Текст книги "Самаритянская чума (СИ)"

Автор книги: Monosugoi

сообщить о нарушении

Текущая страница: 4 (всего у книги 6 страниц)

   Только теперь Максим разглядел, что там была разложена схема села. Часть домов была обведена кружками с датами.

   – Мы тут с Дмитрием Валентиновичем попытались хронологию распространения заразы рассчитать, – объяснил Столбин, заметив интерес Максима к схемам.

   – Если подумать, Митрофанова и ее обслуга могли быть первыми, кто заболел, – хриплым голосом сообщил Горелов. – На Прощеное воскресенье фабрикантши на гуляниях не было, а она всегда на них приходила. Я еще думал наведаться к ней, но потом как все пошло-поехало... А среди первых больных ко мне попали Быковы и Семецкие. У Быковых дочка в служанках у Митрофановой была, а Семецкий истопником в усадьбе работал. Саму Митрофанову я, как эпидемия началась, не видел. Даже не знаю, жива ли до сих пор.

   – А беглый наш вилар, значит при фабрикантше в альфонсах ходил? – задумчиво произнес Столбин.

   – Церковь! – Максим снова вскочил, но на этот раз обошлось без последствий. – Когда я бежал за Митти, он сперва шпарил к церкви, и в другую сторону рванул только после того, как понял, что я его засек! Головой ручаюсь, что-то у него там есть!

   Максим отшвырнул табурет и рванул к двери. Недомогание разом отступило.

   Дверь распахнулась, и Максим едва не налетел на двоих солдат с носилками.

   – Вашбродь, кого несть-то? – спросил один из них.

   – Никого уже, бросай носилки и за мной! – скомандовал Максим.

   Солдаты расступились, пропуская поручика. Максим со всех ног припустил к площади.

   Добежав до церкви, Максим на мгновение оперся рукой о дверь, переводя дыхание. На зеленой краске тускло поблескивал след от пули.

   Максим потянул массивное дверное кольцо на себя и створка бесшумно отворилась. Без газовых ламп в церкви царил полумрак. Света из узких окон по самым сводом едва хватало чтобы разглядеть толпящиеся по углам лики святых да пышный иконостас – семейство Митрофановых, видать, не поскупилось на дом божий. Но без привычного запаха ладана и теплых огоньков свечей, от скорбно взирающих на Максима святомучеников по коже пробирал мороз. Ворвавшийся в открытую дверь сквозняк зашелестел страницами раскрытой на аналое Псалтири.

   Сзади послышался топот, и в притвор вломились двое солдат.

   – Осмотрите алтарь, – приказал им Максим, хотя уже на все сто был уверен, что никого и ничего там нет.

   Сам он направился к неприметной дверце, упрятанной в темный угол притвора. Приоткрыв ее, Максим уперся взглядом в железную спиральную лестницу. Втиснувшись в узкий проход, он забрался по ступенькам туда, куда и предполагал – на колокольню.

   Здесь намертво привязанными к козлам веревками от колоколов гудел ветер. Все село лежало как на ладони, и даже виден был караул у шлагбаума, бредущие между домами солдаты и парящий над ветрозащитной полосой аэростат. Неудивительно, что Митти устроил себе здесь наблюдательный пункт. И без необходимости не покидал его.

   На скамье с воткнутым в нее ножом стояла открытая банка тушенки. У скамьи валялись усыпанная медными бляшками кожаная куртка на меху и бесформенная груда овчинного тулупа, высилась укрытая мешковиной пирамида консервов, рядом лежал самострел с обоймой болтов, и брезентовая сумка с угловатыми виларскими узорами. Максим схватил сумку и перевернул ее, вываливая под ноги содержимое – точильный набор, мастерски вырезанные костяные статуэтки, кожаный кошель, отмычки, моток дратвы, десяток толстенных пачек сторублевых ассигнаций. Последним из сумки вывалился предмет, при виде которого Максим испустил радостный вопль.

   Зажав находку в кулаке, поручик пулей слетел вниз по лестнице.

   – Эй, бойцы, отбой тревоги! – крикнул он, вваливаясь в притвор.

