Текст книги "Идеальный мир (СИ)"
Автор книги: natkarter
сообщить о нарушении
Текущая страница: 3 (всего у книги 6 страниц)
Вся королевская рать
POV Брайана
Но завтра я так и не успел ни о чем подумать, забыв переставить будильник, заряженный издеваться надо мной исключительно по будням. Так что, ровно в 10 утра я был выдернут из утреннего вязкого сна требовательным звоном мобильника. Не открывая глаз, я нашарил его рукой, нажал кнопку и хриплым сонным голосом произнес:
– Кинни.
– Что вы решили? – не поздоровавшись и не пожелав мне доброго утра, вопросила трубка голосом, от которого у меня сразу сработал стандартный утренний рефлекс, если вы понимаете, о чем я.
– Я...я согласен, – прохрипел я. Нет, ну а что мне оставалось делать, заявить, что я сегодня, как полный долбоеб, проспал все на свете и ничего еще не обдумал, типа, пустяки, подумаешь, дело-то житейское?
– Отлично. Предварительный контракт вам будет доставлен немедленно. Да, там еще надо будет кое-что подписать, но это мелочи. Удачи.
И он отключился. А я еще пару минут полежал с закрытыми глазами и стоящим членом, прижимая умолкшую трубку к уху и пытаясь понять во что же я, все-таки, ввязался. И только я решил подрочить, разумеется, исключительно в целях дальнейшего прояснения сознания, как в дверь резко постучали. Кого там еще хуй принес ни свет ни заря, злобно подумал я и, лениво поднявшись с кровати и не надев даже трусов (обойдутся, чай не баре), рывком откатил дверь.
За дверью стояли двое незнакомых мне мужиков, один помоложе, другой, соответственно постарше, в практически одинаковых темных джинсах и черных кожаных куртках (даже не Hugo Boss, хотя это уже не мой уровень), у одного в руках была папка, а у другого здоровенный кейс. Мне даже в первый момент показалось, что они точно ошиблись дверью, хотя дверь на моем этаже была всего одна, а еще я заметил, что при виде голого меня (меня, блядь!!!) на их гетеросексуальных рожах не дрогнул ни один мускул. А тот, который постарше, спокойно произнес:
– Мы можем войти?
– С хуя ли? – вежливо, кстати, вежливость вообще мой любимый конек, это всем давно известно, ответил я.
– Нас прислал мистер Тейлор. А вы нас разве не помните? Я Верн, я это Патрик.
Блядь, какие такие Верны-Патрики? И тут я их вспомнил! Эти двое были из той самой серой свиты юного короля недвижимости, которая пудрила мне мозги в течение целого часа вплоть до фееричного появления их босса в здании бывших бань Либерти. Они не были тупыми заказчиками, они задавали мне дурацкие вопросы специально, рывками осеняло мой мозг, Тейлор не задержался, он приехал после какого-то поданного ими сигнала, чтобы не тратить свое драгоценное время на кого-то неподходящего, а пять миллионов... Это просто хлебный мякиш на крючке! Бляяя... Мне надо срочно принять душ, решил я, и молча пропустив этих придурков в лофт, направился в сторону душевой.
Когда я вышел оттуда, натянув домашние джинсы и белую футболку, работа в моем доме кипела вовсю. Верн раскладывал на барной стойке какую-то хуеву тучу бумаг, а тот, который Патрик, лазал вдоль стен, прикладывая к ним что-то вроде здоровенного стетоскопа. Слегка подохерев от этой картины, я прошел на кухню и задал Верну наболевший вопрос:
– И как много агентств вы посетили подобным образом?
– Достаточно, – ответил этот робот и вдруг слегка мне улыбнулся. – Да вы не заморачивайтесь пустяками, мистер Кинни, а лучше прочитайте и подпишите предварительный контракт, у нас с вами всего две недели на все про все.
– Ну, раз всего две недели, то давайте ручку, – сказал я и начал, не читая, подписывать страницу за страницей.
Если он и удивился, то вида не подал, а просто подождал, пока я все подпишу, а потом достал из папки два отдельно скрепленных листка и протянул мне.
