Текст книги "Муц-Великан"

Автор книги: Муц-Великан

сообщить о нарушении

Текущая страница: 8 (всего у книги 11 страниц)

Как и почему сломалась дубинка Буца

Темные тучи с страшными гримасами пронеслись по небу, заволокли вершины Бурных гор и бросили мрачную тень на лилипутский лагерь, лежавший, как игрушка, у подножья гор.

Знамя над королевской палаткой уныло свешивалось с своего шеста – так же уныло, как голова свешивалась с шеи Пипина XIII. Угрюмо и одиноко лежал король на своей походной кровати, под вытканным золотом балдахином, и проклинал:

– Чорт побери! Этот негодный великан позволил взять себя в плен! Война проиграна, моя клятва короной не выполнена! Ах, что скажет Пипина!

Каждые четверть часа он вызывал камердинера и приставал к нему:

– Нет ли новых сведений о судьбе великана?

Перед палаткой стояли офицеры. Их взоры алчно блуждали в направлении Самоцветья, вершина которого поднималась в воздух, как сахарная голова. В глазах толстосумовых сынов можно было прочесть вопрос:

«Неужели великан никогда не вернется? Неужели клад никогда не станет нашим?.. Никогда?»

В палатках сидели на корточках печальные, пришибленные солдаты и вспоминали многих товарищей, павших в первом бою. Один скорбел по убитому отцу, другие оплакивали братьев и друзей. Многие лежали в походных лазаретах и стонали:

– Несчастные мы инвалиды! Бедные мы калеки!

Один потерял ногу, другой – руку, а у многих все тело было в окровавленных бинтах. Потухла волшебная сила труб вестников.

В сбитых с толку головах стало проясняться:

«Почему, вообще, началась война? Почему?» – ломали себе головы лилипуты.

И все, здоровые и больные, то и дело принимались вздыхать.

– А теперь погиб и наш освободитель! Теперь неприятель может перебить нас всех до последнего.

Только один держал себя иначе – музыкант Бицибуци.

Он лежал в палатке, разбитой над окопом, смотрел на опечаленные лица пяти лилипутов и говорил:

– Чепуха! Чепуха, говорю я вам! Жители Страны Чудес не станут нас убивать. Если бы они этого хотели, им стоило бы только напасть на нас сверху, – ведь они умеют летать. Но это хороший, честный народ…

Бицибуци остановился, так как снаружи послышались беготня и топот. Войска сбежались к окопам. Из-под земляной насыпи повысовывались головы. Все кричали, радовались и ликовали:

– Великан! Великан!

И действительно, босой, в одних только штанах и рубашке, с белой повязкой на голове, бежал Муц по лугу из лагеря противника. На плече его сидел Буц, острое личико которого было забинтовано и выглядело мрачнее туч. Он так высоко держал свою дубинку, что она торчала над головой Муца.

В таком виде Муц и Буц выбежали из Страны Чудес и перебежали через луг. Муц остановился у передового окопа лилипутского лагеря и посмотрел на собравшихся лилипутов. Пехота сбежалась с винтовками, кавалеристы привязали своих двурогих и тоже примчались во всю прыть, и даже раненые спешили сюда, ковыляя и прихрамывая. Все они бросились к перевязанному Муцу, все сразу заговорили и закричали:

– Ты был в плену?

– Каким чудом ты спасся?

– Победим ли мы врагов?

Тут Муц взмахнул рукой и произнес речь, в которой рассказал все, что узнал на той стороне:

– Толстосумы нас обманывают. Король лжет. Военные трубы лгут. Всюду и везде одна ложь! Никто вас не хочет поработить. Ах, какой там прекрасный народ! Они перевязали меня и Буца, ухаживали за нами и кормили нас и никто не собирался свести нас с ума. Ах, какой это чудный народ! А толстосумы, это – противные, гадкие, самые гадкие, каких когда-либо видывал свет! Знаете ли вы про клад в Самоцветъе?

Нет, лилипуты не знали этой истории. Их глаза загорелись любопытством, из губ у них не вырвался ни один звук.

