Текст книги "Резко повзрослевшие (СИ)"

Автор книги: Маттакуши

сообщить о нарушении

Текущая страница: 4 (всего у книги 5 страниц)

Я, конечно, давно поставила предупреждение “нецензурная лексика”, но предупрежу еще раз. В этой главе, пожалуй, и правда будет нехилая такая лексика.

Что ж, приятного чтения ))0)))0)

Они подъезжали к мостику, когда Сиджи смогла увидеть крыши невысоких домов, выглядывающих из-за каменной стены, полностью огораживающей небольшой городок. В ночной темноте виднелись зажженные огни в окнах. Иногда в них проходили силуэты, занятые своими делами. То женские фигуры с детьми на руках, то мужские, нервно ходящие вдоль стен.

– Поедим сразу в трактир, – говорит Катарсис, снимая капюшон и оглядывая стражников, стоящих у высоких ворот. – И не нарывайтесь на неприятности. Нам это не нужно.

Хром закатывает глаза, но молчит.

Подъезжая ближе к воротам, Катарсис останавливает Чокобо и спрыгивает на землю, поправляет плащ и идет дальше. Хром быстро слезает с фамильяра и идет за Катарсис. Сиджи же просто переходит на шаг.

Огонь от факелов освещает сонные лица стражников, которые не особо обращают внимания на отдаленные пьяные крики и смех. Самый бодрый бросает взгляд на Катарсис.

– Проезжайте, – бубнит он, махнув рукой.

Катарсис улыбается и входит в ворота.

Теперь для Сиджи здания не казались такими уж и низкими. Деревянные и каменные постройки возвышаются, закрывают своими широкими крышами темно-синие небо, пронизанное звездами, и полную луну.

Факела освещают единичных жителей, укутанных в плащи, идущих вдоль стен домов. У входов в местные бары и корчмы танцуют пьяницы, шатаясь и громко напивая песни. Иногда валяются лицом в грязи. Другие, более трезвые выпивохи не глумятся пнуть спящих и обрыскать их карманы. В узком проулке Сиджи замечает молоденькую девушку, которая прислоняется щекой и упирается ладонями в каменный дом, ее лицо укрыто волосами, а кошачьи уши прижаты к голове. И толстого мужчину, что ритмично бьются своими бедрами об ее. Он громко дышит в изгиб оголенной шеи и ближе прижимает ее к себе.

Сиджи резко отворачивается и ошарашенно смотрит вперед. В голове пусто, взгляд испуганно бегает по крышам домов и горящим факелам.

– Мы проехали уже много мест, где можно было остановиться, – говорит Хром и зевает в кулак.

– Да, мы проехали много интересных мест, – соглашается Катарсис и тоже зевает. – Но я знаю один хороший трактир, он уже рядом.

Завернув за угол, Сиджи видит пустую площадь, в центре которой стоит круглая каменная беседка с зажженным костром. Алые языки танцуют, бревна в огне трещат.

– Вот, видите вывеску «Хромая кобыла»? – спрашивает Катарсис, указывая рукой на здание, стоящие в противоположной стороне площади. – Название, конечно, так себе, но комнаты там приличные.

Сиджи щуриться, пытаясь разглядеть вывеску.

– Пошлите уже, я устала, – бурчит Сиджи, проезжая мимо костра.

Прохладный ночной ветер ударяет в лицо, проникает под плащ и рубаху. Сиджи ежится, сильнее сжимая кожаные поводья.

Катарсис и Хром оставляют фамильяров у корыт и подходят к двери трактира. Сиджи подъезжает к стойлу и спрыгивает в лужу. Грязь брызгает на сапоги и плащ.

– Да чтоб оно!..

Сиджи подходит к двери, снимая капюшон.

– Почему везде грязь? Дождя же давно не было.

– Ну, то и не совсем грязь, – говорит Катарсис, открывая дверь. – Как ты уже сказала, дождя не было давно.

Сиджи дергается, в отвращении оглядывает сапоги. Кривит лицо и, бурча под нос, заходит в трактир.

В слабо освещенном помещении у стены стоит барная стойка. На одном из стульев, импровизированных из бочек, сидит пьяница с поникшей головой и почти пустой кружкой. Он что-то мямлит женщине, что понемногу подливает ему пива.

За дальним столиком трактира тихо спорят о чем-то молодая девушка с серыми волосами и мужчина, за спиной которого висят два меча.

Катарсис подходит к стойке и, наклонившись, обращается к женщине:

– Есть свободные комнаты? Для меня и моих друзей.

