Текст книги "Утешение (СИ)"
Автор книги: Митэй Тиль
сообщить о нарушении
Текущая страница: 2 (всего у книги 13 страниц)
Итачи кивнул. Куноичи положила руки на обода колес и покатилась в свою комнату. Там она сидела некоторое время, обхватив себя за плечи, погруженная в тяжкие раздумья.
Мастер гендзюцу обычно синхронизирует собственный ток чакры с течением чакры противника, а потом заставляет ее двигаться так, как ему угодно. Таким образом Сюихико научилась внушать людям, попадающим в ее иллюзии, различные эмоции и заставлять их видеть созданные ей образы. Но во время сражения с незнакомцем все изменилось: он сумел захватить контроль над движением двух синхронных потоков чакры и смог влиять на иллюзию. Он мог легко поменять их местами, и тогда уже сама куноичи оказалась бы под действием его гендзюцу.
– Кто же ты такой?.. Неужели один из выживших Учиха? И разве это возможно? Но без додзюцу… Он сам сказал, что никогда не встречал сильных иллюзий у шиноби без додзюцу.
Итачи спал плохо и не сомневался, что произошедшее в не меньшей степени взбудоражило разум Сюихико, а значит, ее сон тоже был тревожным и поверхностным. Поэтому он не удивился, увидев на открытой террасе куноичи, полностью погруженную в созерцание рассвета. Она опиралась локтем о каменные перила и сидела, подперев щеку рукой.
Оранжевое солнце больше чем наполовину выплыло из-за горизонта и окрасило алыми и розовыми отблесками склоны гор, море и редкие белые облачка.
Сюихико вздрогнула, медленно выпрямилась и обернулась. Ей было больно смотреть незнакомцу в глаза, но она все же встретила его взгляд.
– Доброе утро, Сюихико-сан, – произнес Итачи.
Сила его низкого, глубокого голоса казалась куноичи Облака подавляющей, как и его чакра, однако молодой человек на этот раз явно имел мирные намерения: он подошел и протянул девушке румяное яблоко. Принимая его, Сюихико подняла на Итачи глаза.
– В знак перемирия? – спросила она.
Итачи улыбнулся, и от его улыбки у девушки защемило сердце: в это мгновение его красота казалась такой теплой… Нельзя было поддаваться очарованию человека, который еще вчера едва не убил ее, но все в ней – кроме разума – охотно поверило в его искренность и добрые намерения. «Мне конец», – с грустью подумала Сюихико, отводя глаза. Вчера он обернул против нее сотворенное ею гендзюцу, а теперь сделал ее собственное доверчивое сердце своим союзником.
Итачи знал, как действует его улыбка, и намеренно использовал ее. Удовлетворенный результатом, он отвернулся и, облокотившись о перила, взглянул на зардевшееся небо.
– Как мне называть вас? – спросила девушка. – До тех пор, пока я не отгадаю ваше настоящее имя.
«Надеется его отгадать?» – подумал Итачи, переводя взгляд на собеседницу.
– Можете сами дать мне то имя, которое посчитаете подходящим. Надеюсь только, что это будет не «диковинный и прекрасный цветок».
Сюихико слегка покраснела, но быстро справилась со своим смущением.
– Кажется, вороны вам по душе? Хотите, буду называть вас Карасу-сан?
Итачи кивнул. Куноичи смотрела прямо ему в глаза.
– Я живу здесь уже почти полгода, – сказала она. – Пять месяцев, две недели и три дня. И я больше не шиноби Облака, так что если вы хотите поговорить о моих техниках – сделайте одолжение, поговорите со мной о них.
Черные брови Итачи на секунду приподнялись от удивления, он спросил:
– Сюихико-сан, кто был вашим учителем?
– Вы имеете в виду, кто наставлял меня в мастерстве гендзюцу? Моя мать – Райюн Эхо. Она умерла больше десяти лет назад.
– Я не слышал о ней.
– Она старалась делать так, чтобы о ней никто не слышал.
– Больше некому было вас учить?
Куноичи усмехнулась.
– Если вы хотите знать, есть ли у Облака другие шиноби с подобными техниками, то вы узнаете это не от меня, – сказала она.
– Как вы воздействуете на ток чакры противника?
