355 500 произведений, 25 200 авторов.

Электронная библиотека книг » marishka88 » Неосознанное стремление (СИ) » Текст книги (страница 41)
Неосознанное стремление (СИ)
  • Текст добавлен: 2 мая 2017, 13:00

Текст книги "Неосознанное стремление (СИ)"


Автор книги: marishka88


Жанры:

   

Слеш

,

сообщить о нарушении

Текущая страница: 41 (всего у книги 43 страниц)

До дома он добрался на чистом автомате, поскольку был выжат, вымотан, жутко измучен морально и эмоционально. Плюс бессонная ночь с таким изнемождающим сексом. Голова раскалывалось, лицо стянуло от высохших слез, мышцы на конечностях дрожали, превратившись в желе.

Все вещи уже погрузили в грузовик, мама сидела на диване в пустой гостиной, в которой стук шагов Тома отзывался эхом от стен.

–Том, – Симона всклочила на ноги, как только увидела сына, – слава Богу, ты пришел. Я думала…

– Поехали, – сказал Том сухо.

– Извини, мои слова Биллу…

Том не дослушал ее, вышел в коридор, взял свою сумку и закинул ремешок на плечо.

– Том, у нас есть еще время, сходи в душ, приведи себя в порядок.

– Я жду тебя в машине. Сядешь за руль, я хочу поспать, – бросил он, выходя из дома.

Том старался не думать, не анализировать, отключиться от мысли, что сейчас он видит этот дом, двор, улицу в последний раз. Он оглянулся на коттедж, и вспомнил, как Билл подвез его, когда обморок застал его у магазина. Самое начало, как же тогда все было легко, раньше Том не осознавал, что отсутствие любви в его жизни приносило столько спокойствия. А что теперь?

Тогда, почти четыре месяца назад, в начале сентября, Билл смотрел на фасад дома, отмечая его дизайн, а Том смотрел на его профиль, уже чувствуя, что заостренные углы этого лица цепляют его, как крючок с наживкой глупую рыбешку. Он поймался, заглотил этот острый металлический крюк очень глубоко, тот вонзился в мягкие ткани, и вытащить его можно теперь только вместе с внутренностями. Но Том не жалеет ни о чем… Так все и должно было случиться, ведь, их роковая встреча продиктована кем-то свыше, он в этом уверен. Она переломный момент его судьбы, теперь его жизнь никогда не будет прежней.

Том забрался на заднее сидение, снял с себя куртку и бросил в угол, ложась на нее головой.

–Фу, Том, что за запах? – скривилась мама и завела машину.

–Закрой рот, мне надо поспать.

Симона цокнула, но говорить перестала. Том перевел взгляд на окно, где мелькали верхушки деревьев и замер. Прямо посередине стекла располагался отпечаток тонкой ступни. В голове пронеслись воспоминания их секса, и Том закусил костяшку пальца, до боли, до крови, чтобы не плакать.

–Тоооом… – выдохнула мать с волнением.

–Мам, как это больно…– слезы заволокли глаза.

Он лежал, смотря на мутный полупрозрачный отпечаток ноги, той части, которую совсем недавно смаковал, вылизывая, и клялся себе, что плачет в последний раз. С этой минуты он потратит все силы, чтобы стерпеть, чтобы продержаться, не наделать глупостей, и построить жизнь, в которую впустит Билла по приезду. Том будет ждать его каждой клеточкой, ждать и надеяться, что разлука закончится очень скоро, может даже совсем неожиданно, через пару месяцев он откроет дверь и увидит его в проеме таким, каким увидел в этом городе впервые. Заношенные джинсы и растянутая застиранная кофта, тонкий ломанный образ, но такой родной, такой любимый, покоривший с первой минуты.

Но Том не сдержал свое обещание, он плакал еще один раз, плакал громко, мощно и навзрыд. И вот тогда это были последние его слезы.