   Из-за катапетасмы выглянул один из солдат и, хотя латунные маски полностью скрывали лица, Максим ни на секунду не усомнился, что на него посмотрели как на полоумного. Стукнулся головой – ну что с такого взять?

   Но Максиму было все равно. Едва выйдя из притвора, он снова припустил полным ходом к земской больнице.

   В приемный покой Хромов влетел, сипя как паровоз. Воздух внутри его костюма кипел, пот катился по спине градом, и даже глаза начинало есть. К тому же дыхательный аппарат не предназначался для спринтерских забегов и, как и при погоне за виларом, Максим ощутил нехватку воздуха.

   Согнувшись пополам, он жадно хватал ртом горячий воздух, не в силах сказать ни слова.

   Столбин, Горелов и Варвара уставились на Максима, ожидая, пока тот придет в себя. Вообще, у Максима сложилось впечатление, что когда он вбежал в покой, Горелов и Варвара о чем-то спорили, и его появление этот спор перервало.

   – Вот! – Максим со всего размаху хлопнул ладонью с находкой об стол.

   Когда Максим убрал руку, на столе лежало нечто, сперва показавшееся Горелову и Варваре странным наручным украшением – плоским восьмиугольным медальоном на черных чуть поблескивающих ремешках. При внимательном рассмотрении, медальон оказался сделан из того материала, что и ремешки. Стеклянная пластинка на крошечных болтиках накрывала его сверху, снизу была привинчена металлическая бляшка. На стекле красовались непонятные надписи на латинице. В центре стекла в белом окошке виднелись прямые черные цифры.

   Варвара изучала их несколько мгновений, после чего перевела взгляд на настенные ходики.

   – Судя по цифрам на стекле я бы, конечно, сказала, что это часы, – задумчиво произнесла она. – Но только странные они какие-то.

   А все-таки башковитая девка, подумал Максим.

   – А это и есть часы, – Столбин взял находку Максима в руки. – И у нас таких делать не умеют.

   – Орденские? – спросил Горелов.

   – И Орден такую штуку тоже соорудить не может, – Столбин покачал часами в воздухе, держа их за ремешок. – Это пластик. Материала для его производства нет ни в Ордене, ни вообще в нашем мире. Не говоря уж о механизме...

   – А потому что нет там никакого механизма! – не выдержал Максим. – Ни колес, ни шестеренок, ничего!

   – Эти ваши ходоки, они что, волшебники? – спросила Варвара. – Как в романах для недорослей?

   – Да какой там! Я же вам говорил, что у них там все не так, на той стороне? Вот и наука у них совсем другая. Для чего нужны некоторые вещи, которые нам с той стороны попадают, даже наш орденский консул Минин не знает.

   – Или не говорит, – Столбин положил часы на стол. – Ладно, это уже неважно. Возвращаемся в лагерь, и я вызываю из Петербурга подмогу. Как прибудет – сразу начнем прочесывать деревню, дом за домом.

   – Мало нам было военных, теперь ваши все вверх дном перевернут, – вздохнул Горелов. – Ведь искали уже...

   – У Матвеева людей в защитных костюмах было слишком мало для нормального осмотра. Через такую гребенку только ленивый не ушел бы. Но от наших людей ни Митти, ни ходок не скроются. Как волков загоним.

   Столбин встал из-за стола.

   – Варвара Ивановна, вы идете с нами?

   – Пока останусь, – откликнулась девушка. – Надо еще кое-какие анализы сделать и вскрытие закончить.

   Максим и Столбин вышли на улицу. У ворот их дожидались все те же двое солдат.

   – Останетесь с доктором Кольцовой, – приказал им Столбин. – Как закончит – проводите за карантин. И глаз с нее спускать.

   С севера задуло ледяным ветром, который принес первые признаки надвигающегося ненастья. Не успел Максим дойти до ворот, как нависавшие над Грачевкой тучи прорвало и повалил тяжелый мокрый снег.

