Текст книги "Смена полярности (ЛП)"

Автор книги: MizSphinx

сообщить о нарушении

Текущая страница: 2 (всего у книги 9 страниц)

– Но Лаванда, он ведь всё ещё… всё ещё гей, ― едва ли не застонала Гермиона.

– Гей-недобей! ― отмахнулась Лаванда. ― Ты читала книгу, которую я тебе дала?

Гермиона снова нахмурилась.

– Эта книга ― мусор, Лаванда. Вот скажи, как такие нелепые советы вообще могут сработать?

– Прочти её, ― потребовала Лаванда. ― Тебе понадобится любая помощь, потому как ― насколько я помню ― послезавтра вы с Драко по расписанию свободны. У тебя будет куча времени, чтобы потренироваться.

– Но Лав…

– Прочти!

***

И вот, погожим вечером четверга в середине мая Гермиона обнаружила себя в заброшенном классе среди толпы шестикурсников. Драко ещё не подошёл, поэтому ей пришлось самостоятельно отвечать на вопросы не совсем по своей части. Она понятия не имела, почему Драко решил начать с шестикурсников. Всё было в порядке, пока она повторяла то, что говорилось в её старых учебниках, но когда дело коснулось особенно сложных заклинаний, Гермионе пришлось извиниться, попросив подождать, пока не соберутся все.

Наконец, Драко объявился. Его щёки были слегка розовыми, а волосы были растрёпаны настолько, что могли бы соперничать с вечным «взрывом на макаронной фабрике», который был на голове у Гарри Поттера. Вслед за Драко зашёл высокий стройный шатен с шестого курса Гриффиндора. Он был ей знаком, ибо посещал её уроки истории магии и хорошо учился, но имени Гермиона почему-то вспомнить не смогла. Его лицо тоже было розоватым, а губы опухли и выглядели так, будто бы его только что…

Шестерёнки в мозгу Гермионы остановились. Она резко перевела взгляд на Драко, который что-то шептал упомянутому шестикурснику. Тот, кивнув своей кудрявой головой, с самодовольным видом присоединился к гриффиндорцам. Нет, не может быть. Её сердце не вынесет столько сюрпризов и неприятностей за неделю, поэтому просто не может быть. Не могла судьба настолько на неё ополчиться.

Драко одарил её холодным взглядом, его серебряные глаза были словно осколки льда. Его лицо всё ещё сохраняло розовый оттенок, а губы, при ближайшем рассмотрении, выглядели так, будто бы его только что…

Поцеловали!

– Грейнджер, ― резко сказал он, и Гермиона вздрогнула от неожиданности. ― Прекрати мечтать, и давай приступим. У меня нет времени на твою невнимательность ― есть дела и поважнее.

Шестой курс Слизерина захихикал, в то время как ученики остальных факультетов оживились, с интересом наблюдая за происходящим. Все были наслышаны о печально известной войне между Грейнджер и Малфоем. Эти двое постоянно перебрасывались оскорблениями, иногда даже забывая о том, что они преподаватели и должны вести себя подобающе.

«Дела поважнее? Или ученики поважнее?» ― возмутился разум Гермионы. Она искренне хотела чувствовать лишь праведное негодование, оттого что Драко Малфой предположительно состоял в своего рода сексуальных отношениях с учеником, что строго-настрого было запрещено в Хогвартсе. Но её сердце чувствовало правду. Оно знало, что Гермиона ревнует. Определённо.

Гермиона кивнула, чувствуя себя полностью выпотрошенной:

– Начнём?

Когда Драко кивнул, Гермиона не стала терять времени. Она тут же выхватила палочку и со всей злостью, со всей ревностью прокричала:

– Флипендо!

У Драко даже не было времени, чтобы выставить щит. Заклинание попало ему прямо в живот, со всей силы отбросив его прямо на доску. Девушки завизжали от волнения и ужаса, а парни разразились смехом. Когда Драко поднялся на ноги и смахнул прилипшую на одежду пыль, его глаза буквально светились гневом.

Естественно, после каждого произнесённого заклинания либо Драко, либо Гермиона должны были повернуться к ученикам и объяснить его назначение, возможные контратаки и показать правильные движения палочкой, необходимые для его вызова. Однако, всё пошло совсем не так. Гермиона ужасно ревновала Драко, а Драко был в ярости, что она победила ― и унизила ― его с первой же попытки. Это означало войну.

