Текст книги "Что предназначено тебе… Книга первая (СИ)"
Автор книги: neisa
сообщить о нарушении
Текущая страница: 10 (всего у книги 11 страниц)
18
Киллеры, убившие Дель Маро, как сквозь землю провалились. Никто из находившихся в тот момент на улице, не смог назвать следователям Сартенской прокуратуры особых примет. Все до одного ссылались на психологическую травму от увиденного или стресс.
Беседуя с полицейскими, владелец траттории и кельнер с огромным уважением вспоминали о Доминико Таскони. Они уверяли полицию в том, что этот приятный сеньор и так трагично почивший Дель Маро чудесно проводили время, делились забавными воспоминаниями, громко смеялись и всем было понятно, что они – самые лучшие друзья. «Разве Доминико Таскони мог так поступить со своим другом? – с возмущением тряс головой владелец траттории. – Вы глубоко заблуждаетесь, настаивая на том, что такой прекрасно воспитанный и добросердечный человек, как Доминико Таскони, может оказаться причастным с такому вопиющему преступлению!».
В общей сложности следствие длилось почти что до конца осени – и закончилось ничем. В руках сартенской полиции, ФБС – Федерального Бюро Содружества – и городского следственного отдела не было никаких улик, на основании которых можно было предъявить Доминико Таскони обвинение в заказе нападения на Дель Маро и тем более пожизненно посадить в тюрьму. Следствие было прекращёно из-за невозможности доказать причастность Таскони, подозреваемый отпущен. Полиция принесла Доминико извинения за доставленные неудобства.
Все эти три месяца Доминико провёл на одной из вилл Антонио Джамонны – прокурор уже на третий день выпустил его под залог. К тому времени очередное совещание Капитула было завершено, и Антонио Джамонна встретил Доминико у дверей участка вместе с Мариано Лучи – чтобы пожать ему руку и отвести туда, где он мог бы отдохнуть.
– Поздравляю, – сказал он, пока они двигались по направлению к новому месту обитания Доминико, – вы набрали нужное количество голосов.
– Хорошо, – Таскони откинулся на спинку сиденья и прикрыл глаза, наслаждаясь последними лучами сентябрьского солнца.
– Что вы будете делать теперь?
Доминико помолчал.
– Мне нужно завершить кое-какие дела, – сказал он наконец. – Затем я готов взяться за то, что обещал.
– Не уверен, что сейчас самое лучшее время. Семья гудит, как растревоженный улей. Возможно, вам лучше вернуться домой.
– Может быть, – согласился Доминико, хотя возвращаться домой он абсолютно не хотел. Там было пусто, и каждый камень его дома напоминал ему о Пьетро, который больше не вернётся из полёта никогда. – Но нужно закончить начатую игру.
Вопросов Джамонна задавать не стал. А сам Доминико больше ничего не сказал.
К середине дня они прибыли к месту назначения, на Villa il Castello, располагавшуюся в предместье Сартена, в деревушке Канелла на побережье озера Савиоре.
Когда-то давно семья сартенских книгоиздателей Триесте приобрела здесь участок земли и построила два дома. Триесте были хозяевами имения почти две сотни лет – пока вдова последнего Триесте не продала – вынужденно, как подозревал Доминико – семейное гнездо одному из своих крестьян, Антонио Джамонне.
Антонио два небольших дома переделал в один большой и назвал его Il Castello*. Получившееся здание он снабдил пятью башнями, возвел рядом параклис** и обустроил окружавший его лес.
Здесь, на вилле Джамонны, было всё, что только требовалось человеку, проведшему в камере несколько тяжёлых ночей и намеревавшемуся отдохнуть от городской суеты: полный сумрака и прохлады парк с оливами, абрикосовыми рощами и знаменитыми сартенскими кипарисами, пиниями и дикой вишней. Огород и оранжереи, снабжавшие хозяина и его гостей продуктами к столу.
Ни одна комната на Villa il Castello не была похожа на другую – но все их объединял флорентийский стиль, комбинация провинциального комфорта и городского шика. Особенно понравились Доминико апартаменты с верандами в западном крыле – с нарочито оставленными некрашенными сосновыми балками и завораживающими видами на сартенские холмы и Савиоре.
