Текст книги "Железный Дровосек (СИ)"

Автор книги: murmured

сообщить о нарушении

Текущая страница: 6 (всего у книги 7 страниц)

Следуя безмолвным указаниям настойчивой ладони, добрел до центра помещения, очнувшись от транса лишь тогда, когда со спины исчезла быстро ставшая привычной пятерня. Рассеянно оборачиваясь, едва не запнулся о свою же ногу, которая не очень удачно подвернулась, но, к счастью, он даже почти не покачнулся, лишь неловко взмахнул руками, тут же обретая потерянную на секунду устойчивость.

– Коленки от восторга подкашиваются, Элли? – в лицо Питеру выдохнул Тони, который, как оказалось, только руку убрал, но не отошел ни на шаг, поэтому и заметил небольшую заминку парня, который даже не смутился, как обычно поступал, а просто фыркнул, чуть покраснев щеками, и улыбнулся невинно, как только мог, кивнув и пожав плечами, затянутыми в хлопковую белую футболку.

– И что тебе здесь интереснее всего? Глаза, смотрю, прямо разбегаются, – цокнул Тони, выискивая глазами хоть что-то, что могло так впечатлить парнишку.

– Вообще-то тут всё крутое, – пробормотал тот себе под нос, неловко почесав затылок, исподлобья глядя на Старка. – Ты просто не понимаешь.

Чуть задержав взгляд на фальшиво хмуром лице, Тони повторился:

– И все же?

– Доска выглядит неплохо, – с намеком повел плечом Питер, отведя взгляд в сторону вышеупомянутой.

Тони, осторожно приобняв за плечи, мягко улыбнулся вскинувшемся Питеру, легко чмокнул в лоб и подтолкнул вперед.

***

Питер вгрызся в кусок еще горячей пиццы и с наслаждением зажмурился – на вкус та ощущалась просто волшебством во плоти, случайно попавшим так внезапно в его простецкие руки.

На самом деле не случайно: они с Тони вместе последний час возились с ней, как-то умудрившись при этом не перевернуть вверх дном компактную кухню. Мэй бы обязательно назвала ее эргономичной – все лежит «на нужном месте», каждый квадратный сантиметр приспособлен под что-то, а если нет – то так тоже необходимо. Питер такого не понимал, живя в вечном творческом беспорядке, но что Мэй, что мама, Мэри, обе были от этого в восторге, и, вероятно, это был некий отпечаток многолетней рабочей выверенности, въевшейся в подкорку. И Питер не сказал бы, что Тони особенно это нравилось, но даже в его мастерской присутствовало что-то похожее, только на иной лад.

Тони, чью ногу Питер так беззастенчиво щупал пальцами и ступней ноги, вспоминая и, наверное, напоминая момент их второй встречи, когда между ними резко будто костер воспламенился, не то что пресловутая искра, когда они стартовали с места – и сразу в карьер, без всяких бессмысленных промедлений.

Которые, похоже, начались сейчас.

Как-то иначе Питер это объяснить не мог. Тони не отказывал в близости, нет, он с радостью обнимал, и обнимал часто – и свидетельством тому служили два бледных пятна от ладоней на лопатках Пита, оставшихся там по вине момента, в который Тони, внезапно улыбнувшись чему-то своему, выпустил из рук бесформенный ком теста и, оторвав Питера от нарезки овощей, оставил эти два «крыла» и поцелуй в макушку, ознаменуемый финалом внезапной ласки.

Но такими внезапными поцелуями – макушка, лоб, щека, скула, – они заканчивались одна за другой, оставляя Питера раздосадованно жевать губы, желая ощутить на них отнюдь не свои зубы.

И либо Тони решил вдруг устроить внезапный откат на сто шагов назад, тогда как буквально сутки назад, даже меньше, Питера наизнанку от оргазма выворачивало, благодаря его, кхм, прямому воздействию понятно чем и на что, либо Питер не улавливает что-то кардинально важное.

Тони, не обращая внимание на пристальный взгляд Питера, медленно жевал пиццу, погрузившись в себя, и, грубо говоря, пялился в протертый им же до блеска стол. Все больше наглеющая конечность Питера под столом также была проигнорирована. Это бесило.

