Текст книги "Идеальный мир (СИ)"
Автор книги: natkarter
сообщить о нарушении
Текущая страница: 5 (всего у книги 6 страниц)
Ложка дегтя
Когда по истечении недели Брайан прибыл на работу, то ему сразу стало понятно, что назад дороги нет. Весь переулок перед зданием бывших бань был забит автомобилями, а перед самым входом стояли три здоровенных фургона, отдаленно напоминающие штурмовые машины американского спецназа из какого-то дурацкого боевика. Разве что вместо надписи S.W.A.T., на бортах красовались буквы CNN, AP и PittsNews. О том, чтобы припарковаться ближе сотни метров к дверям нечего было и мечтать. Бросив корвет практически поперек мостовой, Кинни разъяренно ворвался в свою контору и остолбенел. Вестибюль и коридоры "Киннетика" напоминали муравейник, в который проходящие мимо дебилы-туристы из любопытства сунули палку. Кругом клубился разномастный народ, рабочие волокли какие-то скользкие черные кабели, наводящие своим видом на мысль об южноамериканских водяных змеях, а вдоль всего коридора стояли две длинные очереди. "Что это еще за хуйня?"– задал Брайан вопрос в околоземное пространство, но неожиданно получил вполне четкий ответ от какой-то бойкой девицы с идиотским пирсингом. "А это очереди на собеседование. Вам в какую?" – прощебетала она. Кинни не нашелся, что ответить, и молча проследовал в направлении своего кабинета. Зайдя в приемную, он обнаружил там двух незнакомых молодых людей, парня и девушку, и ни одной Синтии.
– Где Синтия? – рявкнул Брайан.
– Миссис Мур проводит собеседование, – ответил парень.
– А Теодор?
– А у мистера Шмидта как раз заканчивается пресс-конференция для новостного блока. А как вас представить? Вы можете подождать в приемной, – любезно сказала девушка.
– Я лучше подожду в своем кабинете, – ответил владелец «Киннетика» и прошел в комнату, прямо к огромному столу, покрытому ровным слоем деловых бумаг, высотой, примерно, десять сантиметров.
Через несколько минут в кабинет ворвались Синтия и Теодор, оживленно блестя глазами и кипя от переполнявших их новостей. На Брайана обрушилось цунами из организационных вопросов, финансовых выкладок и кучи завиральных рекламных идей. Он сидел в самом эпицентре этого безумия и чувствовал, как его потихоньку отпускает, и мозги, в течение всей предыдущей недели методично заливаемые алкоголем и бурным сексом, постепенно встают на место. «Да. Пора приступать к работе, я этого хотел, и я это получил,» – думал мужчина, глядя на горящих энтузиазмом помощников.
И Брайан приступил. Нет, умом он, конечно, и раньше понимал, что гигантские контракты могут потребовать от него сравнимых по объему усилий, но действительность превзошла все самые смелые ожидания. Народ в Киннетике валился с ног, Тед Шмидт практически поселился у себя кабинете, приглашенные звезды истерили в гримерках и требовали омолодить их на десять лет путем изменения цвета губной помады, а Брайан... Брайан мотался по всему миру в сопровождении Синтии и двух переводчиков-полиглотов в рамках продвижения нового транспортного узла и будущего туристического кластера, выслушивая в редкие моменты отдыха сетования своей верной помощницы на злую судьбу, подсунувшую ей босса-гея, потому что мужа она не видела уже три недели, а ей, как и всякому живому человеку... В общем, как и всякому живому человеку! В ответ Кинни вяло острил, что ради дела он, в принципе, готов и не на такие жертвы, но Синтия отказывалась, говоря, что еще не до такой степени его ненавидит.
