Текст книги "Костры Асгарда. Том 3. Comedie de France"

Автор книги: neisa

сообщить о нарушении

Текущая страница: 3 (всего у книги 5 страниц)

Того, первого, Кадан видел во сне с самого детства. Он мечтал о нём, оставаясь в одиночестве, когда наступала ночь. И понимание того, что судьба его будет именно такой – суровым черноволосым мужчиной, а не хрупкой жеманницей – со многим в собственной жизни могло примирить его.

Но жизнь не была сном. Здесь, в доме Рауля, он осознал это с куда большей ясностью, чем в театре, среди эфемерных масок и бесконечности иллюзий.

В ту ночь, когда Рауль впервые взял его, Кадан снова ощутил это разочарование. Он лежал в объятиях человека, который сделал для него всё, подарил ему целый мир – и не мог сдержать слёз от понимания того, что потерял самое главное, веру в чудо. Веру в свою судьбу.

Но жизнь не была сказкой. Он всегда знал это, хоть и не мог поверить до конца.

Кадан понимал, что нужно взрослеть, иначе колесо, бесконечно несущееся вперёд, раздавит его. И постепенно, шаг за шагом, он отбросил детские грёзы, нашёл своё место в мире, в котором жил.

Кадан пошевелился, проверяя, спит ли Рауль. Тот лишь сильнее стиснул объятия во сне.

Кадан попытался вывернуться из его рук, но теперь Рауль зашевелился сильней. Не открывая глаз, он приподнялся на одном локте и принялся покрывать поцелуями его шею и плечо.

– Вас ждут тренировки с мечом, мой господин…. – пропел Кадан, не пытаясь скрыть улыбки, – вы опоздаете на них.

– Мой меч потренируется на тебе, – Рауль толкнулся бёдрами вперёд, потираясь членом о плотно прижатые к нему бёдра Кадана. Кадан почувствовал, как по его собственному паху растекается огонь в предвкушении того, что вот-вот произойдёт. А в следующую секунду Рауль, лишь легко раздвинув его ягодицы одной рукой, вошёл.

Кадан застонал и подался навстречу, насаживаясь на него.

Близость с Раулем была неправильной, неестественной – и от того все чувства становились лишь сильней, как всегда бывает, когда нарушаешь запрет. Он двигался навстречу, каждый раз ударяясь бёдрами о бёдра Рауля, а тот скользил руками по его телу, изучая его, будто не в силах поверить, что всё это его.

Кадана забавляла эта трогательная нерешительность. С той самой ночи, когда Рауль взял его в первый раз, в груди Кадана поселилась злость.

«Я никому не принадлежу», – шептал он, когда Рауль уже уснул. И с тех пор, как иногда казалось ему самому, доказать это стало главной его целью.

Он и без того никогда не стеснялся тратить деньги, которые выделял на него Рауль. Теперь же поток подарков иссяк – но лишь потому, что Кадан, вызывая к себе любого портного или поставщика, спокойно говорил:

– Запишите на счёт маркиза де Лузиньяна.

Покинув театр Монтен Блан, Кадан, как и советовал ему Рауль, организовал свой. Для этого ему потребовался участок земли, и Рауль подарил ему его. А затем и ещё один, соседний, чтобы Кадан мог возвести там собственный дворец.

– У меня нет времени ждать десять лет, – сразу предупредил он, и, согнав на строительство в два раза больше рабочих, чем требовалось для строительства любого парижского дворца, Рауль завершил его за один год.

Арочная галерея обнимала его парадный двор, и колонны сходились куполом у мраморного крыльца. Главный фасад украшали фонтан и красивая терраса с балюстрадой, а по бокам располагались два элегантных панно с французскими клумбами.

Парк перед дворцом тоже был устроен на французский лад, а в центре его располагался просторный восьмиугольный пруд, и из-под деревьев в боковых аллеях выступали мраморные статуи.

Но сердцем поместья стал сам воздушный театр. Декорациями и сценой для него служили кусты миндаля, а зрительный зал располагался под открытым небом.

Кадан набирал труппу из тех, кто бывал в гостях у Рауля и его друзей. Заказывал костюмы для постановок у лучших французских и итальянских портных. Ткани он выбирал сам, у лучших поставщиков.

