Текст книги "Хватайся! Рискуй. Играй. Умри (СИ)"

Автор книги: Max Austen

сообщить о нарушении

Текущая страница: 1 (всего у книги 12 страниц) [доступный отрывок для чтения: 5 страниц]

Max Austen

Хватайся!

Рискуй. Играй. Умри

© Max Austen, 2016

Редактор Лили Енот

Корректор Кэти Фокс

Что делать молодому парню, если ему жить осталось не больше года? К чему стремиться рок-музыканту, если он уже во многом преуспел? Остается оглядываться назад? Вспоминать, как мать-наркоманка заставляла его слизывать с пола мед, как зарабатывал на жизнь воровством и торговлей сигарет в школе? Снова переживать весь ужас прошлого… Или лучше хвататься за жизнь, за то, что имеешь? И помнить, что лучший друг-самоубийца говорил: «Самое большее, что мы можем сделать в жизни, – пожертвовать собой».

ISBN 978-5-4474-8456-9

Создано в интеллектуальной издательской системе Ridero

Оглавление

Хватайся!

Глава 1. В наш темный час

Глава 2. Я уйду – они забудут

Глава 3. Подари жизнь

Глава 4. Бесконечная улыбка

Глава 5. Изгои

Глава 6. Выживает сильнейший

Глава 7. Кровь братьев

Глава 8. Шрамы

Глава 9. В последний раз

Глава 10. Два беспокойных силуэта

Глава 11. Настоящая дружба

Глава 12. Время-героин

Глава 13. На грани

Глава 14. Кофе на окне

Глава 15. Это наш бой

Глава 1. В наш темный час

Умру. Через пять месяцев. Может, чуть позже. Так сказал онколог Василий Степанов. Рак поджелудочной – не самая приятная смерть. Но кому дан выбор, как и от чего умирать?

Я сижу на стуле. Не шевелюсь. Беззвучно смотрю в глаза говорящему врачу.

– Мы можем попробовать лечение, но, к сожалению, процент выживаемости в вашем случае не очень высок.

Продолжаю молчать.

Чувствую на себе испытующий взгляд.

Я – двадцатидвухлетний парень, ростом в метр восемьдесят, худой, но еще не тощий. Я – еще живой блеск в серых глазах, в котором читается недоверие услышанному. Я – длинные каштановые волосы, связанные резинкой, не подозревающие, что их носитель болен. Я – здоровая кожа по всему телу, за исключением шрамов и рубцов. Я – тот, кто носит черные кожаные джинсы, тяжелые черные ботинки, кожаный браслет на левом запястье и металлический кулон в виде головы волка поверх кричащей зеленой футболки с надписью «ROCK AND ROLL». Я – музыкант, излучающий энергию оптимизма, заражающий окружающих безнадежным счастьем. Разве такой похож на больного раком?

Этот врач пытается убедить меня, что я – ходячий мертвец.

Единственное, что выделяется на моем теле, – шрамы. Шрамы на руках и подбородке означают, что когда-то Максим Волков побывал в страшном пожаре, где погорел, но чудом выжил.

– Максим, ваш случай – он уникален. Обычно на вашей стадии больные с постели не встают, но вы… Я пропишу несколько обезболивающих препаратов, принимайте их по мере необходимости. Печень уже поражена, не стоит убивать ее раньше времени. Пока вы будете обдумывать свое решение, я назначу диетотерапию. Сейчас самое главное – быть настроенным только на хороший результат. Это поспособствует вашему лечению.

Он берет листок бумаги и что-то пишет черной пастой.

Он говорит о метастазах. О том, что на четвертой стадии я обречен. О каком лечении может идти речь?

Прекращает писать, переправляет листок через весь стол.

– Ну, что вы решили?

Мои губы не выдают и звука.

– У нас есть опытные психотерапевты. Они помогут…

Я беру листок, поднимаюсь со стула, говорю:

– Всего хорошего.

Я выбегаю из кабинета, спускаюсь на этаж ниже, в гардеробной хватаю кожаную куртку. Надеваю ее и выхожу на мокрую от слез неба улицу. Мое тело пронзает шум города.

Дождь.

Звуки проезжающих легковых автомобилей и автобусов. Они все куда-то едут. Невысокая девушка в сером пальто цепляет меня зонтиком. Она, как и все прохожие, куда-то спешит.

Пусть спешит по своему проложенному маршруту.

А я вот, похоже, скоро выхожу на конечной.

