Текст книги "Сплошная видимость (СИ)"

Автор книги: MMDL

сообщить о нарушении

Текущая страница: 4 (всего у книги 5 страниц)

Возбуждение не давало заснуть, иссушало рот, создавало в теле от сердца и до матки пропасть, содрогающееся от собственной ненаполненности ничто! Непривычной тяжестью отдавались только горло, перекрытое комом размером с валун, и пульсирующе сжимающееся влагалище, зовущее пальцы…

Левая кисть, точно чужая, неспешно двинулась под одеялом вниз, создавая на майке складки и тотчас расправляя их, занырнула за пояс шорт… Кожа лобка показалась обжигающе горячей, но на контрасте с пылающими влажными половыми губами тот первый жар был вообще ни о чем, как сказал бы Люк… Люк… С рваным всхлипом я прикрыла глаза, подушечкой указательного пальца нанесла естественной смазки на набухший клитор…

– Что делаешь? – заговорила свесившаяся некоторое время назад с верхней полки голова.

– Г-господи, Люк! – зло выкрикнула я. Сердце сжалось до боли – именно так, надо думать, и ощущается инфаркт, в шаге от которого я оказалась. Я попыталась выдернуть руку из-под одеяла, словно нежеланный свидетель мог видеть сквозь него, но тугая резинка шорт сперва не пустила кисть, а когда я руку все ж освободила – резинка с громким хлопком стеганула по животу, и звук этот ни с чем не спутать… – Ты совсем больной?! Подглядывать… Я просто почесалась!..

– Где? – сверкнул малолетний демон перевернутой улыбкой. Волосы, подчиняясь законам физики, тянулись к полу – и вокруг головы Люка вместо шевелюры словно застыло мелированное пламя. Истинное адское исчадье, до невозможного красивое, чтобы заманивать влюбленных жертв в свои сети и истязать их невыносимым характером вечность…

– Не задавай дурацкие вопросы! И вообще, мы поделили этажи – сиди на своем втором, а ко мне сюда нос совать не надо!..

– То есть если я перелезу на соседнюю полку и буду оттуда, лежа на боку да голову подперев ладонью, смотреть в твою сторону, то ничего пошлого и интересного не увижу? – ехидно ухмыльнулся он.

Я медлила, подменив секунды пулеметной очередью шального сердца. Хватит ломать комедию, он не идиот, он все прекрасно понял, так же кристально ясно, как и я теперь осознаю, чего хочу на самом деле – чего хотела всегда…

– Хочешь повторить?..

Его брови поднялись, глаза округлились, и лицо не растеряло ни толики удивления, даже когда Люк с наигранным бытовым спокойствием ответил:

– М… да.

Его лицо скрылось за верхней полкой всего на пару секунд – и, одетый лишь в узкие короткие полосатые семейники, Люк спрыгнул на пол нашей каюты. Подрагивающей от адреналина здоровой рукой я стянула с себя одеяло к стене, где оно не будет мешаться, и на это безмолвное приглашение Люк ответил таким же бессловесным согласием: подобно крадущемуся зверю, бесшумно опустился на мою постель, навис над не по ситуации сведенными вместе ногами… Под сосредоточенно нахмуренными бровями в его ясных глазах отражался свет ночной лампы, янтарного догорающего угля. Вновь пытая мою кожу, Люк взялся за резинку шорт и вместе с трусами потянул их по бедрам вниз. Белье подчинялось ему с меньшей охотой, чем шорты, до последнего удерживалось самой середкой меж ягодиц, и когда наконец перестало касаться кожи, за салатовой тканью протянулась толстая нить бликующей смазки… Поддавшись неясному инстинкту, Люк молниеносно прижался лицом к лобку, шумно втянул носом воздух, наполняя легкие до предела ароматом женских соков!..

– Господи, да ты что…!

– С ума сойти, как маняще ты пахнешь… – с хрипотцой проговорил он, с места не сдвинувшись.

