Текст книги "Право на любовь (СИ)"

Автор книги: Marlu

сообщить о нарушении

Текущая страница: 2 (всего у книги 7 страниц)

– Ну пойдем, что ли, ужин готовить, пусть папа немного отдохнет, – снова вздохнул Никки, обращаясь к Настене.

Глава 4

Никки дивился своей наивности: несколько часов стараться не шуметь и заставлять девочку вести себя тихо, чтобы в результате оказалось, что растолкать доктора даже пинками не получилось. Он что-то мычал, не открывая глаз, и признаков разумной жизни не подавал.

– Ну что, ребенок, давай спать укладываться, – сказал Никита в двенадцатом часу ночи, поняв, что от гостей избавиться не удастся. Проблема заключалась только в том, что Настёну можно было положить только с собой, других спальных мест в квартире не имелось.

Снова была проблема с ванной. По идее малышку надо было бы помыть, но было все так же неловко, поэтому пришлось действовать по вчерашней схеме. Пока Настя чистила зубы и умывалась – Никки решил, что она вполне может сама справиться с этим делом – он застелил свой универсальный диван, который считал кроватью и, в общем, практически не складывал, чистым бельем.

Девочка воспользовалась случаем и искупала куклу, намочив пижаму, и даже обиделась, что Молли запретили спать вместе с «мамой». Переодевая ребенка в сухое, Никки вздыхал и пытался объяснить девочке, что спать на мокром, а подушка непременно намокнет от непросушенных волос куклы совсем не здорово. Пришлось выделять Настениной «дочке» спальное место на подоконнике, пожертвовав полотенцем.

Засыпая рядом с теплым детским тельцем, Никки подумал о том, что воспитание дело тонкое, требующее особой сноровки, предусмотрительности и железных нервов.

Утром незадачливый отец еще спал, когда его дочь, соскучившись за ночь по Молли, перелезла через ничего не подозревающего Никиту, чтобы забрать ее с подоконника. Слабо ойкнув, потому что девочка, хоть и была мала, но ее острые коленки, локти и пятки с удивительной меткостью попадали в самые уязвимые и болезненные места организма молодого человека, Никки понял, что уже не уснет. Настена, мурлыча что-то себе под нос, раздирала рыжие патлы куклы, пытаясь заплести их в косу. Начинался новый день.

К обеду терпение Никиты подошло к критической отметке. Нет, с ребенком особых проблем не было, он даже находил некоторое удовольствие от общения с девочкой, но вот ее папаша... Папаша дрых! Беззаботно, наглым образом не реагируя ни на какие раздражители. Это было возмутительно и совершенно неправильно! Никки только удивлялся, что если сам Виктор так крепко спит, то как он умудряется следить за ребенком? Понятное дело, что работа у него сменная, а где обычно находится девочка, когда папы нет дома, и кто за ней смотрит, когда тот вот таким вот образом спит?

– Я в садик хожу, – пояснила на осторожные вопросы девочка, завороженно следя, как дядя Никита ловко управляется с волосами Молли, сооружая какую-то немыслимую прическу. – Только у нас сейчас каралтин, – по всей видимости имелся ввиду карантин. – А из садика меня мама забирала или папа, только мама уехала, а тетя Фая не может меня на целый день брать, я шкодю много, а у нее нервы и кино.

– Ясно, – произнес Никки, понимая, что на самом деле до этой самой ясности сильно далеко.

Телефон Виктора зазвонил в очередной раз, и Никита с радостью услышал, как в комнате доктор все-таки ответил, значит, вышел из своего летаргического сна и можно будет отправить всю компанию домой. Нет, сначала отправить доктора в магазин, ему на машине, и имея две здоровых ноги и не занятые ничем руки, раз плюнуть прикупить продуктов для несчастного инвалида, коим он себя ощущал последние несколько дней.