Устроившись здесь в первый же день, то и дело впадая в сладкую дрёму после трёх бессонных ночей, Доминико всё же собрался с силами и позвал к себе Мариано.
– Чем закончилось дело, о котором я говорил? – поинтересовался он и, не глядя нашарив на серебряном подносе ягодку винограда, оторвал её от веточки и опустил в рот.
– Сицилиец в тюрьме.
Таскони выпрямился и, открыв глаза, посмотрел на него.
– Нужно же было кого-то обвинить, – Мариано пожал плечами.
Таскони выплюнул косточки и, взявшись за инжир, положил в рот и его. Тщательно прожевал, раздумывая о том, что делать теперь.
– Очень хорошо, – сказал наконец он и широко улыбнулся, – ты не представляешь, Мариано, как мне нравится твоя мысль. У кого он сейчас?
– Его взяли люди Вико.
– Пусть его переведут, – Доминико махнул рукой и снова опустил голову на подушки, – не хочу, чтобы Вико заподозрил что-нибудь, иначе придётся расправиться и с ним.
– Он ещё нужен вам?
– Конечно! – Доминико улыбнулся и подставил лицо солнышку. – Договорись с охраной. Пусть хорошенько допросят его. Уверен, он в чём-нибудь виноват.
– Хотите его посадить?
– Не обязательно. Хотя это тоже было бы хорошо. В общем, работай, – Доминико хлопнул в ладоши и поудобнее устроился в кресле, – и если не трудно, Мариано… – продолжил он уже мягче, – узнай, есть ли здесь массажист? У меня так ноет правое плечо…
Последние жаркие деньки провоцировали Доминико спуститься к берегу озера и погрузиться в ледяную воду хоть на несколько минут, но Антонио отговорил его и вместо этого приучил проводить долгие часы в бассейне, формой напоминавшем восьмерку, наполненную кристально чистой водой, бортики которого были облицованы светлыми породами дерева. Вечерами они встречались здесь для беседы.
Хороши были и погреба виллы: само подвальное помещение было обустроено как старинная таверна с широкими столами, удобными креслами, обшитыми бордовым бархатом, и свечами в темных канделябрах, расставленными вдоль стен.
И если погода была недостаточно тёплой, чтобы провести вечер в бассейне, то Антонио вместе со своим гостем обязательно спускался сюда и устраивал дегустацию вина, сопровождаемую закусками и лёгкой беседой.
В еде Антонио тоже предпочитал классику: ежедневно его повара подавали к столу свежую гусиную печенку с трюфелями, украшенными шпинатом, ризотто с креветками и цветками молодой тыквы или классический тосканский бобовый суп. А затем, как он говорил, «чтобы растрясти жирок», они с Доминико отправлялись покататься верхом или сыграть партию в теннис.
– Тебе нравится здесь? – спросил как-то он.
Доминико медлил, прежде чем ответить, а затем сказал:
– Наверное. Просто это не Манахата, вот и всё. Здесь не просто другое вино и другие блюда, но и другой пейзаж. Солнце светит совсем не так, небо ярче днём, но по ночам нет таких ослепительных звёзд.
Возвращаться домой, он, однако, не спешил – до тех пор, пока не случился один весьма неприятный с его точки зрения эпизод.
Было это утром, в самом начале декабря. Доминико выехал в город, чтобы встретиться с одним из главарей. Всего переговоры должны были занять от силы три дня, и потому он снова остановился в отеле «Il Magnifico Castello».
Солнце ещё только поднималось над заливом, окрашивая радугами улицы, ещё мокрые после дождя.
В тот день Доминико, оставив в отеле телохранителей, вышел из номера и решил прогуляться в сторону собора. Был прохладный день, и Доминико надел шляпу с большими полями. Но, как только он вышел из холла отеля и ступил на тротуар, его обошёл чёрный Alfa Romeo. В тот же момент двое непримечательных посетителей, пивших кофе в заведении рядом с отелем, достали оружие и открыли огонь по ничего не ожидавшему мафиози.
Стрелки, однако, промахнулись: пули одна за другой прошли над головой Таскони, оставив некрасивые дырки в новой шляпе. Доминико тут же бросился бежать вниз по улице и скрылся в первой попавшейся аптеке.