Внезапно мужчина приобрел хмурый вид, удивленно воззрился на Питера, только что прикрыв рот квадратным куском пиццы и сдвинувшись назад, врезавшись спиной в блестящую лаком деревянную спинку стула, повторяя маневр, проделанный когда-то Питером.

– Ты чем занимаешься, Питер? – дурака, значит, из себя строим. Ладно, так и быть, правила приняты.

– Пиццу ем, – Паркер показательно откусил приличный кусок, прищурившись – но на лице сохранил то самое невинное выражение, которое порой спасало его в непростых и даже неловких ситуациях и, наверное, было его маленькой гордостью, потому что сохранять покер-фейс в некоторых ситуациях было исключительно сложно, если не невозможно.

Питер определенно был из числа тех счастливчиков, что знали, как послать нахуй вежливо и не отхватить за это, едва до собеседника дойдет вложенный в вылетевшее из мило изогнувшегося ротика слов. И навык этот приходился ему исключительно на пользу.

Пока Тони Старк вопиюще нагло не проигнорировал его.

– Что-то мне это напоминает, – с намеком повел бровью тот, видимо, тоже вспомнив незадолго до этого произошедшие события.

– И что же, не постесняюсь спросить? – включился парень в игру окончательно, заставляя себя расслабиться, и вновь проскользнул ногой вперед, коснувшись кончиками пальцев внутренней стороны бедра, отзывчиво вздрогнувшей в ответ, но глупо было полагать, что Старк поведется на такое детское поддразнивание.

– Надо же, и даже не постеснялся, – задумчиво бросил Тони, облизнув с оттягом испачканные пиццей губы, мимолетно улыбнулся, но тут же вернулся к прежнему состоянию, отложил недоеденный кусок на стоящую перед собой тарелку и чинно сложил руки на столе, будто нашкодивший школьник, желающий угодить учителю. – По тонкому льду ходишь, Элли, детка, – не завершив предложение, Тони хитро сощурившись, чем на мгновение – напугал? нет – удивил Питера, дернулся корпусом вверх, тут же становясь выше Пита минимум на пол головы, и в то же время подтягивая под себя нижнюю часть тела – и Питер будто в замедленной съемке не увидел – почувствовал, как кончики пальцев, соприкасающиеся с тонкой гладкой материей удлиненных шорт, сменяются полноценным прикосновением, как уже ступня всей поверхностью соединяется с ней, а спустя какую-то несчастную, незначительную десятую, нет, сотую долю секунды он почувствовал. – А когда этот лед треснет…

Ощутил практически стальную хватку на лодыжке, не дающую возможности отдернуть конечность, но, честно, Питер и не собирался этого делать, едва осознал, что то твердое и одурительно горячее даже сквозь слои ткани, что находится у него под ступней, не может быть ничем иным, кроме физиологического подтверждения возбуждения Тони. Ощутил и непроизвольно, удивляя больше самого себя, глухо простонал сквозь стиснутые зубы, тоже ощутив, как в паху знакомо затянуло.

– Знаешь, ради такого результата я по этому льду даже побегать согласен, – не контролируя речь вымолвил Питер, забрасывая в рот последний крошечный кусочек пиццы и вытирая грязные руки о лежащее рядом полотенце.

========== Как Питер Паркер присвоил сердце Железного Дровосека ==========

***

Питер, извернувшись, вытянул лодыжку из ослабевшей хватки и прижал ее, пылающую от прикосновений, к угловатой ножке стула, синхронно с этим втягивая между губ испачканный палец, который длинный ворс полотенца каким-то образом обошел стороной. Опустил глаза ниже, даже не надеясь, что, после брошенной им фразы, лицо в ближайшем будущем сможет избавиться от насыщенного вишневого оттенка на щеках, который он отлично ощущал и без необходимости увидеть это зрелище в отражении.

Приглушенно фыркнув в притянутый к лицу стакан с водой, подросток, не удержавшись, скользнул взглядом по напряженным мышцам рук, с трудом заставив себя проскользнуть мимо рта, занятого очередным куском пиццы.

