Текст книги "Уйти, чтобы вернуться (СИ)"

Автор книги: Муравьед

сообщить о нарушении

Текущая страница: 2 (всего у книги 6 страниц)

Я не хочу с тобой встречаться, и объясняться с Леном и братом тоже не желаю, так что уйти придётся тебе. Я не боюсь быть узнанным, я слишком сильно изменился: вернул естественный цвет волос, снял пирсинг и линзы, успел сломать нос, я стал другим. А главное, больше не существует Лекса, того, кто просит о любви, есть Александр, и теперешний я сдохну, но не стану клянчить взаимности.

-Александр, ты что уснул? – вырывает меня из воспоминаний голос Лена, – я три раза спрашивал тебя, откуда ты знаешь Аскольда?

– Аскольда? Я не знаю его, – пытаюсь врать уж слишком проницательному другу – я просто сократил его имя.

– Ну-ну, – ворчит омега – давай лучше перетащим его к тебе в комнату.

Я беру его за подмышки и пытаюсь волоком дотащить этого медведя до кровати, не заставлять же омег. Мои усилия по перемещению в пространстве одной пьяной особи, сродни подвигу, за прошедшее четыре года он стал ещё крупнее, заматерел. Сколько ему? Где-то примерно, двадцать пять лет.

Падаю рядом с ним, пытаюсь успокоить дыхание. Он наваливается на меня: «Макс, солнышко моё», пытается захватить мои губы, обдавая перегаром. Бью от души, кажется, успокоился, вроде дышит:

– Спи, Казанова!

Покидаю комнату, отправляясь на кухню чтобы перекусить и, дождавшись десяти часов утра, убежать пробовать байкальский лёд.

========== Глава третья ==========

POV Аскольда

Проснулся от едва знакомого аромата на постельном белье с нотами жасмина и шоколада. Папа снова сменил кондиционер для белья?

За окном зимний рассвет извещает о начале нового дня, на часах половина девятого утра. Сколько я спал? Откидываюсь на подушки и, боль в затылке окончательно прогоняет утреннюю негу.

Ох, что ж так больно-то? Провожу ревизию на предмет повреждений, обнаруживаю довольно внушительную шишку в районе затылка, в количестве – одна штука. Так, где это я умудрился так приложиться?

Вспоминаю прошедший день, Макса, т*** сразу с двумя альфами в раздевалке бассейна, шлюха… Его нелепые попытки оправдаться, моё дикое желание напиться до потери сознания, ещё знать бы, как это делается, три рюмки коньяка и всё, больше организм не принимает. Пить я не умею и не люблю, да и любить, похоже, так и не научился. Макс, с которым мы встречались два года и кому я хотел сделать предложение в новогоднюю ночь, предпочёл мне двух ушлёпков, обидно. Почему-то вспомнился мальчик-альфа, сбежавший от меня на утро после первой совместной ночи в Лондоне четыре года назад. Странно, именно его я предпочёл бы забыть и не вспоминать, но он каждый раз напоминает о себе ароматом шоколада и ванили, эдакий «падший ангел», созданный для греховной любви, появившийся ниоткуда и исчезнувший неожиданно, но так и незабытый мною, Лекс…

Конечно, приятно валяться в родной постели, предаваясь приятным и не очень воспоминаниям, но моя деятельная натура жаворонка требовала немедленного подъёма. Вот всегда так, во сколько бы я не лёг спать, утром обязательно соскочу ни свет ни заря. Но, всё-таки, шишки на затылке сами не соскакивают. Что там дальше было, вспоминай!

Так, выпил в баре коньяка три рюмки, для меня это как «слону дробина», едва захмелел, выкинул вещи Макса из номера, распылил, обнаруженный в его вещах, уничтожитель запахов, чтобы духу его в номере не осталось. И, выпив ещё коньячку, в четвёртом часу утра решил вернуться домой на такси, оставаться там, где всё напоминало о Максе, я больше не мог.

Не знаю, любил он меня когда-нибудь или его привлекало только то, что я профессорский сынок, но папа и брат его едва терпели. А я любил? В начале наших отношений я был без ума от него, но в последнее время он всё больше меня раздражал и моё желание сделать ему предложение было вызвано не любовью, а банальным «пора замуж». Может поэтому мне сейчас не так уж больно от его предательства, скорее во мне беснуется уязвлённое самолюбие альфы. Но, как говорит мой дедуля: «всё, что не происходит, то к лучшему». Вот и буду надеяться на «лучшее».