Оба убийцы понеслись было за ним, не прекращая стрелять, но внезапно оказались в толпе женщин, вышедших из соседнего дома с собрания профсоюзной организации содружества Corsicano Unione dei Lavoratori dell’abbigliamento***.
Что произошло дальше – Доминико не знал, слышал только треск пулемётных очередей за спиной. Сам он, не обращая внимания на возмущённые крики владельца аптеки, пробирался к чёрному выходу, думая по пути о том, что пора возвращаться домой.
*замок
** часовня
*** Корсиканский союз швейников
19
– Я его не убивал.
Фраза с каждым днём всё более теряла смысл, и иногда Стефано замечал, что сам перестаёт верить в неё.
В первые дни ему казалось, что он попал в страшный сон – в сон, который правдой быть не мог.
Три дня его допрашивали без особого рвения – не забывая, впрочем, отвесить дубинкой удар по почкам, прежде чем отвести в камеру.
– Суки… – только и мог шипеть Стефано. – Я его не убивал!
Позиция офицеров, однако, была проста: его застали над трупом напарника – и никаких других доказательств не требовалось.
Первые три дня Стефано верил, что это недоразумение быстро разрешится: в конце концов, он и сам был коп.
Однако когда через несколько дней его перевели в другое отделение – отходив попутно дубинками до кровавых соплей просто за то, что он недостаточно быстро шёл – Стефано стал пробирать холодок. Он лежал на полу служебного фургончика, не в состоянии шевельнуться, так чтобы не задеть ни одну повреждённую часть тела, и думал о том, что, во-первых, не знает, куда его везут. Во-вторых, абсолютно некому вспомнить, что домой он не пришёл.
Два человека, которые хоть как-то могли заинтересоваться его исчезновением, были Джессика и Габино – и оба теперь оказались мертвы.
На работе тоже некому было вспомнить о нём – шеф наверняка лишь воспользовался бы возможностью, чтобы списать его со счетов.
Фургончик тем временем перестало трясти, и он остановился у дверей какого-то полицейского управления. Стефано напрягся, мысленно приготовившись к тому, что сейчас его снова будут бить – и не ошибся. Двое копов пинками выкатили его наружу, так что Стефано едва успел улучить момент, чтобы подняться на ноги – иначе они, должно быть, так и катили бы его, как футбольный мяч, до самого конца.
– Суки! – выдохнул он и тут же получил в ответ чувствительный удар под колени.
Ругаться, очевидно, не стоило – было абсолютно непонятно, как далеко его конвоиры готовы зайти.
Ответ на этот вопрос Стефано получил довольно скоро – когда его с рук на руки передали местным офицерам.
Первым делом его запихнули в камеру, по щиколотку залитую водой. Стефано был не в силах ругаться после предыдущих бурных дней и ночей, и потому просто лежал на боку, дожидаясь, пока боль в ноющем теле немного схлынет. Думать он тоже почти что не мог, и потому мысль о том, правильно ли он сделал, когда сдался властям, в голову ему прийти не могла.
В маленькое окошко, выходившее на океан, проглядывал лучик солнечного света. По другую сторону шелестело, накатывая на стены участка, море.
Боль медленно сменялась окоченением. В той стороне, где виднелась решётка, находился небольшой кусочек просохшего пола, и если бы Стефано мог об этом думать, то наверняка решил бы, что какой-то идиот просто не смог построить здание под прямым углом.
Он всё смотрел и смотрел на этот кусочек, но сдвинуться с места не мог.
«Дерьмовая смерть», – промелькнуло в голове. Солнце скрылось из окошка, и мрак подступил со всех сторон.
Только когда стемнело окончательно, лязгнула железная дверь, и, подняв глаза, Стефано разглядел чёрный силуэт офицера в проёме.
– Подъём.
Подняться Стефано не мог – или думал, что не мог. Несколько тычков под рёбра, впрочем, изменили его мнение, и, слегка пошатываясь, придерживаясь за стену рукой, он всё-таки встал.
– На допрос.
Допрос на самом деле мало отличался от стандартных допросов, которые Стефано не раз проводил сам.
