Текст книги "Сплошная видимость (СИ)"

Автор книги: MMDL

сообщить о нарушении

Текущая страница: 1 (всего у книги 5 страниц)

========== Часть 1 ==========

Разглядывая в скучнейшей ныне реальности и ярких воспоминаниях лица своих родителей и их «новых» избранников, я пришла к двум неутешительным выводам.

Все люди – те еще нарциссы, ведь истинные половинки хоть чем-то да похожи на них. Шестнадцать лет назад мои родители поняли, что совместная жизнь друг с другом для них больше пытка, чем комфортное времяпрепровождение. Отец сошелся с коллегой и лучшим другом в одном лице почти сразу; маме же пришлось повстречаться с несколькими «неправильными» мужчинами, чтобы, наконец, найти своего суженого, во многом эксцентричного человека, однако доброго и к ней, и ко мне. У отца и Кэмерона было столь много общего, во внешности в том числе: их вполне можно было бы принять за братьев из-за каштановых волос, одинаково волевых фигур и решительных глаз. В детстве, когда я обнимала Кэмерона, мне порой казалось, что вся эта брачная мешанина приснилась мне и на самом деле в кольце моих маленьких бледных ручек отец. Я довольно спокойно относилась к тому, что он оказался геем, а вот раздельную жизнь родителей переживать было не очень-то просто… Но появление в доме Дика, второго маминого мужа, как ни странно, помогло мне почувствовать себя лучше! Инструктор по йоге и релаксации, он просто не был способен не приносить домой кусочек своей работы, но и до сих пор такой, что, в общем-то, неплохо! Стоило мне получить в школе «тройку» или «двойку», реакцией матери было: «Выучи все и пересдай как можно скорее!», а ответом Дика: «Глубоко вдохни, закрой глаза, отдайся шепоту природы, сидя посреди двора… И как почувствуешь разгорающийся внутренний свет в груди – возьми в холодильнике мороженое!» Первоначально Дик и мама не были похожи, но чем больше времени вместе они проводили, тем больше общих черт я подмечала: мама перенимала солнечную улыбку Дика, широкую, до обаятельных морщинок у глаз; ее взгляд становился спокойным, в нем уменьшался напор стресса, связанного с работой и воспитанием меня. Так же, как и (во многом хиппи) Дик, мама начинала выглядеть не по возрасту – счастливым свободным ребенком, запертым во взрослом теле.

«…счастливым…» И мать, и отец в любви неимоверно счастливы!.. Что подводит меня ко второму, ранящему выводу…

Со мной что-то совершенно не так… Потому что тот, кто извечно притягивает мой озадаченный, зачастую обиженный взгляд, ни капельки на меня не похож…

Тяжело вздохнув, я неказисто улыбнулась своему отражению в бассейне. Бледная черноволосая девушка в воде не выглядела счастливой. Губы были блеклы, уголки опущены… Я перекинула тонкие хвостики на плечи – лоснящиеся на солнце пряди чуть прикрыли цветастый тканевый бюстгальтер, через который всякий раз в холодину проглядывали очертания затвердевших сосков, – но именно этот постыдный купальник мама почему-то сунула мне в сумку!.. Насильно я выдавила улыбку. Отражение заметно облагородилось. Может, раздуть челку, не приглаживать?..

Захваченная новой идеей, я сдвинулась на самый край шезлонга… Сердце сковал испуг, когда пара ладоней врезалась в мою спину! – и с визгливым криком, который быстро оборвала вода, я неловким тюленем плюхнулась в бассейн! Кутерьма пузырей перед глазами, шумное давление на барабанные перепонки, волосы, развевающиеся точно черные водоросли, и прохлада не успевшей нагреться за утро воды. Я вынырнула сразу же, как собралась с мыслями и уперлась ногами в неглубокое дно. Вода в этой части бассейна мне была до нижних ребер, резко очерченных на фоне приемлемой худобы. С волос стекали ручьи, поникшая челка почти закрыла глаза, но все же не помешала рассмотреть шестнадцатилетнего злокозненного беса, стоящего у шезлонга с пластиковым водным автоматом, болтающимся на перекинутом через плечо и шею ремне. Его волосы были темны и коротки, как у Кэмерона, только взъерошены вдвойне; хаотично, без всякой системы, в них затерялись волнистые мелированные прядки. Ленивое солнце играло светом на выразительной широкой челюсти, нежило легкие мышцы, отталкивалось от иссиня-черных купальных шорт. Пухлые губы моего обидчика озаряла едкая ухмылка превосходства, из-за существования коей хотелось лицо ему расцарапать – лишь бы смыть ее!..