В этой больнице нет даже бахил. Опытные психотерапевты? Сомневаюсь.

Делаю первые шаги в сторону автобусной остановки. Я так неуверенно шагаю и, кажется, вот-вот упаду. Через долгих три минуты преодолеваю сто метров, прячусь под прозрачную крышу остановки. Сажусь на скамейку.

Неприятный запах тухлых яиц и алкоголя. Поворачиваюсь влево – рядом сидит бомж. Он опустил голову, кажется, спит.

Пальцы моей правой руки разжимаются, вижу бумажку. Косым почерком на ней написан рецепт сильнодействующих обезболивающих препаратов и адрес сайта, перейдя по которому, могу найти диету для больных раком поджелудочной железы. Переворачиваю бумажку и замечаю приписку: «рецепт действителен только в аптеке нашей больницы». Вот как.

Мой автобус. Он останавливается лишь потому что девушка в сером пальто вытянула руку. В Нижнем Новгороде не сядешь ни на один общественный транспорт, если не посигналишь.

Я не встаю. Я чего-то жду. Прежде чем поехать, должен ответить на один очень важный вопрос. Максим Волков, признаете ли вы, что у вас злокачественная опухоль?

Девушка, задевшая меня зонтиком, входит в салон. Двери закрываются, автобус двигается дальше. Она продолжает идти по намеченному маршруту.

Вместо того чтобы ответить, мозг посылает сигнал левой руке достать из кармана куртки смартфон и посмотреть на время. 14:02. Должно быть, Влад уже приготовил обед и даже не ждет моего скорейшего возвращения. Вместе с Аней уплетает еду. Они наверняка и подумать не могут, что у Макса Остина может быть что-то серьезное.

А у меня рак.

Да, я все-таки признал это.

Макс Остин – тот же Максим Волков. Мы, музыканты, любим псевдонимы.

Если бы кто-то спросил Аню, почему Макс задерживается, она ответила бы, что он наконец решил купить себе гитару, и сейчас находится в музыкальном магазине. Аня хочет, чтобы я научился на ней играть так же хорошо, как она. А Влад на тот же вопрос ответил бы, что Макс просто решил развлечься с проституткой, поэтому, тсс, только между нами, не стоит сейчас ехать в дом Юры. Дом Юры, она же дача, – помещение, которое уже больше года используется для неприличных мероприятий. Мы, рок-музыканты, любим оргии.

Но нет. Они не правы. Сейчас Макс выходит с остановки и направляется в больницу за лекарствами.

Лена никогда не была образцовой матерью. Пьющая, гулящая. Всегда с сигаретой в руках.

Она протянула мне дымящуюся самокрутку.

– Сыночек, хочешь покурить?

Мне пять лет. Я сидел за столом, ждал, когда мамочка накроет стол. Она же загадочно смотрела в окно. Что там интересного можно увидеть? Пустая улица села Лаишево.

Я жалобно посмотрел на нее.

– Когда будет обед?

– А? Что?

Лена растерянно оглянулась. Шмыгнула носом. Видимо, вспомнила, что сегодня оставила меня без завтрака, и я голоден. Она потушила самокрутку о пепельницу, подошла к холодильнику. Судя по вытаскиваемой ею кастрюли, на обед позавчерашний суп.

– Сыночек, сегодня после ужина мама пойдет к подружкам с ночевкой. Обещаешь не плакать?

Я всегда плакал, когда оставался ночью дома один. Боялся темноты. И еще чего-то, что мне мерещилось в темных углах.

Маме двадцать четыре года. Папе двадцать пять. Этим летом она сидит дома, а он работает в Казани. Папу я не видел два месяца. Скоро он должен приехать. Тогда-то, думал я, ему все расскажу. Все, что знаю об изменах мамы.

– Ты же не к подружкам пойдешь, а к тому дяде, через дорогу. Ты с ним спишь.

Мать повернулась ко мне, сердито посмотрела.

– Малыш, запомни: чтобы получать удовольствие от жизни, приходится обманывать.

– А как же папа?

– Папа не знает – и ему хорошо.

Она достала из холодильника двухлитровую банку меда, поставила на стол.

– Угощайся.

Я тут же сделал вид, что ничего не знаю о похождениях, схватил банку и попытался открыть. Крышка не поддавалась. Пальцы заскользили. Выскользнув из рук, банка направилась вниз, где деревянный пол давно ее поджидал. На звук разбившейся банки мать отреагировала весьма быстро. С ее уст слетели гневные слова, обильно приправленные матом.