– Елена Ивановна, послушайте, вы же обещали дать возможность жить до конца месяца, – почти кричал в трубку Виктор, когда Никки и Настёна зашли в комнату. – Елена Ивановна, как я могу освободить квартиру в течение двух суток, у меня ребенок и…

– Трубку бросила, – потрясённо произнес мужчина, поднимая глаза на дочь и Никиту. – Как же так, до конца месяца еще двенадцать дней…

Повисла тишина. Виктор с ожесточением тер щетину на подбородке и хмурил лоб. Никита молчал, девочка тихонько стояла рядом, понимая, что происходит что-то важное и непонятное.

– Слушай, – доктор поднял совершенно несчастные глаза на Никиту, – можно у тебя Настю еще ненадолго оставить? Я заплачу, – заторопился он, увидев, что парень уже открыл рот для резкой отповеди. – Мне сейчас ее и забрать некуда. С квартиры вот съезжать надо. Я-то могу на работе переночевать, а ее куда?

– Настюх, ты не хочешь мультики посмотреть? – ребенка надо было нейтрализовать и поговорить с папашей без свидетелей. Вопросов накопилось слишком много.

Оставив девочку в компании куклы наслаждаться приключениями Покахонтас, мужчины уселись за стол переговоров на кухне.

– Мне вот интересно, вот просто очень интересно, как тебе в голову пришло одинокому гею подсунуть малолетнего ребенка? – не выдержал и задал животрепещущий вопрос Никки.

– Ну ты же гей, а не педофил, – на полном серьезе заявил Виктор, – и я справки навел. Отзывы о тебе самые положительные.

– Слов нет, – пробормотал Никита, соображая, не приснился ли ему этот дебильный разговор, ведь взрослые люди не могут вот так привести к незнакомому человеку свою кровиночку и… – А если бы я жил с кем-то?

– Нет, – помотал головой доктор, – бабки сказали, что ты один живешь, и сетовали, что даже девушки у тебя нет, это раз, а два – нет у тебя даже близкого друга, раз никто за тобой в больницу не приехал.

– То есть на основании простых логических выводов и показаний старушек у подъезда ты счел меня достойной кандидатурой в няньки?

– Прости, выхода не было совершенно. Их группу закрыли на карантин, а мне на работу нужно было срочно, – повинился доктор, – ты единственный из знакомых должен был быть дома гарантированно в течение дня.

– Знаешь, я испытываю сильное желание вломить тебе костылем, – доверительно сказал Никки, поглаживая пальцами гладкую поверхность указанного предмета. Виктор проследил глазами за этим показательным жестом и виновато произнес:

– Понимаю.

– А где же твоя женушка? Или позволь догадаться: ты с ней развелся и благородно оставил мадам все совместно нажитое имущество, а она позволила забрать дочь?

Доктор поморщился.

– Нет. Она просто не выдержала жизнь с нищим врачом и сбежала с заезжим артистом, будет теперь ассистировать третьесортному фокуснику и выходить на сцену в блёстках и перьях. Квартиры не было. Я пока в институте учился в Москве, отца обработали ушлые люди, и остались мы без жилья. Его удалось в дом престарелых пристроить, а я вот так маюсь, снимаю. Мне буквально Настюху на пару дней пристроить, пока буду искать что-то подходящее в том же районе, а то сам понимаешь, там и садик и добрая женщина, которая забирала…

Никита думал. Думал о том, что дурак, и о том, что доктор этот горемычный тоже дурак. Как же можно заводить ребенка в съемной квартире без перспектив и прочего?

– Мы хотели ипотеку оформить, – как будто услышав его мысли, продолжил Виктор, – копили на первый взнос, только финансы исчезли вместе с женой.

Ну точно дурак! Как же можно держать такую сумму дома, да еще если квартира и не твоя?!

– Значит так, – жестко произнес Никки, – Настёну мне жаль, такой хорошей девочке достался отец-идиот, но с этим уже ничего не поделаешь. Ради ребенка оставляю вас обоих в своих хоромах. Живите пока. Думаю, пару недель я вас выдержу, а за это время нужный вариант подвернется.

– Спасибо, – выдохнул Виктор, пораженный до глубины души. – Что должен буду?

– Помощь по хозяйству, – усмехнулся Никки. – Дочь свою купать сам будешь, не умею я этого.

– Без проблем! – с энтузиазмом отозвался повеселевший доктор.

