Текст книги "Разведрота Иванова, вся епталогия в одном томе"

Автор книги: Merlin

сообщить о нарушении

Текущая страница: 3 (всего у книги 7 страниц)

– Я что, непонятно приказал? – Особист аж покраснел от гнева.

– Да что вы, товарищ капитан Госбезопасности, очень даже понятно. Просто дело в том… ладно, командир, колись – граф толкнул Иванова кулаком в бок.

– Разрешите доложить, товарищ капитан Госбезопасности, ваш приказ выполнен и даже перевыполнен досрочно!

– Поясни…

– Предвидя ваш приказ вверенная мне рота полным составом произвела еще вчера днем разведку аэродрома, он как раз находится… находился в этом месте – Иванов ткнул пальцем в школьную карту Белоруссии – но, будучи обнаруженным противником рота была вынуждена вступить в бой с превосходящими силами и уничтожить расположенные там самолеты и средства ПВО противника. При отходе из вражеских тылов рядовой Петров получил множественные ранения из автомата в грудь, в связи с чем был отправлен в полковую медсанчасть. Рота потерь не имеет.

– Черт! – особист с досадой рубанул ладонью воздух перед собой. Знаю я вашего брата – горы свернете, лишь бы ничего не делать! Ну ладно, у меня, к сожалению, на сегодня для вашей роты других заданий нет, так что займитесь отдыхом, строевой подготовкой и приведите себя в порядок. Расположение части покидать всему личному составу запрещается, за очередным приказом приказываю явиться завтра в это же время. Свободны!

Возвращаясь от особиста в расположение Иванов тихо пробормотал:

– Вот ведь попали!

На что граф Вяземский, сплюнув сквозь зубы на пыльную тропинку, ответил:

– Да.

А Сидоров подтвердил:

– Верно!

И лишь Петров ничего не сказал, потому что лежал в этот момент в медсанчасти.

3. Приказы не обсуждаются

Наступил рассвет. Точнее, не совсем так. Ведь за этими сухими, как сводка Совинформбюро, словами может скрываться множество совершенно различных смыслов. От «темное время суток поменялось на светлое» до «казалось, что первый робкий лучик восходящего солнца лишь мгновенье назад с опаской коснулся лежащего на сумеречных лугах густого предрассветного тумана, окрашивая его в нежный розовый цвет – и вот уже он полностью тает в огненных снопах радостного солнечного сияния». И наступивший рассвет вовсе не был похож на тот, что привычно красит светлым светом стены нежного Кремля. Это был совсем иной рассвет, тот самый, который, как это часто случается на войне, подкрался незаметно.

Размышляя подобным образом, командир разведроты Иванова лейтенант Иванов перебежками передвигался из штаба полка в сторону расположения роты в разбитую прямым попаданием авиабомбы зерносушилку, стоящую (а, точнее, теперь уже большей частью валяющуюся) на околице. За ним перебежками в том же направлении передвигался граф Вяземский, а замыкал эту живописную группу боцман пехоты Сидоров.

Столь своеобразный способ передвижения по деревне был обусловлен тем неприятным обстоятельством, что немцы внезапно начали обстреливать деревню из пушек и прочих средства ствольной артиллерии. Очевидно, что часы товарища капитана Госбезопасности (по которым выставил «точное» время на своих швейцарских часах Вяземский) немного спешили, и пунктуальные немцы, начав мероприятие ровно в шесть утра по своим часам, начали его в шесть ноль девять по часам особиста, когда разведрота уже возвращалась с получения очередного приказа.

Впрочем, то, что немецкое командование считало всех советских людей «унтерменшами», а потому даже не сочло нужным сверить часы с особистом, сыграло с ними дурную шутку: разведрота, уже успевшая серьезно насолить фашистской армии, ушла довольно далеко от штаба полка, прямо в окно которого влетел первый же выпущенный из германской гаубицы чемодан.