К радости шестикурсников, со всех сторон сыпались всевозможные проклятия. Но Драко не просто так преподавал защиту от тёмных искусств. Отталкивающее заклинание Гермионы оказалось единственным, достигшим цели. После него Драко изо всех сил пытался проклясть её чем-нибудь вдвойне неприятным.

Сквозь визги и крики учеников пробился голос, который оказался даже громче треска ломающихся парт и стульев:

– Прекратите, пока я не позвал директора!

Внутри Гермионы что-то щёлкнуло. Она в ужасе опустила палочку. Пасть так низко, позволить ярости, отчаянию и ревности завладеть собой ― за всё время, проведённое в Хогвартсе, она первый раз слышала, как кто-то угрожал ей позвать директора. Нет, они с мальчишками, конечно, не раз проказничали, но на то всегда были причины. По сути, это она всегда угрожала рассказать всё старшим.

Она повернулась, чтобы узнать, кто это выкрикнул, и обнаружила того же самого кудрявого шестикурсника, который сейчас сверлил их взглядом.

– Честно говоря, это такое ребячество, ― продолжил он поучающим тоном, который звучал до боли знакомо.

Гермиона обратила внимание, что Драко смягчился, расслабившись, и дружелюбно улыбнулся юноше:

– Ты прав, Герман.

Герман?

Гермиона подобралась, чтобы тоже внушить уважение.

– Да, мы с профессором Малфоем приносим извинения за своё ребячество. На следующем занятии мы постараемся вести себя прилично. Так что не нужно звать директора, Герман…

– Герман Рейнджер, профессор Грейнджер. Меня зовут Герман Рейнджер.

От ужаса у Гермионы Грейнджер в жилах застыла кровь.

========== Глава четвертая ==========

После того занятия Гермиона решила поближе присмотреться к Герману Рейнджеру. Её безмерно раздражало такое сильное сходство имён, и чем больше она наблюдала, тем сильнее злилась. По прошествии некоторого времени она узнала нечто, от чего кровь в её жилах могла и закипеть, и застыть одновременно. Гермиона отчаянно не хотела верить в это, но её разум отказывался скрывать правду. Это стало чистой воды откровением, и этого невозможно было ни избежать, ни отрицать.

Герман Рейнджер оказался её полной копией. Более популярной и уверенной в себе копией.

И это раздражало. Очень раздражало.

Во-первых, и это было очевидно, сходство имён. Во-вторых, он был гриффиндорцем. В-третьих, Герман был лучшим по всем предметам среди своих однокурсников ― по всем девятнадцати предметам, включая прорицания. В-четвёртых, ему выдали маховик времени. Он был единственным учеником после Гермионы, кто обладал такой привилегией. В-пятых, все учителя обожали его, даже Снейп, который зашёл так далеко, что похвалил Германа за успешно сваренное сложное зелье ― чего бы никогда не сделал по отношению к Гермионе. В-шестых, он был ходячей энциклопедией, но вместо того чтобы злиться, все считали, что это здорово. В-седьмых, все учителя единогласно избрали его на пост старосты факультета. И в-восьмых, и это было самое страшное, Герман был по уши влюблён в своего учителя по защите от темных искусств Драко Малфоя.

Какая боль! Ирония судьбы! Ужас! Что за несправедливость!

Гермиона понимала, что вряд ли кто-нибудь, кроме неё, знал о чувствах Германа. Она долго шпио… наблюдала за ним и обратила внимание, что в присутствии Драко тот светился, будто рождественская ель. Сидя за столом преподавателей в Большом зале, Гермиона замечала его голодные взгляды в сторону Драко. Подглядывая в кабинет защиты от тёмных искусств, она наблюдала, как Герман краснел от прикосновений Драко всякий раз, как тот помогал ему выучить правильные движения палочкой. Даже сейчас она могла видеть…

– Профессор Грейнджер?

Гермиона резко дёрнулась. Сердце пропустило удар, и она попятилась от двери, пойманная на горячем.