– Три серебряка за одну комнату.

– Сколько кроватей в комнате?

– Две, – отвечает трактирщица, подливая пива пьянчуге. – Но я возьму за комнату, а не за количество человек.

– Держи пять, – говорит Катарсис, высыпая на стойку серебро, – но дай раскладушку и дополнительное одеяло. И налей мне пива.

– Дам плед, одеял лишних нет, – отвечает трактирщица, сгребая монеты под стойку. – Держите ключ, вторая комната от лестницы на втором этаже. Проводить?

– Да, проводи моих друзей. А я пока посижу здесь.

Трактирщица выходит из-за стойки и направляется к лестнице. Хром вяло шагает за ней. Сиджи, подойдя к Катарсис, шепотом спрашивает:

– Ты не пойдешь спать? Тогда Хром точно займет кровать.

– Я поспрашиваю про ваших наемников.

– Тогда я тоже останусь.

Катарсис молчит. Бросает взгляд на парочку в углу трактира и пьяницу, сидящего рядом. И, пожимая плечами, отвечает:

– Хорошо.

Сиджи присаживается на бочку, озадачено оглядывая трактир. Глядит то на Катарсис, то на отражения язычков пламени свечей в бутылках, стоящих на стойке возле кучи листовок.

– Мужик, – обращается Катарсис, облокачиваясь локтем о стойку, – ей, мужик, хочешь чего покрепче?

– Че-е-е-г-о? Баба, чо ты мелишь?..

– Водку, говорю, не хочешь? А то пиво, да пиво. Нужно чего посерьезней выпить, праздник ведь.

– Какой еще… ик… праздник? – спрашивает пьяница, наконец, повернув голову к Катарсис.

– И не удивительно, что не знаешь. Но я тебе расскажу, ты на вид приличный человек и лицо у тебя доброе. Друг мой жениться. На красивой девушке, волосы у нее длинные-длинные, талия тонкая-тонкая. Мастерица, каких свет еще не видел. А характер-то! Характер! Покладистая, слова лишнего не скажет.

Сиджи слушает внимательно, задрав бровь, и посматривает то на Катарсис, то на пьяницу, что почти выпил все свое пиво.

– У баб по молодости… ик… у всех характер хороший, – говорит мужик, разглядывая дно кружки. – А затем, как замуж-то… ик… выйдут… ик… то сразу все это, мать вашу, хорошее пропада-ик…

Катарсис секунду молчит, наблюдая за трактирщицей, спускающийся по лестнице, а затем спрашивает:

– Ну, так что? Выпьешь-то за счастья моего друга?

– Выпить-то выпью, грех тут не выпить-то.

– Можно моему другу водочки? И мне, пожалуй, тоже. И про пиво не забудьте.

– А подруге вашей? Тоже налить? – спрашивает трактирщица, достав стопки и бутылку местной водки. – Или ей пива?

– Сок есть? – спрашивает Сиджи, кривя губы при виде выпивки.

– Виноградный. С пряностями.

– Вот его, пожалуйста, – облегченно вздыхает Сиджи, пересаживаясь на стул ближе к Катарсис.

– Ох, хороша водочка! – хрипит пьяница, резко поставив стопку на стойку.

Сиджи глядит на Катарсис, что залпом осушила стопку, не поведя и бровью.

– Налей еще, – кивает Катарсис, усаживаясь поудобнее.

Трактирщица наливает еще, а потом ставит кружку сока перед Сиджи.

Парочка в углу спорить перестала и начала играть в карты. Девушка иногда заливалась смехом, а мужчина что-то тихо ей рассказывал.

– Мужик, а, мужик? Ты же местный? – спрашивает Катарсис и, дождавшись утвердительного кивка, продолжает: – Значит, знаешь местные новости. Может, есть что-нибудь интересное? Заказы какие-нибудь.

– Эт надо у этой милой… ик… госпожи спрашивать, – отвечает пьяница, стопкой указывая на трактирщицу. – Ни чо я не знаю, пью здесь уже третьи сутки. Но вот чо я те… ик… скажу! Говорят, какие-то проблемы с грибами. Типа они местных убивают и все такое. И вообще виноваты во всех бедах. Вот ты меня послушай, если грибы убивают простых людей, то на вилы их насадить надо! И в костер. Будем нам шашлык… ик…

– Говорят, где-то вблизи Баленвии разбили лагерь наемники, – говорит Сиджи, сжимая кружку в руках и опустив голову. – Говорят, что они люди.

Трактирщица резко поворачивает голову к Сиджи и испуганно глядит, прижимая руки к сердцу.

