Текст книги "Абердин, 73 (ЛП)"
Автор книги: Mici (noharlembeat)
сообщить о нарушении
Текущая страница: 3 (всего у книги 6 страниц)
Разумеется, на этом ничего не заканчивается. И не должно, пока Ремус Люпин наконец не уберется прочь.
><((((o>
Хотя Сириус и познакомился с Ремусом на первом курсе, почти что в первый день, по-настоящему он увлекся им только на третьем. Каждый раз, видя его, Сириус поражается его постоянно измотанному виду: казалось, Ремус вот-вот провалится в сон или отойдет в лучший мир. И как крепко он приклеился к Поттеру! Словно их смазали клеем. А Поттер, с которым в другой жизни Сириус мог бы подружиться, с Люпином действовал гораздо умнее.
У обоих есть свои генералы. Снейп, генерал Сириуса – остроумный, постоянно испытывающий границы его владычества на прочность, проверяющий, насколько далеко можно будет зайти, пока Сириус его не осадит. Такие друзья – самые опасные, друзья, которые подрывают основы твоего влияния, и Сириус это знает. Со времен случая со свиным пятачком Регулус перестал создавать проблемы, но он куда больший воображала, чем Сириус, которому в основном было на подобное плевать.
Люпин – отличный отвлекающий фактор. Ближайший друг Поттера, но тихий и замкнутый, и его без труда можно сделать еще более жалким с помощью пары тщательно подобранных заклятий и злых слов. Но самое лучшее – Снейпу такое поведение совершенно не нравится.
– Может, займешься чем-нибудь получше?
– Ну-ну, мы же не ревнуем? – спрашивает Сириус как-то раз. Тепло не по сезону: первый по-настоящему весенний день, никто ничего не проверяет, хотя и должен бы. Полшколы уже у озера с книгами, как будто кто-то действительно собирается их читать, и Сириус только что наложил на Люпина сглаз, который оставляет на теле синяки и ссадины. Люпин устало жмурится, но никому не говорит. Даже Поттеру, который пытается привлечь внимание Эванс.
Снейп тоже за ними наблюдает.
– Следи лучше за своей мелкой грязнокровкой, а то она от тебя уже сбежать готова, – делает попытку Сириус и отправляет вслед Люпину очередной коварный сглаз, но Снейп пропускает шпильку в сторону Эванс мимо ушей и сосредоточивает внимание на Люпине: тот выглядит достаточно раздраженным и вроде как собирается уходить, но по-прежнему не говорит ни слова.
– Ты мог бы достать его сильнее, – заявляет Снейп, имея в виду тему их постоянных разговоров – Люпина. – Мог бы, но не достаешь. Например, сотворить с ним то же, что и с…
– Кажется, тебе не нравится, что я к нему слишком добр? – задумчиво перебивает его Сириус, потому что отлично знает, о чем и о ком думает Снейп, и на эту тему не стоит распространяться вслух.
Снейп, вздернув нос, глядит на Сириуса: этот взгляд сделал бы его непререкаемо чистокровным на вид, только вот он слишком сильно старается.
– Если бы он был слизеринцем, ты бы его уже уничтожил.
– Если бы он был слизеринцем, – замечает Сириус, – мне бы это не понадобилось. – Он приподнимается, на мгновение внимательно окинув окружающее взглядом. – И неважно, что я делаю и кому. Смирись.
Он поднимает палочку, целясь в Поттера. Снейп вздергивает бровь, потому что в этом нет ничего нового. Но затем мгновенно, с точностью, без которой он бы не выдержал ни своих амбиций, ни жизни с матерью, Сириус выплевывает заклинание:
– Левикорпус!
И глазом не успев моргнуть, Лили Эванс взмывает в воздух, и Сириус даже не следит за последующей паникой. Он поворачивается к своему лучшему другу, наблюдая, как тот мгновенно бледнеет, но Снейп не выходит из себя, даже не шевелится. Просто злится и сидит без движения, потому что в конечном счете они оба знают, кому Снейп более предан.
Тем вечером Эванс заявляет, что больше не заговорит со Снейпом, и Сириус только пожимает плечами.
– Если у тебя есть хоть капля самолюбия, найди лучше себе другую девчонку.