Потратив на дорогу примерно около двух часов, в шесть я был дома. Последнее из того, что помню, это как я наклоняюсь, чтобы разуться, дальше всё – темнота. Как я очутился в своей комнате и откуда у меня на голове гематома, выясню потом, а пока в душ и завтракать.

В ванной, покопавшись в аптечке, принял обезболивающее. После контрастного душа, обмотав бёдра каким-то нелепым полотенчиком, едва прикрывающим моё достоинство, придерживая одной рукой свою набедренную повязку, отправился на кухню.

Завариваю зелёный чай, направляюсь к своему любимому месту на кухне – барной стойке и, замираю с чашкой в руке. В нише, что когда-то была одной из кладовок, а теперь по воле фантазии моего брата Дира, часть кухни, на фоне вечернего Парижа, переливающегося мерцающими огоньками, удобно устроившись на полукруглом диване, ведут неспешную беседу трое французов.

Нет, это не белая горячка и не моё больное воображение.

Мой младший братишка на юбилей нашего папы-омеги решил сделать ему подарок, оборудовать кухню во французском стиле. И вот, прошлым летом, отправив папулю в санаторий, мы всей семьёй осуществили задуманное. Шедевром фантазии Дира стал обеденный уголок, устроенный им в этой самой нише. Огромноё фото ночного города, подсвеченное мерцающими огоньками, создавало иллюзию реальности, а полукруглый диван с мягкими сидениями и спинкой, выполненной в виде резной балконной решётки – эффект вознесённого на высоту птичьего полёта балкона. Папа был безумно рад, наверное, именно тогда у него и появилась идея отметить серебряную свадьбу в Париже. Стоп!

– Чёрт! как я мог об этом забыть, – хватаюсь свободной рукой за голову, не замечая упавшего на пол полотенца, – отпуск по обмену, французы на нашей кухне, вот же …..

И тут, возвращаясь к реальности, вникаю в суть беседы этой троицы.

– Знаешь, Лен, – обращается синеволосый омежка с ярко-жёлтыми прядками в волосах, как у синички, к своему соседу. – Вот смотрю я на эту картину и вспоминаю старый анекдот.

– Какой? – подал его друг-омега.

– Про слона. Стоит слон, смотрит на голого альфу и спрашивает: – Слушай, и как ты этим ешь?

Под дружный смех своих соотечественников, синичка делает маленький глоток кофе из фарфоровой чашки, что аккуратно придерживает изящными пальчиками. А я, пожирая взглядом эти пальчики, вспоминаю любимую фразу своего друга Семёна: «Ничто так не тешит альфье самолюбие, как омега с миниатюрными ладонями». Стоило только представить его ручки, ласкающие меня, как моё достоинство буквально прилипло к животу, встав по стойке смирно.

– Алекс, – обращается к синичке русоволосый альфа, судя по поразительному сходству, его брат, – альфа должен быть как сказка.

– Это ещё почему? – интересуется синичка.

– Потому что у сказки всегда хороший конец.

Странная у них беседа, нужно проверить папины кактусы на наличие погрызов. Папа у меня законопослушный омега и запрещённые виды колючек не культивирует, но вдруг эти вштыренные нашли неизвестный наркоконтролю вид. А беседа гостей из далёкой Франции набирает новые обороты.

– Средний, – фыркает альфа.

– Большой, – это уже, если не ошибаюсь, Лен.

– Не, ребята, вполне «ни фига себе», ещё и в белом исполнении, – мечтательно закатывает глаза синичка-Алекс.

Это они о чём сейчас? Смотрю на них в недоумении.

Альфа выходит из-за стола, толкая меня плечом, довольно таки накачанным, ставит кружку в посудомоечную машину и уже на выходе из кухни, едва сдерживая смех, обращается ко мне на английском:

– Оденься, придурок!

Смотрю на себя и чувствую, как кровь приливают к лицу, вот же раззява, стою абсолютно голый со вставшим членом, стыдоба. Ретируюсь в спальню, под комментарии синички:

– А, я всё-таки прав, член, о-го-го какой, и попка классная! Я бы ему отдался!