– Сукин сын, что ты наделал?! Это же была последняя банка меда!

В ярости она влепила мне пощечину. Щека загорелась. Я всегда боялся гнева матери.

– Что моргалами хлопаешь?! Хотел меда? Вставай на четвереньки и слизывай!

Слезы брызнули из моих глаз.

– Что, оглох? Кому сказала?! Живо!

Ее кулак с силой ударился о стол. Выбора нет.

Я сполз на пол. Перед моим лицом разлитый мед, смешанный с осколками стекла. Как не пораниться, выполняя приказ? Я не знал. И поэтому просто начал слизывать мед с пола. Сквозь слезы. Вместе со стеклами.

На экране смартфона 14:36. Я купил лекарства и теперь направляюсь домой, ступая тяжелыми ботинками по лужам. Дождь с сильным ветром еще не прекратился.

Первый день ноября. Моя последняя осень.

Я не знаю, почему начал проигрывать сцены из прошлого. Говорят, перед смертью вся жизнь проносится перед глазами. Обычно люди умирают довольно быстро, а вспоминают жизнь еще быстрее. Не больше минуты. Я же буду переосмысливать ее, умирая все эти пять месяцев. Может, месяцем меньше, может, больше. Василий Степанов говорит, нельзя определить точные сроки. А учитывая, что я особо не жалуюсь, могу протянуть и год.

Боли в животе начались еще в сентябре, тогда же пропал аппетит. И, мне кажется, я начал меньше весить. Такие симптомы нельзя игнорировать. Иначе однажды, выступая на сцене, ты начнешь загибаться и тем самым подведешь всю команду. Я не имею права облажаться, ведь играю значительную роль вокалиста и ударника.

Рок-группа Bish-B, она же «Биш Би», – самое важное, что у меня есть. Нас шестеро. Гитары – Влад Лис, он же Владислав Листьев, Анна Эванс, она же Анна Матвеева, и Кейт Остин, она же Анастасия Клоссова, она же клавишные. Ударные и перкуссия – Кристи Стоун, она же Евгения Моисеева, и я. Бас-гитара – Эндрю Вольф, он же Андрей Каримов, он же лидер, и Аня. Тексты песен – я и Эндрю. Вокал – все шестеро.

Хотя нельзя наше творчество строго отнести именно к року, так как в поисках себя много экспериментируем в разных направлениях, от поп-рока до металкора.

За пять лет существования группы мы записали четыре альбома: «Падшие Ангелы», «Казнь Свободы», «Изгои» и «Шрамы». Последний посвящен Юрию Хансу, он же Юрий Духов, он же гитара, вокал и тексты песен. Бывшему музыканту Bish-B. Бывший значит мертвый. Он покончил с собой двадцать первого марта прошлого года.

Первые два года о нас почти никто не знал, мы не играли на радио, а песни с альбома «Падшие Ангелы» исполнялись только в страшных и жутко грязных клубах Нижнего Новгорода. Чтобы выпустить второй альбом, нам пришлось залезть в долги. Но как раз «Казнь Свободы» и принес деньги и славу. Точнее, известность пришла с песней «В наш темный час».

Вспомнив о ней, я достаю наушники, втыкаю в смартфон, надеваю. Включаю этот трек. Начинается он со взрывного припева в исполнении Эндрю и Кристи:

– В наш темный час

Выходим убивать.

Это время для нас.

Умирай! Умирать —

Веселье для двоих

Ангелов Смерти.

Из эпитафий стих

Дарим вам, дети!

Мимо меня проходят стильно одетые молодые люди. В центре города всегда все стильно и модно наряжены, словно куклы.

Думаю, планета Земля на четвертой стадии рака. Ее рак – люди. Они убивают планету с каждым днем быстрее и быстрее. Они не задумываются, что наносят вред всему живому. Они – звери. Я человек, зверь, и значит, причастен к убийству. Прискорбно осознавать.

В наушниках меццо-сопрано Анны:

– Кто ответит за жизни детей?

Кто похоронит несчастных людей?

Кто посмотрит в глаза пожилым,

Чьи дети уже не живы?

А ведь меня, по сути, некому хоронить. Родителям дела нет до меня. Отец спился. Мать в тюрьме. Наверное, так даже лучше.

Анна замолкает, слышу родной лирический тенор Юры:

– Каждого ждет этот суд,

Каждое тело еще понесут.

Не каждый способен от смерти уйти,

Не каждый успеет сказать им «прости».

