Текст книги "Параллели (СИ)"

Автор книги: Mr Loser

сообщить о нарушении

Текущая страница: 8 (всего у книги 8 страниц)

– Слушай, извини, я… – Дима тяжело вздохнул и посмотрел мне прямо в глаза, пытаясь взглядом передать все то, что он чувствовал. Выходило с трудом. Кроме раздражения и пустоты я ничего не видел в этих когда-то дорогих для меня глазах.

– Все нормально, правда, – через силу улыбнулся я. – Я не хочу, чтобы ты тратил время на меня, вместо того, чтобы провести время со своей семьёй.

– Онь и так со соей сеееемей, – заверил меня, встрявший в разговор малыш, – бабуя уехала, а я иго сеееемя.

– А мама? – я честно-честно не хотел это спрашивать, но слова вырвались из меня быстрее, чем я подумал.

– У Дани нет матери, – жестко отрезал Дима. – А тебя это не касается абсолютно.

– Ну да, конечно, – кивнул я в ответ, – меня вообще не касается всё то, что ты делаешь. Ты ведь у нас взрослый и независимый мужчина, которому наплевать, что там думает какой-то Данил Шевченко. Как я мог забыть об этом?!

– Я искал тебя, – проигнорировав мои слова, выдал Дима, а моё сердце вновь чуть ли не пробило мне грудь и не выскочило наружу.

– Хреново искал, – усмехнулся я, желая, чтобы голос звучал как можно увереннее, но выходило с трудом.

– Я приходил к тебе на квартиру, – грустно улыбнулся Дима, – мне открыл какой-то мужик, сказал, что ты на учёбе. Больше приходить я не стал. Он красивый, кстати. И вроде уверенностью и самодостаточностью от него так и прёт. Я в тебя верил. Молодец.

– Звягинцев, не паясничай, – оскалился я. – Думаешь, я сейчас буду оправдываться перед тобой? Да ничего подобного. Тебя совсем не должно волновать, кто такой Сергей, что у нас с ним было и как долго мы не вместе. Ясно?!

– Ясно, – улыбнулся Дима в ответ. – Слушай, ты будешь делать тату или нет? Я думаю закрыть салон и уйти уже. Все-таки Дане хочется праздника, а не затхлого помещения, в котором он торчит из-за меня.

– Оу, похоже, портить Даням Новый Год – это твое призвание.

– Слушай, Дань, я…

– Сто, папа? – тут же оживился малыш, внимательно посмотрев на Диму.

– Я не тебе, – улыбнулся Звягинцев. – Смотри, малыш, этого дядю тоже зовут Даня и он пойдет сейчас с нами пить кофе.

– Я не… – начал было я гневную тираду.

– А посему Дане мозно кофе, а мне незяя? – надулся малыш.

– Даня большой и старый дядя, поэтому будет пить кофе, – улыбнулся я. – А тебе я куплю самое вкусное пирожное, которое лучше любого в мире кофе.

– Не нужно обещать ему сладкое, – нахмурился Дима. – Он и так ест его тоннами.

– Малыш, пойдем в кафе за пирожными? – поинтересовался я, протягивая Дане руки, к которым тут же потянулся, слезая с Диминых рук.

И злая рожа Звягинцева была самой лучшей наградой для меня сейчас. Да, я понимал, что я идиот, понимал, что мне нужно бежать отсюда как можно дальше. Но всё повторялось. Звягинцев снова затягивал меня в свои сети, снова не давал мне спокойно дышать и снова путал все мои мысли и планы.

Только теперь это умело и почти невинно делал не растатуированный лось почти под два метра ростом, а маленький чернобровый малыш, который сейчас заверял меня, что его папа тоже любит вкусные пирожные, просто стесняется говорить об этом.