– А вот это я все же рекомендовал бы вам прочитать, прежде, чем подписывать, во избежание недоразумений, – убедительно произнес он.
И я прочитал. На двух блядских листках содержались правила моего поведения на эти две недели, списанные явно с тюремного распорядка узников Синг-Синга, причем не просто узников, а узников, приговоренных к казни за особо тяжкие преступления. Мне запрещалось абсолютно все – выходить без сопровождения, общаться без надзора, посещать места массовых скоплений людей и даже садиться самому за руль! Я тупо хлопал глазами, пытаясь осмыслить, что это еще за хуйня, а потом задал вопрос, который полностью подтверждал неоднократно высказываемую матерью моего лучшего друга Майкла мысль: «Ты, Брайн, заботишься только о том, чтобы тебе отсосали!». Короче, я спросил:
– А как же я буду эти две недели трах.. ээээ, заниматься личной жизнью?
– В смысле? – и эти идиоты переглянулись.
– В прямом, блядь, как я буду трахаться?! Здесь торчите вы, в Вавилон мне нельзя, в остальные места тоже...
– Но ведь всего две недели, – продолжали удивляться они. – Ничего ведь не случиться, если вы...
– Всего??? Да это, пиздец, как много! Да я и за два дня-то не ручаюсь, – выходил я из себя, немного, конечно перебарщивая, просто мне было забавно смотреть на их охуевшие физиономии. – И потом, мне надо заехать в «Киннетик», хотя бы на несколько минут.
Они не возражали. Я схватил куртку, Верн двинулся за мной, а Патрик продолжал шароебиться по моему лофту, как по своей собственной, надеюсь, достаточно убогой квартире. Мы вышли из здания, Верн распахнул передо мной дверь абсолютно квадратного черного джипа (не машина, блядь, а газенваген, вот ни хера у немцев вкуса нет), и мы поехали в мою контору.
Я шел по родным коридорам бывших бань в куртке и домашнем шмотье, а мои собственные работники даже не узнавали меня с первого взгляда, ведь девяносто процентов этих людей никогда не видели меня без костюма. Пройдя мимо остолбеневшей Синтии и бросив ей: «Зови Теда!», я зашел в свой кабинет и сел прямо на стол. Верн зашел следом и скромно встал у стены. Через минуту в кабинет практически вбежали мой бухгалтер и моя помощница.
– Значит так, – не дал я им раскрыть рта. – Меня не будет две недели, на телефоны не звонить, в лофт не ломиться, что бы ни случилось, хоть камни с неба. Лавку я оставляю на вас, и только попробуйте что-нибудь проебать, весь остальной народ работает в обычном режиме. Вопросы?
– Брайан, тебя что, арестовали? – с ужасом глядя на Верна, проблеял мой друг-бухгалтер.
– Ты забыл добавить «наконец-то», Теодор, – ответил я. – Но, нет, не дождешься!
– Но ты порядке?
– И ты даже не можешь себе представить в каком! – твердо произнес я, и мы с Верном вышли.
И знаете, что я вам доложу, эти придурки-натуралы, Верн и Патрик, были таки правы! Работы было столько, что о сексе я еле вспомнил только через неделю. Целыми днями, с утра до позднего вечера, Верн, разглагольствуя про различные экономические обоснования, выводы финансовых аналитиков, схемы погашения кредитов и объемы грузоперевозок, разворачивал передо мной на мониторе графики и диаграммы, и они крутились в моем воспаленном мозгу, как световые спецэффекты на больших экранах в любимом гей-клубе. А Патрик непрерывно грузил меня техническими характеристиками самолетов, терминалов и каких-то рулежных дорожек (хуй его знает, что это такое). К вечеру голова просто кипела, и я осторожно укладывал ее на подушку, боясь расплескать полученную информацию и повторяя про себя мантру «Триста пятьдесят миллионов, триста пятьдесят миллионов...». Но мой дух поддерживало не только это. Каждую ночь, уже под утро, мне снились холодные голубые глаза, только во сне они не были холодными, напротив, они нежно смотрели на меня, как бы умоляя «Брайан, пожалуйста...», и я просыпался, как ни странно, свежим и полным сил.
