Текст книги "Bypass (СИ)"

Автор книги: Meri-David

сообщить о нарушении

Текущая страница: 4 (всего у книги 10 страниц)

Воспоминания вялым потоком текли в голове мальчишки, совершенно не подчиняясь ему: от ужасного вкуса школьной еды до куска печатного текста из параграфа по продвинутой химии. И самым интересным в калейдоскопе серой сумятици, пожалуй был отрывок из Звёздных войн. Та культовая и одна из его любимейших сцен во всей франшизе. Тот момент, когда Люк, загнанный в угол, даёт отпор Вейдеру, отчаянно сражается и теряет руку.

В детстве, когда он смотрел этот фильм с Беном, ему казалось странным, что юный джедай больше переживает о том, что Дарт Вейдер его отец, нежели, об отсечённой руке. Ведь боль должна была бы быть адской.

Так же мелкий Питер не понимал, отчего Люк так расстраивался, ведь он обрёл отца, которого он до этого считал мёртвым. Так что страдания юного Скайвокера он не понимал, и списывал их на излишнюю эмоциональность актёра.

А сейчас, получив некий жизненный опыт, Питер понял, что актёр даже не преувеличивал, а играл может быть даже не достаточно эмоционально.

Но ироничного во всей этой ситуации было то, что ту самую сцену, он бесчисленное количество раз разыгрывал с Беном. Он был на месте Скайвокера, а его дядя Вейдера. Он ещё так комично плюхался на диван, изображая отсутствие руки, и стенал на всю квартиру так громко, что Мэй каждый раз ругала их с Бэном за шум.

Да уж, самая настоящая ирония. Теперь у него нет руки по-настоящему. Конечно же, миньоны Таноса хорошенько подлатали его, так сказать модифицировали. Теперь он круче Скайвокера, так как его рука самая настоящая, а не продукт компьютерной графики конца восьмидесятых. Но Паркер до сих пор с трудом мог смотреть на “руку”. Да, на первый взгляд, она совершенно не отличалась от его настоящей. Но… Он не просто знал, что её там нет, он ощущал это!

Это лишь умный кусок металла и ничего больше, силы или красоты она ему не добавляла, а ещё эта железка была не чувствительна к сменам температур, и что самое главное, теперь была обузой в лазанье по стенам!

Пытаясь примириться с тем фактом, что его руки больше нет, он утешал себя тем, что это же круто иметь механическую руку! Это почти так же круто, как и быть киборгом! Но фантазия и детский восторг несколько отличались от реальности. На деле же нет ничего крутого в том, что у него нет руки.

И злая, какая-то дурная мысль крутилась в голове – Велика трагедия! Обломали лапку паучку. Осталось ещё три.

Но эмоций не было, лишь расплывчатая, будто клякса на периферии, злость. Не конкретно направленная, а как будто вездесущая и никак не отпускающая.

Ни с того ни с сего, Питер резко сел, встряхнул головой, судорожно коснулся ушей, но всё, как будто было в порядке. Но тогда почему ему казалось, что он слышит недостаточно? Словно кто-то изменил заводские настройки его мозга и теперь он слышит меньше прежнего.

Паук снова и снова вслушивался, но ничего кроме гула корабля не было. Ни голосов, ни шагов, только гул. Это неприятно давило на его чувствительный слух, ему казалось будто чего-то не хватает. И дело было даже не в руке, что-то было не так, в более глобальном смысле, что ли.

Мальчишка ужаснулся, а вдруг, пока он был в отключке, сон здесь он никак по-другому назвать не мог, Танос добрался до Земли, Чёрный орден забрал камень, и теперь ничего во вселенной не осталось, только он и Танос.

От этой мысли острого ужаса, как раньше, он не испытал, лишь странная ухмылка искривила его лицо.

Бросив вялый взгляд на стену, он насчитал тринадцать засечек, не то, что бы он не знал их точное количество, скорее считал их по привычке. Вздохнув Питер спустил ноги с кровати, затем поднялся и медленно подошёл к стене, и проскрёб четырнадцатую.