Он перетерпел полет в самолете, и аэропорт Берлина, где он бросил взгляд на урну у выхода, ту самую, рядом с которой они с Биллом курили по прилету, поездку до дома, площадь, где они гуляли, держась за руки, даже лифт и вход в квартиру, где автоматически включился свет, освещая гостиную, где они так упоительно самозабвенно занимались любовью.

Сломался он у себя в комнате, так и застыв в дверном приеме на несколько минут, в течение которых его душа обливалась кровью. На прикроватной тумбочке в неглубокой вазе стоял засохший букет ромашек. Том на ватных ногах подошел к нему, и медленно поднес дрожащую руку к опавшим лепесткам.

«Я оставлю его тут, Том. Представь, когда-нибудь ты сюда вернешься, увидишь букет и вспомнишь, как мы друг друга любили …»

Голос Билла звучал в голове, и Том собрал в ладони сухие соцветия. Они рассыпались в руке, издавая характерный звук, и вот тогда его накрыло. Он сполз на пол и плакал, смотря на умершие раздавленные цветы, которые расплывались и двоились сквозь пелену слез. Его сотрясали рыдания, из горла вырывались стоны и хрипы, мама забежала в комнату и замерла, преподнося руку ко рту.

Симона смотрела на мучения сына и по ее щекам катились слезы. Видит Бог, она бы отдала все на свете, чтобы повернуть время вспять и никогда не ездить в этот проклятый город. Она бы сейчас пожертвовала всем, только чтобы облегчить его страдания, помочь ему, дать силы, чтобы преодолеть боль. Но Симона знала, что ему придется пережить это самому, ведь, истина стара как мир, с муками первой любви каждый справляется самостоятельно, помощников тут быть не может. Эта боль сделает его сильнее, закаленнее, старше, откроет глаза на многие вещи, лишит детской непосредственности и легкости, возможно, это будет уже совсем другой Том, но она будет рядом, будет любить его любого, снова станет для него тем единственным человеком, способным совместить в себе и мать, и друга, и единомышленника. И она сделает все возможное, разобьется в лепешку, но Билла в их жизни больше никогда не будет. Симона верила, что скоро Том от него освободится, в такой чистой душе просто не может быть место для всей той грязи, в которой замарал его этот выскочка. И когда сын скажет ей, что он свободен от голоса Билла, его волос, запаха тела и тонких ломаных черт лица, свободен от безумных страстей, щемящей тоски и плавящей нежности, тогда они вновь станут счастливой крепкой семьей.

КОНЕЦ ВТОРОЙ ЧАСТИ

========== ТРЕТЬЯ ЧАСТЬ. ЭПИЛОГ. Глава 1. ==========

Три года спустя.

На тумбочке запищал будильник, громко и противно. Том с трудом выплыл на поверхность реальности и, медленно разлепив веки, дотянулся до телефона. Наконец звук перестал раздражать перепонки, и стало немного полегче.

Голова раскалывалась, Том аккуратно передвинул любимое тело, которое лежало почти полностью на нем, на другую сторону кровати и встал. Он принял слишком много лекарств накануне: успокоительное, снотворное, возможно, еще что-то. После большой дозы аминазина, сознание с трудом фиксировало происходящее. Две бессонных ночи подряд дали о себе знать, и вчера у него случился настоящий нервный срыв после похорон. Джен напугалась так сильно, что пришлось вызывать скорую.

До тех пор пока гроб не скрылся под слоями земли, Том думал, что сможет с этим справиться, ведь мама долго болела, ее смерть не была для него неожиданностью. Он наивно полагал, что смирился с ее уходом еще до того, как она сделала последний вздох. Но черная земля, поглотившая красное дерево ее последней обители, развеяло его пустые надежды о возможности перетерпеть эту потерю без истерик и рыданий.