– Что такое? Почему ты не на уроке? ― требовательно спросила Гермиона, повернувшись к светловолосой четверокурснице, которая вопросительно смотрела на неё.

– Я не… ― начала было та, но Гермиона резко перебила её:

– Прогуливаем занятия, да, мисс?

Лицо девочки исказилось от ужаса.

– Нет! Я…

– О нет, никаких прогулов. Двадцать баллов с… ― Гермиона бросила взгляд на аккуратно завязанный галстук, ― Пуффендуя. А теперь ступай, пока я не сняла ещё десять. ― Со слезами на глазах четверокурсница с Пуффендуя поспешила дальше по коридору.

Гермиона тяжело вздохнула. Ей ужасно не нравилось своё поведение ― в неё будто Северус Снейп вселился. Зачем она накричала на девочку? Та даже не догадывалась о намерениях Гермионы, но такое поведение точно может вызвать подозрение. Как в воду опущенная, она уже было собралась вернуться к себе в комнату, как дверь в класс защиты от тёмных искусств распахнулась, и показался Драко Малфой. Увидев Гермиону, он нахмурился:

– Что ты здесь делаешь?

Гермиона застыла на месте, широко распахнув глаза, будто олень, ослеплённый автомобильными фарами. Воцарилось молчание.

– Ответь мне, Грейнджер, ― Драко нахмурился ещё сильнее. ― Что ты делаешь возле моего кабинета?

Губы Гермионы двигались, но мозг отказывался выдавать что-нибудь, что можно было бы произнести вслух. Драко Малфой уже давно даже не смотрел в её сторону, а сейчас он с ней разговаривал. Это была отличная возможность поглазеть на него… и она ей воспользовалась. В глубине души она понимала, что ей должно быть стыдно. Что-то внутри неё ругалось, что она ведёт себя, как смешная тринадцатилетняя влюблённая девочка, а не рассудительная, уверенная в себе двадцатитрёхлетняя женщина, какой она была на самом деле.

– Отлично, ― закатил глаза Драко. ― Не отвечай. Я слышал, как ты болтала без умолку, как обычно, отвлекая моих учеников.

От возмущения голос Гермионы вернулся.

– Я не болтала. Я заметила ученицу, прогуливающую занятия, и остановилась, чтобы сделать ей замечание.

– Без разницы, ― развернувшись, Драко захлопнул дверь у неё перед носом.

Всю дорогу до своей комнаты Гермиона кипела от злости: грубость и бестактность Драко взбесили её до потери речи. На себя она злилась настолько же сильно, как и на Драко. Она понятия не имела, как смогла возжелать такого ужасного человека. Почему её сердце изменило здравому смыслу? Почему она не могла увлечься кем-нибудь вроде… вроде Северуса Снейпа? В конце концов, у Гермионы с ним гораздо больше общего, чем с Драко. И неважно, что она ему не нравилась. По крайней мере, он интересовался женщинами.

Когда Гермиона упала на кровать вниз лицом, её гнев начал стихать. Матрас под ней слегка промялся, и, резко выдохнув, Гермиона успокоилась. Перевернувшись на спину, она слепо уставилась в потолок. Не обращая внимания на паутину на нём, Гермиона предалась унынию. Что же делать?

Герман Рейнджер был серьёзным соперником в борьбе за внимание Драко. У него было огромное преимущество: он был мужчиной, а Драко нравились мужчины. И это ещё не всё: она застала их целующимися. Ну… Гермиона их, конечно, не видела, но можно было догадаться, чем они занимались. Даже думать о том, что Драко крутит шашни с шестикурсником, было неприятно. Разве этому мальчику не около шестнадцати? Он даже не был совершеннолетним. Как Драко мог так поступить?

Гермиона подумывала доложить об этом, куда следует. Герман Рейнджер будет буквально очернён в глазах учеников и преподавателей. Его точно снимут с поста старосты факультета, а на седьмом курсе даже не станут рассматривать его кандидатуру на пост старосты школы. Его даже могут исключить. С глаз долой, из сердца вон, и слава Мерлину.

