Текст книги "Роман с призраком (СИ)"
Автор книги: Миравия
сообщить о нарушении
Текущая страница: 1 (всего у книги 3 страниц)
1.
Для окружающих она была странным ребёнком. Молчаливым, любящим одиночество. Любой, кто видел девочку, начинал умиляться: тоненькая, как тростинка, красивая, с длинной косой цвета спелого льна – она в каждом вызывала желание защитить, обнять, приласкать. Но стоило ей поднять взгляд – люди пугались. В глубине серо-синих, оттенка зимнего хмурого неба глаз сверкала недетская мудрость. Словно в теле очаровательной девчушки было заключено существо, родившееся много столетий назад.
Родители на Лиссу с ранних лет обращали мало внимания – слишком молоды они были, когда появилась девочка на свет. К тому же, она была не мальчиком, что в глазах отца, представителя старинного рода, было весомым недостатком, учитывая отсутствие в семье других детей. Лисса росла сама по себе, воспитанная книгами, фильмами и Тайной. Да-да, именно Тайной – с большой буквы. Наверное, многие в детстве могли похвастаться чем-то таким. Свои маленькие секреты есть у каждого, а уж в детстве – подавно. Любимые места, запрятанные игрушки, дневник, в который неровными строчками перенесены самые волнующие моменты недолгой жизни… Тайна Лиссы была иной.
Впервые непонятный голос из большого старинного зеркала она услышала в день, когда ей исполнилось семь лет. Уже в столь несущественном возрасте она не сильно нуждалась в присмотре со стороны взрослых. Ярким весенним утром родители поздравили девочку и уехали по делам, оставив Лиссу со старой нянюшкой, которой было уже слишком много лет, чтобы уследить за не в меру шустрым ребёнком.
Уинстоны жили в старинном доме, принадлежавшем предкам отца Лиссы несчитанное количество лет. Поговаривали, что когда-то на месте Мэйнора – так звали дом в ближайшем городке – стояло аббатство. И в том была правда. В те давние времена и города-то ещё не было, только маленькая деревушка, выросшая как раз вокруг большой церкви. Но аббатство разрушили, а земли потом отдали дальнему предку Лиссы в качестве королевской награды.
Девочку с детства учили гордиться принадлежностью к старинной английской семье и вместо сказок читали истории свершений и подвигов предков. Но с поры славных историй минуло очень много лет, и от семейного достояния осталась гордость, старый дом, по слухам, с привидениями, да те самые тщательно хранимые предания глубокой старины, описанные во многих заумных трактатах.
На чердак старой башни девочке ходить было строжайше запрещено, но любопытство не позволяло спокойно принять такое распоряжение. И вот, дождавшись, пока нянюшку сморил глубокий сон, Лисса по скрипучей деревянной лестнице пробралась к двери. Она вечером успела заметить, что отец убирал туда какие-то старые бумаги и вещи и забыл вынуть ключ. Таким случаем нельзя было не воспользоваться: на чердаке бывали редко, и если упустить шанс, следующий представится не скоро.
Дверь была тяжёлой, однако, навалившись всем телом, девочка смогла проникнуть внутрь. Сквозь узкое слуховое оконце в помещение проникали юркие солнечные лучи, играя на мириадах пылинок, поднятых первым же шагом Лиссы. По углам стояли тяжёлые деревянные сундуки, обитые железом, напоминающие о сказках про пиратов, у дальней стены – большой дубовый комод со множеством ящиков. А напротив окна висело огромное зеркало в резной раме, занавешенное плотной тканью. Лисса долго рассматривала переплетения деревянного узора, изображающего диковинных зверей, птиц, странные растения. Резьба была настолько искусной, что рисунок казался живым.
Девочка сначала даже не догадалась, что это зеркало, но, отогнув край материи, увидела в помутневшем от времени стекле своё удивлённое отражение.
Лисса протянула руку и дотронулась до гладкой прохладной поверхности. И тут, словно разбуженный прикосновением, из глубины раздался нарастающий гул. Девочка отпрянула, наткнулась на сундук и сильно ударилась о покатую деревянную крышку. Зато стоило контакту разорваться, как гул затих.
