Текст книги "Неслучайная мама для дочки миллионера"

Автор книги: Мила Дали

сообщить о нарушении

Текущая страница: 3 (всего у книги 4 страниц)

Глава 6

Лера

Ой… Таким бешеным Царёва я никогда не видела. Куда подевался тот непробиваемый бизнесмен, похожий на глыбу льда? Богдан горит, как огнем пылает. Его глаза блестят, икрятся, отражая свет потолочных ламп и откровенный гнев. В Богдана точно вселился злой дух. Он дышит, как разъяренный зверь, широкая грудь вздымается, плотно натягивая ткань рубашки. Царёву жарко, а мне холодно от его пристального взгляда.

И зачем я вышла именно сейчас? Но уже поздно.

На слабых ногах аккуратно спускаюсь по ступеням, придерживаясь за лестничные перила. Каждый шаг дрожью отзывается в теле. А Царёв смотрит на меня. В упор. Он не сводит глаз, даже когда медленно отстраняет телефон от лица и так же медленно прячет его в брючный карман.

Кажется, Царёв мысленно просчитал до трех, потому что едва моя нога ступила с последней ступеньки, Богдан тут же резко выдохнул и выпрямил свою величественную стать.

Но мужчине нужно остыть, перед тем как я расскажу ему о персонале. Не вяжется нахальное поведение служанки и охранника с таким хозяином особняка. Решаю помочь мужчине.

– Знаете, есть практика в одной из медитаций буддистов: сначала тянете м-м-м…– я закрываю глаза и искренне стараюсь, – а потом ах! Очень успокаивает.

Слишком надолго затягивается немая пауза. Богдан по-прежнему злющий и смотрит на меня сверху вниз как на что-то нелепое. Полную несуразицу. И я жалею, стыжусь свой непрошенной помощи.

Через секунду Царёв снисходительно хмыкает и отводит взгляд в сторону.

– В другом месте надо эти звуки произносить и желательно вдвоем.

Богдан разворачивается и твердой походкой отдаляется прочь к лестнице, оставляя мне откровенное недоумение и шлейф приятного аромата одеколона. Почесываю затылок и посматриваю спину Царёва.

Краем глаза замечаю служанку, что притаилась за углом и подслушивает. Надеюсь, яду мне не подсыплет в чай или кофе. Она ведь тут всем заправляет.

– Интересно шпионить? – позволяю себе обратиться к женщине, когда Богдан окончательно скрывается из вида.

– Ты пожалеешь, что вообще переступила порог этого дома… – гадюкой шипит из-за угла служанка.

И сама на змею похожа. Рано состарившуюся от собственной гнили.

– Посмотрим!

– Посмо-о-отрим…

– Посмотрим!

Бесцеремонно фыркаю ей в лицо.

Я бы могла пулей кинуться за Царёвым, но боль от ушиба слишком велика даже после приема таблеток. Плетусь к лестнице. Подниматься, оказывается, намного труднее. Мысленно ругаюсь и, стиснув зубы, карабкаюсь наверх.

Главное, чтобы Царёв не заметил, а то посчитает неспособной ухаживать за его дочкой. Пусть и временно. Не думаю, что бизнесмен станет оплачивать мой больничный в первый же день после знакомства.

Черепахой доползаю на второй этаж и только сейчас вижу испачканный подол платья. В грязищи и зеленых разводах от травы. Нет, в таком наряде нельзя показываться Богдану.

Ощущаю себя бурлаком на Волге, но, взяв волю в кулак, преодолеваю еще пролет. По коридору двигаюсь в спальню, открываю дверь, спешу к чемодану. Так и не успела разобрать вещи.

Кидаю мимолетный взгляд в окно и, к счастью, не вижу во дворе извращенного Наура. Мне нужны шторы, и это уже не прихоть, а необходимость. Сама закажу с доставкой.

Торопливо стягиваю платье и остаюсь в белье. С досадой стону, когда замечаю синяк на полбедра. Ужас. Такую гематому, наверное, с Семинского перевала будет видно…

Ох уж этот ненормальный амбал.

Нагибаюсь, достаю из чемодана светлую блузу. Темные джинсы, чтобы скрыть травму. Молниеносно вздрагиваю и словно превращаюсь в камень от неожиданности.

– Пора заканчивать этот фарс!