Ему светили в глаза, перед которыми и так всё плыло, и требовали ответа на простой вопрос:
– Ты убил Габино Рамиреза?
Ответ «нет» не принимался, а другого Стефано дать не мог.
Наконец его взяли за подбородок, запрокидывая голову назад. Стул качнулся, балансируя на одной ножке:
– Пойми, сицилиец, – проникновенно произнёс офицер, – нам всё равно – сдохнешь ты или нет. Заключённые часто умирают здесь.
– Мне… – Стефано закашлялся, с неудовольствием понимая, что ко всему прочему ещё и простудился, – мне нужен адвокат.
Брови офицера поползли вверх, и на лице его отразилась насмешка.
– Адвока-а-ат… – протянул он, – очень хорошо.
Стефано рванули вверх, так что он едва не рухнул на пол, и, пнув под зад, заставили шагнуть к двери.
После недолгого прохода по коридорам – который, впрочем, самому Стефано показался вечностью, его снова затолкали в камеру. Стефано не удержался на ногах и рухнул на пол. Какое-то время стены, ножки скамеек и чьи-то ноги плясали перед глазами, а затем чей-то сапог перевернул Стефано на спину, и новый голос с удивлением произнёс:
– Ух ты… Смотри ж ты, коп!
Тихий гул, похожий на завывание проголодавшихся гиен, окружил Стефано со всех сторон, а затем ботинок снова ткнулся ему под ребро.
Стефано застонал – больше от безысходности, чем от боли, которая постепенно становилась привычной.
Удар за ударом сыпались на него. Чьи-то ботинки норовили попасть по яйцам, и когда Стефано уже решил было, что сейчас отправится в темноту, чьи-то руки потянули его за волосы, и он увидел прямо перед собой одутловатое мексиканское лицо.
В следующий момент на щеке расцвёл плевок, и Стефано чуть не вывернуло – в последнюю секунду он подавился содержимым собственного желудка, и ничего не произошло.
– А может, того, оприходуем его? – предложил голос из темноты.
Державший Стефано за волосы гоготнул, и ещё несколько мексиканцев сгрудились вокруг.
Какое-то время, казалось, они всерьёз обдумывали это предложение, а затем один – видимо, самый старший – коротко произнёс:
– Нет. Потом.
Собравшиеся кругом заключённые стали расступаться, что-то недовольно бурча, и Стефано остался лежать на полу – уже не в состоянии оценить, как ему повезло.
Дни тянулись за днями, блоки сменяли один другой.
В одной из камер Стефано снова оказался в одиночестве. Потом за дверью послышались голоса, кто-то хохотнул, и камеру заполнили звуки музыки, резонировавшей и, отталкиваясь от стен, снова летевшей в него.
Какое-то время Стефано было всё равно. Но музыка не стихала, становилась громче и громче, и Стефано не знал, сколько прошло времени – за окном всё время стоял мрак – когда он закричал и задёргался, пытаясь встать и рвануться прочь, но не смог. Руки были накрепко скованы за спиной, а подняться без них не хватало сил.
Потом снова были допросы.
Адвокат всё-таки пришёл. Это был скромный мужчина во фланелевом костюме и маленьких круглых очках, который стоял в углу комнаты и молча наблюдал, как, будто бы напоказ, офицер избивает его.
Адвокат явно не собирался протестовать.
На следующее утро Стефано вызвали для разговора в комнату для гостей, где адвокат принялся объяснять, что добросердечное признание смягчает приговор.
Стефано молчал. Ему было ясно всё. Но снова оказаться в тюрьме он не хотел. Нужно было просто перетерпеть – до того момента, когда появится возможность хорошенько обдумать это «всё». Но такой возможности Стефано никто не собирался предоставлять – напротив, все вокруг, словно сговорившись, стремились доставить ему максимум неудобств, боли и отчаяния. У Стефано кружилась голова, ныла спина в районе поясницы, но никто не обращал на это внимания.
С тех пор адвокат разговаривал с ним раз в несколько дней. На десятой встрече Стефано потерял этим свиданиям счёт. Поэтому, когда его в очередной раз пинками заставили подняться и погнали в комнату для свиданий, ничего нового он не ожидал.