А еще все заинтересованные лица заметили за мистером Кинни две новых особенности. Во-первых, он практически перестал иметь разовые связи с кем бы то ни было, предпочитая платные оргазмы от профессиональных хастлеров и вызывая нездоровый интерес к получению этой благородной профессии среди обитателей Либерти-авеню. Изредка приходя в «Вавилон», он теперь просто общался там с друзьями, выпивал, пересекался с Анитой, танцевал с Майклом и, к вящему неудовольствию всех страждущих его члена, отправлялся в одиночестве домой. А вторая причуда... О! вторая причуда доводила до белого каления его экономного главного бухгалтера – Брайан никогда не пользовался предоставленными транспортными льготами и за все перелеты и проживания своей команды платил деньгами своей фирмы. Вскоре выяснилось, что это поражает не только Теодора. Как-то сидя в VIP-зоне аэропорта в ожидании своего рейса и просматривая почту, Брайан вдруг почувствовал прикосновение мягкой лапки к плечу. Он повернул голову и, увидев милую молодую девушку, вопросительно поднял бровь.
– Мистер Кинни, я Кристина Спенсер, сотрудник транспортного департамента «ТГК». Позвольте мне с вами переговорить, – умоляюще произнесла она, и Брайан кивнул на соседнее кресло.
– Мистер Кинни, начальство прислало меня выяснить, по какой причине вы никогда не используете свою льготу? Отдел протокола считает, что это из-за нас... Что это мы что-то не так сделали, – нервничая, лепетала девушка. – Может, вам не нравятся наши бизнес-джеты? Так мы тогда...
– Купите другой самолет? – усмехнулся мужчина.
– Не сразу конечно, но мы закажем, ждать придется три месяца, – обрадовалась Кристина.– Я могу показать каталоги, вы себе все подберете, оборудование, цвет салона...
– Я не летаю бизнес-джетами в принципе. Я считаю, что обычный самолет надежнее, – сказал Кинни.
– Но почему? – растерялась сотрудница транспортного департамента.
– Потому что, по-моему мнению, безопасность полета зависит от количества ангелов-хранителей, опекающих свою клиентуру. Ну, а у рейсового самолета их количество значительно больше, а значит риск, соответственно, значительно меньше, – с серьезным лицом разъяснил Брайан.
– Но...но...– заикалась девушка. – Но тогда вы можете претендовать на компенсацию...
– Не беспокойтесь. Все компенсации, на которые я сочту нужным претендовать, я обязательно получу, – с непонятной интонацией ответил Кинни и открыл ноутбук. Разговор был окончен.
Постепенно холодную весну сменило жаркое лето, затем начались дождливые осенние дни, а рекламная мясорубка, под лозунгом «Умри, но сдохни!», один раз запустившись, продолжала перемалывать миллионы долларов, воздушные мили, часы работы сотрудников фирмы и нервы мистера Кинни в успех предприятия под названием «Pittsburgh International Airport». Что же касается главного бенефициара и заказчика всего этого Армагеддона, то за все это время Брайан не видел его ни разу. Нет, точнее, видел-то он его регулярно – на страницах деловых и гламурных таблоидов, в левом углу телевизионного экрана во время выпусков деловых новостей, на кадрах кинохроники, сопровождающих премьеры и вручения премий, но ни разу живьем. В Питтсбурге Джастин Тейлор не появлялся.
И вот однажды, поздним сентябрьским вечером, около десяти часов, когда даже самые упорные трудовые муравьи «Киннетика» один за другим покидали рабочие места, а Брайан Кинни продолжал сидеть в своем кабинете...
POV Брайана
...я торчал в своем кабинете, грыз этот чертов «Гренни Смит» и пытался вспомнить – за что же я раньше так любил деньги? Нихера в них никакого толку, упаднически размышлял я. Одна, сука, головная боль и больше ничего... И тут, прерывая поток моего пессимизма, в дверь робко поскреблись.
– Входи, Теодор!
Он зашел и стал осторожно подкрадываться к моему столу. Да что ж такое, нихуя привычки не меняются, а еще моя правая рука, глядя на эти маневры, думал я.
– Ну, и какого хрена тебе, на ночь глядя, от меня нужно? – моей любезности, как всегда, можно было только позавидовать.
– Да вот, нам прислали вызов от «ТГК» на расширенное заседание совета директоров. Итоги полугодия подводят. Через неделю полетим с докладом в Нью-Йорк.
– Не понял, а ты-то тут при чем? – удивился я.