* * *

В спальне, альфа аккуратно выкладывает на мою постель свои вещи: тёплые свитер и рубашка, джинсы. Теперь понятно, откуда в моей комнате чужой запах. У него довольно приятный аромат – цветочный, редкое сочетание для альфы, чем-то напоминает запах Лекса, но, пожалуй, более насыщенный: жасмин, лимон, ваниль, лаванда и шоколад.*

Прохожу к шкафу, достаю бельё и необходимые вещи, переодеваюсь, по шороху одежды, раздающемуся за моей спиной, мой гость делает то же самое.

– Аскольд Ленский, – произношу по-французски, пытаясь уловить в его лице удивление, но он нисколько не смущён этим фактом.

– Александр Миллер, – протягивает мне руку и крепко пожимает в ответ.

– Очень приятно, Саш, ты извини, неловко получилось, я тут с омегой расстался и совершенно забыл про папины планы, – пытаюсь оправдать своё вторжение.

– Бывает, только я Александр, без сокращений, – отвечает мне этот русоволосый «Македонский», покидая комнату.

И что мне делать? Деньги ещё остались, можно и в гостиницу податься, но думаю, лучше к дедам в Листвянку. Сумка собрана, вон возле шкафа стоит, машина в гараже, хорошо, что ума хватило на такси с Максом поехать, иногда стоит слушаться папу, он как сердцем чувствовал. Осталось только перед ребятами извиниться, неудобно вышло.

Из кухни вкусно пахло оладушками, сразу же захотелось есть, ну, ничего, дедуля накормит. Подхожу к кухне и слышу из-за приоткрытой двери щебет синички-Алекса.

– Ой, Лен, как ты думаешь, Аскольд меня не прибьёт за то, что я его сковородой приложил, – теперь понятно, откуда у меня шишка на голове.

– А ты, прежде чем чугунками махать, научись сперва с людьми здороваться, – выговаривает брату «Македонский».

– Нет, ну я правда его за грабителя принял, стоит в коридоре сумку застёгивает, вот, я и …

– Я разувался, – возражаю омеге, проходя на кухню, – ребята, вы меня извините за вторжение, в общем, не буду вам мешать, я к дедулям поеду.

– Аскольд, оставайтесь, не дело хозяина из дома выгонять, да и гид из местных со знанием французского нам не помешает, – обращается ко мне по-русски бронзоволосый омега.

– Я Владлен Готье, мои спутники братья Миллер: Александр и Алекс, а вы Аскольд Ленский. Вы меня простите, но пока вы спали, я ваши документы проверил, – он посмотрел на меня виновато.

А как он молоком пахнет! Разве можно на него обижаться, его оберегать нужно! И как только его альфа одного отпустил, или не одного, нотки ванили в его аромате присутствуют, нет, Александр не отец ребёнка. Тогда кто? Не моё конечно дело, но это безответственно со стороны его альфы.

– Аскольд, а вы оладушки любите? – не выпуская из рук папину любимую сковороду, спросил меня Алекс, а как он при этом дерзко улыбнулся, вот же юный воитель.

– Оладушки я люблю, блины тоже, так что любимую сковороду папули нужно вернуть на место, – забираю чугунного монстра из загребущих омежьих лапок, – а то блинов нам с отцом точно не видать.

После плотного завтрака отправляемся в Листвянку, как оказалось, ребята еду в яхт-клуб «Алые паруса», где хранится буер Александра, а альфа-то спортсмен оказывается, но так и мы не лыком шиты.

POV Лена

Аскольд оказался отличным собеседником, много знающим о своём городе и умеющим донести информацию до слушателей. Поездка в автомобиле альфы была довольно занимательной, благодаря бесконечным подколкам друг друга Аскольда и Алекса. Меня немного поразила реакция омеги на Аскольда, обычно в общении с посторонними Алекс довольно сдержан, но сегодня он словно сам не свой, да и Александр молчит всю дорогу.

Мы остановились, как сказал Аскольд: «Посмотреть на «Шаман-Камень».

Место действительно было очень красивое, и со смотровой площадки открывался замечательный вид на выступающую из воды скалу.