Капитан-особист пару секунд ошалело разглядывал влетевший в окно и разбивший в щепки его стол предмет, а затем, схватив это добротное изделие германской кожгалантерейной промышленности (которое все же правильнее было бы называть по-немецки, koffer'ом) за ручку, выскочил за дверь. Громкий крик особиста подвигнул на повторение его действия всех остальных штабных офицеров, и к тому времени, когда в здание штаба попал уже артиллерийский снаряд, дом был пустым.

Что же до Иванова и его спутников, события, происходящие в штабе, их интересовали мало. Им предстояло под артиллерийским обстрелом переместиться на триста с небольшим метров в расположение и при этом по возможности не пострадать с целью сохранения боеспособности. Сейчас же все трое, скатившись в воронку, предусмотрительно вырытую для них немецким снарядом, оценивали свои шансы выполнить приказ.

– Пристрелялись, гады – прокомментировал увиденное Иванов, на секунду высунув из воронки голову.

– Германцы ещё в ту войну славились выучкой артиллеристов – подхватил разговор Вяземский. – Кладут снаряды как по нотам.

Сидоров счел невежливым отмалчиваться и с целью получения собственных впечатлений так же быстренько оглядел окрестности:

– Я в музыке не силен, но отмечу, то снаряды немцы и правда кладут как по линеечке. А потому думаю, что ежели мы пойдем не по улице, а, скажем, огородами – куда германец не стреляет – то вероятность накрытия и тем более попадания в нас будет практически нулевой.

– А в чем разница между накрытием и попаданием? – поинтересовался Вяземский.

– Ну как вам сказать, вашбродь… накрытие – это когда при неизменном прицеле, возвышении и курсовой скорости снаряды попадают одинаково что с недолетом, что с перелетом. То есть цель попадает внутрь эллипса рассеяния. А вот попадание…

– Понял, не дурак. То есть ты говоришь, что огороды в это твое накрытие вообще не попадают? Так об чем базар – рвем когти в сторону огородов.

– Видите ли, граф, сейчас мы как раз находимся внутри этого самого накрытия. Для перемещения в огороды стоит подождать, пока немцы, из за разницы курсового хода, не переместят его в дальний конец деревни.

– Боцман, деревня не плавает, и немцы тоже не плывут. Мы – на суше, не на кораблях.

– Корабли не плавают, а ходят! Плавает говно в проруби!

– Перестаньте спорить, товарищи. Вы оба неправы, но немцы действительно перемещают огонь вглубь деревни – вмешался в беседу Иванов. – Так что – бегом на огороды, а оттуда – в расположение, и тоже бегом: мне что-то не нравится этот огненный вал…

В расположение разведчики ввалились как в родной дом. Собственно, эта разбитая прямым попаданием авиабомбы зерносушилка давно уже стал для них воистину родным домом: тут и лежащие в углу полтора мешка картошки, и половина вчерашнего окорока, и ящики с «патронами» для ручной автоматической пушки Сидорова… И даже охапка сена, на которой привык давить ухо граф. Отдышавшись после бега, Иванов наладил Сидорова числить картошку, Вяземский, скорее по привычке, чем по недоброму расположению духа, тихо ругаясь сквозь зубы отправился к ближайшему колодцу за водой, сам же лейтенант сел на расщепленное бревно и стал обдумывать дальнейшие действия вверенной ему роты.

Думалось трудно: уже забулькал полуведерный чугун с картошкой, Вяземский, высыпав в него мелко нарезанные остатки окорока, принялся чистить свой «Маузер», в Иванов все не мог закончить обдумывание.

– Об чем задумался, детина? – негромко граф его спросил.

– Скучно мне, да и неуютно как-то тоже. Сейчас бы на фронт сбегать, ворога лютого пострелять – тут всего-то метров пятьсот будет, ан нет, выполняй приказ, расположения не покидай. Я понимаю – приказы не обсуждаются, но перед людьми как-то неудобно: они воюют, а я – приказ выполняю.