Захотелось удрать как можно скорее из страшного места, найти нянюшку и расплакаться. Но Лисса и в семь лет отличалась от других детей, в том числе упрямством и храбростью. Переведя дух, она вновь приблизилась к зеркалу, уже готовая вновь услышать странный звук. Аккуратно, чтобы не допустить падения тяжёлого габардина, Лисса отогнула край так, чтобы солнечный луч коснулся поверхности зеркала. В пыльной комнате стояла ватная тишина. Лисса осмелела и снова дотронулась рукой до отражающей глади.
И тогда внутри что-то произошло. И вместо пугающего гула она услышала голос.
– Кто ты? – отчётливо раздалось из зеркальной бездны.
– Я – Лисса, здравствуйте!
Голос дрожал, но она стояла прямо, расправив плечи, вцепившись в край материи, не позволяя той упасть на зеркало.
– Какое красивое имя, – мягко проговорил голос. – И что тебе нужно, милая?
Лиссе понравилось, как разговаривал с нею собеседник. Словно ей не семь исполнилось, а десять, по меньшей мере.
– Ничего, сэр, – храбро ответила она. – Мне просто интересно.
– Тогда будем знакомы, Лисса, меня зовут Себастьян. И что-то мне подсказывает, что мы с тобой – дальние родственники. Очень дальние.
В голосе зазвенела улыбка, делая его более живым. Страх Лиссы ушёл, а любопытство, наоборот, заискрило и заиграло красками.
– А кто вы, сэр?
– Я построил когда-то этот дом, – мягко проговорил Себастьян. – Тогда я был, как и ты, человеком. А вот кто я теперь, сказать трудно.
– Вы… привидение? – с замиранием сердца спросила маленькая проказница.
Звенящий искренним весельем смех разлетелся по старому чердаку. Лисса нахмурилась: она не выносила, когда над ней кто-либо смеялся.
– Нет, – ответил Себастьян, отсмеявшись. – Но общее у нас что-то есть. Только я точно не гремлю цепями по ночам в коридорах и на лестницах и прохожих не пугаю – даже маленьких любопытных девочек.
– А про вас знает папа? – нахмурила брови Лисса, пока не находя в себе великодушия, чтобы простить собеседнику обидный смех.
– Папа твой знает, но не верит, – грустно вздохнул обитатель зеркала. – Времена настали иные, мало кто готов поверить в таких, как я. Духов старых домов.
– А как вы там оказались? – не удержалась Лисса. – Расскажите, пожалуйста.
Себастьян долго молчал, и девочка подумала, что обидела его слишком прямым вопросом, но вскоре раздался ещё один тяжёлый вздох.
– Милая, раз уж мы познакомились, я тебе расскажу, но когда вырастешь, хорошо?
Лисса не любила таких фраз. Очень не любила. Но незнакомцу почему-то поверила. Было что-то в его голосе: застарелая печаль, нотка грусти и отчаяния, которая нашла отклик в открытом детском сердце.
– Мне надо идти, но я ещё загляну, можно? – спросила Лисса.
– Конечно! – в голосе Себастьяна звучала искренняя радость. – В любой момент. Тебе стоит отогнуть край материи и позвать меня по имени. Возьми в нижнем ящике комода ключ, он тебе понадобится. Это мой тебе подарок на день рождения.
– Ой, а откуда вы… – удивилась Лисса.
– Я же дух этого дома, – со слышимой усмешкой пояснил таинственный собеседник. – Я о доме знаю всё. Беги, скоро приедут родители.
Махнув ручкой на прощание, девочка аккуратно вернула штору на место и вышла из комнаты.
Так началась удивительная дружба духа старого дома и маленькой девочки. Лисса проводила очень много времени на чердаке, а родители оказались настолько невнимательными, что не заметили этого.
