать слов. И когда пальцы его разомкнулись, Кадану показалось, что Леннар более чем обычно не хотел его отпускать.

ГЛАВА 10

Случившееся в погребе занимало мысли Кадана все следующие дни.

Его одинаково пугали странный камень и человек, которого Леннар назвал другом.

Ничего общего не было у этих двоих братьев по Ордену. Они явно происходили родом из разных мест, и Кадан плохо представлял, что могло сподвигнуть столь непохожих людей сойтись.

Однажды, когда их направили в деревню за вином, и они с Леннаром остались вдвоем, Кадан задал этот вопрос.

Леннар последние дни тоже был мрачен как туча и, казалось, сам хотел об этом заговорить – но каждый раз не решался начать разговор.

– Мы с ним служили одному и тому же лорду до того, как попали сюда, – ответил Леннар, с неохотой вырываясь из собственных мыслей, – мы же вместе и приняли решение вступить в Орден.

– Но ты никогда не рассказывал о нем.

Леннар пожал плечами. Он не знал, как объяснить. В голове его вертелись сотни и сотни тем, о которых ему хотелось бы с Каданом поговорить, но каждый раз он одергивал себя и напоминал, что юноша, столь трепетный на вид, на деле думает лишь о том, как его соблазнить.

Леннар не мог оттолкнуть Кадана от себя, но и боялся открыться ему. И потому продолжал молчать день за днем, довольствуясь тем, что юноша находится рядом и ничего не требует от него.

В эти секунды, пытаясь выразить накопившееся в нем, Леннар посмотрел на Кадана, ехавшего с ним бок о бок, и Кадан увидел в его глазах боль. Рука его метнулась сама собой и накрыла лежавшую на поводьях ладонь.

– Сэр Леннар… Все хорошо? – спросил он уже потом.

Леннар отвернулся и уставился вперед.

– Мы с Роланом знаем друг друга с девяти лет, – сказал он наконец, – меня воспитывал его отец. Я прошу вас, Кадан, не приближайтесь к нему.

– Вы боитесь, что я могу сказать ему что-нибудь не то? – фыркнул Кадан. – Шотландцы не так уж дики.

– Нет, – Леннар поколебался секунду, а затем перехватил его руку и крепко сжал. Искоса посмотрел на Кадана, пытаясь поймать его взгляд, шаривший сейчас по вершинам деревьев, будто тот пытался скрыть обиду и в то же время не выдать себя, – Ролан бывает немного импульсивен. В каком-то смысле сдерживать обеты ему еще труднее, чем мне. Не искушайте его, как искушаете меня – он может не совладать с собой.

– Вы хотите сказать?.. – Кадан захлебнулся обидой, выхватил руку из пальцев Леннара и посмотрел на него. – Вы думаете, что я мог бы попытаться соблазнить его? Вы так ничего и не поняли, сэр Леннар?

– Нет, – решительно оборвал его Леннар. – Кадан, попробуйте услышать меня. Понять.

– Тогда объясните так, чтобы я понял, в чем виноват.

– Вы не виноваты ни в чем. Но ваша красота… Она – как пламя, непокорное разуму. Вы мужчина – но ваши плечи, ваши руки, все в вас вызывает желание склониться перед вами и целовать. Служить вам. С тех пор, как я встретил вас, я не могу спать. Вы приходите ко мне по ночам и, точно демон, искушаете меня. Пусть это не ваша воля – но на мужчин… По крайней мере на мужчин, которым запрещено обнимать женщин… Вы действуете именно так.

Кадан молчал, и Леннар, закончив, тоже умолк.

– Вы все-таки любите меня… – тихо произнес Кадан, не отрывая взгляда от рыцаря.

Леннар закатил глаза.

– Кадан, услышьте же меня.

– Я слышу вас. Вы боитесь, что Ролан окажется не столь безгрешен, и с ним я обрету то, чего вы никогда не решитесь мне дать.

– Святые… Нет. Вы невозможны, – Леннар умолк и продолжал со злостью смотреть на него.

– Я сделаю, как вы просите, – сказал тем временем Кадан, – при одном условии.

– Вы хотите, чтобы я снова вас поцеловал?

Кадан фыркнул и повел плечом.

– Вы слишком низко цените меня, сэр Леннар. Я не стану вырывать крохи ласки шантажом.

– Тогда что?

Кадан стиснул поводья и стал серьезным, взгляд его устремился вдаль.

– Когда я был там, в погребе… Я увидел, что единственная свободная от бочек стена не похожа кладкой на те стены, из которых сложены башни. Мне показалось, что она неизмеримо древней.

Леннар, успокаиваясь, шумно втянул воздух и выдохнул.

– Да, – сказал он, – это, скорее всего, так. Многие командорства строились на развалинах римских крепостей.

