Текст книги "Ваниль"
Автор книги: Неджма
сообщить о нарушении
Текущая страница: 3 (всего у книги 9 страниц)
Нам показали рынок, где мы могли предложить свои услуги среди других женщин, пришедших искать работу у богатых. Там были молодые и постарше, красивые и калеки, развратные девицы и пугливые девственницы.
Первый торговец отказался меня брать. Он хотел взять только Лейлу. Я сказала – нет и тысячу раз нет, я не оставлю «мою дочь» ни на шаг. Это был славный мужчина, гордо несший свои пятьдесят лет, одетый в шелковый бурнус, с грудью широкой, как большая кровать. В итоге он взял нас обеих по цене одной. Я согласилась, его взгляд уже меня околдовал.
Его худая и чахоточная жена, обмотанная платками так, что походила на минарет, приняла нас холодно и показала угол в глубине коридора. Она дала нам задания по дому – четырехэтажному строению, где не было видно детей и пахло рвотой, алкоголем и мужским семенем. Она ушла и вернулась с двумя джеллабами и парами туфель, бросив их на наши матрасы, лежавшие прямо на земле.
Через несколько часов дом пах только дамасским мылом и фимиамом. Мы накрахмалили простыни, встряхнули ковры, зашили матрасы и, не жалея воды, отчистили террасу, откуда открывался роскошный вид на крыши Тажа.
Вечером мы вернулись к себе на заслуженный отдых.
Я сказала Лейле:
– Через несколько дней нам будет на что продолжить путешествие.
Она не ответила, и я заметила, что Лейла раздражена и ждет чего-то. Я вышла во дворик, чтобы выпить воды из фонтана, и, вернувшись, обнаружила, что она раздевается. Она натянула джеллабу на грудь, и я поняла, почему она смущается.
– Я женщина, как и ты. Я не понимаю, почему ты закрываешься. Тем более что я видела твои интимные места.
Она покраснела:
– У меня нет права…
– Мы далеко от твоего дома, и ты можешь ходить передо мной голой, я не наброшусь на тебя. Отдай мне джеллабу!
– Я не хочу, чтобы вы на меня смотрели.
– Речь не обо мне, а о простушке, которая, я уверена, никогда на себя не смотрела.
Она опустила одежду до талии и больше не двигалась.
– Вместо того чтобы пялиться на меня, опусти глаза на свой живот и ноги. Рассмотри себя!
Она колебалась, ее взгляд застыл.
– Сделай это, или я тебя заставлю взглянуть на свое тело!
Она машинально опустила взгляд на свою талию.
– Восхищайся тем, что Бог подарил тебе и другим благодаря твоей красоте.
Она колебалась.
– Не стыдись, твое тело – это сама красота!
– Это неправда! – резко ответила она. – Мое тело – это зло, грех и раздор, иначе бы я не была здесь!
Меня удивили эти выученные наизусть слова и еще больше – слово «раздор», произнесенное молодой и невинной девушкой.
Я притворилась, что не расслышала:
– Ты прекрасна!
Она продолжила, смотря мне в глаза:
– Неправда, во мне нет ничего особенного. У меня все среднего размера, включая рост. Мне нечем гордиться!
– Кто тебе сказал, что мужчины не любят таких женщин, как ты, не больших и не маленьких? Хотя вообще-то они предпочитают маленьких, потому что мужчинам кажется, что, накрывая женщину, они заставляют ее пропасть внутри своего тела. Это дает им пьянящее ощущение власти. Будучи мужчинами, они в то же время похожи на жестоких хищников. Физическая любовь для них невозможна без деспотического желания чувствовать себя хозяевами. Пусть тебя не обманывают. Мужчина берет и не дает, дорогая моя, и у него не возникнет желание без впечатления, что ты ему принадлежишь.
Я подошла к ней и взяла за запястья:
– Покажи мне свои руки. Хрупкие и гибкие лианы! А эти пальцы! Длинные и тонкие, с крепкими розовыми ногтями, что свидетельствует о хорошем здоровье. Ни прожилок, ни пятен, окружность похожа на полумесяц.
– Мои груди тоже среднего размера, – осмелела она, расстегивая лифчик.