Комментарий к Данил

Будет еще одна глава, на этот раз последняя. Не расслабляемся )

P. S. Не исправляйте реплики малыша, пожалуйста. Он просто так разговаривает.

========== Дмитрий ==========

Увидеть Даню в своем салоне было для меня настоящим потрясением. Честно говоря, я даже не знаю, как смог хоть что-то сказать, а не просто молчать и пялиться на него, то открывая, то закрывая рот, как рыба.

Шевченко пришел как будто бы из прошлого. Все такой же холеный, пафосный и красивый. Казалось, что и не было тех долгих пяти лет без него. Как будто бы Даня просто вышел в магазин и вернулся ко мне, весь замерзший, раскрасневший от мороза, но при этом не менее милый.

Я ведь действительно искал его. Почему-то из всех моих бывших именно Даня не отпускал меня, именно он лежал тяжелым грузом на моем сердце.

Нет, не буду говорить, что мне плохо жилось все это время. Я добился всего, чего хотел. Вытащил маму из болота и смог подняться на ноги сам. Как только я ушел в армию, мама подала на развод, а после того, как я вернулся, мы почти сразу переехали в Москву.

Да, сначала было сложно, я убивал себя на двух работах, чтобы хоть как-то прокормить мать и своего малыша. Перебивались с копейки на копейку чуть больше года, а потом нам помогли. Причем помог человек, от которого я меньше всего этого ожидал. Мой школьный директор, тот самый, который когда-то свел меня с Шевченко.

Он предложил нам денег. Просто дал приличную сумму, сказав, что ему все равно тратить не на что, а нам поможет.

Раньше я бы послал его к чертям собачьим, но сейчас пришлось подавиться своей гордостью и принять деньги, которые были для меня чем-то вроде подачки.

Иначе я не мог. У меня был сын. И у меня была мать. Я не мог позволить им подыхать в нищете из-за того, что я ничего не могу добиться своими силами.

О том, как поступить с деньгами я думал не долго. Решил рискнуть и открыть свой тату-салон, как и мечтал. Идея выгорела. Пускай салон и не был популярным и распиаренным местом, но денег мне вполне хватало, а заказов было столько, что впору думать еще о парочке мастеров.

Кстати говоря, деньги я отдал сразу же, как только более-менее выплыл из дерьма, в котором мы находились.

И пошли они, чего уж скрывать, в семейный бюджет, потому что мамино: “Димочка, он решил переехать в Москву и мы думаем жить вместе” вполне так толсто намекало на то, что мама наконец-то созрела для того, чтобы устроить свою личную жизнь.

Честно говоря, я безумно рад за маму. Без какой-либо злости и обид. Я знал, что наш директор к ней не ровно дышит с тех времён, как они учились вместе, но в то время мама предпочла ему отца. Но иногда второй шанс куда важнее первого, не так ли?

За две недели до Нового Года мама вышла замуж и три дня назад она и мой, так называемый, отчим, улетели в свадебное путешествие на Кубу, оставив меня с маленьким четырехлетним чудовищем.

Честно говоря, совмещать работу, учебу, пускай и заочную и параллельно няньчиться с Данькой – сущий ад. Хорошо хоть сессия у нас после праздников и, чисто теоретически, я успею даже подготовиться к экзаменам, хотя бы морально, потому что мама приедет обратно в Москву за два дня до окончания каникул.

И я сейчас не жалуюсь на сына. Совсем наоборот. Я души в нем не чаю. Честно говоря, сам никогда бы не подумал, что у меня будет сын. И дело не в моих предпочтениях, дело во мне самом.

Я всегда считал себя потерянным и отбитым. Полным мусором и ничтожеством. Странно подумать, но мою жизнь изменил именно Даня. Сначала Данил Шевченко, потом Даниил Звягинцев.

До встречи с Шевченко я не верил ни во что на свете. Никогда не думал о том, что кто-то может любить меня по-настоящему, ничего не требуя взамен, просто любить меня за то, что я есть.

Мне казалось смешным даже думать о том, что есть человек, которому я действительно нужен. Всех глупых девчонок и шлюховатого вида парней, я даже в расчет не брал. Они тягались за мной не из-за высоких чувств, это уж точно.