Дверь открылась, и на какое-то время Стефано ослепил непривычно яркий свет. Затем глаза его немного попривыкли, и он подумал, что сходит с ума.
За столом перед Стефано сидел Таскони собственной персоной.
Стефано с яростным рыком рванулся вперёд, но двое конвоиров подхватили его за локти и удержали на месте. Третий замахнулся дубинкой, чтобы нанести удар по почкам, но резкий голос мафиози остановил его:
– Хватит.
Стефано тяжело дышал. Мышцы его всё ещё оставались напряжены в ожидании удара.
– Насилие над заключёнными запрещено законом, ты разве не знал? – продолжил Таскони.
– Знал, – поколебавшись, произнёс офицер и чуть отошёл.
– Оставьте нас, – продолжил Таскони.
– Он буйный, – с сомнением произнес офицер.
– Ничего, всё будет хорошо, – Таскони отвёл полу пальто в сторону, демонстрируя револьвер.
В сердце Стефано промелькнула надежда.
«Вот оно!» – пронеслось в голове.
– Я буду хорошо себя вести, – как мог спокойно произнёс Бинзотти и даже улыбнулся, но тут же закашлялся и замолк.
– Надеюсь, что это так, – серьёзно произнёс Таскони и в упор посмотрел Стефано в глаза, так что тому показалось, что его опалило огнём. Даже сейчас сердце его начинало биться сильнее, когда Таскони смотрел на него.
Что-то тихо ворча, двое офицеров вышли за дверь и звякнули замком.
Стефано покосился на стул, попробовал шагнуть вперёд, но качнулся и завалился набок.
Проклятый корсиканец явно не собирался ему помогать, и, заставив себя восстановить контроль над собственным телом, Стефано всё же сделал несколько шагов – чтобы тут же рухнуть на стул и с облегчением вздохнуть.
– Как у тебя дела? – тихо и почти что мягко спросил Таскони.
– Лучше всех.
Стефано сглотнул. В горле пересохло. Стефано смотрел на пальцы Доминико, покручивавшие в руках сигару. Сигара цеплялась за стол, рассыпая кругом крошки табака.
Стефано дико, до безумия хотелось курить, но он молчал.
– Ты убил своего напарника? – спросил Таскони.
Стефано едва сдержался, чтобы не вскочить и не броситься на него. Только поднял на лицо корсиканца тяжёлый взгляд.
– Нет, – упрямо произнёс он.
– Тогда в чём проблема? Почему ты всё ещё здесь?
Стефано молчал. Таскони постучал кончиком сигары по столу.
– Какое тебе дело? – зло спросил Стефано наконец.
– Мне не хотелось бы, чтобы с тобой что-то произошло.
Стефано молчал.
– У тебя есть адвокат? – продолжил Таскони после долгой паузы.
Стефано покачал головой.
– Понятно, – произнёс Таскони задумчиво и откинулся назад. Во взгляде его проскользнуло нечто похожее на высокомерный смешок, – бедный, бедный коп. Они сгноят тебя здесь. Дело даже не попадёт в суд.
– Пошёл ты…
– Не стоит так разговаривать со мной, – Таскони опустил сигару на стол, неторопливо встал и, подойдя к Стефано, бережно поднял за подбородок его лицо, заставляя смотреть себе в глаза, – знаешь, Бинзотти, из тебя мог бы выйти толк.
– Вот как?
– Да. Я понял это, когда впервые увидел тебя. Но, – Доминико испустил разочарованный вздох, – ты тогда не захотел разговаривать со мной.
Стефано скрипнул зубами. Проблеск понимания блеснул у него в голове.
– Что ты хочешь от меня? – процедил он.
– Ничего нового, моя птичка.
Стефано молчал какое-то время.
– Прямо здесь? – наконец глухо спросил он.
– О, нет! За кого ты принимаешь меня?! – Таскони прицокнул языком, а затем, наклонившись к уху Стефано, торопливо зашептал: – Мы уедем с тобой туда, где небо такое прозрачное, что видна каждая звезда. Пенный водопад будет шуметь у веранды нашей виллы, и нас с головы до ног укроет темнота. И ты будешь делать всё, Стефано, всё, что я захочу. Исполнишь каждый мой приказ. Ты даже не представляешь, как я скучал по тебе, мой малыш.
