Текст книги "Разведрота Иванова, вся епталогия в одном томе"

Автор книги: Merlin

сообщить о нарушении

Текущая страница: 4 (всего у книги 7 страниц)

4. Спасти рядового Хабиббулина

Вечерело – то есть светлое время суток подходило к концу. Впереди, там, куда ушли наступающие советские войска, раздавались редкие выстрелы, перемежающиеся иногда еще более редкими разрывами гранат. Но для роты разведчиков этот шум – после того, что довелось им пережить всего несколько часов назад – казался тишиной.

А в этой тишине, в такт медленно опускающемуся к горизонту солнцу, шагали трое разведчиков в расположение, погруженные в невеселые думы.

Вот ведь всегда так: закончишь какою-нибудь тяжелую, но важную работу – и не успеешь порадоваться собственным достижениям, как какой-нибудь кретин-начальник все настроение испортит.

К счастью, дорога длиной в семь метров не предполагает долгих размышлений, а разносящийся в воздухе аромат чего-то съестного легко поднимает настроение.

– Товарищи командиры и бойцы, просьба в расположение не заходить, у нас там не прибрано – неожиданный, как всегда, голос Моисея Лазаревича окончательно стряхнул уныние с разведчиков. – Пока идет уборочка, покушайте на пленере – и Вайсберг указал на стоящий за зерносушилкой круглый, покрытый белоснежной скатертью, стол на резных дубовых ножках. – Руки мыть перед принятием пищи не забываем – указующий взмах в сторону висящего на столбе жестяного умывальника, – и прошу рассаживаться.

Подняв тяжелую полусферическую крышку с серебряного блюда, Иванов узрел на нем здоровенную жареную курицу, а в серебряной кастрюльке, стоящей рядом с блюдом, обнаружилось ароматное картофельное пюре.

– Лазаревич, ты уже у немцев и курочку снабдил? – порадовался Вяземский.

– Курочка была наша, советская, но фашистские гады ее возжелали уничтожить. Я же считаю, что наша курочка должна принадлежать нашим же бойцам в вашем лице, а за понесенный курочкой моральный ущерб предлагаю на выбор чай, какао, ананасовый компот и газированное ситро «Швеппс». Хотел предложить еще и «Шнаппс», но пока не имею соответствующих указаний от руководства роты…

– Руководство роты не возражает, – сказал Иванов, – Но шнапс все же гадость.

– Полностью разделяя ваше мнение я уже произвел обмен гадости на радость в пропорции три к двум – тут же отреагировал Моисей Лазаревич и жестом фокусника выудил прямо из воздуха бутылку «Московской». – Как раз каждому наркомовские сто грамм и будут, хотя и не всем заслуженно: я-то не очень воевал. Но мне и пятидесяти хватит. Чисто для сугрева – я больше не могу, язва, знаете ли…

– Так может вам вообще молочка найти? – заботливо поинтересовался Вяземский, – я где-то в деревне коров видал.

– Молодой человек, у меня язва не в животе, а в супружеской постели. Стоит только Моисею Лазаревичу ну чисто случайно выпить хоть глотком больше – и та, что в желудке, покажется вам таки избавлением.

– Но супруги-то вашей тут нет.

– Лет пять назад в забайкальских колхозах довелось мне договариваться за баклуши кедровые. От сёл тех до Читы двое-трое суток на лошадях. Так когда я таки вернулся обратно в Смоленск, Сара Яковлевна – дай ей Бог здоровья – мне отметила каждую выпитую сверх нормы рюмку. Так что я – воздержусь… Товарищи красные бойцы и красные командиры, я уже пьян или фашисты, наплевав на вежливость, снова идут к нам в гости?

Расхватав оружие, разведчики бросились к насиженным (точнее, налёженным) прикрытиям. Но фашисты шли не в гости. Видимо, деморализованный дневным побоищем, немецкий батальон, оставленный прикрывать фронт, решил не испытывать судьбу далее и сдался наступающим частям РККА. А теперь они медленно шли в советский тыл сопровождаемые несколькими солдатами-конвоирами. Разведчики молча разглядывали бредущих против солнца фашистов, майор даже руку приложил к глазам козырьком. И вдруг он радостно рванул колонне навстречу.