   Узкий откидной стол Варвары Ивановны у стенки кунга был завален стопками записей, книг с мудреными названиями вроде «Дифференциальная диагностика инфекционных болезней» или «Справочник по клинической эпидемиологии», запечатанными пробирками (на которые Максим сперва косился с опаской), металлическими коробками для шприцов, бутыльками темного стекла, бюретками, чашками Петри. С одной стороны этот хаос подпирал мирно побулькивающий автоклав, с другой – массивный привинченный к столешнице микроскоп. Внутренности кунга, заставленные лабораторным оборудованием, освещали две мирно шипящие лампы на потолке.

   – Это точно грипп, – объявила Варвара, облокотившись о стол и закуривая очередную папиросу.

   Уму было непостижимо, откуда у нее находилось их столько. По примерным подсчетам Максима, за два дня Варвара выкурила не меньше трех пачек, и, похоже, запасы ее к концу подходить и не думали. Папиросы же были не из дешевых – «Герцеговина Флор», по пятнадцать копеек за пачку.

   – Простите, Варвара Ивановна, но грипп, насколько я помню – это сопли и температура, – выразил свое удивление Максим, разместившийся на вращающемся табурете напротив девушки. – Ну, голова еще немного поболит...

   – В вашем случае это нехарактерный симптом – болеть, похоже, особенно нечему, – огрызнулась Варвара. – Ежегодно от гриппа умирают до полумиллиона человек. У меня и до этого подозрения были, а после того, как я осмотрела больных карлов, сомнений не осталось. Это грипп, карлики им болеют в обычном, так сказать, режиме. То есть, как вы выразились – с соплями и температурой.

   – А люди в каком режиме болеют?

   – В хреновом. То, что мы приняли за основные симптомы, на самом деле развивающиеся на базе гриппа осложнения. И причина – гиперреакция иммунной системы.

   – А можете теперь по-русски объяснить?

   – Про мутации вы слышали?

   – А у вас в предках иудеев не было? – не удержался Максим.

   – Что-о? – уставилась на него Варвара.

   – Да ничего, продолжайте. Знаю я, что такое мутации.

   До Варвары дошло, что ей отплатили ее же монетой, так что пришлось проглотить.

   – Говоря проще, в генах людей из поколения в поколение накапливаются изменения, – сказала она и затянулась. – Значительная часть из них безвредна, по крайней мере, большую часть времени. Эти изменения накапливаются и накапливаются, пока – бабах! – не случается то, что случилось в Грачевке.

   – Но я так и не понял, что здесь случилось.

   – Накопление высокочувствительных к вирусу генотипов.

   Вот язва-то девка, подумал про себя Максим, нормальных человеческих слов совсем использовать не хочет. Но вслух спросил:

   – Только в Грачевке?

   – Да если бы! Вы понимаете, господин поручик, эпидемии гриппа случаются ежегодно. Серьезной, прям массовой эпидемии в России не было с позапрошлого века. Сто с лишним лет изменения генотипа копились, пока в Грачевке не появился серовар, специфичный именно к этим изменениям. Если он вырвется за пределы Грачевки, полстраны превратится в кладбище, прежде чем мы успеем принять какие-то меры.

   Максим заерзал. От сидения на неудобном табурете затекали ноги.

   – Значит, чума никак не связана с появлением ходока? – спросил он.

   – О нет, теперь я твердо уверена, что этот ваш пришелец и послужил причиной всех местных бед. Слишком много факторов говорит за это. Собственно, его кровь была бы бесценным материалом для исследования.

   – Почти все первые заболевшие, если верить Горелову, уже умерли. Так что шансов найти ходока живым маловато.

   – Да вот я как раз так не думаю, – Варвара задумчиво стряхнула с папиросы пепел прямо на пол.

   – Что?!

   – Представьте, что там, за этой вашей невидимой стеной, пандемия была, и не одна. Все чувствительные генотипы были элиминированы... Ну, то бишь, за стеной все, у кого вирус мог такие осложнения вызвать, погибли, и больше там люди с таким генотипом не появлялись. Таким образом, если организм вашего среднестатистического ходока заражается гриппом, то он переносит заболевание в относительно легкой форме. Просто потому, что у него отсутствуют чувствительные к господствующим серотипам гриппа гены. А теперь напрягите извилины и скажите мне, что происходит, если зараженный тамошней формой гриппа попадает к нам?