Стефано закрыл глаза. Горячее дыхание Таскони совсем рядом заставляло его дрожать.
– А как же копы? – спросил он.
– Я вытащу тебя.
Стефано наклонился, прижимаясь к плечу Доминико лбом. Несколько секунд он сидел так, полностью расслабившись.
– В чём подвох? – тихо и почти растерянно спросил он.
Доминико усмехнулся и провёл носом по покрывшемуся испариной виску.
– Ты станешь моим пичотти, малыш. Соглашайся, копы всё равно уже не примут тебя.
Стефано молчал. Он бы сбежал – если бы мог. Или не сбежал бы – он и сам не знал. Голос, дыхание, прикосновение Таскони сводили его с ума.
– Хорошо, – тихо сказал он.
Тут же острые зубы слегка подцепили верхний краешек его уха.
– Умница, птичка. Теперь ты только мой.
20
– В годы шквального эмиграционного потока главари Ндрангеты решили открыть для себя новую, более богатую и к тому времени практически не искушённую в преступных делах территорию – космическую станцию на перекрестьи двух Ветров, Манахату. Они примкнули к потоку беженцев, отправившихся на станцию в поисках наживы, и осели там. Осваивали город иногда в одиночку, иногда со своими большими семействами.
– И всё?
Стефано отвернулся от окна и посмотрел на Доминико, сидевшего в кресле напротив него и почему-то усмехавшегося.
– Первым представителем Ндрангеты в Манахате был, судя по всему, некий Витале Фавалоро, – продолжил Стефано, поколебавшись, – он возглавлял в Палермо, тогдашней столице Корсики, банду вымогателей и грабителей, получившую в криминальном мире название Mano Nera. По всей вероятности, у Витале Фавалоро произошёл серьёзный конфликт с главарями конкурирующей банды. Его мучили подозрения, что бывшие подельники подумывают его устранить, и он и решил уехать из столицы. Но прежде чем ступить на борт корабля, Фавалоро дал команду своим пичотти убить неугодных ему людей. По его приказу в Палермо были расстреляны шестеро богатых землевладельцев, канцлер провинции Сицилии и его первый заместитель. Ступив на мостовую Манахаты, Витале сразу же попытался скрыться на планете. Он, впрочем, не угадал – через несколько месяцев, в январе того же года, полиция станции арестовала Витале и выслала на Корсику.
Доминико почему-то продолжал насмешливо смотреть на Стефано. Он встал и, обойдя кресла, остановился у него за спиной. Потом взъерошил сицилийцу волосы кончиками пальцев – как будто тот был пушистым щенком.
– Твои познания в истории весьма фрагментарны… Причиной случившемуся было убийство гражданина Манахаты, о котором писали тогда все газеты, – продолжил Доминико за него.
– Случилось это пятнадцатого ноября. В тот день люди Витале убили местного шерифа, Шона О`Брайана. Они подошли со спины и произвели выстрел в голову, – на последних словах Доминико опустил кончики пальцев к основанию головы Стефано, и хотя до сих пор прикосновения корсиканца были скорее приятны, теперь его пробрала дрожь. – К вечеру того же дня, – продолжал тем временем Таскони, – несколько корсиканских переселенцев оказались арестованы без предъявления какого-нибудь обвинения. Впрочем, их выпустили в тот же день. На следующее утро полиция арестовала ещё два десятка корсиканцев – на сей раз по обвинению в убийстве. Однако, – Доминико картинно вздохнул, – по неизвестным причинам через сутки после ареста все двадцать гангстеров тоже вышли из тюрьмы. Тогда, – руки Доминико скользнули вдоль шеи Стефано и, опустившись ему на плечи, огладили ключицы, – ещё через несколько часов эти двадцать организаторов покушения были пойманы снова, но уже жителями Манахаты. Их демонстративно повесили на главной улице тогда ещё сравнительно небольшого городка. Затем горожане поймали и убили ещё двоих. Манахата – не Корсика, вот что ты должен уяснить.
Стефано сглотнул, ощущая, как пальцы Доминико смыкаются на его горле, но лишь поглаживают, изредка задевая края ушибленных мест.
