Текст книги "Пепел разбитых звёзд (СИ, Слэш)"

Автор книги: neisa

сообщить о нарушении

Текущая страница: 1 (всего у книги 5 страниц)

========== Часть 1. Они ещё не генералы... Пролог ==========

    Комментарий к Часть 1. Они ещё не генералы... Пролог

    Дорогие читатели, хочу, чтобы вы поняли. Я выкладываю эту работу здесь только потому, что хочу иметь возможность обсуждать её в процессе написания. Поэтому то, будет ли она выложена здесь целиком, зависит исключительно от вашей активности.

Eщe нe copвaны пoгoны и нe pacтpeляны пoлки,

Ещe нe кpacным, a зeлeным вocxoдит пoлe y peки.

Им лeт нe мнoгo и нe мaлo, нo иx cyдьбa пpeдpeшeнa.

Oни eщe нe гeнepaлы, и нe пpoигpaнa вoйнa.

У ниx в зaпace миг кopoткий для бypнoй cлaвы и пoбeд,

Ceнтимeнтaльныe кpacoтки им  вocxищeннo cмoтpят вcлeд.

A нa пapaдax тpиyмфaльныx иx ждyт нaгpaды и чины,

Нo эти cцeны тaк фaтaльны, a эти  лицa тaк блeдны.

// Зоя Ященко

Дюзы подрагивали, испуская лиловые выхлопы. Штурвал под ладонями нагрелся, так что мне с трудом удавалось его удержать.

Я скосил глаза на визор и подмигнул.

– Идиот, – прокомментировал Брант.

Как будто бы я не знал. Ха.

Джессика, стоявшая на небольшом пятачке между двумя стартовыми площадками, поправила микрофон и неторопливо начала считать. Издевалась – иначе никак.

– Три.

– Два.

Руки стиснули штурвал так, что побелели костяшки.

– Полтора.

Я зарычал.

– Один. Старт!

Два корвета, взвизгнув моторами, рванулись вперёд. Рейнхардт на старте опередил меня на полголовы – ещё бы, у него под капотом фотон, хотя все знают, что на Тардосе он запрещён.

У меня бы тоже был фотон, если бы я его не проиграл. И я скажу за это спасибо Бранту – если проживу следующие полчаса.

Астероид, несущийся прямиком на меня, ушёл в сторону в последний момент.

Заныли запястья, но я всё-таки выкрутил штурвал – а вот Рейнхардт не успел. Его куколка проскребла крылом и ударилась об один космический булыжник – и отрикошетила к другому.

Отлично. Я выхожу вперёд.

Правда, всего на пять минут – восстановить управление ему удаётся слишком легко. Но, естественно, я не сдаюсь.

Делаю плавный разворот, заходя под него, так что магнитное поле моей малышки мешает ему прокладывать курс.

– Запрещённый приём! – раздаётся в наушниках.

– Брант, заткнись. Делаю, что могу.

Он снова бьётся об астероид крылом, уходит немного вниз и… наносит удар по моему кораблю.

Если бы за пределами рубки разносился звук, уверен, я услышал бы вой. Но нет, там царит тишина – полная и мёртвая, в которой, если нас потеряют пеленгаторы, не отыщет уже никто.

– Ты сам напросился, – слышу в наушниках, но отвечать не буду. Не до того.

Немного прибавляю скорости и опять выхожу вперёд.

Рейнхардт в ярости. Не сомневаюсь. Потому что на его пути очередная ледяная глыба – а на моём космический простор.

Ему приходится сделать разворот, но… чёрт. Он выходит напрямую и поддевает носом брюхо моего корабля.

Судорожно рву штурвал, пытаясь выправить курс, но корвет, вращаясь, уходит в пике. Пара секунд – и я вернусь. Уверен. Но…

Гиперворот раскрывается в паре арнов от моего корабля, и белоснежный «Буран» выскальзывает из него подобно змее.

Канал связи заполняет мат. По-моему, не мой, хотя трудно утверждать. Кажется, на Рейнхардта орёт кто-то ещё, но голоса мне не узнать.

Секунда – и нос моего корвета плавно входит в острое крыло «Бурана».

Я понимаю, что дело швах, когда в точке нашего столкновения полыхает огонь. У кого-то пробит борт. Интересно, у меня или у него? И кто вообще догадался открывать в астероидном кольце гиперврата?