Знаменитому художнику Лебрену были заказаны декорации для первой постановки, по мотивам «Песни о Ролане», и на премьеру был приглашён едва ли не весь Париж.

И все расходы оплачивал Рауль.

Свита Кадана теперь включала тридцать человек персонала и личную гвардию, состоявшую из мелкопоместных дворян, которых выделил ему Рауль. Кроме того пятнадцать кавалеров составляли ему компанию и развлекали его. Они прислуживали за столом, на охоте, на конюшне.

Расходы каждого кавалера и каждого пажа на платья и украшения были весьма высоки – все их обеспечивал Рауль.

Ежедневно Кадан справлялся о каждом из своей свиты и проверял, чтобы одежда каждого пажа соответствовала той службе, которая от него требовалась.

В свободное от театра и уроков время Кадан организовывал увеселительные прогулки по собственному парку, выезжал с Раулем на охоту или гостил в одном из его дворцов – кроме Парижа де Ла-Клермон содержали имения в Версале и в Фонтенбло. Рауль, правда, тщательно следил за тем, чтобы Кадан не оказался там одновременно с кем-то ещё из его семьи. Кадан слышал о том, что помимо отца у Рауля есть еще какой-то брат, но не родной, но распространяться о нём Рауль не любил.

Домом самого Рауля управлял благородный рыцарь Мишель де Шалон, старый друг и слуга его отца. Всего же в доме имелось семь дворецких, восемь конюших, шесть хлебодаров, семь виночерпиев, шестеро стольников и четыре распорядителя зала для приёмов и балов. А так же четыре мундкоха*, шесть личных хлебодаров, семь мундшенков**, булочник и восемь виночерпиев. Прислугу лечили четыре врача и один аптекарь. Ювелир и столяр обеспечивали мелкий ремонт.

У Кадана было три гранд-пажа и одиннадцать совсем маленьких элегантно одетых пажей.

Когда Кадан путешествовал на носилках, два маленьких пажа ехали верхом на мулах и следили за их поступью. Если те плохо справлялись со своей службой, Кадан мог приказать высечь их, но и на подарки бывал щедр – благо оплачивал их Рауль.

Следом за Раулем Кадан теперь часто разъезжал с визитами: в его личной конюшне, отделённой от конюшни Рауля, насчитывалось шестнадцать скакунов и шестнадцать лошадей для карет, ещё шесть мулов для носилок, шесть маленьких кургузых лошадок для пажей, шесть для обслуги и пятьдесят мулов для других целей.

Кадан не знал, тяжело ли Раулю оплачивать такие счета или легко, но надеялся, что очень тяжело.

Слух о разорительном романе летел по салонам, как чайка над океаном, и каждый, кто знал герцога де Ла-Клермона или его сына, спешил увидеть демона, искусившего Рауля де Лузиньяна.

А Кадан испытывал небывалое наслаждение от мысли о том, что не он принадлежит этому высокому и красивому благородному господину – нет, Рауль принадлежал ему. Рауль был готов для него на всё. Рауль возводил скульптуры, призванные аллегорически изобразить его, приказывал писать пьесы и поэмы в его честь.

Кадан принимал их снисходительно, и злость, дотоле незнакомая, продолжала клубиться в нём.

Ни тенью жеста, ни словом он не показывал Раулю, как ненавидит его. Напротив, он всегда был ласков и отзывчив, и нужно было очень хорошо знать его, чтобы увидеть, как мечется в голубых глазах чёрный огонь.

– Тебе ничуть не жаль меня? – поинтересовался Рауль, кончая в него.

– Разве можно жалеть настоящего мужчину? – Кадан перевернулся в его объятьях и втянул Рауля в долгий, бесконечно сладкий – и бесконечно горький поцелуй. – Иногда мне кажется, Рауль, что вы – Аполлон. Вы – солнце, что движется по небу и решает, какие растения будут жить, а каким следует умереть.

– Берегись, вдруг тебя услышит король… – Рауль хрипло рассмеялся.

– Полагаю, это исключено. Разве что он прячется у нас под кроватью и завидует нам.

Кадан выскользнул из объятий Рауля и встал. Потянулся, позволяя любовнику наблюдать стройный и гибкий силуэт на фоне восходящего солнца.

– Жульен! – крикнул он и, подхватив золотой колокольчик, стоявший на прикроватной тумбе, прозвенел в него. – Почему я должен тебя ждать?