Диагноз лейкоза ей поставили два года назад, они прошли все стадии принятия смертельной болезни, начиная от отрицания и злости, заканчивая депрессией с кратковременными моментами осознания смерти, когда наедине с мамой было оставаться наиболее тяжело. Врачи сразу предупредили Тома, что лечение, скорее всего, не принесет выздоровления, но они все равно надеялись, до последнего продолжая курсы химиотерапии, и молились. Но чудес не случается, Том давно это осознал. Возможно, в жизни других людей, но не его.

– Ты как? – услышал он родной голос и повернулся на звук.

– Нормально, – Том попытался улыбнуться, – ты зачем встала так рано? Разбудил мой будильник?

Джен подошла к нему и крепко обняла за плечи. Том глубоко вдохнул ее сладкий, немного кофейный запах, и поцеловал в обесцвеченные волосы.

– Все-таки решил сходить в универ?

–Да, мне легче, когда я не дома. Сегодня хочу заполнить заявление на практику в Лондон. Может повезет, и мы уедем в серый город дождей и туманов.

– Вечером приготовлю что-нибудь вкусненькое…

Том отстранился и мягко поцеловал ее губы.

–Не забудь, вечером я к адвокату. У нас есть, что обсудить… – лицо парня стало еще более мрачным.

–Это как-то связано с тем, что Симона написала тебе в прощальном письме?

–Да. Мне предстоит разобраться с еще одним трудным делом, прежде чем все это закончится, и тогда мы сможем переключиться на нашу женитьбу.

– Ты уверен, что не хочешь перенести ее в связи с трауром?

Том мотнул головой.

– Нет. Мама этого хотела.

Она тепло улыбнулась, и Том отстранился с намерением начинать собираться в университет. Первые два года учебы на юридическом дались Тому с трудом, но третий курс, наконец, раскрыл ему глаза на положительные стороны выбранной профессии, и он с удовольствием получал знания, желая поскорее применить их на практике. Именно поэтому он надеялся на направление от института в Лондон, и у него были очень неплохие шансы его получить, поскольку последнюю сессию закрыл полностью на «отлично».

Если его старания справедливо оценят, то сразу после Рождества, они с Джен рванут в столицу Великобритании. Хорошо, что она не привязана к учебе, девушка совсем недавно закончила курсы стилиста и сейчас ищет работу в качестве парикмахера или визажиста. Но пока привлекательных вакансий нет.

В институте он пробыл до самого вечера. Сразу оттуда он рванул к семейному адвокату, которого мама наняла незадолго до смерти. До ее последнего дня, когда она ослабленными руками передала ему дрожащий лист бумаги, он полагал, что герр Лицман помогает ей в составлении завещания. Как оказалось, не только.

Симона попросила прочитать письмо только после того, как она уйдет из этого мира. Том до сих пор не мог понять, почему она скрывала столь важную информацию так долго. Наверное, не хотелось бередить старые раны, которые затягивались в душе Тома очень тяжело, а может ей просто было стыдно перед собой и сыном за прошлое, или… она боялась, что человек, который исчез из их жизней почти ровно три года назад, может опять появиться. Для нее это было подобно смерти, да и для Тома теперь тоже.

Был ли он рад, что Билл так и не появился за все это время? Да, был. Он пережил многое, но влияние времени на чувства не оказалось преувеличенным, оно действительно является самым хорошим лекарем. Ему было трудно, но он выбрался, вырвался из клоаки тоски, неоправданного ожидания и лжи. Теперь он понимал, как глупо было ему на что-то надеяться. И почему он был таким дураком, откуда в нем взялось столько наивности?

Если бы не длительная болезнь матери, то своей жизнью он был бы вполне доволен. Учеба в институте, спокойствие и нежность новых отношений, которые покрывали все его шрамы словно бальзамом, немногочисленные, но надежные друзья, умеющие подставить плечо в нужный момент.