– Проблема только одна – спать придется вместе, – сказал Никита, кусая губы. – Сам видел: со спальными местами напряженка.

Виктор покраснел и открыл рот.

– Я не знаю, что ты там себе подумал, – выдержав театральную паузу и насладившись эффектом, произнес Никита, – но я имел в виду исключительно только здоровый сон. Я хоть и гей, но кидаюсь далеко не на все, что шевелится, ты на себя в зеркало посмотри и успокойся.

Доктор сжал кулаки до побелевших костяшек и ровным тоном поинтересовался, не надо ли чего купить в магазине, а то все равно ехать за вещами.

– Надо, – легко согласился Никки, подумав, что немного пережал доктора, но восхитившись его выдержкой, – но ты сначала идешь в душ, приводишь себя в порядок, потом завтракаешь супом и только тогда отправляешься в путь. А я пока список продуктов составлю.

– Хорошо, – согласился Виктор, – список замечательно, а то я половину забуду все равно, а почему супом?

– А потому что кроме него и нет ничего, – ехидно ответил ему Никки.

Глава 5

Скулы Виктора слегка порозовели от смущения. Никки поразился такой метаморфозе: как-то совершенно не ожидалось, что такой человек может испытывать неловкость.

– Пиши список, – ровно сказал доктор и скрылся в ванной.

– Угу, – пробормотал Никита себе под нос, – а кто-то чего-то забыл, – но понаблюдав некоторое время за плотно прикрытой дверью, он вздохнул и отправился в комнату, надо было выделить этому недотепе чистое полотенце, смену белья и одноразовую бритву.

Вламываться в ванну не хотелось, испугается еще товарищ. Поэтому Никки осторожно постучал, потом постучал громче, потом плюнул и распахнул дверь. Виктор стоял под сильными струями душа, запрокинув голову. Просто стоял. По сухопарому телу без грамма жира текли потоки горячей воды и, закручиваясь в воронку, утекали в слив. Он был так погружен в свои мысли, что совершенно не отреагировал ни на стук, ни на открывшуюся дверь и прохладный воздух, ворвавшийся из коридора в маленькое быстро заполнившееся паром помещение. Никита осторожно повесил на привинченный к двери крючок полотенце, новые трусы и майку, положил на край раковины бритвенные принадлежности и, окинув еще раз взглядом фигуру доктора, вышел из ванной.

Он пытался вспомнить, что еще может понадобиться в ближайшие дни, когда на кухне появился распаренный Виктор с накинутым на голову полотенцем.

– Ну и чего ты на меня там пялился? – недовольно спросил он.

Никки поднял глаза от записей и пристально посмотрел на собеседника.

– Прикидывал, – наконец ответил он, с удовольствием наблюдая, как предательский румянец заливает не только докторские щеки, но и шею. – Подойдет ли тебе моя одежда, – закончил он.

Виктор помолчал, сдернул с головы полотенце и бросил на спинку стула. Он нервничал или просто не знал как себя вести, а Никки продолжал пристально рассматривать смущенного доктора.

– Знаешь, тебе бы волосы хорошо оттонировать, сделать чуть более темными, – задумчиво произнес Никита, – да и постричься бы не мешало. У приличного мастера, – уточнил он.

– Угу, подкраситься, потом перья такие сделать, как у тебя, и стать похожим на п… – Виктор споткнулся на слове, – попугая.

– И что такого п… попугайского в трех красных прядях в моих чудесных темно-каштановых волосах? – томно поинтересовался Никки, манерно подперев ладошкой щеку.

– Да ну тебя, – пробормотал доктор, – список готов?

Никки не узнавал себя. Почему-то Виктора хотелось дразнить, подкалывать, и было невероятно забавно смотреть, как тот смущается. Сказать, что доктор ему нравился, было нельзя. Как человека он его практически не знал, разве что имел счастье познакомиться с некоторыми ужасно раздражающими чертами характера. Внешне? Да чему там было нравиться? Если бы приложить определенные усилия, сделать волосы более темными, заставить отпустить бородку… Даже небритым он выглядел гораздо лучше, чем так, только вот не согласится товарищ на такие радикальные меры. В зашоренных умах обывателей любые попытки мужчины облагородить внешность приравнивались к перемене ориентации.