Однако к началу второй недели организм все-таки дал о себе знать, и ближе к вечеру я, откинувшись на спинку стула, произнес:
– Так, ну хватит. Мне срочно надо кого-нибудь трахнуть, – и обвел задумчивым взглядом своих мучителей.
Видели бы вы их лица! Они смотрели на меня с таким видом, как будто я мог наброситься сразу на них обоих и лишить анальной девственности. Я чуть не расхохотался, ох, уж эти натуралы, они себя в зеркале-то когда последний раз видели? Я же еще не настолько одичал, в самом деле.
– Но...но вы не можете выходить, пригласите сюда какого-нибудь знакомого, мы вам не помешаем, – промямлил Патрик.
– Ясен пень, не помешаете, только я не беру телефонов у своих «знакомых», – бросил я прямо в их гетеросексуальные рожи. – Вызову-ка я хастлера!
Мне очень хотелось заказать невысокого блондина, но настораживал слишком проницательный взгляд Верна, и я заказал свой обычный фастфуд – высокого накачанного брюнета.
Фастфуд прибыл незамедлительно, а увидев меня и сообразив, кто именно его вызвал, он просиял и ломанулся в сторону спальни. Парень был тренированным и симпатичным, узким, но достаточно опытным, в общем, таким, как я люблю. Он выгибался и стонал подо мной изо всех сил, не обращая никакого внимания на свидетелей. А я, напротив, азартно вбиваясь в него, держал их в поле своего зрения для особого дополнительного удовольствия и из природного любопытства. Верн, сидя за рабочим столом, невозмутимо клацал по клавишам, изредка поглядывая в нашу сторону с нечитаемым выражением на лице, а Патрик, напротив, ерзал изо всех сил, сидя за барной стойкой, и не мог отвести глаз от кровати. Мне так и хотелось сказать ему: «Присоединяйся, ну, или хотя бы подрочи», но я не говорил, сдерживая стоны и стараясь не слишком отвлекаться от процесса. Когда время истекло, обкончавшийся хастлер смотрел на меня с таким видом, что я, всерьез опасаясь, что он сейчас вернет мне деньги, а то еще и сам приплатит, быстренько выкинул его за дверь от греха подальше. А потом пошел в душ и сразу завалился спать, чтобы опять увидеть под утро синие умоляющие глаза.
Всю вторую неделю мы продолжали усиленно работать, причем ко всей предыдущей мути добавились дико выводящие меня из себя уроки Верна по правилам ведения переговоров на столь высоком официальном уровне. Например, этот мудак сообщил мне, что мои прекрасные костюмы, стоящие хуеву тучу денег и мои невъебенные красные галстуки для этих целей не подходят. Видите ли, я не могу быть одет гораздо лучше или с куда большим вкусом, чем люди заседающие в комиссии, их это может против меня негативно настроить, и все в таком духе. Сил возражать у меня уже не было, я готов был надеть все что угодно, лишь бы все это поскорее закончилось, и день Х уже наступил. Настроения мне прибавляла только новая манера Патрика периодически зависать на мне затуманенным взглядом, которую он приобрел после того памятного посещения нас черноволосым хастлером. И я так думаю, что если бы не Верн, зорко следящий за всеми поползновениями своего напарника, то он бы исполнил свою заветную мечту, подставив мне задницу. Хотя, если честно, его задница была предпоследней в огромной очереди потенциально привлекающих меня задниц. Последней, если вам интересно, вот уже восемнадцать лет была задница моего друга Майкла.
Но все на этом свете кончается рано или поздно. И вот наш самолет, а это был роскошный частный самолет, даже не сомневайтесь, приземлился в зоне прилета частных самолетов аэропорта Даллес, и мы сошли по трапу прямо в липкую жару, которая почти всегда царит в этом убогом провинциальном городе, торжественно именуемом столицей США. До заседания комиссии оставался один день, и я хотел посвятить его оттачиванию всяких мелких деталей, но Верн сказал:
– Мистер Кинни, я бы советовал вам погулять по городу, посидеть в кафе, сходить в парк, в общем, отдохнуть. И, по возможности, ни о чем не думать. Наблюдение я сниму. Поверьте, так будет лучше для всех.