Муц повысил голос, рассказал про клад, которого добивались толстосумы, рассказал про мирный нрав соседнего народа, про ложь толстосумов, стал кричать и ругаться без конца. Речь текла из его рта бесконечной лентой, которая тянется, тянется и не видать ей ни конца, ни начала.

Прискакало несколько офицеров и прислушалось к крикам великана.

– Схватить его! Заковать в цепи! Враги его свели с ума. Схватить его! – закричали они.

Но их приказы были заглушены рассказами, криками и обвинениями Муца. Он стал снова рассказывать про клад в Самоцветье, говорил без умолку и, наверное, никогда бы не остановился, если бы в толпе солдат не пронесся шопот, вслед за которым все повернули головы по направлению к королевской палатке. Оттуда приближались генералы, а среди них тот, кого лилипуты видели редко – сам король.

Он сидел на белоснежном двурогом, был одет в тканый золотом мундир и держал голову в сверкающей короне прямо, словно проглотил аршин.

Лилипуты не спускали глаз с сверкающей головы короля, но Буц, сидевший на плече великана, снова увидел плешивую макушку, просвечивавшую из середины короны и засмеялся. Он хохотал без умолку, а Муц, при виде короля и его свиты, пришел в такую ярость, что мог только прорычать:

– Лгун! Ты обманул! Лгун!

Пипин придержал свое двурогое неподалеку от Муца, строго посмотрел на великана, как бы желая заставить его замолчать, и надменно промолвил:

– Он свихнулся! Враги свели его с ума!

– Я свихнулся?! – оскорбленно спросил Муц. – Я-а-а?

Сегодня он впервые в своей жизни считал себя необычайно умным и серьезным, впервые он рассказывал лилипутам так умно, серьезно и воодушевленно – и, вдруг, свихнулся!!!

Муц был очень обижен, и, чтобы доказать, что он в полном рассудке, состроил умную, деловую мину. Затем он склонился над окружающими, поднял указательный палец и наставительно произнес:

– Погодите. Посмотрим, свихнулся я или говорю правду. Пипин! – И он повернулся к королю:

– Пипин, зачем вы начали войну? Знаешь ли ты про клад в Самоцветье? Можешь ли ты взглянуть мне прямо в глаза, Пипин? Прямо в глаза?

Нет, Пипин не смог этого сделать. Он стал моргать глазами, покраснел, побледнел и снова покраснел, быстро отвернул нос в сторону и смущенно, сконфуженно замигал, глядя куда-то поверх войска.

А Муц восторжествовал:

– Видите! У него совесть нечиста! Видите: он не может смотреть мне в глаза! Ах, как мы были глупы! Как глупы!

Он свирепо потер кулаком лоб.

– Глупы, как овечки! Из-за лжи мы пошли на войну! Из-за лжи мы должны были умирать! Видите: он не может взглянуть мне в глаза! Из-за лжи мы пошли на войну!

– Из за лжи! Из-за толстосумов! – пронеслось по рядам солдат, потому что от колдовства труб вестников не осталось ни следа. Они вспомнили убитых отцов, братьев, друзей и яростно сжали кулаки.

Пипин заскрежетал зубами, поднялся в седле и приказал:

– Смирно! Сабли наголо! Целься из винтовок!

Солдаты нерешительно переминались с ноги на ногу, колебались, но волшебная сила украшенных коронами пестрых мундиров победила. Всадники выхватили маленькие сабельки из ножен, пехота прицелилась из винтовок, а королевская гвардия выставила вперед пики.

Муц замер от изумления. Но Буц вдруг сделал свирепое лицо и пристально посмотрел на сверкающую королевскую корону.

Снова пропищал тонкий, пронзительный голосок:

– Лилипуты, защитите своего короля! Уберите сумасшедшего мятежника!

Снова заколебались лилипуты, но ни одна винтовка не выстрелила и ни одна сабля не поднялась. Волшебная сила пестрых мундиров отказалась служить. В первый раз она отказалась служить.

Офицеры побледнели. Покрасневшее лицо короля исказилось злобой, и он внезапно повернул корону так, что волшебный камень заискрился и покрыл его ослепительным неземным ореолом.