– Моя мама делала это с помощью звука своего голоса и взгляда, я использую оба варианта, но первый чаще всего служит лишь переходным этапом ко второму.
Итачи вспомнил, что вчера Сюихико сначала обратилась к нему с фразой «Вы меня убьете», и лишь потом установила с ним зрительный контакт.
– У вас необычные глаза, является ли это проявлением улучшенного генома? – спросил он.
Куноичи улыбнулась.
– Как и у вас, – тихо сказала она.
«Что это значит?» – подумал Итачи. Либо Сюихико заподозрила в нем пользователя додзюцу и признавалась в том, что ее глаза тоже особенные, либо как раз наоборот. Уточнить этот момент, не выдавая себя, он не мог.
– Вы видели мою технику, а я хотела бы посмотреть на вашу.
– Чтобы умереть или подвергнуть себя страданиям? Мое гендзюцу действует на человека именно так.
– Так вы не умеете ничего приятного?
Итачи промолчал.
– Никаких приятных впечатлений, радостных воспоминаний, красивых образов?
– Развлечение не является целью моих техник.
– Как же вы тренируетесь?
«Вот в чем отличие», – подумал Итачи. И, оставив ее вопрос без ответа, произнес:
– Скажите мне, что за голоса доносились вчера из-за множества дверей в созданной вами иллюзии?
Куноичи как будто погрустнела.
– Вам лучше знать, – едва слышно ответила она.
Итачи на несколько секунд отвернулся. Яркие краски погасли, перед ним вновь расстилалась серая каменистая равнина со свинцовой полоской моря вдалеке. Белели склоны горных вершин, да облака на светло-голубом небе. Он вновь взглянул на куноичи.
– Сюихико-сан, когда вы соединяете собственный ток чакры с потоком чакры противника, вы ведь воздействуете прежде всего на себя, а его сознание лишь отражает образы, которые рождает ваш разум. Вызывая у себя определенные эмоции, вы заставляете противника испытывать то же самое, пока его чакра находится в резонансе с вашей чакрой. Управляя собой, вы управляете противником.
«Это похоже на теневое подражание клана Нара», – добавил про себя Итачи.
– По этой причине, – продолжил он, – вы не знаете, какие голоса я слышал, ведь вы в этот момент слышали голоса из собственного прошлого.
Сюихико кивнула, не отрывая глаз от лица Итачи. Как быстро он все это понял всего лишь из пары оброненных ею фраз!
– И по этой же причине вы, развлекая себя зрительными образами, называете это тренировкой: для вас так оно и есть. Эти образы правдивы для вас, ведь они привязаны к определенным переживаниям, например, воспоминаниям из прошлого. Поэтому они становятся правдивы для того, кто попадает под действие вашего гендзюцу, и отличаются удивительной реалистичностью.
Куноичи улыбнулась.
– Вы во всем правы…
Итачи нахмурился.
– Вас радует, что я разгадал ваши техники?
Сюихико кивнула.
– Я рада, что кто-то понимает, что и как именно я делаю. Рада, что кто-то имеет возможность оценить результаты моих тренировок. Если моим мастерством любуюсь лишь я одна, это лишает его важной части смысла.
«Гендзюцу как искусство?» – подумал Итачи.
– Значит, у вас все иначе, – произнесла Сюихико. – Вы воздействуете непосредственно на сознание противника, заставляя его испытывать все, что причиняет боль, отвлекая его или выводя из строя. Нет, это я бы не хотела испробовать на себе.
Не дожидаясь его реакции на ее слова, куноичи положила яблоко, которое все это время держала в руках, на колени и взялась за обода колес.
– Я уже опаздываю на процедуры. До свидания, Карасу-сан, – сказала она на прощание.
Итачи не ответил. Он думал о том, как бы на его месте поступал Кисаме.
========== Глава II. Имя, леденящее кровь ==========
Склон горного хребта медленно шел под уклон; постепенно истончавшийся слой снега похрустывал под ногами; к небу взлетали огромные разлапистые вековые ели, рядом с которыми даже такой великан, как Кисаме, чувствовал себя крохой, заблудившимся в зловещем лесу. Впрочем, на много километров вокруг не было ничего, способного напугать одного из Великих Мечников Тумана. Он с удовольствием вдыхал полной грудью морозный воздух, напоенный ароматами смолы и хвои, и размышлял над картой, представляя ее перед своим мысленным взором.