– Молодой человек, – обратился он к здоровенному солдату, идущему во главе колонны пленных, – а не будете ли вы младшим сыночком портного Якова Фрайрмана из Бобруйска? На скрипочке у Иосифа Рабиновича не вы учились играть?

– Вы, товарищ майор, видимо ошиблись – ответил, разглядев петлицы Вайсберга пожилой казах. – Жанбырбай Муззафарович Зауров моя фамилия.

– А как похож, как похож – просто одно лицо! Но я таки что-то имею вам сказать…

Что именно сказал Лазаревич Жанбырбаю Муззафаровичу, осталось покрытым мраком тайны. Но вот колонна пленных неожиданно для всех слегка развернулась и направилась прямо в сторону разрушенной прямым попаданием авиабомбы зерносушилке. И, не останавливаясь ни на секунду, прошла прямо по ней, после чего вернулась обратно на дорогу и исчезла в глубине деревенской улицы.

– Это что? – поинтересовался Иванов, глядя на бывшую разрушенную прямым попаданием авиабомбы зерносушилку. Теперь развалины обрели бревенчатые стены высотой метра в полтора, обвалованные землей прикрытой дерном так, что снаружи были видны лишь два бревна с узкими амбразурами в нижнем. Внутри обновленной зерносушилки размером десять на двадцать метров земляной под был выровнен и посыпан желтым речным песочком, на котором стояли четыре брезентовых палатки.

– Я попросил немцев починить то, что они сломали. А немцы, когда они больше не фашисты – народ умелый и трудолюбивый. Ну что, теперь можно и в расположение идти?

– Моисей Лазаревич, какие вам очки требуются? Может я в медсанбате попрошу? – поинтересовался Вяземский.

– Зачем мне очки? Я и так прекрасно вижу.

– А если прекрасно видите, то почему спутали пожилого казаха с молодым еврейским мальчиком? – парировал Вяземский.

– Кто спутал? Я спутал? Видите ли, молодой человек, это просто-таки неудобно попросить совершенно незнакомого человека об небольшой услуге. А так – я вроде как и ошибся, но мы познакомились, о семье поговорили. А как можно отказать в мелком пустяке хорошему знакомому и вообще почти родному дяде?

На большой палатке над входом грубо, по трафарету была нанесена надпись «Зольдатен унд унтерофицирен», внутри нее стояли топчаны с матрасами, застеленными чистыми простынями.

– Это – товарищу Сидорову. Ну и Петрову, когда он поправится. Вы уж извините, трудно найти немцев, умеющих писать по-русски.

На одной из маленьких палаток, над входом, сквозь который были видны две пружинные кровати с перинами и льняным постельным бельем, белела тщательно выведенная готическим шрифтом надпись «Официрен унд генерален».

– Это – вам, товарищ Иванов и господин Вяземский… – при этих словах граф довольно хмыкнул.

– Ну а я уж тут, по стариковски, как-нибудь один переночую… – в отличие от предыдущих в этой палатке швы были обшиты темно-зеленым галуном, а над входом сияла надпись, вышитая золотистым мулине: «Моисей Лазаревич Вайсберг, прием по личным вопросам с 16 до 17:30 по четвергам».

На последней, самой простой палатке, приютившейся в дальнем углу, рядом с входом белела криво намазанная кистью надпись по-русски: «гансы». Гансы, почти невидные в сумерках, тихонько сидели рядом с палаткой, что-то жуя и чем-то тихонько булькая.

– Моисей, – строго спросил Вяземский, – эти что, у нас остаются?

– А что? Грузчики нам всяко пригодятся, а эти – и пьют в меру, и жрут немного.

– Но ведь это фашисты!

– Уважаемый Викентий Апполинариевич, грузчик не может быть фашистом. Он, впрочем, не может быть и коммунистом, но это неважно. Грузчик может быть только грузчиком. Хорошим или плохим, так вот это – хорошие. Или вы хотите сами заниматься погрузочно-разгрузочными работами? Но, прошу поверить моему опыту, из вас получится очень плохой грузчик.

Вяземский окинул взглядом аккуратно сложенные по углам штабеля ящиков с патронами и снарядами, пирамиды каких-то бочек и аккуратные стопки коробок, после чего, почесав в затылке, привычно сплюнул и уселся на табуретку, стоящую у входа в палатку.