– У меня теперь нога в этом отвратном соусе, которым ты ее полил, – бросил обвинение Питер, почти успешно прикрывая алые фонари, никак не желающие гаснуть, и намекая на жидкость, от одного вида которой его чуть не вывернуло наизнанку прямо в ту самую бутыль, что Тони подставил ему под нос еще когда он благополучно раскатывал тесто.

Тони, сверкнув в ответ своими огромными глазищами, кивнул, дожевывая:

– Если ты все ещё не понял, я не особо беден, поэтому, если ты вдруг пару сотен раз решишь искупаться в моей скромной ванной, обиду держать не стану, – протянул неторопливо, четко разделяя слова, но в то же время так тягуче и затягивающе, что Питеру на миг захотелось, как пирату, идущему на звуки пения сирены, словно на смертный одр, утонуть в звучании этого голоса.

– Ага, еще предложения поступят? – фыркнул, усмехнувшись, дабы не привлекать внимание к своему участившемуся дыханию.

– Неприличные считаются? – хитро сощурился Тони, пару раз стукнув пальцем по столу вблизи тарелки, на дне которой покоилось некоторое количество муки, оставшейся после готовки.

– Только они и считаются, – нервно хихикнул Питер, настороженно наблюдая «одним глазком» за рукой Тони, находящейся в опасной близости от главного кухонного оружия, после ножа, конечно. «Вторым глазком» он все же старался смотреть в лицо любимого – любимого же? Прошло так мало времени, а он уже даже мысленно невольно Старка любимым обзывает.

– Есть у меня для тебя одно очень неприличное предложение, милый, – Питер весь напрягся, сжал зубы, следя за расслабленно замершими пальцами, испачканными в пище хуже, чем его собственные. Мерзкий соус.

– Ну уж нет… – Питер неверяще оскалился, прижимаясь спиной к идеальному изгибу стула. На лице Тони в ответ на инстинктивное движение Питера расцвела предвкушающая улыбка. Пальцы, словно дразня, перебрали воздух, неслышно соприкоснувшись с лакированной поверхностью стола.

– Ну уж да, – загадочно протянул Тони, скользнув над поверхностью блестящей от чистоты крышкой стола, приближая кисть к миске, но замер буквально в паре сантиметров – а Питер не нашел ничего лучше, чем с писком, переходящим в ультразвук, рухнуть со стула прямо вниз под звук глубокого гортанного смеха, и уже там позорно раскраснеться, осознавая собственную трусость.

Паркер, бросив пару косых взглядов на расслабленные ноги Тони, уцепился взглядом за свисающий с края локоть, и, собравшись с духом, выглянул из своего укрытия.

И не то чтобы облако белесой пыли стало для него удивительным событием – как минимум потому, что он его ожидал.

Отплевываться он снова ухнул под стол, глухо ругаясь и пытаясь задушить рвущиеся наружу предательские смешки.

Питер с прищуром человека, у которого на ресницах вот-вот грозилась образоваться новая экосистема, осмотрел свое вынужденное укрытие и совершил последнюю попытку достучаться до благоразумности великовозрастной – в особенности, если сравнить с ним-то! – детины:

– Ну так нельзя, блин! Тебе смешно, а я без чистой одежды останусь, Тони, ну! – попытался воззвать к совести чересчур гостеприимного хозяина – причем не только дома, но и положения в целом.

– Кто сказал, что я не добиваюсь именного этого, пацан? – очередной короткий смешок ударил в голову мелкой несерьезной обидой, и Питер, хмыкнув и растянув губы в ухмылке, размашистым движением стер ладонью с лица столько муки, сколько смог, и рванулся вперед, благодаря неизвестного планировщика за то, что поставил на этой кухне нормальный стол на четырех опорах, а не какой-нибудь новомодный на одной. Пальцы с поистине зверским удовольствием вцепились в такую смешно-волосатую лодыжку – его самого ввиду либо генетики, либо возраста, эта «мужская» особенность пока что обходила стороной.