И только мама знала, какой ценой он купил свою новую жизнь. Именно она успокаивала его по ночам, когда он метался на подушках, терзаемый очередным кошмаром, именно она прижимала его к себе, когда терпеть боль было почти невыносимо, он стирал эмаль на зубах, ломал ногти о стены, убивал свое тело огромными дозами алкоголя и наркотиков, ползая на коленях в лужах собственной рвоты. И ждал каждый день. Просыпался утром с мыслью, что сегодня он приедет, а засыпал с уверенностью, что завтра его точно увидит. Но время шло, и уверенность становилась все слабее, а страх, что он так и останется одиноким, покинутым и опустошенным, сковывал все внутри.

Впервые Том решился на встречу с девушкой накануне нового года, прошло чуть больше года, после его переезда в Мюнхен. Он пошел с другом, с которым учился в одной группе, на двойное свидание, чувствуя себя неуверенно и неуютно, поскольку год затворничества превратил его в асоциального запуганного зверька. Джен пришла на свидание именно к другу, но ее чистые лазурные глаза подействовали на Тома успокаивающе. Они с одногруппником быстро поменялись девушками, но дальше простой дружбы их с Джен отношения не заходили еще очень долго.

Но гормоны и физиология сделали свое дело, и в первый день летних каникул они впервые поцеловались на берегу реки, куда поехали погулять с ее собакой. Тому показалось, что он учится всему заново – целовать, трогать женское тело, доверять и по-простому, по-человечески любить.

Она покорила его своим терпением, своей добротой и огромным человеколюбием. Всегда спокойная, рассудительная и нежная, она казалась такой уютной, как теплый дом, пахнущий корицей и печеньем, для человека, очень долго и сиротливо скитающегося по миру.

Джен чувствовала, что его душа выжжена и растоптана, знала, что ему иногда приходится бороться с наплывами депрессии, тоски и беспричинной агрессии. Были моменты, когда она ловила его взгляд полный надежды на открывающуюся дверь или его дрожь от телефонного звонка от неизвестного абонента. Она все видела, понимала и лечила его своей любовью. К концу второго года его жизни в Мюнхене, такие приступы стали происходить с ним все реже, взгляд становился спокойнее, а поведение адекватнее.

С матерью Джен сразу нашла общий язык. Симона радовалась их отношениям, как ребенок, получивший желанный подарок на день рождения. Именно она и повлияла на решение Тома, сделать Джен предложение. Уже тогда не ходячая, она лежала на кровати в своей комнате, пропахшей химическим запахом лекарств, и утирала слезы, бегущие по щекам, когда его девушка сказала «да» и бросилась ему на шею.

И за все время после того дня, он ни разу не пожалел о своем решении. Том любил ее, пусть это была спокойная, рациональная любовь, но именно адекватность делала ее такой надежной и необходимой. Том любил Джен за то, что она так не походила на того, кто искалечил его душу. Да, любил совсем по-другому, но теперь он мог любить только так, рвано и неполноценно, но и винить его за это было нельзя. Ведь от души у него осталось одни лохмотья, которые давно перестали кровить, перестали болеть, разве что иногда ныли на меняющуюся погоду.

Даже в настоящий момент, после прочтения письма матери, которое было посвящено их с Биллом отношениям, он не чувствовал ничего, кроме огромного нежелания лезть в это дело, обойти его стороной, забыть и пойти дальше, держа ладонь Джен в своих руках.

Именно за этим он ехал сейчас к адвокату. Постараться все решить без привлечения Билла. Было ли ему интересно, как он, где он и что происходит в его жизни? Нет, совершенно. Их пути разошлись, и слава Богу.

–Том, здравствуй, – мужчина в идеально отглаженном, дорогом черном костюме подал ему ладонь для приветствия, – садись. Чай, кофе?

– Нет, спасибо. Я ненадолго. Надеюсь решить все вопросы побыстрее. У нас с Джен в планах романтический ужин.

Герр Лицман улыбнулся, профессионально и равнодушно.