– А почему «Шаман-Камень»? – поинтересовался я.

– На самом деле эта скала всего лишь надводный выступ Ангарского порога, но для местного населения это место всегда имело глубокий сакральный смысл. Здесь проводили свои обряды местные шаманы, молились, давали нерушимые клятвы. Именно здесь, по древним преданиям, обитает хозяин Ангары – Ама Сагаан нойона. А ещё, «Шаман–Камень» считается символом истинной любви, существует очень красивая легенда:

«Когда-то, давным-давно, жил седой и суровый старик Байкал. Много было у него сыновей, но больше всех он любил младшего сына-омегу, красивого и своенравного Ангару. Пуще всех богатств сибирских охранял он сына любимого, выстроил для него чертоги каменные, поставил у дверей стражу верную. Скучно было Ангаре под неусыпным отцовским оком, рвалась душа на просторы бескрайние. И вот, как-то раз, птица чайка рассказала Ангаре о могучем красавце Енисее, что несёт свои воды к холодному морю, не зная оков и заточения. Сильнее прежнего загрустил Ангара, затосковало сердце его, затуманились очи ясные. А тут и весть дошла, сговорился батюшка Байкал с могучим воином Иркутом и быть скоро свадьбе.

Смирился омега, воле отца перечить не посмел. Да вот только принесла ему чайка весть от Енисея – букет цветов, перевязанный лентой синей, что ноcил альфа в волосах своих. И понял Ангара – это пара его, суженный, дарованный самой судьбой. И стал омега, стену темницы своей подмывать и пришли к нему на помощь ручейки и речушки малые, ибо нельзя суженным прожить друг без друга, их сила в единстве. В последнюю ночь, перед свадебным пиром, рухнула стена, и кинулся Ангара на встречу со своим единственным. А на утро разгневанный Байкал, обнаружив пропажу сына любимого, в гневе бросил камень вслед убегающего Ангары. Упала огромная скала, забирая силы у омеги, да только поздно уже было, успел подхватить Енисей обессиленного возлюбленного, напоил его водами чистыми, поделился силой богатырской. И слились они в одну полноводную реку, что течёт по просторам Сибири к холодному северному морю. А скала до сих пор стоит, и приходят к ней те, кто желает обрести своего истинного. Крещенскими вечерами черпают омеги воду из Ангары, да гадают тёмными ночами, глядя в воду как в зеркало и приговаривая: «Суженый мой, ряженый, мне судьбой предсказанный, приди со мной воды испить»*.

– Красивая легенда, – проговорил рядом со мной Алекс.

А я стоял, запрокинув голову к небу, не давая пролиться слезам непрошеным, запрещая себе плакать, хватит. Вот приеду и обязательно всё решу, никуда ты от меня не денешься, Алан. Не отпущу!

Комментарий к Глава третья

*Мужской парфюм HM by Hanae Mori (аромат Александра)

* – легенды Байкала (в альтернативном варианте)

========== Глава четвёртая ==========

POV Лена

Солнце, отражаясь от снежно-ледового покрывала озера, ослепляло.

– Это всего лишь конец декабря, – услышал я Аскольда, что-то объясняющего Алексу, – вот в апреле, когда весна в полном разгаре, солнце действительно ослепляет.

– А, разве в апреле снег бывает? – удивляется омега.

И я, проявив интерес, подхожу к ним ближе.

– Это Байкал, детка, – альфа непринуждённо обнимает друга за плечи, а тот и не думает отстраняться. Этих двоих, безусловно тянет друг к другу, и даже их взаимные подколки подтверждают мою догадку.

– В апреле на Малом Море проходят соревнования буеристов на Кубок Азии. В прошлом году в Иркутске было плюс двадцать, а на озере лёд и ветер, весна на Байкал приходит только в мае. Так что Байкал – единственное место в мире, где можно погонять весной, – не без гордости заявляет альфа.

А потом Аскольд ушёл вслед за Александром, оставив нас одних любоваться удивительной красотой зимнего озера.

– Алекс, – оторвал я друга от объектива фотокамеры, – скажи, только честно, тебе понравился этот русский?

– Всё-то ты замечаешь, да там и не заметить было невозможно, – смеётся несносный омега, намекая на утренний казус. Чтобы потом, замолчав на полуслове сказать с придыханием:

– Ну, ничего себе!