Общение с духом вместо сверстников не могло не сказаться на характере Лиссы. Он рассказывал истории, сказки, читал стихи. Поведал подробности семейных преданий, которые утерялись за прошедшие века. Обсуждал с ней множество вопросов, словно со взрослой. Но на вопрос о том, как стал духом, пока не отвечал, говоря, что ещё не время. И девочка торопилась взрослеть. Ей никто не был нужен, кроме Себастьяна. Он стал главной её Тайной, заменив во многом и мать, и отца, а уж друзей и подавно. Никаких сомнений, что и он был привязан к той, которая смогла услышать и поверить, впервые за много лет предоставив возможность общения. Незаметно, исподволь, он лепил из маленькой девочки свой идеал…
2.
Годы шли. Когда Лиссе исполнилось четырнадцать, родители вспомнили, что дочери необходимо получить образование более полное, чем могут дать бесконечно сменявшие друг друга гувернантки, и решили отправить её в школу-пансион для девочек, в которой обучались молодые представительницы благородных семей четырнадцати-шестнадцати лет. Расставание с Себастьяном далось с трудом: каждодневное общение вошло в привычку, а теперь предстояла разлука до Рождества, сравнимая с целой вечностью.
Накануне отъезда Лисса провела на чердаке большую часть дня.
За долгие годы она привыкла общаться с Себастьяном, не видя его. Каждый приход на чердак был ритуалом, отточенным до малейшего движения: неслышно зайти, аккуратно закрыть дверь, отодвинуть штору с зеркала. Но на сей раз дверь хлопнула, а ткань чуть не упала от резкого жеста. Девочка прижалась к холодной поверхности разгорячённой кожей щеки, с трудом успокаивая нервное рваное дыхание.
– Что случилась, милая? – раздался голос через несколько секунд. В давно знакомом баритоне слышались нотки тоски и отчаяния, словно её чувства передались духу.
– Завтра я уезжаю в школу, ты же знаешь, – всхлипнула она. – А я не хочу! Не желаю с тобой расставаться!
– Милая, я дождусь тебя и никуда не денусь, – ласково заговорил Себастьян. Голос обволакивал, укутывал в кокон неги и спокойствия. – Тебе надо учиться. Мы не раз это обсуждали.
– Но я хочу, чтобы учил меня ты! – Потоки слёз лились из глаз, голос срывался. – Ты знаешь намного больше школьных учителей. Что они смогут дать мне?
– Лисса, – ласку сменили стальные властные нотки, – ты уже не маленькая девочка. И должна понимать правильность принятого родителями решения. Не было среди Уинстонов невеж никогда! А я не учитель, пусть знаю много и стараюсь знания передать тебе.
– Не хочу! – Крик разорвал пыльную сонную тишину, царившую на чердаке. Маленький кулачок ударил по дереву рамы зеркала. – Родители просто хотят избавиться от меня, я им мешаю. Отца занимают лишь его дела, а мать – её головные боли.
– Ты не должна так говорить, – со слышимым укором возразил Себастьян. – Ты же хотела стать поскорее взрослой? И мне казалось, что уже скоро. И вот опять ведёшь себя, словно тебе семь лет и вместо игр гувернантка засадила тебя за уроки. Не разочаровывай меня, девочка.
Лисса помнила данное при первой встрече обещание и была уверена, что Себастьян выполнит его. Необходимо только дождаться. Поэтому тема взросления была болезненной. Лисса отвернулась, закусив губу. Этот разговор повторялся не раз, став камнем преткновения.
– И школа мне в этом поможет? – синие глаза полыхнули гневом. – Ты…
– Поможет, – раздалось в ответ. – Ты не должна из-за меня лишаться образования. Ты же не сможешь провести всю жизнь на пыльном чердаке?
До конца не осознавая происходящего, с детства погружённая в дружбу с духом, Лисса постепенно перестала общаться с кем бы то ни было, кроме Себастьяна. Он забрал её одиночество, будучи всегда рядом. И вот теперь предстояло провести несколько месяцев вдали от него, среди чужих людей. Смириться было трудно. Всё внутри кипело от возмущения, а сердце сковывали ледяные щупальца страха.
– Я боюсь, – созналась она. – Остаться без тебя.
– У тебя впереди целая жизнь, милая, – в голосе вновь зазвенела нежная улыбка, проникнутая привычной грустью. – Ты в школе найдёшь друзей…
– Нет!