А тут появляется придурок Шевченко. Тот самый невыносимый всеми выскочка. Тот самый парень, который до ужаса всех раздражал и бесил. Тот самый парень, который полюбил меня и с каждым днем дарил мне себя всего. Без остатка.

Я видел это. Я тонул в этом. И я боялся этого. Мне нечего было предложить Дане взамен. У меня за душой не было ни гроша и тех чувств, которые он испытывал ко мне, не было тоже. Да, мне было хорошо с ним, он мне нравился. Но я не любил. Тогда не любил.

“Имея, не храним, а потеряв – плачем” – как же много в этих словах. Раньше я бы и подумать не смог о том, что Даня будет мне настолько дорог, о том , что я буду помнить о нем столько лет, о том, что буду надеяться на то, что он до сих пор не забыл меня. Пускай не любит, но хотя бы помнит.

Я искал встречи с ним. Через Игоря даже удалось узнать адрес его проживания в Москве. Только вот вместо Дани дверь мне открыл пафосный мужик в модных шмотках. Признаюсь, тогда я чуть не сдох от злости и ревности.

Хотелось задушить этого мужика, да и Шевченко вместе с ним. Я знал, что давным-давно сам все разрушил, знал, что сам во всем виноват, но я никогда не прекращал считать блондина своим.

Однако тогда я ушел. Ушел, осознавая, что я сам прохерил свой шанс и не имеет смысла что-то менять сейчас. Я не оценил Даню по достоинству в то время, когда он был рядом со мной, когда он нуждался во мне.

Я только и делал, что обижал его, ставил свои эгоистичные желания выше всего остального и вел себя как полная мразь. А теперь много воды утекло, Данька счастлив…

Поэтому можно было идти дальше, не мешая этому светлому и чистому мальчику жить так, как он считает нужным.

Наши пути давно разошлись, и уж если я сам пошел по параллельной с ним тропе, теперь не имеет смысла кусать локти. Тем более что жалеть мне было не о чем.

Рядом со мной был другой Даня. Мелкий, до ужаса упрямый, настырный, но настолько же милый.

Даня, который просил меня нарисовать на его ручках такие же красивые картиночки, как на моих руках. Даня, который каждую ночь приходил ко мне в спальню, говоря, что бабули нет, мы с ним одни в квартире, и он боится, что меня ночью утащит бабайка. Даня, который частенько плакал и капризничал, но стоило ему только сказать, что он похож на девчонку, тут же переставал реветь и воинственно заверял всех, что он “музииик”. Даня, который еще с ясельной группы постоянно доставал какого-то пацана из его группы, потому что тот женился на Верочке, которую Даня выбрал раньше, чем тот самый пацан.

В общем, он был именно моим сыном. Таким же, как я. И я знал, что костьми лягу, но сделаю так, чтобы сын не повторил мою судьбу.

Пускай у него и нет матери, но зато у него есть я. Человек, который сделает все, чтобы мой сын был счастливым. Не важно как, не важно с кем.

Однако, пройдя через все это дерьмо я осознал, что не буду запрещать своему сыну делать ошибки. И не важно в чем именно они будут заключаться. Он должен сам учиться падать и подниматься, без чьей-то помощи.

Да и ошибки иногда бывают полезными. Ведь, если бы не та самая ошибка, то у меня никогда бы не появилось этого чуда и я никогда бы не стал тем, кем стал.

***

– Пааапа, но я хооотюю сеекоолаадное мооееженное, – капризно законючил Даня, со вселенской скорбью в глазах смотря на меня.

Мы втроем сидели в кафе. Я, Даня и мой сын. Честно говоря, когда я позвал Даню с нами, я даже подумать не мог, что он согласится.

Это было просто моим порывом, хотя я и знал, что бессмысленно пытаться склеить то, что я когда-то прохерил по собственной глупости.

Вернее, не так. Я хотел бы попытаться вернуть его, хотел бы попробовать начать все заново, потому что сейчас я бы не допустил тех ошибок, что были сделаны мной в юности.