Солнце совсем уже зашло за горизонт и стремительно стала надвигаться темнота. Один из гансов поднялся, зашел за палатку. Там что-то металлически чихнуло и заворчало, а в палатках и перед входом в расположение загорелись электрические лампочки, укрытые аккуратными жестяными абажурчиками.

Иванов, увидев свет, обрадовался. Он передвинулся поближе к лампочке и продолжил писать запрошенный генералом рапорт. Но, поскольку этот рапорт был для него первым в жизни отчетом о проведенном бое, давался он с трудом: на фразе «длинными очередями на расплав ствола» он застыл и никак не мог придумать, что писать дальше.

– Юноша, – раздался над его ухом голос майора, – из вас бюрократ получается хуже, чем из старого Моисея Лазаревича – невинная девушка. Кое-какие задатки, впрочем, у вас есть – добавил он, прочитав написанное, – но советую поручить бюрократию старому еврею. А утром вы просто подпишите готовый рапорт на свежую голову, так что идите лучше спать. День сегодня был непростой, да и завтра неизвестно что будет.

Голос Вайсберга был столь ласков и успокаивающ, что не послушаться оказалось просто невозможно. Майор придвинул к себе оставленные Ивановым бумажку и карандаш, задумался…

– «… на расплав ствола…» Поэт, ей-богу, поэт!

Утреннее солнце медленно встало, согласно расписанию, в половине шестого утра. Ленивый рассвет неторопливо осветил палатки, в которых так сладко спалось уставшим за вчерашний бой бойцам. Что может быть приятнее, чем поспать в эти сладкие часы тихого рассвета, когда высокое начальство еще и не думает об изуверских наказаниях, которым будут подвергнуты слегка опоздавшие по совершенно объективным причинам сотрудники! Но всегда ведь найдется какая-то гадина, искренне убежденная в своем праве грубо прервать сладкие утренние сны.

Или не гадина. Иванов, хотя и по привычке вздрогнул от неожиданного голоса Моисея Лазаревича, все же по нужде сходил в кусты за расположением. А затем принялся читать «свой» рапорт о прошедшем бое.

…«в результате чего четыре мотоциклетных экипажа были полностью уничтожены»…

– Шесть, почему четыре?

– Юноша, скромнее нужно быть, скромнее. Ну кто поверит, что вы вчетвером захватили шесть мотоциклов? Над вами смеяться будут, и правильно сделают! Трофейщики и так рады, получив четыре почти что целых мотоцикла, так что не стоит нагнетать!

…«меткими очередями на расплав ствола были уничтожены тридцать шесть танков противника и пятьдесят два грузовика, в связи с чем прошу срочно выдать роте два новых ствола к авиапушке и четыре к пулемету взамен расплавленных»…

– Лазаревич, у тебя точно с арифметикой плохо: танков было тридцать, а шесть – бронетранспортеры, грузовиков же – пятьдесят четыре, я сам считал!

– Мне кажется, товарищ лейтенант, что в данном случае вы стали жертвой оптической иллюзии. Неудобный, знаете, ракурс, опять же искажения от горящей техники. Какие-то танки от вас оказались загорожены – мало ли что могло стать причиной вашей ошибки?

– Но если трофейщики посчитают иначе, то как я буду в глаза комдиву смотреть?

– Вы читайте, читайте…

…«По результатам боя в Государственный Фонд обороны сдано: брони танковой четыреста двадцать тонн, железа горелого автомобильного – двести двадцать тонн, цветных металлов в виде латунных гильз – двести сорок семь килограммов»…

Иванов осторожно выглянул из-за стенки зерносушилки на дорогу. На дороге ничто, кроме обгорелых пятен растительности по обочинам, не напоминало о прошедшем вчера бое.

– ?

– Я же говорил, что грузчики из гансов – хорошие. Подписывайте, вам через десять минут надо быть уже в штабе!

В штабе капитан– особист выглядел не только уже давно проснувшимся, но и изрядно вздрюченным вышестоящим начальством.