– Хорошо. Давай начнем с твоих вопросов. Я уверен, они у тебя есть.

Том кивнул.

–Только один. Эта информация точная?

Мужчина снисходительно улыбнулся.

–Об этом можешь не беспокоиться. Мы с твоей мамой проверили все достоверно и несколько раз.

–Когда она начала расследование?

–Как только узнала, что больна. Около двух лет назад.

–Не совсем понимаю, как это связно.

–Понимаешь, Том, – мужчина демонстративно закинул ногу на ногу и откинулся на спинку стула, – когда ей поставили диагноз, очень долго решался вопрос о трансплантации костного мозга.

Том мотнул головой.

–Нет, врачи сразу сказали, что…

–Не сразу. Первоначально такой шанс был, и тогда Симона попросила сделать анализ на совместимость ваших биологических тканей. Я думаю, ты догадался, какие были результаты.

Том потер лицо ладонями.

–Почему она не сказала мне?

–Ну это останется на ее совести, я не был ее психиатром, и все свои мотивы она мне не раскрывала. Что я знаю точно, это наличие у нее огромного профессионального любопытства, которое и заставило ее нанять меня, частного детектива и начать свое расследование.

– У нее были какие-то догадки до того, как вы точно все разузнали?

Адвокат мотнул головой.

–Не думаю. Судя по ее реакции, она не догадывалась о вашем с Биллом…

– Она догадывалась, – перебил его Том хриплым голосом, – я думаю, догадывалась. Ее реакция обусловлена другими аспектами.

– Понимаешь, первоначально она поехала в Гамбург, чтобы узнать о твоем происхождении, но никак не о вашем с Биллом родстве.

Том тяжело выдохнул, голова болела, и он потер виски пальцами.

– Вы сообщили ему? – важный вопрос. Самый важный, ведь от него зависит его дальнейшее спокойствие.

–Да.

Том печально ухмыльнулся. Значит, решить все без потери нескольких сотен нервных клеток не получится.

– До него сейчас очень трудно добраться. Лично я с ним не общался.

Том посмотрел на свои пальцы со слишком короткими ногтями. Когда-то он выработал в себе привычку обрезать их под самый корень, поскольку они очень часто впивались до крови в нежную кожу ладоней, когда он от боли с силой сжимал кулаки.

–Ты что-нибудь знаешь о герре Каулитце? – спросил мужчина, – точнее, теперь он мистер.

Том удивленно вскинул брови.

– Он переехал в Америку. В Лас-Вегасе у него сеть роскошных казино.

Он присвистнул.

– Серьезно?

– Только в этом году они перешли к нему в собственность, поскольку в Америке совершеннолетие в 21 год. До этого они были записаны на другое имя. Я попытался пробить все нюансы его деятельности, но там все очень хорошо скрыто, не думаю, что бизнес ведется чисто, но с казино и не бывает по-другому. Тем не менее, факт остается фактом, он теперь чуть ли ни один из самых богатых людей в Вегасе.

Том нервно хохотнул. Наверное, он и не сомневался, что именно так все и обернется в жизни Билла.

– Я связался с юридическим отделом его компании, послал документы им на почту. Завтра, он должен прилететь сюда, у нас назначена встреча на девять вечера. Раньше не получается, ты сможешь подойти?

Том на секунду сжал губы.

–А мне надо? Разберитесь с ним сами.

–Разве ты не хочешь с ним встретиться? Том, ты осознаешь значение слова «близнец»?

Том ухмыльнулся. Слава Богу, он его не осознает, и не собирается даже на секунду об этом задумываться.

– Я прожил двадцать с лишним лет без него, проживу и еще трижды столько же. Если вы думаете, это слово нас как-то свяжет, разочарую, все останется так, как есть.

– А если он захочет с тобой…

Том прервал его громким смехом.