Я оборачиваюсь на восторженный вздох Алекса и замолкаю в восхищении, уставившись на две ледовые яхты. Болид Александра мне хорошо известен, не раз на фотографиях видел его красавца. А вот то, что и Аскольд буерист я не ожидал. В отчёте для родителей, что подготовила служба безопасности о семье Ленских, говорилось о его увлечении яхтами, но, про буеры – ни слова. Хотя, он, кажется, взял Кубок Азии в апрельской регате, теперь ясно, наши безопасники просто ошиблись, не зная время вскрытия льда на озере.

– Аскольд, а ты давно гоняешь? – интересуется Александр.

– С восьми лет.

– Ясно, – отвечает тот, начиная разгон, чтобы потом запрыгнуть и лёжа на спине поймать парусом ветер.

– Хорошо пошёл, – одобряет его действия Аскольд.

* * *

В течение пятнадцати минут наблюдаю за попытками Алекса освоить буер под руководством Аска. Странно, что Александр так угадал с сокращением его имени, да и ведёт он себя по отношению к Аскольду немного настороженно, я считал его более дружелюбным парнем. Но, скорее всего, такая реакция на незнакомого альфу вызвана его беспокойством за нас. Нужно будет рассказать ему об отчёте безопасников, пусть успокоится.

– Бери румпель, Алекс! – слышу команду альфы.

– Чего брать, какой ещё румпель? – кричит мой друг.

– Это руль, синичка.

– Так бы сразу и сказал, а то румпель выдумал, – ворчит омега – сам ты Аск – воробей.

– Молодец! А теперь подтяни верёвку, надуй пузо!

– Нет у меня пуза, сам своё надувай! – уже орёт на альфу Алекс.

– Парус подтягивай!

Наконец-то омега справляется с парусом, и буер начинает медленное скольжение. Аскольд запрыгивает на корму, и они понеслись. Это я, конечно, преувеличиваю, правильнее сказать – поползли не спеша.

– А-а–а! – стонет Алекс, спустя пятнадцать минут его личной регаты, – мой живот, теперь я понимаю, почему брат каждый день пресс качает.

Я вспоминаю железные мышцы Александра, там действительно есть на что посмотреть, жаль, такая красота ни одному омеге не достанется, Аполлон. Именно таким нарисовал его недавно мой друг, правда, сам «Аполлон» ещё не в курсе, что стал моделью в жанре «Ню». Я даже боюсь представить его реакцию.

Пока альфы наслаждались ветром и скоростью, мы с Алексом фотографировали и просто любовались великолепным пейзажем. Примерно спустя час, когда мы уже основательно продрогли, вернулись ребята. Ветер усилился и сменил направление, грозя порвать паруса.

Аскольд пригласил нас навестить его дедушек, не принимая отказа. Там нас ждал просто замечательный обед. Я, практически один, съел все маринованные грузди, заедая рассыпчатой картошкой, вкусно. Мы выползли из-за стола гостеприимных профессоров едва живые. И, на предложение хозяев, остаться переночевать, ответили согласием, куда-то ехать после столь сытного обеда желания у нас не было.

Аскольд вместе с дедом-альфой Иваном растопили баньку, где мы вечерком попарились. Ощущения непередаваемые, словно заново родился, а какой замечательный чай на травах мы сейчас пьём, мне так особенный заварили, с черникой. Хорошо-то как!

Большой деревянный дом в два этажа, просторные комнаты, в камине потрескивают дрова, на улице шумит ветер, кот пригрелся на коленях. Алекс на диване сидит вплотную с Аскольдом, что-то просматривают в ноутбуке, Александр играет с дедом-омегой Михаилом в шахматы, его супруг Иван ушёл дорабатывать научную статью для журнала, что-то связанное с популяцией байкальской нерпы. Я за тысячу километров от дома, а, кажется, что в поместье Вернье, сейчас откроется дверь и зайдёт Поль с глинтвейном.

Семейный очаг, дарящий тепло, защиту, уверенность в будущем и любовь, он везде одинаков, невзирая на национальные обычаи и границы. Его просто нужно построить, наполнить теплом, зажечь пламенем любви и не дать погаснуть, сколько бы лет не прошло, для этого не обязательно быть истинными, достаточно быть любящей друг друга парой.