– Есть мнение, и не только мое, что скучно будет очень недолго. С одной стороны, стрельба вроде как приближается. С другой – через расположение начали шастать рядовые и младшие командиры, причем шастают они строго в направлении на восток. Но, поскольку поток шастающих пока еще относительно невелик, думаю, что у нас еще есть время немного подкрепиться. Правильно я говорю, Сидоров?

Боцман, сгибающий о колено какую-то железную палку, на секунду задумался, затем палку отложил и как бы нехотя ответил:

– Подкрепиться было бы неплохо, но если, скажем, немного – то котелка нам на троих будет многовато…

– А если на четверых? – раздался до слез знакомый голос Петрова – мне что, решили картохи с окороком не давать?

– Уже поправился? – радостно-удивленно повернулись на голос товарища разведчики – В тебе же двенадцать дырок было!

– Двенадцать – это в гимнастерке, а в теле – всего семь, и даже не дырок, а так, вмятин. Так что эскулапы мне быстренько сломанные ребра залечили. Хотели, правда, по крайней мере до вечера в госпитале подержать, но запах от расположения вкусный аж до госпиталя достает. А мне раненых объедать в таком разе неудобно, так что принимайте и кормите.

– Я так мыслю, – продолжил Петров, шустро орудуя ложкой в котелке – фронт к расположению подойдет минут так через пятнадцать. И обрушится на расположение вражеский огонь. А у вас тут, граф, сено огнеопасное лежит – возгорание случится может. Не соизволите ли свою постельную принадлежность выкинуть нахрен?

– Жалко – ответил Вяземский. – В округе сена больше нет, то, что лошади не сожрали, сгорело в огне пожарищ.

– А вы его водой полейте, – предложил Сидоров. – У нас на флоте перед боем все горящее водой поливают, чтобы не горело.

– Предложение интересное, только у нас воды – лишь в котелке с чаем, а у колодца уже пули летают.

– А мы по пионерски?

– Сам потом на таком сене спать будешь. Ладно, сено я выкину. А вот что у нас с боеприпасами? Лично у меня двадцать шесть патронов к «Маузеру».

– У меня – отозвался Сидоров – всего шесть ящиков патронов по семьсот пятьдесят штук и две ленты к пулемету. – Затем, подняв с земли давешнюю железку, посмотрел ей в торец и добавил:

– Еще вот ствол запасной к пушке образовался, я гнутый выпрямил слегонца. И ножик.

– У меня – две обоймы к «Парабеллуму» и одна – к «ТТ» – продолжил Иванов.

– А у меня – вообще ничего нет, – подвел итог Перов. – Был кинжал немецкий, да и тот в медсанчасти сгинул. Недорабатываете, товарищ командир роты, недорабатываете! Третий день ведь воюем, а получить оружие на подразделение вы так и не удосужились! Вам должно быть стыдно, лейтенант Иванов!

– Мне стыдно, – ответил Иванов, – но лучше-то от этого не станет?

– От этого – нет, – ответил Петров, но дело – поправимо. – Эй, служивый! – обратился он к проходящему мимо расположения красноармейцу, – не поделишься оружием с товарищем? Тебе-то в тылу оно без надобности, а нам велено тут оставаться.

– Конечно! – радостно ответил солдатик и протянул Петрову какой-то дрын.

– Что это?

– Черенок от лопаты. Вот смотри – он показал Петрову на надпись – читай: «лопатно-черенковый завод Наркомата обороны, деревня Васильево Амурской области». Настоящий сибирский черенок, из сибирского кедра!

– И как из него стрелять? – удивился Петров.

– Ах тебе стрелять надо? Эй, Хабиббулин, подь сюды! – солдатик махнул рукой худому товарищу, сгорбившемуся под тяжестью сразу трех винтовок. – Отдай товарищу лишние винтовки!

– Забирай, таварища камандира, не стесняйся. Может тебе и патроны нужны? бери-бери, нацальника, у меня много – радостно тарахтел азиат, выгребая из вещмешка пригоршни винтовочных обойм.

– Товарищ боец! Вы почему всю тяжесть взвалили на товарища из республик? Где ваша интернациональная солидарность?