Подозреваю, что мне уже не дано этого узнать.

Всё-таки пробит я. Рубку стремительно покидает кислород. Компьютер нудит об угрозе – но я-то ничего поделать не могу. Сознание плавно отступает в темноту, и последнее, что я слышу – чужой, незнакомый вопль:

– Рейнхардт, я тебя убью!

========== Глава 1. ==========

Эйлерт решительно мерил шагами коридор перед приёмной ректора – от двери до двери.

– Идиот, – повторял он раз за разом, – почему вокруг меня одни идиоты?

Платиновые волосы метались по плечам при каждом движении, голубые глаза сверкали фотонным огнём.

– Как же я ненавижу вас всех!

С самого позавчерашнего дня Эйлерт Коскинен не мог понять, за что ему так повезло – отправляться в Нефритовую Академию не столько для того, чтобы учиться, сколько для того, чтобы, по выражению драгоценного Первого Консула, «налаживать контакт». Налаживать контакт с кем? С идиотом, который палит топливо в астероидном поясе, чтобы показать неведомо что неведомо кому?

– Ему же девятнадцать лет! – сказал Эйлерт ещё тогда, когда Первый Консул позвал его к себе.

– Как и тебе.

Эйлерту оставалось лишь задохнуться возмущением. Ну да, ему тоже девятнадцать лет… но общение со сверстниками никогда не было его коньком. Он с трудом понимал, чем они живут.

Выросший при дворе, принятый консулом в семью, Эйлерт был сиротой, но всегда очень хорошо помнил, кому на самом деле обязан всем. Консул заботился о нём и дал ему всё, чего только можно было пожелать. И вот теперь, очевидно, он хотел получить расчет.

Нет, Эйлерт, конечно, понимал, что платить однажды приходится за всё – но не так и не сейчас.

– Меня обучали как убийцу! – бушевал он, но чёртов консул только потягивал чай из фарфоровой чашечки с изображением павлина и явно не воспринимал его слова всерьёз. – Ты не можешь так поступить со мной.

– Мы все – служим империи, – ответил консул великодушно и вздохнул. – Каждый приносит свою жертву. И ты в том числе.

Эйлерт чувствовал себя так, будто его с самого утра саданули обухом по голове.

«За что?!» – не уставал повторять он, снаряжая любимый корабль, тщательнейшим образом проверяя запасы топлива и полируя каждую выпуклость на крыле – уход за кораблём всегда успокаивал его.

И вот, стоило ему открыть переход, как парочка чёртовых молокососов разнесла его любимую птичку вдрызг.

Эйлерт не имел ни капли уверенности в том, что «Буран» удастся починить. Нужно было отправлять запрос в столицу, оформлять заказ на эксклюзивные детали, и всё это срочно, потому что без корабля он не проживёт. А Эйлерт вместо этого вынужден был торчать в приёмной местного ректора в ожидании, когда ему вынесут вердикт. Как будто он был виноват в том, что этот парень идиот!

– Сэр Коскинен! – наконец раздался голос из спикера, и симпатичная секретарша с улыбкой кивнула ему на дверь.

Эйлерт заправил за ухо выбившуюся прядь волос, оправил китель и вошёл.

Кабинет ректора одним единственным огромным окном выходил на морскую гавань, и хотя Эйлерт привык ежедневно наблюдать красоты дворцового консульского парка, в первые мгновения ему оказалось трудно сфокусировать взгляд на сухоньком человечке, сидевшем перед этим громадным окном.

– Сэр Одвиг Сааринен, – Эйлерт слегка поклонился, демонстрируя почтение к генералу, который никогда не видел войн.

– Да, это я, сэр Коскинен. Хотел бы я сказать, что рад приветствовать вас… – ректор приподнялся и слегка кивнул, – но обстоятельствам вашего прибытия радоваться очень уж тяжело.

Эйлерт вздохнул.

– Вы же понимаете, что я не мог рассчитать, что в точке моего выхода двое кадетов устроят какую-то идиотскую игру?

– Сэр… Коскинен… – Одвиг Сааринен прокашлялся в кулак. – Я всё понимаю. И поверьте, исполнен почтения к тому, кто прислал вас сюда. Но…

– Но….