– Лейтенант, у нас в полосе армии случилось ЧП: пропал рядовой Хабиббулин. И есть мнение, что его фашисты захватили в плен. Вам надлежит выяснить, кто конкретно взял в плен Хабиббулина, найти его и, если он не успел рассказать немцам военной тайны, постараться его уничтожить как носителя военной тайны. А если рассказал – уничтожить его как предателя. Пропажа Хабибуллина обнаружена здесь – капитан ткнул пальцем в расстеленную на столе школьную карту Белоруссии, причем в тыкаемом месте уже образовалась дырка.

– А если он не в плену? Может, просто заблудился? Или, наоборот, геройски погиб?

– Тогда… – капитан явно растерялся от подобного предположения – Ну, тогда привести его обратно в часть. Причем операцию приказано закончить до двенадцати-ноль-ноль, потому что в полдень уже командарм будет докладывать обстановку Верховному, и он очень не хотел бы, чтобы доклад Верховного расстроил. Приказ понятен?

– Ну что, подкрепимся на дорожку? – предложил товарищам Иванов после возвращения в расположение. – Опять же, у Лазаревича вроде как и бутылочка где-то осталась, а на голодный желудок оно вроде как и не солидно…

– Так это, не многовато ли будет поллитру на троих перед заданием? – засомневался Вяземский, откупоривая бутылку.

– А если на четверых? – раздался до слез знакомый голос Петрова – мне что, решили не наливать?

– Уже поправился? – радостно-удивленно повернулись на голос товарища разведчики – Тебе же ноги снарядами оторвало!

– Не оторвало, а придавило: я ящик со снарядами на ногу уронил. А он, между прочим, десять пудов весит! – Все посмотрели на Сидорова, и Сидоров густо покраснел – Получил четыре перелома лучевых костей, а мог бы и шесть. Так что эскулапы мне быстренько сломанные кости залечили. Хотели, правда, по крайней мере до вечера в госпитале подержать, но запах от расположения специфический аж до госпиталя достает. А мне раненых объедать в таком разе неудобно, так что принимайте и кормите.

– Я так мыслю, – продолжил Петров, шустро орудуя ложкой в котелке – в плен этот Хабиббулин попал не иначе как к фашистам. Просто больше не к кому. А у фашистов в тылу на рассвете верстах в десяти отсюда была суматошная перестрелка, мне раненые, утром поступившие в медсанбат, сказали. Так что искать его нужно где-то в районе Узловой. И, думаю, нам надо обязательно взять с собой Вайсберга – на Узловую много чего немцы навезли, а у нас в роте столько всего еще не хватает! Вдобавок, вдруг нам с боями вырываться придется – и как в этом случае мы без снабжения обойдемся?

– Обойдемся – Иванов был непреклонен. – Нам к полудню уже вернуться надо будет, в тут туда-обратно бежать верст двадцать пять придется, Моисей Лазаревич столько дня за два пробежит.

– Моисей Лазаревич вообще бегать не собирается – сообщил явно довольный услышанным майор. – Моисей Лазаревич вообще не понимает, зачем куда-то надо плохо бежать, если можно просто хорошо ехать. И если трофейная команда не захотела таки забрать два случайно завалившихся за куст мотоцикла, то это ведь не повод нам не воспользоваться подвернувшимся транспортом?

Через полчаса два мотоцикла с колясками выкатились на большую поляну. По поляне угрюмо ходили два пожилых фашиста с носилками, а дополняли пейзаж живописно разбросанные там и сям немецко-фашистские трупы, коих вышеупомянутая пара и переносила с травы на телегу.

– Здорово, мужики! Вы тут рядового Хабиббулина не видели? – поинтересовался у похоронной команды Петров, естественно, на чистом немецком языке.

– Не знаем такого, – угрюмо ответили фашисты, сбрасывая очередную тушку с носилок на телегу.

– А если подумать?

– Это не тот косоглазый русский солдат, который стрелял по нашим из трех винтовок сразу?

Петров перевел сообщение немцев товарищам.

– Как это – из трех винтовок сразу? – удивился Сидоров.

Петров опять повернулся к немцам, затем перевел Сидорову ответ:

– Ну, в одной руке – одна винтовка, в другой – другая…

– А третья?

Петров снова задал вопрос немцам и с большим интересом выслушал ответ.