   Максим мрачно хмыкнул. Если в словах девушки была хоть доля истины, ответ на вопрос находился прямо тут, за ветрозащитной полосой и ограждением из колючей проволоки.

   – Вот и я о том же, – согласилась Варвара. – Те карлики, которых я осмотрела, болеют гриппом. Самым обычным, без осложнений. Значит, у них просто отсутствует чувствительный генотип. Ваш беглый вилар тоже, судя по всему, слишком резв, чтобы быть больным. Хотя за него я без вскрытия судить не берусь.

   – А разве мы не можем тогда просто вылечить грипп? – Максим решил не развивать тему отношения доктора Кольцовой к виларам. – Когда я в том году свалился, мне доктор выписал какие-то микстуры и порошки...

   – Я сейчас вам открою страшную тайну, от которой зубы сводит у всех владельцев фармацевтических компаний с их хваленым антигриппозными препаратами, – Варвара затушила наполовину скуренную папиросу и тут же потянулась за новой. – Все эти чудо-пилюли – полное фуфло. Они сбивают вам температуру, лечат кашель и насморк, и так далее. Но ни одна, мать его, таблетка или микстура не борется напрямую с вирусом. Только с симптомами – что, на самом деле, не так уж и неэффективно. Но в случае с гиперреакцией проку от таких лекарств как от козла молока.

   Варвара вскочила со стула, подошла к двери и открыла ее. В кунг вместе с холодным воздухом полетели хлопья мгновенно тающего снега. Не обращая внимания на непогоду, девушка продолжала курить, стряхивая пепел за порог.

   – Но это еще не самое страшное, – наконец снова заговорила она. – Я подозреваю, что высокая вирулентность – результат отсутствия у людей нашего мира каких-то генетически обусловленных иммунных механизмов, которыми из-за разницы условий обитания обладают люди в том мире. Это специфика заразы с той стороны, как вы выражаетесь. Но вирус в Грачевке локализован, и, скорее всего, нам даже удастся создать вакцину. Только вот нет никакой гарантии, что от нее в следующий раз будет какой-нибудь толк.

   В груди у Максима нехорошо екнуло. Он встал из-за стола и подошел к двери. Ему требовался свежий воздух.

   – У гриппа, по последним наблюдениям, такая высокая мутационная изменчивость, что у нас от местных-то серотипов вакцина на следующий год уже зачастую не действует, – Варвара продолжала вещать, несмотря на летящий в лицо снег. – Но, что самое страшное, если такой серотип возник в том мире, то он может появиться и у нас. Это вообще чудовищное везение, что нынешний носитель объявился в Грачевке, а не, скажем, в Петербурге. В следующий раз может так не повезти – крупные города, исключительно в силу действия эволюционных механизмов, гораздо более благоприятная среда для мутаций...

   Снаружи мело так, что в десяти шагах видно ничего не было. Из-за этого лагерь почти полностью опустел – Матвеев усилил оцепление всеми стоящими на ногах солдатами.

   – Тот, кто рискнет использовать такие вещи как оружие должен быть на самом деле сумасшедшим, – Варвара покосилась на подошедшего Максима. – Это все равно, что играть в русскую рулетку. Моя вера в человека, господин поручик, конечно слаба, но, видимо, не настолько, насколько у вашего начальника.

   – Он слишком долго имел дело с ходоками, – пожал плечами Максим, всматриваясь в снежную пелену. – Не то, чтобы он их ненавидит, скорее в каждом видит угрозу.

   – Вы с ним не согласны?

   – Зачастую они просто люди, оказавшиеся не в том месте и не в то время.

   Максиму показалось, что с неба сквозь снег пробивается свет.

   – А дыра в вашем легком, значит, не дает основания согласиться с начальством? – саркастически заметила Варвара.

   – Тому, кто в меня стрелял, без разницы было, в каком мире это делать.