Обезоруженная и подчиненная его извращенной прямотой, я раздвинула ноги, насколько позволяла скрутившаяся в кольца у колен одежда. Правой рукой Люк стащил ее совсем, пока левая скользила вверх, под свободную майку. Гипс, лежащий поверх, застопорил его ладонь, и та сменила курс, чтобы дорваться хотя бы до левой груди, спрятанной под поролоновой скорлупой лифчика. Все, что делал Люк, было лишено сытой уверенности, он действовал импульсивно, как слепой щенок натыкаясь на стены, о существовании которых знал бы – додумался бы, если б не нервничал так. Здоровой рукой я помогла ему задрать майку, раз уж для него это важно, приподняла чашечку бюстгальтера и скрыла ее под собравшейся на ключицах в складки майкой. Будто извиняюще взглянув мне в глаза мимолетом, Люк склонился к обнажившемуся соску, прошелся по нему языком вкруговую и с тихим сосущим всхлипом вобрал в рот; его разгоряченная грудь ненароком прижалась к моему животу – сердце за округлыми мальчишескими мышцами билось как сумасшедшее, сродни моему. Осмелев от его неопытности и зажатости, я прогулялась ладонью по напряженному плечу, по столь же каменной шее и пальцами зарылась в его мягкие волосы. Я хотела, чтобы он придвинулся к моему лицу – к губам, лизнул бы их так же нежно, с закупоренной страстью, как поступал с грудью, но Люк дорожкой поцелуев проложил себе дорогу вниз – по животу. Приподняв согнутые в коленях ноги буквой «М», я зазывала несовершеннолетнего любовника, прямо указывала на то, чего хочу, – облегчала ему задачу. Люк принялся вылизывать меня так же сумбурно и безвекторно, как в наш первый раз, и, несмотря на присутствие больше тактильного, чем сексуального удовольствия, мне все же пришлось остановить его через минуту.

– Что-то не так? – обеспокоился он.

– Смотри… – Залившись еще пущим румянцем, двумя пальцами я раздвинула большие половые губы, чтобы лишь частично скрытый капюшоном клитор в их «изголовье» стал виднее для Люка. – Попробуй облизывать здесь… как можно активнее…

– Это клитор, – словно бы сам себе пояснил Люк вполголоса и, спохватившись, раздосадованно посмотрел на меня, как если бы это я сказала. – Не надо так снисходительно глядеть на меня! В моем возрасте, зуб даю, ты вот не знала, где уздечка у парней! А для меня клитор… откровение… И что тут такого?..

– Ничего. Все в порядке, – ободряюще кивнула я, любовно погладив его по щеке. Из-за моей руки Люк смог опустить только взор, не лицо, опять засмущавшись:

– А как-то… определенно лизать, может быть?.. В прошлый раз ты не говорила… Вроде было хорошо…

– Было отлично. Попробуй языком рисовать алфавит.

Прилежный ученик в моей постели, но никак не в школе, Люк послушно и старательно ублажал меня ртом, и на «J» я уже вовсю текла на простыню… Но сексуальный аппетит разросся до гигантских размеров, подкормившись фантазиями о тепле его тела, о нежности юношеской кожи…

– Подожди… – попыталась я отдышаться от тихих мычащих стонов чистого наслаждения. Люк разогнулся, стоя на простыне на коленях: эрекция натянула по-прежнему застегнутые на пуговицу трусы. – Ты не дрочил?

– При тебе я стесняюсь…

Пошляк и любитель ехидных издевок, смущенный в этот миг до предела он выглядит невыносимо притягательно! – мило и беззащитно…

– Хочешь вставить? – с явным нетерпением произнесла я, неосознанно облизнув пересохшие губы. Даже не знаю, чего хочу больше: чтобы он, потерявший от удовольствия контроль над действиями и даже мыслями, неистово терзал меня подростковым недотрахом, – или же самой накинуться на него и «выдоить» досуха…

– Вставить куда?.. – спросил Люк, тяжелым взглядом пройдясь по моему податливому телу.

– Сам решай: в рот или киску…

– Второе… – свинцово выдохнул он и медленно стянул трусы на бедра.

Красивый, невыдающегося размера член, конический – толстый, с небольшой нежно-розовой головкой – пружинисто предстал перед моими глазами. Узкие синеватые вены рисовали под тонкой кожей узор. От возбуждения яйца подтянулись к нему вплотную; член плавно подергивался, роняя бесконечно тягучую прозрачную каплю с головки на ствол.