– Опять начинается колдовство! – шепнул Муц Буцу. И действительно, лилипуты пали ниц, трусливо поднялись, посмотрели на Муца дикими глазами и подняли оружие, как бы ожидая только сигнала к нападению.

Тут произошло нечто такое, от чего застыли в изумлении король, офицеры, лилипуты и сам Муц. Проворно, как кошка, спустился Буц с плеча великана на землю, вскочил на двурогое короля, сорвал с головы Пипина корону, швырнул ее наземь и ударил по ней своей дубинкой с такой силой, что сверкающие волшебные камни разлетелись вдребезги. А сама дубинка, с треском, сломалась, и в руках у Буца остался обломок…

Дубинка сломалась!

Буц большими, оторопелыми глазами недоуменно смотрел то на Муца, то на сломанную дубинку. А растерянные и потрясенные лилипуты смотрели на белоснежное двурогое… Они увидели на нем нечто совсем новое… На встревоженном, блеющем животном восседал уже не прежний, озаренный лучезарным ореолом, король, – на нем сидел согбенный лилипут, которого они видели впервые. Самый обыкновенный лилипут, с бездушным лицом и острым, плешивым, потешным, черепом понуро сидел в седле…

В продолжение нескольких секунд в лагере царила мертвая тишина, затем раздался взрыв хохота. Хохотал Муц, хохотал Буц, хохотали солдаты, и даже раненые весело кряхтели. Весь лагерь дрожал от тысячеголосого хохота.

Только офицеры были серьезны и бледны.

Они тревожно ходили между рядов лилипутов и пронзительно отдавали команду:

– Смирно! Стройся!

Увы! Разбитая волшебная корона валялась на земле, власть ярких королевских мундиров была сломлена и войско ревело, кукарекало, кричало и смеялось до слез, покатываясь при виде плешивого лилипута на белом двурогом.

Тогда этот лилипут припал к седлу, схватился рукой за грудь, скатился на бок и выпал мертвый из стремян.

Пакет от Муца и страх толстосумов

Когда на другой день солнце выглянуло сквозь тучи на вершинах Бурных гор, оно увидело в долине лес развивающихся флажков: белые флажки на палатках в лагере Лилипутии, белые флажки в лагере Страны Чудес, – белые флажки, рассеянные по цветущим лугам.

Лагерь Страны Чудес как бы вымер, так как солдаты ушли оттуда в гости к лилипутам, пировали вместе с ними, болтали, проклинали войну, пели и танцовали.

Огромная фигура Муца вызвышалась над толпой примирившихся врагов. Вокруг него собрались Буц, Суровый-Вождь, Бицибуци, Золотая-Головка и многие другие. Все пили янтарный мед из маленьких бокалов. Лилипуты совершенно не могли себе объяснить, почему они питали такую смертельную ненависть к соседнему народу.

– Почему? – спрашивали они друг друга. – Почему?

– Потому, что вы были околдованы! – заявил Муц. Он посмотрел на сидевших вокруг лилипутов, растянулся во весь рост, почесал бинт на своей кудрявой голове – рана на затылке сильно заныла – и повторил:

– Я думаю, – потому, что вы были околдованы…

– И не знали про клад в Самоцветье! – вставил Буц и стиснул зубы, он также почувствовал боль в своей забинтованной голове.

– Кроме того, нас ослепляла волшебная корона, – прибавил Бицибуци, ущипнул своего соседа за ухо и затянул песню, которая со вчерашнего дня обошла весь лагерь.

Она начиналась так:

 
Долой войну! Мы – братья!
Вражда прошла, как дым!
Всей толстосумной знати
Мы перцу зададим!
 

Не успел Бицибуци раскрыть рта, как песню подхватили все окружающие, а за ними – весь лагерь, все лилипуты и гости, здоровые и раненые:

 
Всей толстосумной знати
Мы перцу зададим!
 

Песня лилась из тысячи глоток, вместе с ветром пронеслась над лугами и отдалась эхом в горах.

Трещины утесов складывались в улыбку, словно желая сказать: «Посмотрите на оба народа! Как братски они распевают и пляшут!»

– Так братски распевают и пляшут они со вчерашнего дня, – пел ветер, – еще со вчера. С тех пор как вернулся великан.