Но Драко… Драко тут же уволят. Профессор Макгонагалл, несмотря на то, что обожает Драко, таких непристойностей не потерпит. Ему даже не дадут уйти достойно или хотя бы самостоятельно подать в отставку. И никаких положительных рекомендаций. Его выгонят с позором, а о его ужасном поступке станет известно всем. И после стольких усилий, чтобы отмыться перед волшебным сообществом от клейма Пожирателя смерти, Драко втопчут в грязь настолько глубоко, что ему не останется ничего другого, кроме как покончить с собой.

И если он узнает, из-за кого всё началось, Гермионе придётся покончить с собой тоже.

И потом, если Драко уволят, то весь эффект от её доносов сведётся к нулю. Гермиона хотела донести об этом лишь затем, чтобы очернить Германа и, возможно, избавиться от него.

Она хлопнула себя по щекам. Нет, не стоит этого делать. Она не станет опускаться так низко и очернять чьё-то имя лишь затем, чтобы устранить конкурента в борьбе за любовь Драко. Сама эта идея была просто ужасной, а цель ― ещё ужаснее. С каких пор Гермиона стала такой коварной? Что с ней происходит из-за этой нелепой одержимости Драко? Он будто бы наложил на неё какое-то заклятие или заставил выпить какое-нибудь… приворотное зелье!

«Приворотное зелье?»

Гермиона медленно села, по её венам пробежал холодок от ужаса. Неужели Драко Малфой подлил ей приворотное зелье?

«Конечно нет!»

Нет, конечно нет. Амортенция лишает человека способности самостоятельно мыслить и действовать, а Гермиона полностью себя контролировала, как умственно, так и физически. Кроме того, она Драко даже не нравилась, это и дураку понятно. Когда женщина мужчине не нравится, он не станет тайно подливать ей в еду приворотное зелье, чтобы она начала за ним бегать. Он будет оскорблять её при любой возможности, будет полностью её игнорировать. А если вдруг решит взглянуть в её сторону, то обязательно убедится, что она увидит в его взгляде лишь ненависть к ней, что пылает в его сердце. Именно это Драко Малфой и делал. Так что нет, он не подливал ей Амортенцию или нечто подобное. Это странное влечение возникло само по себе.

«Ах, если бы Драко мог испытать подобное», ― в отчаянии подумала Гермиона. Если бы он мог ответить на её чувства.

«Но он может. Может, если ты воспользуешься приворотным зельем…»

Нет! Это уже слишком. Гермиона точно не станет подливать Драко Малфою приворотное зелье. Это пахло отчаянием похлеще, чем безрассудные поиски бессмертия Волан-де-Морта. Она не станет так поступать!

«Но это не приведёт к войне, не оборвёт жизни. По сути, это даже улучшит чью-то жизнь, например, твою… и его…»

А что делать, когда действие зелья закончится?

«Он настолько привыкнет любить тебя, что продолжит делать это, даже когда воздействие зелья сойдёт на нет…»

Гермиона не стала копать глубже, как следовало бы. Благодаря практичности и разумности, Гермионе была чужда импульсивность. Она была склонна к логичным и последовательным поступкам, всегда взвешивала все плюсы и минусы. Делать что-то, не подумав, было не в её характере, поэтому такая настойчивая тяга была для неё в новинку. Даже хорошо, что в её последующих действиях можно было обвинить её увлечение Драко Малфоем. В конце концов, любовь заставляет многих мужчин ― и женщин ― совершать очень, очень сумасшедшие поступки.

***

– Лаванда! ― воскликнула Гермиона, когда, тяжело дыша, вбежала в кабинет прорицаний. Бесконечные ступеньки заставили её задыхаться, и это было ещё одной причиной, по которой она ненавидела прорицания. ― Я… мне нужна твоя помощь.

Что за странное чувство дежавю? Почему ей кажется, что это уже было раньше?

Лаванда оторвалась от стопки пергаментов, которую просматривала. Положив перо в чернильницу, она вытерла салфеткой запачканные пальцы. Встав из-за стола, она подошла к Гермионе и обеспокоенно спросила:

– Гермиона, что случилось?

Лицо Гермионы тут же начало гореть. Слишком поздно она поняла, что если попросит помощи Лаванды в таком вопросе, то это лишь продемонстрирует её сумасшествие. Подумать только: умница Гермиона Грейнджер ищет способ сварить приворотное зелье ― что открыто презирала в школьные годы. Кроме всего прочего, она почувствовала себя ещё и лицемеркой.