И я ему поверил. Я шлялся по зеленым улицам, глядя на свое отражение в зеркальных витринах, смотрел на старые постройки в викторианском стиле и даже, как истинный провинциал, наконец-то сходил к мемориалу Линкольна. И только в одну сторону я старался не смотреть, в сторону белоснежного комплекса зданий Капитолия, где мне и предстояло завтра выступить в качестве представителя «Тейлор Глобал Корпорейшн» перед особой комиссией конгресса.
А на следующий день, когда, стоя на самой верхней ступеньке огромной лестницы и повернувшись к Верну, я хотел сказать напоследок что-нибудь остроумное, он меня опередил:
– И теперь самое главное....– пристально глядя мне прямо в глаза, начал он.
– Чего??? Какое, на хуй, главное, осталось всего двадцать минут, да вы совсем уже ебанулись! – зашипел я, с трудом сдерживая желание перегрызть ему сонную артерию.
– Спокойно, Кинни, не орите. Когда наш человек в комиссии...
– Блядь, у вас в комиссии есть свой человек, а я узнаю об этом только..– снова вскипел я, но он меня не слушал.
– Так вот, когда он спросит вас, возможны ли вокруг аэропорта какие-нибудь земельные споры, то вы ответите, что нет!
– А почему он об этом спросит, если он «ваш человек»? – затупил я, чего себе век не прощу.
– Чтобы об этом не спросил кто-нибудь другой и не начал задавать дополнительных вопросов.
– А как же «Хоббс Логистик»? – сошло на меня внезапное озарение, и в голубом небе словно вспыхнула кроваво-красная надпись.
– Ответите, что «нет», – с нажимом повторил он.
– То есть, иными словами, вы предлагаете мне вот так вот просто соврать комиссии конгресса? – как можно небрежнее произнес я.
– Не «просто», а за триста пятьдесят миллионов долларов. И это не вранье. Споров не будет! Не волнуйтесь, Брайан, все будет хорошо, – и он в первый раз за все это время назвал меня по имени.
И, господа и дамы , вы, может, будете смеяться, но я почему-то опять ему поверил!
Выйдя через пару часов на залитую солнцем белую лестницу, я закрыл глаза и резко выдохнул. Я, конечно, повидал в жизни всякого дерьма, я имел дело с такими уродами, что страшно вспомнить, начиная со своего собственного папаши, но такого... Такого непрошибаемого высокомерия, такой неспособности к нормальному диалогу на фоне вопиющей безграмотности я не видел еще никогда. Господи, как это русские еще не стерли нас с лица Земли, при таком-то правительстве? Тайна, почище Бермудского треугольника! А уж о своем «нет», произнесенном твердым и честным голосом в ответ на тихий вопрос о земельных спорах, я даже думать не хотел.
Самое поганое же заключалось в том, что я совершенно не мог понять, удалось ли мне чего-то добиться, или все было напрасно? Хорошо, хоть мучиться недолго, думал я, комиссия собирается только на один день, через три часа все будет уже известно...
И тут внизу у лестницы бесшумно остановился длинный лимузин. И я каким-то шестым чувством понял, что это по мою душу. За моей душой.
-
Белые начинают ..
Длинный лимузин бесшумно остановился у огромной лестницы, и выскочивший из него водитель в форменной фуражке распахнул перед Брайаном дверь. Кинни осторожно заглянул в пахнущий кожей салон, но никого не увидел. Испытав непонятное облегчение, он сел на мягкое сиденье, вытянул длинные ноги и закрыл глаза, приготовившись к долгой и комфортной поездке. Однако не прошло и пяти минут, как машина остановилась около странноватого для патриархального центра Вашингтона суперсовременного стеклянного здания. Водитель снова открыл дверцу, и немного удивленный мужчина вышел. Лимузин исчез, как сквозь землю провалился, а Брайан направился к полупрозрачным дверям. Они стремительно и бесшумно разъехались, явив миру прохладный, светлый и абсолютно пустой вестибюль, в глубине которого у лифтов стояла, уже знакомая Брайану, строгая секретарша. Окинув мужчину, облаченного в деловой костюм, гораздо более одобрительным взглядом, чем во время первой встречи в аэропорту, она указала на лифт и сказала:
– Вам на восьмой этаж. Мистер Тейлор вас ждет.