И да, я знаю, что Даня имеет право обижаться на меня, имеет право меня ненавидеть и презирать. Я сделал ему больно. Я предал его. Такого не прощают.

И я бы на его месте плюнул мне в лицо, а не пошел с нами пить кофе. Это ведь… Это слишком даже для него. Неужели настолько плевать? Неужели не болит? Неужели не хочется мне врезать?

Он так запросто согласился пойти с нами куда-то, что я отчаянно не мог понять его поступка. Не мог поверить в то, что он как будто бы забыл о том, что было. Забыл насколько некрасиво я с ним тогда поступил.

– Даня, какое мороженое, декабрь на дворе! – фыркнул я. – Ешь пюре и пей сок.

– Нет, не буууудуу пюеее, – снова запротестовал мелкий. – Мне дядяя Даааняяя обесяял пиеесное.

– А я тебе давно ремня всыпать обещал, – строго произнес я, зло смотря на Даню.

Иногда это мелкое чудовище было совсем невыносимо. И справиться с ним не мог даже великий и ужасный я.

– Что я здесь делаю? – неожиданно произнес Шевченко, тем самым заставив меня поежиться и с недоумением посмотреть на него.

– В смысле? – кое-как выдавил из себя я, смотря на какое-то растерянное и пустое лицо парня.

Кстати говоря, я был не прав, когда говорил, что Даня совсем не изменился. Все-таки он повзрослел.

Прическа стала еще более пижонской, как и стиль в одежде, в принципе. А еще он возмужал. Больше не было той юношеской угловатости. Сейчас он был по-аристократически строен, изящен и грациозен.

А еще изменился он сам. Где-то глубоко внутри. Я больше не видел того импульсивного мальчишку, которым он был несколько лет назад. Спокойствием Шевченко можно было убивать, я думаю.

– Просто мысли вслух, – пожал плечами парень. – Сижу и думаю, что я здесь делаю. В вашей компании. Тридцать первого декабря. Как же это глупо!

– Не гьюююпо, – заверил Даню мой мелкий, после чего, кряхтя спустился с нашего с ним общего диванчика, и направился к Дане. – Возьми меня на ючки и тиибее бууит лутьсее.

– Как скажешь, малыш, – улыбнулся в ответ Шевченко, но при этом как-то измученно и через силу. Как будто бы последнее время он только и делает, что улыбается всем.

– Я думал, ты сам хотел пойти, – произнес я, стараясь не смотреть ему в глаза.

– Я тоже так думал, – пожал плечами парень. – Но сейчас понимаю, что это глупо. Глупо делать вид, что все нормально. Глупо обманывать самого себя и твердить себе, что я пришел сюда только из-за твоего милого сынишки. Я сижу и понимаю, что эта полная хрень, Дим. Я не хочу снова влипать в непонятную мне ерунду. Я перерос это.

– И даже ни о чем не спросишь? – с горечью улыбнулся я.

– О чем мне спрашивать? – в тон мне, ответил Даня. – О том, не жалеешь ли ты? Вижу, что не жалеешь, – он едва заметно улыбнулся и посмотрел на мелкого, который сейчас абсолютно ничего не понимал и переводил взгляд то на меня, то обратно на Даню.

– Это Лерин сын, – зачем-то выдал я. – Сразу после выпускного. Она отказалась от него, и мы с мамой забрали.

– Ты считаешь, что нормально обсуждать такие вещи при мальчишке? – насупился Даня.

– Он еще маленький и не понимает…

– Звягинцев, тупой кретин тут только ты! – зло прошипел Даня, за что тут же получил маленьким кулачком в грудь.

Я улыбнулся. О да, малой за меня любого готов был порвать. В этом мы с ним солидарны.

– Мой папа хаесиий, – надул губы Данька. – Не обизяяяй папу, ты ведь тозеее хаесиий.

– Как скажешь, малыш, – улыбнулся блондин, погладив мелкого по голове.