«Свернуть к дороге сейчас или сначала отойти подальше от Йоакеямы, чтобы уж точно не доставить неприятностей Итачи?» – над этим стоило подумать, однако Самехада встрепенулась под обмотками и дала понять, что чувствует неподалеку чакру ниндзя.
– Да, я тоже почуял, – усмехнулся Кисаме. – Скорее всего, два чунина и джонин – если судить по запасам чакры. А хорошее здесь место, не так ли? Уединенное…
С шаринганом Итачи все было бы намного проще, но и у прославленного мечника имелись свои способы добычи информации, хоть и более грубые.
«Разделим их сначала», – нукенин сложил печати и создал собственного теневого клона. Оба мечника ушли под землю. Разрезая Самехадой и ее копией мерзлую почву, они быстро догоняли отряд шиноби Облака из трех человек.
Джонин бежал впереди, между ним и его чунинами сохранялась дистанция меньше двух метров. Кисаме придумал несколько способов разделить отряд и решил использовать самый быстрый из них. Кончик лезвия Самехады торчал из-под снега, напоминая акулий плавник. Два таких плавника двигались следом за чунинами практически бесшумно, а потом быстро обогнали их, обойдя по бокам, и из-под земли с обеих сторон выскочили два Кисаме, обрушив мощный удар мечом прямо перед шиноби, преграждая им путь.
Один Кисаме подскочил к джонину и, взмахнув Самехадой, заставил его отступить дальше под сень елей, а другой убрал меч, сложил печати и, повернувшись к чунинам лицом, воскликнул:
– Взрывная волна воды! – Из широко распахнутого рта с заостренными зубами вырвался поток, который сразу же увеличился в размерах и целой рекой обрушился на двух молодых людей.
Чунины одновременно попытались отпрыгнуть и закрепиться на широких ветвях старой ели, но волна неожиданно поднялась выше и захлестнула их с головой, а когда схлынула, оба оказались в водяной тюрьме.
– Шимо! Кори! – воскликнула куноичи, в которой Кисаме ранее распознал джонина, и бросилась вперед, однако лезвие Самехады, промелькнув в воздухе, преградило ей путь.
– Не торопись, – сказал Кисаме, – у нас с тобой заказан отдельный столик. – Он сделал еще один выпад, заставив джонина отскочить назад.
Этой куноичи на вид можно было дать лет тридцать или чуть меньше, она была опытным ниндзя. Светлые, почти платинового цвета, волосы были собраны в тугой высокий хвост, открывая лицо с узором из черных стрел на обеих щеках. Раскосые темно-серые глаза сощурились, девушка встала в боевую стойку и правой рукой схватилась за рукоять за плечом.
– Ты – Акацки! – воскликнула она. – Один из Семи Мечников Тумана, Хошигаки Кисаме! Что ты делаешь в Стране Молний?
– Твоя осведомленность меня радует, – заметил нукенин. – Может быть, ты знаешь и то, где можно найти Нии Югито, джинчурики Двухвостого?
– Даже если бы знала, эту информацию от шиноби Облака тебе не получить! – Куноичи сорвала перчатку с руки и выхватила из-за спины кнут из металлических волокон, который извивался и искрил, как морской угорь.
Самехада заурчала под своими обмотками: ей не терпелось попробовать на вкус чакру, создававшую такую технику.
– Должен предупредить, что твои чунины задохнутся в моей водяной тюрьме, – сказал Кисаме, – так что у тебя есть две минуты, и советую потратить их, отвечая на мои вопросы.
– Значит, я просто убью тебя раньше! Водные техники уступают техникам Стихии Молнии…
«Убить одного из Семи Мечников… Я могу это сделать!» – куноичи усмехнулась про себя, сердце ее быстро билось в груди, по телу струилась чакра.
«Что-то она не слишком беспокоится о своих товарищах», – подумал Кисаме.