Она открыла рот и тут же закрыла его со щелчком. Она не хотела, чтобы Лаванда узнала об этом: было слишком стыдно, но её помощь была нужна Гермионе. Ну, то есть, помощь Снейпа. Сварить Амортенцию было довольно легко, если речь шла о версии для школьницы. Но Гермионе нужно было мощное зелье длительного воздействия, которое бы раз и навсегда поразило сердце Драко, и она знала только одного человека, который был способен сварить его.

Гермиона было хотела сама попросить Снейпа, но тут же отбросила эту мысль. Скептицизм на его лице устыдил бы её так сильно, что ей пришлось бы стать затворницей на всю жизнь. А его ответ она и вовсе не желала слышать. Так что нет, Снейпа она просить ни о чём не будет. Да, Гермионе нужна была его помощь, но зачем говорить с ним самой, когда можно попросить об этом его возлюбленную, по совместительству являющуюся её лучшей подругой.

Лаванда открыла было рот, но Гермиона перебила её.

– Я… я хочу тебя спросить… попросить… ― она запнулась на мгновение, но всё же заставила себя продолжить: ― Я хочу попросить тебя поговорить со Снейпом, чтобы он сварил для меня немного Амортенции.

Лаванда подняла брови от удивления.

– Амортенция? Гермиона…

– Пожалуйста, Лаванда, просто попроси его, ― взмолилась Гермиона. ― Я уже сыта этим по горло. Может, если я получу хоть немного внимания в ответ, эта… эта болезнь пройдёт.

Лаванда нахмурилась, будто бы не веря в оправдания Гермионы, но, тем не менее, промолчала. Ей было жаль подругу, оказавшуюся в таком положении. Быть безответно влюблённой ужасно. Это одно из тех чувств, что проникают глубоко в сердце и не дают покоя разуму. Она сталкивалась с этим, когда была влюблена в Рона Уизли, который в то время встречался с Гермионой. Лаванда пережила ту же боль и понимала, что невозможно в таких обстоятельствах поступать разумно.

Однако, у Гермионы Грейнджер были чувства к Драко Малфою. Если и была на свете самая неудачная ситуация, то это она и есть. Питать романтические чувства к своему собственному школьному врагу ужасно вдвойне. И вдобавок ему нравились мужчины. Такое положение дел было просто невероятным. Лаванда изо всех сил пыталась помочь подруге, несмотря на тайные подозрения, что это вообще что-нибудь изменит.

Нет, она не будет ничего говорить о приворотном зелье. Если оно не сработает, то она изо всех сил постарается успокоить Гермиону. А если сработает ― что ж, это даже к лучшему. Да и в любом случае, глядя на Гермиону, Лаванда понимала, что вряд ли её что-то способно остановить.

– Гермиона, я не считаю это хорошей идеей, ― сказала она, ― но я сделаю всё возможное, чтобы уговорить его. Мерлин знает, как я объясню, зачем мне приворотное зелье, если я уже в отношениях.

***

Примерно через неделю Гермиона получила флакон Амортенции величиной с ладонь вместе с запиской о том, как ей пользоваться, сердито нацарапанной почерком Снейпа. Среди инструкций были оскорбления в сторону ума Гермионы и даже мелкие замечания о том, как он разочарован тем, что она так низко пала. Удивлённая, что её раскрыли, Гермиона потребовала от Лаванды объяснений. Та смущённо ответила, что, несмотря на сказочку про то, что Амортенция нужна для уроков прорицаний на тему любви, Снейп её будто насквозь видел.

Униженная и мгновенно растерявшая весь пыл Гермиона отложила в сторону бутылочку с переливающейся жидкостью и ещё целую неделю боролась со своими чувствами и шпионила за Германом Рейнджером. Когда сил выносить это больше не осталось, она собрала всё своё мужество и быстренько испекла торт, вылив в него треть флакона Амортенции, несмотря на предупреждения Снейпа об осторожности с дозой.

Путь к комнате Драко показался Гермионе бесконечно долгим. Она чувствовала себя узником, идущим на казнь, поэтому шагала медленно и неуклюже. Она тысячу раз прокляла запрет на трансгрессию в Хогвартсе, не позволявший добраться до желанной цели в мгновение ока. Но Гермиона всё же была счастлива такой отсрочке перед неизбежным.