Последние пять отличались от девяти предыдущих, первые тонкие и глубокие, а последние широкие и не столь изящные. Он сделал их уже своей новой рукой.

Легко коснувшись тонкого шрама, который глубокой полосой опоясывал предплечье, он горько усмехнулся – Ага круто.

Его пугала собственная отрешённость, он не паниковал и даже, как будто смирился с положением вещей. Словно не только сердце, но и всё тело покрылось ледяной коркой, и его уже ничего не трогало. Глубокая и гнетущая тишина давили на него, и создавалось впечатление, будто его прежде времени похоронили.

Ядовитые мысли жалили: Чем это не могила? Никого здесь нет. Ты один. Осталось только, что землёй присыпать. И всё, с тобой покончено.

Без костюма и паутины на Космическом голландце он чувствовал себя мухой, угодившей в паучью сеть, и да, он понимал всю иронию этого сравнения. Некогда любознательный и деятельный Паркер, теперь даже не предпринимал попыток покинуть свою тюремную камеру, просто лежал и пялился в потолок. Его угнетало даже не то, что его трагедия стала причиной уважительных взглядов Читаури 2.0, а то что никто из пришельцев не видел в его трагедии трагедию.

Но его пугало ещё одно, ощущение, что на него кто-то смотрит. Паркер надеялся, что это лишь бред измученного сознания, которое таким образом справлялось со стрессом.

Так и до шизофрении не далеко – нервно закусывая губу размышлял Питер, но не переставал оглядываться.

И вот снова, то мягкое, будто призрачное касание, что он периодически, вот уже последние три дня, ощущал. Питер всматривался до рези в глазах, но ничего не видел. ОН был совершенно один.

Но пугал его не сам взгляд, а то что с каждым днём, он, как будто становился ближе. И когда чутьё смазано, волной мурашек, пробежало по его спине, Паркер тут же выскочил из комнаты и понёсся прочь, подгоняемый животным страхом и ужасом. – Это было позади него.

***

Заточение заточением, но Питер Паркер был шестнадцатилетним подростком, что волей судьбы оказался заброшен так далеко от дома, что и не представлял насколько. И космос не мог не завораживать, притягивать и в равной степени пугать, но Питеру нравилось любоваться им.

Отсек, что он обнаружил ещё тогда, не нёс особой функции, это было всего лишь помещение с большим окном, у которого, к слову, тоже не было никакой функции, кроме как быть окном, и подростка это устраивало. Он часто сюда приходил, ещё до того, как потерял руку. И вот ноги сами привели его сюда.

Паук стремительно влетел в помещение и тут же замер, там был тот, кого меньше всего на свете Паркер хотел видеть. Злость вспыхнула в нём, как фейерверк. Но понимая, что его присутствие не осталось незамеченным, а отступать было бы глупо, да и не в его стиле, мальчишка вздёрнул нос и двинулся к окну. Он не собирался менять свои планы из-за присутствия какого-то межгалактического маньяка!

Он встал не близко и не далеко, а на приемлемом расстоянии, что бы не показалось, что он, Человек-паук, боится Таноса.

Присутствие титана раздражало сильно, а ещё сильнее злило. И что б хоть как то отвлечь себя от внезапных эмоций, мальчишка с преувеличенным вниманием уставился в окно.

Космический Голландец медленно двигался мимо планеты, так близко, что на поверхности можно было рассмотреть буйство стихии, там была самая настоящая буря.

– Значит там есть атмосфера – отметил любознательный мозг, завороженно наблюдая за колоссальным природным явлением, искоса продолжая следить за титаном. Но Танос, как и прежде, будто не замечал мальчишки.

Паркер не тешил себя иллюзиями об истинном отношении Таноса к собственной персоне, он был уверен, что тот забывает о нём, как только он выходит из комнаты. Это вполне устраивало подростка, если бы было иначе, он бы всерьёз забеспокоился.