– Мы не взваливали. Вы что, товарищ лейтенант, не в курсе? Нам винтовки выдавали строго одному на троих, а мне и Ваське велено было ждать, пока Хабиббулина убьют, и только после этого винтовки брать. Хотя непонятно – ведь тогда у нас на двоих будут сразу три винтовки, но начальству виднее. Да, а если вы пошлете кого старшину нашего встретить, то и автоматами разживетесь: их нам выдавали одному на взвод, а старшина наш больше пяти пудов зараз поднять не может, перебежками их перетаскивает…

Иванов успел лишь взглянуть в сторону Сидорова – и боцмана как ветром сдуло. А через пять минут надуло обратно, уже с десятком новеньких ППШ в охапке.

– Ну что товарищи, теперь у нас есть чем встретить фашиста?

– Есть – сварливо отозвался Вяземский, – однако народу у нас в роте все же маловато. Поэтому я бы на вашем месте огласил приказ, запрещающий подставляться под пули противника…

Приказ Иванов отдать не успел. Сразу же после высказывания графа по дороге от фронта в расположение толпой помчались красноармейцы и командиры. Замыкающая толпу группа, вместо того чтобы промчаться в тыл, неожиданно свернула в развалины зерносушилки.

– Ба, кого я вижу! – раздался знакомый голос пожилого сержанта. – Никак разведка? Мужики, у вас пожрать не найдется, а то с утра крошки во рту не было!

– Дядя, ты чего? – склочно поинтересовался Вяземский. – На моих сейчас пятнадцать минут восьмого этого самого утра. Где оголодать успели?

– Со вчерашнего утра. А тебе что – жалко? С собой всяко не унесете…

– Не унесем. У нас приказ оставаться в расположении. Но раз со вчерашнего – наваливайся, братва, вчера вы нас завтраком подчевали – нынче наш харч.

– Слышь, сержант, – обратился к быстро жующему сержанту Иванов – может останешься с нами? Вместе повоюем…

– Я бы рад, но у меня приказ – отступить за реку и укрепиться на том берегу. Так что никак. А своими силами – не справишься?

– Постараюсь, да маловато нас…

– Ладно, я начальству доложу, может пришлют кого в подмогу – проговорил сержант уже на бегу, замыкая группу своих бойцов. – Счастливо оставаться!

К удивлению разведчиков немцы не появились на хвосте отступающих красноармейцев. Не появились они и после того, как красноармейцев и след простыл. Лишь иногда над головами разведчиков высоко пролетали вражеские самолеты.

– Как-то все это подозрительно – пробормотал Иванов, чует мое сердце – не к добру это. Не иначе как немцы что-то затевают…

– Ничего они не затевают – неожиданно ответил Вяземский. – По нынешней сухой погоде река тут только одна, верстах в пятнадцати за нами. Вот немцы и ждут, пока Красная Армия всю территорию очистит и на тот берег отойдет. А то ведь наткнутся на случайно отставших – воевать придется, а бой – это дело обоюдное, немцем тоже ответка прилететь может. Так что пойдут они, соколики, часика через два. Жалко, что сержант наш похоже еще не добрался до начальства.

Вдали, откуда-то из деревни, неожиданно донесся звук работающего мотоциклетного мотора.

– Немцы? – Иванов с автоматом передвинулся к задней стенке зерносушилки.

– Не, наши – улыбаясь, отозвался Петров. – Мотоцикл наш жужжит, московского завода. Сам послушай – звук такой мерзкий, звенящий, да еще будто сейчас сдохнет. А у немцев – звук солидный, густой, стабильностью отдает. Наши это.

Не прошло и минуты, как правота Перова подтвердилась. К зерносушилке подкатил мотоцикл. Водитель довольно небрежно спихнул с заднего сиденья пассажира и сообщил:

– Вы лейтенант Иванов? Вам пополнение передать велели – и с этими словами, развернувшись на месте, скрылся в деревне и облаке пыли. На дороге остался стоять странный субъект с двумя шпалами в петлицах. Странность его заключалась даже не в физиономии, априори исключавшей принадлежность владельца оной к православию, а в том, что вместо ремня с портупеей мундир перепоясывала какая-то пестрая веревочная лента.