– Дань, – я сделал глубокий вдох-выдох. – Я хочу объясниться.

– Зачем? – пожал плечами парень. – Я думаю, что не имеет смысла что-то обсуждать теперь. Это все лишнее. Я часто думал о том, что сказать тебе, когда мы встретимся, о том, как это все будет. А теперь понимаю, что это все пустое, Дим. Можно я просто угощу твоего сына пирожным и пойду? У меня дела еще.

– Сразу иди, говорю же, мелкому нельзя сладкое, – ядовито выдал я, стараясь не обращать внимание на потухший взгляд Дани и громкий визг, который издал мой мелкий манипулятор, только услышав о том, что его в очередной раз лишили сладкого.

Даня в ответ лишь коротко кивнул, погладил мелкого по голове, поздравил нас с Наступающим и, накинув на плечи свое пижонское пальто, оставил меня наедине с обидевшимся мелким и с мыслями, которые буквально грызли меня изнутри. Мыслями о том, что я снова сделал что-то не так.

***

– Я хотю пиежное дяди Даани, – не унимался мелкий в очередной раз надавливая мне на больное.

– Малыш, у дяди Дани дела, – заявил я, подхватив мелкого на руки и пытаясь хоть как-то его успокоить.

Уже восемь часов вечера, а Даня до сих пор конючит о том, что пирожные дяди Дани ему жизненно необходимы, при этом от вкусностей из моих рук героически отказывается. Я говорил, что мелкий бывает невыносим?

Самая большая проблема в том, что Даня слишком уж быстро привязывается к людям. Не ко всем, конечно, но если уж найдет объект для обожания, то тому точно не поздоровится.

В детском саду из-за Даниной любви воспитательницы на стену лезть готовы. То он любит кого-то из персонала и таскается за ними, то резко переключается на какую-нибудь Ксюшу и заявляет, что на тихий час он пойдет только с Ксюшей и спать будет в одной кровати с Ксюшей, потому что они теперь семья.

Но одно дело Ксюша, куда хуже, когда объектом любви Даня выбрал того самого пацана, который впоследствии влюбился в Верочку, которая оказывается была еще одной любовью моего мелкого.

Знаете, что в итоге? Меня вызывали в детский сад, думал родители того самого Никиты меня заживо закопают, потому что мелкий разбираться долго не стал и побил Никиту лопаткой в песочнице, когда они гуляли.

При этом этот гребаный Никита был на год старше, выше и сильнее моего малого. Сука, гордость за Даньку распирала, но и со стыда сгореть хотелось неимоверно.

А теперь еще и Шевченко. Вот нахрена такая-то подстава? Надеюсь, что белобрысого Даня в песочнице лопаткой бить не будет.

– Нееет, – отчаянно замотал головой мелкий. – Ты вьееешь. Он хооотееель угооостииить меня пиеежными. А ты все испооойтиил.

– Даня, прекрати ныть! – рыкнул я, грозно смотря на сына. – Пошли в магазин и я куплю тебе все, что захочешь.

– Неееет! Неее хооосюю!!! – с удвоенной силой завизжало мелкое чудовище. – Ты всеее испойтиил!

После этого малой демонстративно всхлипнул, пошмыгал носом и завалился на кровать, полностью меня игнорируя.

– В угол иди! – строго выдал я. – Разбаловала тебя бабуля! И в кого ты такой упертый баран?

– В тиибяяя! – раздалось в ответ. – И сам бааааяяян!

***

Знаете, что в итоге? Мы стоим у двери квартиры Данила Шевченко.

Я на данный момент держу руку на дверном звонке, а хренов мелкий манипулятор стоит рядом с коробкой конфет и большим плюшевым зайцем, которого он схватил в магазине и возвращать не хотел, заявив, что этот заяц похож на Даню и что Дане он просто жизненно необходим. Самое удивительное, что под “Даней” малой в кой-то веке подразумевал не себя.