Мои колени сами притянулись ближе к груди да гипсу, раскрыв блестящую от слюны и смазки вульву до предела. Озвучивать желаемое не требовалось – язык тела справлялся с этим на порядок лучше. С тихим шорохом мужские трусы упали на пол у моей нижней полки; Люк накрыл меня своей тенью, но не опустился телом на мое, пока лишь уперся левой рукою в постель, правой направляя член. Головка мазнула меж нимф, я прикусила нижнюю губу от нетерпения. Первым настоящим членом во мне станет член младшего брата… Вытерпевшая многое девственная плева в очередной раз расширилась, а не порвалась, во влажное сокращающееся нутро пропуская горячий нежный член. Одним растянутым движением он заполнил все влагалище, головкой уперся в шейку матки, и Люк мелодично застонал в нос, как зачарованный любуясь местом, где моя киска жадно обхватывала его у основания. Выдохнув еще один стон, Люк двинул узкими бедрами: член выскользнул наполовину – и вновь оказался во всепоглощающей тесноте женского тела. Приятным ноющим нетерпением на это давление отозвался мой мочевой пузырь, но зажегся также и скромный огонек того самого неописуемого глубокого удовольствия, нарастающего с каждым трепетным толчком Люка…

Держа меня за разведенные в стороны колени, мальчишка наращивал темп. Он смотрел на меня повелительно и жадно – на всю меня, не считая глаз. Стоило нашим взглядам встретиться – и он терялся, сбивался с ритма, отводил взор в сторону, будто боялся моей возможной реакции, как если бы самовольно посреди ночи стянул с меня одеяло и одежду, раздвинул ноги и вошел… Тщетно я силилась подавлять стоны, но голос все равно прорывался наружу, так что я лишь приглушала его как могла в надежде, что хотя бы так его не будет слышно в соседней, родительской, каюте. От наслаждения я тупела, теряла способность думать о чем бы то ни было; ноги дрожали, грудь содрогалась от интенсивных движений Люка и моего частого дыхания. Мир вокруг мерк – все, кроме Люка, шумно дышащего со мной в унисон. Запретное удовольствие сделало его лицо еще красивее: приоткрытые губы пылали, манили, такие мягкие и горячие, но добраться до них я не могла, как и присвоить их обладателя. Со мной он сделал это уже давно, сам того не заметив…

– М-м, как хорошо, Боже!.. – всхлипнула я в потолок и частично заменяющую его верхнюю полку, точно бы давящую на спину Люка и заставляющую его быть ко мне еще ближе, иметь меня еще безбашеннее!..

Дверь в каюту с электронным писком распахнулась, по глазам ударил яркий свет коридора, окружив фигуру Люка и превратив в черный силуэт. В оправданном ужасе я приподнялась на здоровом локте, Люк обернулся – и оба в следующую страшную секунду мы различили на пороге Кэмерона, в полной мере рассмотревшего и обнаженных нас. Поборов окаменение, он оглушительно захлопнул дверь! Я порывалась встать, как будто это помогло бы мне мгновенно одеться и все исправить, однако Люк толкнул меня обратно на подушку. Слабо надавив предплечьем мне на горло, своим лбом он коснулся моего и, отрывисто, быстро дыша в мои губы, возобновил толчки! Словно обратив время вспять и теперь стараясь успеть закончить до прихода отца, Люк неистово трахал меня, точно животное!.. С распахнутым ртом я внемую кричала, в голове пульсировало тупое «Да!.. Пожалуйста, еще!..» Через десяток секунд я уже извивалась под ним от оргазма, но Люк продолжал вбиваться в меня, преследуя свой собственный финал. «О нас узнали, следующего раза может уже не представиться – нам нечего терять!» – читалось в каждом его рывке. Я не почувствовала сперму, залившую шейку матки, – я и член-то уже практически не ощущала, так сладостно-безжалостно истерзавший меня, но в полной мере насладилась рычащими стонами Люка, сокращением мышц его пресса и бедер, его внезапным порывом не просто обнять меня, а вжать в свое тело, щекою к щеке.