– А тут указаны ты и я. Мистер Кинни и мистер Шмидт, – скромно просиял он. – Представляешь, я еще никогда не был на таких мероприятиях, там наверное...
– Мне пора, – сказал я.
А потом встал и ушел. А что мне оставалось? Заорать «Идите на хуй с вашими советами директоров, чтоб вы сдохли, суки!»? Ну, так вы и сами понимаете, это было бы глупо и контрпродуктивно. Но, пиздец, как хотелось.
И всю следующую за этим разговором неделю мой ответственный помощник со товарищи корпели на отчетом, а я ничем им не помогал. Не хотел. А хотел я только одного – чтобы мне уже, наконец, перестали сниться под каждое проклятое утро нежные синие глаза, и я бы перестал просыпаться с тревожным ощущением неправильности всего происходящего.
Ну, а так как на всю поездку в Нью-Йорк нам с Теодором удалось выкроить всего один день, то и отправились мы на этот пресловутый совет фактически прямиком из аэропорта. И как только я увидел белый конференц-зал со стеклянными стенами-окнами, наполненный небесной синевой, солнечным светом и движением воздуха, то сразу понял, кто будет председательствовать в нашем благородном собрании. Так оно и оказалось.
Тейлор вошел в зал в сопровождении Верна и какой-то высокой девицы и занял место во главе гигантского белого стола. Сегодня на нем был не его обычный гранжевый темный прикид, нет, на этот раз он был одет в какой-то серо-серебристый костюм без галстука, из тех, что так напоминают скромные пасторские одеяния и так нравятся молодым звездам всех мастей. Он напряженно сел, не касаясь спиной кресла, и обвел холодным взглядом собравшихся, на секунду задержавшись на моем лице. Я доброжелательно ему улыбнулся, и, вы не поверите, но он просиял и, расслабившись, откинулся на спинку. Потом коротко кивнул и заседание началось.
Собрание ловко вел какой-то пожилой натурал в роскошном костюме и безвкусном галстуке, очень грамотно тасуя докладчиков. Моя очередь выступать с отчетом была третьей и, поднявшись, я как можно эмоциональнее воспроизвел все то, о чем прочитал в докладе Теодора за короткое время нашего полета на самолете. По лицам собравшихся я почти сразу понял, что наша деятельность устраивает тут всех, и ко мне вопросов нет ни у кого. Даже у начальника их собственного рекламного отдела, что уж было совсем удивительно.
– Теперь мы можем приступить к рассмотрению отчета нашей конфликтной комиссии по данному проекту, – сказал ведущий и посмотрел на Верна. Тот зачем-то оглянулся на Тейлора и встал:
– Значит так. В ходе расследования, произведенного нашими людьми, было выяснено, что участок земли, на котором расположены складские терминалы «Хоббс Логистик», получен ими с нарушением земельного законодательства и в обход открытых аукционных торгов, при поддержке ныне действующего мэра Питтсбурга Джима Стоквелла. Пресловутый Стоквелл является давним другом Марка Хоббса еще по университету, а тот, в свою очередь, был одним из главных финансистов его скандальной предвыборной компании. Таким образом, коррупционная составляющая данной сделки налицо. Материалы расследования были переданы нами в сенатскую комиссию и комитет по этике Республиканской партии, и признаны основанием для начала уголовного преследования участников сделки. Стоквелл, по всей вероятности, будет отстранен от должности, а решение о сносе незаконных построек уже вступило в силу. В связи с общественной значимостью нашего проекта, нами получено разрешение на ускоренный снос строений, с последующим выставлением счетов за произведенные работы виновной стороне, а именно, «Хоббс Логистик».
– Каковы наши судебные риски? – спросил один из присутствующих.
– Почти нулевые. В связи с указанными обстоятельствами, акции их компании резко упали, и они практически на грани банкротства, к тому же их кредитные линии в ряде банков были заморожены. Судиться с нами у них элементарно не хватит ни ресурсов, ни времени. У меня все, – закончил Верн. А я с удивлением заметил, что за время его короткого выступления глаза серебристо-серого трикстера разгорелись непонятным колючим огнем, а бледные щеки залились легким румянцем.