Теневой клон Кисаме стоял на мокром посеревшем снегу, и перед его распростертыми руками располагались две сферы, наполненные водой и заключавшие в себе шиноби Облака. Один из них, несмотря на то, что не мог пошевелиться, оказался способен создать воздушную подушку перед своим лицом, а другой остановил ток чакры в собственном теле и замер с опущенными веками.
– Что, уже? – недовольно проворчал нукенин, думая, что противник мертв.
Однако второй чунин, судя по его току чакры, был более-менее спокоен и почти никак не отреагировал на произошедшее с его товарищем. «Нет, какая-то техника…» – решил Кисаме.
Куноичи Облака ринулась в атаку. Она ловко ускользнула от лезвия Самехады, ушла в сторону и взмахнула кистью правой руки. В ту же секунду кнут обвился вокруг меча.
– Разряд! – воскликнула куноичи.
От ее ладони, сжимавшей рукоять кнута, до самого его кончика прошел ток, но вместо того, чтобы, используя Самехаду как проводник, поразить мечника, он оказался поглощен лезвием, выпятившим свои чешуйки сквозь обмотки.
– Не может быть… – пробормотала девушка.
Кисаме резко потянул меч на себя и выдернул рукоятку кнута из рук куноичи. Она отпрыгнула на несколько шагов и беспокойно нахмурилась.
«Меч поглощает чакру? – подумала она. – Как в таком случае противостоять ему?»
– Так может, все-таки расскажешь мне о Нии Югито? – произнес Кисаме, одним движением стряхнув с Самехады боевой кнут.
Куноичи Облака в этот момент лишилась части боевого задора, но сделалась более серьезной.
– Отпусти моих чунинов – они ничего не знают о госпоже Югито – и сразимся. Если ты победишь…
– Тогда ты расскажешь мне о ней? А я, получив нужную мне информацию, отпущу тебя, так что ли?
Девушка кивнула. Кисаме усмехнулся.
– А я думаю, что единственный шанс твоих чунинов уйти отсюда живыми зависит от того, что ты сможешь рассказать мне прямо сейчас.
«Либо я убью его, либо нам конец», – мысленно сказала себе куноичи. На секунду она подумала о том, как бы вызволить из водяной тюрьмы Шимо и Кори, но освободить их означало развязать руки теневому клону Кисаме. Пусть уж лучше он отвлекается на них, а она в это время сразится с самим нукенином. Для начала нужно было выяснить, как работает его способность поглощать чакру…
Куноичи Облака требовалось время, чтобы сосредоточить чакру, поэтому она побежала и вспрыгнула на большую ель, а затем перескочила с нее на соседнее дерево и еще на одно, стараясь скрыться из глаз противника.
«С такой скоростью не убежит, – подумал Кисаме. – Любопытно посмотреть, что еще может джонин Деревни Скрытого Облака».
Девушка стояла на ветке, прячась за мощным стволом и бахромой из темно-зеленых игл, свисавшей с верхних ветвей. Она прикрыла глаза на несколько секунд, и на ее подбородке проявилась еще одна черная стрела. Такие же стрелы были нарисованы на тыльной стороне ее ладоней.
«Готово!» – куноичи начала складывать печати, но в этот момент Кисаме вспрыгнул на ту же ветку и попытался ударить ее кулаком. Не расцепляя сложенных вместе рук, девушка, догадавшись, что перед ней водяной клон, ударила его ногой в живот с такой силой, что он разлетелся на брызги. Оттолкнувшись ступнями от ветки, куноичи кувыркнулась вперед, ударив в полете еще одного клона, и приземлилась на снег.
– Шаровая молния! – воскликнула она, сложив последнюю печать, и выпустила из обеих рук мощный снаряд, направив его туда, где стоял Кисаме.
Нукенин отпрыгнул в сторону, но шар изменил траекторию и снова нацелился на него.
– Занятно, – сказал Кисаме и взмахнул Самехадой, загораживаясь от вражеской атаки.
Меч вздрогнул, выставив часть себя из-под обмоток, и, распахнув зубастую пасть, спрятанную среди темно-серых шипов-чешуек, в последний момент втянул в себя сгусток трансформированной в шаровую молнию чакры.