Северус вот-вот готов ударить его, но не делает этого. Просто хватает материалы по СОВ и сует ему в руки.
Может, потому, что они почти поссорились из-за Люпина, а может, просто удачно совпало время, но спустя треть пути до Сириуса внезапно доходит. «Нет!»
Он останавливается и начинает вышагивать из стороны в сторону. Нет, это просто нелепо. Дабмлдор бы никогда… Может, Сириус и не особо его любит, считает чересчур мягким и вместе с тем до непостижимого ненормальным, но он не дурак, пусть даже Орион Блэк его таким считает.
– Подай мне календарь, – говорит Сириус, не обращаясь ни к кому конкретно. Секундой позже календарь оказывается у него в руке, и Сириус начинает сверять даты тех дней, в которые Люпин по той или иной причине болел, исчезал или просто не появлялся в классе.
День экзамена по Заклинаниям. Декабрь, когда все были на Йольском балу, а Эванс надела такое же зеленое платье, как и Делла Макс (более удачливая младшая сестра Нэши), и Сириус едва не вызвал бунт, пытаясь убедить Деллу, что все в порядке, и платье у нее гораздо красивее – отчасти потому, что Сириуса застукали, когда он запустил руку ей под юбку.
Урок астрономии, когда они повторяли созвездия Ориона, Большого и Малого Псов.
Экзамен по истории магии в феврале.
Сириуса вот-вот по-настоящему стошнит – это словно последствия похмелья, худшего из худших. Что за хрень здесь творится? О чем, черт возьми, думает Дамблдор… этот старик вообще думает? Кто помещает оборотня… и мысль, сама мысль о том, что оборотень прикасался к нему, мысль о том, что чудовище просто гуляет повсюду, как будто так и надо, как будто оно – человек, гораздо хуже всех прочих, даже мысли о том, что в школе кишмя кишат магглорожденные…
Оборотень.
Проклятый оборотень.
Сириус не знает точно, и не хочет ни о чем знать. Одержимость Ремусом Люпином должна закончиться.
Но не заканчивается.
Для Сириуса именно с этого и начинаются настоящие проблемы.
><((((o>
Ремус встречался с Артуром Уизли только по конспиративным делам. К моменту, когда Ремус пошел в школу, Артур уже выпустился, так что эту встречу можно назвать странной – будто разговариваешь с незнакомцем, который знает о тебе самые личные мелочи. Хотя бы потому, что в Ордене тайны словно конфеты, все их копят, и только самыми вкусными никто не делится. У Марлин язык без костей, и она не боится расправы – по крайней мере, от других орденцев.
Артур довольно жизнерадостен.
– Слушай, не знаю, что там у тебя за дело, – начинает он, и Ремус готов его перебить, но Артур машет рукой. – Нет, нет, и знать не хочу, это, наверное, к лучшему, если у тебя дети, – добавляет он, – но у меня два сообщения. Одно – хорошее, второе – не очень. С какого начнем?
– У тебя есть что-то от Джеймса и Лили? – спрашивает Ремус, зная, что именно они, вероятнее всего, попытаются связаться с ним.
Артур тепло улыбается.
– Да, они передают приветы, просят не волноваться, говорят, ждут тебя вскоре. Джеймс, в частности, просил заверить тебя, что он уже все подготовил к твоему переезду. Боюсь, именно это и есть хорошая новость.
– Продолжай. Что говорит Дамблдор? – Ремус привычным жестом потирает лоб, как будто это может остановить подступающую головную боль. На самом деле, не может. Трудно изменить старые привычки.
Кажется, у Артура тоже болит голова, потому что он повторяет жест Ремуса.
– Говорит, что ты должен оставаться здесь как можно дольше. Подвал Блэка поможет добиться желаемого. Только не перебирайся с багажом, говорит он, – произносит Артур и печально улыбается. – Прости, знаю, ты не это хотел услышать.
– Нет-нет, – отвечает Ремус, хотя Артур прав. – Гонец, принесший плохие вести, только и всего. А, тебе пора домой, пока жена…
Заканчивать не нужно: Артур хлопает Ремуса по плечу, кивает и разворачивается в сторону сада.