-Перерыв тридцать минут! – объявил ведущий, и все зашевелились.
Я вышел на стеклянный балкон, опоясывающий здание по всему периметру, и закурил, пытаясь собраться с мыслями. Да, думал я, Стоквелл – тот еще подонок, помню я его гомофобскую предвыборную компанию двухгодичной давности... Когда он ее выиграл, всех наших просто трясло от бешенства... Сбоку ко мне подошел Верн и, встав рядом, вытянул без спросу сигарету из моей пачки и тоже закурил. Некоторое время мы курили молча, а потом я не выдержал:
– Охуенное везение, сперва купить аэропорт, а после выяснить, что соседние участки земли получены незаконно.
– Никакого везения. Мы это знали с самого начала и именно поэтому купили аэропорт! А вот комиссии об этом знать было совсем необязательно, так что, еще раз спасибо, Брайан, – он затушил сигарету и ушел, оставив меня в легком недоумении.
Я обернулся ему вслед и вдруг заметил неподалеку знакомый серо-серебристый костюм. Тейлор стоял спиной ко мне на том же бесконечном балконе, держась обеими руками за поручень и глядя на крыши соседних домов. Незаметно пройдя через зал и выйдя из других дверей, я осторожно подошел к нему сзади и положил свои руки по обе стороны от его сжатых ладоней. Он слегка вздрогнул, а я прижался к его спине грудью и коснулся губами местечка за его правым ухом. Мальчишка прерывисто вздохнул.
– Нравится? – тихо спросил я.
– Да... – еле слышно прошептал он и попытался повернуться. Но не тут-то было, я навалился на него еще сильнее, практически вдавливая в ограждение и, скользнув губами и языком по его розовому ушку и теплой скуле, спросил еще раз:
– Нравится?
– Да! – громче ответил он, изгибаясь и прижимаясь ко мне всем своим хрупким телом.
– А мне нет! – сказал я и сделал шаг назад.
Тейлор обернулся и посмотрел на меня и, если бы я видел этого человека впервые, я бы наивно подумал, что глаза его стали прозрачными из-за непролитых слез. Он облизнул своим блядским язычком пухлые пересохшие губы и тихо спросил:
– Что тебе не нравится, Брайан?
– Мне не нравится быть болваном в вашем польском преферансе, мистер Тейлор. И вам я – не Брайан.
После чего я повернулся и пошел обратно в зал, чувствуя спиной, как он, не отрываясь, смотрит мне вслед.
Когда перерыв закончился, заседание возобновилось и пошло своим чередом. Тейлор сидел, не сводя глаз с белой поверхности стола, а я спокойно оглядывал присутствующих, ничего не слушая, весь поглощенный своими мыслями. А что бы ты хотел, пизденыш, думал я – даже такая маленькая ложка дегтя, как несколько ядовитых слов, может отравить всю огромную бочку твоего меда, а жрать этот мед все равно придется, потому что второй бочки нет в этом мире ни у кого, даже у тебя.... Вдруг мой припадочный бухгалтер со всей силы ткнул меня локтем под ребро, да так, что я чуть не подскочил. Я резко очнулся и увидел, что все смотрят на меня, а ведущий говорит:
– ...предложение по включению мистера Кинни в состав совета директоров «ТГК» с расширением полномочий и предоставлением права опционного выкупа пакета акций компании. Кто за?
– Одну минуту, – я поднялся с места. – Я очень тронут таким выражением доверия, но считаю своим долгом напомнить всем присутствующим, что «ТГК» находится в договорных отношениях с компанией Киннетик, владельцем которой я являюсь и поэтому, при избрании меня в совет директоров, возможен конфликт интересов, а мне бы этого не хотелось. Поэтому я считаю данную инициативу несколько преждевременной. Но еще раз спасибо.