Господи. Незапертая дверь распахивается, а строгий голос звучит как гром среди ясного неба. Царёв кричит. Нет, орет, ураганом врывается в мою комнату, забывая обо всех рамках приличия. Пару мгновений мы оба замираем в растерянности, но я прихожу в себя раньше.

Пугаюсь, громко визжу, прикрываюсь от глаз Царёва. Мужчина больше не хмурится, а внимательно скользит по мне взглядом, осматривает полностью, кажется, будто не слышит моих высокочастотных воплей.

– Богдан Александрович?! – наконец, беру себя в руки.

– Отложим разговор.

В этой нелепой ситуации дурею лишь я, но никак не Царёв. У мужчины талант сохранять невозмутимость при любой погоде. Он, дернув бровью, опускает глаза в пол и тактично выходит из спальни, не забыв плотно закрыть за собой дверь.

Я поддалась эмоциям и теперь трясущимися руками пытаюсь застегнуть блузу, с трудом попадая в петельки. Я смотрюсь в зеркальное отражение и не понимаю, о каком фарсе заговорил Богдан. Неужели ему стало известно, что меня по блату направили из агентства по подбору нянь?

Выдуваю ртом воздух и будто оказываюсь в одном шаге от пропасти. Только порадовалась, что устроилась на достойную работу и смогу навсегда отделаться от кредиторов, что вот-вот вытащу обманутых родителей из тягостного бремени, как Царёв фразой рушит мой мир на мелкие осколки.

До рези в глазах не хочется появляться перед господином, но в то же время я не собираюсь просто так прощаться с работой. Пусть сначала докажет мой непрофессионализм.

Прихрамывая, осторожно двигаюсь из комнаты и понятия не имею, где в этом огромном особняке искать Богдана. Спускаюсь на второй этаж, и ноги будто сами останавливаются напротив детской. Царёв не отдавал указа приступать к обязанностям, и все же я дотрагиваюсь до деревянного полотна, нажимаю – хочу проверить, как дела у малышки.

Оглядываюсь по сторонам, захожу в комнату, прикрываю дверь. У девочки послеобеденный сон, в детской потемки. Портьеры на окнах завешаны, и они настолько плотные, что не пропускают и лучика солнца. У колыбели горит ночник, окутывая тусклым розовым светом маленький островок. И так тихо тут…

Я крадусь на цыпочках ближе к кроватке, склоняюсь, наблюдая за спящей Сашенькой в модной распашонке с Фиксиками. Представляю, как с завтрашнего дня буду нянчиться с девочкой. Кормить, играть, развивать. С чего же начать грядущее утро?

Я уже работала с детьми чужих людей. Даже рожала для чужих не так давно. Боже. От накативших воспоминаний кажется, что становлюсь такой же черной, как пространство вокруг, не тронутое дымкой светильника.

Опять мерещится та ночь. Она обожженным клеймом навсегда отпечаталась в моем сердце. Ночь, когда я подарила неизвестному человеку дитя в стенах роскошной клиники. Три триста грамм… сорок четыре с половиной сантиметра…

Я наблюдаю за спящей Сашенькой, сильнее впиваясь пальцами в бортики колыбели.

Мне слышится женский голос главврача с ее излюбленной фразой “Вы всего лишь сосуд, милочка”. Как сорока повторяла одно и то же.

Впрочем, со мной работали и специалисты. Я понимала, что такой способ зачатия в нашем мире – бизнес, помощь потенциальным родителям, которые не могут или не хотят вынашивать самостоятельно. А меня жизнь заставила… Ведь я тоже ребенок, пусть и совершеннолетний. Тоже росла с мамой, отцом. Потом они состарились и…

Запрокидываю голову и пытаюсь унять дрожь. Принимая решение пойти на суррогатное материнство, не осознавала, насколько это будет тяжело морально. Пожалуй, на сегодня достаточно воспоминаний, иначе опять придется выпить седативное. Еще и расплакаться могу. Царёв не должен видеть меня в неподобающем настроении. Он и так нервный после возвращения из города, очевидно, случилось что-то из ряда вон выходящее. Или мужчина, как обычно, поцапался с конкурентами, а по стеночке ходить должны мы. Такое бывает в его сфере деятельности. Вдобавок слова о фарсе, о котором заговорил Богдан, острой бритвой царапают душу.