– Если не трудно…
– Тибби? – говорит Ремус, и секундой спустя эльфиня переносит Артура Уизли прочь. Ремус ненавидит подобные беседы, когда ничего не произносится вслух. Еще одна долгая, дольше, чем хотелось бы, секунда – и Ремус шагает в гостиную, где Блэк мрачно пялится в окно. Ремус сдерживается, чтобы не завопить, но с трудом.
– Почему хранитель тайны этого дома – Артур Уизли?
– Не дома, – отвечает Блэк, – только подвала. А ты кого ждал? Может, моего братца?
– Почему?! – переспрашивает Ремус, понимая, что вопрос совершенно тупой, и над ним наверняка посмеются.
Блэк не смеется. Наоборот, он поворачивается к нему и внимательно смотрит, так что у Ремуса что-то сжимается внутри, словно внутренности стискивает чей-то кулак. Как будто ему снова пятнадцать, и они, замерзшие, стоят на холме под Дракучей ивой, и Ремус в первый раз чувствует, что его заметили.
Наконец Блэк говорит:
– Потому что я тебе обязан, не так ли?
Ремус не шевелится. Только обхватывает живот руками.
– Да, – тихо отвечает он. – Да, обязан.
><((((o>
Выясняется, что Сириус Блэк не только жестокий, подавляющий манипулятор, но он еще и удивительно терпелив. Ремус знал об этом и раньше, но не ожидал, что все так затянется – или, возможно это проявлялось его собственное нетерпение: прошло три недели, почти полный лунный цикл, прежде чем Блэк дал о себе знать.
– Люпин, – как-то раз, после урока Заклинаний и перед обедом, когда все выходят из класса, заявляет он. – На пару слов.
Джеймс поворачивается, тараща глаза – впрочем, как и Снейп. Питер, хмурясь, врезается в Ремуса, и именно Питер первым задает вопрос, нарушая табу:
– Чего тебе?
– Ясное дело, поговорить с Люпином. Это личное. Беги давай.
Никто не бежит. Лицо Снейпа, перед тем, как побагроветь, выцветает, становится болезненно бледным. Джеймс совсем не рад.
– Все, что можно рассказать Ремусу, можно рассказать и нам.
После этих слов сердце Ремуса начинает приплясывать в груди, и это на удивление болезненное ощущение, пусть и не связанное с его состоянием. Блэк раскрывает рот, но Ремус говорит первым:
– Все в порядке, встретимся внизу.
Ну конечно, Джеймс собирается спорить, но Ремус просто глубоко вздыхает.
– Честно, Джеймс, просто иди, я скоро вернусь.
Позже Джеймс будет спрашивать, но Ремус не отзовется.
Джеймс хватает Питера за шарф и утягивает прочь. Тот ноет:
– Мы же его тут не бро…
Но они все равно уходят. И остается только Снейп. Снейп, который не сводит с него глаз, ждет, а на его лице с каждой секундой все сильнее проступает раздражение.
– Уйди, Северус, – говорит Блэк, не глядя на него: только вскользь на Ремуса и на что-то справа вдалеке.
– Это не лучшая мы…
– Нет. Не лучшей мыслью будет заставить меня повторить. – Блэк бросает взгляд на Снейпа, и Ремус чувствует, как спадает жар его внимания. – Ты же знаешь, что я ненавижу это делать.
Слова совсем банальные, ни разу не угроза, и звучат, словно взяты из какой-то книжки, но температура в зале как будто снижается градусов на десять – словно за пределом видимости внезапно появляется дементор. Снейп – как собака на привязи, которая рада бы цапнуть кого-нибудь, но в конце концов, окинув напоследок Ремуса неприятным взглядом, взмахивает мантией и уходит. Все это длится от силы пару секунд, но и того достаточно: Снейп не хочет потерять место фаворита.
– Что ты хочешь? – утомленно спрашивает Ремус, потирая лоб.
– Прогуляться: только ты да я, – говорит Блэк, словно они друзья, и на картине, которую они из себя представляют, все совершенно правильно. – К ванной старост.
– Серьезно? Ты этого хочешь? Могу дать пароль, это сэкономит нам время.
Ремус надеется, что все этим и кончится: паролем для входа в то помещение, куда Блэк обычно попасть не может.
– И все же мы пойдем вместе, – отзывается Блэк. – Давай-ка, ты первый.