Вот так, мистер Тейлор, я, может, и главная шлюха в Питтсбурге, но уж точно не твоя! И не надо покупать меня блядскими льготами и местами в совете директоров, вот такой облом, mon ami, думал я, глядя на него в упор. А он под моим взглядом вдруг резко дернулся и спрятал правую руку под стол. Верн, сидевший рядом с ним, сразу обеспокоенно наклонился и о чем-то у него спросил, тот в ответ покачал головой. Хотя, если честно, вся эта пантомима меня уже мало заботила.
По дороге же в аэропорт я изо всех сил старался не замечать косых взглядов, которые бросал на меня мой бухгалтер, но когда, сидя напротив меня в самолете, он уставился мне прямо в лицо, я, наконец, не выдержал:
– Что?
– Что??? Да ты хоть понимаешь, от чего ты отказался? Про деньги я уже не говорю, но это же реальная власть, ты же сам всегда этого хотел!– почти заорал он.
– Знаешь, Теодор, кроме денег и власти на свете и еще кое-что есть, – ответил я.
– Я-то знаю, – парировал он. – Но я понятия не имел, что тебе об этом тоже хоть что-нибудь известно.
– Сюрприз! – сказал я и закрыл глаза. И до самой посадки в Питтсбурге мы не обменялись больше ни единым словом.
Неожиданная встреча
И, в довершение ко всему, после сентябрьского заседания совета директоров в Нью-Йорке, над "Киннетиком" словно зависла толстая денежная туча, и из нее тропическим ливнем хлынули заказы. Представители самых различных фирм и корпораций раскаляли офисные и мобильные телефоны, приезжали толпами лично и устраивали истерики, требуя исполнения своих рекламных желаний в самые короткие сроки. Тед Шмидт, которого Кинни официально назначил своим заместителем по всем вопросам, принял решение срочно разделить фирму на две части, с тем, чтобы одна занималась только транспортно-туристическим кластером, а вторая всеми остальными заказами. К тому же, осмелевший Теодор со скандалами стал требовать от Брайана снять вместо старого офиса другое, более просторное помещение в небоскребах Золотого Треугольника, но в ответ получил лишь короткий приказ выкупить бывшие бани и два соседних дома и проламывать стены, расширяя при помощи отбойных молотков границы фирмы, а при помощи производимого ими грохота границы сознания. Но никто не жаловался.
Но в главный волчий капкан неожиданно угодил сам Брайан. То ли не поверив, то ли не придав значения его отказу от места в совете директоров, промышленно-финансовый спрут под названием «ТГК» упускать свою добычу не собирался. От Кинни начали настоятельно требовать участия в различных заседаниях, согласованиях и встречах с представителями городской администрации, причем по вопросам, не имеющим никакого отношения к рекламной деятельности. Брайан практически не сопротивлялся, обоснованно полагая, что чем больше времени поглощает работа, тем меньше его остается на всякие слюнявые лесбийские мысли. И хотя Теодор при поддержке Синтии регулярно убеждал его, что он не обязан все это делать и что надо просто послать этих нахалов на хуй, но в глубине души оба помощника страшно гордились таким невероятным успехом своего шефа, как на рекламном, так и на всех остальных поприщах.
А вот самому владельцу «Киннетика» новая жизнь принесла две дополнительные проблемы. Первая заключалось в том, что при тотальном отсутствии свободного времени, многочисленных хастлеров приходилось трахать прямо в полевых условиях – в своем собственном кабинете, в туалетных кабинках здания городской администрации и на задних сиденьях регулярно присылаемых за Брайаном длинных черных лимузинов. Введенные в курс дела городские эскорт-агентства должны были поставлять этих самых хастлеров, одетыми в строгую офисную одежду и с соответствующими прическами, и чтобы никаких розовых маечек, кожаных штанов и африканских дредов, так что на рынке интим-услуг Питтсбурга наметился новый актуальный тренд – «горячие офисные клерки». А вторая проблема... Вторая проблема заключалось в том, что сотрудники его фирмы, и до трехсотмиллионного-то Апокалипсиса боящиеся мистера Кинни до дрожи, теперь исчезали из коридоров и курилок, стоило только боссу появиться в пределах визуальной досягаемости. Как-то Брайан даже спросил Синтию, принесшую ему кофе (а эту привилегию она не уступала никому из своих уже шести помощников): «Какого хрена происходит?» и получил честный ответ:
– Понимаешь, Брайан, как бы тебе это получше объяснить... Просто люди чувствуют, что ты перестал давать им второй шанс! Кстати, я давно хотела спросить тебя – почему?