– Груди не должны быть ни тяжелыми, ни маленькими, ни вялыми, ни слишком твердыми, ибо все в теле женщины должно быть нежным и сладострастным. Ты видишь свою талию, она достаточно тонка, чтобы мужчина обнял ее, считая своей собственностью. Когда он возьмет тебя, твой живот не сожмется и не свесится, а твои ягодицы изогнутся так сильно, что мужчине покажется, что они отделились от тебя. По твоим изгибам мужчина догадается о твоей привлекательности, и когда твои ягодицы окажутся на достаточном расстоянии от живота, он с радостью выпьет из твоей чаши процветания.
Она порозовела с головы до ног.
– Но остается то, о чем никогда не думают, то, в чем скрывается твоя загадка, вещь такая же далекая, как самый сокровенный уголок твоей впадины, где живет жажда мужчины и его гибель.
Она казалась заинтересованной, но не сказала ни слова.
– Твои глаза! В них тайна твоей привлекательности, и когда мужчина увидит, что твои глаза закатились, он поймет, сколько удовольствия доставил тебе и сколько получил сам.
Она осмелела и сняла лифчик полностью.
Я пробормотала, забираясь под покрывало:
– Хорошо. Наслаждайся своим телом, девочка моя. Когда время придет, оно отблагодарит тебя.
***
На следующий день в то же время я продолжила обучение Лейлы после целого дня, проведенного за уборкой.
Я усадила девушку напротив себя, взяла ее руки в свои и медленно провела по ее телу. Мои слова становились нежными, как колыбельная.
– Наклонись. Обними свои икры и оцени изгиб твоих голеней. Помассируй каждый палец ног, теперь поднимись до колен. Ты среднего размера, но твои бедра имеют утолщение посередине. Смотри, сосчитай мне родинки, которые увидишь на коже, и посмотри хорошенько, где они прячутся. Ничто не вызывает такого желания, как правильно расположенная родинка. Эффективнее, чем афродизиак.
– Что такое афродизиак?
– Я объясню потом. Сейчас посмотри на свой живот, да, дорогое дитя, твой живот, первое убежище бытия. Поиграй своими пальцами внизу, там ты познаешь счастье. Теперь возьми свои груди, подними их к лицу, рассмотри себя внизу, взвесь их и отпусти. Они опережают тебя на пути к наслаждению, они бегут туда прежде, чем ты пошевелишься, требуя быть выпитыми и распробованными.
Она подчинялась, точно следуя моим словам.
– Ты знаешь, как устроен женский половой орган?
– Я никогда его не рассматривала.
– Даже когда писала?
– Я видела только маленький холмик.
– Ты имеешь в виду лобок.
– Да, и он мешает рассмотреть остальное…
– Я полагаю, что ты не рискнешь делать это передо мной. Тогда мы сделаем вот что: я выйду, а ты воспользуешься этим зеркалом. Ты сядешь, разведешь ноги и поставишь его посередине, как раз перед входом. То, что ты увидишь, вызовет у тебя восхищение.
Я добавила, снимая со стены маленькое зеркало в форме ладони:
– Ты можешь шевелить пальцами, открывать шелк тканей, и не пугайся, если увидишь маленькую раковину.
Я добавила, удаляясь:
– Это маленькое отверстие впускает мужчину. Переднее. Не ищи заднее отверстие, в нем нет необходимости. На нем останавливаются только извращенцы. Бог создал только одно отверстие для удовольствия женщины. Мужчины попробуют убедить тебя в обратном. Не верь им. Они получат больше удовольствия, чем ты. Они уговорят тебя перевернуться, но позволяй им делать с собой только то, что любишь. Тогда ты будешь счастлива, потому что любовь заставит тебя забыть о том, с какой стороны тебя наполняет возлюбленный.
– О боже!
Открыв дверь, я наткнулась на мужчину, который, по-видимому, подслушивал нас. Я сразу закрыла за собой дверь, чтобы малышка ничего не поняла. Это был торговец. Он прерывисто дышал, держа руку на члене, который брызгал в шароварах, как гранат.
Он поправил свою одежду и повернулся.
– Теперь женские разговоры подслушивают под дверью? – спросила я. – Вам недостаточно вашей жены?