   Максим уже понял, что не ошибся – через снежную пелену ползли два огненных столпа. Спустя несколько мгновений с небес раздался трубный глас, от которого завибрировали внутренности.

   Максим и Варвара вышли наружу под обстрел валящего только что не комками снега. Из палаток потянулись солдаты, оставленные в лагере, а в распахнувшемся проеме штабной палатки обрисовались словно вырезанные из черной бумаги силуэты Столбина и Матвеева.

   Максим задрал голову, моргая от летящего в глаза снега. На него опускалась исполинская туша небесного кашалота, обшаривающая слепящими прожекторами.

   Прибыл «Северодвинец» с жандармами из Петербурга.

   Строй жандармов в защитных костюмах являл собой гротескное зрелище – словно в Грачевке решили провести чемпионат страны среди пожарных. Выбрав, как это всегда на Руси бывает, самую неподходящую погоду и время. И выдав каждому по новенькой винтовке.

   К шлагбауму подогнали гусеничные кунги с компрессорами и баллонами. Войсковые механики занимались проверкой оборудования и накачивали дыхательной смесью дополнительные баллоны.

   – Равняйсь! Смирно! – гаркнул комроты, завидев подходящего к строю Столбина. В свете прожекторов парящего в снегообильных воздусях «Северодвинца» тускло отблескивали полковничьи звезды на погонах шинели.

   – Вольно, – устало отмахнулся Столбин. – Командиры подразделений – ко мне.

   Со Столбиным находились Матвеев, Максим и прибывший на борту «Северодвинца» Урицкий, имеющий на руках судебный приказ на арест Тайпена Митти. Вокруг них собрались жандармский ротный Кимчев и командиры взводов. Невдалеке околачивалась вездесущая Варвара Ивановна, разумно рассудившая, что пока господа офицеры решают важные вопросы, путаться под ногами не стоит.

   – Итак, коллеги, – начал Столбин. – Время зря не тратим, по два раза повторять не буду. Задача перед вами простая – выловить скрывающегося в селе вилара, и, возможно, ходока. Никаких особых примет не диктую, вилар там один на всю деревню, ни с кем не перепутаете. А вот о ходоке у нас никаких сведений нет, так что действуйте по обстановке. Особенность ситуации всем ясна? Меры безопасности никому разъяснять не надо?

   – Обижаете, господин подполковник, – отозвался Кимчев. – Все строжайше проинструктированы.

   – Деревня оцеплена силами Петрозаводского 103-го полка. Ваши подразделения входят через оцепление по центральной дороге, после чего разворачиваются и повзводно начинают прочесывать каждый дом, все погреба и пристройки. Направление движения от шлагбаума к усадьбе Митрофановой. Карты все выданы?

   – Так точно, – откликнулся слаженный хор.

   – Наличие больных в доме во внимание не принимать, но и палку не перегибать. Попытки оказать сопротивление пресекать быстро и жестко, но без стрельбы. При осмотре дома у каждого выставлять часовых, чтобы следили даже за задворками и контролировали проходы между дворами. Мышь не должна проскользнуть, не то что взрослый вилар. Как дойдете до площади, разделиться на две группы. Основная продолжает двигаться к усадьбе с осмотром людских дворов, в дополнительную выделить два взвода на карловские общаги и пустующие дома напротив них. Как закончат там, переходят к фабрике.

   Столбин достал из кармана шинели брегет и отщелкнул серебряную крышку.

   – Поддержку будет осуществлять «Северодвинец», на борту остаются наблюдатели из команды, так что не забудьте выделить человека с переносным семафором для приема и передачи сообщений. В два часа ночи «Северодвинец» выдвигается на позицию над Грачевкой. После того, как он даст освещение, сразу приступаем к операции. Через десять минут разделить подразделения по направлениям поиска и доложить о готовности.

   Унтера разошлись доводить указания Столбина до подчиненных.

   – Может, все-таки группу СОМ надо было вызвать из Питера? – Максим критически осмотрел строй «пожарных».

   – Сомы, Максим, нам точно не понадобятся, – Столбин убрал в карман брегет. – Не их профиль. Рота жандармов лучше здесь справится. Загонят этого Пиона как волка. А найдем вилара – выясним, что с нашей ходячей чумой случилось.