А Сашенька проснулась и кряхтит. Я улыбаюсь, глядя на малышку со смешным пушком на голове. Протягиваю руки, дабы снова убаюкать ребенка.

– Восхитительно!..

И это говорю не я, а твердый бас. Голос, что ударяет по вискам током.

На рефлексах отшатываясь от колыбели, оборачиваюсь на звук и только сейчас замечаю в дальнем углу комнаты Царёва. Точнее, узнаю о его присутствии, ведь в темноте невозможно различить что-то.

Удерживая равновесие, вытягиваюсь по стойке смирно и слышу медленные отчетливые шаги. А в душе разгорается буря. Через мгновение щелкает выключатель, и детская заполняется ярким потолочным светом. Щурюсь, пока привыкают глаза, моргаю.

Богдан останавливается в шаге от меня, недовольно скрещивает руки на груди, а я вижу, что он успел снять пиджак и сменить рубашку. Небрежно закатал рукава до локтей, обнажив разноцветную татуировку, которую в повседневности предпочитает скрывать.

С опаской поднимаю взгляд на его лицо.

Сычом на меня смотрит, недоверчиво. Кажется, Царёв пытался остудить свой пыл, умываясь под краном. У мужчины до сих пор влажные волосы, и нет безупречной укладки, как всегда – они пальцами зачесаны назад.

– …И что же вы тут забыли, Валерия Михайловна? Разве я отдал приказ?

Давит, давит своим авторитетом Царёв. Будто я не нянька, а преступница. Удивляет, сражает меня практически наповал. Странно наблюдать его реакцию, но я пытаюсь искоренить конфликт еще на стадии зачатка. Поэтому улыбаюсь, говорю тише, ласково:

– Я всего лишь хотела проверить Сашеньку. Ведь сегодня она осталась без профессионального присмотра…

К сожалению, Богдан не оценивает моего поступка. Его губы не дрогнули в ответ. А может, я плохо знаю Царёва и его ипостась миллионера – это вредина и зануда?

– Александра, – склоняется близко, его дыхание задевает щеку, – МОЮ наследницу, – акцентирует, – зовут Александра.

– Хорошо-хорошо!

Малышка хнычет, и мы оба замолкаем. Чисто на инстинктах, слыша плач, я возвращаюсь к кроватке и все-таки беру на руки девочку. Прижимаю к груди, покачиваю. Искоса наблюдаю за Богданом, а сама заигрываю с АЛЕКСАНДРОЙ. Щекочу ее носик, корчу рожицу. Малышка Царёва находит меня смешной и прекращает истерику.

– У вас очень красивая дочь.

– Конечно! – горделиво бросает Царёв, следя за каждым моим действом.

– На маму похожа, да?

Продолжаю легкий диалог, но мужчина отчего-то снова злится:

– На маму?!

Ох, как же Царёв напрягает пасть! По-звериному. Рычит, рычит сквозь стиснутые зубы. А я оправдываюсь, чтобы не показаться глупой:

– Богдан Александрович, простите, но у вас глаза голубые, у доченьки серые. Вы блондин, а она темнее. И нос другой, и губы…

Говорю и тут же захлопываю рот, наблюдая, как мужские скулы заливает румянцем. Царёв вскипает, однако не желает кричать при ребенке. Сдерживается.

– Попросил бы вас… больше не затрагивать эту тему. Валерия. И учтите, по дому развешаны камеры, любое деяние как на ладони.

– В моей комнате тоже есть?

– В вашей нет.

– Тогда ладно, мне не жалко, – расслабленно хмыкаю и уже начинаю привыкать к загадочным выкрутасам Царёва. Перевожу внимание на малышку и вижу, что она задремала. – Папина доча…

Осторожненько укладываю девочку обратно в кроватку и решаю наябедничать Богдану чуть позже. Сегодня он явно на взводе. Нужно испариться поскорей с глаз долой, словно меня здесь и не было, и я только померещилось Царёву.

Разворачиваюсь и, прихрамывая, направляюсь вон.

– Постойте, Валерия Михайловна, – в секунду настигает меня и едва дотрагивается ладонью до поясницы, – пройдемте в мою спальню.

Глава 7

– А почему именно в спальню? Разве нельзя поговорить в кабинете? – задыхаясь, шепчу.