Рауль остался лежать. Он приподнялся на локте и смотрел на демона, которого сотворил сам. Смотрел прищурившись и с наслаждением, потому что сколько бы это ни стоило – Кадан всё-таки принадлежал ему. Почти целиком.

– Мне нужно уехать к отцу, – сообщил он, – в поместье Клермон. Я пробуду там две недели, и столько же займёт дорога.

Кадан замер и, прищурившись, бросил на него взгляд через плечо.

– Вот как… Мне уже пора начинать ревновать?

– Думаю, пора. Обязательно трахну там какого-нибудь пастушка.

Кадан опустил колокольчик на тумбу и, скользнув обратно на кровать, забрался рукой под одеяло и стиснул член любовника так, что тот негромко взвыл.

– Не боишься, что мои боги отберут это у тебя?

– Еретик.

Кадан наклонился и снова прильнул к губам любовника.

– Я буду тебя ждать, Рауль. Надеюсь, это только на пару недель.

Рауль погладил его руку, но убирать со своего члена не стал, и Кадан медленно задвигал пальцами вниз-вверх.

Рауль кончил ещё раз, оросив простыню и его ладонь, а затем Кадан поднёс перепачканные пальцы к губам и демонстративно облизнул. Взгляд его оставался устремлён Раулю в глаза.

Рауль смотрел, как разгорается на дне зрачков голубой огонь.

– Ты бы хотел, чтобы я представил тебя ему? – спросил он.

– Мы оба знаем, – спокойно ответил Кадан, – что этого никогда не произойдёт. Ты всегда будешь стесняться меня, потому что я актёр.

– Будь это так, никто бы не знал о моей любви к тебе.

– Это не любовь, Рауль. Тебе просто нравится, что я тебе принадлежу.

Рауль стиснул зубы. Его самого начинала охватывать злость, но он загнал её глубоко внутрь.

– Однажды я познакомлю вас, – уверенно сказал Рауль, – и мне безразлично, что после этого произойдёт.

– Однажды, но не сейчас.

Кадан снова потянулся и встал. Жульен уже показался в дверях с серебряным тазиком для умывания в руках.

Рауль остался в постели и продолжал наблюдать, как совершается утренний туалет. Как нежно-персиковые щёки покрывают белила, и живое, пронизанное духом его дикарских постановок, лицо Кадана превращается в фарфоровую маску, на которой чернеют две прорехи обрамлённых чернёными ресницами глаз.

– Если бы ты сказал, что не хочешь, чтобы бы я уезжал… – медленно произнёс Рауль.

Кадан быстро обернулся и снова прищурился.

– И что было бы, если бы я сказал? Ты бы посмел перечить отцу?

– Я бы всё сделал для тебя, – спокойно ответил Рауль.

Кадан спрыгнул со стула, отбросив от себя руку камердинера. Сложил на груди и посмотрел на Рауля сверху вниз.

– Не хочу, – твёрдо произнёс он.

Не потому, что хотел видеть Рауля эти две недели рядом с собой. А потому что хотел знать, как далеко тот зайдёт.

– Хорошо.

Рауль приказал кликнуть слугу и распорядился:

– Напишите отцу, что я остаюсь.

Масштабы своей ошибки Рауль понял спустя неделю, когда из поместья Клермон пришло ответное письмо.

Оно прибыло в карете – более скромной, чем те, к которым привык он, но, безусловно, принадлежавшей дворянской семье.

Карета въехала в широкие ворота и остановилась перед крыльцом.

Кадан наблюдал из окна, как девушка в скромном по столичным меркам тёмно-зелёном платье выходит из неё. Как две служанки расправляют ей юбки, и как она решительной и спокойной походкой поднимается по крыльцу, чтобы постучать в дверь.

Кадан замер в неподвижности. Смутное предчувствие снова охватило его – как тогда, в театре, когда он увидел Рауля в первый раз.

Хозяина не было, но камердинер давно привык докладывать о приезде гостей ему.

Кадан облизнул губы, не зная, что ответить. С девушкой, которая ожидала в приёмной, он не хотел говорить. И ещё меньше хотел, чтобы с ней говорил Рауль.

И, выбирая из двух зол, он выбрал первое. Он приказал проводить её в кабинет и подать ему камзол.