Честно говоря, мне было дико страшно. Страшно стоять у двери Данила и ждать, когда он нам откроет. Или не откроет. Или откроет, но не он.

Все могло быть. Это точно. Даня давно не тот одиннадцатиклассник, по уши в меня влюбленный. Я могу быть ему не нужен. У меня своя жизнь, у него своя. И ничего уже не поможет.

Тогда какой во всем этом смысл? Я ведь приехал совсем не потому, что малой так захотел. Если бы я ему во всем потакал, то хуй знает, где бы мы были сейчас. Дело в том, что я сам подсознательно этого хочу. Хочу вернуть в этот Новый Год то, что я прохерил давным-давно.

Шевченко открыл дверь резко и быстро, не дав мне даже сообразить и придумать хоть какую-то связную речь.

– Что ты…

– Пьииивеееет! – радостно завопил малой, подбегая к Дане. – Это тииибе. Папа не хооотееель ехааать и покууупать саааяцаа, но все яяявно купиил, ты сеее хаеесий.

– Заяц? – хмыкнул Шевченко, насмешливо посмотрев на меня. – Серьезно?

– Мелкий настоял, – сознался я.

– Зачем вы пришли? – холодно спросил Даня, при этом подхватив улыбающегося малого и пропуская нас в квартиру. – Твой сын классный, но Дим…

– Ты обещал ему пирожные – это было самой большой твоей ошибкой, – улыбнулся я, разуваясь, и продолжил: – а вообще… Я хотел тебя увидеть. Я не сказал тебе все, что должен был тебе сказать.

– Дим, ты ничего мне не должен. Абсолютно.

– Оу, ясно, – хмыкнул я. – Подарки хоть возьми. Считай, что это не от меня, а от моего сына.

– Спасибо, – кивнул Даня. – Вам я ничего не купил, к сожалению, но на столе стоит тортик. Только боюсь, малыш, папа тебе не разрешит.

– Мосьно кусесек? – состроив жалобную мордашку выдал мелкий, и получив мой усталый кивок, тут же заулыбался и попросил Даню спустить его на пол. После чего с довольным видом потопал на кухню.

– И когда нам уходить? – осторожно спросил я, внимательно смотря на Даню.

– Когда ты захочешь, – устало улыбнулся парень. – Ты ведь всегда решаешь все за нас обоих.

– Дань, я… – я резко схватил его за руки и замолчал, не зная, что сказать. Да и что я мог? Он в очередной раз был бесконечно прав.

– Мы не буииим ухоооиить, – заявил появившийся из кухни мелкий с коробкой торта. – У тиибяяя хоесеее. И Дааня, отьессь мне тееейтика.

– Черт, мне в очередной раз стыдно за своего сына, – закатил глаза я, после чего укоризненно посмотрел на мелкого, забрал у того торт и вручил его владельцу.

– Стыдно, потому что ему у меня хорошо? – усмехнулся Даня.

– Вовсе нет, – замотал головой я. – Просто… Черт, он постоянно ведет себя настолько нагло, что порой мне кажется, что мой сын цыган или еврей. Он еще и торговаться умеет, кстати. И деньги считать. Иногда мне кажется, что за сладкое он меня продаст.

– Да ну тебя, – расслабленно фыркнул Даня и, схватив за руку мелкого, повел его обратно на кухню. Я последовал следом. – И можете не уходить. Я все равно один встречаю этот Новый Год. Вернее, собирался встретить его один.

– Усеее не одиииин, – улыбнулся малой, с любовью смотря на торт в руках у Данила.

***

– Уснул, – улыбнулся я, заходя в комнату к Дане.

Новый Год мы встретили вместе. Это так странно и пугающе, но в тоже время волнующе и прекрасно.

Честно говоря, давно мне не было так хорошо. Мы кушали, смотрели дурацкие новогодние передачи и громко смеялись.