– Сожрал! – скрипнула зубами куноичи Облака. – Разорви его демон на тысячу кусков…
Ближние атаки, дальние атаки… Меч поглощал любую из этих техник. Но что можно было сделать без использования чакры? Девушка прыгнула вперед и быстро нагнулась, чтобы подобрать свой боевой кнут и снова закрепить его за спиной. «Даже без чакры, – подумала она, – я все еще остаюсь шиноби!» Куноичи достала свиток из поясной сумки, развернула его и, сложив вместе два пальца одной руки, произнесла:
– Распечатывание!
– Ого! – Кисаме усмехнулся, глядя, как джонин Облака извлекает из свитка внушительную по размерам кусаригаму: мощную цепь, один конец которой крепился к рукояти серпа, а другой – к ядру с шипами.
Куноичи приняла боевую стойку, растянув оружие между обеих рук. Правая кисть шевельнулась и начала вращать цепь с большой скоростью.
– Две минуты давно закончились, – сказала она, глядя прямо в глаза противнику. – А мои чунины все еще живы. Ты не убьешь их, пока тебе нужна информация от меня.
– Как дерзко. – Кисаме слегка приподнял брови. – Ты уже осознаешь, что не сможешь победить меня, а все еще пытаешься огрызаться.
– С чего ты взял, что не смогу?! – воскликнула куноичи Облака и прыгнула вперед.
Шипастое ядро просвистело в воздухе, но оказалось отбито Самехадой, Кисаме сделал выпад и попытался достать мечом девушку, подавшуюся вслед за отлетевшим назад тяжелым снарядом, но она увернулась и, нырнув вниз, едва не задела его ногу лезвием. Какое-то время джонин и нукенин сражались в ближнем бою, стараясь достать друг друга оружием, пока Самехада не разрезала толстую металлическую цепь, словно простую бечевку.
Куноичи Облака отскочила на несколько шагов.
– Не такая уж ты и быстрая, – заметил Кисаме. – С такой скоростью достать меня ты не сможешь.
«Это правда, – подумала девушка, скрываясь за широкой старой елью. – Я не могу ни достать его, ни убежать. У Шимо еще хватит чакры, чтобы создавать воздух в течение нескольких минут, но режим анабиоза у Кори скоро закончится… Черт, я ведь не хотела брать миссию на Йоакеяме… Мой отпуск… Сэйба-сан… Тебе придется меня простить: я не смогу сдержать обещание и провести его вместе с тобой…»
– Прятаться бесполезно. – Кисаме слегка вздохнул, опустив подбородок за высокий воротник. – И терпение мое на исходе. Либо ты начинаешь говорить, либо я приступаю ко второй части плана. Прикончу тебя, а там поглядим, действительно ли твои чунины так бесполезны. Придется распотрошить их на глазах друг у друга и посмотреть: может, кто даст слабину?
«Вести переговоры всегда лучше удавалось Итачи. Когда он этого хотел, естественно», – нукенин создал пару водяных клонов и отправил их вперед, а сам двинулся следом.
Куноичи Облака одного клона рассекла пополам, в другого метнула серп, а затем оказалась лицом к лицу со своим противником. Кисаме, выбрав удачный момент, быстро подался вперед, схватил девушку за горло левой рукой, не выпуская из правой Самехаду, и пригвоздил ее спиной к широкому стволу ели.
– Может, у тебя все-таки найдется, что мне сказать? – спросил он, заглядывая в потемневшие глаза.
– Да! – Лицо девушки исказилось от ненависти. – Сдохни…
Правая рука куноичи дернулась, заставляя кнут обогнуть спину противника, левая подхватила его и резким рывком подтянула к себе. Кисаме невольно подался вперед. Он успел повести мечом снизу вверх, сбривая кнут, как вдруг тело девушки создало электрический импульс и заставило сдетонировать взрывные печати, спрятанные под ее жилетом…
Самехада, раздувшись, прикрыла собой, как щитом, своего хозяина. Ее обмотки обгорели, зубцы покрылись сажей, но в целом она осталась почти невредима. Кисаме лишь слегка обжег правую руку.
Куноичи Облака была мертва. Ее тело, все в крови и саже, с разорванной грудной клеткой, завалилось вперед, на снег.
– Пожертвовала собой, чтобы спасти чунинов, да? – произнес Кисаме, глядя на нее сверху вниз. – Что ж, ты не могла знать, что Самехада способна расширяться. И я ведь уже говорил: все дело в скорости.