– Чтоб их грибы сожрали! – восклицает пьяница. – Людских наемников нам еще здесь не хватало!

– Страшные вещи говорите, милочка, – шепчет трактирщица, покачивая головой. – Ох, очень страшные вещи.

– Люди всегда хотят крови! Ик!.. Всегда хотели и хотят нас грохнуть! А они еще и наемники! На вилы их, на вилы!

Сиджи замечает взгляд желтых глаз мужчины с белыми, как молоко, волосами. Его глаза страшно горят в тенях трактира. Затем он отворачивается, говорит что-то девушке. Та быстро собирает карты. Они встают и идут к двери.

– На вилы! Проткнуть их, выпустить кишки! – кричит пьяница, размахивая стопкой в руках.

– Сиджи, – шепчет Катарсис, наклонившись, – иди в комнату. Сейчас мы уже вряд ли что-нибудь узнаем.

– Хорошо.

Из открытой двери дует холодный ветер. Сиджи ежится, сильнее укутываясь в плащ, и идет к лестнице.

– Мама! Папа!

Мужчина и женщина стоят спиной, смотрят куда-то вдаль. В чистое голубое небо, на уносимые ветром травинки и лепестки. И на яркое круглое солнце.

– Мамочка! Мама! Мам!.. Папа!

Сиджи бежит, задыхаясь, махая руками, спотыкаясь. И кричит. Орет, надрывая горло.

– Ну, посмотрите же сюда!

Сиджи падает, но не чувствует боли. Поднимается, громко кашляет и снова бежит.

Мужчина и женщина стоят спиной, смотрят на просторные зеленые поля, усыпанные красными маками. И как будто не слышат крики.

– Пап! Мам! Я здесь! Посмотрите сюда!

Они оборачиваются, когда Сиджи в очередной раз падает и не находит сил встать.

– Твой страх… твоя боль… никто не хочет, чтобы это прекращалось.

Мужчину и женщину окутывает белый туман. Резкая вспышка слепит глаза. Сиджи прикрывает лицо ладонью.

Из тумана, что медленно простирается дальше, скользит своими щупальцами к Сиджи и к зеленому полю, к красным макам, вылетают большие бабочки. Порхают своими белыми крыльями, шевелят своими длинными усиками.

Сиджи кричит.

Замусоленная тряпка, заменяющая шторку, развивается и шуршит. Из открытого окна раздаются шелест листвы, стук копыт и каблуков, пьяные крики и пение.

Лунный свет слабо освещает маленькую комнатку, в которой стоят две кровати, тумбочка и комод. И висит зеркало, в отражении которого виднеется спящее лицо Хрома. Краем глаза видна все еще не разложенная раскладушка и, весящий на ней, плед.

Сиджи лежит на кровати и не двигается. Смотрит на пятна на потолке и глубоко дышит. Пальцы на руках занемели, а ноги отяжелели и отказываются двинуться. К мокрой спине прилипла рубаха.

За дверью раздаются шаги, скрип двери. И усталое бормотание.

Сиджи жмурится, глубоко вдыхает и садится, опустив на холодный пол босые ступни. Выпрямляется, проводит ладонью по шее. Ощущает пот на пальцах и стонет. Мучительно и протяжно, словно последние остатки души выходят из тела.

– Ненавижу бабочек…

Из окна неожиданно громко раздается невнятное пение, затем яростный крик и звон посуды.

Дует холодный ветер, развивая шторку, охлаждая мокрый затылок и спину. Сиджи облегченно вздыхает и тянется к сапогам, глубоко зевая и жмурясь.

Скрипит кровать. Хром переворачивается, бубня что-то о кораблях и качке.

Сиджи засматривается на спящее лицо, такое умиротворенное и спокойное, а потом резко отдергивает себя, стараясь не смотреть даже в сторону Хрома. И встает, тихонько подходит к двери, все-таки бросая мимолетный взгляд на его лицо, на чуть приоткрытые пухлые губы и черные ресницы, быстро выходит из комнаты.

Спустившись на первый этаж, Сиджи еще раз оглядывает трактир. У входа сидят трое мужчин крепкого телосложения и с грозными лицами. Их топоры, мечи, секира и арбалет лежат на столе. Они тихо о чем-то переговаривают, отпивая время от времени из больших кружек, наполненных до краев.

Сиджи ежится, потирая плечи, и старается больше не смотреть в их сторону.

За стойкой все так же стоит та женщина и хмуро поглядывает на мужчин. Пьяницу Сиджи не замечает, но стопки и кружки, из которых он пил, все еще оставались на месте.