– Но и вы поймите меня. Один из этих «кадетов, устроивших идиотскую игру» – наследник дома Рейнхардтов.

– Да! И это поразило меня больше всего!

– И это было бы ещё полбеды. Потому что он, по крайней мере, не пострадал. Беда заключается в том, что тот, второй, идиот, который сломал вам крыло – старший внук герцога де Триаль. Понимаете меня?

Эйлерт молчал.

– Это попытка убийства, мой дорогой, любимый, глубокоуважаемый сэр Коскинен. Со всем почтением к тому, кто вас прислал.

– Это он пытался убить меня!

– Мда… Мне бы не хотелось, чтобы вы думали так.

– Тем более на территории вверенной вам Академии.

– Особенно на территории Академии… за которую отвечаю я. Но вообще предпочёл бы, чтобы никто никого не убивал.

– Перестаньте, с тем же успехом можно сказать, что Рейнхардт и Крауз пытались убить друг друга! При чём тут я?

– Вы же всё понимаете, – Одвиг вздохнул. – Если вам удастся уладить этот вопрос миром – я только за.

Эйлерт моргнул.

– Мне, – повторил он.

– Да. Ведь это ваш корабль так удачно…

Эйлерт запрокинул голову и застонал.

«Как же я ненавижу вас всех», – процедил он.

– Простите, что?

– Я говорю, – произнёс Эйлерт громко и отчётливо, поворачиваясь к нему, – благодарю вас за гостеприимство. Инцидент будет разрешен.

– Благодарю. Любезнейше благодарю.

Одвиг протянул руку, но Эйлерт сделал вид, что не заметил её.

– Разрешите идти, – попросил он.

– Само собой. Вас проводят в лазарет.

– В ла… – Эйлерт хотел спросить – зачем? – но только махнул рукой. – Спасибо. Именно об этом я мечтаю после двух суток за штурвалом. Да. Определённо. Лазарет нужен мне больше всего.

«Крыло можно попытаться выправить. Хотя… проще, конечно, снять и заехать им этому наследничку по башке. Ещё разок. Высокие Звёзды, да кто же придумал отправить меня сюда?»

Всех, у кого от рождения была приписка «сэр» и больше двух миллиардов содержания в год, Эйлерт не любил. Сам толком не знал почему. Не то чтобы консул отказывал ему в чём-нибудь… Просто… Он всегда знал, что должен будет платить. А у них всё это было просто так.

И вот итог. Вместо того, чтобы заниматься делом, ну, или хотя бы готовиться к тому, чтобы заняться им когда-нибудь – впустую жгут фотон, которого не хватает в горнодобывающих комплексах так, что разработки в астероидных поясах по полгода стоят.

И ладно бы тупой наследничек был один – хотя Эйлерт подозревал, что один только Вольфганг – это уже в два раза больше, чем он мог бы перенести. Но два! Два – это, определённо, перебор.

«Придётся ещё и навигацию менять. Звёзды… Это опять целый месяц ждать… „Эран-кан“ раньше не сделают на заказ…»

Выйдя из корпуса администрации, он прошел по дорожке, усыпанной гравием, между двух кипарисовых стен. На мгновение Эйлерт прикрыл глаза, вдыхая аромат расплавленной на солнце смолы – растекаясь по лёгким, он немного успокаивал, и когда тьютор открыл перед гостем дверь лазарета, Эйлерт уже почти контролировал себя.

Он поздоровался с врачом и, скрывая вновь подступившее к горлу раздражение, поинтересовался, где можно найти фон Крауза-младшего.

Молоденькая медсестричка с подозрением оглядела его со всех сторон.

– Может, уже оставили бы его в покое, а? У человека череп повреждён.

Эйлерт не испытал и тени стыда – напротив, с трудом удержался от того, чтобы сказать: «Он сам виноват».

– А что, к нему уже приходили? – вместо этого спросил он.

– Да с самого утра. Сначала Брант Макалистер кучу гаджетов принес. Это я ещё могу понять – хотя, вообще-то, в его состоянии нельзя долго смотреть в монитор. Потом притащился ещё один, Юки Симидзу, всё просил никому о его визите не говорить. Оставил фрукты и букет цветов. Часа не прошло, как явился чёр… наш драгоценный господин Рейнхардт, я имела в виду. Этого вообще нельзя было пускать – пациент после него сам не свой, разве что не прыгает до потолка на сломанной ноге. И вот ещё вы. Вы, простите, вообще кто?