– Прибыли принять командование? – строго спросил субъекта Вяземский. – Или вы по политработе? – уточнил он, разглядывая васильковый околыш фуражки и малиновые петлицы мундира.

– Не, что вы… меня к вам в пополнение прислали…

– А почему без оружия? И почему одеты не по уставу?

– Да, – как-то безнадежно грустно согласился майор, – оружия у меня нет. А одет – так это что выдали, то и одел. Я знаете, из добровольцев. Из Смоленска. Сказали, что эвакуировать будут только семьи комсостава, вот я и пошел… Я, знаете, работал начальником отдела снабжения местпрома, игрушечного треста. И мне, как начальнику, эту форму с двумя палочками и выдали – он робко коснулся пальцем петлицы. И отправили в распоряжение товарища Лапушкина, который директор вашей дивизии. А он меня к вам и назначил, пополнением. Сказал, что мне тут самое место. Вот вы, товарищ начальник, скажите – чем вас снабдить? Я – снабжу, у меня опыт в игрушечном снабжении еще дореволюционный…

– Стрелять – то хоть умеете? Я дам вам «Парабеллум»…

– Стрелять? – майор аж передернулся. – Упаси господь! Я же по снабжению…

– Ладно, – подвел итог Вяземский, – у нас тут как-то неожиданно весь хавчик закончился, а аппетит лишь нарастает. Снабди-ка ты нас, майор, чем-нибудь насчет пожрать. Получаса хватит?

– Я постараюсь – и Иванову показалось, что ответ майора раздался из пустого места, настолько быстро он куда-то скрылся.

– А ты говорил, что сержант не дошел, вашбродь – подал голос Сидоров. – Дошел он, дошел. И какой ценный кадр в подмогу прислал!

– Да уж… – ответил Вяземский, но развить мысль не успел: в дальнем углу зерносушилки раздалось какое-то пыхтение и голос майора пригласил «товарищей бойцов и командиров пополдничать».

– Вы уж извините, товарищи, но времени вы мне отвели маловато для полноценного снабжения. Так что пока – полдник по-скромному – и на расстеленной газетке из ниоткуда возникли фаянсовые тарелки с вензелем «Общепит». – Суп на обед будет, а пока на первое – каша пшенная с вишневым джемом, на второе – тут уж извините – сухой паек. Бутербродики с сыром и с колбасой, галеты, если кто любит. Сыр, если не ошибаюсь, бри – запах у него немножечко непривычный, но сыр вкусный. А колбаса – по-моему «Краковская», но точно не скажу. Кто что предпочитает пить? Могу предложить кофе и чай. Правда сливки к кофе только сухие, порошковые.

Изумленные разведчики молча мели выставленные лакомства, а майор весь просто лучился счастьем и приговаривал:

– И не говорите, что Моисей Лазаревич Вайсберг плохо снабжает. Моисей Лазаревич Вайсберг умеет-таки хорошо выполнять свою работу! Хотя продукты – и не мой профиль, но и тут Моисей Лазаревич кое-что может снабдить!

Так же молча допив чай («цейлонский, высший сорт!»), разведчики слегка расслабились и даже задремали. Но предаться дреме всерьез им не удалось.

– Извините, товарищи командиры и бойцы, вы никого в гости не ждете? А то с той стороны сюда едет довольно много народу…

Народу ехало действительно много. Так уж исторически сложилось, но пересохшие в засушливое лето болота сделали скромный проселок, проходящий через деревушку, где разместились наши разведчики, магистральной трассой продвижения немецко-фашистских войск в сторону Смоленска. Рабоче-Крестьянская Красная Армия, невзирая на тупость верховного командования и идиотизм командования среднего звена, смогла-таки создать довольно непреодолимый заслон на старой Смоленской дороге. Немцы же, тупостью и идиотизмом от природы не наделенные, решили не заниматься заваливанием трупами советских оборонительных позиций и направили свои высокомеханизированные войска в обход. И именно из-за этого Иванов, Петров, Сидоров и граф Вяземский, выглянувшие из-за полуразвалившейся бревенчатой стены зерносушилки, смогли воочию лицезреть танковую дивизию Гудериана на марше.