– Александр, – зовёт Алекс брата, мне показалось, или он действительно чем-то расстроен?

Двойняшки, расположившись с двух сторон от Аска, уже втроём уставились в экран ноутбука. Я не выдерживаю и решаю присоединиться к ним, но, при моём приближении, они закрывают страницу.

Я обиженно смотрю на своих друзей, что там такое, чего мне не следует знать?

– Знаете, ребята, я думаю, вы не правы, чем раньше Лен узнает, тем для него будет лучше, – упрекает Аскольд двойняшек.

А мне кажется, что сейчас у меня земля уйдёт из-под ног, неужели Алан женится? Неужели, все мои глупые мысли о примирении со своей парой были напрасны? Да я уже сейчас не могу без него, он снится мне каждую ночь, я сутками готов спать, лишь бы увидеть его во сне. Только гордость удерживает меня от желания всё бросить и улететь домой, нет, не домой, а к Алану! Да как же я без него?!

Я трясущимися руками забираю компьютер и пытаюсь вникнуть в информацию. Перед глазами всё расплывается, но чьи-то сильные руки ложатся мне на плечи, и я начинаю понимать прочитанное.

Просто статья, всего лишь одна статья, с нашей фотографией на премьере в опере и заголовок «Слияние двух бизнес империй, правда или миф?» Вроде всё вполне прилично, краткая информация о финансовом влиянии наших семей на внутренний рынок страны, немного о нас с Аланом, но как пощёчина комментарий Алана Дюпона: «Я не могу вам что-либо ответить на этот вопрос. Я не уверен в необходимости данного слияния».

Он не может ответить! Он не уверен! Я отшвыриваю от себя ноутбук и, стряхнув руки Аскольда с плеч, вскакиваю с дивана. Обида сдавила горло, обида и боль непролитых слёз, что скопились в уголках моих глаз.

– Он не уверен в необходимости слияния, Алекс, он не может что-либо сказать, – шепчу я, превозмогая боль в горле. – Это я был готов кричать всему миру о нём, едва почувствовав свою пару, это я…

А он? Он даже не желает сказать, кто я для него. Ему просто нечего сказать, что он может поведать миру? То, как отказался от меня, едва увидев, как спорил на наследника Вернье, назначив цену – бутылку вина, как считая простым официантом, предложил стать содержанцем, мальчиком для эскорт услуг. Он просто не умеет любить, ему никто не объяснил, что значит любить. И глотая, наконец-то пролившиеся слёзы, я стал читать стихотворение:

"Как объяснить слепому,

Слепому, как ночь, с рожденья,

Буйство весенних красок,

Радуги наважденье?

Как объяснить глухому,

С рожденья, как ночь, глухому,

Нежность виолончели

Или угрозу грома?

Как объяснить бедняге,

Рождённому с рыбьей кровью,

Тайну земного чуда,

Названного Любовью?"*

Почему стихотворение? Наверное, потому что именно стихами мне было легче всего выразить свои чувства, раскрыть свою душу. Как Алекс говорит своими полотнами, или Александр написанными им песнями, так я выплёскиваю боль, читая стихи любимых поэтов.

Я плакал, уткнувшись в плечо Аскольда.

– Ты такой желанный и убиваешься из-за какого-то чмо, тебе только стоит улыбнуться и тысячи альф упадут к твоим ногам, – пытался он меня успокоить.

– Мне не нужны тысячи, а только Алан – мой истинный, пара моя, – ревел я, продолжая мочить слезами футболку Аска, – а он любить не умеет!

– Вот ты его и научи, – я даже плакать перестал, уставившись на альфу.

– А ты как думал! Решил, раз истинный, то сразу твой идеал? Ошибаешься, Лен. Природа она всё продумала, создавая пары, как в народе говорят: «Противоположности притягиваются», вот и вас притянуло друг к другу. У тебя огромное любящее сердце, так научи Алана любить, покажи ему любовь. Счастье нельзя построить в одиночку, только вдвоём, преодолевая все обиды, разговаривая, обсуждая, прощая и уступая. В том, что вы не вместе – это ваша совместная вина. Жизнь слишком коротка, чтобы тратить её на обиды.