Помещение было обставлено так, чтобы не ассоциироваться с медицинским кабинетом. Так как оно, как и большинство комнат, находилось по ту сторону коридора, что была расположена ближе к склону горы, здесь не было окон. Зато в одну из стен был вставлен большой широкий аквариум – сложная система, которая обслуживалась через каморку по соседству. Свет был приглушен, зато в нише другой стены горели солевые лампы – кристаллы неправильной формы бледно-оранжевого и лилового цветов.
– Прошу вас, располагайтесь и постарайтесь расслабиться, – мягко произнесла молодая женщина в халате медсестры.
В комнате никого больше не было, однако Итачи выбрал дальнее кресло, стоявшее к тому же на некотором расстоянии от всех остальных. Женщина закрепила капельницу, поинтересовалась, все ли в порядке, и удалилась, осторожно прикрыв за собой дверь.
Расслабиться? Нет, если он расслабится, то снова погрузится в пучину мрачных мыслей. Наоборот, чтобы отдохнуть, Итачи должен как можно лучше сосредоточиться непосредственно на том, что его окружает. Воздух в помещении солоноватый, с легким, едва уловимым ароматом лаванды. Кресло удобное, мягкое, покрытое белой простыней. Да, именно от нее пахнет стиральным порошком и лавандой – как и ото всего белья и полотенец в этом санатории. Четыре большие лампы и две маленькие. В аквариуме сорок три камня, шесть из которых почти совершенно круглые, а два – с выемкой посередине. Семь больших раковин, у одной слегка отколот краешек. Двенадцать золотистых рыбок, десять с черными и белыми полосками, восемь…
Дверь открылась, и медсестра осторожно вкатила в комнату инвалидное кресло, на котором сидела, опустив голову, Сюихико. Сначала Итачи показалось, что она дремлет, но вдруг он понял, что ее тело охвачено вовсе не сонливостью, а приступом слабости: девушка не могла пошевелиться. Ее кресло поставили как раз в проем между креслом Итачи и тем, что стояло чуть ближе к входу. Медсестра коснулась молочно-белой руки, совершенно расслабленной и лежавшей поверх покрывала с голубыми цветами, посчитала пульс, вздохнула слегка и принялась устанавливать капельницу. Закончив и вежливо улыбнувшись молодому человеку, который наблюдал за ее движениями из-под ресниц, она снова ушла.
«Маки? – слегка удивился Итачи, обратив внимание на голубые цветы. – Разве маки бывают голубыми?»
Со вчерашнего утра, когда он принес Сюихико яблоко в знак перемирия, они больше не виделись. Итачи убеждал себя, что узнал все, что мог, и что ему больше не нужно общаться с этой куноичи, чтобы она не дала ему повода убить ее. Впрочем, его вороны все еще держали округу под наблюдением, и если бы девушка попыталась связаться с другими шиноби Облака, он бы об этом узнал.
Темно-русые волосы Сюихико были острижены до плеч, но ближе к лицу пряди удлинялись. Те, что обрамляли лицо, спускались до ключиц и напоминали два листа тюльпана, прикрывавших молочно-белые лепестки щек.
Итачи впервые осознанно подумал о том, что эта девушка, должно быть, скоро умрет. Может быть, необоримый приступ слабости, охвативший ее, заставил его задуматься об этом всерьез.
Сюихико шевельнулась и медленно выпрямилась. Поднимая голову, она вдруг повернулась, наткнулась на пристальный взгляд черных глаз и вздрогнула. Итачи молча смотрел на нее.
– Простите… Только что я ехала по коридору, лишь на мгновение прикрыла глаза – и вдруг увидела вас. Я испугалась от неожиданности.
Итачи подумал, что она могла бы не оправдываться, и перевел взгляд на рыбок. Куноичи показалось, что он отпустил ее, и она с облегчением откинулась на спинку своего кресла, глядя прямо перед собой. Так они сидели в тишине какое-то время.
