Текст книги "Задохнись моим прахом (СИ)"

Автор книги: More_popcorn

сообщить о нарушении

Текущая страница: 9 (всего у книги 20 страниц)

И это я сейчас совсем не про лес.

В комнате, где лежала Мелоди, было тихо. Люди начали потихоньку ужинать, некоторые это делали рядом с раненными девчонками. Ривер, увидев меня с Роуз, согнал тех, кто сидел рядом с Мелоди. Те, увидев как я приближаюсь, как будто бы прочитали мои мысли и покорно отошли. Я боялась поднять голову и посмотреть на нее. Надеялась, что ребята подлатали и обвязали ее бинтами так, что теперь она выглядела чуточку лучше. Но когда я все-таки это сделала, то увидела лишь мумию, которую наполовину подготовили к погребению. Лишь ее руки, изрядно поцарапанные, остались нетронутыми.

– Воды, – прокряхтела она.

Казалось, что ее связки истончили до миллиметра и теперь она напрягает все силы, чтобы сказать всего пару слов. Присев к ней, я поднесла к горлу бутылку с водой, которой она тут же поперхнулась. Но потом издала удовлетворительный вздох. Прям как из рекламы Coca-Cola.

– Я не пила … неделю.

Слезы собрались у подножия моих глаз, вот-вот готовы были покатится по-моему и так уже мокрому лицу. Я боялась испугать ее своими рыданиями. Боялась, что она поймёт, сколько ей осталось жить.

– Возьмите меня… пожалуйста.

Она попыталась поднять левую руку. Я тут же перехватила ее и постаралась не сильно сжимать, но показать, что я рядом. Что она не одна.

– У вас теплые… руки.

Каждое слово давалось ей с большим трудом. Я не понимала, что она хочет сказать. Осознает ли, что это ее последние слова?

– Прямо как у Лав… моей подруги.

Мои губы начали дрожать. А слезы покатились ливнем. Не знаю даже, откуда во мне было столько воды.

Она помнила обо мне. Также как и я о ней. Возможно думала, что еще успеет увидеть. Или считала, что я успела спастись и уже где-то далеко. Также как и я когда-то считала.

Сзади подошел доктор Ривер. Он указал своим пальцем на часы, давая мне понять, что времени у меня осталось еще меньше, чем он предполагал. А прошло всего пару минут.

Я не стала ей ничего говорить. Не стала развеивать надежды, что я могу быть где-то далеко. Что спасена и моя жизнь не кончена.

Что моя жизнь не разрушена, как ее. Что у меня еще есть шанс.

Я хотела, чтобы Мелоди была уверена в этом всем перед смертью. Пусть это была и неправда. Это было не важно. Ведь в конце концов, когда наступил мое время уйти с этого света, мы все равно с ней встретимся. В том месте, куда уходят все души перед смертью. О котором мне рассказывала мама в детстве. Куда ушла тогда наша бабушка. Она говорила, что та будет ждать меня там после смерти.

Как теперь и будет ждать меня Мелоди.

Мы еще долго держались за руки. Столько, сколько ей потребовалось, чтобы уйти из этого мира. Я чувствовала, как силы потихоньку покидают ее и когда она перестала держать руку на весу, я поняла, что это конец.

Умирая, ей не было так больно, как в начале нашей встречи. Доктор Ривер и девчонки сделали все, чтобы она и другая девочка ушли спокойно, без адовой боли внутри. Я была безмерно рада, что последнее, что она почувствовала, была моя теплота. Ведь перед тем, как опустить свою руку и издать последний вздох, она улыбнулась.

Возможно, она на секунду решила, что это все-таки я держала ее за руку. А возможно просто вспомнила наши гулянки по центру Милвена, ночевки и планы на будущее.

И это вызвало у нее улыбку. Искаженную, еле заметную из-за перекошенного лица, но все-таки улыбку. Такую же искреннюю, как когда-то была сама Мелоди.

Самой лучшей подругой, которая у меня когда-либо была.