И не только ее. Бывший проселок так по большому счету проселком и оставался, большевистские власти и пальцем о палец не ударили, чтобы выкопать вдоль дороги хоть мало-мальски приличные канавы. Да что там говорить – и неприличных канав у дороги тоже не было, а потому германская военщина двигалась по магистрали сразу в четыре колонны. И танки Гудериана составляли лишь одну из них.

– Да, боюсь, что на эту свору нам может патронов-то и не хватить. Даже если по пуле на фашиста тратить – где нам столько пуль набрать? – вздохнул Иванов.

– Так у вас что, пулек не хватает? Что же вы, товарищи командиры и бойцы мне об этом раньше не сказали? Я бы снабдил… А наличного запаса, извиняюсь, вам надолго хватит?

– Да минут на пятнадцать, может, на полчаса.

– Это вы довольно безответственно отнеслись к вопросу снабжения, вот что я вам скажу. Но, с другой стороны, эти товарищи фашисты двигаются не очень быстро, и вы еще с полчаса обещаете… Попробую что-то сделать. Вы мне только дайте эти пульки, не насовсем – напосмотреть. А то, я слышал, их существует довольно широкая номенклатура, а пересортица в таком деле недопустима. Могут возникнуть простои – а с кого спросят? Со снабжения! А оно мне надо?

Вяземский передернул затвор «Маузера»:

– Это – германский патрон «Парабеллум», нужен мне и Иванову. Это – он выщелкнул патрон уже из диска ППШ – хоть и похожий, но все же чуть другой патрон, тоже пригодится, только не перепутайте.

– Как можно? Тут же невооруженным взглядом видно – совсем другая номенклатура. Сколько надо каждого вида?

– А сколько унесешь. Хотя нет, по паре тысяч надо, больше мы всяко отстрелять не успеем: если до этой стрельбы дойдет, то нас за полчаса тут и уроют. А вот таких патронов – он вытащил один из ленты немецкого авиапулемета – этих действительно сколько унесешь. Немецкий винтовочный патрон «Маузер», запомни. И напоследок – вот таких нужно. Я даже не знаю сколько, но чем больше – тем лучше. Это для нашей артиллерии – и Вяземский указал пальцем на укладывающегося за бревном с ручной автоматической пушкой Сидорова. – Тоже немецкий, снаряд двадцатимиллиметровый называется. Все, ищи, Моисей, ищи!

Моисей Лазаревич пожевал губы, поморщил лоб – видимо, запоминая «номенклатуру», затем кивнул – и, как и в первый раз, исчез.

Четыре колонны вермахта шли в совершенно походном порядке. Авиаразведка доложила, что последнее подразделение отступающей (да что там, без оглядки бегущей) Красной Армии пересекло речушку в пятнадцати километрах отсюда уже пятнадцать минут назад. И немцы расслабились настолько, что передовой дозор на мотоциклах лениво катился всего лишь метрах в ста впереди от основной колонны. Этот дозор так и не успел осознать, что из развалин какого-то сарая у дороги по ним начали стрелять…

Авиапулемет с двухметровым стволом даже с обычным маузеровским патроном творит буквально чудеса. А уж авиапушка… В колонне Гудериановских танков большинство составляли старенькие и маленькие Т-II, сопровождаемые отдельными Т-III. Снаряд с вольфрамовым сердечником Т-II прошивал вообще в любом месте насквозь, а Т-III – не насквозь, и даже не в любом месте – но когда в танк с частотой пять снарядов в секунду влетает этих снарядов два десятка, этот танк все равно почему-то начинает гореть. Так что первые же две очереди – одна из пулемета, другая – из пушки – сократили набор мехсредства немецко-фашистских захватчиков на шесть мотоциклов и дюжину танков. Ну а третья – почти что строго в «лоб» приближающейся колонны грузовиков с пехотинцами «достала» эту колонну до самой ее задницы: каждый четьвертькилограммовый снаряд легко прошивал по пять-шесть машин, «бронированных» лишь брезентом от маловероятного в эту пору дождя, не особо задерживаясь и телами находящихся под брезентом фашистов.