Вот уже третий день они находились на корабле. Здесь же в первый вечер Стефано осмотрел один из подручных Доминико – руки у него были сухими и небрежно-пренебрежительными, а некоторые вопросы заходили куда дальше того, о чём Стефано хотел говорить.
– Развернись ко мне спиной и нагнись, – приказал он, когда Стефано отказался отвечать.
– Я требую, чтобы пришёл Таскони, – сказал он.
– Я здесь, – Доминико будто по волшебству появился в дверях, – а теперь делай, что тебе сказано. Лицо к стене и отклячь зад.
Сгорая от унижения и злости, Стефано выполнил приказ, но, кажется, Таскони диагнозом оказался доволен.
На этом, впрочем, неприятные процедуры закончились, и Стефано на какое-то время оставили в одиночестве – приходить в себя.
Таскони больше не пытался прикасаться к нему – до сих пор. И теперь, когда Стефано уже достаточно оклемался, чтобы соображать, он не знал, как должен реагировать на прикосновения Доминико.
Не было никаких доказательств того, что это Таскони упрятал его в тюрьму. Только подозрения, которые Стефано не мог обосновать.
Последние три месяца вспоминались как кромешный ад.
Но теперь, если Таскони и был в этом виновен, то никак не показывал свою власть.
– Отсоси мне, – услышал Стефано голос у себя над ухом и вздрогнул от неожиданности. Это было сказано просто и легко, как будто Доминико не сомневался в том, что Стефано выполнит эту просьбу или приказ.
– А то что? – поинтересовался он.
Доминико снова обошёл кресла кругом, только теперь направляясь в другую сторону, и, пожав плечами, устроился напротив.
– Ты знал, на каких условиях я вытаскиваю тебя из тюрьмы, разве не так?
Стефано молчал.
– Не строй из себя церковного мальчика, Бинзотти. Мы с тобой, можно сказать, заключили контракт.
– Не помню, чтобы я что-нибудь подписал.
Доминико рассмеялся негромким бархатистым смехом.
– В моих краях контракты подписывают вот этим, – он извлёк из кобуры револьвер и, наклонившись, очертил дулом подбородок Стефано. Против воли тот ощутил, как от прикосновений холодного металла к разгорячённой коже у него тяжелеет в штанах. – К тому же ты сам знаешь, что у тебя должок.
Стефано сглотнул. Бросил короткий взгляд на проход, который вёл в соседний салон. Оттуда слышались смех охраны и удары костей об игральный стол.
– Ну же, – поторопил его Доминико и взвёл курок.
Стефано рывком отодвинул в сторону стол и, опустившись на колени, оказался у Доминико между ног. Запрокинул голову, глядя на Доминико снизу вверх. Тот никак больше не принуждал его. Только удерживал револьвер поблизости от виска.
Стефано опустил взгляд и, неторопливо расстегнув брюки корсиканца, взял головку в рот.
Он принялся сосать, и, даже не поднимая глаз, Стефано чувствовал, что Таскони внимательно смотрит на него.
Когда тот опустил свободную руку Стефано на затылок, тот едва сам не подавился членом, почувствовав, чего от него хотят, но Таскони лишь легонько погладил его по волосам и толкнулся бёдрами вперёд.
Он кончил и откинулся назад, расслабляясь. А Стефано теперь только посмотрел на его лицо. И увидел в нём удовлетворение и спокойствие, но не упоение властью, которого ожидал.
Доминико Таскони никогда не испытывал пиетета ни к традициям, ни к роскоши. Он довольно рано пришел к выводу, что непритязательность и естественность, целеустремленность и разумность, реальный взгляд на окружающий мир – вот то, что создаёт гармонию и удовлетворенность само по себе.
Со стороны казалось, что дом его, будто бы ставший частью водопада, срастается с природой, дополняет и продолжает её.
Вилла Muro in Acqua действительно возвышалась над потоком Ribassista Ruscello. Её гранитные крыши и террасы словно устремлялись вниз вместе с пенной от водоворотов водой лазурного потока. Футуристические формы причудливо сливались с окружающим пейзажем, подчёркивая первозданную прелесть выбранных для постройки мест.