Когда уже Роуз заметила, что все кончилось, то решила позвать Ривера. Все то время, что я прощалась с Мелоди, она не отходила от меня далеко. Сидела рядом, но за спиной. Не позволяла себе напомнить о своем присутствии, но и не давала мне остаться одной. Это была такая тонкая грань: я чувствовала, что мы с Мелоди были только вдвоем, но при этом ощущала какую-то поддержку за спиной.

Когда я начала заваливаться назад от бессилия, Роуз поймала меня. Не дала упасть на спину. И тогда я впервые поняла истинное значение фразы «Вонзить нож в спину». Ведь тогда, несмотря на огромное количество этих ножей, Роуз бережно схватила меня за плечи, не давая напороться на них.

Не дав сделать себе еще больно. И не делая мои раны шире.

Усадив меня на пол рядом с кушеткой, она вновь позвала Ривера. Тот все еще возился с телом второй девочки. И вот наконец-то позволил ее закопать, предварительно закрыв глаза.

Роуз спросила может ли оставить меня на время, пойти помочь им с девочкой. Я сказала да. И когда они покинули комнату, я медленно встала с пола и вновь подошла к Мелоди. Ее кожа уже начала бледнеть, а губы серьезно сохнуть. Нельзя было ее, в таком положении, класть в могилу. Пусть и временную.

Да, я надеялась тогда, что когда выберусь из Подесты, заберу с собой ее тело. И закопаю по нормальному, на нашей родине. Ведь на ее могилу захотят приходить родители. Которые еще ничего не знают… черт, они же ничего не знают.

Очередной приступ слез я решила купировать подготовкой Мелоди к захоронению. Взяла уголь с кровати Пруденс. И расческу с кровати какой-то девушки. Которая как раз не спешила расставаться со своими волосами. А волосы у Мелоди, как я уже говорила, были шикарные.

И я хотела, чтобы в последнем своем пути до могилы, она блистала.

Сняла с нее окровавленную футболку, в которой она приехала. Сразу же выбросила – не хотела больше видеть. Надела какую-то безрукавку, которую ранее нашла и думала, что надену. Она была ей великовата по размеру. Но больше ничего красивого не нашлось. Остальное оставила на ней, только предварительно почистила.

И зачем? Ведь, по-хорошему, все это не имело значения.

Для других да. Но для меня… я просто хотела проводить ее по-человечески. Как бы хотела этого сама Мелоди.

Ведь будь она на моем месте, сделала бы тоже самое. Я в этом уверена.

– Красивые волосы, – сказал Ривер, наконец-то вернувшись с улицы, – ставлю свою банку с тушенкой, что вы пользовались одним шампунем.

Он попытался выдавить из меня улыбку. И какая-то ее грустная доля все-таки появилась на моем лице.

Но ненадолго.

– Ты не хочешь их отрезать?

– Нет, – ответила я, – она заслужила быть упокоенной настолько цельной, насколько может быть. В отличии от нас всех, у нее еще есть шанс.

– Как знаешь. Решение за тобой. Но я скажу тебе, что будет дальше.

Он взял стоявший стул и присел на него рядом со мной. Несколько раз провел рукой по ее волосам, приговаривая.

– Завтра какая-нибудь мамаша, у которой давно кончилось грудное молоко и любые другие смеси, пойдет и выкопает, пока ты будешь спать, ее труп. И не побреет ее, как я предлагаю, а выдерет скальп. Да, прямо с кожей. Полностью. А потом оставит лежать так на земле, пока ее не съедят крысы или волки. Потому что ей будет плевать, как какая-то девочка будет похоронена. Ведь это не ее ребенок. И не ее родной человек. Ей не важно насколько она цельная и кем являлась. Ведь в данный момент, в данную секунду, единственную ценность, которую она представляет, это ее волосы.

Он смотрел на меня, не отрывая взгляда. Даже не моргнув. Потом встал со стула и снова положил руку на плечи. Готовясь к тому, что я снова, в порыве эмоций, убегу в лес, прячась от неизбежного.

– У нее нет больше возможности жить. А у тебя есть. Используй ее. Этого бы точно хотела Мелоди. Я уверен. Хотя ее я и не знал.

Выключив свет лампочки, которая висела над нами с Мелоди, он пошел обратно на улицу – ждать моего решения. Снова напоминая, даже без слов, что времени у меня было не так много, как хотелось.