Они молча шагают мимо других учеников: те удивленно оборачиваются, видя такое нарушение табу. Ремус не может их винить, он сам себя вводит в замешательство. Но молчание нарушается только когда они поднимаются на этаж, где никого нет, и Ремус снова открывает рот.
– Блэк, зачем ты это делаешь?
– Потому что хочу. Знаешь, как скучно в Слизерине? – Блэк делает шаг ближе, и Ремус отклоняет голову назад. – Каждый день все то же самое. Это так… просто.
– Так что я просто тебя развлекаю?
Блэк смеется, и от этого звука по коже Ремуса едва не пробегают мурашки. Не потому, что смех неприятен – просто в нем скрывается пустота. Будто человек не настоящий, а только его подобие.
– Можно сказать, в какой-то мере.
– Я скучный, – протестует Ремус, и они перепрыгивают одну из коварных ступенек.
Блэк свысока глядит на него.
– Даже если так, не надо бы мне об этом говорить. Я могу развлечься, например, написав о тебе отцу.
– Не… – вскрикивает Ремус, но тут же берет сердцебиение под контроль. – Что с тобой? Какая тебе разница? Я никому не причинил вреда, я просто мальчик…
– Да, да, мальчик с особенностями, уверен, что так. Ведь весь магический мир просто во власти заблуждений, даже те, кто не слишком-то осмотрителен. И ни один из вас не делал ничего, что могло бы вызвать подобное отношение, верно?
Блэк шагает вперед, и Ремус понимает, что следует за ним.
– Это предубеждение…
– Да все равно, мы здесь не для того, чтобы обсуждать права оборотней, – говорит Блэк, и слово «оборотень» раздается как взрыв петарды, трескучим эхом отдаваясь от стен.
Да, как петарда, а Ремус не может понять, зачем он здесь, если честно.
– Зачем ты меня сюда привел? Чего же ты хочешь?!
Но Блэк, не торопясь, вальяжно разворачивается и идет обратно.
– Я хотел проверить, сделаешь ли ты это.
– Сделаю что? – требовательно спрашивает Ремус, готовый дать отпор, но Блэк не говорит ни слова. Просто уходит, как будто ничего и не произошло, и Ремус готов побежать следом, но вместо этого просто пялится на удаляющуюся фигуру. В этом нет смысла. Он ожидал совсем другого. Обычная прогулка, сожравшая время и заставившая опоздать к обеду, из-за которой он разнервничался, а друзья остались недовольны, выявившая что-то непонятное. Только и всего.
Ни складу, ни ладу. Ремус фыркает, бежит вниз по лестнице – и наступает на обманчивую ступеньку, роняя свитки и сумки. Почти-Безголовый Ник неодобрительно щелкает языком.
– Я ожидал от вас лучшего, мистер Люпин, – заявляет он, плывя вниз.
– Не вы один… может, хотя бы позовете кого-нибудь мне помочь? – кричит Ремус ему вслед.
><((((o>
В этом доме не так много мест, где можно спрятаться… хотя нет, неправда. Их хватает, и не все сделаны Альфардом: разумеется, подвал, антресоли над дверью, место под лестницей, но над антресолями, тайное укрытие под его собственной кроватью. Но мало таких, куда можно забраться, не передвигая мебель и не обращаясь за помощью к Тибби. Дом Альфарда не похож на мамин (и Сириус каждый день благодарит за это Мерлина), – тот гораздо просторнее и лучше подходит, чтобы растить детей (у Альфарда ни о каких детях и речи быть не может), а еще, возможно, потому, что Орион был наследником рода, так же, как Сириус сейчас.
Тем не менее, перспектива завладеть домом на площади Гриммо пробирает до костей. Сама мысль о Кричере порой вызывает дрожь.
Дни проходят, Люпин не разговаривает с ним, а он с Люпином, и, раз уж дом рассчитан на большее число людей, чем двое (на самом деле здесь бы удобно устроились и четверо), они почти что избегают друг друга, и чем больше времени они проводят вместе, тем лучше Сириус вспоминает, за что Люпин ему так нравился.