Обрадованное солнце показало свое ласковое, приветливое лицо и залило золотыми струями света обе страны. Лучи его змейками поползли по всем тропинкам и озарили кавалерийский отряд, который галопом мчался в Лилипутию.

То были офицеры лилипутской армии. Они мчались со вчерашнего дня, с тех пор, как похоронили короля.

– Они бегут от народного гнева, – шептал ветер в ущельях. – Наваждение королевской короны провалилось в землю вместе с королевской короной. Кануло в вечность волшебство королевских мундиров!

Солнце засмеялось еще лучезарнее, зарделось над Лилипутией, вызвало на лугах капельки росы, выкрасило колосья в золотистый цвет, заиграло на закоптелых стенах заброшенных фабрик и заводов, запылало на низеньких крышах пустынных селений и окутало ослепительно-белой пеленой пряничные виллы столицы.

А один луч, тонкий как ниточка, пробрался в убогую каморку столицы. Там сидел на своей маленькой скамеечке Громовое-Слово. Он держал в руках молоток и ботинку между коленями. Он неподвижно глядел в пустоту и у него не было настроения работать, что с ним часто случалось в последние дни. Он был недоволен собой, лилипутами, Муцом, всем, что происходило вокруг. Война не выходила у него из головы, он самым решительным образом был против нее, потому что никак не мог понять, почему она началась. А теперь хлеб стоял неубранный на полях под палящими солнечными лучами. Лилипуты были далеко-далеко, а оставшиеся дома женщины, старики и дети терпели горькую нужду.

Когда он начинал думать о Муце, он без конца покачивал головой: «Разве великан не спустился с неба еще три недели тому назад. Зачем драться с жителями Страны Чудес, вместо того, чтобы освободить народ?»

Старик опустил молоток, посмотрел на голые стены своей каморки, вздохнул и снова покачал головой:

– Не ошибся ли ты в своих предсказаниях, Громовое-Слово? – скорбно бормотал он себе в бороду. – Быть может, великан вовсе не с неба явился. И тот ли это избавитель, которого ждет народ? Быть может, вообще, никто и не явится, и все твои предсказания – одна чепуха?..

Так часами раздумывал старый пророк, как вдруг его испугал мерный шум, легкое гуденье и трескотня. Когда он тревожно выглянул в окно, на подоконнике сидело странное существо. На спине его висел маленький пропеллер, торчала пара красно-белых крыльев, а ноги болтались у водосточной трубы.

– Здравствуй, брат! – весело произнесло странное создание, приподняв шапочку. – Ты, ведь, пророк Громовое-Слово, не так ли? Ага! Я сразу сообразил. Самый верхний дом на площади, второй этаж, солнечная сторона – так сказал Буц.

И существо с крыльями бросило большой пакет в окно. Он попал изумленному Громовому-Слову прямо в руки, а крылатый почтальон продолжал рассказывать, сидя на карнизе окна.

– Письмо от великана, брат. Знай, мы теперь братья! Лилипуты и жители Страны Чудес вчера весь день братались. Весь день. Ах, как это было прекрасно! Весь день пели, плясали, ели сдобные булочки и запивали медом. Прощай, брат! Я хочу успеть перебраться через Бурные горы, пока еще не настала гроза.

Он нажал рукой что-то на спине, пропеллер завертелся, зажужжал, загудел – и окно опустело.

Засияло солнце, и Громовое-Слово снова увидел сверкающие башни столицы.

Он долго-долго глядел в замешательстве на остроконечные верхушки башен. Рот у него был раскрыт, и он все еще прислушивался у окна: авось услышит еще что-нибудь. Но, когда после долгого ожидания, там, действительно, ничего больше не пошевелилось, он покачал головой, распечатал пакет и пробежал письмо Муца, – один раз, второй, третий.

Чем дольше он читал, тем длиннее вытягивалось у него лицо от изумления.

Муц подробно сообщал о кладе в Самоцветье и о великом братании на фронте. Он писал, как Буц уничтожил волшебную корону и что король после этого умер; как сломалась дубинка Буца и теперь лилипуты будут свободны и что они готовятся к возвращению домой и как Муц и Буц с ними не поедут, потому что они ранены в голову, и что они себя еще плохо чувствуют…

Каждая фраза письма начиналась с «И»… Заканчивалось оно, как и все письма Муца, огромной убийственной кляксой.