Страшно подумать, что теперь будет… Однако пока на коже и внутри моего тела догорало его тепло, я не рисовала в воображении реалистичные кошмарные последствия. Я не думала ни о чем.

========== Часть 7. Первая половина ==========

Комментарий к Часть 7. Первая половина

Миле, Соне и Нику посвящается.

Не здравый разум – паника оглушительным криком прямо в ухо призывала бежать за отчимом, судорожно искать по пути объяснения им увиденного, лживые, но правдоподобные. Разумеется, я была не в том состоянии и уж точно не в том виде, чтобы слушать внутреннюю истеричку и по традиции портить все еще больше. Не на шутку взволнованный Люк хотел последовать в ванную за мной, но я пресекла его попытку предельно понятным мановением руки. Думала, оставшись наедине, погружусь в тишину, однако в заполненной эхом ванной утробное гудение корабля было лишь ощутимее, затмевало все мысли, что в такой патовой ситуации, в общем-то, было неплохо. Сидя на корточках в неудобно перекрученных майке и лифчике посреди квадратной комнатушки с чуть наклоненным к центру полом, я раз за разом приставляла к вагине вплотную душ, отнимала его от чувствительной кожи – и струя воды покидала влагалище, уносила остатки спермы в сток подо мной. Конечно же, это не достойная замена противозачаточных или презерватива; я была слишком возбуждена, чтобы подумать головой, и больше подобное не повторится…

Зная, что, если разденусь, потом бюстгальтер не застегну, я кое-как умудрилась вымыться в нем и задранной майке – по грудь, нелепо торчащую из-под одежды. Загипсованную руку приходилось поднимать, и в итоге пострадавшая кость напомнила о себе тупой болью. По возвращении в каюту, по-прежнему голая по пояс, я закинулась обезболивающим, дожидавшимся на столике. Люк сидел на пустой нижней полке; на ту, где мы стали подельниками в преступлении против морали, он сесть не захотел, хотя после произошедшего явно имел на это право.

– Что будем делать?.. – угрюмо спросил он, руки скрепивший в замок.

Я привела в порядок лифчик с майкой, вновь самостоятельно надела трусы и шорты: на этот раз было еще тяжелее – ткань менее охотно двигалась по влажной после душа коже.

– Я поговорю с ним. Я одна, – тверже добавила я, как только Люк дернулся, начав подниматься. Он все-таки встал, но, замявшись, вспомнил про ванную и указал на нее. – После – ложись спать. Не дожидайся меня.

– Где ты его планируешь искать?..

– Там, где он чувствует себя как рыба в воде.

***

В ближайшем к нашим каютам баре-ресторане (пришлось миновать пару этажей) было шумно, людно и довольно темно. На небольшой невысокой сцене музыканты играли блюз, заунывный, почти похоронный. Тусклый свет исходил от беспроводных светильников, заключенных в маленькие стеклянные бочонки. Поверх последних были расчерчены квадраты, какие-то оставались бесцветными, какие-то заливал тончайший слой краски, чаще зеленой и желтой, отчего на руках посетителей, держащих бокалы с выпивкой, подплясывали в такт музыке соборно-мозаичные искусственные солнечные зайчики. За барной стойкой, освещенной на порядок лучше, сидели всего несколько человек и Кэмерона среди них не было. Другой бар находился двумя этажами выше; Кэмерон должен быть именно здесь, я чувствовала это, надеялась, точно чем скорее наш разговор произойдет, тем больше ран залатает. Как посетитель кинотеатра, договорившийся встретиться с другом уже в зрительском зале, но опоздавший на начало фильма, я впотьмах двигалась от одного стола к другому, вглядывалась в лица и ловила недовольные взгляды незнакомцев. На краю сцены струнам контрабаса не давала скучать молодая девушка в брючном костюме с подтяжками, высокий длинный хвост иссиня-черных волос прижимала к голове игривая черная шляпка; за столиком, расположенным ближе всего к ней, я приметила знакомый силуэт. И как сразу не догадалась: его всегда тянуло к женщинам. В хорошем смысле.