Смех Тони мгновенно перешел на недовольное постанывание, лишенное какого-либо скрытого или просто неприличного подтекста, – так стонет человек, который понимает, что, черт подери, его некогда чистая нога теперь измазана в муке. Нога Питера, усилиями все того же Тони, тоже чистотой уже не отличалась, поэтому в одном пунктике его маленькой, но смелой мести можно поставить «галочку»!

– Высший сорт, мистер Старк! Из тебя теперь получится отличная пицца, – добавил он, с каким-то извращенным удовольствием стряхивая с волос остатки муки прямо на дрогнувшие в попытке скрыться под стулом ноги, одну из которых Питер все еще крепко держал, стискивая пальцы вокруг жилистой конечности.

– Паршивец какой, – пробурчал Тони, раз в пару слогов обязательно срываясь на громкие смешки. – Сдавайся, ты безоружен, безодежен и безнадежен, тут без шансов, – задыхаясь от хохота, тот совершил еще одну безуспешную попытку выдрать ногу из цепкой хватки.

– Я не сдамся, – пропыхтел Питер, юрко выскакивая из-под стола, а после встал во весь рост над опешившим от этого Тони. – Ты сдавайся, – деланно-сурово нахмурился Питер, обхватывая ладонями лицо вскинувшегося назад мужчины, невольно размазывая по нему остатки муки, и склонился ниже, останавливаясь в паре сантиметрах от носа, на котором каким-то образом умудрилась поселиться крошечная точка «смертельного оружия», которое, кстати, теперь было разбросано по всему столу – и полу тоже.

– А ты мне что? – заговорил Тони спустя почти полминуты их беспрерывных гляделок, меняя насмешливый тон на сговорчивый. Пришедшая в движение челюсть надавила на вспыхнувшие огнем от уколов щетины ладони и пальцы, но Питер непоколебимо перетерпел волнующие ощущения и расплылся в улыбке.

– Волшебный поцелуй? – навскидку предложил юноша, внутренне обмирая от того, насколько просящей показалась ему собственная интонация – будто он не договаривался, предлагая как залог этот несчастный поцелуй, а выпрашивал его, готовясь отдать последнее вдогонку. И не сказать, что он чувствовал себя неправильно. Он ведь действительно хотел снова ощутить губы Тони на своих, столкнуться в беспроигрышном поединке языками – и просто обнять, прижавшись. Действительно хотел.

– Ну, если обещаешь волшебный, – Тони вдруг, будто только осознав собственное положение, скосил подернутый дымкой задумчивости и чего-то еще взгляд на невольно приоткрывшиеся от внимания губы Питера, по которым так и норовил скользнуть проворный язык, желающий привлечь к себе внимание.

– Очень волшебный, – прошептал Питер, из последних сил уговаривая себя не делать то, чего так сильно и настолько искренне желал, потому что Тони уже дал ясно понять, что не хочет торопиться, он хочет медленно и со вкусом.

Но для Питера то, что происходило между ними, уже давно стало тем самым со вкусом. Вкусно, потрясающе вкусно ощущающиеся на кончике языка зачатки пусть и не первых, но самых чувственных и желанных отношений.

Питер был уверен, что, попадись Тони ему на глаза в рабочее время, вернее, обрати Пит на него внимание, он бы определенно не смог остаться равнодушным – как минимум потому, что уже был абсолютно поражен его интеллектом и изобретениями. То, что Питер умудрялся не замечать внешнего облика владельца «Старк Индастриз», оказалось посланием Небес.

Горячий выдох, пришедшийся на лоб, отвлек внимание от взметнувшейся к голове руки, за какую-то секунду вплетшуюся в разлохмаченную шевелюру и дернувшую Питера на добрую десятку сантиметров вперед.

Вздох у Питера вышел совсем уж пораженным, когда Тони, не размениваясь на излишние нежности, привстал на сидении и слепо ткнулся своими губами в его – и реальность сузилась до размера этих двоих, стоило Тони едва ощутимо прихватить губу Питера своими.