«Что если он откажется от торта?»

Это была единственная мысль, вертевшаяся в её голове. Для Драко было бы вполне нормальным, обнаружив Гермиону возле своей комнаты, грубо хлопнуть дверью перед её лицом. Даже если дверью он не хлопнет, то обязательно поинтересуется резким тоном, почему его отвлекают от дел. Воображение рисовало Гермионе различные варианты того, что произойдёт после того, как она постучится, но ни один из них не заканчивался хорошо.

«Я должна мыслить позитивно. Оптимисты всегда добиваются хороших результатов».

Это было её девизом по жизни. Помогло в учёбе, в карьере, так почему бы и не применить его в личной жизни?

Гермиона стояла перед дверью Драко. Держа поднос с бананово-ореховым тортом в левой руке, она подняла правую, чтобы постучаться. На мгновение Гермиона застыла с тортом в одной руке и застывшим в воздухе кулаком, будто бы была одной из тех бунтарей восьмидесятых годов.

«Просто сделай это!»

Ошеломлённая этим мысленным возгласом, она сделала, как велено, и тихо постучалась в дверь Драко. Дверь открылась через несколько секунд, хотя казалось, что прошла целая вечность.

– Грейнджер, ― Драко сказал это так, будто ждал её.

Гермиона вновь потеряла дар речи. Драко Малфой обладал удивительной властью над её голосом и не оплошал и на этот раз. Он стоял прямо в дверном проёме и был одет в рабочие брюки и белую рубашку. Рукава были закатаны до локтей, а пять из семи пуговиц расстёгнуты, открывая жадному, алчному взгляду Гермионы грудь и часть живота. Волосы Драко были не совсем аккуратно собраны сзади в хвост, так что несколько прядей падали на лоб спереди. Одну руку он засунул в карман брюк, а другой держался за дверную ручку ― Гермиона никогда не видела его в таком расслабленном состоянии.

У неё возникло безумное желание немедленно прыгнуть на него. Просто наброситься и проглотить.

– Маленькая нежная мисс Грейнджер, тебе нравится то, что ты видишь? ― ухмыльнулся Драко.

Гермиона тут же отвела взгляд от его груди. Щёки предательски заалели.

– Конечно нет, Малфой.

Его ухмылка тут же исчезла, сменившись равнодушием.

– Тогда зачем ты здесь? В последнее время всякий раз, открывая дверь, я нахожу за ней тебя. Ты меня преследуешь, Грейнджер?

Гермиона покраснела ещё сильнее.

– Нет, не преследую. Я… я просто пришла, чтобы… в общем, чтобы выразить свою признательность.

– Выразить признательность? ― недоверчиво переспросил Драко.

– Да, ― кивнула она, наконец встретившись с ним взглядом, и тут же потерялась в его серых глазах. ― За… за поддержание образа профессионала во время учебных поединков.

Нужно было продумать всё тщательнее, и взгляд Драко, в котором читалось: «А не сошла ли ты с ума часом?» ― подтвердил это.

– Грейнджер, мне не нужна твоя чёртова признательность, ― равнодушно сказал Драко. ― Я изо всех сил сдерживался, чтобы не проклясть тебя, поэтому благодари самого Мерлина, что я всё же сдержался.

– Именно поэтому я и пришла, Малфой, ― ухватившись за такую возможность, сказала Гермиона. ― Мне очень не нравится эта вражда между нами. Я считаю это ребячеством и надеюсь, что мы сможем перешагнуть через это, если желаем успешно сотрудничать.

– И почему же меня должно это заботить? ― вряд ли тон Драко мог быть более холодным.

– Потому… потому что это отличный шаг вперёд, ― запнувшись, закончила Гермиона. ― Вот, я испекла тебе торт.

– Нет, спасибо, ― хмыкнул в ответ Драко.

– Почему? ― едва не плача, продолжала настаивать Гермиона.

– Он может быть отравлен.

Голос снова подвел её. Догадка Драко была слишком близка к истине.

– Это не так. Пожалуйста, возьми торт.

– Зачем?