   – Пусть запишут дома, где здоровых встретят! – улучив момент, подошла к Столбину и Максиму Варвара. – Если даже не ваш пришелец окажется, так нам потом пригодится для исследований.

   – Ну-ка поясните, – заинтересовался Столбин.

   Варвара коротко изложила ему свою теорию возникновения заболевания.

   – Так что, вполне возможно, что если в селе есть пришелец, то он либо болеет в легкой форме, либо уже вообще реконвалесцент, – закончила она.

   Столбин некоторое время обдумывал слова Варвары, после чего крикнул:

   – Кимчев!

   – Я, ваше высокоблагородие, – отозвался капитан.

   – Дома, где встретите здоровых или выздоравливающих, пусть записывают и оставляют по паре человек присмотреть. И сразу выясняйте, знают ли их живущие в доме. Потом специалисты подойдут с ними разбираться.

   – Будет сделано!

   Закончив инструктаж, унтера вернулись к Столбину и доложили о готовности.

   – Алексей Иванович, – повернулся Столбин к Матвееву. – Пусть семафорщики передадут на «Северодвинец» сигнал к выступлению.

   Обменявшись серией вспышек со стационарным армейским семафором, бесшумно зависший над лагерем «Северодвинец» запустил заиндевевшие винты. Следом с бортов гондолы в землю вонзились слепящие лучи поисковых прожекторов. «Северодвинец» начал набирать высоту, и когда его стало почти не видно из-за снега, с носа гондолы врубили батарею мощнейших зеркальных осветителей, вспыхнувших словно маленькое солнце.

   Максим охнул и прикрыл глаза рукой. Его примеру последовали остальные.

   Пока жандармы надевали шлемы и проверяли защитные костюмы, дирижабль двинулся на деревню, в которой мгновенно наступил солнечный полдень, накрывший первые от въезда дома.

   – Ну, Максим, пора, – Столбин направился к кунгу, где его уже ждал со шлемом в руках старый знакомец Кучма. – Варвара Ивановна, куда опять подевался ваш научный руководитель?

   – Роется в моем столе, – ответила девушка, разглядывая залитую светом Грачевку. – Ищет записи о болезни, результаты вскрытий и проб. Надо ж ему будет как-то отбрехиваться перед Противочумной комиссией и кафедрой. Старый козел, – с чувством добавила она. – Господи, вы что, надеялись, что он с вами пойдет?!

   Столбин взял у Кучмы шлем и посмотрел на Варвару.

   – А знаете что, Варвара Ивановна, давайте-ка вы с нами, – предложил он. – Мы с Максимом Валерьевичем двинем в арьергарде, так что вашему драгоценному здоровью ничего не грозит... В селе сейчас будет столько жандармов, что и царя-батюшку нашего Александра не страшно запустить было бы. А в свете ваших последних измышлений, вы нам можете там крепко пригодиться.

   Уговаривать девушку долго было не надо. Шлем она натянула задолго до того, как Столбин и Максим сделали первые глотки дыхательной смеси.

   Они с присоединившимся по дороге Матвеевым, вошли в село вслед за последним взводом жандармов. Повинуясь не столько необходимости, сколько рефлексу, молодой солдат на посту опустил за ними шлагбаум.

   Жандармы свое дело знали и, не смотря не необычные условия, действовали ловко и слажено. На двор у одной группы уходило минут по пятнадцать-двадцать, после чего она двигалась дальше. Судя по всему, ослабевшим от болезни жители Грачевки и не приходила в голову мысль оказывать жандармам сопротивление. Даже до этих мест дошли дурные страшилки о Третьем отделении, которые плодила людская молва. На этот раз от них была хоть какая-то польза.

   Когда жандармы добрались до площади, Максим с горечью отметил, что под охраной из осмотренных домов остался не больше полдесятка. В одном из них обнаружился давешний увешанный соплями мародер, но и это не подняло настроения Максиму. Прогнозы Варвары о повышенной заразности болезни для людей оправдывался в самом худшем варианте.