Руки Питера на секунду расслабились, будто готовясь опасть, отпустить лицо, позволяя вырваться на свободу – к которой Тони не очень-то стремился, лишь сильнее привставая и уже носом задевая гладкий подбородок Питера. Дыхание обоих как по щелчку замерло, крошечные пылинки муки, которые перестало поддерживать непрерывное часто дыхание, опустились на щетинистую щеку Тони – прямо меж пальцев мальчишки, с благоговением подавшегося ниже и обступившего с правой стороны, только чтобы, так и не оторвавшись от ставших влажными от нескольких прикосновений губ, упасть на напряженные бедра.

Короткие мгновения падения, проведенные с одной единственной опорой, отчего-то показавшейся такой сладкой, что скулы едва не свело от мнимой приторности, где-то в гортани становящейся самым настоящим нектаром, которого хотелось отведать еще, и еще, и еще – и так до бесконечности. Руки обосновались на жилистой шее, кончики больших пальцев мазали по челюсти, тогда как задница удачно пристроилась прямо в пространстве между разведенных ног без каких-либо возражений обхватившего его свободной рукой за талию Тони – несвободная теперь не просто безжизненно сжимала в себе клок волос, а массировала голову, заставляя пальцы на ногах Питера непроизвольно поджиматься, лишь бы сдержать внутри порывы сотворить что-то, что заставит и без того краснючие от осознания произошедшего за последнюю минуту щеки полыхнуть так, что те непременно озарят собой весь небольшой городок, затерявшийся в лесной чаще.

В животе тугим комком скрутился восторг. Питер, глухо всхлипнув, крепче зажмурился и приник ходящей ходуном грудью вплотную, добровольно распластав себя на этом абсолютно не жертвенном алтаре, по счастливой случайности являющейся телом человека, в которого Питер так неосторожно, но так удачно влюбился за столь короткий срок – пожалуй, даже детские мимолетные симпатии в нем развивались куда дольше, чем эта.

Скользнувшая под футболку широкая ладонь огнем прочертила себе тропу до самых лопаток, с каждым сантиметром выжигая под кожей каждый миллиметр сдержанности из тех, что он еще держал в себе. Захотелось вдруг, чтобы белый хлопок просто исчез, чтобы перестал мешать движению руки, вдруг впившейся короткими ногтями прямо в позвоночник – и Питер горячо пожалел, что сидит боком, потому что ему жизненно необходимо стало прижаться, отпустить себя и своих демонов, позволить им бесноваться и раззадоривать чужих.

Глухой грудной стон вырвался изо рта как раз тогда, когда он наконец мазнул языком по небу Тони, кажется, оставившему несколько царапин на одной из лопаток, а по телу Питера будто взрывная волна прокатилась от этой вибрации, да такой силы, что в ушах стало фантомно щекотно, будто еще немного и…

Мокрый, гладкий язык вдруг столкнулся с его, Питера, языком. Столкнулся, беззастенчиво напирая и оглаживая так, что весь тот объем легких, что имелся у Питера в запасе, показался ему мельчайшей крупинкой, потому что его вдруг стало безбожно мало.

И это ознаменовалось пожаром – в теле, в душе, в штанах, и – о, Господи, – если они сегодня все-таки потрахаются, Питер точно сдохнет ко всем чертям собачьим. Потому что, если его от простых, казалось бы, прикосновений, ведет, как не вело под влиянием ни одного из испробованных им алкогольных напитков – причем в самых разных количествах, вариациях и составах, – а то, что идет дальше, он определенно не переживет.

И, по чесноку, Питер возможно даже согласен немножечко сдохнуть, лишь бы сделать это со своим Дровосеком.

Пальцы против воли вцепились в сильные предплечья и спастически сжались, наверняка оставляя на месте ногтей белесые лунки. Питер улыбнулся сквозь поцелуй и раздосадованно прикусил собственную губу, когда мужчина вдруг, протяжно застонав, отстранился – несильно, на каких-то несколько сантиметров от лица, потому что Пит достаточно крепко «прилип» к разгоряченному телу, чтобы у него не было возможности отсоединиться как минимум до того момента, как парень осознает, что еще немного, и одним сельским миллиардером на этом свете станет меньше.