– Понимаешь, Синтия, – в тон ей ответил Брайан. – Потому что, перефразируя одного русского классика, никакого второго шанса не бывает. Шанс бывает только первый, он же и последний. А дать то, чего нет, не могу даже я.
– А...
– А кофе уже остыл. Тащи другой и если умудришься принести его в течение ближайших пяти минут, то смело можешь считать это своим вторым шансом.
А еще владелец «Киннетика» часто вспоминал фразу, сказанную в запале Теодору, что кроме денег и власти на свете есть и кое-что еще. И вот теперь, когда и первого и второго было хоть залейся, он окончательно понял, что если это «кое-что еще» и существует в природе, то он, Брайан Кинни, понятия не имеет, что это конкретно и где его искать. И настроения эта мысль совсем не прибавляла. Особенно по утрам.
POV Брайана
..этим апрельским утром я проснулся не только от звона будильника, но еще и от какого-то громкого стука. Что за хуйня, с трудом ворочались в моем сонном сознании мысли, и стучат вроде не в дверь, а тогда куда? И только спустя несколько секунд я сообразил, что стучат непосредственно мне в грудь, и стучит ни что иное, как мое собственное сердце. Оно, сука, колотилось, как бешеное, грозя проломить ребра и эффектно вывалиться кровавым куском мяса прямо на мои синие шелковые простыни. Надо срочно встать, трепыхнулась здравая мысль, не хватало еще инфаркт схлопотать на ровном месте да еще в возрасте Христа, да, встать и принять холодный душ.
И уже приняв кое-как этот самый душ и даже не побрившись, я натянул стандартную офисную униформу, купленную за бешеные деньги в Милане и потащился к машине, пытаясь по дороге понять, что ж такое могло присниться взрослому человеку, если он чуть не умер от разрыва сердца в своей собственной постели. И я уже совсем было сел в свой обожаемый корвет, как черт меня дернул поднять голову и посмотреть вверх. Над головой было ясное весеннее небо, небо цвета упаковки духов... Блядь! Сегодня же ровно год, как я впервые увидел, нет, сперва услышал, а потом увидел...в общем, его – белобрысого кукловода, чьи нежные синие глаза снились мне каждую...каждую...но только не эту ночь! И внезапно меня осенило – сердце колотилось не потому что мне что-то приснилось, нет, оно выпрыгивало из груди потому, что сегодня во сне я не видел ровным счетом ничего, сегодня во сне меня окружала сплошная непролазная тьма.
Так, спокойно, Кинни, это даже хорошо, уговаривал себя я... Нет! Это просто охуенно, это значит – свобода, это значит, я могу больше не искать непонятное «кое-что еще», а напротив, наконец-то получать удовольствие от того, что у меня есть – здесь и сейчас. А это – семизначные цифры на моих банковских счетах, которыми так любит потрясать перед моим носом гордый Теодор, это – потребность купить себе дорогущий суперкар, и прекратить наконец парковать свой старый (хоть и раритетный) корвет между новеньким красным мазератти моего заместителя и новым же серебристым мерседесом S-класса моей помощницы, это – желание хотя бы раз заглянуть в каталоги новых пентхаусов Золотого Треугольника, которые эти оба моих помощника-друга регулярно подкладывают на мой стол, это – Ибица и Марди Гра, и толпы готовых на все парней с упругими задницами, да мало ли еще что... Жизнь прекрасна, Кинни, думал я, идя по коридору в свой кабинет, прекрасна и удивительна, только... почему же именно сегодня мне ничего не снилось... блядь, я не буду об этом думать, не хочу и не буду!
Влетев в свой кабинет и обнаружив там Синтию, которая втихаря пыталась спереть примерно половину яблок из моей вазы в целях сохранения моего же здоровья, я беззлобно рявкнул:
– Брысь отсюда!