Все вокруг уже начали ложиться спать, предвкушая новый день. Новые вылазки, походы к роднику и посиделки у радио в перерывах. Обычный день, как и сотни предыдущих. Ведь у них ничего не менялось, кроме даты на календаре, приближающей всех выживших к концу сентября, когда война могла вновь закончиться. Пусть и на время.

Но не для меня.

Для меня вся эта бесконечная череда однотипных серых дней теперь стала привычкой, которую разнообразила смерть Мелоди. Теперь оттенок серого стал еще темнее.

Все ближе и ближе пододвигая меня к той самой тьме, от которой мы все бежим.

И в которой все, рано или поздно, погрязнем.

Я как будто до сих пор думала, что все это розыгрыш. Сейчас Мелоди очнется, поблагодарит меня за то, что я, все-таки, не решилась ее стричь, и пойдет спасать своих брошенных на улицу щенят.

Но она не встала.

Я даже ее слегка толкнула рукой в плечо, чтобы она пошатнулась. Встала и сказала «Ты что делаешь, Трейнор? Больно же».

Но она не встала.

Снова.

Тело просто двинулось на мгновение, показывая всю ее хрупкость и маленький вес. Я бы сама могла ее донести, настолько худой она была. А теперь, когда ее душа вышла из тела, так тем более.

Да, это была уже не Мелоди. А просто ее тело. Все такое же красивое и элегантное, как при жизни. Пусть и синее от увечий. Это не делало ее страшной. Нет. Это все равно делало ее прекрасной. Или это был лишь мой фильтр любви к ней. Который потихоньку отключался.

На ее похороны я не пошла. Не смогла. Да и Роуз мне запретила. Сказала, что сейчас ее закопают, а завтра – мы с ней простимся. Я спорить не стала. Если бы дошла в тот день до могил, обратно бы меня пришлось им нести на руках.

Еще одна ноша… нет, хватит с них сегодня. Посещу Мелоди завтра. Заодно и зайду к Хоуп.

Если бы не обстоятельства, это звучало бы намного круче. Как будто, после утренней пробежки, я зайду к своим подругам. И мы вместе пойдем в кафешку.

Но в Подесте друзей посещают на кладбище. Принося им любимые милкшейки, которые так и останутся нетронутыми.

Волосы Мелоди были, как мои прежде, до лопаток. Кудрявые, немного запутанные. Я провозилась с ними целую ночь, пытая расческой, чтобы отдать ребятам на вылазку их в годном виде. За это накидывали еще пару годных вещиц. К тому моменту, как я закончила, то уже не чувствовала, что это были волосы Мелоди.

Нет, волосы Мелоди всегда были спутанные. Пусть и не настолько, как сейчас. Но она редко пользовалась расческой. Любила видеть их в пышном виде, пусть и с комками на кончиках.

А это… это были волосы какой-то умершей девушки.

Но не моей Мелоди. Больше нет.

Ложась спать, я не стала далеко убирать состриженные мной ее волоски. Крепко держала их в руках. Если бы кто-то решился тогда украсть их у меня, им бы пришлось отрезать мне руки. Настолько сильно я в них вцепилась. Пытаясь заснуть, я тихо напевала под себя ту песню, что пели раньше дети. Почему-то на ум пришла именно она. Возможно, из-за своей мелодичности и нежности, которую я слышала в детских голосах. Потому, что в моем тихом и слабом голосе, она звучала как-то безжизненно.

Oh, sing sweet nightingale

Sing sweet nightingale, high

Oh, sing sweet nightingale

Sing sweet nightingale

Oh, sing sweet nightingale

Sing sweet

…

Oh, sing sweet nightingale, sing

Oh, sing sweet nightingale

Oh, sing sweet

Oh, sing

Так и не заснув, но немножко подремав, я услышала приход тех парней с зала, которые собирались на вылазку. И как раз направлялись до границы. Свернув свое сокровище в рваный пакет, я два раза обернула его скотчем и отдала одному из них. Решив также спросить.

– Слушай, а что было в той самокрутке? Я помню, что-то успокаивающее, но ты еще говорил про какой-то пепел… Что вы сожгли?