Но сейчас сам Питер, никак не мог выкинуть из головы титана, злость, какой прежде он не испытывал, охватила его. Кулаки сжались помимо воли, он прикусил губу, чтобы хоть как-то сдержать рвущиеся наружу грубые слова, но с каждой секундой сдерживаться становилось всё сложнее. И Паркер так сильно стиснул кулак механической руки, что раздался громкий скрежет. Боковым зрением паучок увидел, как губы титана искривились в усмешке. Это стало последней каплей.

– Вы всегда получаете извращённое удовольствие причиняя боль другим? – едко выплюнул юноша.

Это было весьма опрометчиво, ведь что б испепелить мальчишку, Таносу потребовалось бы мгновение. Но об этом Паркер совершенно не думал, злость клокотала в нём, распаляя ненависть, бередя раны, и так просто промолчать, тем более проглотить ту боль, он не мог. А раз он не пленник, так ему не зачем следить за своим языком.

Но титан даже не обернулся в его сторону, продолжая созерцать просторы космоса. И такое пренебрежение было сродни удару, что распалило мальчишку ещё сильнее. И Паркер сделал то, что делают все страдающие дети – Привлекают внимание.

Паучок, что есть силы ударил механической рукой о стекло. Но ни с конечностью, ни со стеклом, ничего не произошло, и даже боли Питер не ощутил. Яростно дыша, парень не отрываясь смотрел на руку, та была по-прежнему исправна, от этого он разъярился ещё сильнее. Но следующего удара не последовало, хотя Питер и замахнулся. Танос ленивым движением перчатки, силовым полем оттолкнул парнишку от окна. Лишь благодаря реакции, Питер удержал равновесие, но это не помешало ему почувствовать себя ещё более униженным. А титан, так же лениво перевёл на него взгляд:

– Не отсутствие руки причиняет тебе боль, а мысль от её отсутствия.

Паркер почти задохнулся от возмущения. Какая к чёрту мысль? Боль была самая настоящая!

– Это была моя рука! – просипел подросток – Моя! Рука! А вы сидели на своём троне – акцентируя слово так, будто это что-то отвратительное, скривился Питер, а затем прорычал – и улыбались! Видимо сострадание в вас сгинуло вместе с вашей гнилой планеткой, не так ли?

Титан задумчиво наклонил голову и спокойно, будто и не о насилии шла речь, сказал – Я не видел нужды в пощаде, и нет смысла горевать по утраченному. Сейчас, ты не способен мыслить здраво, но как только это пройдёт, ты всё поймёшь.

– Нет, не пойму! – воскликнул Питер. А затем тут же скривившись, от насмешливого взгляда титана, зло просипел – Откуда в вас столько уверенности, что я хочу понять?

Танос растянул губы в страшной нечеловеческой улыбке, но так и не ответил.

Питер не знал, что именно хотел услышать. Он не был наивным дураком, и знал, что титан не только не будет оправдываться, и конечно же не станет извиняться. Он Вселенское Зло, отрубание конечностей и пытки, для него в порядке вещей! Но мальчишка мучился и хотел что-то, и сам даже не понимал что.

– Всё то, что вы делаете это бесчеловечно! – воскликнул Паркер.

– На то я и не человек – хмыкнул фиолетовый – В отличии от людей, я способен видеть цель и идти до конца. Я знаю цену победы, и я готов заплатить. И заплачу! Это и отличает меня от Мстителей, мальчик. В конце концов, я одержу победу, а они проиграют.

– Нет! Удел всех злодеев проигрыш! – воскликнул Питер, но тут же утратил былой запал, уж слишком по-детски прозвучала эта фраза. А титан расхохотался и хохотал так долго, что подросток помрачнел. Впервые в жизни, он подумал, что слепой веры в Мстителей и в Железного человека может быть недостаточно.

– Я не злодей. Я Освободитель, и мой долг очистить Вселенную – отсмеявшись, покровительственно ответил Танос.

Из всей вкрадчивой и неприятной, полной злого пафоса речи титана, Питера больше всего напугало то, что Танос не причислил его, Человека-паука, к героям Земли. И мальчишка с ещё большей, чем прежде ненавистью посмотрел на титана. Паркер пытался найти в себе ту часть, которой всегда так гордился, а именно бесстрашного героя внутри себя, но не находил. Он уже не был добрым соседом Человеком-пауком, а был кем-то другим.