Кэмерон смотрел на сцену так обреченно и измученно, словно сегодня днем узнал, что жить ему осталось несколько месяцев, а из-за болезни – о, ужас! – он еще и не может больше пить. Напряженные пальцы сжимали низкий стакан с виски так отчаянно, будто их обладатель рассчитывал сжатием кулака разбить толстое стекло, как яичную скорлупу. Гавайская рубашка сидела на нем подобно клоунскому костюму на приговоренном к казни. Очень плохой знак…

Я подошла к его столику вплотную с видом провинившегося и глубоко раскаивающегося ребенка, как если бы проткнула ножницами сиденье в неоправданно дорогой машине, а не трахнула его несовершеннолетнего сына… Стул, когда я отодвигала его, показался невероятно тяжелым, а когда села – холодным, неудобным, пытающим бедра и поясницу. Не расставаясь больше с паникой ни на миг, я тщетно подбирала слова, пыталась понять, о чем вообще хочу рассказать ему честно, а в чем необходимо соврать и тем самым в очередной раз исцарапать свое сердце. Кэмерон поднял стакан, сделал удобоваримый глоток и, посмотрев через темное жидкое золото на сцену, мягко вернул виски на салфетку, уже заимевшую от конденсата мокрый круг.

– Знаешь, – первым заговорил он, – когда-то давно мы с Отисом в шутку говорили о том, что если у меня появится сын, то будет здорово поженить вас. Вот только мы тогда и предположить не могли, что сами окажемся друг с другом в браке… а вы, соответственно, сестрой и братом…

– Я не ощущаю Люка своим родственником… – виновато ответила я. Оторвать подбородок от ключиц не удавалось, потому я смотрела на Кэма исподлобья – из-за груза собственных эмоций, а не чтобы разжалобить. – Семьей, но не братом в полном смысле слова…

– Я на это надеюсь. После увиденного-то.

Он не смотрел на меня, поворачивал лицо вполоборота, но как будто чувствовал мой взгляд, считывал мимику, прекрасно обходился без зрения. Посмотреть на меня означало бы принятие и прощение, а с чем-то одним… может, даже с обоими компонентами у Кэмерона сейчас была «недостача»…

– Я не знаю, что в такой ситуации ты хотел бы услышать или что мне нужно было бы сказать, но… Мне очень жаль, правда… Я н-не хотела… лишать его девственности в таком раннем возрасте… – пробормотала я, зажав дрожащей ладонью губы.

Бровь Кэмерона вздернулась – всего одна, и он наконец-то посмотрел на меня, весьма сардонически.

– Рина, Люк – парень: кому какое дело до его девственности? До… передней… С задней почему-то сложнее. Но будь на твоем месте какая-то другая девчонка, пусть даже намного его старше – пусть даже намного тебя старше! – я бы с восторженной улыбкой дал ему пять!

– Это сексизм…

– Нет, потому что оприходуй ты какую-нибудь девушку страпоном, я бы тоже с превеликим удовольствием дал тебе пять. Не знаю, почему это так работает, – поддато покачал он головой, и я улыбнулась коленям. – Все мальчишки – идиоты, Рина. И даже взрослее! – стоит хорошенькой девушке их пальцем поманить… Уж я-то знаю, о чем говорю, а в Люке течет моя кровь. Он не соображает, что делает, поэтому думать за двоих должна ты. Что бы он тебе ни наговорил, он сам еще не догадывается, что наврал…

– Он мне ничего не говорил.

– Ну, как-то же вы пришли к тому, что я видел!

– Да почему, по-твоему, Люк что-то для этого делал?! – беззлобно вскипела я, все же громкостью голоса не заглушая музыку для других выпивох. – Я же, извиняясь, прямо указала на то, что это была моя инициатива. Он… не клал мне руку на бедро, не строил глазки, не использовал подкатные фразочки – я прямым текстом предложила ему, и все, что он сделал, это согласился. Это минимум участия!

Кэмерон смотрел на меня с призрачным улыбчивым снисхождением, то ли не доверяя моей оценке случившегося, будто свечку нам держал, то ли по вине далеко не первой порции виски, ведь и зашел он в нашу каюту наверняка подшофе.