– Эйлерт Коскинен, – представился Эйлерт машинально и тут же услышал тихое: «Ой».

– Прошу… эм… прощения… сэр.

– Ничего. Я его надолго не задержу. И без того хватает дел.

Высокомерная рожа Рейнхардта против воли всплыла у него в голове. «Интересно, нас ещё и поселят вдвоём?» – подумал он.

– Прошу, – медсестра сделала красивый жест рукой, видимо пытаясь запоздало продемонстрировать, что всё-таки знает этикет.

Эйлерт проследовал в указанном направлении и, приоткрыв дверь, вошёл.

В палате пострадавшего было так же просторно и светло, как и везде здесь. Нога, подвешенная на растяжках, заслоняла больного почти целиком, так что Эйлерту пришлось шагнуть в сторону, чтобы разглядеть лицо – бледное после операции, наполовину скрытое бинтами, из-под которых виднелось лишь несколько прядей чёрных отросших волос.

– Брант, я не считаю, что проиграл! – сообщил он раньше, чем увидел того, кто вошёл.

Затем взгляд его сфокусировался на лице Эйлерта, и он замолк.

– Да, – согласился Эйлерт, – определённо, это была победа. Над моим несчастным кораблём, который теперь месяц не сможет взлететь.

Если в первое мгновение Крауз и хотел сказать что-то вежливое, то желание это быстро прошло.

– Потому что надо быть идиотом, чтобы открывать гиперворот в двух арнах от астероидного поля! – выпалил вместо этого он.

– Да ладно! Гробить машины на детских гонках точно намного умней.

– Ты вообще не знаешь, что произошло, какого чёрта не в своё дело влез?

– Я влез… – Эйлерт задохнулся от ярости. Покраснел. Побелел. Стиснул кулаки и только потом холодно и ровно произнёс: – Я пришёл принести вам извинения, сэр Крауз. Мне хотелось бы, чтобы мы забыли про этот инцидент.

– Во-от как… – протянул больной, откидывая на подушки черноволосую голову и с насмешкой глядя на него. – А что вы готовы сделать, чтобы я вас простил?

На мгновение Эйлерт ещё сильнее стиснул кулаки, силясь преодолеть желание врезать ему.

– Сэр Крауз, – сказал он очень тихо и настолько мягко, насколько мог, – если вы будете злоупотреблять моей доброй волей, надолго ее может и не хватить.

– Я просто задал вопрос.

– Например, я готов не говорить консулу, что вы пытались меня убить.

В глазах пациента промелькнула тень растерянности – но лишь на миг. Картинка, которую он видел наяву, стремительно складывалась с кадрами из новостей, на которых он не раз видел стоявшего перед ним юношу у консула за плечом.

– Вот ты кто такой, – протянул он. Растерянность в его глазах сменилась на интерес.

Эйлерт молчал, ещё не зная, чего теперь ждать. Не похоже было, что у наследничка достаточно мозгов, чтобы перестать затевать конфликт.

«Вот поэтому я не люблю иметь дела с теми, кому девятнадцать лет», – подумал он.

А Крауз смотрел на него, и улыбка постепенно расцветала у него на губах. Ещё в то мгновение, когда воспитанник консула только лишь показался в дверях, он отметил про себя выражение его колких, как заледеневшая гладь зимнего озера, глаз. Его волосы, небрежно падавшие на плечи, отливавшие белым золотом в солнечных лучах. Сказать, что Эйлерт был красив, значило не сказать ничего. Впрочем, красив был каждый из них. Каждый представлял собой результат селекции многих поколений – Рейнхардт, Макалистер и, до определённой степени, даже он сам.

Красоты было так много, что она начинала раздражать – потому, возможно, и Эйлерт его раздражал.

– Я не снимаю свой вопрос, – произнёс наконец он, – но пока что готов вас извинить. Вы не могли бы оставить меня? Я тут… болею… как никак… из-за вас.

Эйлерт мгновение смотрел на него, видимо, пытаясь заморозить льдом своих глаз, а затем фыркнул и, громко хлопнув дверью, вышел прочь.