Лисса резким движением задёрнула штору, прекращая разговор, и вылетела с чердака прочь. Добежала до комнаты и упала на кровать, заходясь в рыданиях, выливая в подушку страхи и обиду.
***
На следующий день рано утром отец увёз девочку в пансион. Потянулись долгие дни вдали от Себастьяна. Они плохо расстались, и Лисса не могла не думать о том, что поступила глупо, не попрощавшись с другом из-за детского упрямства, укоряла себя. Помня каждое слово Себастьяна, она теперь старалась впитывать все знания, какие могла получить от учителей, надеясь, что успехи порадуют духа.
Пансион был непростым, считался одним из лучших заведений подобного толка в Англии, учителя старались вкладывать в девочек и знания, и навыки, необходимые в дальнейшей жизни. Многие воспитанницы происходили из богатых знатных семей, готовились быть представленными королю и королеве, вращаться в самых высоких кругах.
Конечно, наступивший двадцатый век привёл ко многим переменам, не говоря о канувшей в Лету эпохе правления королевы Виктории. В пансионе то и дело шёпотом пересказывали сплетни о короле Эдуарде и его новом увлечении – достопочтенной миссис Кеппел, одновременно восхищаясь её красотой и сочувствуя несчастной Александре, вынужденной терпеть которую уже по счёту любовницу августейшего супруга. Нравы изменились, викторианская чопорность и благопристойность остались в прошлом веке, но во многом английское общество оставалось консервативным и следовало традициям, поэтому для девушек из знатных семей представление ко двору оставалось значимым событием.
Лисса не думала, что ей тоже предстоит визит в Лондон: родители не вели светской жизни и сами никогда там не бывали, пусть происхождение и позволяло, —, но старательно училась этикету и танцам, мечтая о скорой встрече с главным экзаменатором.
Друзей, как она и ожидала, найти не удалось: дружба предполагала откровенность, а вся жизнь Лиссы была заключена в Себастьяне. Кому можно раскрыть такую тайну? Ответ прост: никому. Поэтому девушка ограничивалась поверхностным общением, стараясь быть вежливой и приветливой, но не более.
Она не могла не заметить, как удивлялись люди, стоило ей остановить задумчивый взгляд и забыть вовремя отвести глаза в сторону. Её ангельская внешность вводила окружающих в заблуждение, но глубина серо-синих глаз в оправе из пушистых тёмных ресниц опровергала мысли о наивности. Не видя себя со стороны, Лисса не знала, насколько отличалась от сверстниц, которые в четырнадцать-пятнадцать лет ещё были детьми. Благодаря тесному общению с Себастьяном она впитала многое от него, быстро оставила позади детство и выросла из маленькой девчушки в настоящую молодую леди.
Четыре месяца пролетели быстро, она уже считала дни до возвращения домой на каникулы, когда пришло письмо от отца. Сэр Артур Уинстон сообщал, что мама Лиссы заболела, и во избежание заражения просил дочь остаться в школе. Письмо было холодным, сдержанным, отражающим того, кто писал лаконичные строки, и не оставляющим надежды на протест. Глотая горькие слёзы, девушка написала ответ, какой от неё ждали, желая матери скорейшего выздоровления и поздравляя родителей с Рождеством.
И вот, вместо долгожданного праздника встречи с Себастьяном Лисса бродила по опустевшим школьным коридорам, читала и ночами плакала в подушку.
За пару дней до окончания каникул книги в спальне закончились, и девушка отправилась в библиотеку, чтобы разыскать что-нибудь интересное. Огромный просторный читальный зал, заставленный бесконечными стеллажами, Лисса любила больше других помещений школы. Даже во время семестра тут частенько бывало тихо и безлюдно, что уж говорить о каникулах, когда в пансионе кроме нескольких преподавателей и десятка девочек никого не было.