Он молча удалился, и я заметила, что он не Убрал руки с яичек.
Я подождала несколько минут, затем вернулась в комнату, все еще думая о палке, которую только что видела, и снова обратилась к моей девственнице:
– Надеюсь, ты познакомилась со своим отверстием. Оттуда выходят дети. Но у него есть и другая роль. Она помогает получить удовольствие, родиться во второй раз. Нужно ласкать его и заботиться о нем.
– Как узнать, красивое ли у меня влагалище?
– Я объясню тебе позже. Сейчас нужно спать.
Она протянула руку, чтобы взять джеллабу, но я ей помешала:
– Ты доставишь мне удовольствие, если, начиная с этой ночи, будешь спать без одежды.
Я продолжила, зевая:
– Ты погасишь свет?
Я почувствовала, что Лейла колеблется, потом увидела, как она поднялась, нагая, и направилась к масляной лампе. Из-за того, что я смотрела на девушку, она прикрыла рукой грудь и половые органы.
– Я тебя уже изучила! Покажи мне эти чудеса, или я тебя побью! – угрожала я, смеясь.
Проходя мимо меня, она вдруг замерла, развела руки, чтобы показать мне лобок, и игриво убежала.
– Нет! Вернись! Покажи мне свое влагалище последний раз, ведь тебе больше не нужно его скрывать, и я узнаю, заслуживает ли оно звание красивого!
Она вернулась и подошла ко мне, колеблясь.
– Покажи, не церемонься! – сказала я. – Уже поздно, и я хочу спать.
Я снова убедилась в том, как идеально сложена моя подопечная. У ее влагалища была тонкая белая кожа с черным пушком сверху, его упругие колечки радостно бежали по коже. Правильный проем миндалинки восхитительно прорисовывался между бедер, щекоча низ живота. Ее борозда приоткрывалась на краю жемчужины, инкрустированной в ларчик тела. Бутон розы, спелый персик, грудь райской гурии.
Клитор Лейлы выглядывал наружу между двумя гладкими стенками. Теперь он подпрыгивал, пока ларчик открывался, укрытый блестящей кожей, как звездное небо.
Я положила ей руку на живот и произнесла, как будто молясь:
– Вот твоя жилка, твой центр тяжести, твоя победа над смертью, твоя насмешка над богами и демонами. Это небо и земля, светила и кометы, собранные под твоей кожей. Ты не узнаешь, как там загорается пожар. Но если он начнется, не торопись его гасить. Никто его не увидит, и тем более мужчины. Велось много войн, было вызвано множество несчастий, чтобы понять, как рождается радость между твоими ногами. Этого никогда не знали. Ты будешь хранить свою тайну. Хорошо, что мужчина видит, как ты наслаждаешься, не зная, как совершается чудо. Ты сама не будешь знать ничего об этом. Кроме того, что земля уйдет из-под ног, счастливое возбуждение побежит по венам, как кровь, погонит ветры и приливы, принесет на руках луну в подарок ангелу или демону, который подарил тебе удовольствие. Тебе покажется, что часть твоего тела отделилась, чтобы стать ничем. Ничем. И всем одновременно.
– Я понимаю, – сказала Лейла.
– Что понимаешь?
– Почему отец никогда не уходил, не забрав ключ от дома.
– ?
– Он боялся, чтобы его дочери не убежали из-за этого… удовольствия.
– Прекрати изображать дурочку и знай, что когда твое тело примется говорить – опасайся! Конечно, это может закончиться ничем, и так часто бывает: ты вернешься к себе, станешь злой мегерой и сварливой женой. Но твое тело может взорваться чересчур громко, и у тебя не будет другого выхода, кроме безумия. Будут говорить, что твоим телом управляют неземные существа, тогда как настоящие джинны, дорогая моя, живут в твоем теле и нигде больше!