– Как водичка? – насмешливо поинтересовался он.

– Идиот… Придурок… Козел – другого такого не сыскать… – обозленной гусыней шипела я, тщетно силясь привести волосы в порядок.

– Да ладно, можешь не отвечать: уже и сам вижу, что водица прохладная, – кивком указал он на мою грудь.

С подавленным стоном унижения я прижала руку к каменным соскам, приподнимающим мокрую ткань, и мой сводный брат громко расхохотался. Я вылезала из бассейна кое-как, одной рукой держась за лестницу; он прыгнул в воду, одарив меня напоследок целым фонтаном холодных брызг. Чудовище, а не человек…

Обнимая себя за плечи, я вступила в шлепанцы и поспешила к номеру, до которого было идти и идти: сперва пересечь двор придорожного мотеля, заставленного немногочисленными машинами, следом пройти под балконом-коридором до лестницы, подняться на второй этаж и шлепать в обратном направлении до двери. Наша семья сняла пару комнат, и мне как единственной девушке отдали одноместный номер в единоличное пользование. Хотя, вероятно, дело скорее в том, что за придурком-Люком нужен глаз да глаз. Нет, он не приведет к себе девушку, как можно было бы подумать, не будет травку курить или выпивать – у него другая страсть. Мания превращать жизни окружающих людей в ад… Учитывая тягу Люка к разномастным разрушениям, у него под шевелюрой вполне может быть родимое пятно «три шестерки»…

А ведь когда-то был таким милым пухлощеким карапузом… Я помню первый раз, когда мне дали его на руки: десятилетняя девочка тряслась так, словно это не младенец мирно сопит в ее объятиях, а покоится связка динамита с догорающим фитилем. Я боялась случайно уронить малыша, сжать как-нибудь не так и сломать ему миниатюрную ручку, так еще за минуту до этого Кэмерон поведал мне о том, что у новорожденных слабая шея и если не поддерживать голову или делать это неправильно, можно ребенка вообще убить!.. Я нервно смеялась, как сумасшедшая, прижимая сводного братика к сердцу, переводила мокрые глаза то на своих родителей, то на его; Кэмерон забрал ребенка, а я еще долго не могла успокоиться и ревела, просунув в его крохотную ладошку мизинец…

Я не заметила момента, когда это прекрасное беспомощное существо превратилось в очаровательного маленького мальчугана, следующего всюду за мной хвостиком. По четным выходным дням отцы брали нас у матерей, и это был чудесный традиционный день безграничного безумия! – праздник без причины, что для любого ребенка – счастье! Мы вместе играли, выезжали на природу, бывали в парках аттракционов, кинотеатрах, музеях, кафе и много где еще, а фотоальбомы с драгоценными воспоминаниями наполнялись быстрее, чем мы успевали распечатывать снимки и покупать для них толстенные тома. Я не воспринимала Люка как брата, он больше походил на племянника или кузена из-за разницы в возрасте, и я думала, так будет всегда, но каким-то образом то ли мое психологическое развитие затормозилось, то ли схватывающий налету Люк меня догнал, а заодно позволил пубертату перекроить свой характер в настоящее торнадо. «Берегись, Элли, ураган уже близко!» – и почему-то снова и снова это чертово ненастье находит именно мой дом…

На лестнице я отняла руки от согревшейся груди, и фигура моя окончательно поникла. Погруженная в прошлое, я не на шутку перепугалась в миг, когда чужие пальцы сжали мои плечи, но это всего лишь был Кэмерон. В цветастой рубашке с короткими рукавами, небритый, он выглядел вполне обычно, пусть увидеть его таким – редкость; а вот представить папу настолько расслабленным – что-то уже из ряда вон!