«У них тут вообще что ли не принято здороваться? А может, я чего-то пропустил, и деловой этикет отменен нахуй особой комиссией конгресса?» – думал Кинни, пока скоростная коробка поднимала его на восьмой этаж. Но додумать эту светлую мысль он не успел, лифт замер на нужном этаже. Выйдя и увидев напротив одну единственную дверь, Брайан подошел и открыл ее, подсознательно ожидая яркого света, потоков воздуха, голубого неба, в общем, всего того, что окружало блондина с их первой встречи. Но на этот раз в комнате царил почти полный мрак, настолько плотный, что края помещения не определялись вовсе. И только в центре зала с потолка свешивалось странное сооружение, отдаленно напоминающее перевернутую газовую конфорку древнего образца со светящимися синим светом язычками пламени. В круге этого слабого света стоял огромный журнальный стол и два темных кресла, одно напротив другого. В первый момент Брайану показалось, что в комнате никого нет, и оба кресла пусты, но, подойдя ближе, он увидел в одном из них, стоящем спиной ко входу, очертания маленькой фигуры.
Джастин Тейлор в своей привычной темной и простой одежде сидел, откинув назад голову, и настолько сливался с обивкой, что видны были только его светлые, а в таком освещении какие-то лунные волосы и колючие глаза, которым синий свет люстры только добавлял холода. Кивком головы указав Брайану на второе кресло, он тихо произнес:
– Придется ждать примерно три часа.
– Я в курсе, – не удержался от сарказма Кинни, садясь и испытывая жгучее желание снять уже наконец пиджак и растрепать рукой свои уложенные волосы.
– Да, всего три часа. Это так мало, если подумать... Но нам надо чем-то себя занять. Вы умеете играть в шахматы, мистер Кинни? – вдруг спросил блондин, и Брайан чуть не упал с кресла во второй раз за время их более чем недолгого знакомства.
– Умею. Я все умею, – ответил мужчина, а про себя продолжил «и это очень хуево!».
Юноша сунул руку куда-то в недра стола и извлек коробку с шахматами. Открыв ее и взяв две фигурки, он перемешал их, спрятав под стол. В сторону Брайана протянулись два сжатых кулачка и мужчина взглядом указал на один из них. Рука разжалась. На маленькой светлой ладошке лежала черная пешка. «Ну, конечно, блядь, кто бы сомневался!» – усмехнулся про себя Кинни. И игра началась. И продолжалась долго, так долго, что стороннему наблюдателю могло показаться, будто игроки просто застыли, вмерзнув в вертикальный кусок голубого прозрачного льда. Постепенно ситуация с игрой в шахматы посреди темной комнаты переставала казаться Брайану абсурдной, он даже к ней как-то привык, размышляя во время ходов юного противника на всякие отвлеченные темы, типа «почему он двигает фигуры левой рукой? Ведь подписывал-то документы (кстати, ручка, ау?) правой?»... Уже прошло немногим более трех часов, когда, наконец, дверь, напротив которой сидел мужчина, распахнулась, и вошел Верн, держа в руке коричневый запечатанный конверт. Четкими, уверенными шагами он подошел к креслам и протянул его своему юному патрону.
– Откройте и прочитайте самое главное, – совершенно спокойным голосом скомандовал Тейлор, и его тонкая фигура совсем окаменела. Брайана же, напротив, неожиданно затрясло, и он убрал руки со стола, чтобы было не так заметно, как вздрагивают длинные смуглые пальцы.