Но для Богдана мои намеки на несогласие не имеют значения. Его рука напрягается, а напор усиливается. Царёв удерживает меня за талию и пальцами давит под ребра, еще крепче прижимая к себе. Как подружку.

Он идет уверенно, но медленно, против воли ведет меня за собой. Подпрыгивая на здоровой и чуть касаясь пола больной ногой, я стараюсь упираться. Мне совершенно не нравится эта идея.

– Потому что моя комната, Валерия Михайловна, гораздо ближе к детской, – все еще недовольно рявкает Богдан. – А сон у меня чуткий. Понимаете?

– Не совсем, но если хотите, я заварю вам пустырник.

Дергаюсь, пытаюсь оттолкнуться. Богдан, конечно же, не берет во внимание мою фразу и продолжает:

– Даже если глубоко-глубоко ночью кто-то попытается прошмыгнуть по коридору незамеченным… и, к его большому сожалению, войти в детскую без надобности, я все равно услышу. Ясно?

– Ясно-ясно! – панически взвизгиваю.

Неужели в доме Царёва есть шпионы, и мужчина хочет сказать, чтобы я тоже была настороже? Матерь Божья!

От неожиданности я вновь кричу, когда Богдану надоедает бороться с моими суетливыми жестами. Он просто обхватывает меня рукой и отрывает от пола. Просто как мешочек в пятьдесят килограмм. Через секунду Царёв пинком открывает комнату и затаскивает меня в нее. Громко хлопает темной дубовой дверью. Отшатываюсь и растерянно смотрю на Богдана. Что он задумал?

А в спальне Царёва очень-очень пахнет тем самым одеколоном. Я оглядываюсь, рассматривая роскошный интерьер в багровых тонах с позолотой – ничего лишнего, и даже спрятаться негде. Кровать. Огромная, с тяжелым балдахином. Королевская.

Сглатываю, когда Царёв будто разорвал меня на кусочки взглядом и теперь шаг за шагом приближается.

– Я вас предупредил.

– Всё понятно! Теперь, зная это, буду намного осторожней. Хитрее. Продуманней…

Но что бы я ни отвечала Богдану, он все расценивает как-то странно. Будто мы говорим на разных языках или слова долетают до Царёва исковеркано.

А мне жутко, и я по привычке трясусь. Вытягиваю руку между нами как преграду. Мужчина замирает, когда моя ладонь ложится ему на грудь.

– Вы должны мне рассказать, Валерия… То, что с вами происходит, недопустимо для работницы в моем доме.

Царёв берет мое запястье и отстраняет от груди, разрывая контакт. Если Богдан имеет в виду фарс, то откровенничать точно не буду. Пусть принесет доказательства. Я готова зубами держаться за эту работу.

– Не знаю, о чем вы интересуетесь.

Господин ухмыляется, почти неосязаемо дотрагивается кончиками пальцев до моего бедра.

– Это, – слегка надавливает. – Я видел, Валерия, гематому.

– Ерунда…

Стыжусь, но тоже натягиваю улыбку, дабы разрядить обстановку. Воздух будто сгущается и нагревается. Просторная комната становится слишком тесной для нас двоих.

– Вы подвергаетесь насилию? От кого терпите побои? Сожителя?

У меня мгновенно округляю глаза, я в недоумении пялюсь на Богдана:

– Я поскользнулась во дворе, упала и ударилась о бордюр.

– Врешь.

– Нет, Богдан Александрович, – и тут призадумываюсь. – Вы можете спросить у Наура, он свидетель, как все произошло.

– Уже успели познакомиться? – хмыкает. – Точно не сожитель?

– Я пока не в отношениях, но это же для вас не важно?

– Абсолютно. Мне все равно на семейное положение няньки, – не лезет за словом в карман Царёв.

Я чувствую тепло и давление внизу живота, мне щекотно. Опускаю глаза и вижу, как руки Богдана бесцеремонно расстегивают пуговицу на джинсах. Забывая о боли, взвинчиваюсь, протестую:

– Что вы делаете?!

– Мне нужно осмотреть травму, – спокойно и твердо говорит, тянет ширинку.

– Еще чего!

– У вас может быть трещина, тогда следует вызвать врача. Валерия Михайловна, прекратите дергаться, вы не волнуете меня как женщина.