Чуть пригнувшись, чтоб уменьшить разницу в росте, отчим заглянул в мои порозовевшие глаза; плечи по-прежнему находились в ловушке семейной теплоты.

– Рина, что случилось? У тебя глаза красные…

– Это от хлорки, – скуксилась я, будто ребенок. – Люк опять столкнул меня в воду. Он что, не в курсе, как говорят в народе: «Шутка, повторенная в каждом чертовом мотеле, повышает шансы твоего мучительного жестокого убийства!»

– Ну-ну, – с улыбкой погладил меня Кэмерон по мокрым волосам, снял гавайку, расстелил ее на верхней ступени. – Присядь. Давай поговорим.

Едва цветастая ткань впитала капли воды с моей попы, я тотчас бросилась жаловаться на череду несчастий – словно из волшебного флакона, заполненного негодованием и обидой, вытащили, наконец, пробку.

– Почему не полететь на Гавайи, как делают нормальные люди?! К чему этот дом на колесах, бесконечная поездка в обществе членов семьи, с которыми чем больше общаешься, тем больше желаешь их придушить?! А потом еще и паром, хотя авиаперелет не требует никаких пересадок!..

Присевший рядом Кэмерон наградил меня широкой ухмылкой: не зная об этом, я практически дословно озвучила его первую взрывную реакцию на план путешествия, составленный моим отцом.

– Потому что Отис хочет, чтобы вы полюбовались страной – пусть даже малюсенькой ее частью. Когда он был в возрасте Люка, его отец арендовал дом на колесах и ровно так же мучил свою семью, – пояснил Кэмерон, и я не сдержала смешок. – Несмотря на постоянные жалобы в поездке, в итоге Отис запомнил ее, окружил воспоминания ностальгией и считает, что ты и Люк сделаете то же. Я бы мог его отговорить, но когда он заявил, что благодаря этому путешествию вы запомните нас после нашей смерти, мне стало настолько смешно, что пришлось сдаться, дабы скорее уйти в другую комнату и отхохотаться как следует. Он действительно думает, что без тряски в катящейся по дороге консервной банке дети его забудут – ну не идиот ли, а? Но это так трогательно, согласись.

Улыбнувшись той сердечности, с какой два этих мужчины обычно ругают друг друга за глаза, я уронила голову Кэмерону на плечо, и хоть в соприкосновении кожи с холодными сырыми волосами было мало приятного, он ничего не сказал, лишь погладил меня по кисти.

– Я жалкая, да?.. – вырвалось нечаянно, и пришлось озвучить все: – «Без четырех тридцать», а я переживаю из-за любой мелочи, которую творит придурковатый старшеклассник… Извини…

– Нет, не извиняйся! Люк – придурковатый, весь в меня. И что, только в нем дело?.. Ты и до поездки была поникшая, будто в депрессии…

Я подняла на него взгляд и в отзывчивых темных глазах прочитала абсолютное принятие и ноль осуждения, что бы я ни сказала.

– Кажется, я потратила последние годы впустую, – шепотом поделилась я, не отводя взор. – Я… не хочу заниматься банковским делом… Думала, что хочу, но… Я училась впустую. Я потратила бесценное время, деньги родителей и такое колоссальное количество сил!.. – а все равно не имею ни малейшего понятия, кто я, что хочу делать и как дальше жить…

В моем восприятии это была страшная тайна на уровне «Я вижу мертвецов…», но он, наверное, слышал только исповедь глупой, заблудившейся по жизни девчонки, по крайней мере именно такой я была в собственных глазах…

– Ничего, – простецки ответил Кэмерон и легонько толкнул мою голову лбом. – Да, это проблема, но мы справимся. Что-нибудь придумаем, обязательно. – Ненадолго он умолк, подбирая слова, и вот заговорил снова: – Не пойми меня неправильно, но… это нормально – что из нас двоих тебе ближе Отис, ведь он – твой отец. Эмоционально ближе. Ты с ним говорила об этом?..