– Почти, сейчас впишу туалетную бумагу и отдам, – Никита склонился над листком, выводя ровные строчки. – И перестань смотреть на меня такими глазами, как будто я тебя собираюсь изнасиловать. Во-первых, ты похож на несвежего покойника, а во-вторых, – он замолчал, пытаясь придумать это самое «во-вторых».

– Что? – решил уточнить Виктор, так и не дождавшись продолжения.

– У тебя задница волосатая, – сказал первое, что пришло в голову, Никки.

– И что? – недоуменно спросил доктор.

– Я не понимаю, ты что напрашиваешься? – удивился Никита. – Вот отдохнешь, приведешь себя в порядок, задницу побреешь, тогда и поговорим, а раньше даже и не мечтай! Я не извращенец!

Доктор стал пунцовым.

– Черт тебя подери, Виктор! Зачем ты меня провоцируешь? Я столько лет отучал себя шутить и язвить, а тут появляешься ты. Иди, суши волосы. Фен в шкафчике в ванной. И перестань обращать на меня внимания. Шутки у меня дурацкие.

– Да я понял, что ты шутишь, просто тема такая… – Виктор замялся в дверях.

– Он еще и умный, – восхитился Никки, – кто бы мог подумать. Иди красней в другом месте, мечта некрофила, а то не посмотрю на гипс и…

Доктор, наконец, исчез из поля зрения. Никита только успел перевести дух, как из комнаты раздался девчачий рев и мужские вопли. Что еще там могло произойти, Никки даже представить не мог. Он подтянул к себе костыли и не спеша двинулся в сторону комнаты: торопиться смысла не было, ведь в любом случае то, за что ругали Настёну, уже произошло.

Зареванная девочка сидела посреди дивана и, судорожно всхлипывая, прижимала к себе Молли. Вокруг были разбросаны темные квадратики, в которых Никки не сразу опознал клавиши от ноутбука. Ну да, ноут был старый, и время от времени на нем слетала буква Д, которую при некоторой сноровке можно было пристроить обратно. Видимо, не раз виденный мультик не полностью поглотил внимание ребенка, она увидела слабо державшуюся кнопочку и… Дальнейшее было совершенно очевидно.

– Вить, перестань орать, – попытался успокоить он разошедшегося мужчину.

– Я возмещу стоимость ремонта или новый куплю, – буркнул доктор.

Настена как-то странно стала всхлипывать, судорожно хватая воздух.

– Что с ней? – испугался Никита, подходя ближе и садясь на край дивана.

– Ничего, она всегда так рыдает, с младенчества. Мать ее в таких случаях оставляла одну, чтобы успокоилась. Она так жалость вызывает, – неуверенно закончил Виктор.

– Ты сам-то веришь в то, что говоришь? – Никки притянул к себе на колени и прижал к груди судорожно вздрагивающее детское тельце. Поверить в то, что пятилетний ребенок будет нарочно вызывать у себя истерику, он не мог.

– Ну она же мать.

– Вить, а ты врач. А она, – Никита чуть было не сказал, что эта «мать» бросила своего ребенка, даже не задумавшись, но вовремя остановился – Настёна-то этого наверняка не знала, – сам знаешь, – припечатал он. – Да и вообще ничего страшного не произошло. Буковки на место можно поставить. Поможешь мне? – попытка отвлечь девочку удалась, она еще всхлипывала, но уже заинтересованно смотрела на дядю и усиленно кивала. – Вот и славно. Только ты так больше не делай, хорошо?

Настёна закивала с удвоенной силой.

– Ну если дядя Никита не очень сердится, – топтался рядом Виктор, – то я думаю, Настя попросит прощения у него и поможет исправить то, что натворила, – девочка еще сильнее замотала головой, и Никки стал опасаться, что она может оторваться, поэтому он осторожно прижал затылок ладонью, не давая совершать эти лихорадочные движения. – И сделает выводы, – закончил свою речь отец.