Иванов – а именно он стрелял из авиапулемета, закрепив его кое-как за железную скобу, вбитую в бывшее когда-то куском стены бревно, вторую ленту выпустил по пытавшимся выбраться из горящих танков захватчикам и, помня, что больше патронов к пулемету нет, потянулся было за автоматом, благо до ближайших фашистов было менее двух сотен метров.

– Пулеметик не желаете? – голос Моисея Лазаревича заставил его вздрогнуть. – Я хотел пульки только доставить, пульки-то подходящей номенклатуры – но ленточки, гляжу, совсем другой. Так я их вместе с пулеметиком и принес. Берите, хороший пулеметик! К нему и дульце запасное есть, и ленточек с пульками много. А не понравится – заменим, у меня этих пулеметиков много…

Сказать, что Иванов удивился – мало, но все же остолбенел он лишь на мгновение, и секунды спустя на немцев полился свинцовый дождь уже из ротного немецкого же пулемета. Стальной же дождь из пушки так и вовсе не прекращался, и спустя всего пять минут все четыре колонны наступающих немецких войск остановились. Навсегда – по всей длине растянувшейся на полтора километра колонны не наблюдалось ни малейшего шевеления. Разведрота прекратила огонь просто потому, что целей больше не наблюдалось. Даже из всей колонны танков, попытавшихся свернуть с дороги и тем самым подставлявших слабобронированные борта разящему огню Сидорова, ни один не выглядел целым.

– Откуда дровишки? – поинтересовался, указывая рукой на пулемет, Иванов. Но ему никто не ответил. «Жалко, если снабженца убили», подумал он, внимательно вглядываясь в месиво горящих танков и машин, ожидая, что кто-то выживший в этом аду может начать оттуда стрелять. Этим же занимались и остальные разведчики, не обращая внимания на какие-то звякающие звуки посередине зерносушилки.

– Похоже, все, можно покурить и оправиться – подвел итог разглядыванию Вяземский.

– Да я уже, считай, оправился – пошутил в ответ Петров, – разве что галифе сменить треба…

– Да уж, порезвились, теперь портки отстирать – и снова можно в бой. Только воет если они опять такой толпой рванут, мне их уже и встретить почти нечем будет, патроны к пушке почти закончились – присоединился к разговору Сидоров.

– Да и к пулемету негусто осталось – сказал, оглядывая гору стрелянных гильз и кучи звеньев пулеметных лент Иванов.

– Да что вы такое говорите? – голос Вайсберга заставил вздрогнуть уже всех разведчиков сразу. – Можно подумать, что вы даже совсем перестали уважать вашего снабженца. Вы пульки заказывали – и старый Моисей Лазаревич вас ими снабдил, так что не испытывайте беспокойства, товарищи командиры и бойцы, простоя по вине снабжения вы не дождетесь!

Повернувшиеся на голос разведчики застыли с открытыми ртами при виде куч пулеметных лент, холмов из снарядных ящиков и гор из патронов россыпью, образовавшихся буквально из воздуха в небольшой зерносушилке. И уж совсем в ступор их вогнали трое «гансов», ловко собирающих звенья пулеметных и пушечных лент и набивающих собранные ленты патронами и снарядами. А майор подошел у Сидорову и, заискивающе улыбаясь, попросил:

– Уважаемый товарищ старший боец, вас не затруднит немного стрельнуть по танчикам с циферками двенадцать, семнадцать и тридцать два? Что-то мне подсказывает, что эти поцы, хоть и прикинулись дохлыми, но добром отдавать пульки вовсе даже не собираются. А мне просто неудобно допустить, чтобы уже буквально мои патрончики какие-то засранцы стали бы использовать не по моей надобности. Буквально три коротенькие очереди, я вас умоляю…

За обедом разведчики слушали доклад снабженца.