– Но эту стену, если она и римская, подпирает огромная гранитная плита. И знаки, испещрившие ее, римлянам не принадлежат.

Леннар непонимающе посмотрел на него.

– Я не понимаю, что вы хотите сказать.

– Я сам не понимаю, – признался Кадан, – просто когда я увидел ее, меня пробрал такой холод… Духи здешних мест заперты в ней. А может быть, напротив, она сковывала их до тех пор, пока братия не использовала ее для ремонта стен.

– Я не могу вынести из командорства гранитную плиту, – произнес Леннар, – даже если она мешает вам спать. Как бы этого ни хотел.

Кадан понуро опустил взгляд, плечи его поникли.

– Я понимаю, – сказал он.

Леннар колебался какое-то время, но все же произнес:

– Если бы я мог, я положил бы вас спать рядом с собой, Кадан. Но это строжайше запрещено.

Кадан понуро кивнул.

Кадан и сам не стремился видеться с Роланом. Его морозный взгляд неприятно действовал на него. Но избежать этих встреч никак не мог.

Раз за разом, подняв глаза от доспеха, который по обыкновению начищал, он видел фигуру храмовника среди теней и как ни старался – не мог понять, что именно нужно Ролану от него.

Однажды, когда Кадан по приказу Леннара готовил дрова для камина, Ролан бесшумно приблизился к нему со спины.

Едва Кадан распрямился – обнаружил, что Ролан всем телом прижимается к нему. Мгновенное понимание озарило его, когда он ощутил, как упирается ему между ягодиц твердая мужская плоть.

– Леннар совсем не жалеет тебя, – сказал Ролан и без особых на то причин опустил руку Кадану на плечо. Провел пальцами от ключицы до основания плеча.

Кадан стиснул зубы.

Прикосновения Ролана не были неприятны, напротив, после долгих месяцев воздержания, когда он мог лишь мечтать о Леннаре, но даже сам не смел прикоснуться к себе, руки Ролана заставили разбежаться по его венам огонь.

– И тем не менее, таково мое служение ему, – сказал Кадан твердо, но голос его все же дрогнул, когда пальцы Ролана скользнули ему на бок. Одна ладонь рыцаря легла ему на живот и прижала плотней, а другая попыталась перехватить топор.

Руки Ролана были мягкими и горячими, но Кадан не смог бы объяснить, почему сам рыцарь неприятен ему. Отторжение это крылось куда глубже, чем простая неприязнь, будто там, по другую сторону зеркала глаз, Кадан видел не просто жестокость, но первородную тьму.

– Разве рыцарям Храма дозволено обнимать друг друга, как вы делаете это сейчас?

– Я всего лишь хочу помочь.

Ролан и не думал его отпускать. Пальцы его теперь держали рукоять топора, и Кадан понял, что если рванется неловко, лезвие вполне может ударить одного из них.

– Кадан, – раздался крик с другого конца двора.

Ролан тут же сделал шаг назад, руки его исчезли, и только тело Кадана продолжало дрожать, ощущая их.

– Ты возишься слишком долго. Если бы я ждал тебя, то давно бы уже замерз.

Леннар приблизился к нему и отобрал топор.

– Неси поленья, я буду колоть сам.

Леннар обернулся к Ролану, давая понять, что заметил его.

– Я как раз хотел помочь, – сказал тот.

– Благодарю тебя, брат. Но полагаю, у тебя и без того есть дела.

Ролан отвесил вежливый поклон и двинулся прочь, а Леннар перевел взгляд на Кадана.

– Я же тебя просил, – тихо, но с долей угрозы произнес он.

Кадан поджал губы и молчал. Он опустил перед Леннаром бревно, и тот принялся его колоть.

Злость и обида душили его весь следующий день – тем более, что Ролан снова нашел время и отыскал его, в то время как Леннар был занят – очевидно, продолжал читать свои молитвы.

– Не хотели бы вы съездить в город? – спросил светловолосый рыцарь, останавливаясь перед Каданом и наблюдая, как тот чистит меч.

Кадан в самом деле не был в городе уже пару недель – Леннар выезжал туда, только чтобы выполнить распоряжения командора. Сам же Кадан скучал по ярмарочным огням и даже если не имел возможности купить себе мех на плащ или пару фибул, все равно хотел хотя бы посмотреть на ткани, которые торговцы раскладывали на своих лотках, посмеяться над кукольным представлением или просто попробовать на вкус сахарный леденец.

– Как вы представляете это себе? – мрачно спросил он. – Сэр Леннар не только не отпустит меня, он и вовсе запретил мне с вами говорить, после того, что случилось в прошлый раз.

– Леннар сегодня будет занят с командором весь день. А я мог бы вас немного развлечь.