«Угу, – подумал Никита, – вывод тут может быть только один – не стоит оставлять ребенка одного без присмотра на длительный срок, даже если кажется, что он надежно занят чем-то совершенно безопасным».

Никита очень жалел, что из-за своей хромой ноги не может взять девочку на руки и пойти с ней на кухню, где заниматься починкой ноута было гораздо сподручнее. Пришлось брать за руку и вести, а потом снова сажать на колени. Ребенок ластился и временам судорожно вздыхал.

– Вить, пока не ушел, сделай нам чаю, – попросил Никки доктора, когда тот положил на кухонный стол пострадавший аппарат и кучу маленьких черных квадратиков. Девочку нужно было успокоить, нервные всхлипы ему совершенно не нравились. Может быть, ее надо врачу показать? Но вот же отец, и он совершенно спокойно реагирует. В любом случае доводить Настёну до подобного припадка не стоило.

Виктор молча поставил перед ними две чашки с чаем и сахарницу, взял приготовленный список и, пообещав вернуться как можно скорее, отбыл.

Глава 6

Первые несколько дней совместного проживания оказались довольно сложными в плане притирки. Хорошо себя чувствовала только Настёна, ну может быть еще и Молли, а вот мужчинам приходилось несладко: уж слишком разными они были. Никита, приученный матерью к аккуратности, пытался донести до Виктора, что бросать носки возле дивана не стоит, неужели трудно сразу или постирать или хотя бы положить в корзину для грязного белья? Или одежда. Какой смысл ее кидать на диван, почему не повесить сразу в шкаф? В такие моменты Никки проникался сочувствием к сбежавшей супруге.

Приучить девочку убирать за собой игрушки оказалось гораздо проще, чем взрослого дядю. Хотя, надо сказать, что как постоялец он был практически незаметен и всегда выполнял просьбы помыть полы, сходить в магазин или сделать еще что-нибудь, и они не воспринимались им как нечто из ряда вон выходящее. Просто им надо было руководить. Никки не понимал, что это: черта характера или издержки пребывания на чужой территории. Оно, конечно, интересовало парня, но положа руку на сердце, постольку поскольку, разбираться в тонкостях поведения человека, которого не будет в твоей жизни уже через пару недель, наверное, и не нужно.

Виктор посвящал дочери почти все свободное время, только вот странно – ребенок усиленно тянулся к Никите. Временами доктор хмурился, и на лице его мелькало что-то вроде ревности, но он молчал, безмолвной статуей присутствуя при играх девочки с дядей Никки. Никита испытывал неловкость от этого, пытался отстраниться, но Настёна не понимала их взрослых заморочек и очень расстраивалась.

Из ванной донесся тонкий визг. Был вечер пятницы, и отец выполнял свой родительский долг по мытью ребенка. Что такого там можно делать, Никки не представлял, разве что Настя в принципе не переносила воду, но вспоминая первый совместный день, он сильно в этом сомневался. Повизгивание перешло в басовитый вой. Никита не выдержал и отправился выяснять обстановку.

Виктор пытался выловить в наполненной ванне скользкого от пены ребенка.

– Настя! Прекрати немедленно, надо смыть мыло, иди сюда! – прикрикивал он, пытаясь зажать верткую девочку в углу.

– У-у-у, – мотала она головой, и хлопья пены разлетались с мокрых прядей.

Отец явно не владел ситуацией и проигрывал. Никита вздохнул и верхней частью костыля постучал по выступающим лопаткам мужчины.

– Вить, ты бы это, шел, чайничек поставил, а? – заискивающе предложил Никита.

Доктор резко обернулся и сверкнул глазами, а потом как-то сник.

– Не умею я длинные волосы мыть, – пожаловался он и посторонился, давая пройти Никите.

– Настён, иди сюда, глазки надо промыть водичкой, чтобы не щипало, – позвал тот девочку.

Она терла кулачками глаза и пыталась сквозь слезы рассмотреть что происходит вокруг. Никки переключил воду с крана на лейку, сделал ее чуть теплой и направил в сторону детского тельца.

– Давай умоемся, – предложил он.

Сзади хлопнула дверь.

А потом они пили на кухне чай с сушками.