– Это предложение мира. Подарок.

– Что за торт?

– Бананово-ореховый.

– Я не люблю орехи.

– Тогда вытащи их.

Драко уставился на неё тяжёлым взглядом, и Гермиона почувствовала себя букашкой под микроскопом. Она хотела отвернуться, опасаясь, что он применит легилименцию и узнает о её коварных планах, но отвести взгляд значило вызвать подозрения. Нахмурившись, Драко наконец выдернул поднос с тортом из её дрожащих рук.

– Грейнджер, я не знаю, что ты задумала и не верю в твои оправдания, ― сказал он. ― Но если, откусив кусочек, я превращусь в призрака, Пивз покажется тебе дуновением ветра в сравнении со мной.

И, как обычно, Драко захлопнул дверь перед её лицом.

========== Глава пятая ==========

Приворотное зелье не сработало.

Гермиона поняла это следующим утром, когда, открыв дверь, чтобы пойти на урок к третьекурсникам, обнаружила за ней Аргуса Филча, облаченного в старомодный изъеденный молью линялый фрак. Сломанные пуговицы отчаянно цеплялись осколками за петли, брюки заканчивались где-то в районе щиколоток, а в руке он держал букет увядших роз. Филч попытался уложить свои непослушные волосы, но это создало обратный эффект: они спутались и распушились. Он спрыснулся одеколоном, который пах так, будто бы у него истёк срок годности ― если такое вообще возможно.

Гермиона тут же отступила на пару шагов назад, зайдясь в приступе кашля от ужасной вони. Она зажала нос, но Аргус Филч, казалось, не заметил её брезгливости. Он улыбался так широко, как не улыбался никто на памяти Гермионы. Его желтые кривые зубы вызывали отвращение. Филч смотрел на неё влюблённым взглядом, с тем маниакальным блеском в глазах, который появлялся, когда он размышлял над очередным наказанием для учеников. Это выглядело так, будто Гермиона была воплощением его заветной мечты.

– В-вот ты где, моя прелесть… моя кошечка, ― выдохнул он, тыча ей в лицо тощим букетом мёртвых почерневших роз. ― Это тебе, любимая!

О нет.

О Мерлин, Цирцея, Боже, Да-Кто-Угодно-Великий-Существующий-Лишь-Для-Того-Чтобы-Его-Поминали-Всуе, нет.

Филч шагнул вперёд, и розы приблизились к лицу Гермионы. Их тошнотворно-сладкий запах в сочетании с просроченными духами самого Филча вызывал неприятные ощущения в животе, медленно продвигающиеся к горлу. Гермиона было сделала еще один шаг назад, но поняла, что, отступив в свою комнату, проведёт за собой и Филча, поэтому просто скользнула в сторону, закрыв дверь.

– Дорогая, любимая, ― продолжал Филч. ― Сладкая моя! Вот почему я принёс тебе эти цветы! Они олицетворяют тебя… но ты гораздо, гораздо слаще!

Его широкая улыбка была решительной, а глаза светились обожанием. Своими грубыми мозолистыми руками он ухватился за стебли роз, выжимая из них остатки жизненных сил. Когда Гермиона отодвинулась, он последовал за ней, не переставая размахивать букетом.

– Это выражение моей любви к тебе, моя кошечка! ― заявил Филч. ― Моей чистой и вечной любви, моя милая, милая Гермиона!

Что же делать? Это был кошмар, превратившийся в ужасающую реальность. Она стояла возле своей комнаты вместе с Аргусом Филчем, ― кто угодно, только не он! ― который объяснялся ей в «вечной любви», смердя так, будто давным-давно умер, и тыкал ей в лицо жалким букетом полумертвых роз. Действительно, это был один из самых ужасных кошмаров, которые только могли сбыться.

– И я знаю, что ты тоже любишь меня, моя пышечка, ― тараторил Филч. ― Иначе не угостила бы меня таким вкусным тортиком! Моя душечка умеет создавать чудеса своими прелестными руками!

Вкусный тортик? Вкусный тортик?

Драко.