Он заваривает чай точно без десяти четыре – и остается еще десять минут, чтобы тот остыл перед чаепитием. Он до крайности щепетилен насчет книг, документов и своих вещей. Он не приемлет любую помощь, кроме той, которую, по его мнению, Дамблдор оказывает за содержание убежища, а Сириус не желает сообщать, что ему за эту услугу никто не платит. Сириус следит, как Люпин взмахивает палочкой – за легким росчерком в начале, похожим на подпись, – как клюет носом, когда усталость его одолевает, как дает отпор возрастающей привязанности Тибби, разражаясь самоуничижительным смехом.
Так что, говоря «не так много мест, где можно спрятаться», Сириус имеет в виду, что хотел бы не замечать этих подробностей. Было бы гораздо проще, если бы в доме жили двое – только он и Тибби: действовали бы друг другу на нервы, а Сириус бы писал, и писал, и писал, пока статей не накопилось бы столько, что пришлось бы отправить их в редакцию.
Ремус спит на тахте, а дождь за окном превращается в снег, снаружи так и сыплет, и улица покрывается льдом. Северный Лондон – во всяком случае, Ислингтон, если уж говорить начистоту – не так уж и плох. Приятная улочка. Приятное место. По крайней мере, в этом у Альфарда был неплохой вкус. В снегопад здесь все выглядит очаровательно.
Сириус пытается писать, но Ремус спит на тахте, идет снег, а Тибби готовит что-то горячее и вкусное, и все это выглядит так отвратительно по-семейному, словно война давно забыта, словно Ремус не будет рад скорее подавиться слюной и мучительно захлебнуться, чем сочтет их с Сириусом одной семьей.
Но Сириус все равно встает, берет с соседней тахты одеяло и укрывает им Ремуса, который так и не просыпается. Сириус собирается отойти, но Ремус бормочет:
– Я не ребенок, я сам могу взять одеяло.
Домашний уют – вещь преходящая.
– Ты моментально уснул.
– И как же это убавило мне лет, скажи на милость? – огрызается он. Это нечестно, человек не должен так огрызаться, только проснувшись.
В голове, сразу за глазами, зарождается неприятное давящее чувство. Или раздражение, или хандра – ни то, ни другое до добра не доведет. Они слишком долго сидят взаперти. Он слишком долго сидит взаперти, а Люпин наверняка не оставался на одном месте так долго со школьных времен.
– Я просто пытаюсь быть вежливым, – пытается спорить Сириус, но чувство не ослабевает.
Кажется, воображаемая, мнимая доброта утихомиривает Люпина, потому что он прижимает одеяло к себе.
– Снег идет, – говорит он, закрыв глаза, – должно быть, укрыл одеялом всю Шотландию.
Сириус усаживается рядом, а Люпин слегка сдвигается, так что они оказываются совсем рядом.
– От Дамблдора ни слова, – говорит Сириус.
– Боюсь, придется пробыть здесь еще немного, – отвечает Люпин. – То, что у меня с собой, так легко не передашь.
По спине Сириуса пробегают мурашки. Он этого не знал – думал, что речь об информации, а не о чем-то конкретном, не предмете, который может создать проблемы. Или что можно отследить.
– Не рассказывай мне, – быстро отвечает он, хотя когда-то потребовал бы все разузнать. Хотя когда-то ему бы хотелось все контролировать.
Люпин смотрит на него, словно Сириус сказал что-то очень странное.
– Знаешь, я и не собирался. Не думал тебе ни о чем рассказывать.
Тогда он придвигается и целует Сириуса в губы, тут же отстраняясь. На его лице – ужасное смущение, словно он показал карту, которую хотел бы скрыть.
Сириус не может сделать выдох. Как будто впервые за пять лет он сумел вдохнуть полной грудью, и если выдохнет, кислород исчезнет отовсюду – из комнаты, из дома, со всей планеты.
><((((o>
Сириус никогда не просит ни о чем значительном. Поначалу – нет. Действительно, эта игра только ради попытки доказать себе, что он не боится оборотней и ему совершенно наплевать на чистоту крови. Что он одновременно может быть Блэком – и выше всех, – и его не осквернит компания кого-то похуже грязнокровки.
Он встречает Люпина возле Хогсмида. Ранняя весна, март, но все еще снежно, и все вокруг выглядят препаршиво. Регулус даже не захотел идти в деревню – заявил, что по горло сыт гололедом и снежной кашей под ногами. Снейп пошел, но по большей части мрачно шатался туда-сюда по улице возле паба или угрюмо прятался в «Сладком королевстве»: все старались запастись конфетами, и Сириус оставил Снейпа там час назад.