– Пап, пап, а можно дядя Никита мне будет голову всегда мыть? Ну ты же сам сказал, что не умеешь, а я тоже не умею, а он умеет! Можно?

Виктор задумчиво прожевал сушку и все-таки спросил, не скрывая ехидства:

– А откуда у нас дядя Никита так хорошо умеет обращаться с женскими волосами?

– Дядя Никита профессионал в этом деле, – в тон ответил Никки, – на работе только этим и занимаюсь.

Виктор посмотрел на сидящего рядом парня. От влаги его волосы стали завиваться крупными кольцами. Это выглядело так странно и непривычно по сравнению с его обычными идеально гладкими прядями, придавало совершенно иной вид привычному облику. Доктор непроизвольно задержал взгляд на лице Никки и внезапно увидел бесконечно одинокого, как и он сам, человека. Несмотря на внешнюю браваду и ершистость, парень был очень одинок. И то, как он тянется к ребенку, не заигрывая, не работая на публику, вдруг предстало в другом свете: это была просто попытка заполнить пустоту. Что делать с этим новоприобретенным знанием, Виктор не знал. Продолжать жить дальше в квартире, стесняя хозяина, было неловко, да и не предлагал никто. А с переездом не будет возможности общения. Настасья будет скучать.

Затянувшееся молчание прервала Настя, которая обдумала информацию и пришла к своим выводам.

– Ты работаешь головомойщиком?

– Почти, – согласился, посмеиваясь, Никки, – парикмахером.

– Здорово! – обрадовался ребенок. – А Молли ты можешь постричь?

– Могу, – согласился Никита, – только она так и останется с короткими волосами, у нее же они не отрастут.

– Тогда не надо, – подумав, сказала Настёна, – и меня не надо, – и на всякий случай отодвинулась подальше.

– Да никто вроде и не собирался, – удивился Никки.

– Зайка, но ведь так было бы проще, – попытался объяснить свою позицию Виктор.

– У всех принцесс длинные волосы! – горячо сказала девочка. – Нельзя меня стричь!

– Ну раз у всех принцесс, то конечно нельзя, – согласился, кусая губы, Никки под недовольным взглядом Виктора.

Уложив ребенка спать, мужчины снова оказались на кухне. Можно было снова попить чаю, но вроде бы и не хотелось. Виктор положил рядом с собой на стол какой-то медицинский журнал, собираясь посмотреть, до чего дошел прогресс. Никита молча сидел, положив ногу на табуретку. Можно было бы залезть в интернет, пообщаться к кем-нибудь, но, во-первых, в присутствии постороннего человека не хотелось, а во-вторых, ни с кем из так называемых приятелей общаться не было ни малейшего желания. Если до перелома Никита и питал какие-то иллюзии по поводу отношения к себе, то вот после стало кристально ясно: он нужен только для того, чтобы давать. Все. Точка. Тело. Дырка. Не больше и не меньше.

Задумываться о переезде в другой город или даже столицу Никита не стал. Где родился, там и пригодился. Возможно, спустя какое-то время он снова станет собой прежним: легким в общении, милым, доступным и внешне чуть наивным мальчиком. Только вот сейчас притворяться не хотелось, не было желания играть привычную роль. Да и неделя в гипсе, в течение которой ни одна сволочь даже не позвонила, не поинтересовалась, куда собственно пропал Никки, наложила свой отпечаток в осознании своей незначительности. Как не было его.

Никита поднял глаза, оказывается, за ним внимательно наблюдали другие, темно-серые. Никак не комментируя свой интерес, Виктор уткнулся в журнал.

Никки подумал, что высиживать положенное время на кухне смысла не имеет, и решил пойти принять душ. Только вот предыдущий опыт помывки говорил, что одному это сделать очень сложно. Наверное, придется просить о помощи.

– Без проблем, – откликнулся Виктор на его просьбу, – конечно помогу в ванну забраться, в чем вопрос.

– Надо бы не забыть потом купить такое сиденье, которое на бортики ставится, и мыться тебе будет гораздо удобнее, – произнес доктор, когда Никки пытался осторожно опереться на загипсованную ногу. Вода, попадающая на полиэтиленовый пакет, которым был обернут гипс, издавала громкий и неприятный звук, почти заглушая голос мужчины.