Богдан сильнее. Тискает и настаивает на своем. Я слышу треск штанов, борюсь, впиваясь пальцами в руки Царёва. Да, в придачу, не волную его как женщина!

Ноги подкашиваются, чуть не падаю – господин успевает подхватить. У меня все плывет перед глазами, когда Богдан опять настаивает и приказывает снять джинсы. Он не намерен принимать отказ и распаляется вдвойне.

Извиваюсь и кожей чувствую его кожу, с перепуга размахиваюсь и одариваю хозяина дома жгучей пощечиной. Богдана словно парализует. Такого выражения лица, с каким он сейчас на меня смотрит, никогда ни у кого раньше не видела. Мужчина набирает в воздух легкие, готовясь изжить непокорную няньку с лица земли.

В голове шумит, сердце работает на износ, я ничего не соображаю. Богдан резко и коротко фыркает, нависая надо мной. Кажется, я переступила грань дозволенного, совершила непростительную ошибку, но ведь Царёв вынудил.

– Вы!..

Ну все. Это конец. Сейчас уволит. Уходить так с музыкой. Слезы наворачиваются на глазах, и я будто схожу с ума. Привстаю на цыпочки, обхватываю Царёва за шею, дергаю вниз и…

Целую. Касаюсь губами его губ. Робко. Сбито выдыхаю, окутывая его лицо своим ароматом. И…

Богдан отвечает. Страстно, быстро. Грубо. Он целует меня так, как никто не целовал прежде. С жаждой звериной, напористо. С собственнической жадностью. Властно. Словно выпивает меня полностью. Сдавливает губами, теряя над собой контроль. Такой мощи, подобной взрывной волне, я от Богдана не ожидала. Этого огня на губах, ласки.

В полном бреду увиливаю, выскальзываю из рук господина. На ощупь бегу прочь из комнаты, потому что глаза уже ничего не видят.

***

Богдан

Что позволяет себе эта девушка?! Как некрасиво, невоспитанно, бестактно! Ни в какие ворота не лезет! Я подам на нее в суд и буду требовать высшую меру наказания! Кто так поступает?! Сначала целует и, добившись взаимности, сбегает как ошпаренная. Я наложу на няньку штрафные санкции!

Хотя, если отбросить иронию, я сам до конца не понимаю, что это вообще было. Но догадываюсь, что сей выпад Валерии Михайловны был исключительно для того, чтобы запудрить мне мозги. Сбить с толку.

Кажется, няньке стало ясно, что я в курсе о ее планах на мою дочь. В курсе, что узнал Валерию спустя два года.

Да, биологически девушка – мать Александры. Однако я заключал договор с клиникой, оплачивал роды и все обговаривал на берегу. Она получила деньги, но, видимо, захотела больше. Пусть еще решится на шантаж за не слишком законное мероприятие, тогда точно даже бездомные, живущие под теплотрассой, не позавидуют Валерии Михайловне.

Я стою в центру комнаты и продолжаю чувствовать на губах вкус няньки. На стрессе облизываюсь и принимаюсь нарезать круги от постели к шкафу. Нервно сжимаю кулаки за спиной. Сегодняшний день точно пошел по одному месту. Не следовало бы и вовсе просыпаться.

После скандалов в клинике взбесился и чуть не высказал няньке все, что о ней думаю. Вот этой заурядной, ничем не привлекательной девушке. Штампованной няньке, что бесцветно затеряется в толпе. Таких миллионы, и они все на одно лицо.

На взводе оглядываю постель, до хруста напрягаю руки.

Раздражает. Но игра стоит свеч, и я обязательно выведу на чистую воду эту аферистку. Мне не составило бы труда отшить няньку с самого начала. Запугать так, чтобы девица остаток дней заикалась. Однако это слишком просто и неинтересно. Я буду гонять Валерию Михайловну, как крысу в лабиринте. И начну прямо сейчас.

Глубоко вдыхаю, на резком выдохе разворачиваюсь, стремительно покидаю комнату. Распахиваю дверь и чуть не сшибаю с ног служанку Самару.

– Что ты здесь делаешь?

– Ходила проверить маленькую госпожу. Кормила, – демонстрирует поднос с посудой и остатками пюре. Самара отводит взгляд в пол. – Богдан Александрович… эта нянька… я бы внимательнее к ней присмотрелась… новый человек в доме…

– Позволяю.