– И кто возложил этот долг? Вы сами? – процедил сквозь зубы Питер, не что бы услышать ответ, а что бы что-то сказать.

Но титан не ответил. А подростка это отчего-то расстроило, его сильно задевало пренебрежение, с ним не считались и не воспринимали всерьёз. И он не переставал спрашивать: почему всё так? Он же уже не ребёнок!

– Вы не освободитель! А безумец, что выстроил вокруг себя стену фанатичных идей! И ваши слова только подтверждают это! – громче прежнего воскликнул Питер. Он мучительно хотел задеть Танаса за живое, даже не думая о возможных последствиях.

Титан усмехнулся, и будто даже нравоучительно, заметил: – Ты слышишь только то, что хочешь слышать, а именно, какой я безжалостный убийца и тиран.

– А разве это не так? – откровенно насмехался Питер.

– Так говорят, все. Но ты не будешь, как все, – возразил титан.

Питер невольно отшатнулся, его напугало, то как это было сказано, с уверенностью и без насмешки.

И запоздалая мысль, замаячила на периферии, что со вселенским Злом бесед не ведут, и тем более не выуживают жалость. Со злом воюют! Да и весь этот «разговор» скатывается куда-то не туда.

Горький ком подступил к горлу Паркера, и он сделал ещё шаг назад. Но титан уже не отрываясь смотрел ему в глаза, а мальчишке казалось, прямиком в душу.

Что титан пытался увидеть в нём? И самое главное, что видел? – Питер не хотел думать об этом. Но злые мысли сами появлялись, где-то в самом тёмном уголке его души. И он с ужасом осознавал, что, когда доберётся до Земли, будет уже поздно. Он уже не будет прежним.

Паркер наивно полагал и надеялся, что Танос настигнет Землю за пару дней, но сейчас, когда в руках титана буквально всё время мира, пытка Питера могла длиться столько сколько пожелает межгалактический тиран.

Комментарий к V/X

Эта глава далась мне нелегко. Так что буду рада узнать ваше мнение))))

========== VI/X ==========

Комментарий к VI/X

Музыка для погружения, ненавязчивая мелодия под которую и создавалась глава))))

Mass Effect Leaving Earth

http://zaycev.net/pages/36820/3682077.shtml

арт к главе https://vk.com/publicadaartict?z=photo-160535110_456239065%2Falbum-160535110_00%2Frev

«Я как-то слышал анекдот: «Мужчина приходит к врачу. Жалуется на депрессию, говорит, жизнь груба и жестока, что он чувствует себя одиноким в угрожающем мире. Врач предлагает простой рецепт: «Великий клоун Пальячи сегодня в городе, сходите, это вас подбодрит». Мужчина взрывается слезами. «Но доктор», – говорит он – «Я и есть Пальячи».

Хороший анекдот. Всем смеяться. Барабанная дробь. Занавес.»

Роршах

Унылая череда посредственных, однообразных, редко интересных событий. Рутина, серая и беспробудная, как болото поглощает всех. Но Питер даже не мог представить, что она хоть как-то могла коснуться его. Ведь жизнь Человека-паука никогда не шла по стандартному расписанию. Даже если Паркер и старался следовать плану, всегда что-нибудь происходило, что в два счёта разрывало посредственность. Что уж говорить, если однажды сам Железный человек, как по волшебству, оказался в их с Мэй квартирке, в Куинсе!

Но это серое вязкое ничто оказалась проворнее и изобретательнее, чем предполагал юноша. Ненавязчиво и без спешки, все душераздирающие обстоятельства стали буднично-привычными. Попроси Паркера рассказать, что же с ним здесь происходило, и он будет многозначительно молчать. Даже не из-за ужаса перед воспоминаниями, хотя и не без него тоже, а по одной простой причине: Его жизнь – расплывчатое пятно, где каждый день ничем не отличался от предыдущего. Это словно банальный, сильно затянутый, от того уже не пугающий, фильм ужасов, что он вынужден наблюдать, будто со стороны. А от такого «разнообразия» подростковый мозг быстро устаёт и перестаёт запоминать что-либо.