Он усмехнулся, прежде чем ответить. Никто еще не спрашивал о таком и он не знал, как впервые об этом сказать.

– Мы ничего. Это прах одного из наших друзей. Тоже ходил с нами на вылазки, пока не сожгли прилюдно, попав с нами в плен. «Саузен Пауэр». И пока они нас держали, то делали такие самокрутки. Из всех, кого тогда сожгли. Их нехило вставляло. Прям как тебя. Вот мы и решили забрать их, пока они спали. Сами к тому времени еле-еле спаслись. Ха, мы даже еду не взяли. А вот прах ребят да. И хотели сначала похоронить, как полагается, но один раз сами попробовали. И нам зашло. Знаешь, после этого проще куда-то выходить. И домой тащить раненых. Будь у нас энергетики или хотя бы алкоголь, мы бы и не решились на такое. Но они уже на том свете, а мы все еще живы. И нам нужно оставаться живыми. Чего бы нам это не стоило.

========== Глава 15. Ход ладьей. ==========

Это был самый тяжелый рассказ, который я слышала от Лав.

Хотя мы, лишь дошли до середины истории.

Ничего подобного я и представить не могла, когда соглашалась на эту авантюру доктора Дьюитта. Посидел бы он сам послушал про все эти ужасы. Самому бы себя пришлось лечить.

Мы даже с ней не попрощались. Я просто поняла, что дальше она рассказывать не собирается, встала и ушла. Домой идти не хотелось, но еще одну такую выходку с ночевкой в больнице Нэнси мне не позволит. Поэтому я волочила себя домой изо всех сил, представляя как завтра услышу что-то похуже. Надо было морально подготовиться. Напиться с утра было не выходом, хоть и в сестринской всегда был спирт.

Ночью плохо спала. Второй день без нормального сна должен был выйти мне боком. Я боялась, что так и усну в кресле у Лав на самом интересном месте. И на этом наша, так называемая “терапия”, закончится. По пути я зашла уже не за кофе, а энергетиками. Перед больницей выпила один. Вкус примерзкий, не понимаю, что в них находят подростки. Но если меня также будет от них колбасить, то готова потерпеть.

Поднявшись на этаж, я застала всеобщую панику. Все медсестры, которые не успели уйти с ночного дежурства, бегали около палаты, которая находилась рядом с Лав. Сама девочка стояла в сторонке, так, чтобы ее никто не заметил и она могла продолжить смотреть на произошедшее.

Не раздеваясь, я решила посмотреть что происходит. И не была готова к увиденному.

Мальчик, лежащий в палате, бился в конвульсиях, изрыгая из себя что-то, напоминающее желчь. Одна из медсестер держала около него утку, но это было бесполезно: все содержимое давно капало ей на рукава. Врачи же пытались остановить это безумие, вкалывая ему разные препараты.

Это не было похоже на обычное отравление. Даже если бы ему что-то подмешали, эффект был бы другой. У него был жар, а кожа вся покрылась какими-то язвами. Это было похоже на заражение. Почему тогда никто не объявляет карантин?

Я пошла с этим к Нэнси. Та вовсю уже рылась в его документах, пытаясь найти хоть какую-то информацию.

– Это не инфекция, Дора, – сказала она мне, – эти язвочки у него давно. Еще до поступления появились. И врач сказал, что это обычное воспаление. У них у всех такие. Но блюет так только он.

– Пока только он, – поправила ее я.

Все это было странно. Особенно Лав, которая стояла в сторонке, но все равно наблюдала. Завидев меня, она поспешила вернуться обратно в палату. И я пошла за ней.

– Ты что-то видела? – спросила я ее с порога, – знаешь что с ними?

– Откуда? – невинно ответила она, – я их впервые вижу.

– Не ври. Они из «Саузен Пауэр». И ты об этом в курсе. Скажи, ты им что-то подсыпала?

У нее отвисла челюсть. Такую наглость она от меня явно не ожидала. И это я еще ей не рассказала о том, что подслушивала разговор с каким-то парнем. В котором она явно не добрым словом обо мне отзывалась.