Тони глухо выдохнул, усомнившись в собственной сознательности – но тут же отбросил мысль, от которой пацан точно пришел бы в ярость, а испытывать лишний раз его терпение на прочность было тем еще кощунством. Как минимум по той причине, что терпение самого Старка тоже было отнюдь не бесконечным, а все эти выкрутасы… Питер, тот Питер, что сейчас, судя по взгляду, был готов разодрать его в клочья за очередной недошаг назад, тоже был терпелив. Но эти муки и бесчисленные мысленные потуги непременно отражались на симпатичном личике. Тони отчетливо видел каждую его чертову мысль и тогда, за тем столом в коттедже Паркеров, и позже, а уж у озера… У Тони тогда чертовски внезапно сорвало крышу, и он не был уверен, что на сей раз сумеет удержать себя в руках.

А еще не было уверенности, что он в принципе хочет это сделать.

Потому что куда больше в руках он хотел держать Питера, который так и ластился, подставляясь под жадные прикосновения.

Тони подался вперед всего на мгновение, чтобы оставить короткий поцелуй на покрасневших от их немой баталии губах, и, не сумев себя отговорить, опустил ладонь парню на бедро и нежно пригладил нащупанную на шортах складку:

– Если ты… – почти сорванным голосом начал он, но прервался на секунду, чтобы сбить образовавшийся в горле ком. Тони не был уверен, что там не затесалось хоть немного слюны даже чересчур активного паренька – и эта догадка на какое-то мгновение заставила его рассудок пошатнуться. – Если мы не против продолжить, то не думаешь, что стоит хотя бы в душ сгонять?

– Это все ты виноват, – хмуро, накинув на лицо призрачную вуаль, на которой так и лучилось неоном емкое «недоволен», указал он на оплошность Тони, который это маленькое происшествие оплошностью бы точно не назвал – видеть Питера, всего усыпанного крошечными частичками муки, словно волшебной пыльцой, втихую сворованную у проказницы Динь-Динь, было просто поразительно чудесно.

– Не спорю, – покорно согласился Тони, потянувшись вперед и коротко чмокнув тут же размякшего паренька в нос. Вот уж точно тесто – лепи что душе угодно. Не просто так у Тони появилась мысль разрядить обстановку эдакой маленькой шалостью… И как-то так вышло, что он ее не только разрядил, но и перезарядил на новый лад, невольно доведя ситуацию отнюдь не до абсурда.

– Мы не против, – профырчал Питер, ткнувшись пыльным лбом в голову Тони, едва не задохнувшегося в приступе чихания, да не срослось – прижавшийся тягучим поцелуем к губам пацан отбил все желание распылять в атмосфере собственных бацилл и, вероятно, забрал их всех к себе более тактильным путем.

В глотках у обоих знакомо запершило от желания коснуться. Но Питер, будто на прощание вжав пальцы в предплечья, сполз с колен на пол и, пружинисто присев ненадолго, переводя дыхание, поднялся в полный рост, возвысившись над Тони, который, не стесняясь, обвел его жадным взглядом с ног до головы.

***

Уже один черт знает в который раз сбился с темпа льющий сверху душ, а все из-за того, что не особенно просторная душевая кабина располагала и громоздким смесителем, так и норовящим попасть под острый локоть Паркера. Для Тони ни кран, ни локоть проблемой не были – он отлично и вроде как даже спокойно примостил свою задницу в изгибе поясницы Питера, образуя тем самым эдакий «жопный инь-янь», и методично намывал собственную шею.

Паркер нервно хохотнул, поймав последнюю мысль за хвост. «Жопный инь-янь» – явно то, что стоит запомнить на будущее и в особо гнетущие моменты жизни вспоминать, чтобы вернуть весёлый настрой.

– Что-то смешное увидел, Элли? – раздалось вдруг над самым ухом, но Питер мог на крови поклясться, что секунду назад тот расслабленно смывал с головы мыльную пену и всем видом показывал собственную незаинтересованность в том, чем занимался Паркер – а он отлично видел это в отражении зеркала, напротив которого стоял вот уже минуты три, усердно пытаясь пальцами вычесать из завившихся от влаги локонов муку и не обратить внимания на чертову задницу, что уже вообще-то покинула свое «укрытие».