– Простите, – говорит Сиджи, подходя к стойке ближе, – вы не видели, куда ушла девушка, которая была со мной? Высокая, у нее зеленые волосы…

– Твоя подруга отошла ненадолго, – отвечает трактирщица, дружелюбно улыбаясь. – Может, налить тебе чего?

– Можно воды?

Трактирщица кивает и скрывается за стеной.

Сиджи присаживается на стул, опустив голову, и пытается лишний раз не двигаться. Волосы на затылке встают дыбом каждый раз, когда чашка стучит об стол.

Трактирщица возвращается с кувшином в руках.

– Не часто встречаю тех, кто предпочитает воду, а не пиво, – говорит трактирщица, наливая в стакан до краев, – или сок, а не водку. Не любишь алкоголь?

– Нет, не люблю.

– И правильно. Из-за пива мужики становятся такими свиньями. Да и бабы не лучше.

Сиджи молчит, выпивает воду залпом, и бросает украдкой взгляд на мужиков. Видит, как один из них, – с длинными черными дредами, завязанными в низкий хвост, и смуглой кожей, покрытой множеством шрамов, – внимательно наблюдает за ней. Сиджи дергается, быстро отворачиваясь, и не находит сил встать. Ноги занемели.

Слышит скрип, стук каблуков и лязг стали. Видит в отражении приближающийся силуэт, страшно сверкающие желтые глаза и жесткую линию губ. Крупная тень медленно нависает над ней. Сиджи чувствует спиной чужое присутствие, поясница и затылок покалывают.

Секунды три мужчина стоит, нависая и словно пристально наблюдая, а затем садиться на стул рядом с Сиджи. И наклоняет голову.

– Не хочешь выпить? – вкрадчиво спрашивает он, поставив рядом бутылку.

– Простите, я не пью, – глухо отвечает Сиджи, уставившись в дно своей кружки.

– Даже воду или сок?

– Я не знаю вас, не могу выпить с вами, – быстро говорит Сиджи, вставая со стула. – Мне пора.

Сердце выпрыгивает из груди, ладони вспотели. В голове пусто, глаза видят только лестницу и перила.

Мужчина хватает Сиджи за предплечье и силой тянет к себе. Сиджи с грохотом садится на стул, морща лицо от боли. И в следующее же мгновение дергает руку, но мужчина держит ее мертвой хваткой.

– Отпустите меня, – кричит Сиджи, оглядывая трактир. – Выпустите!

Трактирщица испуганно опускает голову и быстро скрывается за стеной.

– Дорогая моя хозяйка, а куда это вы ушли? – громко спрашивает мужчина, рывком пресекая попытки Сиджи вырваться. – Налейте соку этой барышне!

– Не нужен мне сок! Отпустите! Отпустите!

С улицы раздается быстрый цокот каблуков.

Сиджи в надежде смотрит то на дверь, то на лестницу. Старается вырвать руку, но хватка становится все сильнее. Кожа больно трется об ткань рубахи.

– Мне больно! Отпустите меня! – пронзительно визжит Сиджи, кривя лицо. – Помогите!

– Да успокойся ты!

Мужчина грозно ударяет бутылкой об стойку, впившись в Сиджи желтыми глазами, что жутко блестят при свете свечей.

– Мне нальют сока или нет?!

– Сейчас-сейчас, – перепугано говорит трактирщица, выходя из-за стены.

Цокот приближается. За дверью кто-то крепко ругается, а затем резко раскрывается дверь. И, сердито ввалившись в помещение, пьяно орет:

– Какого хрена бабий писк слышан аж на той стороне улицы?!

Сиджи быстро оборачивается и видит Катарсис. Сапоги и плащ испачканы в грязи, края рубахи торчат из-под брюк, а пряди волос выбились из крупной косы. Ее глаза грозно блестят, а рука лежит на эфесе меча.

– А ну отпусти ребенка, старый дуралей! – орет Катарсис, подходя ближе. – Ты чо к ней пристал, Алекс? С дубу рухнул?! Да ты ж пьян, как тот, сука, несчастный… ик…

– Да ты сама, мать мою за ногу, пьяна и еле на ногах держишься! – в ответ орет Алекс, отпустив Сиджи, потянувшись за кружкой. – Ей! Куда ты, как тебя там… а хрен с ним! Поговорить надо!