Дополнительный контроль сейчас не помешает. Ведь я не могу постоянно находиться в особняке. У меня бизнес. Самара кивает и спешит удалиться, но я останавливаю ее фразой, вспоминая травму на асексуальном бедре Валерии Михайловны.

– На птичьих правах в доме, а уже успела убиться! – импульсивно выкрикиваю, посвящая каждое слово няньке. – Упала во дворе! Ты видела, как это произошло?

– Нет-нет, Богдан Александрович…

Странно. Обычно мимо взора Самары и муха не пролетит. Наверное, была отвлечена делами. Хотя отрицательный ответ из уст служанки явление редкое.

– Позови нашего семейного врача, пусть осмотрит няньку. Не хватало еще калеку на работу принимать.

– Да, господин.

Служанка торопливо скрывается из вида. Теперь я стою не в спальне, а в коридоре. Забыл зачем вышел. Несколько секунд залипаю глазами на темно-шоколадные стены, срываюсь с места и решаю направиться в кабинет с чистым намерением доминировать.

Заставлю китайцев для начала проходить верификацию, а уже потом осыпать меня коммерческими предложениями. И стоимость, наконец, повышу на свои ресурсы. Инфляция. Давно хотел это сделать, да все откладывал.

Только переступаю порог кабинета, как в кармане оживает телефон. Звонит Инна.

– Богданчик, дорогой, я вылетаю обратно!

С чего бы вдруг?

– У тебя отдых заканчивается в конце следующей недели, – недоумеваю. – Сама же просила девичник в Милане с подругами, шопинг перед свадьбой.

– Соскучилась, сил нет. И по Александре соскучилась. Тянет к доченьке, не могу больше…

По ту сторону динамика Инна всхлипывает. Она слишком нежная и порой пускается в эмоции. Мне тоже не помешало бы отвлечься, и невеста в этом поможет. Определенно.

– Я закажу билеты.

– Не нужно, любимый! Я все сделала сама!

– Когда прилетаешь?

– Сегодня вечером. Целую. Люблю вас!

Эм… Не перестает удивлять этот день.

Ладно. Я подхожу к столу, усаживаюсь в кресло и, открыв ноутбук, пытаюсь сконцентрироваться. Растираю виски и рассматриваю диаграммы прибыли на экране. Но мысли по-прежнему где-то в стороне.

Не жалея устройство, хлопаю чертовой крышкой и вновь поднимаюсь. Вылетаю из кабинета, быстро миную лестницу и первый этаж, выхожу на улицу и спускаюсь по крыльцу в поисках Наура. Следует отдать ему приказ, чтобы встретил Инну в аэропорту.

Территория большая – сад, зона отдыха и подсобные строения. Проще было позвонить, но я решаю немного прогуляться. Освежиться. В моем дворе с легкостью мог бы разместиться городской парк.

Медленно шагаю и дышу. Выпускаю ртом воздух. Это был первый и последний раз, когда я разрешил себе слабость. Я огибаю восточную стену особняка и шагаю на задний двор. Издали вижу Наура, что замер ближе к забору и с расстояния наблюдает за домом. Охранник в черном не двигается. Выслеживает. Зачарованно въедается глазами в одну точку. Меня не замечает.

И что же, скажите на милость, так привлекло его внимание? Даже покинул пост.

Возможно, каменная кладка дала трещину? Я выпишу премию Науру, что вовремя увидел. Архитектора в камине не сожгу, но придумаю что-нибудь изощреннее. Я ускоряю шаг, стремительно приближаясь к охраннику.

– Наур!

Тот слышит голос и мгновенно отворачивается, двигается мне навстречу.

– Слушаю.

Не человек, а машина. Будто сделан из железа, а не из плоти. Бывший силовик. Специально подбирал такого для безопасности, и Наур неплохо справляется со своими обязанностями.

– Вечером заберешь Инну. Она прилетает. Возвращайся на пост.

– Будет сделано, – хрипло отвечает и безукоризненно подчиняется.

Когда Наур скрывается за домом, хмурюсь. Детально разглядываю стены особняка на предмет дефектов. Мрамор безупречен и чист. Задерживаюсь на панорамном окне третьего этажа. Мой интерес снова украден. По ту сторону стекла я вижу няньку.