– Ага, тебя, – усмехнулся Питер, отведя взгляд от зеркала, в которое теперь через его плечо смотрел еще и Тони, поежившись и уйдя с головой под льющийся с потолка дождь.

Ладонь, скользнувшая следом за ним под поток, оставалась незамеченной до тех пор, пока не коснулась спины прямо промеж напряженно сведенных лопаток. Питер невольно вздрогнул – от неожиданности, а не испуга. О каком испуге может идти речь, когда он секунды считает до того момента, как они выберутся из тесной кабины и… И продолжат начатое.

Потому что хотели этого оба.

Шершавая подушечка прошлась по немного выступающей небольшой родинке, но ощутилось это ударом под дых – потому что Питер мгновенно потерял способность дышать. Энергия, до этого переполняющая тело, разом схлынула, но отнюдь не безвозмездно – она медленно, будто раздумывая, а стоит ли это вообще того, концентрировалась в низу живота и, словно подначивая парня на мелкую дрожь, щекотала внутреннюю поверхность бедер, пока Питер пересиливал внезапную слабость, не давая ослабевшему телу рухнуть в приветливые объятия. В объятия, в приветливости которых Питер не сомневался ни капли, но и пасть в них тоже не решался.

– Я такой шутник, – Питер слышал глубокий голос даже через пелену множества отвлекающих факторов – стука капель о пластик, биения сердца, запертого в клетке без возможности вырваться на свободу, и своего учащенного дыхания, того единственного фактора, что помогал сосредоточиться не на ощущении чужой руки, разместившейся на подвздошной кости и мелкими шажками продвигающейся ниже.

Питер все стоял, уже вообще без движений, так и оставшись с зарытыми в волосы пальцами, крепко вцепившимися у самых корней – без возможности безболезненно их отсоединить до тех пор, пока к его руке не присоединилась чужая – Тони – та, которая ввела его в блаженный ступор одним лишь прикосновением к беззащитной спине. Вплелась рядом с рукой Питера, в то время как другая скользнула вовсе не вниз, как тот ожидал – и совсем немного надеялся, – а обхватила его, плотно прижимаясь предплечьем, за дрогнувший от внезапного касания живот. Рваный выдох пришелся прямо во взъерошенную мокрую макушку Тони, прижавшегося сзади настолько близко, что Питер мог поклясться, что ощутил даже рельеф его очень даже выдающихся брюшных мышц, на которых у него до этого самого момента как-то не было возможности сконцентрироваться.

Губы прижались к обнаженной шее, по которой по-прежнему неровным потоком струилась вода. Питер, поджав губы, через которые та то и дело просачивалась, в очередной раз – уже даже бессмысленно считать, в который, – протяжно выдохнул, расслабленно опуская руки вдоль тела и откидывая голову на плечо Тони, приятно колющего бородкой участки, которых касался, и слабо прикусившего небольшой клочок кожи на шее – тот тут же таким огнем опалило, что сдержать тихий стон вышло лишь усилием воли и прибегая к помощи особенно крепко стиснутых зубов. Натянутые как тугая струна волосы вдруг обрели свободу от захвата, а потом и вовсе свисли в направлении пола под напором бесконечно рвущейся к нему воды; ладонь мягко скользнула по плечу, выше, и остановилась на неисчислимо часто вздымающейся груди, казавшейся до синевы бледной в легком полумраке освещения, озарявшего ванную комнату снаружи.

Тони помнил, как выглядела эта грудь под солнечными лучами: вчера, у озера, он не раз и даже не два ловил себя на том, что смотрит на мальчишку и не находит в себе сил оторвать взгляд, наверняка подернутый пеленой задумчивой отрешенности. И теперь, когда ему выдалась возможность прикоснуться, он провел ладонью от пупка до шеи, пересек ходящую ходуном грудь, наконец удовлетворив желание как следует облапать, изучить Питера, посетившее его впервые еще в тот момент, когда пацан, явно боем идущий против собственного смущения, поцеловал первым.