– Нет… Я боюсь: не знаю, как он отреагирует, но – в точности как и мама до встречи с Диком – увидит в этом целую трагедию, конец света, а его реакция меня убьет…

Кэмерон и хотел бы поспорить, однако слишком хорошо знал супруга: раз для этого человека пустая коробка из-под молока в холодильнике – повод для нервов, неопределенное будущее единственной дочери окончательно выбьет почву у него из-под ног. А заодно и у меня, хватающейся в кромешной космической бездне за малюсенький, рассыпающийся на глазах астероид…

– Не говори ему пока, – наконец вымолвил отчим. – Я постараюсь «подготовить полосу для мягкой посадки». И сама не накручивай себя лишний раз: все проблемы решаемы, тем более когда семья вместе.

– Все-все? Даже Люк?

– Ну, кроме этой, – ласково улыбнулся Кэмерон и одарил меня поцелуем в висок.

========== Часть 2 ==========

Как известно, чем дешевле мотель, тем тоньше в нем стены. Этот был… ну очень экономичным: настолько, что, казалось, ткни пальцем в перегородку между номерами – и она порвется, как бумага. Потому я прекрасно слышала голоса отчима и сводного брата после выстрела яростно закрывшейся двери. С полотенцем в руках, коим я пыталась просушить волосы, закинув их на плечо, я замерла, затаила дыхание. Я не плохой человек… Но Люк столько раз расстраивал меня, что послушать, как его чихвостят, мне будет приятно. Это же не делает меня стервой, правда?..

– Садись, – громыхнул Кэмерон.

– Я постою, – недовольно отозвался его отпрыск.

– Сядь. – Он произнес это так повелительно строго, что даже я чуть не подчинилась приказу.

Недолго в соседнем номере хранилось молчание. Скрипнула кровать.

– Ну вот, – как ни в чем не бывало вздохнул Люк, – теперь постель намокла. Надо было мне переодеться сперва, что ли. А ты – «Садись, садись…»

– Ты мне зубы-то не заговаривай. Гордишься собой? Это же так поднимает самооценку, наверное, – над Риной издеваться!..

– Кто издевается?!

– В бассейн скинул ее кто, я?

– Ой, да Господи, она же была в купальнике! Сидела возле бассейна! Не в вечернем платье я ее в воду спихнул!..

– Да без разницы, в чем она была и что делала, Люк! Люди не любят, когда их толкают в воду…

– На школьных вечеринках у бассейна такая шутка всем нравилась!

– Рина – не все, – отрезал Кэмерон. Я не заметила, как погрустнела еще больше. Нет, конечно, я поняла, что имел в виду отчим, но… я хотела бы быть как все… Всем, видимо, весело… – Она хрупкая, ранимая. Чувствительная, ясно? То, что прокатывает с твоими дружками, ей не по душе. Ты вряд ли присматриваешься к чему-то дальше собственного носа, но у нее сейчас очень непростой период, ей тяжело, и не нужно добавлять ей поводов для беспокойства…

– Представь себе, я знаю, что ей сейчас хреново, – к моему удивлению, возразил Люк, и я практически увидела сквозь стену, как он, сидя в мокрых шортах на покрывале, обводит каждым ногтем по очереди ноготь на большом пальце правой руки – очень необычная привычка, о наличии которой, думаю, не догадывается и сам Люк, потому что в такие моменты максимально сосредоточен совершенно на другом. – Я хотел, чтобы она отвлеклась, ясно? Я делаю что могу.

Кэмерон явно был тронут услышанным столь же сильно, сколь и я. Скрипнула постель: вероятно, отец присел рядом с сыном.

– Это очень похвально, Люк… Но ты неправильно это делаешь, так что, будь добр, смени тактику.

– Никаких шуток с толканием в воду, я понял, – кисло отозвался он.

Я не знала, направился ли Люк к двери, но сама, не задумываясь, вылетела из номера в коридор! – с зажатым в руке полотенцем и сумбуром в голове. Дверь соседнего номера распахнулась, комнату покинул Люк, удивленно взглянул на меня, вскинув брови.

– Что?

– Эм… – Мои губы не смыкались, готовы были озвучить слова, которые затерялись где-то в чаще спутанных эмоций. – Ни…ничего… – покачала я головой и нырнула обратно в номер, словно перепуганная рыбешка за коралл.