Поздоровавшись с хранительницей библиотеки – пожилой одинокой дамой, которая никогда не покидала пансион, – Лисса прошлась вдоль полок, всматриваясь в корешки. Пользуясь отсутствием тщательного присмотра, она забрела в секцию, куда обычно пропускали лишь старшекурсниц. Её внимание привлёк толстый том в красном переплёте. С трудом хрупкая девушка взяла книгу в руки – настолько она была тяжела. „История известных домов Англии“ – гласило название. Пролистав содержание, Лисса убедилась, что Уинстон-Мэйнору посвящена целая глава и радостно улыбнулась. Она давно искала такую книгу, но до сих пор в различных исследованиях дом её семьи упоминался лишь парой строчек от силы.
Обхватив руками добычу, она заняла любимый стол у окна и погрузилась в чтение, по привычке запустив пальцы в волосы, трепля туго заплетённую с утра косу.
3.
Автор монографии начинал повествование с седой древности, рассказывая, что на территории современного графства Уилтшир люди жили ещё со времён Римской империи, а то и раньше. Подробные рассказы были проиллюстрированы старинными гравюрами, изображавшие прошлое наизусть знакомой Лиссе местности.
Высокий холм, возвышающийся над окрестными зелёными долинами, был облюбован издавна, поэтому ничего удивительного не было в том, что в двенадцатом веке там возвели аббатство Святого Августина, вокруг которого быстро выросла процветающая деревушка. Аббатство благоденствовало долгие годы, туда стекались странники, монахи вели обширное хозяйство.
Но амбиции Генриха Восьмого привели к тому, что обиталище было разрушено, а восемь самых отчаянных монахов – повешены на большом дубе на потеху ворон, потому как осмелились воспротивиться приказу короля, защищая от его войск высокие стены монастыря. Долго висели страшные обглоданные трупы, пугая округу, напоминая о том, чем грозит непослушание высочайшей воле.
Лисса с интересом поглощала новые подробности: некоторые детали были ей незнакомы, что, впрочем, не удивляло – ребёнку не стоило слышать подробностей ужасов минувших веков до поры до времени. Про повешенных монахов она слышала когда-то от старой нянюшки, та иногда ворчала о „восьми повешенных локоть к локтю на одном дереве“, но только теперь Лисса смогла понять, откуда взялась странная присказка.
Но вот, перевернув страницу с рисунком, изображающим живописные развалины, Лисса увидела знакомое имя, которое давно надеялась найти. Как правило, про Уинстон-Мэйнор говорили в свете позднейших перестроек в елизаветинские времена, а имя строителя первого здания на месте разрушенного монастыря не упоминалось. И вот наконец-то Лиссе попалось на глаза давно ожидаемое имя основателя, того, кто получил в дар земли от короля: сэр Себастьян Уинстон.
Со старинной чёрно-белой гравюры на девушку сурово взирал молодой вельможа, воин, одетый по моде того времени. Длинные волосы вились по плечам, черты лица поражали соразмерностью и внутренним благородством. К сожалению, отсутствие красок мешало полному восприятию образа, но и такая малость была подарком: наконец-то Лисса увидела того, кто составлял смысл её жизни уже долгие годы. Теперь она знала, как Себастьян выглядел при жизни, многие столетия тому назад. Богатое воображение дорисовало недостающие детали: высокий рост, меч на перевязи, сверкание глаз.
– Мисс Уинстон, вы пропустите обед, – раздался строгий голос за спиной.
– Миссис Лангвуд, могу я забрать эту книгу? – вздрогнув от неожиданного вторжения, поинтересовалась девушка, обернувшись. – Я не успела дочитать…
– Что вы! – возмутилась старая дама. – Вам вообще ещё рано читать подобные книги. Я сожалею, что пренебрегла обязанностями и оставила вас без присмотра. Я прошу немедленно вернуть том на место.
– Но, миссис Лангвуд, я хотела почитать про свой дом!
Лисса закусила губу: она понимала, что хранительница библиотеки права: книга была взята из секции, куда ей не разрешалось заходить.
– Нет, – непреклонно отрезала миссис Лангвуд. – И не спорьте со мной, данная монография слишком тяжела для понимания четырнадцатилетней девочки.