***
Утром четвертого дня домом овладело странное возбуждение. Наш хозяин решил закрыться у себя, отказываясь отправляться к оливковому прессу под предлогом того, что у него болит нога. Он только смотрел, как мы работаем, и пил вино, я в этом уверена, хоть он и позаботился о том, чтобы укрыть бутылку непрозрачной тканью. Его жена приходила и уходила, каждый раз бросая на нас косые взгляды. Вдруг она вихрем пронеслась мимо, намотав на голову покрывало, и хлопнула дверью. Ее супруга, казалось, это не взволновало, он продолжал пожирать Лейлу глазами. Я знала, что творилось в его голове. И уже приготовилась к этому: я хотела подарить Лейле первую ночь любви.
– Сейчас, есливдруг что-то произойдет на твоих глазах, ничего не говори и не кричи, только смотри и учись. Сейчас ты доставишь мне удовольствие, пойдя поболтать с соседкой на террасу. Не оставайся ни на мгновение одна с людоедом, которого ты там видишь.
Я придумала, что мне надо купить кое-что для уборки, и вышла.
Я расспросила ту самую соседку, которая целый день сидела на табурете, смотря на улицу. Она научила меня, что самым мудрым из колдунов был Мадждуб, который умел делать воду твердой, отгонять болезни и мог бросить к вашим ногам самого строптивого любовника.
– Это не для меня. Я хотела бы, чтобы мой возлюбленный принял меня за нее и ее имя было стерто в мою пользу, – объяснила я мужчине, которого отыскала в глубине тупика. Он сидел по-турецки, его лицо было измождено, а борода подметала землю.
Он не задал мне вопросов, узнал только мое имя и имя моей подопечной, прошептал стихи, видимо, своего сочинения, потому что я таких никогда не слышала, погрузил голову в платок, пропитанный запахом Лейлы, плюнул в ладонь, написал три фразы на листке бумаги, положил его во флакон, наполовину заполненный соленой водой, и, когда буквы начали расплываться, он окунул туда другой листок, сложил его и положил между моими грудями.
– Ты заставишь своего мужчину выпить эту микстуру, и Бог затуманит его зрение. Он примет тебя за нее, и будет восхищаться только тобой.
Я не знаю, подействовало ли заклинание, но правда в том, что после того, как я подала торговцу чай и вернулась отдыхать к Лейле, я увидела как волк вошел в логово! Он потерял голову и направился к моему ложу, как сомнамбула, шепча слова, которые меня возбудили:
– Это я, я люблю тебя, откройся мне!
От удивления Лейла едва не закричала. Но, помня мои советы, она не проронила ни слова и спряталась в углу, прижав ладонь ко рту.
Я развела бедра, околдованный мужчина был ослеплен, он принимал меня за Лейлу. Я не собиралась говорить ему, он уже трудился над моим телом, и сделал бы это с любым другим. Дьявол! Я могла бы не отдавать два дирхама знахарю, но упустила из виду, что мужчины слепнут, как только вводят свое копье во впадину. Отбрось чувства! Душа, любовь, нежность – все это ерунда! Они различают две пары ягодиц не больше, чем две пары перчаток. Я спрашиваю себя, почему они подчиняют нас своей дурной морали, тогда как их атаки приводят всех нас в недоумение! Конечно, я оставила эти размышления при себе, бесполезно было рассказывать о них моей подопечной, иначе она подумает, что любовь, как и ее тело, не существует.
Неважно! Старик трудился надо мной как бог. Ибо его член был настолько толст, что я раньше и не видела таких, круглый, у него была мозолистая шероховатая головка, всегда тершаяся о шаровары, и меня это ласкало, заводило до потери разума! Однако я сдерживала себя и не произносила ни слова, чтобы он не разгадал мой план, а также потому, что я не хотела смущать Лейлу, которая, казалось, начала дышать громче, и я представляла, как она наблюдает за нашими утехами. У меня в свидетелях была сама невинность, но меня это не смущало. Я предлагала девственнице неожиданный урок, который она не увидела бы нигде, кроме как в этих знаменитых сказках «Тысячи и одной ночи», где речь идет об утехах Шахерезады. Мой любовник М. иногда развлекался, читая мне их в постели, чтобы я училась, говорил он, покусывая мои груди, повторяя, что в сочетании с природой дух превращает любовь в «произведение искусства».
Когда он рухнул на матрас, я повернулась к Лейле. Она была очень бледна. Я прошептала:
– С этого дня ты больше не сможешь сказать что ничего не знаешь о любви, по крайней мере, ты знаешь, что такое облапошить!