========== Глава 2 ==========

Два с половиной дня к Ролану не заходил никто – или никого попросту не пускала медсестра. Он не знал.

Оставалось радоваться тому, что Брант, по крайней мере, успел передать ему коммуникатор, планшет, визор и ещё парочку полезных вещей. При появлении медсестры всё это приходилось прятать под одеяло, потому что она каждый раз грозилась их отобрать. И всё же большую часть времени Ролан провёл, разглядывая в сети фотографии новых моделей кораблей – его впечатлил белоснежный «Буран», переехавший его пополам подобно колесу судьбы. Однако ничего похожего найти не удалось.

«Несерийная модель, – думал он с тоской, – мне бы такой… Рейнхардт лизал бы мне дюзы… да».

На третий день наконец Брант прорвался к нему и сам.

К тому времени Ролан уже основательно изнывал от тоски – в основном по недоступным ему скоростным кораблям – и то и дело поглядывал в окно.

Не меньше корабля заинтересовал его и тот, кто прилетел на нём.

«Эйлерт Коскинен», – повторял он про себя.

Об Эйлерте толком не знал никто и ничего. Говорили, что его подбросили в дом Консула вместе с братом, когда обоим едва исполнился год. Говорили, что Консул очень любит его. Говорили, что обдумывает для него династический брак – хотя сам Эйлерт к числу аристократии и не принадлежал. «Не может не принадлежать», – думал Ролан, вспоминая безупречно правильные, как у искусной статуи, черты лица. Впрочем, не походил Эйлерт и на наследника одного из высоких родов – каждая семья тщательно прослеживала, чтобы в детях проявлялся определённый типаж. Рейнхардты все были черноволосы и белокожи, как на подбор. Макалистеры хранили на себе печать огня. А самому Краузу, мягко говоря, не повезло – семья его старательно культивировала голубоглазый арийский типаж, в то время как он оказался альбиносом наоборот – чёрные волосы, синевато-серые глаза. Разумеется, лучший повод для сплетен трудно отыскать. Разумеется, Рейнхардт не мог удержаться, чтобы на этом не сыграть. Разумеется, объяснять ему что-то на языке слов Ролан не стал. В конце концов Краузы так себя не ведут! И подобно предкам, сражавшимся на стороне Гесории в войнах за Предел, Ролан решил доказать свою правоту делом.

– Был бы фотон – я бы не проиграл, – пробормотал в который раз он, не заметив, как открылась дверь, и на пороге показался его друг.

– Был бы фотон, – сказал Брант, усаживаясь в кресло у окна, – ты бы въехал в этот лансер на полном ускорении, и от твоей головы не осталось бы вообще ничего.

– Привет, – согласился Ролан зло. – Ты, стало быть, с ним заодно?

– Нет, просто реалист.

– Ты оправдываешь то, что проиграл в карты мой фотон, вот и всё.

– Для друзей нельзя жалеть ничего! – Брант воздел палец к небу в подтверждение своих слов.

Ролан промолчал, не желая вступать в бесполезный спор. Вздохнул.

– Что-нибудь новое произошло? – спросил он.

– Да, в общем-то, ничего. Расследование замяли. Рейнхардт ещё двое суток проведёт на губе. Тебе, наверное, засчитают те дни, что ты торчишь здесь – хотя точно не могу сказать.

– А что насчёт Коскинена?

– А, – Брант самодовольно улыбнулся, – уже видел его? Хорош?!

– Не по тебе, – с неожиданной для себя самого злостью отрезал Ролан.

– Ещё бы, – улыбка на губах Макалистера стала только шире, – он приехал к Рейнхардту. Коскинена уже подселили к нему в блок. Вся Академия гудит.

Ролан не успел дослушать до конца, когда обнаружил, что пытается сесть, но растяжки ему не дают.

– К Рейнхардту?! – процедил он. – Это ещё почему?

Брант пожал плечами и откинулся назад.

– Ну, говорят, Консул хочет заключить с Рейнхардтами союз.

Глаза Ролана недобро блеснули.

– Как это понимать? Разве фон Крауз не были опорой сената на протяжении сотен веков?

– Вопрос не ко мне, – Брант развёл руками и покачал головой.

– Это предательство, – твёрдо сказал Ролан.

– Потому что Коскинен приехал не к тебе?

– Да. То есть нет. Дело не во мне!