Облачившись, он вышел к ней и, открыв дверь, долго смотрел, как гостья, мало похожая на француженку, такая же рыжеволосая, как и он сам, бродит вдоль стен, разглядывая безделушки, будто бы не замечая его.

– Вам не надоело? – спросила она в какой-то момент, не оборачиваясь к нему, возможно, поймав отражение Кадана в зеркале или расслышав звуки его дыхания.

– Нет. Прошу прощения, не был уверен, что вы согласитесь говорить со мной. Ведь вы приехали к маркизу.

– Да, это так. И где же он?

– Его нет, – Кадан прищурился и улыбнулся, – он уехал в Версаль на несколько дней.

– И не взял вас с собой? Как же так?

– Мне не нравится бывать при дворе.

– А я думала, вы любите, когда всё внимание направлено на вас.

Девушка резко обернулась, и её зелёные глаза вонзились в Кадана, как два клинка.

– Вы ошиблись, – сухо сказал он, с трудом сдерживая проступившую в голосе дрожь. Этот взгляд пугал его, как будто был наполнен колдовством.

– И всё же, мсье… простите, не знаю вашего имени… где Рауль, и как я могу его повидать?

– Вы тоже не изволили представиться, мадмуазель.

Девушка подняла брови, и в глазах её промелькнула насмешка.

– Моё имя Силвиан де Робер, я дочь маркиза де Робера. Полагаю, вам будет понятнее, если я скажу, что для Рауля я наречённая жена.

Кадан похолодел. Прокашлялся. Голос на несколько мгновений отказал ему. Затем он улыбнулся и произнёс:

– Моё имя Кадан Локхарт. Я человек, которому он поклялся отдать себя целиком.

    Комментарий к Глава 5. Воздушный театр

    * Мундкох – придворный служитель, заведывающий кухней

** Мундшенк – придворный служитель, заведающий напитками

========== Глава 6. Герцог де Ла-Клермон ==========

Присутствовать при разговоре Рауля с его невестой Кадану не удалось. В доме, однако, если знать, где слушать, всё было слышно достаточно хорошо.

– Что вы делаете здесь? – шипел Рауль, и тишину комнаты разрезали его мерные торопливые шаги – туда–сюда, от стены до стены.

– Вы изволили проигнорировать письмо вашего отца. Мы все беспокоимся о вас. С вами что-то произошло? Раньше вы никогда не поступали так.

Рауль скрипнул зубами и замер, глядя на неё.

– Мадемуазель де Робер, полагаю, весь Париж знает, что случилось со мной. Или вы обитаете так далеко в болотах, что слухи не доходят до вас?

Силвиан, вертевшая в руках небольшую бронзовую статуэтку, со стуком опустила её на полку.

– Раньше вас не смущал запах болот. Помните, тогда, пять лет назад…

Рауль резко шагнул к ней и прикрыл рот девушки рукой.

– Я повзрослел, – отрезал он.

– Что ж, – Силвиан вывернулась из рук маркиза и, прищурившись, посмотрела на него, – раз вы уже настолько взрослый, чтобы отличать детские забавы от настоящей жизни, то, полагаю, самое время вам вспомнить об обещании, которое ваш отец дал моему отцу.

– Я никогда его не отрицал.

– Но и не исполнили до сих пор.

Рауль замешкался, не зная, что отвечать. У него не было никакого желания вступать в брак – хоть и само собой разумелось, что однажды это произойдёт.

А Силвиан смотрела на него, вглядывалась в глаза и пыталась понять: «Как? Когда это произошло? Что притягивало Рауля к этому мальчишке, что заставляло раз за разом желать его?»

– Он только тень меня… – пробормотала она, забывшись.

Рауль вскинулся и взглянул ей в лицо.

– О, я бы так не сказал.

– Не понимаю… Я стараюсь, но не могу понять, Рауль. Он стоит того, чтобы раз за разом за него умирать?

– Да.

Силвиан стиснула зубы.

– Ваш отец назначил свадьбу на апрель. Постарайтесь не наделать слишком много глупостей до тех пор.

Она покинула кабинет, напоследок взмахнув подолом.

– Итак… – Кадан раскинулся на кровати, закинув одну обнажённую ногу на другую. В зале стоял терпкий запах духов с ветивером, но ему было всё равно. – У вас есть невеста.

Рауль нахмурился и отодвинулся от него.