Малой стойчески дотянул до двенадцати, после чего был отправлен спать в выделенную Даней комнату, а сам блондин за то время, пока я укладывал сына спать, успел убрать праздничный стол и сейчас расслабленно лежал на кровати, глядя в потолок.

Я лег рядом с ним и закрыл глаза. Говорить ни о чем не хотелось.

Было страшно. Очень страшно. Но в тоже время безмерно хорошо. Я не знал, что говорить, не знал, как себя вести и абсолютно не понимал, о чем нам с ним разговаривать.

Мыслей в голове была куча, но какой смысл теперь их озвучивать, когда я сам похоронил то, что могло перерости в нечто большее.

Или же второй шанс все-таки есть? Пускай и призрачный. Ведь моя мама стала счастливой после долгих лет ада. Неужели я не заслужил?

– Дань, – осторожно начал я, пытаясь подобрать нужные слова. – Ты вот говорил, что я всегда и все решаю за нас обоих. Можно я снова все решу за тебя?

– О чем это ты? – нахмурился Шевченко, с недоумением посмотрев на меня.

– Я… Я хочу быть с тобой. Хочу начать все заново.

Я это сказал. Вот так вот просто. И земля из под ног не ушла, и конец света не наступил. Я сказал ему то, что хотел озвучить практически сразу же после расставания.

– Дим, в одну реку нельзя войти дважды. С этим ничего не поделаешь.

– Да, я знаю, что опоздал на пять лет, но лучше ведь поздно, чем никогда? Разве не так? – осторожно спросил я, вымученно улыбаясь.

– Не так, Дим, – покачал головой Даня. – Тебе все-таки лучше уйти.

– У тебя кто-то есть, да?! – раздраженно поинтересовался я, вскакивая с кровати. – Поэтому посылаешь меня? Неужели тебе наплевать, Шевченко? Неужели прошло. Ты же меня любил! По-настоящему любил!

– Любил – ключевое слово, – усмехнулся Даня, прикрывая глаза. – Не будь настолько самонадеян. Все в прошлом, Звягинцев. Пошел вон.

– Да нихрена я тебя не верю! – рявкнул я, окончательно выходя из себя.

– Твое право, – пожал плечами блондин. – Ладно, я не буду тебя выгонять, потому что не хочу будить малыша, иди спать в комнату к Дане, завтра я отвезу вас домой.

Я сделал глубокий вдох-выдох, стараясь сдержаться и не сорваться в очередной раз.

Даня не виноват в том, что я импульсивный мудак. Даня не виноват в том, что мои нервы давно ни к черту. Даня не виноват, в том, что я его бросил. И уж тем более, вины Шевченко нет в том, что он меня разлюбил. Ангел-Даня ни в чем не виноват, блять! Все уничтожил и сломал я. Только я и никто больше.

– Ясно, – кивнул я, на выходе из комнаты. – Спокойной ночи и с Новым Годом. Надеюсь, ты встретишь того, с кем будешь счастлив по-настоящему. Того, кто будет любить, ценить и уважать тебя. Я когда-то не смог этого сделать, а второй шанс ты давать мне не намерен. Не знаю, что ты теперь обо мне думаешь, но это твой выбор. И я смирюсь с ним.

– Дима, прекрати, на твои речи я больше не куплюсь, – холодно ответил блондин. – Иди спать, завтра как проснетесь, отвезу вас домой.

– Буду счастлив, – сухо сказал я и вышел из комнаты, громко хлопая дверью.

Так же где-то у меня в груди стучало сердце, умоляя вернуться, зацеловать Даню и доказать, что ничерта не прошло! Но я не имел на это право. Я давно не имел прав на Данила Шевченко. Ни-ка-ких.

– Да твою же мать! – я резко развернулся и залетел обратно в комнату. Явно не ожидавший этого Данил, громко ойкнул и тут же подскочил на кровати, принимая положение сидя и недоуменно смотря на меня.

– Я не хочу никуда уходить, – заявил я, стараясь, чтобы мой голос звучал, как можно увереннее. – Я хочу быть с тобой. И я… я люблю тебя. Правда. До сих пор.