Что до меня, я знала, что если мы займемся любовью второй раз, то мне захочется начать снова. Тогда с нашим путешествием и поисками Зобиды было бы покончено. Пока торговец храпел, я вытащила его кошелек с большой, как птица, пачкой купюр. Я попросила Лейлу собрать наши вещи, и мы поспешили покинуть город, пока хозяйка дома не вернулась и луна не поднялась над крышами.
***
Мы шли всю ночь и часть утра.
Поля тянулись за полями. После посевов и оливковых деревьев появились апельсиновые плантации и миндальные деревья, лимоны и яблони, виноградники, гнущиеся под тяжестью гроздей, всевозможные дары природы, которые показывали, что мы еще далеко от песков. Для удовольствия мы собирали фрукты прямо с деревьев, иногда в ущерб земледельцам, которые пускали по нашему следу собак. Мы отдыхали в садах более щедрых хозяев. Мы сбивались с дороги, не умея прочитать ни одной надписи на указателе. Крестьяне указывали нам путь и давали пару лепешек или кувшин молока. Мы следовали советам, шли вдоль линии железной дороги, ручья или мимо гробницы святого, спрятавшейся на склоне холма.
Лейла смотрела на меня с улыбкой на губах Она вспоминала мои развлечения с давильщиком масла и хотела узнать больше, я была в этом уверена. Я подбодрила ее:
– Ты думаешь, что в определенном возрасте женщины должны воздерживаться от любви, не так ли?
– Ну, возможно… Когда не было детей…
– Я не так красива и не так молода, как ты, – оборвала я Лейлу. – У меня нет ни твоих глаз газели, ни твоей чудесной осанки. Но если бы любовью занимались только прекрасные и молодые люди, об этом было бы известно. Нет, девочка моя, желание не связано ни с красотой, ни с возрастом. Как раз наоборот, иногда желание вызывают недостатки. Что-то такое, что имеется в недостатке или в избытке. Ты видишь следы оспы, которые остались у меня на лбу, мой слишком большой рот и левый глаз, который слегка косит? И самые красноречивые из моих любовников…
– Ваших любовников?
То же удивленное и ошарашенное выражение, как и вчера, появилось на лице Лейлы.
Я подумала: «Какая простота! Может, она думает, что я должна выходить замуж за все члены, которые подворачиваются мне под руку!» Но, помня, что девушка знала меня только как Зобиду из Зебиба, женщину, которую боялись и уважали, и было слишком рано открывать ей мое прошлое – она почувствовала бы недоверие, и это помешало бы мне ее учить, – я исправилась:
– Я упомянула любовников, чтобы ошеломить тебя и заставить твое сознание раскрыться, в надежде, что раскроется и твоя миндалинка. На самом деле я говорила о моем втором муже, Бог забери его душу, который считал, что у меня самые сладострастные в мире глаза как раз из-за этого косоглазия. В мой слишком большой рот его член входил со всеми почестями, и мой язык умел бесконечно его ласкать. Я источала запах, который привлекал моего мужчину, когда я его хотела, и мы не тратили лишних слов. Но больше всего его восхищало мое влагалище. Мало кто имеет такую вульву, уверял он меня, она жадная и щедрая, прилежная и смешливая, она умеет поймать член и освободить его, втянуть и сжать, поглощать с аппетитом и выбрасывать с решимостью.
Покраснев, Лейла выдавила из себя:
– У давильщика масла не было столько времени, как у вашего второго мужа – Бог возьми его душу, – чтобы все это увидеть.
Я не смогла понять ее интонацию. Была ли это ирония со стороны Лейлы или девушка владела редкой для нас вещью – способным рассуждать умом?
Я сказала с двусмысленностью, которая показалась мне подходящей:
– Ему требовалось влагалище, а мне член. Ничего больше.
***
День подходил к концу, когда мы вышли к большой оливковой роще. Человек, ехавший на нагруженном сундуками муле, показал нам холм в виде полумесяца, пристроившийся к маленькой деревне. Он продал нам две бараньи шкуры и матрас за несколько дирхамов.