Кадан поднял взгляд, изучая его лицо. Приятное и даже красивое, обрамленное ухоженной мягкой бородой. Он все пытался понять, отчего этот человек порождает такую ледяную бурю в его душе.

– Не пытайтесь заговорить со мной и завлечь в свои дела, – сказал он, – я служу сэру Леннару и здесь я только из-за него.

– Во-от как… – протянул Ролан и скрестил руки на груди, – а я думал, все мы здесь ради Храма и Креста.

Кадан скрипнул зубами и не стал отвечать. Ему не хотелось врать, когда беседа заходила о таких вещах.

– Простите, скоро прозвонят к молебну. А мне еще нужно постирать.

Он встал и, собрав оружие, поспешил скрыться за одним из корпусов.

Ролан, впрочем, явно не собирался успокаиваться. Он еще несколько раз подходил к Кадану, делая предложения того или иного свойства, порываясь помочь и не забывая помянуть, что Леннар обходит вниманием его.

Кадан в самом деле начинал с горечью думать о том, что время, которое легко может отыскать Ролан, Леннар и не думает освобождать для него.

Теперь он отчетливо видел, что далеко не все рыцари живут одними лишь молитвами, и тем больше раздражал его фанатизм, с которым придерживался своих обетов Леннар. Но тем не менее все тепло души Кадана продолжало гореть лишь для него, и будь его воля – он не замечал бы никого другого вокруг себя.

Тем не менее стоило ему завести на эту тему разговор, как Леннар обрезал его на полуслове:

– Вы знали, какие обеты даете, – сказал он, твердо глядя Кадану в глаза, – и знали, на какие клятвы можете рассчитывать от меня.

Кадан скрипнул зубами и спорить не стал. Развернулся и молча пошел выполнять ежедневные обязанности.

В тот день его снова послали в погреб за вином, и всю дорогу он думал о плите, с которой ему предстоит встретиться еще раз.

Однако до этой встречи дело так и не дошло. Стоило ему войти, как он ощутил толчок в спину и оказался прижатым к стене. Массивное тело Ролана накрыло его, а рука его поползла по плечу Кадана, ниже, вдоль ребер, пока не забралась под тунику.

– Я не привык, чтобы так разговаривали со мной, – прошептал Ролан в самое его ухо.

Кадан затрепыхался, силясь вырваться, но не смог. Рука продолжала ползти по его спине, теперь уже исследуя голую кожу, и наконец легла на ягодицы, породив внутри Кадана жгучую волну отвращения вперемешку с возбуждением.

Однако и сам Ролан, кажется, увлекся и ненадолго утонул в ощущениях. Он сильнее стиснул ягодицу, и в следующую же минуту Кадан, развернувшись, резко ударил его под дых.

Ролан согнулся пополам.

– Ах ты… – выдохнул он и попытался снова схватить Кадана, но тот вывернулся и нанес еще один удар.

Именно в это мгновение двери погреба открылись, и оба замерли, являя собой молчаливое свидетельство происшествия: Ролан, согнувшийся пополам, и Кадан, с горящими глазами и волосами, разметавшимися по плечам, похожий на демона похоти как никогда.

– Брат Ролан, брат Кадан… Что здесь происходит? Как это понимать?

На пороге стоял интендант, который и послал Кадана за вином.

– Я пришел сказать, чтобы вы не брали больше бордо, – пояснил он, – но вижу, у вас есть другие дела, кроме как мне помогать.

– Простите… – выдохнул Кадан и склонил голову, но ярости во взгляде унять так и не смог.

– Что здесь происходит? – спросил интендант, приближаясь к ним. Он наклонился и поднял факел, который выронил Кадан, когда Ролан толкнул его.

Кадан молчал.

– Разве вы не знаете, драгоценные братья, что грубость и драки между братьями запрещены?

– И тем не менее он ударил меня, – как мог спокойно произнес Ролан, все еще потирая живот.

Кадан вскинул полный возмущения взгляд на него.

– Вам есть, что сказать в свое оправдание, брат Кадан?

– Только то, что он меня толкнул, – выпалил Кадан. Он прекрасно знал, что обвинение в содомском грехе куда более серьезно, чем обвинение в простой грубости, и вовсе не был уверен, что хочет столь сурового наказания для Ролана, тем более что Леннар считал его своим другом.

– Что за глупость, – немного раздраженно произнес интендант. – Разве вы не читали писание, брат Кадан? Даже Иисус не гнушался подставить другую щеку, чтобы насилие остановилось на нем.

Кадан шумно дышал и молчал. Ничего, кроме детского "но почему он…", не крутилось на языке.

– Вашу ссору разберет Капитул, – сказал тем временем интендант, – возьмите ту бочку и оба идемте со мной.