– Хотя бы вы не терзайте меня.

– Но у вас есть невеста.

– Да, это так.

– Следовало ожидать… – Кадан сел, и не думая прикрываться простынёй, – следовало ожидать, что все ваши слова – пустой трёп.

Он не знал почему, но теперь, когда он увидел Силвиан, его ненависть к Раулю стала ещё сильней.

Рауль молчал какое-то время. Затем спросил, не скрывая злости:

– А вы думали, я женюсь на вас?

– О, нет, что вы. Мне бы такое и в голову не пришло. Я всегда знал, что вы поиграете со мной и вышвырните прочь.

Рауль напряжённо засопел. Затем схватил его за плечо и притянул к себе. Близость чужого тела обжигала обоих, и Кадан почувствовал, как напрягается член – но злость была сильней.

– Как мне доказать, что я люблю вас? – прошептал Рауль в самое его ухо, касаясь горячим дыханием нежной кожи. – Как мне заставить вас так же полюбить меня?

Кадан накрыл руку Рауля, сдерживавшую его, своей узкой рукой.

– Для начала, – сказал он, – было бы неплохо, если бы вы убедили меня в том, что считаете меня равным вам.

– Что я делаю не так?

– О, всё так. Пока вы, благородный маркиз, желаете, чтобы всё было так.

– Кадан, перестань!

– До тех пор, пока у меня нет титула, как я могу вам доверять? Ведь слово дворянина перед простолюдином – ничто. Его незачем соблюдать.

– Вот оно что… – протянул Рауль и откинулся на подушки, отпустив его.

Он лежал и смотрел на тонкую спину, расчерченную цепочкой позвонков, которую неудержимо хотелось целовать.

– Вы хотите, чтобы я попросил за вас короля, – констатировал он.

Кадан изогнул бровь и посмотрел на него через плечо.

– А что, если и так? Уверен, он бы вам не отказал.

Рауль пожал губы.

– Но тогда вы признаете… вы будете принадлежать мне всегда.

Кадан не ответил. Он стащил с Рауля одеяло и, растянувшись вдоль его ног, коснулся губами паха.

– Я давно уже ваш… – пуская по члену струйки горячего дыхания, прошептал он.

В скором времени домашняя жизнь Рауля приобрела большую сложность. Будущая супруга и любовник его жили бок о бок. Каждый имел свой особый статус в его глазах, и каждый был недоволен: Силвиан – тем, что Рауль недостаточно много времени проводит с ней, Кадан – тем, что Рауль в любой момент может избавиться от него.

Рауль не мог выбирать, с кем ему вступать в брак и вступать ли в брак вообще – он прекрасно об этом знал. Брак его был делом политическим и представлял собой своеобразное заключение договора, призванное упрочить союз между двумя знатными семьями – герцогами де Ла-Клермон и герцогами де Робер. В отличие от Силвиан, которая приносила Раулю обширные земли, включающие в себя земледельческие угодья и прибрежную полосу, дающую возможность контроля морских торговых путей, Кадан мог подарить ему только своё тело – и бесконечные траты на свой гардероб.

Роль невесты, впрочем, этим и ограничивалась. Рауль знал, что не в её воле разорвать оговоренный герцогами союз – и не собирался ухаживать за ней.

Но, казалось, ни Силвиан, ни Кадан не желали этого понимать. Ни один из них не собирался отступать на задний план.

Соперничество это длилось не только в присутствии Рауля, но и за его спиной.

Если Силвиан заказывала себе новое платье, то Кадан тут же заказывал два.

Если к свите Кадана присоединялся ещё один паж – Силвиан тут же писала отцу, чтобы прислал троих. Она ни в чём не собиралась уступать «безродному юнцу».

Даже количество комнат, которое занимал каждый из них, стало камнем преткновения – Силвиан было выделено пять комнат на третьем этаже, в то время как Кадан давно уже занимал семь на втором. Больше во дворце свободных комнат не нашлось, но Силвиан никак не устраивал такой расклад, Кадан же не собирался уступать и переезжать, так что в скором времени Рауль был вынужден распорядиться о строительстве флигеля, где она могла бы занять целый этаж.

Рауль, желая разрядить обстановку, пошёл на уступки обоим: он назначил свадьбу и предложил Силвиан заняться подготовкой приёма, а по поводу Кадана написал прошение королю.