– Ты полагаешь что я как они? Такая же жестокая и мстительная? За то, что они угробили все, что мне было дорого? Ха-ха-ха, Пандора. Плохо ты меня слушаешь! Хотя, мы даже и не дошли еще до той части, где я снова с ними встретилась!

Меня ее ответ поставил в ступор. Я быстро начала подбирать слова, чтобы не пустить этот разговор на самотек.

– Они – пациенты. Такие же как и ты. Пострадавшие от этой бойни. Кто-то из них, возможно, не был добровольцем. А даже если и так, это жестоко! Лав! Ты не могла поступить с ними так, как они с тобой!

– Да? Тогда почему же ты спрашиваешь? Сама же ответила на свой вопрос!

– Я хочу, чтобы ты подтвердила мои слова. Что я сказала правду. Потому что если это не так, то я действительно плохо тебя слушала.

Меня переполнял гнев. От возможности того, что она решила сотворить свою вендетту здесь, в больнице, на невинных людях, которые даже и не сделали ей ничего. Лично ей ничего.

Это были мальчишки. Которые могли только-только вступить в эту проклятую армию. Которые еще ничего не соображали. Они могли вообще с ней ни разу не видеться. А она пустила всех под одну косу.

Но как? Неужели она ночью не только шептаться в соседние палаты ходит? Но и крадет лекарства, чтобы потом солдат травить?

Надо бы сходить проверить склад. Возможно, что-то оттуда пропало и, тем самым, я успею остановить их мучения.

Я выбежала из ее палаты так же быстро, как и вбежала в нее. И громко хлопнула дверью. Лав не побежала за мной. И это было мне на руку.

При входе в сестринскую, меня встретил Доктор Майерс. Он был весь потный и грязный. Половина его футболки была в той же блевотине.

– Сестра Хатти, принесите тем несчастным ребятам воды. И побольше, пожалуйста.

– Доктор Майерс, – остановила его я, когда он уже развернулся бежать обратно к себе, – вы уже знаете что это? Нам ждать эпидемию?

– Тсс! – остановил он меня, – никакой эпидемии. Слышите? Это обычная реакция. Аллергия какая-то. Никаких признаков заражения или инфекции в крови. Просто съел на завтрак апельсин и тут же выблевал его. Вместе со вчерашним ужином, на котором были мюсли с орехами. Из него это все просто вышло. Надо установить источник аллергии

и больше не давать ему этот продукт. Вам ясно?

Он будто был в панике. Так боялся слова “Эпидемия”. На минутку я подумала, что это могло быть правдой. Но если и так, то мы все уже давно заразились. Я посмотрела на свои руки – признаков язв не было. Да и не тошнило меня с утра. Правда я и не ела ничего.

Захватив с собой пару коллег, я пошла на склад за водой. Мы вытащили оттуда несколько баклажек. Даже минеральную и родниковую воду. Так, на всякий случай. При виде ее пациенты обрадовались так, как будто мы принесли им пиццу. И начали во всю поглощать запасы, которых и так у нас было немного.

Нужно еще заказать. Непонятно теперь насколько они здесь задержаться. Лишь бы вышли отсюда живыми.

Я не знала что делать оставшийся день. Лав вряд ли хотела меня видеть. Но проходя мимо ее палаты, я решила заглянуть внутрь.

На пороге я услышала, как она с кем-то разговаривает. Тихонько зайдя внутрь, я увидела, как она что-то рассказывает, смотря при этом в стену. Будто молиться.

Я медленно подошла к знакомому креслу и присела, прямо за ее спиной. Не забыв при этом закрыть дверь. От чужих глаз.

…

Была уже середина лета. Нога начала потихоньку проходить, в некоторые дни даже не ныла. В отличии от чего-то внутри.

Там все заживало намного медленнее. Если вообще заживало.

И я каждое утро, перед тем, как все остальные проснутся, посещала две могилы: Мелоди и Хоуп. Их посещали и другие люди. Но лишь мне было дозволено убирать за ними, как-то облагораживать, приносить свежие цветы. Их я нарывала недалеко от леса. В который я больше заходить не решалась.

Это стало чем-то наподобие ритуала, как свежий кофе на завтрак. Без этих посещений день не был цельным. И каждый раз, когда я покидала их и отправлялась в новый день, мне становилось чуточку легче.