Сиджи быстро скрывается за спиной Катарсис, которая, пошатываясь, грозно машет пальцем Алексу. Сиджи, вцепившись трясущимися пальцами в руку Катарсис, прячется лицом в грязный плащ. В нос ударяет резкий запах алкоголя, пота и чего-то паленого…

– Ты детей мне тут не обижай! Как говорит моя маменька: «Дети это святое»! Будущее наше и надежда! Чего ты хотел от Сиджи? Ты чо к ней пристал? Она теперь тебя шугаться будет, как некоторые святой воды и распятий!

– Ой, все, – закатывает глаза Алекс, сгребая под мушку бутылку, а из рук трактирщицы выхватывая кувшин с соком. – Милая моя хозяйка, вот все это вот считай на счет этой курицы. У нее денег много, расплатиться.

– Что?! – возмущенно восклицает Катарсис, подходя ближе, утягивая за собой Сиджи, и задирая голову вверх. – Так ты еще и за мой счет бухать захотел? Да чтоб тебе кишки выпустили завтра!

– Лучше пойдем, договорим о твоих наемниках, – говорит Алекс, кивая в сторону стола, за которым все еще сидели его спутники. – А то разоралась она тут о всякой херне. Денег ей жалко на лучшего друга.

Катарсис молчит, посмотрев сначала на Сиджи, а потом на стол, заваленный выпивкой и оружием. Обратив взор в потолок, и, немного постучав пальчиком по подбородку, спрашивает:

– Присоединишься? Они вообще приличные, руки не распускают. А если что, то отрубим, чтобы неповадно было.

Сиджи сглатывает, прижимая руку к груди, и бросает взгляд на спокойно пьющих мужиков, а затем на Алекса. Его желтые глаза блестят, а губы раздвинуты в глупой улыбке.

Но сердце все еще бешено бьется об ребра, а затылок не перестает гудеть.

– Если он и правда что-то расскажет о наемниках, – отвечает Сиджи, стараясь особо не смотреть на Алекса. – Если же нет, то я сразу уйду.

– Расскажет, – неожиданно серьезно отвечает Катарсис. – Алекс садись к парням. Я сяду рядом с Сиджи.

Алекс, пошатываясь, ставит на стол кувшин и бутылку и садится, недовольно бубня под нос про современную молодежь. Его товарищ, – с густой светлой бородой и покрасневшими глазами, – сразу положил свою здоровую руку на его плечо. Катарсис усаживается, перекинув кое-как ноги, на вторую скамейку и, положив локти на стол, берет кружку. Сиджи колеблется, хмуря брови и закусив губу, смотрит на свободное рядом с Катарсис место, а затем, вздохнув, все-таки усаживается рядом.

Наклонившись к Катарсис, Сиджи шепотом спрашивает:

– Почему ты так много выпила?

– Ну, – тянет та, рассматривая пенистую жидкость в кружке, – я давно не видела Алекса. А мы когда встречаемся, всегда напиваемся. Вообще я не планировала сегодня так много пить, а встреча, пожалуй, и правда неожиданная.

– Алекс твой… насильник и вообще не хороший человек. Я не хочу здесь находиться. Пусть уже рассказывает, что знает.

– А мы и не люди, Сиджи, – отвечает Катарсис, грустно ухмыляясь. – Но ты права, пусть рассказывает. Детям в такое время уже пора спать.

Сиджи замечет секундный в глазах блеск. Непонятный и странный. То ли грустный, то ли еще какой… потерявший надежду?

– Расскажи нам о наемниках, – смело говорит Сиджи, отбросив размышление и сжимая кулаки под столом. – Все что знаешь.

Алекс молчит, бросает взгляд то на Катарсис, которая посматривает в замусоленное окно, то на Сиджи. Отпивает из своей кружки и, отрыгнув, говорит:

– Наемники-педремники сраные сидят в лесу и время от времени грабят путников, которым не повезло пойти не той дорогой. Я не знаю, где именно они засели, но вот этот дуралей-хуалей, – Алекс указывает кружкой в лысого мужика с повязкой на глазу, – вот он вот знает. Магнус, завтра проводишь этих милых дам до тех несчастных хуемников. И сваливаешь быстро, тебе видеть, что там будет происходить, не стоит. Да и нам здесь будешь нужен.

– Не выражайся, – говорит Катарсис, помахивая пальцем. – Здесь дети сидят.

– Да какой она ребенок! Смотри, скоро сама рожать начнет. Взрослая девка же! Как будто она никогда не слышала, как мужики матерятся!

– Что?! Да мне только тринадцать! – возмущено кричит Сиджи, выпрыгивая из-за стола. – Я узнала, что хотела! Всем до свидания! Надеюсь, больше не увижу ваши отвратные морды. Ну и друзья же у тебя, Катарсис!

