Текст книги "Муц-Великан"

Автор книги: Муц-Великан

сообщить о нарушении

Текущая страница: 5 (всего у книги 11 страниц)

Переполох во дворце

Пипин XIII сидел на золотом троне в совещательном зале своего дворца. Облицованный светло-желтой патокой паркет ярко блестел, на пряничных стенах искрились кристаллы из ледянцов, на потолке сверкали белые марципановые орнаменты, а глаза Пипина соперничали в блеске с окружающей обстановкой. Такой довольной и радостной улыбки давно уже не видно было на его лице. Вокруг него склонились головы королевских советников. Все они обсуждали торжественную церемонию, которая должна была сопровождать повешение Муца.

– Я предложил бы сначала повесить чудовище, а затем расстрелять его, – горячился советник Полная-Чаша, старший сын толстосума Полная-Чаша.

– По-моему, – взял слово советник Без-Забот, сын толстосума Без-Забот, – по-моему этого невежу следовало бы повесить и тут же поджарить на костре…

Но Без-Забот умолк, так как дверь раскрылась и в зал вбежал, бряцая шпорами лейб-адъютант Сыр-в-Масле, младший сын богатого толстосума.

– Ваше величество! – задыхался он еще в дверях. Ваше величество, прикажите немедленно двинуться с кавалерией на великана.

– Адъютант Сыр-в-Масле – залился смехом король и смерил бряцающего оружием лилипута с ног до головы. – Адъютант Сыр-в-Масле! Неужели вы не знаете, что великан давно уже в наших руках?

– Этто чуддовище… ссннова на своббоде, вваше королевское ввеличчество!.. Ссннова на свободе! – заикался от волнения маленький Сыр-в-Масле. – Десять минут назад он, с бандой преступников, ой… ворвался в город, разогнал полицейских и, ой, сломал виселицу при всеобщем ликовании, ой, лилипутов. Теперь он со своей ордой, ой, на пути во дворец. Подъемный мост уже поднят.

Пипин и его советники побледнели, как смерть, а лейб-адъютант Сыр-в-Масле, с дрожью в голосе, продолжал:

– Ох, только что прибыл этот, ах, тюремщик с Тюремной Горы. Он дрожит всем телом и плетет какую-то небылицу про некоего лилипута, который пробрался в тюрьму и освободил великана со всеми заключенными.

Трудно было сказать, кто побледнел больше – король или его советник.

– Бросить все войско против великана! – залепетал советник Полная-Чаша, но тотчас же вспомнил, что в столичных казармах всего около двухсот кавалеристов.

– Вызвать немедленно кавалерию! – заикнулся советник Без-Забот, но вспомнил, что двурогие пугаются великана.

– Погодите, ох, да… у меня есть план! – спохватился лейб-адъютант. – Пустим великана во дворец, поставим пару ружей на стенах и прицелимся прямо в глаза. Один залп – и нет великана.

– Чепуха! Все это чепуха! – беззвучно возразил Пипин. Поймать живьем! Ведь, я поклялся своей короной. Своей короной!

Все безмолвно опустили головы. Горестное молчание воцарилось в зале, а со двора доносились крики наступающих лилипутов.

– Теперь есть только одно средство, чтобы предотвратить дальнейшие беды и выполнить мою клятву, – задумчиво молвил король, и все с надеждой подняли головы. Нужно отозвать армию из Бурных гор. Она должна поймать чудовище живьем. А пока что его нужно успокоить. Но как? – И он снова опустил голову.

Крики становились явственнее и громче. Советников охватила дрожь. Один только Полная-Чаша не дрожал.

– Есть! Есть! – обрадовался он и гордо поднял на короля хитрые глаза. И медленно продолжал:

– Кажется, великан – лакомка, а для лакомок есть чудодейственное слово – марципан.

– Прямо изо рта выхватили. Только что я хотел предложить то же, – промолвил облегченно Пипин, сошел победоносно улыбаясь с трона и вышел с советниками на веранду. Затем по ступенькам он спустился к дворцовому рву.

Совсем близко слышались крики взбунтовавшихся лилипутов.

– Долой толстосумов! Разрази гром замки! Долой короля!

Мятежная толпа двигалась прямо ко дворцу. Впереди шел Муц. На его плече восседал Буц с дубинкой. Рядом с ним возбужденно размахивал руками Громовое-Слово..

Перед самым дворцом многие лилипуты стали зажимать себе носы, но не унимались:

– Доло-ой толстосумов! Разрази громом замки! Доло-ой…

Вдруг крики, застряли у них в глотках: на валу дворца, в метр вышиной, стоял сам король Пипин с скрещенными на груди руками. Сверкающая под лучами солнца корона бросала на его крохотное личико лучезарное сияние, и лилипуты зашагали за великаном медленнее.