– Начнем? – с трудом ворочая языком вымолвил Тони Питеру в аккуратное ушко, крепко примыкая губами к наверняка заалевшей мочке и смещая руку, обхватывающую того за жилистый бок, ниже, тягуче медленно, словно раздумывая, остановившись на горячем бедре, невольно ощутив предплечьем, что безучастным к этим незамысловатым ласкам Питер не остался. Довольная улыбка, которую Пит даже ощутил каким-то шестым чувством, сама собой возникла на лице.

– Надеюсь, телефон ты перевел в режим полета, – практически просипел в ответ и, не зная, куда деть мешающиеся руки, взметнул их вверх, обхватил Тони за затылок и, изогнувшись, приник к изумленно приоткрывшимся навстречу губам, напоследок расслышав что-то одобрительно-согласное.

***

Как они добрались до спальни, ведомые лишь знанием Тони о ее местонахождении, собирая собой при этом каждую попадающуюся на пути стену, Питер помнил довольно смутно – настолько погрузился в ощущение такого близкого и пышущего жаром мужчины, что отключился от внешнего мира.

Бесконечные, беспрестанные, подобные обжигающему пламени, прикосновения припекали, оставляя за собой только жаждущую большего – поцелуев, укусов – розоватую и приятно размякшую после водных процедур кожу.

На аккуратно заправленную постель падали кубарем, переплетаясь в полете с конечностями и мыслями друг друга, прорывающимися сквозь ментальный барьер через сомкнутые в глубоком поцелуе рты.

Жалобное хныканье Питера, обернувшего все еще подрагивающие в приступах легких послеоргазменных судорог ноги вокруг крепко сложенного туловища, отразилось от полупустых стен, на которых присутствовал лишь минимальный для житейских условий колорит; впрочем, Тони, до встречи с Питером просиживающего в «полевой» мастерской двадцать четыре на семь, это интересовало в последнюю очередь, когда он несколько лет назад из множества вариантов выбрал именно домик на отшибе захудалого городишки с неприметным названием, которое даже сейчас вспомнил бы, лишь пару секунд пораскинув мозгами.

Питер нечленораздельно прохрипел с трудом узнаваемое «Ну, давай же!», цепляя соскальзывающие от влаги пальцы за бицепсы и, вжавшись плечами и головой в мягкое одеяло, зажмурился до звезд, вспыхнувших в глазах, и притерся требующим ласки органом к напряженному животу Тони, у которого от этого только что искры из глаз не посыпались, а нутро непременно обожгло нестерпимым жаром – Питер, вряд ли заметив, задел бедром донельзя чувствительную головку, выбив из гортани тихий всхлип и породив желание приникнуть теснее, не оставляя между телами даже захудалого микрометра.

Тони оставил мальчишку без ответа – молчаливо, приложив все усилия ради того, чтобы оставить позже побагровеющий укус у основания вблизи кажущейся такой тонкой и хрупкой шеи, потянул руку ниже и удовлетворил без слов высказанное желание снова ощутить на себе его, Тони, руку.

– Нет, не так, – в который раз задохнувшись от восторга, Питер заставил себя отстранить мужчину и, часто моргая, борясь с желанием закрыть глаза и просто отдаться, продолжил бормотать: – Хочу тебя внутри, – на последнем слове голос дрогнул, а к лицу, казалось, прилило еще больше краски – хотя куда уж больше? Питеру и так казалось, что по телу разлилась бурлящая лава, а на лице по несчастливой случайности оказался очаг, источающий наибольший жар – на пару с полыхающими в адском огне внутренностями.

– Вот как, – почти неосознанно, на автомате ответил Тони, каменея всем телом от одной только возникшей в голове картинки и осознания того, насколько он все-таки к ней близок. – Тогда нам стоит сразу достать все необходимое, да, малыш? – ласкательное прозвище, услышанное, наверное, впервые, вызвало короткую улыбку и желание потереться о солнечное сплетение Тони – и Питер ни под каким предлогом не смог бы сформировать причину возникновения такого простецкого и в то же время до жути милого желания, которое он позже обязательно воплотит. Несомненно. – Даже то, что ты уже растянут, не дает гарантии, что не будет больно без смазки, поэтому отпусти, Элли, – сипло рассмеялся Тони тому, что Питер недовольно нахмурился и сжал его бока взметнувшимися выше бедрами.