Сиджи быстро поднимается по лестнице, судорожно дыша, и слышит, залетая в комнату:

– Нихуясе тринадцатилетние девки пошли…

Сиджи стоит напротив зеркала, в отвращении нюхая воротник рубахи, и тянется, чтобы снять, но застывает. И, глухо застонав от бессилия, слабо ударяет кулаками по комоду.

– Ненавижу, – шипит сквозь зубы.

Руки трясутся, голова гудит. Комок в горле не дает спокойно глотать, а легкие, словно сжимают в тески.

Сиджи судорожно вдыхает, прислонившись лбом к комоду.

Скрип кровати, сонный полустон.

– Сиджи? – зовет тихий голос.

Сиджи дергается, выпрямляется, нервно заправляет рубаху и медленно оборачивается.

В темноте светятся два желтых глаза с вертикальными зрачками. Так же жутко, как и глаза Алекса. Сиджи передергивает.

– Почему не спишь? – спрашивает Хром, опуская ноги на пол и потирая ладонями лицо. – Все нормально?

Сиджи молчит, бросая взгляд на раскладушку, и вздыхает, сжимая ткань рубахи.

– Катарсис встретила своих друзей. Они там бухают. Раскладушка не разложена и я не знаю, как ее разложить… Я сомневаюсь, что Катарсис будет в состоянии приготовить место для сна.

– Так сильно набухалась? – озадачено спрашивает Хром, подходя к раскладушке.

В лунном свете Сиджи видит полураздетого Хрома. Его торс обнажен, открылись взору бледные шрамы и родинки. При каждом движении мышцы сокращаются, а распущенные волосы покачиваются. Из-под челки видны горящие золотом глаза.

Сиджи опускает взгляд, разглядывая в деревянном полу щели, из которых льется слабый свет от свечей с первого этажа.

– И не сомневаюсь, что напьются еще сильнее.

– Ну, тогда разложим, – говорит Хром, разминая плечи и шею, – не большая проблема. А ты-то чего не спишь?

– Захотела попить.

– О, можешь мне принести?

– Нет, – резко отвечает Сиджи, а затем, увидев удивленное лицо Хрома, поспешно добавляет: – Я не хочу выходить, там сильно пахнет перегаром. И эти пьяные морды…

– Я понял, все понял. Сам схожу, – говорит Хром, махнув рукой. – Тебе и правда, так не нравятся пьяные люди?

Сиджи кивает и ежится от дуновения ветра из окна.

Хром пожимает плечами и наклоняется к раскладушке. Раздается протяжной скрип. Хром быстро раскрадывает и ставит раскладушку параллельно комоду, плотно пододвинув к нему. Бросает плед на полосатый матрас и, вполне довольный собой, говорит:

– Надеюсь, она вообще заметит ее. Ладно, пойду, что ли попью.

– Ну, пойди, ну попей, – бурчит Сиджи, падая на кровать лицом в подушку.

Дверь скрипит, раздаются удаляющиеся шаги.

Сиджи лежала на кровати, разглядывая виднеющиеся звезды и луну в окне, когда в комнату наконец-то вернулся Хром. Он тяжело сел в углу кровати и стал внимательно разглядывать ее лицо.

Дует ветер, развивая шторку и волосы Хрома. И донося шелест, стук копыт и быстрый цокот каблуков.

Сиджи поворачивает голову. Видит сверкающие глаза и чуть нахмуренные брови.

– Чего тебе, мистер вечно голодный на колбасу? – бурчит, насупившись и держа пристальный взгляд.

– Что за стереотипы? Чем ты сейчас недовольна? – спрашивает Хром, закатывая глаза. – Вечно недовольная, вечно оскорбляющая. Не удивлюсь, если у тебя не было друзей на Земле.

– Это у них не было меня! И у тебя тоже не очень-то много друзей! Все время бегаешь за Каренн! И вообще, чего это ты на меня смотришь?! Ты не даешь мне спокойно уснуть!

– А ты меня разбудила! Заставила разложить раскладушку, а теперь еще и возмущаешься! И при чем тут Каренн?

– А при том, что ты говоришь, что у меня нет друзей, когда у самого их нет! Только безответная любовь и колбаса! Хоть колбаса не скажет тебе нет!

– Что?.. Я не… я не влюблен в Каренн. Тебе показалось, – смущенно бубнит Хром, опустив взгляд вниз. – Нет, я не влюблен в Каренн…

Сердце больно ударяется о ребра, камень в груди неприятно ноет. Комок в горле не дает сглотнуть и спокойно дышать.