Я слушал и понимал, он действительно прав, этот посторонний мне альфа дал стоящий совет. Мои друзья воспринимали ситуацию, переломленную через мои чувства, и не могли быть объективны. Стоило уехать «к чёрту на кулички», а может наоборот, оказаться «у Христа за пазухой», чтобы понять такую простую истину, озвученную мне Аскольдом.

– Лен, прислушайся к тому, что тебе говорит внук старого цыгана, – обратился ко мне Михаил, протягивая кружку с травяным чаем.

– Чей внук? – решил уточнить я.

– Мой внук! – с гордостью ответил старый омега, сверкая чёрными глазами – он у меня умеет предвидеть и советы умные давать, ему бы кто дал! – отвесив внуку лёгкий подзатыльник, Михаил расположился в кресле-качалке.

Мне было жутко интересно узнать, как омеге из цыган удалось выйти замуж за светловолосого Ивана, да к тому же стать профессором филологии, уж слишком этот народ чтит свои традиции.

– Удивлён? – интересуется у меня Аскольд – это всё стереотипы, что среди цыган не может быть учителей, врачей, профессоров. Время не стоит на месте, всё меняется. Но, одно утверждение верно – мы действительно умеем и любим петь! – сверкнув задорно глазами, альфа вышел из комнаты.

Надеюсь, я не обидел его. На вопросы двойняшек, о сути разговора с Аском, я быстро перевёл наш диалог. Только закончил, как в комнату вернулся альфа, держа в руках чёрную гитару, как смоль его волос, как цвет смеющихся глаз. Он тронул струны, слегка подтянул колки и заиграл.

Аскольд виртуозно владел инструментом, его огненное фламенко развеяло остатки моей грусти. Он исполнил несколько весёлых песен, а потом, взглянув на меня, запел:

«Даже когда ухожу я в закаты,

Ты остаёшься со мной.

Даже когда улетаю куда-то,

Ты остаёшься со мной.

Даже когда уплываю за море,

Ты остаёшься со мной.

Где бы я ни был, в счастье и в горе,

Ты остаёшься со мной.

Тысячу раз проливные дожди с неба прольются.

Чтобы вернуться, надо уйти, чтобы вернуться.

Тысячу раз проливные дожди с неба прольются.

Чтобы вернуться, надо уйти, чтобы вернуться.

Даже когда тебя нет со мной рядом,

Я всегда рядом с тобой.

Белой метелью, ночным звездопадом

Я всегда рядом с тобой.

Светлой улыбкой, задумчивым взглядом

Я всегда рядом с тобой.

Пусть между нами тайфуны, цунами.

Я всегда рядом с тобой».**

Затихли последние аккорды, а я всё ещё не мог отойти от нахлынувших воспоминаний.

Кружится осенний лист под ногами, я впервые чувствую твой аромат и сбегаю, боясь быть отвергнутым.

«Чтобы вернуться, надо уйти, чтобы вернуться».

«Тысячу раз проливные дожди с неба прольются».

Я продрогший, в сквере на скамейке, отрекаюсь от тебя, не в силах перенести твоего равнодушия.

Я счастливый в клубе танцую, чтобы через несколько минут узнать о твоём предательстве.

«Пусть между нами тайфуны, цунами.

Я всегда рядом с тобой»

Наше единственное свидание, твоя улыбка, твои поцелуи, наша ночь, наполненная страстью.

« Светлой улыбкой, задумчивым взглядом

Я всегда рядом с тобой».

Я ухожу на рассвете, так и не поговорив с тобой, не дав тебе возможности всё объяснить.

«Даже когда ухожу я в закаты,

Ты остаёшься со мной».

Я в самолёте, измотанный двенадцатичасовым перелётом.

«Даже когда улетаю куда-то,

Ты остаёшься со мной».

Не было ни минуты, чтобы я не думал о тебе, Алан. Ты всегда рядом со мною. Я всегда рядом с тобою.

Уже проваливаясь в тягучие объятья сна, я всё старался удержать, как удерживают утопающие в обессиленных пальцах спасательный круг, только одну мысль: «Надо вернуться»!