Вся архитектура виллы строилась на том, что перекрытиями ей служили гранитные террасы, выступавшие из основного здания в разных направлениях и на разной высоте. Консоли веранд, застывшие над водопадом, создавали ощущение рукотворного каскада.
Все комнаты виллы были оформлены на один манер: внутренние стены сложены из камня, а внешние заменяли панорамные окна. Дом, таким образом, являл собой великолепную композицию перемежавшихся пластов грубой гранитной кладки, стекла и длинных веранд с ажурными ограждениями.
На приземном этаже располагалась гостиная, двери из которой вели в столовую, кухню и вестибюль. Гостиная со своими огромными окнам и дверями, также выполненными из стекла, словно бы соединялась с простором широких террас, а по лестнице, пристроенной к самой гостиной, можно было спуститься к потоку, бегущему вдоль ущелья внизу.
Второй этаж составили две спальни и коридор, опоясанные одной открытой галереей, куда выходили двери обеих спален. На третьем этаже была еще одна спальня с верандой, откуда навесная дорожка вела к коттеджам для гостей и жилищам прислуги. Там же находились ангар для корриеры и гараж для вездехода.
Внешнее и внутреннее пространство смешивались здесь воедино: внешнее проникало во внутренние помещения между выступающими консолями перекрытий, а пространство помещений продолжалось наружу – на террасы.
Стены внутри были сложены из необработанного камня – так же, как и снаружи. В гостиной ни краски, ни штукатурки не было совсем. Однако, в спальнях и жилых комнатах стены обшили деревом для создания домашнего уюта. Стёкла защищали обитателей виллы от прямых солнечных лучей, а над входными дверями возвышались консольные козырьки – решётчатые или сплошные.
Архитектор приложил все свое искусство, чтобы единение с природой оказалось наиболее полным. Неприкосновенным – насколько это возможно – осталось всё пространство вокруг виллы: лес, уступы скал и неровности ландшафта.
Стефано досталась одна из спален на втором этаже – соседняя с той, которую занимал сам Доминико. Едва они прибыли, корсиканец завалился спать, а Стефано хотел было выйти и осмотреть окрестности – находиться в замкнутом пространстве он уже не мог. Однако стоило ему выйти под козырёк, как двое смуглых мужчин перегородили ему путь: один из них был итальянцем. Похожего же на второго Стефано не видел до сих пор. Лицо его было красноватым, а глаза – слегка раскосы. Об аборигенах с Манахаты Стефано уже слышал, но привык считать, что они носят юбочки из травы и пляшут по вечерам у костров. Абориген, стоявший перед ним, держал в руках дробовик. Чёрные гладкие волосы его слегка колыхались на ветру. А лицо было не столько злым, сколько мрачным:
– Вернитесь, пожалуйста, в дом, сэр, – произнёс абориген на чистейшем итальянском языке. Стефано поднял бровь. Обвёл обоих стоявших перед ним мужчин взглядом ещё раз, но говорить ничего не стал. Какое-то время он промаялся, исследуя комнаты, которые не были заперты – это были помещения первого этажа и две спальни, Таскони и его. В комнату Таскони он заходить не стал – вместо этого прошёл свою насквозь и, выйдя на террасу, остановился, глядя на джунгли, раскинувшиеся со всех сторон. У него была тысяча вопросов, но он не знал, кому их задать. Зато в голову снова стали лезть бесполезные теперь мысли – например, о Джессике, которая, наверное, по-своему любила его. Или о Габино, который в самые последние дни едва не стал ему другом. Чтобы избавиться от них, Стефано развернулся, намереваясь вернуться в спальню, и тут же увидел Доминико, стоящего в проёме одной из дверей и смотревшего на него. На корсиканце не было пиджака – только белая рубашка, свободно стелившаяся по штанам. Он щурился на солнце, которое уже начало заходить за горизонт, и ничего не говорил. Стефано тоже не знал, что сказать. Абсолютно неожиданно Доминико здесь, на краю света, оказался для него самым близким существом. А ещё здесь, среди дикой природы, прозрачного синего неба и шума водопада внизу внезапно потеряли смысл все те слова, которыми он жил до сих пор. Стефано облизнул губы.