«Почему я так боюсь его? – думала Сюихико, разглядывая жидкость в трубке, поступавшую в ее вену. – Потому что он может меня убить? Но, учитывая обстоятельства, разве это должно страшить меня? Нет, дело не в этом…»
За его глазами стояла тьма, в которую куноичи боялась окунуться. Но разве она сама не пребывала во тьме? Если он такой же, как она…
– Я была в этой комнате больше восьмидесяти раз и знаю каждый камушек в аквариуме – их сорок четыре, – произнесла Сюихико.
– Сорок три.
«Еще один под розовой раковиной», – хотела сказать она, но вовремя прикусила язык.
– Здесь не меняют обстановку, потому что мало кто проводит в санатории больше двух-трех недель. Здесь вообще мало что меняется.
– Почему вы не покинете это место? – спросил Итачи, не открывая глаз. – Лечение помогает вам?
– Не знаю, помогает ли лечение, но здесь обо мне заботятся, когда я не могу этого сделать сама.
«Вероятно, приступы случаются неожиданно, – подумал Учиха, – и это может быть опасно».
Сюихико замолчала на несколько секунд, а потом, набравшись смелости, спросила:
– Хотите увидеть что-то более интересное, чем этот аквариум?
Итачи выпрямился в кресле и посмотрел на девушку. Ее глаза блестели, отражая свет ламп. Она тихо добавила:
– Я не причиню вам вреда…
– Вы и не сможете.
Сюихико улыбнулась, и Итачи понял, что она еще с первой фразы начала примеряться к его току чакры.
Едва оказавшись в созданной куноичи реальности, Учиха понял, что его телу ничто не угрожает: все было таким осязаемым и настоящим, что, несомненно, требовало полного сосредоточения мастера на иллюзии.
Он снова был ребенком. Сидел на футоне и вытирал волосы полотенцем. Он весь был таким чистеньким, теплым, розовым… Маленькие руки и ноги казались почти невесомыми, так легко дышалось… Сквозь распахнутое окно было видно только светло-голубое небо, солнечные лучи высветили отмытый до блеска дощатый пол, над ним проплывало, золотясь, несколько пылинок. Что-то хорошее должно было случиться…
И тут до Итачи донесся волшебный запах свежей выпечки. Он вскочил с футона и выбежал в коридор. Почему-то само вырвалось:
– Мама, пол уже высох?
– Высох, и пирог готов. Поешь пока, а я циновки вытряхну.
«Это мама, мамин голос», – удивленно подумал Итачи. Когда он заглянул в кухню, матери уже не было: она через заднюю дверь вышла во двор, но почему-то на душе было так тепло и спокойно, он знал, что теперь ничего плохого не случится. Хорошо, что они перебрались в этот домик, здесь их никто не потревожит. А главное… Итачи с удовольствием потер лоб и щеки. Эту дурацкую маску можно больше не носить! Как же ему легко и свободно…
На столе стоял горячий пирог, похожий на плоскую корзинку из подрумянившегося теста, доверху наполненную волшебным, ароматным, медвяно-золотым яблочным джемом. Один кусок был отрезан и выложен на маленькую тарелку. Рядом стоял стакан холодного чая.
– О! – выразив в этом коротком восклицании восторг, переполнявший маленькое сердечко, Итачи сел за стол и поскорее взялся за пирог.
«Осторожно, не обжечь бы язык!» – подумал он, но сил терпеть совсем не было… И, конечно, он откусил кусочек и обжег язык, но это того стоило! Насладившись божественным яблочным пирогом, Итачи напился чая и посмотрел на умывальник. Пальцы были немного липкими. Подумав ровно секунду, он вытер их о штанишки и помчался на крыльцо.
– Спасибо, мам! – крикнул он на ходу. Мама что-то ответила в другой части дома, но ее слова было не разобрать.
Домик стоял на пологом склоне горы, на возвышенности, вокруг расстилались зазеленевшие холмы, где-то внизу, под горой, ощетинился пиками елей небольшой лесок, а прямо от дома спускалась тропинка, скрывавшаяся от глаз за каменным выступом. Итачи спрыгнул с крыльца и со всех ног понесся по тропинке под уклон. В пыли попадались камешки и иногда врезались в голые ступни, но зато он был свободным! Завернув за угол, Итачи увидел впереди, почти у самого леса, голубое озеро. Да нет, это не озеро… Это цветы!