Сиджи хмурится, отведя взгляд в окно, и зло сжимает челюсть. Она смотрит на мерцающие звезды и полную луну, освещающую крыши домов. В окнах давно не горит свет, а жители спят, видя спокойные и счастливые сны. Даже пьяницы уже не поют свои песни и не орут. Лишь стражники иногда проходят вдоль улиц, звеня доспехами.

– А вот даже если я и влюблен, – продолжает говорить Хром, – то, какое тебе дело?

– Никакого.

Сиджи привстает, достает одеяло и залезает под него. Удобнее устраивая голову на подушку, сердито бурчит:

– А теперь брысь с моей кровати, я хочу спать.

И пинает Хрома в бедро.

– Чего ты пинаешься, а?

Резко открывается дверь, с шумом ударяя о стену, и в комнату вваливается Катарсис. Сиджи и Хром от неожиданности подпрыгивают.

– А че-е-е-го это вы не спите? – спрашивает Катарсис, растягивая слова. – Дети дол-л-жны спать в такое время.

Не дождавшись ответа, Катарсис, шатаясь, подходит к раскладушке и падает на нее лицом вниз. Раздается скрип, а затем сильный удар метала об дерево.

– Она там живая? – шепотом спрашивает Сиджи, вытягивая голову, пытаясь рассмотреть в темноте лежащее тело.

– Не знаю.

– Иди, глянь.

– Вот сама и иди.

Сиджи сильно пинает Хрома в бедро и тот, устало вздыхая, встает и подходит к Катарсис.

– Она спит.

– Вот пусть и спит!

Сиджи поворачивается к стене и закрывает глаза, стараясь особо не вслушиваться в скрип кровати и громкое сопение.

Сон никак не приходил, а за окном начало светлеть. Уже пели птицы, сильнее мешая заснуть. Слышались первые утренние разговоры путешественников, цокот копыт и лязг стали.

Сиджи переворачивается на другой бок, протяжно зевает и трет глаза.

Хром тоже переворачивается, раздражающе скрипя постелью, лицом к Сиджи. Он не спал.

– Твое зелье еще действует, – шепчет Сиджи, пододвигаясь ближе к краю.

– Да, – кивает Хром, посматривая в окно. – Уже светает.

– Ага.

Сиджи молчит, наблюдая за Хромом. И Хром молчит, наблюдая за Сиджи.

За окном поют птицы, шелестят листья, цокают копытами ездовые фамильяры и негромко разговаривают прохожие. Ветер дует, развивая шторку и проникая под одежду. Холодит кожу, вызывая мурашки.

Сиджи ежится, сильнее укутывается в одеяло. И снова протяжно зевает.

Хром секунду смотрит, а потом встает и подходит к кровати Сиджи.

– Двигайся.

– Что? – спрашивает Сиджи, непонимающе вылупив глаза.

– Двигайся, говорю.

– Нет, я не буду двигаться, – чуть испуганно произносит, прижимая одеяло ближе.

– Ладно.

Хром закатывает глаза, перешагивает через Сиджи, попутно накрывая ее своим одеялом, и устраивается у стены.

– Хром, уйди, – шипит Сиджи, переворачиваясь лицом к нему. – Это моя кровать.

– Тихо, а то разбудишь ту алкоголичку, – шепчет Хром, удобнее укладывая голову на руку.

– Ты зачем лег сюда?

– Тебе холодно под один одеялом, да и поговорить надо.

– Ты мог просто дать мне одеяло, а поговорить можно было, не ложась на мою кровать, – бубнит Сиджи, отодвигаясь от Хрома дальше. – Уйди. Уйди с кровати.

– Мне тоже нужно, чем накрываться, – отвечает Хром, залезая под одеяло и пододвигаясь ближе.

Сиджи отодвигается к краю, сердито хмурится и шипит:

– Я сейчас упаду! Уйди с моей кровати со своим одеялом!

– Нет.

В комнате раздается громкий храп и шуршание одежды.

– Ну, хоть кто-то спит, – бубнит Сиджи, насупившись. – Уйди, Хром.

– Давай лучше поговорим, – произносит, устраивая голову уже на подушке. – Слышал, вы узнали, где наемники. Есть идеи, как разузнать про способ вернуться домой?

– Ну, строго говоря, мы не узнали. Нас утром должен отвести друг Алекса, – отвечает Сиджи, кривя лицо и устремив взгляд на серое одеяло. – Не знаю, Хром. По всей видимости, те наемники не наемники вовсе, а разбойники.