Питер смазано, даже не глядя, проскрёб восемьдесят шестую засечку. Смотреть на эту стену подросток не только не любил, но и раздражался всякий раз, как делал это. Ведь он тут же бездумно начинал пересчитывать дни проведённые в плену, и это не могло не давить на него. Порой ему казалось, что эта злосчастная стена упрекает его за бездействие.

Но юноша только зря себя накручивал, любой на его месте не смог бы сделать и половины того, что он уже сделал. Во-первых, приёмник, что Паркер, по уже сложившейся традиции, включал, как только просыпался. Подросток радовался и чуть ли не плакал, когда собрал его из остатков мусора! Но устройство не только работало, но и выполняло свою функцию, а именно перехватывал волну Читаури 2.0.

Правда, с пониманием у юноши возникли трудности, неясное скрежетание оставалось для него таким же непонятным, как и в первые дни пребывания на Космическом голландце. И Питер включал этот приёмник для фона, как радио.

И сейчас, наслаждаясь относительной свободой, парень, сидя на полу своей несменной тюрьмы, разбирал третью по счёту пластину с челнока, которую тайком снял ещё сорок семь засечек назад.

Порой он так погружался в процесс, что забывал, где находится. А со временем, даже намеренно стал воображать, что он на Земле и… Паркер поклялся никогда об этом не рассказывать! Одной из его вымученных фантазий было то, что он и мистер Старк вместе разбираются в этом инопланетном механизме. Подросток даже придумывал, что миллиардер мог сказать или даже, как мог пошутить.

Это было глупо и так по-детски, но Паркер не мог лишить себя этих мыслей. Они дарили ему покой и какую-то тихую, давно забытую радость.

А ещё подростку нравилось воображать своё возвращение на Землю. Он придумывал всякие возможные варианты событий, встреч и прочего. Но чаще всего сходился на ошеломлённых Мстителях, рыдающей Мэй и Капитане Америки с открытым ртом.

Так же Паркера смущал тот факт, что теперь в любом аэропорту мира он будет пищать, проходя через металлоискатель. Но он быстро мотал головой, откладывая это на потом, ведь проблемы нужно решать по мере их поступления.

Каждый день Питер усердно работал. Он надеялся, что с помощью пластин и прочего сможет собрать передатчик, ну или хотя бы выяснить координаты Земли. Но всё усложняло отсутствие необходимых знаний и навыков. Если с металлом он хоть как-то ладил, то инопланетные символы и язык были для него непостижимы. И никакие аналогии с Земным алфавитом не помогали.

И эта своеобразная стена натолкнула его на изучение межгалактического диалекта, но он быстро отказался от этой идеи, так как продвигался в этом катастрофически медленно. И тогда Питер принял решение, о котором только недавно перестал жалеть. Снова и снова он стенал, что если б всё было как в Докторе кто, всё было бы проще! Но это и суровая действительность, где пришельцы не подчиняются человеческим стереотипам.

Двадцать три засечки назад он встроил себе в голову переводчик. Это решение далось ему тяжело, он долго думал, анализировал, взвешивал все за и против. И пришёл к печальному выводу, что своими силами уже не справляется.

Но благодаря переводчику он стал понимать, то странное скрежетание-гоготанье, что издавали Читаури 2.0. И был сильно расстроен, ведь, как оказалось, пришельцы ни о чём не разговаривали. Их речь была лишь странным набором бессвязных слов и предложений. Единственно полезным было то, что они изредка сообщали о местонахождении членов ордена, что тоже было неплохо.

Засечек становилось всё больше, а ничего особого не происходило, разве, что его «тренировки», но о них Паркер думать не хотел. Но донельзя смущало и сбивало его с толку другое, а именно то, что он хоть и находился в центре событий, так сказать на полигоне Вселенского Зла, ничего явно глобального и исторического не происходило.