– Ой, да пожалуйста! Тебя, кстати, Теодор уже искал. Он чего-то опять рвет и мечет, – гордо вскинув голову, ответила она. – Звать?
– А хули делать, зови. Как же вы оба мне надоели, – сказал я, падая в кресло.
Теодор ворвался в кабинет, потрясая какой-то бумажкой.
– Вот, полюбуйся, во что фирме обходятся твои художества, – заорал он.
– Во что и какие именно? – осведомился я.
– В шестьсот тридцать восемь тысяч долларов. А именно – твой дурацкий, ничем не объяснимый отказ от транспортной льготы, – прошипел он.
В дверь просунулась белокурая голова.
– Из «ТГК» звонили. Требуют, чтобы ты срочно приехал в аэропорт, там какое-то заседание по поводу реконструкции, нужно твое мнение...
– Да они заколебали! Когда это уже все кончится?! – застонал Шмидт.
– Через два года, – кротко сказал я, подхватил пальто и пошел на выход.
А когда моя машинка весело неслась на запад, я представлял себе, что сказал бы Теодор, если бы узнал, что в шестьсот тридцать восемь тысяч долларов обошлось «Киннетику» задетое самолюбие его владельца, и это только за один год, а впереди еще два. Да он сразу сдал бы меня в маленькую тихую больничку доктора Кэмерона и правильно бы сделал. Нет, а куда же еще? Я и сам понимаю, что это все очень глупо, жаль только, поделать с собой ничего не могу – ирландская кровь, гены тапком не раздавишь...
Совещание по реконструкции было похоже на десятки других, точно таких же совещаний, на которых ваш покорный слуга имел несчастье присутствовать. Крики, вопли, обвинения в непрофессионализме и перерасходе средств, и все это с грубым переходом на личности, в течение примерно пяти часов наполняли комнату и мой, измученный отсутствием приличного кофе, мозг. Особенно в этот раз отличился сеньор Лучано, да, да, тот самый толстый итальянец, который, судя по всему, так здорово отделал пентхаус мелкого любителя русского авангарда, что получил генеральный подряд на оформление всего нашего огромного объекта. Видимо припомнив мне оранжевое выступление годичной давности, он, выведя на большие экраны изображения дубайского дьюти-фри, потребовал моего мнения по поводу художественных достоинств этого произведения неизвестных мне дизайнеров. Я поднялся и как можно более мягким голосом заявил, что если, не дай Бог, увижу в нашем туристическом кластере хоть один элемент этого позолоченного разлюли-пиздеца, то лично взорву весь аэропорт нахуй своими собственными руками. Половина присутствующих захохотала, и скандал вспыхнул с новой силой, а я пошел курить на пожарную лестницу.
Я стоял и курил, глядя то вниз, на наши припаркованные автомобили, то в сторону бывших терминалов «Хоббс Логистик», которые в своем нынешнем полуразобранном состоянии напоминали мне разбомбленный во время Второй мировой английский городок Ковентри. По проваленным крышам зданий бодро ходили черные человечки, сорванная багровая вывеска билась о раздолбанный торец дома, а в небе со скрипом поворачивались стрелы башенных кранов, переносящие тонны кирпичей и битого стекла. Внезапно внизу резко затормозил знакомый мне черный кубик имени немецкого автопрома, из него вышел Верн и направился к дверям, ведущим в наши помещения. Я сделал еще пару затяжек и, услышав его шаги за спиной, обернулся, намереваясь как можно более едко прокомментировать сегодняшнее мудацкое заседание, но не успел, напоровшись на его непривычно недоброжелательный взгляд.
– Ну, и что вы на меня смотрите, как Элтон Джон на натурала? – напрягся я.
– Просто очень не люблю ошибаться в людях, – спокойно сказал он.
– И в чем же конкретно ошибка?
– Да так... Просто думал, что вы умнее, Кинни, – с непонятной горечью сказал этот кретин, после чего развернулся и ушел.
А я, еще немного постояв в небольшом ахуе, решил, что с меня на сегодня хватит и, не возвращаясь в зал заседаний, спустился к автомобилю и поехал в сторону дома.