Письма от герцога продолжали приходить одно за другим, но каждый раз, когда Рауль собирался отправиться домой, Кадан смотрел на него так, что у Рауля пропадало всякое желание жить.

– Тебе мало того, что ты намереваешься вступить в брак, – тихо и холодно говорил Кадан, – ты решил ещё и бросить меня наедине со своей будущей женой?

Рауль отыгрывался в постели. Если в обычной жизни он готов был исполнить любое желание Кадана, то ночью тот целиком и полностью, без права на отказ, подчинялся ему. Рауль брал его жёстко, как завоеватель раба, вбивал в матрас и сжимал запястья так, что наутро оставались синяки.

Кадан демонстрировал ему эти следы как подтверждение того, что Рауль в вечном долгу перед ним, и всё снова возвращалось на круги своя.

К середине осени, когда деревья оделись золотой листвой, Рауль всё же решил отправиться к отцу. Тот собирался провести зиму в Фонтенбло, но пока ещё оставался в своём поместье в Аквитании.

На некоторе время Кадан и Силвиан остались вдвоём. И последняя не преминула воспользоваться случаем, чтобы завязать не слишком приятный для Кадана разговор.

Она поджидала Кадана в библиотеке, куда тот часто спускался после занятий пением, чтобы немного отдохнуть в тишине. Сама Силвиан не слишком любила читать и большую часть времени пропадала у себя, так что Кадан не ожидал увидеть её здесь.

– Простите, я ошибся дверью, – сказал он первое, что пришло в голову, и собирался уйти.

– А мне кажется – наоборот. Вы давно хотели поговорить со мной.

Кадан тяжело вздохнул и вошёл.

Он не мог бы сказать, что Силвиан не нравилась ему. Напротив, она была умнее тех придворных особ, которые обычно приходили в театр, чтобы посмотреть на него. Но в глазах её таился мрак, и, кроме того, Кадану она казалась вечным напоминанием о какой-то утрате, о том, чего у него быть не могло. Стоило ему взглянуть на неё, как он начинал испытывать злость.

– Если вы настаиваете, – он достал из тайника бутылку с вином и, наполнив бокал, опустился в кресло у окна. Закинул ногу на ногу и стал ждать.

Силвиан осталась стоять. Так она могла сверху вниз смотреть на него.

– Вы не думаете, – медленно сказала она, приближаясь к Кадану вплотную, – что ваши отношения с моим будущим мужем обречены?

Кадан повёл плечом.

– Боюсь, мадемуазель, вам никогда не понять мужской дружбы. Её не так-то легко разрушить.

– Пока вы молоды… может быть. Но пройдёт несколько лет – и он потеряет к вам интерес.

– Когда это случится, – уголок губ Кадана приподнялся вверх, – можете сказать мне, что предупреждали. А пока простите, у меня много дел.

Он залпом осушил бокал и встал.

Силвиан, оказавшаяся вдруг предельно близко, поймала его запястье и поднесла к глазам.

– У вас очень красивые руки, – сказала она задумчиво и улыбнулась.

– Благодарю. Вы не первая, кто мне об этом говорит.

– А хотите, я погадаю вам? Я умею читать по линиям судьбу.

И прежде, чем Кадан успел возразить, она перевернула его кисть и провела по ладони кончиками пальцев.

– Ваша линия жизни прерывается очень рано, – сказала она, – видите вот этот разрыв?

Кадан вздрогнул и посмотрел туда, где его кожи касались её пальцы.

– Она могла бы бежать дальше. Но вот здесь, – Силвиан проследила до нужного места ногтем, – её пересекает линия любви. Понимаете, что я хочу сказать?

– Да, – Кадан ловко вывернул руку из пальцев и, взяв её за плечи, быстрым движением развернул спиной к себе, а затем подтолкнул к окну. – А теперь я погадаю вам, – прошептал он в самое ухо девушке. Отпустив одно её плечо, он пальцем указал на яркую звезду высоко над горизонтом. – Видите эти огни на небе? Это древние боги смотрят на нас. Они смотрели на землю сотню, и две сотни лет назад. Они освещали Гревскую площадь, когда на ней сжигали еретиков. И они осветят костёр, на котором однажды сожгут вас.

Силвиан вздрогнула и попыталась отцепить от себя его руку – но этого не требовалась. Кадан уже отпустил её и зашагал прочь.