Люпин приходит вовремя, но выглядит мерзло и жалко – обмотанный шарфом, закутанный в мятый, как будто он в нем спал, плащ. На нем даже надеты пушистые наушники.
– Выглядишь по-дурацки.
– И тебе привет, Блэк, – отвечает Люпин. Их отношения дошли до той фазы, когда они могут просто говорить – иногда. – Что ты хочешь сегодня? Слишком холодно торчать весь день на улице, так что я надеюсь, что намечается что-то в помещении.
После этого Сириус решает, что в помещение они не пойдут, пусть и сам немного замерз.
– Погулять.
Люпин не особенно рад это слышать, если счесть фырканье за намек.
– Серьезно, чего тебе от меня нужно? Ты никогда ничего не делаешь, не просишь, тебе что, так сильно нужен друг?
– Прошу, не нужно снижать высочайшие стандарты Гриффиндора, продолжая намекать, что у меня не хватает друзей, – отвечает ему Сириус, обходя ледяные лужи. – Хватит уже анализировать.
Но Люпин продолжает.
– Я пытаюсь выяснить, чего ты ждешь от этого, чем бы оно ни было, почему я так тебя интересую. Я скучный. Даже моя… – он понижает голос, хотя рядом никого, – особенность большую часть времени скучна. Я хорошо учусь. И не с твоего факультета. У нас ничего общего.
– Ты так говоришь, как будто от этого мое мнение изменится, – отвечает Сириус, глядя на него. Замок вдалеке становится все больше, хотя прогулка длится дольше, чем обычно, потому что Сириус обходит лужи, а Люпин их перепрыгивает, стараясь не поскользнуться. – Ты не скучный. – Повисает молчание. – И оценки не имеют отношения к этому, я отличник…
– У тебя есть друзья. Которым, как мне кажется, ты и правда нравишься, – перебивает Люпин, потому что дело не в том, кто из них лучший в учебе.
– А тебе, значит, я не нравлюсь? – Сириус не в обиде, даже не особенно удивлен, но его слегка впечатляет, что кто-то наконец признает это, хотя, как ему кажется, полшколы и даже половина его собственного факультета терпеть его не могут.
Но Люпин продолжает, запинаясь:
– У тебя есть брат. Есть вообще все. Ты богатый, популярный, тебя любят учителя, девчонки с восторгом вешаются тебе на шею, но почему-то ты из-за этого чувствуешь себя… как, Блэк? Как будто ты все контролируешь?
– Я и так все контролирую, – огрызается Блэк и соскальзывает в ледяную лужу.
Люпин хватает его за руку.
– Несомненно, – говорит он, а Сириус отдергивает руку. – Просто скажи, чего ты хочешь, и я продолжу жить как жил.
Сириус поднимает голову: замок кажется даже дальше, хотя они снова на месте.
– Хочу, чтобы ты прекратил, – отвечает он в неожиданном раздражении от того, что не может управлять беседой. Но Сириус хотел бы не этого, и, когда он снова поскальзывается, Люпин снова его ловит.
– О чем вообще речь, Блэк? Тебе одиноко?
– Мне не одиноко! – отвечает Сириус, может, чуточку громче, но тут же закрывает рот. Мать орет точно так же. Мать орет все время, постоянно вот так срывается. У них всех тяжелый нрав, у всех Блэков, и, может быть, Сириус станет среди них самым известным негодяем, кроме того, что он не орет, никогда, и именно потому так опасен.
Люпин разевает рот, по-настоящему, широко, как какая-нибудь рыба.
– Тебе одиноко!
Это совсем несвоевременно, потому что неожиданно в затылок Сириусу попадает мокрый снежок. С него капает холодным на мантию, и кое-что попадает за шиворот. Теперь он промок насквозь. Обернувшись, он видит троих первачков – малышню! – которые пару секунд смеются, пока до одного из них не доходит, в кого именно они запустили комком мерзлого снега, а потом становятся бледнее сугробов вокруг. Два гриффиндорца и хаффлпафец, вытаращив глаза и спотыкаясь, несутся прочь. Сириус чувствует, как руки сжимаются в кулаки. Первачки падают в снег.