Окончательно запутавшись в том, что именно настолько бесит его, Ролан умолк.

Брант посидел ещё немножко и пошёл к себе. А Ролан всё думал о том, как лучи солнца играли на платиновых ниточках волос Коскинена. «Идиот», – в конце концов решил он и уткнулся в планшет.

Комната, выделенная Эйлерту, выходила окнами на залив – и на изгиб стены, в котором виднелось ещё одно окно, так что казалось, потянись рукой – и достанешь стекло.

Далеко внизу мерцали и искрились лазурные волны, успокаивая глаз и лёгким шорохом лаская слух. И если бы не чёртово окно, Эйлерт мог бы поверить, что всё будет хорошо.

Глубоко вдохнув и отвернувшись от окна, он подошёл к зеркалу. Кадетский китель получить он не успел и потому чувствовал себя неуютно среди окружающей элегантной строгости в белом камзоле, расшитом серебром, и с брыжжами батиста у горла – мода столицы немного отличалась от той, что царила в остальных частях Гесории. Здесь, на Тардосе, предпочитали строгость, а ближе к окраинам и вовсе царствовал минимализм – многие ограничивались обыкновенными комбинезонами цвета компании, в которой работали.

Эйлерт едва успел оправить кружевные манжеты, когда в дверь постучали.

Надежда, что на пороге стоит кто-то из персонала – а ещё лучше, гонец из столицы, приехавший забрать его домой – угасла довольно быстро.

Стоило открыть дверь, как Эйлерт увидел перед собой сверкающее улыбкой лицо Волфганга Рейнхардта, которое не раз уже изучал на фотографиях – в основном чтобы выяснить, что из себя представляет этот человек.

Волфганг был ожидаемо красив, и всё же камерам не удалось передать особое, тягостное обаяние обречённости, поселившееся между его бровей. Глаза его имели тёмно-синий, как глубокие воды сапфира, цвет и в сумраке могли показаться почти чёрными. Чёрные волосы элегантной волной лежали на плечах, явно тщательно уложенные с утра.

Глядя на аккуратные завитки его локонов, Эйлерт испытал неутолимое желание спросить: «Как, вас уже выпустили?» – потому что плохо представлял, чтобы на гауптвахте можно было так тщательно следить за собой.

– Стало быть, вы – мой новый сосед? – поинтересовался Рейнхардт.

Эйлерт медлил, не зная до конца, насколько тот осведомлён. Но если Волфганг и понимал, зачем он здесь, то, очевидно, не собирался говорить об этом в лоб.

«Уже хорошо», – подумал Эйлерт, которому по-прежнему ни капли не нравился этот визит.

– Да, – Эйлерт едва заметно кивнул, изображая подобие поклона, – тьютор сбежал, обещав, что вы покажете мне где здесь что.

Рейнхардт улыбнулся уголком губ и протянул руку – такую же холёную, как и всё в нём.

– Почту за честь. Если вы посчитаете возможным доверить мне свой досуг.

Эйлерт испытал невыносимое желание закатить глаза и воззвать к небесам, но смолчал.

«Он меня клеит?» – задал он сам себе риторический вопрос.

Вопреки всякой логике Рейнхардт симпатии у него не вызывал. Да, он был красив, но Эйлерт не чувствовал в нём ничего, что могло бы его заинтересовать.

– С удовольствием, – Эйлерт протянул руку, предлагая взяться за неё. – Для начала я бы посмотрел парк. Слава о нём идёт по всей Гесории.

– И это неспроста.

Приняв предложенную руку, Волфганг повёл его вниз, на первый этаж. Сначала он показал парк из окна. Потом вывел Эйлерта на крыльцо, украшенное стройной колоннадой, и принялся рассказывать о том, как он был устроен – в память о героях прошедших войн.

Эйлерт откровенно скучал. Он не мог избавиться от чувства, что попал на великосветский приём, который грозит продлиться до ночи, а потом продолжиться с утра… И, похоже, не закончится вообще никогда.

Они спустились по мраморным ступенькам и, миновав лабиринт аллей, вышли на небольшую площадь-поляну, от которой дорожки разбегались пятилучевой звездой, а в нишах между ними стояли скульптуры Божественных Звёзд.

– Они похожи на вас, – сказал Волфганг, закончив рассказывать про каждого из них.