Сердце колотилось глухо, будто падало в глубокий, заполненный гулким эхом колодец, хваталось за стенки, но не удерживалось, лишь себя раня, и продолжало лететь вниз, в темноту. Мне нужно было успокоиться, пока пальцы не поддались нервному тремору, и уж точно лишний раз не хотелось проглатывать вину, глядя Кэмерону в глаза, так что приют для моей души оставался один. Высушив волосы и переодевшись в футболку и шорты, я вышла из номера, в автомате со сладостями внизу купила пару шоколадных батончиков и направилась к самому дальнему краю парковки, где под безжалостным солнцем возвышался белоснежный дом на колесах.

Любую дешевизну мотелей папе можно было с легкостью простить, ведь бросалось в глаза: основной массив денежных средств он потратил на эту махину – аренду и страховку. Внутри было светло, на удивление просторно; сильно пахло новым кожзамом. Прямо напротив входа расположился стол, с двух сторон притесненный сидениями. При необходимости он опускался – и получалось спальное место, которое мы не использовали, потому что других трех хватало с лихвой. Справа от двери уместилась прехорошенькая кухня. За ней – и за отделанной светлыми деревянными панелями кабиной туалета – в хвосте дома на колесах над двухместной кроватью выдвигалась еще одна полка, на которой обычно в пути сплю я. С моего места прекрасно было видно водительское и пассажирское кресла в небольшой нише, вечно залитой солнцем через широкое лобовое стекло, а также отделенный сверху укромный уголок – еще одна полка, на которой реже спит, а чаще просто валяется Люк.

Словно ребенок, которого заставили лечь в постель днем, а ему не спится, я втихаря поглядываю частенько вперед, сквозь салон мобильного жилища, так, чтобы Люк не заметил мой взгляд, и мысли растворяются в молочном тумане: я лишь вижу, как он, закинув одну ногу щиколоткой на колено другой, лежит на спине, в наушниках, пальцами терзая кнопки и джойстики портативной игровой приставки, – и не думаю абсолютно ни о чем… Ни о потраченном впустую драгоценном времени, наверстать которое невозможно в принципе, ни о мгле, что заволокла мой жизненный путь… На душе становится спокойно, а на губах вспыхивает тайная улыбка, когда Люк, беззвучно выкрикивая что-то в экранчик, радуется победе или проклинает неубиваемых врагов своего персонажа.

Воспоминания о такой частой рядовой радости вытеснили вновь все волнения, и я поднялась по высоким ступенькам в салон, закрыла за собой дверь, чтобы не впускать в бодрящую искусственную прохладу уличную жару. Отец лежал на двухместной кровати – в футболке и шортах до колен, предплечьем прикрыв глаза и лоб. С данного ракурса, со стороны его ног, я не могла этого видеть, но знала, что за последние годы в густую шевелюру закралось множество седых волосков. Они были индивидуалистами, не хотели пока сбиваться в группки, потому были заметны лишь при самом ближайшем рассмотрении.

– Тук-тук, – по-детски улыбнулась я, остановившись у кухонной раковины.

– Кто там? – воодушевленно приподнялся на локтях папа.

– Ваш сосед шоколадный великан. Я стриг лужайку, и газонокосилка случайно отрезала мне пальцы. Хотите попробовать? – хихикнула я, показав два батончика.

– У тебя очень извращенное чувство юмора, – рассмеялся отец и оставил постель. – Если б это не было невозможным, я бы сказал, что эту черту ты унаследовала не от меня, а от Кэма. – Мы уселись за стол друг напротив друга. За окном росло единственное на всю округу дерево, и иссушенная крона бросала тень на наши руки и вскрытые упаковки батончиков. Отец укусился первым; я глупо ждала, как если бы надеялась, что он оценит приготовленное мною блюдо. – Спасибо, солнышко. Это как раз то, что нужно было.

– Всегда рада улучшить тебе настроение.

– А ведь это я должен делать… – приподнял он брови.

– Думаю, я уже достаточно взрослая, чтобы заботиться о родителях, а не наоборот.