Рауль тем временем уже подъезжал к усадьбе, где проводил осень его отец.

Он оставил коня на попечение слуг и вошёл в дом, но не успел сделать и двух десятков шагов, когда поймал на себе цепкий взгляд злых голубых глаз.

– Неужели ты всё-таки соизволил повидаться с отцом, – услышал он.

– Я знал, что для этого мне придётся вытерпеть встречу с тобой, Луи, и потому тянул.

Луи де Даммартен, которому герцог де Ла-Клермон приходился опекуном, хотел ответить, но не успел.

– Хватит! – жёсткий голос разрезал тишину, и на пороге библиотеки, куда вела одна из дверей, появился их общий отец. – Рауль, я ждал тебя. Следуй за мной. Луи, я позову тебя через несколько минут.

Скрипнув зубами и проводив взглядом названого брата, отошедшего в сторону и устроившегося с книгой у окна, Рауль следом за отцом переступил порог.

Эрик, герцог де Ла-Клермон, занял место за массивным письменным столом. Взял в руки лежавший на нём листок и бросил его назад.

– Дворец, – произнёс он задумчиво, – я ещё мог понять. Но – прошение королю?

Рауль, не моргая, смотрел на него, будто вызов бросал. И наконец Эрик тоже поднял на него взгляд.

– Рауль, мы договаривались с тобой уже давно. Твои шлюхи не должны касаться семейных дел.

– Это не семейное дело. Это моё дело с королём.

– Ты сошёл с ума! – Эрик грохнул по столу кулаком, так что бумаги разлетелись в стороны. – Актёришка, Рауль! Ты пугаешь меня!

Рауль улыбнулся одним краешком губ.

– Боюсь, тебе трудно будет меня понять.

– Не сомневаюсь.

Эрик встал и прошёлся по комнате из конца в конец. Затем остановился в отдалении и заглянул Раулю в глаза.

– Рауль, обещай мне, что никогда не будешь драться из-за него.

– Что?.. – Рауль удивлённо посмотрел на него.

– Ты слышал меня. Если когда-нибудь тебе вздумается защищать его честь… Клянусь, я сам его убью.

– У меня и в мыслях подобного не было, отец.

Эрик долго смотрел на него.

– Надеюсь, что это так. И всё же…

– Слово чести, – быстро сказал Рауль, – я влюблён, но не сошёл с ума… чтобы драться из-за шлюх.

– Хорошо, – Эрик с облегчением вздохнул. Привлёк его к себе, обнял и поцеловал в висок, – я люблю тебя, Рауль. У меня всего двое сыновей. И ты сам знаешь, сколько вы значите для меня.

Рауль скрипнул зубами.

«Один, – подумал он, – у тебя один сын, отец». Но промолчал.

Едва он покинул комнату и отправился к себе, Луи вошёл в библиотеку и остановился на том же месте, где только что стоял Рауль.

Эрик долго, нахмурившись, смотрел на него, прежде чем спросить:

– Ты злишься на меня?

– Нет… отец.

Брови Эрика сошлись к переносице ещё тесней.

– Он никогда не слушает меня, – произнёс он, – никогда. Я боюсь, что однажды его нрав доведёт его до беды.

Луи молчал.

– Луи, прошу тебя, проследи за ним. Сделай так, чтобы с ним ничего не произошло.

– Вы просите меня шпионить за вашим сыном? – спросил Луи тихо и зло.

Эрик прикрыл глаза и глубоко вдохнул.

– Я прошу тебя защитить его. Если ты хоть капельку… – голос его дрогнул, и он осёкся, а закончил уже шёпотом, – хоть капельку любишь меня.

Луи закрыл глаза. Он знал, что произойдёт теперь.

Эрик подошёл вплотную к нему. Он вдруг оказался у Луи за спиной, хотя только что стоял напротив него.

Эрик опустил руки ему на плечо и запечатлел у самого уха лёгкий поцелуй.

– Ты представить себе не можешь, – прошептал он, – как много значит для меня то, что ты со мной.

Луи глубоко вдохнул, силясь унять подкатившую дрожь. Руки Эрика были нежными – но даже эта нежность причиняла боль.

Все те годы, что он принадлежал Эрику, он чувствовал, что-то, что происходит между ними – неправильно, запретно, что этого быть не должно.