– Да? Вы мне льстите, – ответил машинально Эйлерт. Он слушал вполуха. Всё выходило слишком просто. Вряд ли Волфганг в самом деле влюбился в него – но, по-видимому, оказался достаточно разумен, чтобы подыграть.

«Слишком разумен», – подумал Эйлерт со вздохом. Ему не хотелось всё своё существование в Академии превращать в бесконечную дуэль из подколок и интриг.

– Простите, Волфганг, – сказал он наконец, – я не могу понять. Как такой человек, как вы, мог ввязаться в столь идиотскую игру?

– Вы о гонках в астероидном кольце? – усмешка, появившаяся на лице наследника, заметно отличалась от той, которую видел Эйлерт до сих пор. Она выглядела высокомерной и злой. – Вы хорошо знаете, что представляет из себя Ролан фон Крауз?

– Не более, чем можно услышать, оставаясь при дворе, – признался Эйлерт.

– Узнаете, – уверенно сказал Волфганг, – и поймёте меня. Но, может быть, мы не будем говорить о нём?

– Может быть, – согласился Эйлерт, и снова волны истории, преобразованной языком Волфганга в ласкающие слух слова, унесло его куда-то далеко.

Как ни старался, Ролан не мог унять обиду и злость. Два рода – Крауз и Рейнхардт – в самом деле были опорой Гесории всегда. Конечно, были и другие, но именно их семьи сыграли решающую роль в прошедшей войне. «Так как вышло так, что Консул решил поддержать Рейнхардтов?» – спрашивал он себя. Категорически отказываясь признаваться даже самому себе в том, что на самом деле его куда более беспокоит другое: «Как можно было отдать Эйлерта Волфгангу?»

Вопрос истерзал его вконец. Чтобы развеяться он кое-как добрался до окна и устроился на подоконнике передохнуть. Когда нижний край алого солнца Тардоса коснулся глади моря, и в его закатных лучах на посыпанной гравием дорожке парка показались два силуэта – черноволосого Рейнхардта и светлого, как сама звезда, Эйлерта Коскинена.

Рейнхардт держал Коскинена под руку, мягко, но уверенно вёл его вперёд. Лицо Коскинена было равнодушным, и Ролану показалось, что новичок мыслями находится где-то далеко.

На мгновение взгляд его скользнул по глади залива и замер, глядя в глаза Ролану сквозь стекло.

Ролану показалось, что по всему телу его пронеслась волна пламени. Взгляд держал крепко, как когти хищного зверя, так что если бы Ролан и хотел – не смог бы отвести глаз. Он не хотел.

Медленно два силуэта двигались мимо больничных корпусов, и взгляд постепенно сдвигался прочь, оставляя за собой нестерпимое чувство одиночества и тоски, пока оба – Рейнхардт и Коскинен – не исчезли за стволами ракит.

========== Глава 3. ==========

Только к концу недели Эйлерту удалось вырваться из цепких лап Волфганга, чтобы оформить документы о поступлении – что само по себе грозило превратиться в немалое приключение.

Консул позволил ему закончить начальную школу на общих основаниях, но довольно быстро пришёл к выводу, что аристократическая среда плохо сказывается на характере и интересах его воспитанника. Потому уже с двенадцати Эйлерта перевели на домашнее обучение чуть более, чем полностью.

Добрую половину времени он тратил на сопровождение своего покровителя в многочисленных командировках, а остаток уходил на занятия с домашними учителями – коих, впрочем, Консул выбирал, не щадя средств.

Теперь же его влиянию предстояло вступить в непростое сражение со знаменитой гесорийской бюрократией.

Формально всем давно уже было понятно, что слова Консула Хайдрика – сами по себе закон.

На деле воплотить в реальность хоть одно решение было предельно трудно, потому как большинство из них требовали троекратного утверждения в Сенате, последующего рассмотрения нижней палатой и закрепления печатями пяти великих родов.

Разумеется, речь не могла идти о том, чтобы проводить через сенат вопрос о переводе в лётную академию одного отдельно взятого ученика. Но оформить документально все предыдущие годы домашних занятий пришлось, и кое-что ещё предстояло досдавать.