Роуз также старалась приходить в себя. Мы обе. Хотя измерить кого покалечило в тот день больше было бы отвратительным. Глупым. Мы просто, по-прежнему, держались вместе и старались поддерживать друг друга. Иногда просто засыпали в обнимку, без лишних мыслей. Остальные как-то пытались нам помочь. Приносили еду прямо со стола, водили гулять. На вылазки не разрешали. Мы даже и не говорили об этом. Роуз и до всех этих событий не любила выходить из школы, а я… мне было уже все равно.

Я готова была лежать на своей постели целыми днями, не вставая. Даже не есть. Вкус еды как-то пропал. Просто ела что давали. Чтобы отстали.

Я вернулась в свои волшебные сны, где все было красиво и душевно, прямо как до поездки в Подесту. В какую-то из ночей ко мне во сне даже пришла Мелоди. Вместе с Хоуп, в обнимку. Сказала, что они теперь вместе выселяться на облаках, играют в догонялки. В моих снах малышке Хоуп было столько же лет сколько и Сью. Почему-то я хотела ее видеть одногодкой, а не тем маленьким созданием, что очутилось у меня на руках. Но мое желание, которое я загадала тогда, при ее захоронении, сбылось – она была рядом с дорогим мне человеком. Мелоди, как и при жизни, обнимала маленькую девочку, давая тот кров и тепло, что не получила при жизни. Мне стало спокойней.

Итан одной рукой приносил мне послушать радио. Включал какие-то хиты восьмидесятых, больше там слушать было нечего. Но один раз, оставив меня одну с ним на едине, он задремал на своей кровати. И не заметил, как музыка закончилась, а за ним пошлое какое-то вещание.

– Нападения на жителей Южного Береллина продолжаются. По словам очевидцев, эти атаки дело рук самой контргруппировки, которая не признает власть страны в городе Подеста. Напомним, что в 1927 году, еще до начала второй мировой войны, Береллин был, наконец-то, признан независимой страной после долгого нахождения под властью Великобритании в качестве колонии. Тогда же, при делении территории, город Подеста был отдан южной его части, которую позже величественно прозвали страной Южный Береллин. В связи с этой исторической сводкой, наше местное радио считает недостоверным информацию о том, что Подеста принадлежит соседней стране. Данный город как был так и остается частью юга, который уже вовсю доказывает свою мощь по всему континенту.

– Пропаганда, – прошипел Итан, просыпаясь, – они не так все преподносят. Страны делили тогда города. И Подеста, как никому не нужная центральная территория, досталась югу. Который на нее тогда не обратил даже внимания. А сейчас забегали… задергались… когда север наладил отношения с другими странами…

Он быстро вернул музыку в мое сонное, но прекрасное все осознающее сознание. Это был не первый раз, когда мы слушали новости от юга. Случайно натыкались на них. И тут же меняли радиоволну. Только остальные это делали молча. А Итан, как всегда, высказывался.

К середине лета я уже совсем окрепла, готова была снова ходить на вылазки. Даже помогла один раз дотащить раненого парня до школы, пока остальные отбивались. Прямо почувствовала тогда прилив сил.

Несколько раз выбиралась на вылазки с теми ребятами из спортивного зала. В один из дней мы планировали дойти до того места, где они нашли Мелоди и других девочек. Парни сказали, что тогда не все вынесли оттуда. И там могло еще остаться кучу провианта.

Другим мы об этом не сказали. Они бы стали нас отговаривать. Особенно Ривер. Это было слишком рискованно. Но мы решили оставить их критику на вечер, когда принесли бы им много тушенки. Поэтому планировали тот день втихаря, после отбоя, в спортивном зале.

Больше мы не пировали. Нет, ребята приносили дичь. И ни раз. Но желания собираться у нас уже не было. Не то, чтобы раньше никто из школы не умирал. Умирали. И десятками. Но смерть ребенка и обезображенные тела девочек вывели всех из строя.

В школе была атмосфера безысходности. Она распространялась от нас с Роуз быстрее, чем мы предполагали. Даже было стыдно за это.

Но поделать мы ничего не могли.

Даже с собой, не то, что с другими.