–Лицман, приготовитесь к встрече с ним завтра. Морально. Предупрежу вас заранее, Мистер Каулитц не тот человек, который поддается сантиментам. Если вы надеетесь, что мы бросимся на шеи друг другу… – Том ухмыльнулся, – в общем, близнецы из нас получились хреновые, скорее нам подходит значение слова «знакомые», которым лучше не пересекаться.

–Том, твоя мама оставила ему кое-что по завещанию. Я планировал решить этот вопрос завтра, поэтому тебе по-любому надо будет подъехать.

–Что она ему оставила? – Том нахмурился.

–Об этом я не могу говорить без присутствия прямого наследника. Сам же знаешь, учишься на юрфаке.

Том кивнул и поднялся со стула.

– Тогда до завтра.

–Том, я понимаю новость, которую ты узнал совсем недавно, неожиданная и шокирующая, но… Симона посветила тебе жизнь, и пусть она не человек, давший тебе жизнь, но она все равно твоя мать, которая любила тебя до последнего вздоха. Все остальное не важно.

Том кивнул. Лицман был прав и неправ одновременно. Такая ли уж шокирующая была это новость? Непредвиденная, да, но не шокирующая. Том помнил их фотографии в детстве. Снимок пятилетнего Билла он выкинул чуть больше года назад, но из памяти он не стерся.

Адвокат прав лишь в одном, Симона была матерью с большой буквы. Они пережили вместе очень многое, и пусть их отношения уже никогда не были так крепки, как до поездки в тот злополучный город, но Том простил ее, и сейчас прекрасно понимал, что без нее не выбрался бы из того болота, в которое его засосало после встречи с милым дорогим братиком.

Том сел за руль и нервно рассмеялся. Это вообще разумно называть их братьями после того, что они вытворяли? Пусть и давно, но ведь время хоть и стирает подробности, но правды не изменяет. А правда одна, братьями им все равно никогда не стать.

Пока Том ехал до дома, он понял еще одну вещь. Она поразила его до глубины души, и улыбка коснулась губ. Он больше совершенно ничего к нему не чувствует. И это счастье, такое сильное, что он бы расплакался, если бы не потерял эту способность несколько лет назад. Вчера на похоронах были первые его слезы за очень долгое время и скорее всего последние.

Том вспомнил свою наивную уверенность в том, что такая любовь не забывается, свои романические сладкие речи, наполненные восторженными словами влюбленного мальчика. Глупо, как же глупо. И немного стыдно за свое поведение. Стыдно, прежде всего, перед мамой.

Билл стал для него таким неважным, ненужным и даже слегка опротивевшим, что Тому было даже немного обидно. И для чего столько потраченных нервов и душевных терзаний, если даже такие безумные чувства забываются, оставляя горький привкус разочарования?

Именно сейчас всплыли слова Билла, сказанные в их последнюю ночь. «Все забывается».

Как долго он не вспоминал то, что происходило между ними? Долго, очень долго. Том сумел не только вырвать любовь из души, но и подчистить память. Он забыл даже то, что Билл просил запомнить больше всего. Сейчас от слова «Берлин» в его жилах не стынет кровь. Берлин всего лишь один из городов его родины, а не место, где он был когда-то так безмерно невыносимо счастлив. Он забыл все, и вспоминать не собирался.

Том прекрасно знал, что в большей степени убило его любовь. Предательство и ложь, ведь Билл обещал приехать, но наврал как всегда. Постепенно пришли мысли, а что если все было ложью? Не было чувств, не было полета души, только игры, продуманные ходы и хорошо скрываемая насмешка.

Первые полгода после расставания он боялся за него каждую минуту, молясь, чтобы Билл прорвался. Летом он не сдержался и позвонил Сиду, чтобы разузнать ситуацию в их городе. Тот долго ругался, что Том его забыл и пропал, но проговорили они долго и информативно. Том аккуратно подвел его к теме Каулитцев, и узнал то, ради чего позвонил. Йорга объявили мертвым, но тело пока не нашли. Билла не арестовали, улик на него не наскребли, хотя все очень старались. В июне они с Бруно и Боном свалили из города, который успели изрядно подоить на деньги.