Первые двадцать семь засечек Питер был уверен, что от него всё тщательно скрывают, и проводят тайные встречи «клуба Зла» ночью, за закрытыми дверьми. Но это было не так, в космосе всегда ночь, а дверей никто не запирал, ну разве, что оружейную, но и не от Паркера.

Тайных встреч «Клуба зла» не было, было что-то другое, более странное и непонятное, а именно аудиенции «Просящих», как их нарёк Паркер, примерно дважды или трижды в месяц.

Сначала Питер страшно переживал, что его убьют из-за его присутствия там. Но почти сразу выяснилось, что Танос, как будто и не против. Это бы не напрягало юношу столь сильно, если бы титан не стал требовать его присутствия там.

Близость к Таносу, восседающему на своём Троне зла, «слегка» пугала. Но больше этого, его раздражало всеобщее безразличие. Почему все вели себя так, будто его присутствие это норма? Он же Человек-паук, вражеский шпион в конце концов?!

Так же мальчишку смущали и «просящие». Все, какая бы причудливая раса не была, и какой бы чудной не была их речь, говорили, в принципе, об одном и том же – о пощаде. А титан милостиво обещал подумать и на этом всё.

И каждый раз Паркер силился понять, где же эти полные пафоса речи о превосходстве одной расы над другой? Где боевые кличи и истязания невинных? Где страшно мигающие лампы, угнетающе действующие на психику? Но всех этих злодейских штук, что так хорошо раскрыты в фильмах, комиксах и книгах, не было.

Но тем не менее, мальчишка ощущал, что грядёт что-то воистину страшное и никакие мольбы не остановят Таноса, и все мучения «просящих» тщетны. И на этой весёлой мысли, Питер ткнул не туда, куда следовало, и кусок внеземного металла, что он стащил с челнока, заискрился.

Ну что поделать, из отвёрток у него был только нож.

– Нет! Да, что за дерьмо такое! – пытаясь спасти панель, шипел юноша: – Чёрт! – но как оно часто бывает, в попытке спасти, он сделал только хуже. И благодаря его стараниям, большая часть сгорела, и драматично вскинув руки, он расстроенный свалился на кровать.

Но это не первая неудача в его жизни. И Питер тут же принялся выстраивать очередной план налёта на ангар. Но от обдумывания изъятия четвёртой панели, его отвлекло резкое изменение в настроении нечеловеческих голосов Читаури 2.0., от нейтрально мерзких, до фанатично восторженных.

Питер ещё долю секунды вслушивался, а затем резко вскочил: – Чёрт! Чёрт! Чёрт! – как мантру повторял подросток, носясь по комнате. Судорожно подняв с пола пояс, на котором покоились ножны с клинком, он быстро прикрепил его к костюму, тут же схватил брошенную на постели маску, и в панике оглядывал помещение в поисках миски с жижей.

Приятно знать, что ничего не меняется, как на Земле, так и здесь, в его комнате царил хаос.

Жижа оказалась на полу недалеко от двери. Хватая её и уже на бегу, делая три больших глотка:

– Снова этот вкус… – скривился подросток.

– Индейка! Индейка у Лидсов! Думай о хорошо прожаренной индейке! – приказывал себе Паркер, но особого результата это не принесло, вкус собственной крови так и остался. Жижа была мерзкой, но выбирать не приходилось. Кто знает, вдруг ему придётся провести ближайшие трое суток в вентиляции, а силы были нужны ему в любом случае.

Утерев губы тыльной стороной руки, Питер бросил пустую миску, и та с тихим звоном разбилась, но этого он не заметил, так как уже мчался прочь от своей камеры.

Как назло, всегда унылые и пустые коридоры, сейчас были переполнены. И каждый раз Питер с замиранием сердца останавливался и ждал, когда очередная делегация «просящих» отпустит его после череды низких поклонов. Он судорожно переводил взгляд с каждого лица и молился: – Быстрее! – но те, как назло пытались подмазаться к Паркеру, совершенно не понимая, что Питер здесь ничего не решал.