А тот не чувствовал никакого страха перед, короной. Он подошел вплотную ко рву шириною в два метра и стал грозить по направлению к валу.

– Погоди, Пипин, доберемся до тебя! Не собирался ли ты сегодня меня убить, а?

И Муц зашагал вдоль рва, стараясь найти удобное место, чтобы взобраться на вал.

Громовое-Слово тяжело дышал от волнения и с негодованием кричал королю:

– Король! Вы совершили ряд беззаконий! Вы напали на спящего сына неба! Вы собирались его убить! Вы приказали посадить меня в тюрьму. Вы мучаете народ! Позор…

Но и Громовое-Слово внезапно умолк, так как король повернул камень короны на лоб. Огненный сноп света залил его лицо неземным сиянием и ослепленные лилипуты пали ниц. Только Муц, бывший на целую голову выше вала и короля вместе взятых, и Буц, восседавший на плече у Муца, смело посмотрели на короля сверху и засмеялись. Плешь тусклым пятном просвечивала из середины сверкающей короны. Буц, впервые сделавший это забавное открытие, так громко расхохотался, что дубинка заходила ходуном у него в руках. А король решил у себя в душе, что оба они будут за свою наглость высоко, высоко вздернуты на виселицу. Поэтому он сделал вид, что не обращает на них внимания, посмотрел на коленопреклоненную толпу и сказал:

– Лилипуты! Вы хотите огорчить до смерти меня, вашего короля Пипина? Ступайте немедленно на работу, а тем, которые сегодня бежали из тюрьмы, я дарую свободу.

Тут Муцу пришлось вторично удивиться могуществу королевской короны. Все лилипуты молча поднялись с земли, молча повернулись и рысью, как стадо баранов, с опущенными головами помчались вниз с горы. А пророк? А неустрашимое Громовое-Слово? – он не посмел поднять глаза перед сверкающим на короне морем огней, беспомощно повернулся и пристыженно пошел за отступающими лилипутами.

Буц, продолжительно качал головой и посматривал на плешь короля, размышляя:

– Если бы удалось сбить с него корону! Если бы удалось сбить с него корону!

А Муц? Он с большим удивлением почесывал себе затылок. Ну, разве не околдованы лилипуты? Не околдована ли вся эта потешная страна? И как тут освободить этот чудаковатый народ?..

Погруженный в такие думы, Муц долго смотрел на удаляющееся смирное стадо лилипутов, теребил нос себе, и по рассеянности также Буцу, втянул в себя марципановый аромат и заметил при этом за окном светелки марципановой башни два бледных личика. Одно из них, кругленькое, принадлежало королеве, второе, с кривым подбородком, простоватыми глазами и острым лбом принадлежало принцу Пипу.

Муц состроил им нос из десяти пальцев и затем снова повернулся к королю, чтобы лучше разглядеть корону, – но король, корона и свита исчезли. Остался только лилипут в бархатном камзоле, шелковых штанах и с саблей с боку: королевский советник Полная-Чаша. Он стоял с скрещенными на груди руками, выставив вперед ногу. Затем он раскрыл рот и произнес, подчеркивая каждый слог:

– Мар-ци-пан.

И вышло так, как предполагал король: словечко «марципан» возымело волшебное действие на Муца. Он забыл про злобу и месть, втянул в себя запах марципана, взгляд у него устремился на белую ароматную башню дворца вышиною в восемь метров, а рот, с жадностью спросил:

– Буц? как нам добраться до марципановой башни? А, Буц?..

Но Буц этого тоже не знал. Два раза обошли они вокруг дворца, два раза возвращались к советнику Полная-Чаша, но на всем протяжении их отделял от вала широкий и глубокий, наполненный водой, ров. Они остановились и беспомощно посмотрели на высоко висящий, недоступный подъемный мост.

– Не беспокойся, великан! – начал Полная-Чаша, нисколько не меняя, своей важной позы. Ты не проберешься и не можешь пробраться во дворец, ибо ты – большой преступник.

Муц заблеял козлиным голосом, а Буц захихикал.

– Ты подбил народ на мятеж, ты угрожал нашим могучим толстосумам, ты оскорбил нашего великого всемогущего короля Пипина…

Муц засмеялся, а Буц захихикал.

– Ты сорвал пряничный балкон с Замка Веселья. Ты – разбойник.

Муц перестал смеяться и блеять. Он покраснел от макушки до воротника и молвил тихонько:

– Разве это был разбой? Я, просто, хотел полакомиться.