Легкий порыв ветра донес сладковатый аромат нежных маков, трепетавших от его прикосновений и приподнимавших головки над зелеными листьями и травой.
– Ого! – вырвалось у Итачи, и он понесся по тропинке вниз, представляя, как ворвется в голубое море цветов, а потом зароется в них с головой и будет лежать так с закрытыми глазами, подставляя лицо солнцу и ветру.
Но у самого края полянки он остановился и замер. Разве можно смять такую красоту? Итачи сел на корточки и наклонился к цветам, с любопытством разглядывая их и прислушиваясь к жужжанию пчел. Нежные лепестки были светло-голубыми по краям и более насыщенного синего оттенка в центре, а сердцевинка – почти темно-серая.
«Наверное, это самые нежные цветы в мире», – благоговейно подумал Итачи, проводя пальчиком вдоль лепестка и почти не прикасаясь к нему.
– Эй, привет, малой, – раздалось со стороны леса.
По тропинке, вившейся вдоль елей, шел молодой человек в форме шиноби Облака. Итачи выпрямился и взглянул ему в лицо. Он не насторожился, наоборот, обрадовался, как будто увидел своего. Шиноби подошел ближе и остановился в изумлении.
– Какие красивые у тебя глаза… Но… это же…
– Сынок!
На тропинку с большого камня спрыгнула молодая женщина. Это была не Учиха Микото, но Итачи почему-то считал ее своей матерью.
– Иди в дом, – спокойно сказала она, обращаясь к сыну.
– Эхо-сан, это вы, – произнес молодой человек. – Я не знал, что это ваш домик.
– Я провожу здесь отпуск вместе с моим ребенком. Вы на миссии?
Молодой человек перевел взгляд на Итачи и улыбнулся.
– Говорят, в горах завелся медведь, который охотится на людей. Кто знает, может, он притаился в этом лесу? – шиноби махнул рукой на перелесок за поляной с маками.
– Ему там было бы совсем мало места, – заметил Итачи.
Молодой человек рассмеялся.
– Иди в дом, а мне нужно обсудить дела с господином чунином, – повторила Эхо, мягко подталкивая ребенка.
– Но я не хочу…
– Можешь взять дедушкину чудовину.
– Правда?!
Женщина кивнула.
– О! – и ни слова больше не говоря и не думая о шиноби Облака, Итачи понесся домой.
Бежать в гору было сложнее, но все же он очень скоро вспрыгнул на крыльцо, промчался по коридору, ворвался в кухню и схватился за табурет. Поставив его в комнате, Итачи встал на него и достал с полки сокровище, которое они с мамой называли «чудовина» – чудесная диковина.
Это была пластинка из какого-то узорчатого камня с отверстиями, в которые вставлялись десять фигурок из яшмы, бирюзы, малахита и других камней самых разных цветов. Центральная фигурка, вокруг которой полукругом сидели девять остальных, была похожа на человека и сделана из лунного камня. Остальные напоминали самых разных животных: тануки, кошку, черепаху, обезьяну, лошадь, слизня, стрекозу, быка и лиса, хотя некоторые имели неестественно большое количество хвостов.
Мать никогда не разрешала прикасаться к этому сокровищу, можно было лишь любоваться им издалека. И вот теперь Итачи мог все-все потрогать своими маленькими пальчиками, изучить заветные фигурки до мелочей. Шершавые и гладкие поверхности, едва заметные трещинки и сколы, круглые выемки и заостренные выступы, выпуклые и вогнутые узоры…
Он не заметил, сколько прошло времени до того, как вернулась Эхо. Она отводила взгляд, ее губы были крепко сжаты, а брови нахмурены.
– Все хорошо, мама? – спросил Итачи. – Почему господин чунин не зашел к нам в гости поесть пирога? Он сказал, что у меня красивые глаза.
Эхо подошла, опустилась на колени и крепко сжала сына в объятиях. Итачи с удивлением заметил, что ее пальцы дрожат.
– Очень… красивые… – сорвалось с побелевших губ Эхо.
Итачи моргнул и увидел лицо Сюихико. Она быстро опустила глаза и отвернулась. В аквариуме журчала вода, мягкий свет соляных ламп пронизывал полумрак комнаты.