Тяжело вздохнув, Лисса поднялась со стула и направилась к полкам, чтобы под пристальным взглядом хранительницы вернуть книгу на место. Не удержавшись, она раскрыла ещё раз том на развороте с рисунком и кончиками пальцев задумчиво провела по шероховатой бумаге. Хотелось дочитать главу, но было очевидно: теперь миссис Лангвуд с неё не спустит глаз. Губ коснулась лукавая усмешка, и Лисса упрямо качнула головой из стороны в сторону, уверенная, что она найдёт выход.
***
Болезнь миссис Уинстон осложнилась, поэтому и пасхальные каникулы Лисса провела в школе, встретив своё пятнадцатилетие в гордом одиночестве. Она переживала за мать, но страх потерять не сильно терзал девушку, как бы кощунственно это ни звучало. Арабелла Уинстон была женщиной отстранённой и болезненной, постоянно мучилась мигренями, а с дочерью общалась крайне мало, передав девочку на руки нянькам, а потом – гувернанткам. Лисса никогда не видела от неё ни нежности, ни особого внимания.
Авантюра с книгой так и не принесла успеха: миссис Лангвуд смотрела за странной студенткой в оба глаза, подобно коршуну на охоте. В отчаянии Лисса перекопала всю доступную часть библиотеки пансиона – надо сказать, довольно обширной библиотеки, —, но кроме скупых данных и одного упоминания имени ничего больше о сэре Себастьяне Уинстоне не отыскала. Тайная вылазка посередь ночи, предпринятая на свой страх и риск, окончилась сокрушительным фиаско: вопреки обыкновению, дверь была заперта на ключ, словно хранительница подозревала возможность таких шагов Лиссы.
Если бы она смогла попасть домой! Тогда, помимо долгожданной встречи, можно было бы поползать по полкам библиотеки Уинстон-Мэйнора или даже забраться в кабинет отца, где тоже хранилось немало книг. Там наверняка должны были найтись серьёзные труды по истории дома, подобные изъятому миссис Лангвуд тому.
Лисса сдавала последние экзамены, когда приехал один из доверенных слуг с письмом отца, содержащим приказ немедленно ехать домой. В ходе серьёзного разговора со строгой директрисой пансиона, гнева которой побаивались все ученицы, девушка получила список литературы для самостоятельного изучения и предупреждение о необходимости по возвращении сдать пропущенные экзамены. Лисса отлично понимала: стряслось нечто серьёзное. Это было заметно и по взгляду директрисы, и по молчанию старого Билла, который приехал за ней в пансион.
Дом девушка застала в глубоком трауре. Стояла вязкая тишина, зеркала были завешаны тёмной тканью, немногочисленные слуги передвигались неслышными тенями. Стоило девочке войти в холл, как ей передали распоряжение отца прийти в его кабинет. Проходя по коридорам, она ловила на себе сочувствующие взгляды.
Сэр Артур Уинстон сидел в глубоком кресле за столом, в руках держа бокал с бренди, с отсутствующим взглядом глядя в стену перед собой. Он побледнел и похудел за несколько месяцев отсутствия Лиссы, выглядев теперь старше своих тридцати с небольшим.
– Алиссия, я рад, что ты здесь, – уронил он чуть слышно, заметив дочь. – Сядь.
Отец традиционно называл дочь полным именем, обычно вызывая недовольную гримаску, но на сей раз девушка сдержалась.
– Здравствуй, отец, – поздоровалась она, садясь на стул и старательно держа прямо спину.
– Я вызвал тебя домой, потому что вчера умерла твоя мать, – отстранённо сообщил сэр Артур. – Завтра приедут родственники, будут похороны. Я надеюсь, ты будешь вести себя соответственно моим ожиданиям. А сейчас оставь меня, обед принесут к тебе в комнату.
Лисса поднялась со стула и медленно вышла за дверь. Мысль о том, что её матери более нет на свете, была болезненна, но куда меньше, чем можно было предполагать в подобной ситуации. Вспомнилось, как её сокурснице осенью сообщили о смерти матери. Девушка билась в истерике, рыдала, по возвращении в пансион месяца два ходила призраком. Ничего подобного Лисса не испытала. Миссис Уинстон была слишком далека, чтобы её смерть причинила дочери много горя.