– Ну, пулеметики я с мотоциклеток и взял: уж больно пульки знакомыми показались. А вот с патрончиками к вашей пушечке – тут сложнее оказалось. Только я заметил, что дырочка в дульце у этих танчиков очень похожа на вашу дырочку – и вы знаете, не подвела интуиция Моисея Лазаревича, совпала номенклатура изделий! Вы, конечно, спросите, как старый и довольно-таки пожилой Вайсберг смог все это сюда доставить? А ответ будет очень даже простой: немецкие немцы все это добро на свои машинки как-то грузили, а значит – должны были у них быть и грузчики. Вот найти их было не очень просто, и это как раз маленький профессиональный секрет. Но когда Моисей Лазаревич грузчиков таки нашел, остальное было вовсе несложным делом…

– Вы знаете немецкий язык?

– Зачем? настоящий снабженец всегда найдет общий язык с любыми грузчиками.

– Ну, в этим понятно… а обед, полдник? Джем, сыр это вонючий, колбаса и прочее?

– Вы знаете, немцы таки очень неплохо кормят своих офицеров. Так что надо было лишь проникнуть в кладовку этой фашистской офицерской столовой… Хотя посуду я взял из Дома Колхозника, без спросу взял и готов за это ответить, понести, так сказать, небольшое наказаньице.

– И вы смогли проникнуть в немецкую столовую, да еще через линию фронта?

Майор пренебрежительно махнул рукой:

– Молодой человек, Моисей Лазаревич дважды проникал в кабинет директора лакокрасочного завода, причем через приемную с секретаршей!

Обед дважды прерывался пролетающими вражескими самолетами. Но первый, летевший довольно низко, Сидоров расстрелял из своей пушки даже не выпуская из левой руки ножа. А второй уже летел так высоко, что разведчики лишь лениво проводили его взглядами.

Не обнаружив противника немцы растерялись и остановили наступление. Красная же армия, безуспешно прождав фашистов полдня на том берегу реки, выслала наконец авиаразведку и по результатам ее быстренько перешла в наступление. И часам к шести вечера в деревню вернулись советские войска, усиленные уже несколькими танками и артиллерией.

В половине седьмого расположение посетил и комдив. Осмотрев позицию, он вызвал к себе командира роты и грозно поинтересовался:

– Вы почему не выполнили приказ об отступлении?

– Нам товарищ капитан Госбезопасности приказал не покидать расположения до шести утра завтрашнего для.

Капитан молча показал Иванову из-за спины комдива кулак, но спорить не посмел.

– Ну ладно, проверю. Если соврали – накажу по всей строгости законов военного времени – и с этими словами комдив было удалился, но вдруг обратил внимание на некоторый беспорядок:

– А почему это рядовой сидит в присутствии командира дивизии?

Петров, к которому относился этот вопрос, поморщился и с видимым трудом ответил:

– Извините, товарищ комдив, в бою получил ранение снарядами противника в ногу, и не то что встать, повернуться – и то не могу.

Лапушкин поморщился, но распорядился:

– Этого – в медсанбат, срочно. А остальные – завтра к шести утра подготовить рапорты о проведенном бое и передать мне через Особый отдел. И не думайте даже что-нибудь приврать, я этого очень не люблю! – при этом комдив особо выделив голосом слово «очень».

С этими уже словами Лапушкин наконец окончательно удалился, а Иванов, представив себе объем предстоящей писанины, тяжело вздохнул и пробормотал:

– Вот ведь попали!

На что граф Вяземский, сплюнув сквозь зубы на пыльную тропинку, ответил:

– Да.

А Сидоров подтвердил:

– Верно!

И лишь Петров ничего не сказал, потому что лежал в этот момент в медсанчасти.