Вот так Том узнал, что об него опять вытерли ноги. Тогда это разбило его окончательно, а сейчас даже вызывало смех. Ироничный от противного чувства омерзения к себе. Но самое печальное, что после разговором с Сидом, он прождал его еще год. Только следующим летом он начал отношения с Джен.

Боялся ли он завтрашней встречи? Нет, нисколько. Но видеть его не хотелось.

Том адекватно оценивал свои силы, которых теперь было предостаточно, знал, что сможет пережить ее спокойно и пойти дальше. Наверное, даже и к лучшему увидеть Билла еще раз перед свадьбой, чтобы окончательно убедиться, что в его душе больше нет для него места.

–Ммм, как вкусно пахнет, – сказал Том, как только зашел в столовую.

–Как дела? – спросила блондинка, в ее светлых глазах, которые Том обожал всеми остатками своей души, было волнение.

– Лучше, – он улыбнулся, прижимая упругое и далеко не костлявое тело к себе. Ее довольно объемистые формы были его фетишем.

– Что сказал адвокат?

– Завтра вечером я буду наконец свободным.

– Когда ты мне расскажешь, что происходит?

–Завтра, когда все закончится.

Джен кивнула головой и тепло улыбнулась.

–Давай ужинать.

Уже поздно вечером, когда Джен уснула на своей половине кровати после неторопливых умиротворяющих ласк, Том вытащил из тумбочки сложенное в несколько раз прощальное письмо матери.

Он уткнул глаза в зачитанный текст, чтобы восстановить детали в памяти перед завтрашней встречей.

« Я пишу не для того, чтобы попрощаться. Надеюсь, у нас будет возможность сказать друг другу последние слова, и умирать я буду, чувствуя, как ты крепко сжимаешь мою ладонь.

Это письмо преследует совсем другие цели. Но прежде, чем преступить к изложению голых фактов, хочу заранее попросить прощения. Я молчала до самого конца, надеюсь, ты понимаешь мои мотивы, но оправдываться я не собираюсь. Просто хочу, чтобы ты знал: я увидела тебя впервые совсем крошечного, завернутого в белоснежную пеленку, такого беззащитного и невероятно красивого, и сразу поняла, что ты самое родное, что у меня есть. Это останется неизменным до моего последнего вздоха, и тот факт, что генетика играет против нас, ничего не изменит в моих чувствах. Надеюсь, в твоих тоже.

Так страшно его вспоминать, Том. Судьба, наверное, полная сука, раз вывернула все так, что в своем прощальном письме я должна писать о Билле Каулитце. Но мы оба ничего не сможем с этим поделать. Повторюсь, генетика играет против нас.

В конце концов, надо искать во всем и положительные стороны. Жить в неведение нельзя, незнание делает человека слабым, к тому же в каждой истории должен быть определенный конец, в вашей он такой. А то, что это конец, сомнений у меня нет. Я вижу, что ты его забыл, и умираю спокойной. Ты свободен, значит, судьба не такая уж и сука. Хотя бы по отношению к тебе.

Теперь о фактах. Около двух лет назад я наняла необходимых людей и рванула в Гамбург. Город, где ты родился. Как ты помнишь, там же родился и Билл. Мы достали липовое судебное разрешение и оправились в роддом. Было много разбирательств, нежеланий сотрудничать и пустых обещаний, обо всем этом я не буду писать. В конце концов, все документы за 1989 год подняли, мы их перелопатили за одну ночь и выбрали самые подозрительные. Точнее подозрительными были только два. Рождение моего сына, длительные тяжелые роды на фоне позднего гестоза, реанимация, как у меня, так и у ребенка, и рождение близнецов у некой Хелен Каулитц, один из которых умер при родах. Надо отметить, что она тоже провела какое-то время в реанимации, по какому поводу до сих пор неизвестно. Просто это было на руку Йоргу, так было легче все провернуть.