– С этим вы сможете продержаться. Здесь даже ночью не холодно.
И прежде чем я спросила, он добавил:
– Не ищите убежища в деревне наверху. Там нет ни одной живой души.
– Она покинута?
– Рассказывают, что ее разорили вороны какого-то неизвестного вида, большие, как ястребы, с острыми, как копья, клювами.
– Это ужасно, – сказала Лейла. – Какое несчастье!
– Заслуженное несчастье! – твердо сказал человек, вытаскивая свой выпачканный в табаке шарф. – Жители были безумны и беззаботны. Они почитали языческую богиню, какую-то Финус. Мы мусульмане, а не идолопоклонники! Эти отступники воздвигли на улице статую волшебницы и вместо того, чтобы преподавать мальчикам Коран, читали им стихи, будто наши дети должны учиться любви вместо религии! Хуже того, они заменили пятничную молитву ораторскими состязаниями и вывешивали поэмы, признанные самыми красивыми, на стены мечети. Наш великий муфтий сказал, что это харам [4]4
Недозволенное.
[Закрыть]. Поэты – люди без веры и закона, и поэтические соревнования запрещены, потому что они напоминают Джахилийю [5]5
Эпоха, предшествовавшая приходу ислама, которую мусульмане уподобляют временам неведения.
[Закрыть], хаос, который существовал до Пророка, да благословит его Бог!
Мы слушали молча, но он и не ждал ответа. Он лукаво припугнул нас:
– Если, несмотря ни на что, решите провести ночь в этих руинах, не бойтесь: вы будете не одни.
Я подумала о джиннах и душах мертвых, которые должны были бродить в темноте. Он поправил:
– Это совсем другая компания!
И, видя наше недоверие, добавил:
– Вы в долине Слез.
– А как называется деревня наверху? – спросила Лейла.
– Ишк [6]6
Любовь.
[Закрыть], – ответил он, засмеявшись, прежде чем поднять свой шарф и проворно удалиться, похлопывая мула по бокам.
Я положила наши вещи под миндальное дерево и поднялась к руинам.
Деревня была испещрена тупиками и улочками, огибающими сгоревшие рощицы, и аллеями, полными дуплистых деревьев. Разбитые ступеньки вели к лабиринтам, затем пропадали, как по волшебству. То там, то здесь были видны остатки садов, которые, должно быть, пышно цвели. Только одно оливковое дерево, как знак, росло посреди двора, с узловатым стволом и неживыми листьями. Карнизы валялись на земле, как отрубленные головы, недалеко от маленьких желобков, в которых остались только воспоминания о воде. И вероятно, о радости.
Я нашла Лейлу у входа в деревню. Она наклонилась над маленьким ручейком, без сомнения последним, где еще текла слабая струйка воды. Девушка, сняв покрывало, проводила руками по распущенным волосам, окрашенным солнцем в красивый рыжий оттенок. Эта ослепительная красота странно спорила с ужасающим запустением деревни.
– Ну? Ты рада узнать, что у тебя есть лицо и им приятно любоваться?
Казалось, ее не задели мои слова, и, когда Лейла повернулась, я заметила, насколько красива ее улыбка. Больше того. Улыбка соблазнительной чистоты. Я вспомнила выражение ее глаз, когда пастух делал девушке комплименты, и подумала, что в улыбке Лейлы, как и в глазах, пряталось удовольствие. Ее губы, очерченные и сочные, как спелый плод, призывали вступить с ней в связь!
Я не ошиблась в том, что сама ее природа вызывала желание. Все в Лейле говорило о любви, пусть она не знала об этом и не могла контролировать, ее сладострастие рождалось из самой невинности. Ее тело звало, как жертвоприношение, и ее улыбка говорила об этом больше, чем ее миндалинка. Даже я, созданная Богом женщиной, могла соблазниться этой улыбкой, которая приоткрывала дверцу наслаждений и побуждала меня мечтать о ее зернышке и грудях, которые прорисовывались под джеллабой, как два спелых граната.
Я отвела взгляд, проклиная дьявола, рождавшего преступные идеи и дурные мысли.