Палочка в ладони, но Люпин хватает его за руки.
– Не надо, – умоляюще произносит он. – Не надо, успокойся.
– Не прикасайся ко мне! – рычит Сириус. Рычит тихо, словно огромный пес, который легко может разорвать кому-то горло. И это единственное предупреждение.
Люпин разжимает хватку. Первачки пытаются разобраться, что с ними не так, но как только пытаются бежать – взлетают, взмывают в воздух, поскальзываясь на полурастаявшем льду.
– Не надо. Они просто играют, а ты злишься не на них, а на меня.
Сириус слышит сказанное и понимает, что это правда. Наконец-то просыпается ошеломляюще холодная логика, которую он тщательно культивировал каждый раз, когда гнев захлестывал его с головой, когда он не различал никаких цветов, кроме красного.
– Тогда сделай что-нибудь.
– Что?
– Сделай что-нибудь немедленно, Люпин, или сделаю я, – тихим, пробирающим до костей голосом говорит Сириус. – Повторять не стану.
Люпин замирает, пылая румянцем, потом прячет палочку и шагает вперед, чудесным образом не скользя на льду. Ни сглазов, ни заклятий. Он помогает малышне встать и что-то им говорит, что-то, чего Сириус не слышит, и они с напуганным видом сбегают – на этот раз умудряясь не скользить и не падать.
Повернувшись, Люпин шагает к Сириусу, который сумел преодолеть гнев, по крайней мере, слегка, хотя по большей части с ним справилось именно любопытство.
– Ну и?
– Снял с них по десять баллов, – говорит он, и взгляд Сириуса перебегает на значок старосты у Люпина на груди. У него никогда не было еще ручного старосты – слизеринские не в счет, потому что он не владел ими, а просто позволял существовать в обмен на всякие услуги. Но Люпин еще не закончил. – Я не стану накладывать на кого-то сглаз только потому, что ты злишься. Не стану травить кого-то ради тебя, понял?
Эти слова заставляют Сириуса посмотреть на него, посмотреть по-настоящему. Никто еще не говорил Сириусу подобного, ни разу. Слизеринцы, которые не соглашались слепо ему верить, были либо слишком напуганы, либо слишком заняты, пытаясь его перехитрить. Никто еще не говорил ему такого в лицо. Не принято.
Интересно. После этого злость проходит.
– Что, если так?
– В смысле – так? – спрашивает Люпин, сжимая губы в тонкую, тонкую линию.
Сириус вдруг отворачивается и снова смотрит на замок: отсюда тот кажется совсем маленьким, хотя они ушли не так уж далеко. Может, волшебство, которое он чувствовал в свои одиннадцать, просто улетучилось, когда он узнал, что внутри.
– Одиноко.
Лицо Люпина смягчается, расслабляется, и он вздыхает.
– Мог бы попробовать не доставать других людей, – предлагает он, как будто это просто.
Сириус отказывается верить, что тот настолько глуп. Он же видел, какие у Люпина оценки.
– Ну я же так делаю не ради веселья, правда? – Ну, по большему счету. – Сделай одолжение, если придумаешь, как управлять слизеринцами и при этом не использовать мой дурной характер, сразу расскажи мне.
– Очень утомительно, судя по всему, – парирует Люпин, пряча палочку. Сириус понимает, что повторяет этот жест, а после этих слов опускает плечи. Все это тяжело, и он запускает пальцы в волосы, стряхивая остатки снежка. И молчит, но Люпин, похоже, расценивает молчание как знак согласия. – Зачем тебе это?
– Ты же не можешь быть настолько тупым, – отвечает Сириус.
Люпин закатывает глаза.
– Нет, как ни странно – да оно того и не стоит.
Сириус никогда не задавался этим вопросом. Даже не задумывался. Не он, так Регулус. Хотя нет, Регулусу такое не под силу. Значит, кто-нибудь другой, сильнее и лучше Регулуса – тот всегда был ведомым, а не ведущим.
– И кого бы ты предложил?
Люпин молчит. Сириус кивает. Других нет. Ну, на самом деле, есть, но выбор будет не лучшим. Они шагают к замку и, добравшись до него, Люпин глядит на Сириуса со сложным выражением.