И уже подъезжая к дому, я внезапно понял, что мне позарез надо хотя бы раз за этот долгий день наконец пожрать по-человечески и, развернувшись, поехал в Либерти-кафе. Сегодня была смена Дебби, и она быстренько наметала полный стол еды и даже не стала донимать меня душеспасительными беседами, чему я был несказанно рад. Я медленно ел и никуда не торопился, а из-за стола вышел, когда уже практически стемнело. Я побрел по проходу к дверям, но вышедшая из подсобки Дэбби внезапно преградила мне дорогу и, упершись ладонью в мою грудь, толкнула в сторону неубранных столов. Я покорно сел на лавочку, она устроилась напротив и приказала:
– Рассказывай!
И я ей все рассказал. Она слушала, глядя мне в лицо, подперев свою щеку одной рукой и скользя другой по толстенькому прозрачному боку заварочного чайника. А я следил за ее пальцем с алым облупленным маникюром с таким вниманием, как будто это был не двухдолларовый китайский чайник, а волшебный палантир, и на его поверхности вот-вот должно было проступить мое будущее.
– Да...значит, все-таки, это произошло. Значит кто-то пробрался за колючую проволоку...– задумчиво проговорила она. – Ну, а ты? Почему ты не поговорил с ним тогда, в Нью-Йорке?
– Потому что в моей вселенной слова стОят ровно столько же, сколько и значат. То есть – ничего, – ответил я.
– А я думала, что ты умнее, Брайан! – неожиданно сказала эта невозможная женщина и пошла собирать грязную посуду.
И нет, друзья мои, я не обиделся. Я никогда на нее не обижаюсь, на единственного человека в этом гребаном мире, наверное. Не знаю, почему так, она-то старается изо всех сил, и я даже мог бы припомнить пару реальных оплеух, но не обижаюсь и все тут.
Потом я, все-таки, поехал домой. Я ехал и думал, как так получилось, что в один и тот же день два взрослых человека (а сам-то я, блядь, кто?!) фактически назвали меня идиотом, а я им даже ничего не возразил? Это, наверное, усталость, раздумывал я, заходя в лофт. И, не включая свет, направился прямиком в душ. Врубив практически кипяток, я начал мыться, получая какое-то извращенное удовольствие от жгучих болевых ударов по всему телу. Выйдя, я натянул прямо на голый зад домашние джинсы и подошел к зеркалу. Из зеркальной глубины мне навстречу вышел мой старый знакомый – Дориан Грей, такой же красивый и безупречный, как и всегда... Ну, разве что слегка небритый. О, точно, надо побриться, подумал я, причем, непременно новой опасной бритвой. Бритва, надо сказать, была не новая, скорее она была очень старая, я купил ее на барахолке Портобелло в Нотинг-Хилле аж за сто фунтов, непонятно нахуя. Она была очень красивая и на удивление острая, несмотря на свой почтенный возраст. В общем, я раскрыл ее и приступил к операции. Я старался это делать как можно аккуратнее, плавно огибая скулы и подбородок и любуясь полученным результатом. Вдруг в дверь громко постучали. Блядь, вздрогнул я, а лезвие, соскочив, слегка задело мою щеку, оставляя маленький тонкий порез, из которого, тем не менее, сразу же закапала кровь. Схватив висевшее тут же белое полотенце, я несколько раз прижал его к лицу, и кровь, вроде бы, остановилась. Зажав в руке окровавленную белую тряпку, я пошел открывать, шлепая босыми ногами по паркету.
Когда я откатил дверь, то мне на долю секунды показалось, что за ней никого нет. Взгляд проехался по пустому месту и уперся прямо в дверь лифта, но потом, опустив глаза, я увидел перед собой маленькую смуглую девушку в синих джинсах, розовой курточке и с хвостом на голове. Она смотрела на меня огромными карими глазами и беззвучно шевелила искусанными губами, а потом зачем-то стащила резинку с волос, и кудрявые темно-каштановые пряди рухнули на узенькие плечи. И в этот момент я узнал ее. Дафна Чендерс – вот как ее зовут!