Пока мы поднимались к Ишку, я удивлялась своему смущению, которое испытывала в первый раз. Раньше я любила только мужчин, и мне не пришла бы в голову мысль искать удовольствия у женщин, не из чрезмерной стыдливости – это мне никогда не было свойственно, – а потому, что ведь вступать в связь со своим же полом скучно! В моем теле были заключены тела всех женщин. В нем было столько грудей, животов, поясниц и щелей, жаждущих быть наполненными, увлажненными, испробованными, что мне потребовались бы еще века, чтобы насытиться. По какой-то странной прихоти судьбы, мучая мое тело и душу, муж не вселил в меня отвращение к мужчинам, не отнял у меня вкуса к ним, впечатав его в кожу, как раны, заставив меня все время желать мужчину.
Я решила, что мгновение слабости не лишит меня светлой дороги, которая до этого момента вела меня к небу и приводила к порогу рая. Я не поменяю член на влагалище. Даже на принадлежащее Лейле!
***
В сумерках мы увидели ряд черных силуэтов. Они двигались от горизонта, неспешно, но уверенно и быстро пробирались между руинами.
Как только покрывала упали, мы увидели женщин, в платьях, шароварах или накидках без рукавов, несвежих, а кое-где и разорванных. Гостьи всех возрастов носили длинные или короткие волосы, у некоторых был бритый череп. Кожа многих из них была коричневой, как маслина, тела других были белыми, как зубы Пророка. Я вспомнила, что крестьянин говорил о какой-то «компании», и поняла его намек.
Не выказав ни малейшего удивления, гостьи поприветствовали нас, прежде чем сесть в круг на площади покинутой деревни.
Луна поднялась над нашими головами. Она обняла Ишк своим изгибом и приняла форму гигантского уха, как будто чтобы лучше нас слышать. В то же время неизвестно откуда – может быть, из чрева камней или как эхо прежних счастливых лет – послышалось пение цикад и кваканье лягушек.
Слышались все новые приветствия, руки работали, бросая на землю матрасы, доставая из узлов чай и кофе, зажигая огонь под импровизированными жаровнями, на которых шипела вода.
Я скоро узнала, что все они пересекли холмы, противостояли опасностям в дороге и рискованным приключениям с одной целью – рассказать среди этих руин свои любовные истории… разрушенные. Эти женщины, которые, очевидно, прятались днем и выходили ночью, не нашли других способов преодолеть несчастье, кроме как рассказывать о нем. Слова как будто очищали и омывали грязные углы их души, самые темные складки их сердца. Я в первый раз поняла это, но еще не могла объяснить.
Мы с Лейлой слушали с одинаковым интересом, кивая головой, то и дело восклицая «мактуб!» и «да поможет нам Бог!». Мы заметили, что, беседуя, жительницы Ишка обменивались различными товарами – финиками, молоком, иногда вещицами, подобранными в других деревнях.
Халима говорила первой. Мы четко различали ее лицо под луной, такой близкой, что она как будто сорвалась с неба. Мы видели изгиб ее носа, сросшиеся брови, пересекавшие лоб. Она была из зауи, племени, где женились только на двоюродных сестрах, следуя тысячелетней заповеди «Чистота крови или Смерть!» – мотиву, который повторялся в их книгах, сознании, праздниках и узорах вышивки.
Однажды, смотря в окно, Халима увидела иностранца Тахара. Она полюбила его с первого взгляда и устроила так, что они познакомились. Они назначили друг другу свидание, провели вместе первую ночь и многие другие. Она перелезала через стену и встречалась с ним на заброшенной ферме, и они занимались любовью до изнеможения. Она возвращалась до пения петуха. Больше, чем быть пойманной родителями, она опасалась наткнуться на имама, которого называли «Джинном рассвета», потому что перед первой молитвой он имел привычку ходить по деревне. Но однажды ей надоело. Довольно бояться своего отца, двоюродных братьев, имама и петухов. И она решила вместе с любовником убегать к его семье. Увы! Беднягу поразила загадочная быстротечная болезнь. Свекровь Халимы, неохотно принявшая ее, прогнала женщину камнями еще до того, как тело ее возлюбленного было погребено. Халима не решалась вернуться в свою деревню, где ее могли убить, и принялась бродить по окрестностям. Только Ишк дал ей убежище…
Рассказ подхватила Джауида, женщина с тонким голоском и кошачьими глазами. Она утверждала, что ее заколдовала другая жена. «В тот день, когда я перешагнула порог моего нового дома, первая жена моего мужа ужасно разгневалась и принялась выдумывать уловки, чтобы повредить мне. Говорили, что я молода и красива. Хуже, я могла подарить мужу желанного мальчика».