В груди Гермионы поднялась целая буря эмоций, но самой сильной из них была злость. Она потратила столько времени и сил, чтобы испечь этот торт, вложила столько любви, а этот неблагодарный в ответ беспечно передарил его завхозу Хогвартса. Гермиона щедро сдобрила торт Амортенцией, коварно надеясь влюбить в себя Драко до беспамятства, а тот разрушил все её планы, даже не подозревая о них.

Может, он знал?

Вдруг он каким-то образом проверил торт и обнаружил в нём зелье? В конце концов, Драко преподавал защиту от темных искусств, и распознавать скрытую опасность было его долгом. Кроме того, к большому своему удивлению, Гермиона узнала, что Драко Малфой, пока она слепо грелась в лучах славы, будучи лучшей ученицей, всегда неотрывно следовал за ней со вторым результатом. Драко Малфой не был дураком, и назначение его на должность преподавателя защиты от темных искусств в таком возрасте лишь подтверждало это.

– Ты просто сказка, милая, мой сладкий пирожок! Как сильно я люблю тебя![1] ― читал с клочка пергамента Филч.

Но смущённая Гермиона игнорировала его излияния, завернувшись в кокон из собственных мыслей. Если Драко узнал об Амортенции в торте, то неудивительно, что он предпринял ответные действия. Он был достаточно злопамятным, чтобы отдать торт Филчу, осознавая, насколько оглушительными будут последствия, вместо того, чтобы просто подловить Гермиону на её коварных, подлых планах. Это было бы так на него, на хорька, похоже.

– Розы алые! Фиалки синие! Даже если бы миссис Норрис была человеком, ты всё равно была б для меня красивее![2] ― с жаром пел Филч.

Мерлин! Филч и его нескончаемые любовные баллады меркли в сравнении с тем, что Драко знал о её поступке. Как теперь смотреть ему в глаза? Больно было думать о том, как он будет с отвращением насмехаться над ней, бросаясь режущими сердце оскорблениями. Его равнодушие причиняло мучительную боль, а грубость обжигала. Однако, знай Драко о чувствах Гермионы к нему, он бы несомненно сделал всё возможное, чтобы превратить её жизнь в невыносимый ад. Он учился у Снейпа и поэтому в совершенстве владел искусством насмехаться язвительно, разрывая душу, и оскорблять, доводя до слёз.

– Как сильно я люблю тебя? Позволь ответить мне, моя конфетка![3] ― воскликнул Филч. ― Я люблю тебя больше, чем цепи, розги и удавки…

Гермиона мгновенно вернулась в реальность. Напоследок посмотрев на Филча с отвращением, она умчалась прочь от его загребущих ручек. Он некоторое время преследовал её, несмотря на все её ухищрения. В конце концов, вновь обретя рассудок, Гермиона наложила на себя чары Разнаваждения и успешно скрылась от сквиба Филча. Облегченно выдохнув, она направилась на урок, волнуясь, что опоздала больше, чем на пять минут. Как преподаватель, она требовала от учеников пунктуальности и не поощряла опоздания и прогулы. Получалось, что Гермиона придерживается двойных стандартов сегодня, и ей это не нравилось.

Войдя в класс, она извинилась перед учениками и заставила себя забыть о злобном Драко Малфое и романтических поползновениях Аргуса Филча. Есть более важные дела, например, учить детей. Кроме того, если постоянно обо всём этом думать, будет только хуже.

«Но, если подумать, что может быть хуже того, что Драко узнал о моих чувствах к нему?»

О да, может быть гораздо хуже, и Гермиона скоро поймёт это.

***

Во второй половине дня на истории магии Гермиона с классом обсуждали серийного убийцу Барло Скучного, известного своим умением утомлять людей до смерти. Дверь вдруг распахнулась. Несколько учеников вскрикнули, но самое ужасное наступило, когда все повернулись в направлении шума.

Там в своем грязном, дырявом, криво сидевшем фраке стоял Аргус Филч, держа в одной руке букет из теперь уже совсем увядших роз и всё так же широко улыбаясь.

– Моя сладкая булочка! Наконец-то я нашёл тебя! ― восторженно воскликнул Филч. ― Я повсюду искал тебя, моя милая!

Испуг учеников был буквально сметён волной смеха. Выражение страха на их лицах сменилось откровенным весельем. Но Гермионе было не до смеха. Во всей этой ситуации вообще не было ничего смешного.