Зря решил послушать музыку. Снимаю наушники, прячу в карман к смартфону. На мгновение закрываю глаза, плотнее сжимаю губы, чтобы не позволить проявиться эмоциям. Гудят машины. Какой же транспорт шумный. Вот бы сейчас исчезнуть из города, раствориться в тишине. Пахнет пиццей. Что-то теплое медленно сползает вниз по щеке. Я открываю глаза. Надеюсь, капли дождя.

Юру тоже некому было хоронить. Точнее, было кому, но я не позволил. Когда он умер, никто не заострил на этом внимания. Даже отец-пропойца. Даже Михаил Леонидович, приютивший моего друга.

Его кремировали.

Я хочу, чтобы меня сожгли.

Это лучше, чем опускаться в гробу под звуки траура туда, откуда тебя уже никто не достанет.

Нет.

Тут я вру.

Средства массовой информации достанут тебя из-под земли. Так было с Юрой. Заголовки в печатных изданиях гласили: «Виртуозный гитарист покончил с собой из-за несчастной любви», «Музыкант не справился с гибелью возлюбленной и отправился за ней вслед», «Бойфренд Юрия Духова потребовал кремировать тело», «Юрий Духов страдал от наркотической зависимости», «Участник группы Bish-B будет учить игре на гитаре Курта Кобейна», «В свои 21 ушел из жизни бойфренд Максима Волкова». Идиоты. Ему было двадцать. До двадцати одного года он не дожил каких-то пятнадцать дней. И я не был его парнем. Неужели так сложно писать правду?

Я подхожу к пешеходному переходу, жду зеленый.

ПСМИ. Продажные средства массовой информации. Журналисты готовы на что угодно, лишь бы хорошо платили. Пусть и на заочном отделении, но я учусь на журналиста. Я сам журналист. Я знаю, что мы такое. А самое страшное – знаю, что нам верят. Люди верят в ту придуманную чушь, распространяемую по всем каналам.

Перехожу дорогу н оказываюсь в районе многоэтажных домов.

Телевидение. Самая страшная зараза, самая властная голова зомбирующего дракона. В основном через телевидение людям всех стран внушают мысли и идеи те, кто выше обычных граждан. Им это выгодно. Они пропагандируют свое мировоззрение, свою идеологию, считая ее единственно верной. Они настраивают тебя против других. Они говорят, что хорошо, а что нет. Кем ты должен быть. Как обязан одеваться. Должен. Обязан. Надо. Твой мозг впитывает получаемую информацию как губка. И вот ты уже зомби.

Ты обязан быть православным. Бог есть, и это хорошо.

Ты не должен быть атеистом. Это плохо.

И плевать, что Конституция позволяет быть и тем и другим по своей воле.

У тебя нет воли. Она лишь иллюзия.

Чувствую запах табачного дыма. Мужчина средних лет, прикрывая сигарету мокрым журналом, перегоняет мои быстрые ноги. Как же курящие люди противны. Я понимаю, что у каждого есть право решать, курить ему или нет. Но понимают ли курящие, что не они решили, кто будет тратить деньги на смертельный яд?

Сухость во рту. Тяжело дышать. Ускоряю шаг. Хочу быстрее оказаться дома.

Ты должен быть гомофобом. Это хорошо.

Ты не должен быть гомосексуалом. Это противно природе.

И плевать, что природа так не считает.

Мне очень, правда, очень жаль, что не могу повлиять на сознание людей. Зомбированная нация. Вот мы кто.

Мокрые ботинки перепрыгивают лужу. Я иду через дворы. Дождь стекает с волос под куртку. Чувствую сырость.

Меня в течение всей жизни окружали и продолжают окружать бисексуалы. Юра был бисексуалом. Влад бисексуал. Кристи тоже. Лилия. Игорь. Денис. Дима. Хотя нет, он гей. И Денис. Катя 3.5 бисексуалка. 3.5 – размер груди моей бывшей лучшей подруги Екатерины Манчкиной. Бывшей, но еще живой.

В нетрадиционной сексуальной ориентации нет ничего плохого. Чак Паланик гей. Но его «Бойцовский клуб» не только читают, но даже изучают на курсах литературы. Йэн МакКэллен, игравший во «Властелине Колец» Гэндальфа, рокерша Мелисса Этеридж, телеведущая Эллен Дедженерес, вокалист Judas Priest Роб Хэлфорд – гомосексуальны. Актрисы Меган Фокс, Дрю Бэрримор и Анджелина Джоли, рокеры Дэвид Боуи, Брайан Молко и Элтон Джон – бисексуальны. Элтон Джон, может, даже гей. Всего лишь ориентация.