Днем по столице из уст в уста переходила весть, что летчик из Страны Чудес привез пакет Громовому-Слову, что король умер, что война окончилась и что лилипуты отпраздновали великий праздник мира со своими извечными врагами, дьявольским отродьем, проклятыми жителями Страны Чудес…

Вечером об этом уже говорили с содроганием толстосумы, а на другой день узнали и королевские советники во дворце. Они выслали двух полицейских – раздобыть этот зловредный пакет. Но Громового-Слова уже не было. Он не мог усидеть на месте и побежал навстречу возвращающемуся войску.

* * *

Прошло несколько часов, а Громовое-Слово все шел и шел. Башни столицы давным-давно уже скрылись у него из глаз.

Вдруг он увидел впереди густое облако пыли над дорогой. Он присел в придорожную канаву, чтобы переждать, пока уляжется пыльный вихрь. Но вместе с пылью до Громового-Слова стали доноситься какие-то звуки. Слышался приближающийся топот копыт и бряцание оружия. В серых клубах пыли показались сначала ноги двурогих, затем их морды, затем весь корпус – много двурогих. На них восседали бряцающие саблями всадники в синих, красных и желтых мундирах. Пена выступила на мордах животных, а всадники были залеплены грязью.

То были сыновья толстосумов, офицеры лилипутского войска, бежавшие от гнева солдат. Они мчались день и ночь и отдыхали за все время не более часа. Вот почему запыхались двурогие и усталой рысцой проплелись они мимо Громового-Слова, поднимая столбы пыли. Головы животных были устремлены прямо к столице – туда, где находились конюшни.

В тот же вечер офицеры добрались до столицы и разбрелись по отцовским виллам в пряничном квартале, который мирно дремал в зелени парков.

И в тот же вечер все бывшие в столице толстосумы тряслись в каретах, направляясь на совещание в пышный замок Сыра-в-Масле. Около ста представителей знатнейших родов заполнили голубой конфетный зал и слушали исполненную злобы и уныния речь первого королевского советника Полной-Чаши. До слуха двух полицейских, стоявших настраже у виллы, доносились отрывистые фразы:

– Кончилось с кладом в Самоцветье… Наши солдаты озверели… Нужно их успокоить… Принять с пряниками… Принц Пип должен стать королем… Волшебная корона пропала… Сделать новую…

Голос Полной-Чаши перешел в шопот: до полицейских долетали только неясные звуки, прерываемые тихими проклятиями.

На другое утро все толстосумы начали пилить, сколачивать и строить что-то на большой равнине перед северными воротами, а придворный ювелир получил заказ сделать новую корону.

Для нее сняли мерку с головы принца Пипа.

Армия возвращается домой

Пять дней пришлось маршировать лилипутской армии, чтобы добраться до столицы. Впереди тянулась кавалерия, за ней пехота, а позади – повозки с ранеными. Муца и Буца здесь не было. Они так увлеклись танцами, играми и забавами во время братания войск, что на другой день их раны сильнее давали себя чувствовать. Поэтому их обоих пришлось оставить в Стране Чудес.

Зато с возвращающимися лилипутами шел другой – Громовое-Слово. Он был бодр, как двадцатилетний юноша. Глаза горели, как прежде, и он несколько раз просил повторить ему рассказ о том, как раскрыл Муц ложь толстосумов и как Буц уничтожил корону.

Женщины, старики и дети, которые стеклись со всех сторон и длинными вереницами направлялись в столицу, пожимали плечами. Они не могли постичь, как это все произошло. Многие из них бегали между рядами солдат, разыскивали отцов, братьев и сыновей, но не находили их и, узнавали, что те пали в бою, – они плакали и проклинали толстосумов.

А вооруженные лилипуты глядели злобно, видимо, хорошо зная, что им предстоит делать. Они нахмурились, когда проходили мимо королевских табличек, в траурных рамках с черными крестами посредине. Но они еще больше нахмурились, когда показались сахарные башенки столичного квартала толстосумов и когда им навстречу вышла дюжина разодетых в парадную форму полицейских с учтивым видом.