– Так... такого-то числа, специальная комиссия конгресса США в составе..., ага, дальше... в присутствии представителей заинтересованных сторон... выслушав и всесторонне обсудив...Вот! Таким образом, сделка по покупке концерном «Тейлор Глобал Корпорейшн» аэропорта города Питтсбурга считается одобренной и включенной в реестр сделок первой категории, с привлечением части заемных средств через Федеральное агентство по инвестициям и развитию. Дата, подписи.
Наступила такая тишина, что Брайану показалось, будто он оглох. А через несколько секунд юного Тейлора выбросило из кресла, как из катапульты, с такой силой, что шахматная доска дернулась, и фигуры посыпались на пол. Кинни тоже не выдержал напряжения и резко поднялся. Парень, внезапно метнувшись в темноту, дернул за какой-то рычаг, и стеклянные черные стены стали прямо на глазах светлеть и становиться прозрачными, причем, некоторые из них при этом частично открывались в различных направлениях, производя впечатление ломающегося на реке льда. А посреди всей этой грандиозной метаморфозы на фоне голубого неба радостно металась тонкая хрупкая фигура, заливаемая потоками яркого света и теплого воздуха. Она периодически поворачивалась в сторону Верна и повторяла, как в бреду:
– Они поверили ему, Верн, у него все получилось! У него получилось...получилось...и у нас получится!
И в самый разгар этого безумного мельтешения у Брайана окончательно сдали нервы, и он, выбросив обе руки вперед, схватил вращающуюся фигуру за плечи и остановил.
POV Брайана.
Я схватил мальчишку за плечи, на секунду прижав спиной к своей груди, и вдруг четко увидел в расширившихся глазах стоящего напротив Верна ожидание чего-то ужасного. Но ничего особенного не произошло. Тейлор повернулся в кольце моих рук и поднял голову. На меня смотрели наполненные восторгом и уважением сияющие темно-синие глаза, легкий румянец окрашивал бледные щеки, охуительные пухлые губы слабо улыбались, а от светлых волос шел свежий оранжевый запах. И я порадовался, что так и не снял пиджак, иначе, да, блядь, иначе скрыть некоторые реакции моего организма было бы просто невозможно. Даже не думая вырываться, он вдруг сказал, глядя мне прямо в зрачки:
– Они не смогли вам отказать, никто бы не смог... Это дело надо, надо..
– Отметить? – не веря своим ушам, осторожно уточнил я.
– Да, точно, отметить! Верн, вы как? – все-таки выкрутившись из моих рук, повернулся он в сторону своего цербера.
А тот, век ему буду за это благодарен, криво усмехнувшись ответил:
– Вы отмечайте, мистер Тейлор, а мне срочно надо в Питтсбург. Я вызвал туда на вечер всю свою команду, а самолет будет готов вылететь через час. Так что...
– Когда это вы вызвали команду? Мы же только что получили ответ? Неужели вы были так уверены...
– Абсолютно. И я говорил вам об этом еще две недели назад, если вы не забыли, мистер Тейлор. Желаю хорошо повеселиться, господа, – и, подняв таким образом мое настроение и самооценку на недосягаемую высоту, он повернулся и ушел.
– Ну, и хрен с ним, – неожиданно человеческим голосом изрек белобрысый неврастеник. – А мы пойдем в клуб!
– Лично я хожу только в гей-клубы, – затаив дыхание, скромно сказал ваш покорный слуга.
– А... похуй, в гей-клуб, значит в гей-клуб! До встречи вечером, Брайан – твердо ответил пизденыш и вышел из комнаты.
А я остался. Во-первых, потому что ходить с таким диким стояком не совсем удобно даже в пиджаке, а во-вторых, мне просто хотелось посмаковать мою такую оглушительную победу, глядя сквозь прозрачные стены на город, лежащий у моих ног. Ведь я сегодня получил эту хуеву тучу денег – триста пятьдесят миллионов, и сегодня же я получу этого наследного принца, будь он хоть трижды натуралом! Он сам захотел выйти вечером на мое поле, и он сам начал первым, храбро двинув свою маленькую белую пешку прямо на мои черные войска, с Е2 на Е4. А я умею играть в шахматы. Я все умею. О том, что «это очень хуево», я в этот раз, почему-то, не подумал. И, как выяснилось, совершенно напрасно!