От длительного нахождения под проливным дождем начинаю мерзнуть. Пытаюсь вспомнить российских звезд ЛГБТ. То ли у нас в стране их нет, то ли шифруются, но на ум, кроме самых очевидных личностей, никто не приходит.

Мать прикрыла дверь. Мы находились в гостях у незнакомого дяди. Он лежал на диване полностью раздетым. Мать щеголяла в черных трусиках, лифчик на ней отсутствовал. Пахло грязными носками.

Папа должен вернуться только завтра.

Дядя приподнялся, откинулся на спинку дивана. Мать присела перед ним, обхватила губами эрегированный член.

Я почувствовал на себе любопытный взгляд.

– А малому не рано на такое смотреть?

Мать решила не отвечать. Она продолжала делать то, что у нее, по мнению многих дядей, безупречно получалось.

– Мальчик, тебе сколько лет?

Я неуверенно и очень тихо ответил. Пять.

Он еще долго смотрел на меня. Молчал. Я желал провалиться под грязный, трухлявый пол, лишь бы не испытывать на себе чей-то взгляд. Наконец он произнес:

– Максим, верно? Хочешь попробовать?

Я не сразу догадался о чем он. Мать разжала губы, отстранилась от пениса, взглянула на меня.

– Сыночек, иди сюда, попробуй, я тебя научу.

Ее лицо не выдавало гневных эмоций. Уголки губ тянулись вверх, к ушам. Она в хорошем настроении. Она не отругает меня, если откажусь.

– Нет, спасибо. Не хочется.

Я, с трудом открыв дверь, вышел из комнаты.

Пока мама занималась сексом, я шатался без дела по двухэтажному дому. На втором этаже нашел незапертую детскую спальню. Судя по разбросанным по всему ковру куклам, розовым блюдечкам и чашечкам для чаепития, здесь жила девочка. От скуки я прилег на кровать и заснул.

Через некоторое время меня разбудили теплое дыхание матери и ее нежный шепот.

– Вставай.

В комнату вошел одетый дядя.

– Да, вам пора.

Мать, уже в джинсах и свитере, взяла меня за руку, я поднялся. Мама, поглядывая на дядю, спросила:

– Может, хочешь себе какую-нибудь игрушку?

Я скромно отозвался:

– Нет, спасибо.

Дядя взял в руки надувного дельфина.

– Нет, бери что хочешь, я разрешаю. Может, его?

– Нет, спасибо.

Мать забрала дельфина на руки.

– Он возьмет.

Когда мы вышли из его дома, она строгим-строгим голосом дала мне жизненное наставление:

– Дают – бери, бьют – беги. Запомнил?

Я захожу в лифт, отправляюсь на девятый этаж.

Хорошо, что я не слушался матери. Иначе моя жизнь была бы еще хуже.

Мать вечно совершала безумства под действием травки и алкоголя. Такой я ее и запомнил. Когда отец решил развестись, лишить ее родительских прав, когда был назначен суд… Тогда мать в суд не явилась, а обкурилась и сбежала. Тогда мне было семь лет, почти восемь. И в следующий раз я увидел ее только через три года.

Я стоял в пахнущем тухлой рыбой магазине и не мог поверить, что вижу ее. Да, это она. Точно. Свою мать я узнаю из тысячи похожих женщин. Она клала покупки в наверняка тяжелые сумки. Рядом стояла ее мать – моя бабушка Галя.

Они направились к выходу.

Я решился помочь нести сумки. Подбежал к матери, улыбнулся ей. Она улыбнулась мне. Мои руки схватили одну сумку и понесли к выходу. И тут раздался ее, Лены, крик:

– Вор! Остановите мальчишку!

Неужели это она обо мне? Да. Иначе зачем охранник преградил мне путь?

А бабушка Галя рассмеялась.

– Ну и дура же ты, Ленка. Это твой сын.

Когда глаза матери остановились на мне, я почувствовал себя изгоем. Она смотрела с недоверием.

С тех пор я перестал питать надежды, что что-то значу для родителей. Для них я никто. Всегда им был, всегда буду.

Шестой этаж.

Пять лет назад мать убила любовника. Из-за денег. И теперь сидит в тюрьме.

Восьмой этаж.

Хоть это и не похоже на меня, но…

Девятый этаж.