– Ну, ты, видимо, не знаешь наших законов, – ввернул Полная-Чаша. – Слушай, я должен тебе сказать кое-что по поручению короля. – Полная-Чаша повысил голос:

– Ты и тот… Хутцебуц, что сидит на твоем плече, вы будете наслаждаться марципаном, шоколадом и другими прекрасными вещами, если только ты обещаешь мне две вещи: ничего не таскать вниз к лилипутам, так как это вызовет кровавое восстание, и не покушаться на собственность толстосумов.

Муц дрожал от нетерпения, ему очень хотелось отведать марципана. Но Буц шепнул ему на ухо:

– А что будет с лилипутами? Разве ты не помнишь, что хотел избавить их от всех бед?

И тотчас же внутри Муца послышалось эхо:

– А что будет с лилипутами? Разве ты не помнишь, что собирался освободить их от всех бед?

Советник Полная-Чаша остался недвижим; он только злобно смерил Буца взглядом, как бы желая сказать: «погоди, тебя мы еще поймаем», но заставил себя улыбнуться и лукаво заметил:

– Да… Гм… что я хотел сказать… в остальном… как уже было сказано… о лилипутах мы должны поговорить в другой раз… когда король почувствует себя лучше, дней через…

Он поднял глаза к небу, стараясь быстро сообразить, когда сможет явиться вызванное с Бурных гор войско – дней через пять.

– Через пять дней мы поговорим обо всем. Ты увидишь, – Полная-Чаша хитро улыбался, – через пять дней многое изменится. Многое! Через пять дней все изменится. А до этого времени вас будут кормить марципаном.

Тогда Муц повернул голову к Буцу, и нос Муца очутился перед носом Буца. Муц смотрел на Буца и подмигивал. Буц смотрел на Муца и подмигивал, а когда они оба перестали улыбаться, Полной-Чаши-уже не было на валу. Зато со стороны замка, из кустов на склоне горы, вынырнул лилипут в шароварах и светлой курточке, – обер-гофмейстер короля. Он, видно, пробрался сюда каким-нибудь тайным подземным ходом и, приблизившись к Муцу, спросил:

– Ну, как дела?

– Все великолепно! – рассмеялся Муц.

– Согласен ты дать те два обещания?

Муц быстро кивнул головой в знак согласия. Лилипут кивнул в ответ и повел обоих по зарослям и камням вверх в пещеру на склоне горы.

Пещера была выше Муца и имела широкий вход, наподобие ворот. Каменные стены отсвечивали зеленым, синим, фиолетовым, а пол был покрыт соломенными плетенками.

Пока Муц и Буц подробно осматривали странное помещение, обер-гофмейстер исчез.

С вершины показалось четыре других лилипута, в светлых ливреях с блестящими пуговками. Один нес корзинку с марципаном, второй – с шоколадом, третий – с патокой, четвертый – с пряниками. Безмолвно поставили они эти лакомства в пещере, безмолвно исчезли в зарослях, и безмолвно Муц и Буц набросились на лакомства.

О, как стали они жевать, грызть, сосать!

– Буц, доволен ли ты, что не оставил меня в Беличьем бору? – гордо спросил Муц и отправил в рот целую палочку марципана.

– Буц, доволен ли ты, что освободил меня? И Муц взял в зубы шоколадную свинку.

– Буц! Разве ты не получаешь благодаря мне прекрасные вещи? – И Муц с треском раскусил пару красных карамелей.

Но Буц не мог отвечать: у него был рот полон сладостей, и он блаженно вращал глазами.

Как Муц проводил время

Муц и Буц ели и чавкали. Они работали челюстями добрый час, но корзинки все еще не хотели пустеть. Животы их все набивались и до того переполнились, что им пришлось лечь. Вскоре обнаружилось, что оба лакомки съели больше, чем следовало. Еще до того, как опустели корзинки с марципаном и шоколадом, им стало не по себе. Так уже однажды было с Муцом на масленицу, когда он объелся до того, что не мог и нюхать сладостей. Кроме того, вместе с сладким, в их зубы забралось что-то в роде зубной боли. Они стали отчаянно ковырять в зубах и Муц снова убедился, что человек устроен совсем не так, как следовало бы.

Когда к вечеру в пещеру безмолвно явились дворцовые слуги со второй порцией сладостей, Муц и Буц решительно отмахнулись от них, до того они пресытились.

– Жаркое из зайца!.. – заказал Муц. Но видно, жаркое из зайца было неизвестно в Лилипутии, так как слуги принесли обильную порцию жареной лилипутской рыбы, потрохов майских жуков и прикатили ручную тележку с паштетом из улиток.