– …Ты перепутал двери, да? Когда заглянул.

– Да.

– Но ключи…

– Если ты не заметила, ваша каюта рассчитана на четверых. Отис выдал на всякий случай мне лишнюю карточку. И скажи «спасибо» за то, что это был я, а не он с родительским обходом… Господи, наступит Ад кромешный, если он узнает…

– Зато плохая новость о моем образовании не покажется ему уже такой страшной…

Кэмерон кратко хохотнул в стакан, ополовинил налитое и, погоняв вместе с виски во рту рвущиеся наружу слова, все же выпустил их на волю:

– Только не забеременей: не повторяй ошибки своих отцов.

– Но ведь я – «ошибка» своего отца!..

– Ты… поняла, что я пытался до тебя донести. Дети – зло! – посмотри хотя бы на этого обалдуя…

– Я не планирую детей в ближайшие лет пять-семь и знаю, как проблема решается в клинике, если вдруг она возникнет. У меня до этого раза никого не было, у Люка – тем более, поэтому мы ничем не могли заразиться друг от друга. Но в следующий раз я обязательно позабочусь о презервативе, несмотря ни на что.

– В следующий раз?..

– Я люблю его… – неожиданно даже для себя, вдруг призналась я. Кэмерон взирал на меня пораженно, однако сложил два и два и усмехнулся в сторону стола:

– Ну да. Разумеется. Раз у тебя никого не было… Умненькие девочки из благонадежных семей не дают кому попало. Но что если ты чувствуешь так из-за неудовлетворенности, Рин?..

– С-сейчас я более чем удовлетворена, – стыдливо пожала я плечами, – и по-прежнему его люблю… Да и я не «божий одуванчик»: в наш век, если возникают нужды, сам их и удовлетворяй.

– Тогда зачем нужно было с ним спать? – задал он самый важный вопрос. – Тем более раз от этого решения столько негативных последствий, что можно захлебнуться дерьмом.

Мои пальцы крутили светильник – двигались и разноцветные огни на наших лицах да руках. Смотреть на электрическое пламя было куда легче, чем в глаза Кэмерону или внутрь самой себя – эти два солнца виною могут превратить меня в пепел…

– Секс был… заменой… попыткой дотянуться до того, что нужно на самом деле… Ты рассказывал о том, как медленно, превозмогая эмоциональные трудности, сходился с отцом, – тебе должно быть это знакомо: когда, если не можешь обнять или поцеловать человека, хочется хотя бы ударить – чтобы хоть так коснуться того, с кем стремишься быть одним целым…

В затяжные секунды молчания вклинивался блюз, позволял нам обдумывать сказанное и услышанное подолгу – по-настоящему.

– Он не останется таким, какой есть сейчас, – напомнил об очевидном отчим. – Его характер каждый день меняется по чуть-чуть, в конце концов через пару лет ты можешь вообще его не узнать.

– Я не сказала, что хочу за него замуж и всю жизнь вместе прожить, – я говорю, что люблю его. Это все, что я пока что знаю.

Кэмерона мой ответ вполне устроил. Он осушил стакан, несколькими громкими щелчками пальцев подозвал официанта и заказал обновить.

– Ты хоть заметил, что сказал: «…отцов»? – улыбнулась я коленям.

– Что?

– «Не повторяй ошибки своих отцов»… Это мило. Ты и правда мне как второй папа. А Дик – как третий. Очень много отцов приходится на всего одну маму.

– Выпьешь?

– Я не пью виски – вкус ужасный, разъедает рот.

– А что пьешь?

– Не знаю… Мне понравился алкогольный пунш на одной из университетских вечеринок.

…на единственной, куда я заглянула на первом курсе интереса ради – и ничего хорошего, кроме пунша, для себя не нашла…

– Такого здесь точно нет, но когда официант принесет мне виски, подберем тебе фруктово-ягодный коктейль.