– Обойдусь, не всегда же одноногим буду, – пробурчал Никки.

– Да оно недорого стоит, потом выбросишь или отдашь кому, – продолжал уговаривать мужчина, все так же оставаясь в замкнутом помещении, где его присутствие чувствовалось особенно сильно.

Никита вздохнул, стоять спиной к Виктору было неудобно, но и повернуться было уже неловко, поэтому он просто ждал, когда мужчина выйдет, наслаждаясь полузабытым ощущением горячей воды на коже.

– Что это у тебя за шрам? – чужие пальцы очертили полукруг под лопаткой, свидетельство давней попытки забраться в чей-то сад.

– За яблоками лазили, неудачно упал с забора на осколок стекла, – как можно безэмоциональней ответил Никки, хотя от случайного прикосновения его как током прошило.

«Черт, черт, черт, да уйди же ты! – мысленно взмолился Никита. – И так нормального секса две недели не было, а тут ты еще руки распускаешь. От недотраха у меня все тело как один оголенный нерв, сплошная эрогенная зона!».

– Никит, тебе плохо? – беспокоился сзади Виктор, Никки сам не заметил, как прислонился лбом к холодному кафелю.

– Нормально все, – глухо ответил он. – Вить, чайник поставь, а?

– Нельзя мыться такой горячей водой, на сердце нагрузка…

– Вить…

– Давай помогу, – не отставал настырный доктор.

Никита задержал дыхание, медленно досчитал до десяти, потом обратно. Виктор продолжал стоять рядом.

– Помоги, – наконец, согласился Никита, поворачиваясь внушительным стояком к доктору, – раз так настаиваешь.

– Ладно, я пошел чайник ставить, – заторопился Виктор, и уже прикрывая за собой дверь, из коридора подозрительно веселым тоном добавил, – как закончишь – зови, помогу из ванны выбраться.

– Что за люди, – бормотал себе под нос Никки, энергично водя рукой по члену, – то навязывают помощь, то в кусты…

Глава 7

Никки лежал рядом с мирно сопящим доктором и откровенно завидовал – у самого сна не было ни в одном глазу. Устроиться удобно не удавалось, вертеться в поисках нужной позы тоже было нельзя, не один же. Немного подумав, он включил ночник и решил почитать, благо хоть недочитанная книга так и лежала на тумбочке, которая отделяла изголовье дивана от спинки кресла, на котором спала Настена. Осторожно подтянув ставшее из-за гипса неуклюжим тело повыше и подсунув под спину подушку, прислушался и, успокоенный ровным дыханием спящих людей, раскрыл том на нужной странице. Никки улыбнулся своей манере запоминать страницы, а не закладывать их. Привычка. Детство. Странная примета, придуманная когда-то: если закончить читать на странице, которая заканчивается на четыре или пять, то в школе будешь получать только такие отметки. Забавно, уж и последний звонок почти стерся из памяти, а вот привычка осталась.

Никки увлекся. С тихим шелестом листались страницы, стрелки часов резво бежали по циферблату.

– Ты чего не спишь? Время четыре уже, – раздался недоуменный шепот рядом.

– Черт, не заметил даже. Я тебя разбудил? Прости, – тоже шепотом отозвался Никита, поворачиваясь в сторону сонно щурившегося доктора.

– Да что ты! – тихонько фыркнул тот. – Чтобы врача разбудить нужно средство посильнее. Ведро холодной воды может подействовать, – он чуть улыбнулся, – а может и нет.

Никки смотрел на лицо Виктора. Сейчас, в слабом свете ночника оно было почти красивым. Не видны были следы хронической усталости, синяки под глазами, морщинки в углах губ тоже скрадывались освещением. Теперь на первое место почему-то выступил подбородок. Упрямый? Волевой? Никки не знал. Характер дока пока оставался загадкой.

– Сегодня ездил квартиру смотреть, – вдруг произнес Виктор. – Все хорошо, только вот трешка. Не потянуть. Но ты не волнуйся, я, как и обещал, съеду как можно быстрее, и будет у тебя снова личная жизнь.