В один из вечеров мы сидели с ребятами на втором этаже. Выпивали после еще одного жаркого дня.

Да, я пристрастилась к алкоголю. Больше к крепкому. Виски, коньяк… все что находили. И чего не успевал захапать себе Ривер. В этот раз я даже стащила у него водку. Настолько сильно я устала.

Передавая бутылку Роуз, я заметила, как к нам поднялся Марко.

– Веселитесь, девчонки?

Он старался не показывать свою скорбь. Даже нам. По-прежнему встречал нас с улыбкой. И провожал также.

– Стараемся, красавчик, – ответила ему Роуз. Даже предложила ему выпить.

– Нет, спасибо. В дороге лучше быть трезвым.

– В дороге? – протрезвела резко я, – ты уезжаешь?

– Тс! – заткнул он мне рот своей ладонью. А я и не заметила, насколько громко отреагировала, – это секрет. Для всех остальных. Кроме вас, конечно же. С Ией, Сью, Итаном и Пруденс я уже попрощался.

Протрезвела тогда не только я, но и Роуз. Для нас обеих это было новостью. Как думаю, и для остальных.

– Но почему? Ведь все стало почти как прежде! До тех событий!

«Те события» мы все называли тот злосчастный день, когда мы похоронили Хоуп и Мелоди с другой девочкой. Больше таких потерь в один день у нас не было. И на том спасибо.

– Нет, Роуз, все стало хуже. Значительно хуже.

Мы с подругой переглянулись. Не понимали о чем идет речь. И парень решил объясниться.

– Я понимаю, вы могли не заметить… – он старался аргументировать свой уход как можно аккуратнее, – но у нас увеличились потери. И я сейчас не только о смерти. Недавно ребята опять наткнулись на бродячих здесь солдат, собирая грибы. Еле убежали. Всю провизию по дороге покидали. А тот парень, которого сегодня притащили… страшно было на него смотреть. Даже мне.

От его слов я действительно прозрела. Ведь за то время, что я пролежала в койке, произошло много событий. На которые я закрывала глаза. Будь это странные стоны по ночам от тех, кто ходил на вылазку, или все более частый плач от девочек, которые они глушили в подушках.

Мы действительно с Роуз не замечали все, что происходило с остальными. Не то чтобы нас можно было в этом винить… конечно нельзя! Но из-за этого мы упустили момент, когда могли поговорить с Марко… переубедить его… сказать, что все будет в порядке… и что бежать сейчас – не вариант.

– Но послушай, Марко, давай что-то придумаем, – пыталась уговорить его я, – не обязательно просто так взять и сбежать.

Его эта фраза задела.

– Я не бегу, Лав, я спасаюсь. И беру Шарлотту с собой.

Вот так новость! А ничего, что она не его собственность? Конечно, такие дерзкие мысли могли прийти мне только на пьяную голову.

И я тут же поспешила их выразить.

– А ты саму-то Шарлотту спросил? Хочет ли она бежать? Может ей здесь нравится? Здесь дети, много матерей… ей здесь весело.

– Весело, Лав, но не безопасно. Я не хочу завтра проснуться и обнаружить, что ее подстрелили. Прямо рядом со школой.

– Пфф, чушь. Такого не будет.

Роуз со мной согласилась. Мы всеми силами старались удержать Марко на втором этаже. Хотя он зашел к нам чисто попрощаться.

– Марко, не бойся за Шарлотту, – нащупала его слабое место Роуз, – я тебя прекрасно понимаю. Мы защитим ее. И тебя вместе с ней.

Сбросив рюкзак на пол, Марко понял, что этот разговор надолго. Не мог же он просто так взять и послать нас. И просто уйти, нормально не попрощавшись. Йович поспешил объясниться.

– Поймите, мне действительно страшно за нее. Особенно, когда я понимаю, что сам не могу защитить. Я всех хочу защитить. Но ее особенно. Ведь она маленькая, сами видели. Даже меньше остальных детей. Прямо как Хоуп, когда родилась. И я не хочу, чтобы она кончила также. Не хочу больше видеть смерти детей. Особенно таких малышей.