Лисса поднялась в комнату, поела, выслушала причитания экономки и нянюшки, так как обе женщины посчитали своим долгом особенно тщательно заботиться об осиротевшем ребёнке. Пришлось довольно долго дожидаться, пока в доме всё стихнет: слуги готовились к приезду родственников, наводя порядок в гостевых спальнях. Наконец опустилась долгожданная тишина, и Лисса, сняв туфли, босиком отправилась туда, куда стремилась попасть всё время отсутствия. Липкий страх сковывал движения. Она боялась, что зайдёт на чердак, а Себастьяна там не будет. Многое могло случиться за месяцы, прошедшие с последней встречи.
Дверь тихо скрипнула, когда Лисса, повернув ключ, нажала на ручку. В комнатушке было темно и прохладно, лишь узкая дорожка света от незанавешенного окна лежала на полу. Сундуки и комод стояли на прежних местах. Дрожа всем телом, девушка преодолела пару ярдов и остановилась у скрытого всё той же плотной тканью зеркала. Лунный луч уютно устроился на плече, путаясь в светлых локонах.
Она простояла минут десять, не решаясь протянуть руку и сдёрнуть покров. По голым ногам тянуло холодом, усиливая дрожь. Не в силах сдерживаться дальше, Лисса протянула руку и упала на колени перед зеркалом, давая волю слезам. Сверху упала пыльная ткань, закрывая девушку плотной пеленой.
4.
Лисса плакала навзрыд. Слёзы лились и лились нескончаемым потоком, вымывая из сердца ещё не до конца осознанную боль от потери матери, обиду на холодность отца, на то, что самое близкое существо было бесплотным и даже сейчас, будучи рядом, не могло утешить иначе, чем словами.
– Лисса, девочка моя, – донеслось до неё. – Если бы я мог тебя обнять. Никогда так не жалел о своей бестелесности. Я безмерно сочувствую твоему горю.
– Это плохо, наверное, – пробормотала она, с трудом сдерживая всхлипы. – Но я не чувствую боли… Ты знаешь не хуже меня, так как заменял и мать, и отца все эти годы… А теперь мама умерла, и отец избавится от меня…
– Ты не должна так говорить, – возразил дух. – Дай мне на тебя взглянуть, милая.
Она послушалась и поднялась на ноги, выпутываясь из вороха тканей. Лисса закрыла глаза, вслушиваясь в знакомые с детства бархатные интонации, а перед глазами возникла гравюра, виденная в книге. Губ её коснулась улыбка, когда она представила, как из зеркала вдруг шагает к ней высокий мужчина с длинными русыми волосами и протягивает руку.
– Себастьян, – всхлипнула она, разгорячённым лбом прижимаясь к зеркалу. – Я так соскучилась. Прости меня, что не попрощалась, уезжая.
– Я тоже соскучился, красавица моя, и понимаю, что ты тогда была слишком расстроена, – мягко ответил дух. – Ты действительно стала настоящей красавицей! Надо же, никогда в нашей семье я не видел такого цвета волос. Я думал, они потемнеют со временем, как было со многими, в том числе со мной, но нет…
Он отвлекал её разговором, не позволяя погрузиться в пучину отчаяния, нежно утешая.
– Ты правда считаешь меня красивой? – подняла заплаканное лицо Лисса.
– Для меня ты всегда будешь самой лучшей, – искренне ответил дух, но его собеседница ждала совсем иных слов.
Несколько месяцев разлуки сделали желание повзрослеть ещё более ярким. Хотелось, чтобы Себастьян перестал относиться к ней, как к ребёнку, а посмотрел как на молодую привлекательную девушку.
– А я видела твой портрет, – смогла улыбнуться Лисса. – Почему ты никогда не рассказывал, что есть гравюры, на которых ты изображён?
– Милая, но не думаешь же ты, что я настолько тщеславен? – в голосе зазвенела ирония. – Я верю, что не давал повода так считать.
– А какими были твои глаза? – тихо спросила Лисса. – Гравюра была чёрно-белой.
– Чуть темнее, чем у твоего отца, синие, – ответил дух.