Комментарий к Глава четвёртая

* Ю. Друнина

** песня А. Малинина «Надо вернуться»

========== Глава пятая ==========

POV Александра

Сегодня последняя ночь, которую мы проведём в Иркутске, завтра улетаем домой. Каждого из нас эта поездка немного изменила, назад мы вернёмся уже другими.

Лен обрёл надежду, последние дни он очень спокоен, несмотря на то, что с нетерпением ждёт встрече с Аланом. Думаю, что мой друг решил воспользоваться советом Аскольда и не «рубить с плеча», а просто спокойно всё обсудить при встрече. Новый год прошёл весело и как-то бесшабашно, мы обошли несколько клубов, влившись в шумную и веселую компанию друзей Аскольда. Пили шампанское под бой курантов, загадывали желания, катались с ледяных гор и целовались…

На одной из площадей, украшенной ледяными скульптурами, искусно подсвеченными разноцветными огнями, с упоением целовались Аскольд и Алекс.

Алекс – мой двойняшка, моя вторая половинка, влюбился. Стоило уехать за тысячи километров от дома, чтобы впервые в жизни влюбиться и расстаться, возможно, навсегда.

Брат молчит, не делится со мной своими чувствами, не обсуждает достоинства и недостатки альфы, только смотрит с тоской на календарь и вздыхает, когда думает, что его никто не видит.

Аск, ты, наверное, проклятье нашей семьи. Обоим братьям Миллер было суждено влюбиться в тебя, а ты поиграешь чувствами брата и забудешь его, едва самолёт взлетит. А я не могу что-либо предпринять в этой ситуации, легко шутить, заявляя брату о том, что отобьёшь его альфу, в которого тот влюбился по-настоящему. Алекс, я никогда в жизни не расскажу тебе о своих чувствах к Аску, не позволю ему вспомнить себя, не посмотрю в его сторону. Не потому что готов сдаться и не бороться за свою первую любовь, всё просто – он действительно мне не врал, говоря о том, что ему нравятся омеги.

Он не обманывал меня четыре года назад в Лондоне, не обманывает сейчас, ухаживая за тобой. Его взор направлен только на тебя, его руки стремятся соприкоснуться только с твоими ладошками, его губы шепчут: «синичка», только тебе, Алекс. Ни одного взгляда в мою сторону, я всего лишь брат понравившегося ему омеги.

Каждый из нас что-то нашёл в Сибири: надежду, любовь, а я нашёл себя, окончательно расставшись с юношескими иллюзиями.

Пришло время отпустить своё прошлое, перестать врать самому себе и просто начать жить, не оглядываясь назад.

Мне было тяжело находиться всё время рядом с тем, кого не желал отпускать долгие четыре года. Но, увидев со стороны его отношение к брату, его попытки ухаживать за Алексом, взгляды, бросаемые в его сторону, я понял одно – пора прекращать жить воспоминаниями.

Сегодня я ненадолго остался один, омеги в сопровождение Аскольда отправились покупать сувениры. На диване в гостиной лежит гитара Аскольда, я бережно провожу по ней ладонями, как проводят альфы по изгибу тела любимого омеги, мне кажется, что я ещё чувствую тепло его рук. Перебираю струны, но я не буду играть на чужом инструменте, гитара – это очень личное. Возле окна стоит роскошный рояль, я решаюсь и подхожу к нему, пальцы привычно пробегают по клавишам. Пока нет никого рядом, пока никто не слышит меня, я наигрываю мелодию, а затем и пою в полный голос. Последний раз я исполню песню, написанную мной четыре года назад, я пою, отпуская боль, и мне становится легче, словно тяжёлый груз исчезает с плеч, принося душевное равновесие.

«Ты меня хотя бы обмани,

Только шаг пройди ко мне навстречу.

Только на минуту сохрани

Взгляд, тебе накинутый на плечи.

Я и сам не стал бы сердцем врать,

Зная, – всё останется как прежде.

Но позволь сегодня постоять

Мне на самом краешке надежды.

А рассвет стучится, как шальной,

Замков своды призрачные руша.

Обмани меня, мой ангел злой,

Обмани, раз я тебе не нужен.

Подари нечаянно мне взгляд,

Обожги сквозь длинные ресницы.

И душа опять, как старый сад,

Как костёр цыганский разгорится.

А потом ворвутся в мир дожди,

Станет в нём светло и одиноко.