– Вить, личной жизни у меня нет не потому, что вы у меня живете, подрочить можно и ванной, не обязательно в кровати. Перестань париться по этому поводу. Мне наоборот хорошо, что кто-то рядом, а то с гипсом за продуктами не особо побегаешь, да и не так тоскливо.

– Ну хочешь, я с Настёной завтра подольше погуляю, в кино там свожу, а ты в гости кого-нибудь пригласишь.

– Слушай, не говори ерунды, – сердитым шепотом оборвал благородный порыв Никки. – Я никого сюда не приглашал никогда и не собираюсь. И вообще – это меня приглашали, – Никита сам не знал, зачем сказал это Виктору.

Мужчина молчал, продолжая задумчиво смотреть на Никки.

– Понятно, – наконец произнес он просто как констатацию факта.

Никита зажмурился и сглотнул ком в горле, на душе стало тоскливо, показалось, что в глазах напротив мелькнуло презрение.

– А сейчас никто даже не поинтересовался, что с тобой и как, – продолжил Виктор свою мысль. – Самому позвонить? Нет?

– Из больницы звонил, – буркнул Никки, – толку-то. Слушай, давно хотел спросить, ты когда в первый день на работу свалил, чего не позвонил-то? Ну там как дела, как ребенок, да и вообще пропасть больше чем на сутки, знаешь ли…

– Так Настасья мой телефон знает, – искренне удивился доктор, – я же ей сказал, чтобы звонили, если что. Потому что на работе я думаю только о работе, да и смена была тяжелой. Все равно бы не вспомнил.

Никита тяжело вздохнул. Сказать на это было нечего. Случай клинический: мужик и его работа, которая всегда на первом месте. Жену можно было пожалеть, но вот понять женщину, которая бросила своего ребенка – нет.

Виктор, лежавший на дальней от края стороне дивана, у окна, откинул одеяло и через изножье встал, с хрустом потянулся, привлекая внимание к на секунду напрягшимся мышцам, и вышел в коридор. Тихонько хлопнула дверь санузла. Никки отложил книгу, вернул подушку в исходное положение и лег на бок, прикрыв глаза. Нужно просто отвлечься, убеждал он себя, стараясь отогнать навязчиво стоящий перед внутренним взором образ потягивающегося доктора.

Диван прогнулся под тяжестью тела: занятый своими мыслями, Никки не услышал приближающихся шагов.

– Слушай, а ты с девушками когда-нибудь пробовал? – голос Виктора раздался как-то слишком близко, Никита почувствовал даже ветерок от его дыхания и беззвучно застонал: ну что за неуместное любопытство, когда тут пытаешься отвлечься всеми силами?

– Целовался, – сквозь зубы процедил Никки, – не понравилось. Слюняво. А ты с мужиками, пробовал?

– Целоваться? – удивленно переспросил доктор. – Нет, конечно! – он сладко зевнул и снова к ужасу Никиты потянулся.

– Тогда прекрати провоцировать, а то сейчас у кого-то будет первый раз.

– Прости, я не подумал, – повинился Виктор, ныряя под одеяло.

– Конечно, – пробурчал Никки, – ты в своей больничке небось ни одной медсестрички не пропускаешь, есть возможность напряжение сбросить.

– Я на работе работаю, – сухо уведомил его доктор, – а секс у меня только церебральный, с начальством.

– В смысле? – не понял Никки.

– Мозги оно ебет, – пояснил Виктор, – а нормального секса, как жена смоталась, так и не было. Да и когда вместе жили: то я устал как собака, то у нее голова болит.

Никите очень хотелось предложить попробовать хотя бы поцеловаться, а вдруг? Вдруг бы понравилось? Ну или оказалось не совсем противно, и тогда можно было бы поговорить о взаимной помощи? Только вдруг на него напала такая робость и неуверенность, что он не посмел, только вздохнул едва слышно. Доктор тоже молчал.

– Спокойной ночи, – произнес Никки и отвернулся, ложась на левый бок.

– Спокойной, – отозвался Виктор, но продолжал лежать на спине и не выключал ночник.