Прислушавшись, мы наконец поняли, что хочет донести до нас Марко. Хоть и рисковали забыть к утру. Каждый из нас рисковал ради другого. Но всегда был кто-то, ради кого ты готов был рискнуть чуть больше. У Роуз это была Хоуп. У меня – Джереми. Марко, до этого момента компанейский мужчина, который ни секунды слабости показать не решался, тоже приобрел себе такого человека.

Он пообещал нам, что с рассветом солнца сразу же покинет школу вместе с Шарлоттой. Дабы никого не разбудить. Не тратить время на таких же, как мы, кто попытается его разубедить.

Мы с Роуз согласилась. Наверное, остальные ребята также его поняли со временем. Или же сразу, не стали спорить. В душе я надеялась, что через пару дней Марко и Шарлотта вернется. Поймут, что за стенами школы опасно. Или у них попросту кончатся припасы. А если и не вернутся, то, по крайней мере, я надеялась, что они доберутся до нового убежища живыми и невредимыми.

Но лично мы с Роуз, пьяные и потные девушки, в полном одиночестве на втором этаже, не могли его просто так отпустить. Предложили ему принять участие в нашем алко-вечере, так сказать, на прощание.

– Ну я же сказал: в дороге надо быть трезвым.

– А ты протрезвеешь!

– Да! Обещаем!

– И как же? Консервы я уже сложил, больше еды не возьму…

– А кто сказал, что нужна еда?

– Да! Нам помогут танцы!

Мы с Роуз буквально договаривали фразочки друг за другом. Как близнецы. Она подняла с места Марко, а я тут же притащила с первого этажа радио.

– Девчонки, ну что вы… разбудим же всех!

– А на что нам наушники?

Роуз помчалась к своей кровати. Мы вместе с Марком проводили ее сметённым взглядом. И обалдели, когда она действительно притащила с собой наушники. Да и не одни, а несколько партий.

– Откуда у тебя…

– Да пару месяцев назад нашла. Думала пригодятся. Но видимо никто, кроме меня, здесь не слушает музыку. В одиночку.

Боже мой, Роза, сказала бы ты мне раньше!

В нашем волшебном радио было несколько отверстий для наушников. Прямо для троих. Производители как знали. Помню Итан говорил как-то, что это была новая модель – как раз для многочисленного слушания. Не зная я, что у Роуз был запас, даже и не подумала, что могла слушать музыку в одиночку. Ведь мой телефон давно сдох.

– Ну, надевай!

Марко понял, что на трезвую голову такое сотворить не сможет и тут же принялся лакать наш спирт. Мы же с Роуз начали искать что-то веселое на волне. То, что не убьет нашу атмосферу, а лишь сделает ее еще ярче.

И вот оно – «Girl Gone Wild» ! Или как ее все знают – «Material girl». Не то, чтобы она прям подходила под наше настроение. Но как только мы подали наушники с настроенной волной Марко, то поняли, что не прогадали.

Как какие-то сумасшедшие, мы втроем, стоя на втором этаже, зажигали по Мадонну. Старались особо не шуметь: танцевали с закрытыми глазами, не топали.

Но внутри нас все бурлило. У меня так точно.

Обычная попса взяла и унесла нас троих в какое-то выдуманное место, где правила лишь музыка, алкоголь и танцы. Никогда в жизни я туда не переносилась. Даже когда танцевала в своей комнате под что-то похожее.

Это было, своего рода, медитацией. Когда пол под ногами не чувствуешь, а голова даже и не решает кружиться. Чтобы не мешать. Не мешать ощутить момент, который, в любой момент, может прерваться и вернуть тебя в суровую реальность.

Наверное именно так музыка и спасает. В нее вливают все свои чувства, когда влюбляются и расстаются. Когда кого-то теряют.

У меня нет музыкальных способностей. Даже голоса. На мое горло при рождении наступил не один медведь, а целая стая. А на них еще и присел слон. Такой он у меня хриплый с рождения. Хоть и совсем не соответствует моему виду.

Со стороны могло показаться, что алкоголь убил в нас рассудок. На то мгновенье да. А длилось оно вечно. До той поры, как мои наушники не выдернула какая-то мамаша, которую нам, все-таки, удалось разбудить.

– Вы что тут устроили? Видели сколько время?