Муц с большим усердием принялся за рыбу и вспомнил при этом про малюсеньких рыбок, которых он часто ловил с Максом Хабеданком в шмеркенштейновской речке. А с шмеркенштейновской речки мысли его перенеслись к шмеркенштейновскому пруду, у которого по вечерам бродили аисты. А от аистов сделали скачок в самый Шмеркенштейн.

О чем думает теперь мать? отец? сестра? Как ему, вообще, выбраться отсюда домой? В каком направлении лежит его дом? – Муц не имел обо всем этом никакого понятия. Он только знал, что находится на расстоянии в несколько тысяч миль от родины, что сидит у входа в пещеру и то внизу, на склоне горы, лежит столица лилипутов, крыши и башни которой тонут в вечерней темноте.

Ах, как уныло и тяжко стало снова на душе у Муца! Он постарался принять непринужденный вид, чтобы не осрамиться перед Буцом и стал усиленно думать о том, как бы вернуться домой. Но ничто не приходило ему в голову, и он, по всей вероятности, совсем пал бы духом, если бы вечерняя тишина не настроила обычно несловоохотливого Буца на рассказы.

Все его истории начинались так:

– Однажды, когда я еще был беглецом, мне пришлось…

Муц снова приободрился и начал болтать о Шмеркенштейне, о великих людях своей родины и о разных шмеркенштейновских вещах, которые показались Буцу до того чудесными, что у него мечтательно засверкали глаза.

Быть может, они не болтали бы так беззаботно, если бы знали, что происходит в королевском дворце. Там сидел Пипин, окруженный советниками, и все они ломали головы над тем, как бы поймать великана живьем. Нельзя ли поймать его еще до прибытия войска в столицу? Уже в тот же вечер были разосланы верховые гонцы. Они объехали, с тайным посланием, всех толстосумов. В послании говорилось: «От имени короля предлагается толстосумам и их семьям успокоиться, так как великан, вне всякого сомнения, будет скоро пойман».

И когда бледная луна повисла над дворцовой горой, когда Муц, похрапывая, спал в пещере, а Буц, растянувшись, лежал рядом с великаном, зажав в руке дубинку, – пещеру окружили королевские полицейские. Они подкрались со всех сторон к обоим спящим с длинными веревками в руках.

Но ухо у Буца за его долгую жизнь беглеца стало столь же чутким, как у индейца. Не успел первый полицейский поставить ногу на шуршащую соломенную плетенку, как Буц вскочил, разбудил Муца громким «алло!» и так стал тузить дубинкой первого попавшегося полицейского, что все они, сломя голову, убежали в ночную тьму.

На другой день Пипин со своими советниками снова сидел на том же месте, и снова они ломали себе головы. Советника Полная-Чаша опять осенила счастливая мысль.

– Я узнал от главного полицейского, – сказал он, что в ту ночь, когда мы поймали великана, он был безобразнейшим образом пьян. Поэтому он так крепко спал и его так легко было связать. Следовательно…

И советник Полная-Чаша хитро сверкнул глазками.

На другой вечер Муцу и Буцу снова пришлось пережить новые неожиданности. На сей раз молчаливые слуги принесли не только жареную рыбу и паштет из улиток, но и заманчивую бутылку. Содержимое ее отливало золотом и напомнило Муцу другую знакомую бутылку, а вместе с тем, и веревки, тюрьму, чью-то глупую голову и всякие другие неприятности. Поэтому он схватил бутылку за горлышко, широко размахнулся и швырнул ее с горы. А Буц готов был поклясться:

– Бутылка означает новый ночной визит полицейских.

И когда, действительно, в полночь полицейские снова проникли в пещеру, им пришлось еще хуже, чем в прошлую ночь.

И снова на том же месте заседал король со своими советниками. Теперь они ломали головы над вопросом:

– Чем занять великана до прихода войска?

А Муц ежедневно прогуливался по столице, проделывал штуки, очень не нравившиеся королю, и возбуждал всяческие волнения. Правда, лилипуты не осмеливались подняться до пещеры Муца – суеверный страх перед королем держал их в отдалении от дворцовой горы. Но стоило Муцу с Буцом на плече появиться в квартале бедняков, как народ выбегал из некрасивых жалких домиков и приставал к нему с просьбами. Приходили женщины и жаловались на горькую нужду, которую они терпят вместе со своими детьми. Являлись калеки и показывали свои увечья. У одного не было руки, у другого – ноги; один был скрючен, другой слеп.