– Врут они, – сообщил он товарищам, – но фантазия у захватчиков богатая, им бы фильмы снимать…

На вопрос, куда же девался этот «сумасшедший русский» немцы ответили, что куда-то убежал, но они не в курсе куда точно. Впрочем, куда делся Хабиббулин, можно было и не спрашивать – направление указывали валяющиеся там и сям тушки. Словом, видно было, где он шел…

– Ну ладно мужики, бывайте! – попрощался с немцами Петров и мотоциклы свернули в сторону, указанную неопрятными кучками в фельдграу. – Отыщем по следам! – фальшиво пропел он, и поляна скрылась за деревьями.

Проехав еще с километр по лесной тропинке, мотоциклы неожиданно выехали на небольшую полянку, на которой с десяток немцев деловито устанавливали миномет. Удивились неожиданной встрече и фашисты, и разведчики – но удивление германских бойцов прервалось двумя короткими пулеметными очередями. Очереди раздались из коляски, в которой сидел Моисей Лазаревич, и бойцы повернулись к нему с удивлением в глазах.

– Извините, товарищи, это я, вероятно, с перепугу стрельнул. Никак не ожидал, что фашисты, да прям на дороге, да еще вооруженные… вот на кнопочку-то и нажал. Но вы не беспокойтесь, я патрончики к пулеметику сейчас же и достану, это совсем не дефицитная позиция – и с этими словами он стал ловко выгребать из фашистских ранцев винтовочные патроны. – А это тут у нас что, минометик? Минометик тоже упакуем – и он начал ловко свертывать миномет в походное положение. Правильная упаковка – залог отсутствия наличия потерь, усушки и утруски! – он назидательно поднял к небу палец.

Впрочем, назидания его выслушивать было уже некому: остальные разведчики спешились и быстренько стали перемещаться в противоположному краю полянки, где за деревьями раздавались редкие выстрелы из советской винтовки и частые очереди из вражеских автоматов.

В промежутках между стрельбой слышались крики «Рус, сдавайся» и «Русская не сдаваецо!». Однако пара очередей из автоматов уже отечественных вскоре прекратила этот неприятный шум.

– Хабиббулин! – по лесу пронесся крик Иванова – это ты тут стреляешь?

– А, таварища лейтенанта! Это да, моя стреляла. Твоя, таварища лейтенанта, быстро убегай, моя немецко-фашистский оккупант стреляй – тебя прикрывай. Твоя быстро убегай, мне немецко-фашистский оккупант говорит что скоро-скоро пушка привезет и совсем убивай моя будет.

– Хабиббулин, твоя с моя… тьфу! ты с нами давай езжай, мы за тобой приехали.

– Моя не моги езжай, тут раненый Васька раненый сержант обратно взад к нашим тащит. Медленно тащит, моя прикрывай их надо.

Разведчики пробежались по лесу и в паре десятков шагов обнаружили раненого Ваську, который тащил в глушь леса уже потерявшего сознание сержанта.

– Куда путь держим? – поинтересовался Вяземский, – может нам по пути – так подбросим.

Раненых бойцов аккуратно переложили с земли в коляски мотоциклом, нераненые кое-как расселись и группа уже совсем было собралась ехать обратно в расположение, но сзади на полянке раздался подозрительный шум, напоминающий шум подъезжающего Ганомага. Сидоров соскочил с коляски и аккуратно выглянул из-за дерева.

– Фашисты – доложил он обстановку, – на Ганомаге и с пушкой.

– Пушка в каком состоянии? – уточнил майор.

– В походном – ответил Сидоров.

– Это хорошо, – прокомментировал Моисей Лазаревич, – а то опять пришлось бы упаковывать. Вас, товарищ боцман, не затруднит освободить транспортное средство от ненужных нам пассажиров?

– Патронов маловато осталось – поделился Сидоров, выпуская по Ганомагу короткую двухсотпятидесятиснарядную очередь. – Но вы правы, товарищ майор, ехать по четыре человека на одном мотоцикле – это недопустимое нарушение ПДД, – добавил он, выгребая тушки фашистов из броневика. А сейчас мы сможем доехать, никаких правил не нарушая.

– А ты, Хаббибулин, метко, оказывается, стреляешь – похвалил Хабиббулина Иванов. Вон сколько фашистов настрелял!