Комментарий к Часть 7. Первая половина

Обращение к читателям: https://vk.com/wall445594272_29548

========== Часть 7. Вторая половина ==========

Комментарий к Часть 7. Вторая половина

Написание этой финальной “части от части” затянулось, но, полагаю, оно того стоило.

P.S. Нифига не половина, конечно, получилась, а значительно больше страниц, но у меня почти никогда не получается заранее предугадать этот момент.

Той ночью месячные не заставили себя ждать, и, пожалуй, впервые я была им рада: нелегко было бы четыре дня гадать впустую, а не беременна ли я. Вместо этого я, хоть и во многом довольная, по понятной причине чувствовала себя плохо физически, как можно меньше двигалась, а покинув каюту, оставалась в столовой, в зоне отдыха с садовыми качелями или на палубе подольше, чтобы реже перебираться с места на место. К счастью, таблетки, прописанные из-за перелома, действовали по-умному и обезболивали вообще весь организм, а не только срастающуюся воедино кость. Люк по наивности, вероятно, считал, что плохо мне по вине его несдержанности, грубости, и от нового прилива вины был еще заботливее и мягче. По его словам, Кэмерон несколько раз пытался завести с ним приватную беседу, но замолкал, не находя нужных слов, и в итоге быстро отыскивал повод закончить разговор, так его и не начав. Папа же… чувствовал, что что-то не в порядке. Он видел зажатого Люка, кружащего надо мной почти постоянно, Кэмерона, довольно неумело маскирующего переживание нелегкой внутрисемейной ситуации, и меня, уставшую и измученную из-за коварной ловушки собственного внутреннего органа. К счастью, имея большинство элементов пазла, но не все, отец сделал самый простой вывод: что у меня сильно болит сломанная рука, и об этом знают все, кроме него. Оттого тщетные уговоры признаться уже, наконец, и затем экстренно госпитализироваться стали основной программой на ближайшие дни. Волнения как следствие сильнейшей любви – это мило, и я правда ценю, но это ж нужно было постараться – чтобы твоя навязчивая, выдалбливающая мозг забота стала хуже, чем менструации. Но первое не вытесняло второе, а вкупе… это был ад…

В конце монотонного, отчасти даже душноватого пути все пассажиры лайнера были рады сойти на гавайскую землю, но я была на седьмом небе от счастья! – ведь теперь, чтобы скрыться от отца и его уговоров, мне было предоставлено не замкнутое пространство корабля, а целый остров! Туристическая его часть.

Наш отель был одним из тех, что пытаются балансировать между комфортом цивилизации и аутентичностью жизни в дикой природе: в природе изменчивой, в природе шумной – в природе прекрасной. Автобус с логотипом отеля вез нас вместе с другими отдыхающими сквозь город, мало отличающийся от обычной Америки, которую я знаю с рождения: пальмы намекали на Калифорнию, одноэтажные коробкообразные магазинчики словно перебрались сюда из Фриско вместе с нами на лайнере, чтобы убедиться, что идиотка, сломавшая у них на глазах-окнах руку, не убьется окончательно. Какая язвительная забота с их стороны!

Бледная многоэтажка с огромными буквами у самой крыши, где совсем не скромно размещалась личная вертолетная площадка владельца сети отелей, приветственно росла над обрывками щедро увлажненных дождем джунглей, оттесненных друг от друга частными жилыми домами, но чем ближе к отелю мы подъезжали, тем меньше оставалось их и чаще мелькали сувенирные лавки и кафе, рассчитанные в первую очередь на жадных до новых впечатлений туристов.

В этой сахарной громадине чувствовался дух Вегаса: и без вызывающих «танцующих» фонтанов отель выглядел так, словно выстроен был лишь для поддержки казино, занявшего пару этажей. Свернувшись буквой «С», он показывал голую спину подъезжающим автобусам, а охранял от ветров декоративный кусочек гавайской души, искуственной, искривленной, но все же притягательной: в просторном, как завидное поле для гольфа, дворе среди поникших пальм и диковинных растений приютились бассейны всех форм и размеров, беседки, выполненные в стиле аборигенов; их острые крыши прикрывала та же сухая трава, которая служила бы, наверное, юбками гавайским танцовщицам, – такого оформления «в лоб» было достаточно; отель глубоко, по-кошачьи, мурчал, довольный, легко ведущийся на такую ленивую подделку. Но стоит сказать, это и правда выглядело атмосферно и красиво, а удовольствие от комфорта перебивало пластмассовый запах фальши.