Полицейские поклонились и вежливо сообщили:

– Королевские советники приглашают возвращающихся воинов – для достойного чествования настоящего дня – сделать привал часа на два на городском лугу. Королевские советники намерены сообщить народу нечто весьма важное.

– А мы сообщим им кой-что поважнее! – ответили лилипуты. – Передайте своим барам: – кой-что поважнее!

* * *

Такой уймы народу еще никогда не видали башни столицы.

Вся широкая равнина перед северными воротами была разукрашена гирляндами и флагами. Посреди нее возвышалась трибуна для ораторов, утопавшая в венках и флагах и покрытая синей материей. Вокруг трибуны расположились войска и окрестные, жители – женщины, старики и дети.

Они доедали остатки пряника, который толстосумы роздали всем по кусочку.

Но ни один толстосум не показывался. Еще на рассвете они вместе со своими семьями, забрав все свое добро, скрылись в Беличий бор, во главе с королевой Пипиной. Они страшились народной армии, которая прогнала своих офицеров и расположилась у столицы, наводя жуть своим спокойствием.

Многие женщины и дети рыдали, вспоминая своих убитых отцов и братьев, похороненных на полях сражений. Другие, наоборот, радовались, смеялись и ликовали, обнимая вернувшихся бойцов. Но у последних с лиц не сходила злоба.

А когда с дороги на луг свернули шестеро напыщенных всадников, грозные лица солдат засверкали бешенством. Всадники спешились около трибуны, и вскоре на ней появилось шесть толстосумов в драгоценных нарядах. Пять из них оказались королевскими советниками. Шестой оставался позади; он был одет в пурпурную мантию покойного короля, высоко-поднятый воротник закрывал его голову.

Один из советников подошел к барьеру трибуны – то был советник Полная-Чаша. Его черный шелковый камзол блестел на солнце, белая выпушка на груди сверкала снежной белизной, а рукоятка сабли отливала золотом. Полная ожидания тишина охватила весь луг, когда он, махнув рукой, начал:

– Дорогие граждане-лилипуты! Теперь, когда возвратились почти все, кроме павших…

Из рядов войска послышался первый гневный окрик:

– Три сотни отдали свою жизнь за вас!

– За нас, дорогие лилипуты? О нет, за отечество, которому угрожал заклятый враг…

Тогда раздался второй исступленный крик:

– Ложь! Ложь! Вам хотелось завоевать клад в Самоцветье!

– Нет, дорогие лилипуты, мы хотели блага для отечества.

Тут поднялся всеобщий крик и возгласы негодования понеслись к трибуне:

– Вы пролили кровь, чтобы ограбить Страну Чудес!

– Ах, как мы были глупы!

– Вы нас обманули!

– Кончилось ваше царство!

От всеобщих угроз и ругательств у советников затряслись поджилки. Они не раз вызывали против себя возмущение народа, но никогда еще не видели его таким единым и таким возбужденным. Времена волшебной короны канули в вечность.

Советник Полная-Чаша стоял беспомощно, делал попытки заговорить, отчаянно жестикулировал и заикался:

– Итак, ввы ддум-ддумаете… Ввам внушили… Вы верите… и, кроме того, я должен вам сообщить нечто весьма важное.

Снова наступила тишина, а советник Полная-Чаша вытер потный лоб и продолжал спокойнее:

– Король Пипин скончался. И королевские советники, согласно законов страны, короновали сына покойного, нашего обожаемого принца Пипа – и объявляют его королем Лилипутии. Да здравствует его королевское величество Пип I, да здр…

Последние слова Полной-Чаши потонули в диких, насмешливых криках народа.

Лилипуты вскочили на ноги, выкрикивали угрозы, сжимали кулаки, потрясали оружием и, казалось, готовились снести трибуну с лица земли. Вдруг рядом с выбившимся из сил советником Полная-Чаша появилась фигура в пурпурной мантии. Она сбросила с себя яркое одеяние – и перед возбужденной толпой предстал Пип. Его камзол отливал серебром, а на голове искрилась драгоценными камнями новехонькая корона.