– Неправда, таварища лейтенанта, моя плохо стреляй. Моя только четыре фашист убивай, Васька стреляй хорошо, и сержант. Васька девять фашист убивай, сержант – восемь. А Хабиббулин им только помогай немного.

Когда небольшая колонна проезжала мимо давешней похоронной команды, один из немцев как раз поднял голову (видимо, оторванную шальной гранатой) и пытался приложить у валяющейся на носилках тушке. Хабиббулин, это увидев, дал германцу вполне разумный совет:

– Уважаемый, ты башка сразу на телега неси, с носилки всяко падай будет!

Немец поглядел в сторону голоса и в глазах его загорелась радость узнавания:

– Так это твоя работа, гад? В следующий раз увижу – уши отрежу, нам же тут ещё на полдня работы!

– Больше, мужики, больше – отозвался Петров. – Там ещё на дальней полянке десятка три ваших вас дожидается.

– А ты сука! – закричал фашист и, видимо в сердцах, швырнул в сторону Ганомага гранату. – Я тебя, белобрысый, запомнил! Попадись мне еще только!

Но попадаться разведчики решили как-нибудь попозже: приближался полдень и им не хотелось подводить командование, так что ни мотоциклы, ни Ганомаг даже не притормозили.

– Нервничает – прокомментировал инцидент Петров странным голосом, когда фашисты исчезли за поворотом.

– А чего нервничать-то? Там работенки всего на полчасика разве – недоумевающе отозвался Сидоров.

– А им сверхурочные не платят наверное – высказал догадку Вайсберг, вот и переживают.

– У них оплата сдельная – опроверг догадку Вяземский, – это они просто так шумят, чисто крутость свою показать.

– Савсем аксакал, а савсем как деть глупый. Один слово – немецкофашист, даже неудобно за него – завершил обсуждение Хабиббулин.

К штабу разведчики подъехали, когда на часах Вяземского было без десяти двенадцать. Когда небольшая колонна остановилась у крыльца, с него спустился чем-то очень расстроенный капитан госбезопасности:

– Явились – не запылились! А у товарища Сталина на часах, между прочим, уже пять минут первого! Ладно, – выплеснув свое раздражение, заглянул в кузов Ганомага, – этих двоих – в госпиталь, а это, я так понимаю, боец Хабиббулин? Ну, удружили вы ребята! Командующий товарищу Сталину уже сообщил, что рядовой Хабиббулин пал смертью храбрых. И что мне теперь делать?

Вдруг глаза его осветились теплым ласковым светом:

– Хабиббулин, а давай мы тебя расстреляем, а будет, как будто ты героически погиб. И отчетность не нарушится, и дети тобой гордиться будут?

– Моя не хочу расстреляй – твердо ответил Хабиббулин.

– И ведь не поспоришь… а делать-то что?

– А давайте, товарищ капитан госбезопасности, этого рядового Хабиббулина в нашу роту зачислим, задним числом. Пусть другой Хабиббулин героически погиб, а этот пусть в другой раз погибнет.

– Это ты хорошо придумал, – капитан госбезопасности посмотрел на Петрова, по лицу которого во множестве стекали тонкие струйки крови. А ты, боец, почему не по форме умыт? Лицо грязное, и вообще…

– Так немец гранату кинул, а я как раз наклонился шнурок завязать, вот все осколки прямо в каску и попали…

– Шнурок на сапоге? – ехидно поинтересовался особист, но Петров ему не ответил, так как опять потерял сознание. – Ладно, этого – тоже в госпиталь, а разведчик Хабиббулин пусть отправляется в расположение. Тут как раз маршевая рота подошла, и он будет вам вроде как пополнение. И, кстати, раз уж вас пополнили, другого пополнения больше не просите.

Подбежавшие бойцы автороты уже буквально освоили Ганомаг и дико озирались в поисках неизвестно куда испарившихся вроде бы только что тут стоявших мотоциклов. Поэтому разведчики отправились в расположение снова пешком. Иванов, горестно размышляя о так и не полученном пополнении, тяжело вздохнул и пробормотал:

– Вот ведь попали!

На что граф Вяземский, сплюнув сквозь зубы на пыльную тропинку, ответил:

– Да.

А Сидоров подтвердил:

– Верно!

И лишь Петров ничего не сказал, потому что лежал в этот момент в медсанчасти.