Впервые, когда перед ним раскланялись, мальчишка был шокирован, даже не самим этим действом, а глазами «просящих». Взгляды, которыми наградили его пришельцы были затравленные, отчаянные и напуганные, и в отличие от Паркера, они не сомневались, кто перед ними. Паучок, тогда ещё наивно полагал, что он пленник, но после череды подобных ситуаций, его самообман, как по волшебству рассеялся.

И тогда он задал сам себе вопрос: «Кто же он? Или, кем его считают?» Ответ был донельзя прост: – Питер Паркер, мальчик с Земли, один из приближённых Таноса и член Чёрного ордена.

Осознание было болезненным. Сначала его страшно злило ошибочное суждение о нём, ведь всё это неправда! Но долго винить пришельцев он не мог, да и обманывать самого себя тоже.

Всё чёртов Корвус!

Теперь у Питера Паркера был самый настоящий злодейский костюм. Чёрный, облегающий, с тонкими, но невероятно прочными металлическими пластинами, что надёжно защищали все жизненно важные органы. И как у самого настоящего плохого парня, злодейская маска с угрожающего вида красными линзами, что решали проблему светочувствительности. А так же бесполезный капюшон, что придавал ещё больше драматизма в его образ межгалактического гота. Но самым угнетающим во всём этом была именно маска, ведь за ней никто не видел потерявшегося в космосе мальчика, все видели свою предстоящую погибель.

Питер со смешанными чувствами принимал костюм, ему всё казалось, что тем самым он отрекался от своего прошлого, будто он закрывал глаза на те костюмы, что сделал ему мистер Старк. И тогда ему приходилось утешать себя тем, что это всё же лучше тех лохмотьев, в которых он первое время был вынужден здесь пребывать.

Больше не в силах терпеть уважительно приторные взгляды, Паркер вскочил на стену и, с силой оттолкнувшись, удачно приземлился уже в конце коридора. Своим резким поведением он напугал парочку пришельцев. Неприятно, конечно, но что делать, на вежливость времени нет.

Питер передвигался быстро, но ему казалось недостаточно. Чёрт, как же он скучал по паутине!

Поворот, ещё поворот. И вот за очередным углом, замаячила фигура, что вызвала мнимый приступ облегчения. Мальчишка ускорился, нагоняя война, и состроив на лице невозмутимую физиономию, деланно беззаботно заговорил – Глейв, приятель! – «Боже что я несу» промелькнуло в голове подростка, но он так же коряво-невозмутимо продолжил – Помнишь, ты настаивал на ложном выпаде с захватом, – это мягко говоря «настаивал», на деле же Паркер думал, что Глейв просто вобьёт это знание ему в череп. – Так вот я его отработал… – улыбнулся мальчишка, но так напряжённо, что у него свело челюсть.

Но Корвус проигнорировал его, и даже не посмотрел в сторону мальчишки. Подросток мысленно взвыл, но и не подумал отступить – Глейв его единственная надежда.

– Корвус, у меня клинок затупился… – совсем по-идиотски пролепетал Питер, замолкая на середине, ведь мужчина внезапно растянул губы в ухмылке, и взглянул на мальчишку сверху вниз, таким непроницаемым взглядом, что слова сами как-то дальше не пошли. Конечно же мальчишка соврал, и воин понимал это, ведь Паркер редко доставал клинок, разве только на «тренировках», и тот затупиться никак не мог.

– Маска, – протянул пришелец, вкладывая в это слово, всё то, что люди обычно вкладывают в длинные пояснения.

Паркер закусил губу, и только бог знает как, не закатил глаза. Как же его раздражало это пресловутое требование надеть маску. Видете ли Корвус не переносил «излишне эмоциональную физиономию» подростка, и как утверждал сам воин, по одной простой причине, она вызывала в нём дикое желание причинить боль Паркеру.

Игнорируя усмешку воина, Питер угрюмо натянул маску. И уже более взвинченным тоном продолжил: – Так вот, клинок… – Его не волновало побьёт ли его Глейв, он должен был задержать воина любой ценой! Питеру сейчас было противопоказано оставаться одному, а всё, потому что вернулась Проксима.