Все мигом затихло, точно над равниной внезапно пронесся ураган. Лилипуты смутились и растерянно уставились на блестящего, трусливо моргающего принца. Но тотчас же раздался хохот, который покатился по всей равнине. Он стих только тогда, когда Громовое-Слово вскарабкался на трибуну и обратился к советникам, которые окружили беспомощно поглядывавшего Пипа:

– Видите? Господству толстосумов пришел конец. Вы годами держали страну в нужде и несчастьи. Так знайте же: с сегодняшнего дня страна снова принадлежит народу. Ступайте, куда хотите, со своим королем.

Пип засопел, а советники сердито огляделись. Один только Полная-Чаша промолчал. В нем кипела горячая злоба, так как он видел, что дело толстосумов проиграно.

– Ах, ты, бунтовщик! – озлобленно проскрежетал он, и схватившись за саблю, бросился на Громовое-Слово…

Тысячеголосый крик пронесся по равнине. Застыв от ужаса, смотрели лилипуты на трибуну, на которой Полная-Чаша вот-вот опустит обнаженную саблю на старика, поднявшего для защиты кулак… как вдруг у самой трибуны раздался выстрел.

Он исходил из винтовки Бицибуци.

Звук выстрела докатился до столицы, звякнула чья-то падающая сабля, и Полная-Чаша покатился с трибуны…

Умирая, он в последний раз открыл глаза и увидел вокруг себя кишащую толпу лилипутов. Как вихрь, налетели они на трибуну с гиком:

– Хватайте советников! Хватайте советников!

Но тех уже и след простыл. Когда Полная-Чаша схватился за саблю, они кубарем слетели с трибуны и вскочили на своих двурогих. Гонимые страхом, они помчались по направлению к Беличьему бору; впереди – Пип, свежеиспеченный король, с обнаженной головой; его новехонькая, сверкающая корона свалилась при бегстве в траву.

* * *

Вечером, после этого бурного дня, над столицей взошел месяц. Он увидел такую странную картину, что его круглая физиономия исказилась веселой гримасой.

Улицы были наводнены многотысячной толпой лилипутов, которые расположились на развалинах шоколадных башен, на грудах пряников и сладостей и ковыряли зубочистками в зубах, – так усердно взялись они за сладости.

Тотчас же после бегства королевских советников негодующая, голодная толпа бросилась в город, опустошила амбары и разгромила опустевший квартал толстосумов. Сотни лилипутов грызли пряничные стены вилл, карабкались на крыши и откусывали шоколадные зубцы башенок. Бицибуци так глубоко забрался в пряничную стену, что никак не мог из нее выбраться и вынужден был звать на помощь.

А когда месяц совсем поднялся над городом и висел над ним, как огромная серебряная монета, лилипуты успели до того объесться, что многим стало не по себе. Одни жаловались на зубную боль, другие на колики в животе. Со всеми произошло то, что случилось с Муцом дома на масленице, когда он так объелся пышек, что больше не мог смотреть на сладости.

А когда месяц ушел от столицы, чтобы продолжать свою прогулку по небу, – лилипуты уже жалели, что изгрызено, разгромлено и уничтожено столько прекрасных башен, великолепных сооружений, построенных с таким трудом и мучениями.

Все мысли о мести рассеялись пред великой радостью, заполнившей мужчин, женщин и детей, радостью освобождения от толстосумов.

Сотни лет лилипуты должны были из-за пряников переносить жестокие страдания и мучения. А теперь пряный аромат никого не валил с ног, и ни один желудок не сжимался от голода. Страшные времена остались позади, как долгий, злой сон. И до глубокой ночи в столице раздавались песни, шли танцы, горели костры, забыты были зубная боль, желудочные колики и другие последствия увлечения пряником.

Только Громовое-Слово сидел одиноко на пне, на склоне дворцовой горы, и думал:

«Кто нас, собственно, освободил? Буц? Или великан? Или мы сами?»

И он задумчиво повернул лицо к северу, где большая яркая звезда, как одинокий часовой, караулила небо Страны Чудес.

Под этой звездой, в старом Замке Пирушек, спали глубоким сном, без видений и храпа, Муц и Буц.