…пусть она сгниет там.

Выхожу из лифта, нажимаю на звонок квартиры 107. Слышу приближающиеся шаги. Дверь открывается, я вижу смешное лицо Ани Эванс. Она даже не смотрит на меня, возвращается к своим делам. Мною запирается дверь, снимаются ботинки, куртка и здесь же джинсы. На самом деле в лице Ани нет ничего смешного, мне просто всегда хочется улыбаться и радоваться жизни, когда на нее смотрю.

Из зала доносятся звуки стригущих ножниц. Через тесный коридор, заваленный вещами и коробками, протискиваюсь туда. Аня держит в руках ножницы и расческу. Она стоит ко мне спиной. Эта невысокая шатенка, любящая традиционные русские наряды, в жизни всегда выглядит милой, доброй, славной, но на сцене она агрессивно играющий на гитаре монстр.

Пахнет вишневым освежителем воздуха. Обстановка в зале не очень воодушевляющая: старая мебель, на люстре паутина, на окнах нет занавесок.

Влад Лис сидит на табурете под мантией. Его отрезанные блондинистые волосы обнимаются с грязным полом.

Эта парочка меня игнорирует.

Иду на кухню. Наливаю компот, вижу кофейный пирог, кладу кусочек на тарелку.

Аппетита нет совсем.

Сажусь за стол, пирог отправляется в рот.

Среди всех моих знакомых рокеров я не знаю ни одного, кто жил бы в шикарном особняке или респектабельной квартире с дизайнерским оформлением. Нет, мы не нищие, но не шикуем. Я живу в четырехкомнатной квартире. Две спальных комнаты, одна студия и зал. Маленькая кухня, раздельные туалет и ванная. Мебель дешевая и не очень качественная. Но так ли это важно? Очень много денег уходит на усилители, процессоры, гитарные, клавишные и ударные комплектующие.

Хотя еще больше улетает на одежду и развлечения. Веселая жизнь нам не чужда, а мы не чужды ей.

Ножницы прекращают стричь. Включается машинка. На кухне можно услышать любой шорох из зала.

Раньше здесь жил Юра Ханс. При нем такого беспорядка в квартире не было. Сейчас же чисто только на кухне. Потому что Влад – домохозяин. Потому что кухня – его любимое место. А еще Bish-B постоянно в разъездах. Мы молоды. Не желаем тратить время на примитивные процедуры, уподобляясь горничным и поварам. Влад – исключение. Это спортивного телосложения создание любит наслаждаться приготовленной своими руками и фантазией едой.

У Ани есть парень. Я искренне не понимаю, почему она живет с нами, а не с ним. Она недолюбливает Влада. Не только из-за его сексуальной ориентации, у нее гомофобия. Ее бесит непохожесть Лиса на Ханса. Юра для нее прекрасный цветок жизни, трагически завядший. А Влад появился из ниоткуда и занял его, кто бы мог подумать, прекрасного цветка, место.

Машинка затихает. Слышно, как Влад встает с табурета и направляется ко мне.

– Ха, чувак, ты ходил без шапки?

Это он увидел мои волосы, побывавшие в стихийном бедствии.

Он стряхивает остатки волос в раковину.

– Ну, что сказал доктор?

Я открываю рот, но не издаю ни звука. Ведь эта новость убьет их. И поставит крест на выступлениях. Я так не могу.

– Эм, молчишь?

Он включает горячую воду, омывает лицо.

Он не знает, что мой доктор – онколог.

Снова пытаюсь что-то сказать. В горле пересыхает, сердце бьется медленнее. Смотрю на его красивое улыбающееся лицо. Замираю, пытаюсь уловить левым ухом, где сейчас Аня. Она еще в зале. Ее смешные уши смогут получить информацию из моих уст. На языке вкус пирога. Напряжение во всем теле.

Моя жизнь сегодня изменилась.

Я – тот, кто никогда не будет прежним.

Я – сломленный новостью о раке.

Наверное, поэтому сижу в боксерах и футболке «ROCK AND ROLL». Наверное, из-за этого я начал думать о прошлом и переосмысливать жизнь.

– Надеюсь, ничего серьезного? У нас в воскресенье первый концерт, ты должен быть в форме.

Стоит ли ломать их дух накануне первого концерта в туре?

Выдыхаю.

– Конечно, ничего страшного. Врач сказал, мои проблемы из-за стресса, и все, что сейчас нужно – хорошенько отдохнуть.

Я – ходячий мертвец.