– О, тогда грубая сила?

– Не знаю.

Сиджи протяжно зевает и трет глаза. Пододвигается от края подальше, ближе к Хрому, и снова зевает.

– Хром, уйди уже.

– Спи.

Сиджи что-то бурчит и удобнее укладывает голову на подушку, протяжно вздохнув. И уже ни чужое теплое дыхание, ни монотонный щебет, ни очередной громкий храп не могут потревожить долгожданного сна.

========== Глава восьмая. Может, лучше не стоит?.. ==========

Катарсис стоит в дверном проеме, облокотившись о косяк, и наблюдает за Хромом и Сиджи, краем уха слыша спокойные разговоры на первом этаже. Смотрит на два спящих силуэта и на макушки, выглядывающие из-под одеял. И, ухмыляясь, подходит к кровати.

– Просыпайтесь, – спокойно говорит, присаживаясь на кровать. – Магнус уже ждет на улице.

Хром, нахмурившись и что-то пробурчав, прижимает Сиджи ближе, расположив руку на ее спине, и урывается лицом в подушку. Катарсис замечает, как Сиджи забавно морщит носик и хмурит брови.

– Пора вставать, – протягивает Катарсис, тихонечко толкая Хрома за ногу. – Выспитесь на том свете, а сейчас нас ждут дела.

Сиджи мутно смотрит на обнаженную грудь и начинает часто моргать. Широко раскрыв глаза, она резко отодвигается от Хрома, который сладко зевает, и с грохотом падает на пол, утягивая за собой одеяла.

– Собирайтесь, мы ждем на улице, – говорит Катарсис, вставая с постели. – Надеюсь, малолетний сердцеед, ты все-таки сделаешь окончательный выбор. А то я и вправду стала сомневаться, какая у тебя цель.

Катарсис выходит из комнаты и спускается по лестнице, когда слышит крик:

– Какого черта ты спал со мной, Хром?! Чтоб ты колбасой подавился!

Сиджи выходит из трактира, стараясь не обращать внимания на зевающего за спиной Хрома, и идет к Катарсис. Она стоит, облокотившись о деревянный указатель, и говорит с Магнусом, – с тем вчерашним здоровым лысым мужиком, глаз которого закрыт повязкой, но не скрывающий ожог на пол лица.

– Ну, как там у тебя на личном, м-м? Слышала, что ты все-таки сделал предложение той девушке, – произносит Катарсис, подталкивая его локтем в руку, защищенную сталью. – Пусть у вас все будет хорошо.

– Спасибо, – кивает Магнус. – Надеюсь, у тебя тоже все будет хорошо. На личном фронте.

– Ой, сдались мне эти отношения! – хохочет, прикрывая рот ладонью, а второй резво помахивая. – Мне в них не везет. Последний раз меня жестко кинули, оставив письмо с невнятными оправданиями. После этого я, пожалуй, еще сто раз подумаю, прежде чем начать с кем-нибудь отношения.

Сиджи подходит и внимательно смотрит на Катарсис. Ее сапоги и плащ вычищены, рубашка заправлена в брюки, волосы аккуратно заплетены, а на лице не единого следа ночной попойки. Губы раздвинуты все в той же гадкой ухмылке.

– Мы отошлем тебе приглашение на свадьбу. Надеюсь, ты приедешь.

– Постараюсь, но сам знаешь, как бывает. Но я постараюсь. Люблю свадьбы, особенно если женятся друзья.

– Будем ждать твоего приезда.

Мимо проезжает тележка, набитая товарами, и пару брауни на ездовых фамильярах. Они с интересом бросают взгляды на окружение. У беседки проходит высокая женщина, держащая за руку ребенка, который сопротивляется и плачет. Она бурчит на него и силком тащит дальше.

– Простите, что перебиваю, но мне интересна одна вещь. Мы поедим на… ну, как же их… Чокобо! Мы поедим на них? – спрашивает Сиджи, оборачиваясь к стойлам глянуть на пьющих фамильяров.

– Нет, лучше оставить их в городе, – отвечает Магнус, разминая шею. – Лагерь тех наемников не так далеко. Дойдем без проблем.

– О, ясно. Хорошо.

– А если нам не повезет и наемники нападут? – спрашивает Хром, скептически приподнимая бровь. – Нам что, придется убегать на своих двоих, если вдруг что случится?

– Никто не собирается убегать, Хром, – отвечает Катарсис, ухмыляясь. – Но, правда, Сиджи мы в лагерь не возьмем.