– Нет, я не об этом. Вы все уже могли бы отдыхать на Гавайских островах, если бы мне в голову не влетела эта блажь с домом на колесах… Я думал о создании семейных воспоминаний, но упустил из вида, как, должно быть, тяжело тебе и Люку находиться в четырех стенах практически постоянно, а в оставшееся время – шляться по мотелям…

– Пап, – перебила я его, свободной рукой погладив по большой крепкой жилистой кисти. – Все в порядке. Я все время читаю, благо интернет здесь на удивление хорош. Люк играет на приставке. Мы видим наших отцов, слушаем ваши разговоры, впервые в жизни все вместе завтракаем, обедаем и ужинаем, как настоящая семья! Это того стоит. Ведь суть семейного отдыха именно в семье, а не в цветочных венках, шоу огнеглотателей, океане и свинине с ананасами. Всего этого у нас было с лихвой в прошлые года и будет через несколько дней снова. А такого чудесного, как в детстве, совместного времяпрепровождения с нашими папами давно уже не бывало. Спасибо, – медленно, с чувством проговорила я.

Он слушал меня с застывшей на губах улыбкой. Темные глаза сверкали, как стекло на солнце, – папа был благодарен и растроган, а чтобы не дать ресницам повлажнеть, переключился на оставшуюся половину батончика.

– Надо закупиться продуктами, – наконец, скомкав пустую обертку, сказал он. – Люк точно откажется, ну а ты? Предпочтешь прогуляться до магазина или остаться?

Признаться, пройтись с папой за руку, на часок-другой окунуться в прекрасное беззаботное детство, мне невероятно сильно хотелось, но я понимала, что Люка одного не оставят.

– Нет, – улыбчиво поморщилась я, – что-то не хочется из-за всей этой жары. Отправляйся вместе с Кэмероном, посмотрите, что еще интересного есть в этом городишке, а потом нам все расскажете и покажете. Так что делайте фото!

Взрослая жизнь требует взрослых решений. И раз пока я не могу разобраться в себе, позабочусь о родительском счастье.

***

Небо над мотелем и домом на колесах стремительно потемнело и из голубого, чистого, превратилось в послезакатное фиолетовое, затянутое молочной дымкой несформировавшихся облаков. Папа и Кэмерон с прогулки пока так и не вернулись, но мы с Люком, что обедая, что ужиная в доме на колесах, получали от них постоянные сообщения с беспокойствами от отца и фотками от Кэмерона. На последнем снимке были запечатлены две бутылки пива, стоящие на фоне зеленого бильярдного стола с собранными в треугольник шарами: гуляя по окрестностям, наши отцы заглянули в бар и теперь, небось, загоняют шары в лузы под старенький рок из динамиков под потолком заведения да потягивают алкоголь. Здорово! Лучше, чем днями напролет либо сидеть за рулем, либо отсыпаться. Этого я и желала им, отказываясь присоединиться к папе. Свидания. Отдыха. Смены обстановки. Приятных впечатлений.

Мне же последнего очень не хватало – наедине-то с Люком… Нет, остаток сегодняшнего дня он был сущим ангелом, вот только я не могла спокойно смотреть ему в глаза, посему за столом утыкалась в тарелку, а в ответ на его попытки завести беседу несмело кивала, качала головой или пожимала плечами. Быть может, если бы мы росли вместе постоянно, а не эпизодически, я бы видела в нем только брата?.. Но какой смысл размышлять о том, чего не случилось, если в жизни реальной – сплошной кавардак…

Люк ушел в номер гораздо раньше меня. Разобравшись с посудой и остатками подогретой в микроволновке курицы, я закрыла дом на колесах на ключ, включила сигнализацию и неторопливо сквозь ночную свежесть и тишь направилась с парковки в сторону мотеля. Вскоре слева зашептал, облизывая кафель, бассейн, и, будто околдованная, я остановилась к нему лицом.