Эйлерт не сомневался, что управляет малым звездолётом не хуже, а то и на порядок лучше, чем любой из учеников – однако именно лётное мастерство потребовали досдавать. Кроме того предстояла пара экзаменов по теоретической части: по древнему языку, который Эйлерт всегда терпеть не мог, и по региональной истории Тардоса, которая по понятным причинам была ему ни к чему.

Результат посещения ректората Эйлерта не расстроил и не удивил. Радоваться нужно было уже тому, что не придётся отправлять документы опять в столицу и что-либо по новой заверять.

Выбравшись наружу из этого холодного и негостеприимного здания, он завернул за угол и с облегчением вздохнул.

Однако уже в следующую секунду был вынужден подтянуться опять.

– Сэр Коскинен! – послышался насмешливый голос из-за спины.

Эйлерт старательно натянул ледяную маску на лицо, небрежно уцепился пальцем левой руки за ремень и только затем повернулся на звук.

– Виконт фон Крауз! Это вы?! – вежливая улыбка скользнула по его губам. – Как ваша нога?

– Честно говоря, всё ещё болит.

Фон Крауз приближался к нему, картинно прихрамывая, хотя в остальном имел такой цветущий вид, что Эйлерт сильно сомневался в правдивости его слов. По правую руку от него держался ещё один курсант с серебряным галуном на груди. Эйлерт пока не слишком хорошо разбирался в местной символике, но этот знак опознал: «Командорский факультет».

По большей части в Академию на Тардосе поступали не для того, чтобы затем отправиться служить во флот. Многие старые аристократы наподобие герцога фон Крауза были уверены, что строевая подготовка поможет их избалованным детям стать настоящими людьми. Другие молодые дворяне, напротив, сами стремились сюда – их влекла романтика древних войн. Ну, и возможность поводить скоростной звездолёт.

Первые, как правило, попадали в пехоту, за три года получали офицерское звание и затем отправлялись служить в Гвардию ещё на несколько лет. Этого контингента Эйлерт насмотрелся в столице.

Вторые носили на отворотах агатовую звезду и изо всех сил старались попасть на факультет, где готовили пилотов малых кораблей – впрочем, в итоге, опять же как правило, тоже меняли звезду на золотые эполеты гвардейского корпуса. Такая звезда как раз красовалась у Ролана на груди.

Командорский факультет представлял собой на порядок более серьёзный выбор, потому что особой романтики в службе на больших кораблях нет. Такой крейсер или фрегат, в сущности – большая консервная банка, с мостика которой космос можно увидеть только через камеры внешнего наблюдения, а в каюте и вовсе окно заменяет гала-репродуктор, показывающий всё что угодно, кроме того, что на самом деле есть за стеной. Что именно двигает теми, кто выбирает этот путь, Эйлерт не понимал. Если бы ему позволили выбирать, он сам выбрал бы малые корабли. Ему нравилось чувствовать мощный поток космического ветра под крылом, наблюдать, как бесконечный простор космоса несётся прямо на него. Впрочем, выбор, в любом случае, был давно уже сделан за него.

– Помните прошлый наш разговор? – спросил тем временем Ролан, тоже заметивший пристальный взгляд Эйлерта, направленный на серебряный галун, но только больше разозлившийся из-за него.

– Смутно, – признался Эйлерт, которому всю последнюю неделю было не до того. Волфганг так старательно выполнял долг гостеприимства, что ему едва хватало времени подумать о себе.

– Вы просили меня забыть сложившийся между нами неловкий инцидент. Ну, и мы с вами пришли к выводу, что вы мне должны.

 – Что?!

Эйлерт вспомнил. До мелочей.

– Имейте совесть, Крауз, вы сами врезались в мой звездолёт! Я его до сих пор не починил, а мне нужно как можно скорее начать летать!

– Правда? Вы думаете, мой корвет в лучшем виде? У вас, по крайней мере, целы руки, ноги и голова!

– Если вы пришли меня обвинять, то нам не о чем говорить.

– Я пришёл вернуть долг.

– Какой ещё, Ветры вас раздери, долг?

– Я из-за вас почти неделю потерял. Так что вы мне её должны.

Эйлерт стоял. Он молчал и тяжело дышал, то и дело сжимая и разжимая кулаки.

– Вы не втянете меня в свои игры, – твёрдо сказал он, – Волфганг предупреждал меня относительно вас. И я начинаю его понимать.