Но он любил Эрика. Как любят отца и как любят того, кто дал тебе всё.

Он любил Эрика и хотел вознаградить за то, что Эрик любит его.

Герцог толкнул его к стене, и Луи едва успел выставить руки перед собой.

Опекун приподнял полы бархатного чёрного камзола, отделанного серебром, и вошёл – Луи всегда был готов для него.

Эрик двигался быстрыми рывками, вбиваясь в него, но куда большая жажда пылала в его руках, силившихся коснуться молодого любовника, прижать вплотную к себе, войти в него целиком.

– Я люблю тебя, – прошептал он.

Луи поймал его руку и молча прижал к губам.

========== Глава 7. Сновидения Париса ==========

Кони унесли Рауля в город в ту же ночь. Он лгал отцу, хотя тот не вынуждал его к подобному никогда. Рауль давно уже сошёл с ума – и сам об этом знал. Он готов был ползать у ног любовника или завоёвывать для него города – только бы добиться любви, которой так и не увидел до сих пор.

А Луи медлил с выездом, и причин тому было две.

Во-первых, он не хотел попадаться Раулю на глаза. С тех самых пор, как преждевременная смерть родителей вынудила Луи войти в дом де Ла-Клермон, он ненавидел юношу, которого вынужден был называть братом – так же, как сам Рауль ненавидел его.

И если ненависть Рауля могла найти объяснение в обычной ревности брата к брату: Эрик, сухой и сдержанный со всеми кругом, только с Луи позволял себе оттаять. Казалось, только с приёмышем он чувствовал себя легко. Хотя он, Рауль, его родной сын, всё это время был рядом и что было проще, чем довериться ему?

Они с Луи были одногодками. Луи не был ни старше, ни мудрей, и Рауль представить не мог, что объединяет его с отцом. Он злился, хулиганил, доводил до истерик слуг – только бы отец заметил его. Но отца всегда больше интересовал Луи.

И когда обоим мальчикам исполнилось по шестнадцать лет, именно его, Рауля, Эрик отправил служить в Париж – в то время как Луи оставил при себе.

Иногда Раулю казалось, что у Луи есть всё, чего нет и никогда не будет у него: семья, дом, отцовская любовь.

Рауль продолжал свои выходки, проматывал деньги как мог… Но всё, чего мог добиться от отца: «Постарайся, чтобы твои развлечения не порочили семью».

Он бросил службу в надежде, что это приведёт отца в ярость – но и это не помогло.

«Пожалуй, ты прав, – сказал герцог де Ла-Клермон, – времена мушкетёрства давно прошли».

Раулю оставалось, пожалуй, только одно – сбежать в Америку, снарядив собственный корабль, но он не успел. На улицах Парижа в пыльный летний день ему встретился безродный актёр, и Рауль обрёл новую цель.

И даже теперь отцу было всё равно.

Рауль не говорил об этом ни Кадану, ни кому-то ещё, но он несколько раз писал письма отцу. Он хотел, чтобы Эрик увидел то, что Рауль нашёл.

Эрик не испытывал ни малейшего интереса к очередной шлюхе сына – по его же собственным словам – и давал Раулю полный карт-бланш.

«Потому что у него есть Луи», – билось у Рауля в голове, пока кони несли его в Париж.

У ненависти Луи не было столь очевидных причин. Он не был из тех падчериц и пасынков, кто позволяют пользоваться собой.

Если Рауль в своих жестоких забавах заходил слишком далеко, Луи всегда без труда давал ему отпор.

По силе и ловкости они были равны. Одинакового роста и примерно одной ширины в плечах – хотя по-крестьянски приземистым не был ни тот, ни другой.

Равны были мальчики и по красоте: хотя один походил на Аполлона безупречным лицом и золотыми кудрями волос, другой – на Марса своими чёрными бровями и такими же чёрными локонами, ниспадавшими на плечи.

Эрик никогда не был жесток к Луи и никогда не был несправедлив. Если что и доставляло пасынку неудобство, то это непонятная, грешная герцогская любовь, от проявлений которой внутри было стыдно и горячо.

Но сколько бы ни думал Луи о названом брате, неизменно в горле его клокотала злость. Он ненавидел Рауля с такой силой, как будто бы тот отнял то, что могло принадлежать только ему.