   На площади жандармы разделились. Два взвода, обвешавшись фонарями, отправились в сторону фабрики и карличьих общежитий, остальные, сопровождаемые потоками света с «Северодвинца», в которых снег на лету превращался в дождь, двинули дальше по людской части села.

   Столбин сотоварищи присоединились ко второй поисковой партии.

   Когда впереди сквозь скрюченные скелеты яблоневого сада замаячили колонны двухэтажной усадьбы Митрофановой, начала заниматься заря. Небо на востоке прочистилось, «Северодвинец» погасил прожектора и теперь бесшумно парил над селом.

   Жандармы взяли в кольцо здание, из труб которого не поднималось ни единой струйки дыма. Несколько человек отправились осматривать флигеля.

   Столбин, Максим, Матвеев и что-то строчащая в записной книжке Варвара остались стоять у подтаявшей ледяного ската, украшенного резными ледяными же фигурами. Судя по рассказам Горелова, фабрикантша каждую зиму устраивала потешные горки и каток из своего пруда для местной детворы. Об этом же говорили и кривобокие снеговики, торчащие из снега то здесь, то там.

   Оцепив усадьбу, жандармы втянулись в центральный ход. В мертвых окнах замелькали огни фонарей.

   Словно духи буйствуют, почему-то подумалось Максиму.

   – А это кого нечистая несет? – раздался голос Матвеева.

   Максим и Столбин обернулись. Варвара даже не оторвала голову от своей писанины. К усадьбе ковылял кто-то из местных жителей, укутанный в тулуп. Наперерез ему двинулись двое жандармов.

   – Отставить, – крикнул им Столбин. – Дмитрий Валентинович, ну куда вас в вашем состоянии несет?

   Горелов, закутанный в шарф поверх тулупа, из которого торчал ворот толстого верблюжьего свитера, в валенках, но с непокрытой головой, едва переставлял ноги, однако упрямо топал в направлении усадьбы.

   У горки он остановился, чтобы перевести дух.

   – Уф, дошел таки! – выдохнул земский врач и тяжело закашлялся.

   Когда приступ кашля прошел, Горелов торопливо заговорил.

   – Сегодня понял, что ходить сам могу. Вот, решил сразу до Марии Николаевны дойти. Надо хоть узнать, жива ли... Совестно, знаете ли, господа. Она с мужем для Грачевки сделали столько, сколько уезд за четверть века не сподобился, а я при нужде и помочь ничем не смог.

   – А смогли бы? – скептически хмыкнул Столбин.

   – Не смог, – угрюмо согласился Горелов.

   – Ждите, Дмитрий Валентинович, – Столбин воткнул трость в снег и оперся на нее. – Усадьбу сейчас обыскивают. Закончат – пойдете. Если будет зачем...

   Впятером они дождались окончания обыска. Из дверей усадьбы выбежал капитан Кимчев, покрутился на месте, выискивая начальство, и направился к Столбину.

   – Разрешите доложить, ваше высокоблагородие: осмотр закончен. Вилара не нашли.

   – Выжившие есть? – спросил Столбин.

   – Никак нет, все мертвы.

   – Черт! – выругался Столбин. – И здесь мимо... Дмитрий Валентинович, пойдете в дом?

   – Что? – вскинулся Горелов. – А, да, конечно!

   – Тогда через две минуты с нами будьте готовы отправиться, – Столбин повернулся к Максиму. – Будь добр, дойди до семафорщика, пусть через «Северодвинца» спросит, как дела на фабрике.

   Максим огляделся. Семафорщик обнаружился без труда. Жандарм устало развалился на скамейке между двумя голыми яблонями, сбросив газовый баллон и прожектор на землю. Быстрым шагом Максим направился к нему

   – Горючка еще есть?

   – Так точно, вашблародь, – отозвался жандарм. – Что передавать будем?

   Покряхтывая, жандарм поднялся со скамьи и повернул вентиль, пуская газ. За створками прожектора вспыхнуло пламя.

   – Пусть запросят группу с фабрики о результатах поисков.