Сначала чай приобрел странный вкус, затем Джауида стала находить в матрасе или в кувшинах с кускусом странные амулеты. Затем появились испещренные иероглифами пергаменты, приколотые или приклеенные под шкафами, порошок, покрывавший ножки ее кровати, головы хамелеонов или пальцы трупов, которые она откапывала во дворе. Каждый раз, когда первая жена набрасывала покрывало, чтобы выйти на улицу, Джауида молилась, боясь того дня, когда та принесет микстуры, которые ее убьют.
Ее соперница перешла к более изощренным методам, и женщина потеряла веру в саму себя утратив уверенность в чувствах своего мужа. Отныне, когда она приближалась к нему, он махал руками, как безумный, страшно кричал и избегал ее ложа. Он стал жестоким, то и дело бил ее и угрожал придушить. Джауида знала, что ей оставалось делать. Однажды она подожгла комнату, где муж спал с первой женой. И убежала без сожалений.
Фатиха была поймана со своим любовником – ее двоюродным братом. Влюбленные дождались, когда семья отправится в соседнюю деревню, чтобы уединиться в примыкавшем к дому амбаре. Он раздел ее, увлажнил шею, поцеловал грудь. Она восхищалась им, таким красивым и нежным. Амбар стал местом их встреч до того печального дня, когда раздался выстрел, и тело любовника рухнуло на женщину. Фатиха подняла глаза и увидела отца. «Одевайся, грязная шлюха, и следуй за мной», – сказал он, бросая ружье. Женщина так и не поняла, что направило ее руку. Она наклонилась, подобрала ружье и выстрелила. Отец упал, и его тело рухнуло на тело ее любовника. Она открыла дверь и ушла, шепча: «Земля Бога не имеет границ. Где-нибудь я точно найду убежище».
Байя пела с детства. Ее приглашали на обрезания и свадьбы, осыпали похвалами и восторгами, ибо ее семья не нуждалась в деньгах и владела обширными землями. Девушка прижимала руку к правой щеке, и слышался ее голос, такой чистый и мелодичный, что говорили, будто реки перестают течь, а пристыженные птицы умолкают. В шестнадцать лет ее захотели выдать замуж. Она попросила об отсрочке и придумала множество препятствий. В восемнадцать лет начали бояться, как бы она не осталась старой девой. Никого не заботила ее любовь к пению, все были уверены, что ее необходимо выдать замуж. Против воли Байи ее отдали старшему из двоюродных братьев. Она убежала с труппой, которая пела в окрестностях однажды вечером. Но что за судьба у девушки из хорошей семьи в труппе бродячих артистов? Хуже того, певцы считали, что, сбежав, она опозорила свою родню. Они поспешили дать понять Байе: она повела себя как шлюха и все они имели право на нее! Они по очереди насиловали ее и продавали мужчинам из тех пригородов, где проходили их выступления. Байя убежала из этого ада, предпочтя другой – бордель портового города.
Отчаявшись, она разводила бедра под клиентами и верила, что забывает о своем несчастье, напевая каждый раз, когда ей предоставлялся случай. Однажды ночью ее разбудили, потому что пришел клиент, ее толкнули в постель, и Байя даже не имела сил зажечь свечу. Она позволила иностранцу двигаться туда-сюда, ворчать и плеваться, жестоко бить ее, как будто он злился на весь свет. На заре она вышла во двор, последние звезды напомнили ей о детстве, и она запела: «О ты, огонь, меч, что пронзил меня, когда мой любимый перешагнул порог!» Шум заставил ее замолчать, было уже светло, и она обернулась. Она подняла взгляд к окну и различила лицо человека, который трудился над ней всю ночь. Ее голос замер. Ее клиент был не кто иной… как ее собственный брат!