– Я не хочу об этом жалеть, – наконец произносит он, – так что не заставляй меня. – Спустя минуту он кивает, как будто уверяется в чем-то. – Мы станем друзьями. Не потому, что ты обо мне знаешь всякое, – быстро добавляет он, – а потому, что тебе, кажется, нужен тот, кто не станет по утрам целовать полу твоей мантии.
Поначалу Сириус возмущен – да что этот оборотень себе позволяет? Думает, что ему такое нужно? – но потом Люпин уходит, направляясь к лестнице, ведущей в Гриффиндорскую башню, а Сириус стоит в фойе, гадая, что же произошло, и почему сейчас ему гораздо теплее, чем было пару минут назад.
Комментарий к Глава 1. И тогда они представляют себе, куда все повернется
Фик переведен полностью, в нем три главы.
========== Глава 2. Интермедия ==========
Если бы Сириуса спросили, он бы не смог объяснить, в чем именно дело.
Может быть, то, как Люпин давал ему отпор, пусть Сириус ни за что бы в этом не признался. Они на Астрономической башне, поздним вечером, вдвоем, и Сириус, разглядывая Большого пса, думает: это, наверное, бесполезное упражнение по самоконтролю, ведь Люпин ни за что не может просто тихо сидеть, думать и ждать. Он корпит над своим домашним заданием и мимоходом аккуратно выпускает чистящее заклятье, убирающее кляксу, поставленную Сириусом. Избегает смотреть на Луну – та в первой четверти.
– Скучновато дружить с тобой, Люпин, – говорит Сириус, не сводя глаз с рук Люпина и думая, как они изменяются, как полосуют его кожу, его лицо. О том, что это – не просто руки, о том, что иногда они не могут держать перо, как сейчас, – и для приятного времяпрепровождения это слишком уж философская мысль. Сириус отводит взгляд, смотрит на собственные пальцы.
Хотя Люпина это, кажется, вовсе не беспокоит.
– Ну а с тобой, в основном, ядовито, так что мы квиты, верно? Что тебе здесь так нравится?
Сириус не хочет лгать Люпину. Он не может вспомнить, когда ему начала нравиться его улыбка – то, как легко поднимаются уголки губ, когда он чем-то тронут или доволен. И Сириус не уверен, в какой момент стало важным, сказать ли Люпину правду или солгать.
Так что он делает выбор в пользу правды, пусть это и жалкое самолюбие.
– Так уж вышло. Именно так. – Он берет Люпина за руку и указывает на себя.
Люпин таращится на Сириуса, словно тот из ума выжил, и ему приходится подавлять гнев.
– Ты самый большой эгоцентрик из тех, кого я знаю, – заявляет Люпин.
Сириус смеется, и звучит его смех довольно угрюмо.
– Ну, нельзя же всем быть идеальными альтруистами. Напомни мне, несмотря на твою особенность, ты ведь здесь, из-за остальных учащихся?
К чести Люпина, он не вздрагивает, а поворачивается и смотрит на Сириуса.
– Скажи, ты так заведомо жесток со всеми, или это только мне повезло?
– Не думай, что я не знаю о своем характере, – отзывается Сириус. – Не думай, что можешь меня исправить!
Люпин достает палочку, и Сириус в ответ выхватывает свою, но, прежде чем что-нибудь происходит, Люпин просто заканчивает чистящее заклятье.
– Не будь идиотом, – говорит он. – Не думай, что все подряд хотят тебе навредить.
Некоторое время Сириус молчит, глядя Люпину в лицо – там ни намека на довольную улыбку. Отчаянно хочется вернуть ее, но впервые в жизни Сириус не знает, как получить желаемое, или почему он этого жаждет.
Чуть позже Люпин уходит, и Регулус находит Сириуса в башне: на этот раз он действительно занят, чертит на пергаменте звездные карты.
– Отец прислал письмо, – начинает Регулус, и после этих слов Сириус поднимает голову.
– Отец никогда тебе не пишет, – говорит он и протягивает руку. Регулус садится рядом. – Мы так не договаривались. Тебе должна писать мать, а не они оба.
– Вряд ли это можно назвать письмом, я привлек его внимание от силы минут на десять, – отзывается Регулус, вручая письмо. – Уверен, к завтрашнему дню он обо мне забудет.