– На фабрике у Сыра в-Масле машина оторвала мне руку, и теперь я уже не нужен никому из толстосумов, – жаловался один.

– При постройке одного замка большая пряничная плита раздробила мне ногу, и я теперь голодаю, – причитывал другой.

– Со мной произошло несчастье в руднике Без-Забот, и я теперь из-за этого сижу без куска хлеба, – плакался третий.

– Меня на войне предательская пуля превратила в инвалида: одна нога – не две ноги, – укорял четвертый и грозил кулаком на север по направлению к Стране Чудес.

– Я немощен и стар, и меня вечно мучает запах пряника! – кричал седой старик. – Когда ты избавишь нас от этих страданий?

– Через несколько дней. Так обещал мне советник Полная-Чаша. Через несколько дней все переменится, говорил советник Полная-Чаша. – И Муц быстро двинулся дальше, потому что картина нужды сжимала ему сердце.

Попробовал Муц прогуляться за город и заглянуть в окна маленьких заводов. Он посвистывал в такт грохоту машин и приветствовал рабочих громким «алло!»

Все бросили работу, вышли на улицу и окружили великана. Явились те, кто изготовляют прекрасные вещи, продающиеся в магазинах толстосумов; пришли женщины и девушки, которые ткут за стучащими машинами пестрые ткани, шьют платья и обувь; кондитерши, что готовят для толстосумов с утра до ночи пряники и другие сладости. И все стали жаловаться.

– Мы так прилежны, великан, – и вечно бедны!

– Все принадлежит толстосумам! Все! А нас валит с ног запах марципана! Когда же ты нас освободишь?

– Через несколько дней, обещал мне советник Полная-Чаша. Через несколько дней многое переменится, – уверял Муц, пересадил Буца на другое плечо и ушел разыскивать старца Громовое-Слово.

Они нашли старого пророка в ветхом безобразном домишке бедного квартала, где Громовое-Слово в своей каморке вбивал гвозди в подошвы и латал маленькие ботинки лилипутов. Угнетенный и желчный, он сидел на своей скамеечке, как бы все еще стыдясь своего бегства с Дворцовой горы.

– Через несколько дней все переменится! Через несколько дней вы будете свободны, так обещал мне советник Полная-Чаша, – громко крикнул Муц в каморку Громового-Слова.

Но старик почти не поднял головы. Желчно и злобно продолжал он колотить по башмачку и между одним ударом молотка и другим буркнул:

– Пока у короля на голове корона, мы будем в рабстве и нам не избыть своей нужды.

«Ты ничего больше не можешь сказать? Это я и без тебя знаю»… – И старик снова взялся за свою работу.

Затем Муц и Буц ушли оттуда, и Муц стал убивать время в столице, как настоящий шмеркенштейновский бездельник: он разглядывал себя в окнах домов, как в зеркале, и строил при этом страшные гримасы; дразнил полицейских, которые десятками прогуливались по столице, охраняя от аппетита лилипутов пряничные здания; портил королевские таблички, возвещавшие во всех концах города:

Его Королевское Величество провели бессонную ночь.

Аппетит: как и прежде, плохой.

Цвет лица: попрежнему утомленный.

Общее состояние: под носом у короля от поры до времени появляются маленькие капли жидкости.

Врачи надеются, что можно будет предотвратить осложнения.

Муц приписывал карандашом внизу:

Против насморка помогает настойка из ромашки! Муц.

Посвистывая, он прошелся по пряничному кварталу, где башенки из сахарной глазури в тихой дреме поднимались к небу. В пряничних апартаментах, облицованных зеленой, красной, синей или желтой патокой, проводили дни толстосумы и их семьи. Им прислуживали слуги, одетые в красные или синие фраки, они играли с изнеженными комнатными собачками или высчитывали к размышляли над тем, как выжать побольше богатства из своих фабрик, рудников и земель. Некоторые толстосумы по целым дням только и занимались расчетами и планами, – от этого у них иногда неделями гудело в голове.

В этом тихом аристократическом квартале Муц останавливался у садовых решеток, дразнил собак, заглядывал в комнаты и от скуки бранился:

– Фи! Вы заставляете лилипутов строить себе пряничные дворцы, а кормите их картошкой! Фи!

Толстосумы озлились, вышли на балконы и закричали великану:

– Все не могут жить в пряничных замках! Наши сыновья требуют сахарных замков, дочери также, когда они выходят замуж. Пойми: для лилипутов ничего не может остаться. У нас есть свои страдания. Нам от этих лакомств иногда бывает тошно. Очень тошно!

Так огрызались толстосумы вслух, а в душе они клялись предать нахального великана ужасной смерти.