Вода переливалась – от глубокой синевы до светло-голубых, чуть ли не неоновых, прожилок, вспыхивающих подобием молний на гребнях редкой ряби. Далекие высокие фонари отражались миниатюрными звездами на глянцевых плитах бортиков и стальной лестнице. Черные провода над головой рассекли фиолетовое небо, как если бы атмосфера окаменела, растрескалась и сквозь нее проглядывала космическая бездна…

Еще одной такой ночи не сыскать! Бегом, споткнувшись при подъеме на второй этаж и чудом не распластавшись на ступенях, я добралась до своего номера, оставила в нем связку ключей и в купальнике вернулась к бассейну – крохотному осколку океана под бесконечной фиалковой Вселенной. Резиновые тапки я скинула неподалеку; бассейн окружали шершавые плиты, успевшие остыть после знойной улыбки солнца, в отличие от волнующейся воды. Неровный грубоватый камень приятно массировал стопы при ходьбе. Осторожно я опустилась на край: попа оказалась на очередной шершавой плитке, бедра – на гладком ледяном кафеле, а ноги – в божественно теплой воде. Так много ощущений выпало на мою долю одновременно, что я потерялась и в них, и в легком дуновении прохладного ветра, вызвавшего парад мурашек на груди, спине да руках, и в отчасти пугающей ночной тишине. Вокруг было пусто… Здесь и днем было безлюдно, но страшновато стало именно с приходом темноты. Коридор мотеля, тянущийся, точно кишечник огромного каменного зверя, на двух этажах; залитый бетоном двор; большая парковка с множеством пустующих мест; этот бассейн, обнесенный сетчатым забором, за которым – дорога, песок, безликие одноэтажные постройки без окон… Я слышала свое дыхание так отчетливо, будто выдыхала в банку; казалось, лишенное людей пространство тоже может мгновенно заполниться паром – настолько сузилось оно для меня в полнейшем одиночестве. Впервые, будучи под открытым небом в купальнике, я почувствовала себя совершенно голой… и, громко сглотнув, поплотнее сдвинула ноги, но между ними все равно остался промежуток – и кожу холодило дыхание ветра…

– Удивлен, что ты не спишь.

Я вздрогнула всем телом, однако это было всего лишь эхо того сумасшедшего прыжка, какое выполнило перепугавшееся до судороги сердце. Люк плюхнулся слева от меня; плавательные шорты примялись, задрались немного и обнажили крепкие ноги больше обычного. Быстрее собственной мысли я перевела взгляд на воду, всколыхнувшуюся, заигравшую бликами и узором мелких волн.

– Ужин сегодня был вкуснее предыдущих. Ты что-то добавила к курице?

– Чеснок…

– О как, – глубокомысленно заключил он. И буркнул с улыбкой: – Что ж, тогда сегодня мне лучше ни с кем не целоваться!

Фантазия сыграла со мной злую шутку: прикрыв на секунду глаза, я как будто бы взаправду ощутила, как сухие горячие губы касаются моих, – и голова тотчас закружилась. Я понимала, что краснею, чувствовала стыд жаром на коже, но ничего не могла поделать… Оставалось надеяться, что недостаток освещения сыграет мне на руку.

– Хочешь, скинь меня в воду, – твердо произнес Люк.

– Не хочу. Потому что это грубо.

– Это весело, зануда.

– У нас с тобой разные представления о том, что такое веселье.

Снова в воздухе зависло напряженное молчание. Я по-детски болтала ногами в воде. Люк ломал голову над темой для разговора. С тех пор, как он превратился в харизматичного привлекательного юношу, под стать своему отцу, у нас очень плохо с беседами – и все из-за меня. Ясно же, что из нас двоих лишь я скованно замыкаюсь от стыда и замирания серд…

Неожиданно его пальцы вскользь дотронулись до моей спины, с силой дернули за что-то. Я не успела понять, что происходит, закрутила головой, а купальник в это время начал оголять грудь…

– Люк! – с криком прижала я к бюсту предплечье. Ну и гад! А я только-только пожалела его! Хорошо хоть на спине бантик развязал: если б на шее, я бы точно сверкнула всей грудью… – А ну завяжи! Какого черта ты творишь?!

– Но ведь это весело! – бесстыдно возмутился он. – Да что с тобой такое?! Ты вообще приколов не понимаешь?!

– Да какой же это прикол?! А если бы я с тебя шорты сдернула, смешно бы было?!..