Отсутствовала женщина меньше, чем надеялся Паркер, всего тринадцать засечек. А теперь, если она найдёт паучка, то даже Танос с перчаткой бесконечности навряд ли сумеет вернуть его к жизни. А всё из-за одной дурацкой случайности.

Как-то раз, исследуя вентиляцию, паучок наткнулся на изголодавшихся Аутредов, премерзкие создания. И сбегая, натравил их на ведьму, но как у него это вышло, мальчишка не знал. Просто в особо щекотливый момент, он подумал об Проксиме, и той боли, что она ему причинила, и на удивление уродливые создания сразу же отстали от него. Собственно, всё. Только позднее Питер узнал, что те перекинулись на женщину… Да уж, неловко вышло.

Собираясь сморозить очередную чушь, паучок вовремя остановил себя. Это уже превратилось в рефлекс – вовремя закрывать рот. Глядя на отстранённое лицо воина, в глазах которого плескалось доселе невиданная злоба, Паркер понял, что лучше его не провоцировать, а то Проксиме и утруждаться не придётся.

Чутьё не переставало сообщать о нарастающей опасности, и это отнюдь не способствовало адекватному поведению подростка. Времени распинаться перед воином не осталось. И Питер нехотя отступил, развернулся, и уже собирался забраться на стену, что б в ближайшее время вообще никому на глаза не попадаться. И когда он уже в прыжке оторвался от земли, его, что есть сил, дёрнули обратно.

Паркер чуть не задохнулся, садист Корвус схватил его за капюшон! И не давая подростку сделать глоток воздуха, потащил дальше по коридору. И паучок ощутил то, что ощущают маленькие декоративные собачки, которых тащат на поводке.

Следующий полноценный глоток воздуха Питер сделал уже в челноке. И прежде, чем Паркер успел, что-либо подумать или что хуже ляпнуть, Корвус беззлобно процедил: – Запоминай. Обратно управлять будешь ты.

Паучок округлил глаза, правда, за маской это было незаметно. И пока воин не передумал, мальчишка поспешно закивал и принялся внимательно следить, за каждым движением Корвуса, который, (о Господи, не верится, что это происходит!) показывал, как управлять челноком.

Детский восторг постепенно сошёл, уступая место суровой реальности. Паркер не обольщался на свой счёт, он понимал, что действия Корвуса обусловлены иными мотивами, и навряд ли воин проявил благородство, спасая задницу Питера от Проксимы просто так. Но мысль, что Глейв оказал такую услугу, была приятной и слегка щекотала нервишки. Ведь каким бы Корвус не был кровожадным, Питер не признавался себе в этом, но воин был ему приятен.

Ведь тоскующий по общению мальчишка, бывало, без умолку вываливал на Корвуса всякую ерунду. А воин молчаливо слушал, изредка вставлял комментарии, а когда Паркер ему совсем надоедал, то мужчина, всё так же молча, но с кривоватой усмешкой, пытался засадить нож пацану в горло. И Питер хорошо понимавший такие намёки быстро сваливал куда подальше. И это единственное подобие дружбы, что было здесь у Паркера. И порой он хватался за это непозволительно сильно, идеализируя пришельца.

И сейчас, Питер не мог быть хладнокровным и здравомыслящим в полной мере, так как впервые за долгий период времени был счастлив, ну или по крайней мере рад. Он так устал от всей этой серой, почти что чёрной жизни в заточении, и мысль о приключении не могла не будоражить подростка. Тем более в такой относительно нормальной компании.

Но здравый смысл настойчиво твердил: что Глейв летит отнюдь не в Диснейленд, и Паркеру необходимо быть осмотрительнее, иначе клинок и вправду может затупится.

***

Первый в жизни гиперскачок был неприятным, но не самым худшим, что происходило с Питером за весь период заточения. Так что, когда он смог выползти из челнока, мальчишка испытал самую настоящую радость!

Подчиняясь порыву, он тут же стянул с себя маску, и почти что ослеп, но даже боль была приятной. Ведь здесь было Солнце! И плевать, что оно за густой пеленой, плевать, что оно не одно, а их два! Это же самый настоящий природный свет, а не холодные лампы на полигоне Вселенского зла.