Как и в местах, где мы останавливались прежде, отец взял два двухместных номера – и порывался поселиться со мной, чтобы капать на мозги по поводу «болящей» руки сутки напролет!.. К счастью, вмешался Кэмерон: сжав плечо супруга, он что-то шепнул ему на ухо, у того дернулись вверх брови, – и я бы подумала, что Кэмерон сказал ему нечто мудрое, если бы его рука, сползая с отцовского плеча, не перечеркнула грудь тягуче, давяще, с концентрированным желанием, заключенным в одном элементарном прикосновении… Нет, это была пошлость. Определенно она. И это сработало! Отец отдал нам с Люком по карте (дубликата ключей от нашего номера у родителей на этот раз не оказалось), и мы вдвоем поспешили заселяться. Я вышагивала впереди с картой; свою Люк нес в зубах, так как руки были заняты нашим багажом. Со стороны выглядело так, словно у меня завелся личный беллбой!

Номер был простой, комфортный, без роскоши – самое то. Две вполне обычные деревянные одноместные кровати, пара тумбочек, платяной шкаф при входе, письменный стол с вмонтированным в него зеркалом да стул. Два небольших, но очень удачно расположенных окна оставляли от стены всего ничего в качестве преграды для света, и потому он затапливал комнату, создавал иллюзию слабого сияния на наволочках и простынях, частично выглядывающих из-под покрывал с эмблемой отеля. Тут вообще везде она была: может, чтобы меньше воровали? А то так-то и тапочки нельзя с собой увозить (такие же, как и халаты с полотенцами, можно купить в фойе в качестве памятного сувенира), но некоторые постояльцы в своей наглости заходят куда дальше: из номеров вполне могут пропасть занавески, подушки и даже стул (в развинченном виде). Возможно, поэтому здесь он всего один: вполовину меньше трат на стулья при столкновении с подобными изобретательными жадными ворами.

Багаж отправился дремать на дно платяного шкафа; уморившийся Люк облегченно плюхнулся на ближайшую кровать и таким образом безмолвно забил ее для себя. Я подошла к соседней, замерла у окна. Внизу отчетливо был виден внутренний двор: темно-зеленая листва волновалась на наверняка приятном для кожи ветру, прозрачная вода играла световыми сетчатыми узорами в синеватых бассейнах. Какой садизм…

– А чего ты в штанах? – поинтересовался Люк, когда я поникше села на свою постель; матрас задорно запружинил в ободрении.

– Я не могу сказать, это личное… – буркнула я под нос, и Люк приподнялся на локтях, не спуская с меня глаз.

– Ну, раз так… Но снимай их и скажи, где в чемодане у тебя купальник: я помогу переодеться.

– Я не буду плавать.

– Почему?! – переспросил он таким тоном, будто я призналась, что собираюсь проглотить щенка.

– Потому что у меня сломана рука! – сердито обернулась я вполоборота.

– Ну и плевать, пакет повяжу, ни одна капелька на гипс не попадет!

Он самолично вытащил на свет мой чемодан, открыл податливую молнию среднего отделения и принялся копошиться в моих вещах.

– Дело не только в этом!..

– А в чем еще?

– Я не… – От колючего, как еж, стыда, застрявшего где-то между горлом и грудью, я закусила нижнюю губу. Люк, по-прежнему согнутый над моим чемоданом, вопросительно уставился на меня. – …Я не могу побрить ноги, ясно?.. А значит, не могу надеть купальник…

– Можешь, конечно! – фыркнул Люк. Поиски его быстро увенчались успехом: он нашел купальник, нижнюю его часть кинул на край моей кровати, а лифчик после непродолжительных раздумий зачем-то приложил к себе поверх футболки и повернулся к зеркалу. – Мне идет? – с широчайшей улыбкой озадачился он. – Или считаешь, что кокосовый лифчик и юбка из травы будут смотреться лучше?