   Семафорщик задрал прожектор в сторону «Северодвинца», и защелкал створками. Об гондолу дирижабля замолотил яркий голубой луч, хорошо заметный на фоне громоздившихся на западе мрачных туч. Пульсация света напомнила Максиму иллюстрацию к «Войне миров» Уэллса – зачитанную до дыр в отрочестве первую книгу на английском языке, которую ему привез дядя-дипломат.

   На «Северодвинце» тоже не дремали, и с борта ударил новый луч, очередью вспышек переправивший запрос Максима группе на фабрике.

   Ее ответа Максим не различил, но через пару минут семафор на дирижабле просигналил новое сообщение.

   – Передают, что поиск закончили и никого не обнаружили, – почти сразу же перевел жандарм световой код на русский.

   Максим чертыхнулся, и побежал обратно к Столбину.

   Выслушав Максима, тот повернулся к Матвееву.

   – Алексей Иванович...

   – Я за своих людей ручаюсь головой, – не дал договорить Столбину полковник. – Не могли они его упустить, у меня сейчас в три раза больше солдат в оцеплении стоит!

   – Ерофей Алексеевич, если рассуждать логично, то Митти может только в двух местах быть – или здесь, или на фабрике, – сам Максим был твердо уверен в первом. – В селе ни у людей, ни у карликов его нет. Фабрику надо прочесать еще раз, послать туда дополнительную группу. И самим осмотреть усадьбу. Здание старое – надо каждую подозрительную доску отодрать, каждый шаткий кирпич проверить.

   – Дмитрий Валентинович? – Столбин осторожно тронул за рукав врача, вновь ушедшего в себя.

   – Да? – откликнулся тот.

   – Вы часто бывали в усадьбе?

   – Нередко, – лаконично ответил Горелов.

   – А не приходилась ли вам слышать про какую-нибудь потайную комнату?

   – Была одна, Мария Николаевна как-то рассказывала смеху ради. Дом, до того как его покойный Митрофанов купил, правнукам каких-то ссыльных дворян принадлежал, и веке этак в семнадцатом-восемнадцатом тут места неспокойные были, два или три бунта крепостных случилось. Вот и сделали предыдущие хозяева себе схрон. Обнаружился, когда отопление на газовое переделывали.

   – Ага! А я что говорил! – обрадовался Максим.

   – А где тайник находится, показать можете?

   – Сам не видел, а вот Мария Николаевна говорила, что вход был из гостиной на первом этаже. Только, вроде, после ремонта его замуровали...

   – Пойдемте, глянем, – Столбин врывал трость из снега и зашагал к дому. – Кимчев – со мной, и людей собери.

   – Я тоже с вами! – на этот раз Варвара бросила свою писанину.

   – Да идите, чего уж, – махнул рукой Столбин. – Под ногами только не путайтесь!

   Изнутри усадьба выстыла напрочь. Газ в рожках прогорел, похоже, давно, а печи не топили еще дольше. В полутемной передней взгляд Максима наткнулся на скукожившиеся фикусы в кадках, по углам образовалась наледь. Ясеневый паркет покрывали грязные следы жандармских сапог.

   – Гостиная налево, – хрипло прокаркал Горелов.

   – А если там подземный ход? – вдруг осенило Максима.

   – Ерунда, был бы ход, Митти давно бы уже через него сбежал, – Столбин посторонился, пропуская Горелова.

   Сопровождаемые жандармами, они прошли рояль с откинутой крышкой и тремя почерневшими розами в вазе. За музыкальным инструментом на полу лежал труп. Что-то в его позе показалось Максиму подозрительным.

   – Ерофей Алексеевич, погодите!

   Он подошел к мертвецу и присел на корточки.

   – Знаете его? – спросил Максим у Горелова.

   – Глеб Федотыч, управляющий, – Горелов выглянул из-за рояля, но подходить не стал. – Суровый дед был, из бывших военных. Вот уж не думал, что и его болезнь доконает...

   – А его болезнь и не доконала, – Максим ухватил покойника за каменное плечо и перевернул. – Не мне судить, насколько он плох был, но помер точно от того, что получил перо в бок.