– Твоя любовь ко мне лежит в соседней комнате. Ты нагулял эту самую “любовь” на нашем выпускном.

– Еще одного слово в адрес сына и я тебе врежу!

– Извини, я… – Данил закусил губу и тяжело вздохнул. – Я не подумал просто.

– Я тогда тоже не подумал, – не унимался я.

– Ты меня обидел, Дим. Очень сильно.

– Я знаю, – кивнул я. – Я хочу все исправить. Я могу это сделать. Правда, Дань.

– И как ты объяснишь это сыну? – устало поинтересовался Даня, положив голову мне на плечо, от чего я непроизвольно улыбнулся.

– Что именно?

– Тот факт, что ты хочешь привести еще одного папу к вам в дом, – ответил парень.

– Я скажу, что ты мой брат, – улыбнулся я.

– Ага, когда мы будем трахаться, а Данька, не дай бог нас застукает, что будет тогда? Как ты объяснишь то, что совокупляешься с братом? – ядовито поинтересовался блондин.

– Совокупляешься, – фыркнул я. – Шевченко, не включай ботана. И вообще, погоди-погоди, шанс на наше, так называемое совокупление все же есть?

– Да ну тебя, Звягинцев, – отмахнулся Данил, с силой ткнув пальцем мне в грудь. – Ты по-прежнему такой же самодовольный напыщенный индюк.

– Дань, я уже не такой, каким ты знал меня раньше. Совсем другой. Я… Я искал тебя. Скучал. Хотел все вернуть, но не знал как. Правда. Знаю, что не веришь, но я искал и скучал. Я больше не совершу тех ошибок, какие натворил тогда.

– Ты совершишь другие, – улыбнулся Шевченко, ложась обратно на кровать.

– Дань, пожалуйста…

– Давай спать, Дим. Завтра нужно встать пораньше и поехать к вам.

– Закинешь нас обратно и забудешь все, как страшный сон?

– Заберу ваши вещи, привезу их к себе и забуду все то, что было раньше, как страшный сон, – закрыв глаза, ответил Даня. – Но это последний раз, Дима. Я не позволю тебе себя унижать и втаптывать мои чувства в грязь.

Я широко распахнул глаза и посмотрел на замеревшего на кровати Даню. Сердце снова захотело вырвать из груди, теперь уже от ощущения радости и удовлетворения.

Не говоря больше ни слова, я потянулся к лежащему на кровати блондину, и не дав ему времени на “подумать” тут же набросился на него с поцелуями.

Было неимоверно прекрасно ощущать вновь эти губы. Мягкие, чуть потрескавшиеся, пахнущие мандаринами и чем-то еще. Тем, что нес в себе Данил Шевченко. Чем-то сильным, терпким и запоминающимся.

А самым прекрасным во всем этом было то, что Даня мне сейчас отвечал. Отвечал осторожно и опасливо, как будто бы до сих пор сомневаясь в том, что это все реально. Но отвечал. И за это я готов был отдать многое.

– Паааапа, не еееесь Даааню, он хаааесииий!!! – раздался визгливый крик мелкого, который стоял в дверном проеме и с ужасом взирал на нас. – Даняя, не бооося, я засиисю тиибя, – добавил мелкий, после чего гордо прошествовал к кровати, забрался на нее и улегся между нами.

– Даня, твою мать! – вновь выругнулся я, под недоуменный взгляд сынишки и громкий смех Данила.

Именно в этом момент я понял, что по-настоящему счастлив.

Параллельные прямые иногда все-таки пересекаются. И дело не в том, что у меня всегда было хреново с математикой, а в том, что Данил Шевченко – это то самое.

Он тот, кого я больше не потеряю. Чего бы мне это не стоило. Почему? Может быть, потому что он “хаааесииий”, как говорит второй мой Даня. А, возможно, потому что я его люблю.

Вот так вот просто. Жизнь вообще простая штука, если включить мозги, знаете ли…