Лисса, закусив губу, отвернулась. Думать об отце не хотелось совсем. К тому же, отлично зная образ мышления сэра Артура, она понимала, что после смерти жены он не оставит дочь рядом, под любым предлогом ушлёт её к кому-нибудь из многочисленных тёток – материнских сестёр, нашествие которых вот-вот должно было начаться в доме. А это означало разлуку с Себастьяном.
– Я нашла книгу, где рассказывается про Уинстон-Мэйнор, – попыталась отвлечься от грустной темы девушка. – Но хранительница библиотеки отобрала её, не дав прочитать.
– Значит, тебе ещё рано, – примирительно ответил Себастьян, но какая-то странная нотка в наизусть знакомом голосе подсказала Лиссе, что всё не так просто. Словно бы Себастьян не хотел, чтобы она о чём-то узнала…
– Себ, ты действительно считаешь, что пятнадцать лет – это возраст ребёнка? Мою бабушку, насколько я знаю, в пятнадцать уже замуж выдали, – хмыкнула она.
– То было давно, а времена меняются, – возразил призрак. – Мы же с тобой договорились: я тебе сам обо всём расскажу… Когда тебе исполнится шестнадцать.
Лисса с трудом сдержала радость: раньше Себастьян никогда не называл конкретной даты. Теперь же она могла жить, считая дни… С другой стороны, она не собиралась по возвращении в пансион бросать попытки достать заветную книгу.
– Неужели ты думаешь, что книги могут изменить моё мнение о тебе?
– Я совершил слишком много ошибок в жизни, – печально ответил дух. – И немало, когда жизнь закончилась.
– Себ, – нахмурила брови девушка. – К чему ты ведёшь?
– У тебя впереди вся жизнь, – голос словно надломился и теперь звучал глухо. – Ты должна выйти замуж, родить детей. А моё присутствие в твоей жизни лишь мешает! Обещай, что начнёшь общаться с людьми.
– Я не могу тебе этого обещать, – упрямо отвернулась Лисса, скрывая глаза.
– Лисса! Наша дружба зашла слишком далеко, – мрачно продолжил дух. – Пока ты была ребёнком, одиноким, заточённым в старом доме, я мог найти оправдание. Но теперь…
– Мне никто не нужен, кроме тебя! – возразила она. – Зачем мне другие, когда есть ты?
– Так не должно быть… – мрачно возразил Себастьян.
– Уже есть, понимаешь? – голос девушки сорвался на крик. – Я…
– Нет. Не произноси таких слов! – Дух был непреклонен. – Иначе я вынужден буду прекратить общение совсем, перестану откликаться. Я не имею права на ещё одну ошибку…
– Но Себастьян…
Слёзы лились нескончаемым потоком.
– Уходи, Лисса, – холодно ответил дух.
Она развернулась и опрометью кинулась прочь с чердака. Боль разрывала на куски. Первое сильное чувство, в которое переросла детская дружба, было не спрятать. В пансионе девочки шептались о кавалерах, а она думала о Себастьяне. Они говорили о танцах, а она в фантазиях танцевала на балу с ним. И вот теперь он решил, что Лисса должна его покинуть? Отнял надежду?
Лишь под утро потоки слёз сменились редкими всхлипами, и Лисса, окончательно обессилев, смогла провалиться в неспокойный сон, в котором голос Себастьяна бесконечно повторял „нет“.
***
Рано утром начали съезжаться родственники. Лисса сошла вниз, зная, что при посторонних будет проще держать себя в руках, а заплаканное лицо все объяснят потерей матери, и лишних вопросов не возникнет.
Она встречала приезжающих, а сама думала об одном: что сломалось в отношениях между ней и Себастьяном? Почему они ни разу не поссорились за семь лет, а теперь вторая встреча заканчивается хлопком двери и стуком каблуков по лестнице? Ответ пришёл быстро: она не желала быть ребёнком рядом с Себастьяном. А он по какой-то причине не хотел её взросления, боялся его. Лисса твёрдо решила задать вопрос духу, а если ответа не последует —, а интуиция подсказывала, что так и будет, – найти объяснение самостоятельно.