– Да!

– …А под ними – ничего!..

– Ну так в этом и прикол!

Господи, как со стенкой говорю!.. Мысленно прорычав в ночное небо и так понизив градус заслуженной ярости, я попыталась повторить просьбу как можно нейтральнее, однако получилось так же фальшиво, как если бы хищник гладил лапой пойманный ужин по голове.

– Люк… завяжи… мой купальник… пожалуйста…

…пока я, черт побери, тебя не придушила!..

– А вот и не буду, – обиженно хмыкнул он и развалился спиной на шершавых плитах. Хмыкнул! Он хмыкнул, вот ведь бес! Я тут в таком незавидном положении, а он обиженку из себя строит! – Буду лежать неподвижно: может, хоть так не раню твою чуткую душонку, – с издевкой заявил он в бездонную высь.

Я задохнулась от негодования вполне буквально: раздувшаяся внутри, точь-в-точь наполненная воздухом перчатка, злость не давала кислороду свободно проникать в легкие, потому я чувствовала себя как рыба-шар, испугавшаяся врага и жалкими потугами пытающаяся произвести на него в точности то же впечатление. Куда моему упрямству до легендарной твердолобости Люка! Хотя бы по количеству ярости и обиды я далеко впереди него!

Привести в порядок купальник сама не в безопасном номере, а посреди публичного, пусть и пустынного места я не смогу: чтобы надеть этот бюстгальтер, я сперва, накинув на шею, завязываю бантик на боку и только потом уже переворачиваю его как надо, пряча в тканевые чашечки грудь. Безумно даже допускать нечто подобное в присутствии Люка! – вдобавок из окон мотеля на нас могут смотреть. Идти до номера, придерживая купальник рукой, еще рискованнее: семейные люди здесь нам не попадались; не дай Бог встретить по пути мужчину… Дешевый придорожный мотель – ночь – полуголая девица… Продолжать не требуется, и так все понятно. Удобнее всего было бы переодеться в доме на колесах, однако ключи как назло я оставила в номере! Вот поэтому…

– Люк, – твердо молвила я, встала кое-как, прикрываясь, и тень моя нависла над красивым непрошибаемым лицом. – Будь мужиком: исправь то, что сам же и натворил. Загладить вину будет правильным поступ…

Я лишь хотела обойти его! – но споткнулась о раскинутые в стороны руки Люка, и, как корова неловкая, упала на него: до боли впечаталась свободной ладонью в плиту, по которой разметались его двухцветные волосы, а удивленное, быть может, впервые порозовевшее от смущения лицо Люка оказалось между моими бедрами…

Сердце не просто замерло в ужасе – его не осталось в груди, и в огромной зияющей дыре под ребрами в тот вечный, словно минута в Аду, миг завывали ледяные ветра… Зажатый меж моих ног, Люк смотрел на нижнюю часть купальника, пока я, не находя в себе сил пошевелиться, не то что подняться, умирала по чуть-чуть…

– Предлагаешь мне так загладить вину? – отпустил он еще одну шутку.

– Идиот, я случайно!..

– У тебя здесь ткань потемнела… – проникновенно прошептал Люк, так же, как и я, задыхаясь от голодного вакуума вместо сердца. О Боже… – Возбудилась из-за происходящего?.. Я – да… – нерешительно, после глубокой, точно колодец, паузы, добавил он, сглотнув.

Я не задумывалась обо всех тех вопросах, которым стоило уделить внимание трижды, – словно это был сон, самый сладкий из всех… Пальцы свободной руки оттянули белье вбок, и влажной от возбуждения киской я прижалась к мягким губам самого невыносимого! – самого близкого человека из всех… Я застонала в нос не столько из-за обжигающе сладостного ощущения, которое не испытывала прежде, сколько от самой сути происходящего: с ума сойти, на что я решилась!.. Люк медленно распахнул рот, провел скользким раскаленным подрагивающим языком меж половых губ вверх, к набухшему клитору. Он сам не имел ориентиров, его опыт ограничивался порно, но бесцельных, мучительно растянутых во времени движений мне в тот момент было достаточно.