Эти документы мы изъяли и начали досконально проверять. Их поддельность подтвердилась не сразу, но это ушло много времени, спасибо Шею Лицману, он великолепен в своем деле.

Все доказательства задокументированы, все это он пришлет тебе на почту после моей смерти, почитаешь подробности.

Сейчас же просто скажу, что мой ребенок умер от асфиксии. Пуповина обмотала хрупкую шейку во время родов и задушила. У Хелен же выжили оба близнеца. Понимаешь, к чему я веду?

Естественно, дирекция роддома все отрицала, но мы нашли тех, кому Йорг заплатил деньги, чтобы от тебя избавились, подкинув как птенца в другое гнездо. Они уже давно не работали и рассказали все подробно.

Йорг хотел избавиться от обоих близнецов и заплатил он за двух. Вас должны были разделить и подкинуть разным матерям. Но, тут довольно интересно, после родов Билла он не отдал. Цитирую: « Мы были на отделении для новорожденных. Он нагнулся над их кроваткой, и тут один из них сфокусировал на нем взгляд и улыбнулся. Это очень странно, фрау, я работал тридцать лет в роддоме и знаю, новорожденные дети не фиксируют взгляд, а уж тем более не улыбаются. Но произошло именно так, герр Каулитц словно завороженный взял этого ребенка на руки и больше не отдал, насколько я знаю, даже кормил он его сам с бутылочки, ведь, у матери не было молока. Наверное, он стал для него замечательным отцом…». Вот так, Том, Билл выбрал свою судьбу.

Вот, собственно, и все, что я хотела написать. Чувствовала ли я когда-нибудь, что ты не родной мой сын? Нет, никогда. И не хочу знать, чувствовал ли ты, что я тебе не родная мать. Возможно, в том городе… ты так часто повторял, что я тебя не понимаю. Может, Хелен смогла бы понять тебя лучше.

Но знаю, что ты ощущал какую-то связь с Биллом. Я перечитала миллион статей и книг о близнецах, когда говорят, что между ними есть особая связь, то совсем не приукрашивают. Именно ее ты и чувствовал. Но я знаю, тебе хватит сил, чтобы не поддаться ей опять. Спасибо Джен, она теперь твой якорь, который удержит тебя на месте даже в период шторма.

Возможно, ты сейчас думаешь, что я недооцениваю Билла, но нет, это ты недооцениваешь силу своего духа, который окреп за столько лет борьбы, и силу любви Джен.

Я заканчиваю. Удивляюсь, что раньше этим я зарабатывала на жизнь. Писать стало так сложно. Химиотерапия лишила меня не только волос, но и самой сильной своей стороны – умения выражать мысли на листке бумаги.

Люблю тебя, мой сын. Любовь заставляет нас делать подлые вещи, уж ты-то должен меня понимать, поэтому я заслужила твоего прощения. Просто знай, все, что я когда-либо делала в своей жизни, я делала во имя моей любви».

Том отложил письмо и повернул голову, чтобы посмотреть на невесту. Он всегда восхищался ее умением так безмятежно спать, как маленький ребенок с невинной улыбкой на лице. А что, собственно, ее может терзать по ночам? Какие муки совести, если в своей жизни она не прихлопнула даже надоевшую муху? Интересно, а что бы она сказала, узнав, что он хладнокровно убил человека?

Том обнял ее за талию и прижался к спине.

– Ммм, малыш, все хорошо? – спросила она сонно.

– Да, – он поцеловал ее шею, – люблю тебя, детка.

Она выдохнула.

–Ты так редко это говоришь. Спасибо.

–Извини.

– Я привыкла, что ты у меня не романтик, – она сжала его руки, – я тоже тебя люблю.

Господи, спасибо. Спасибо за душевное спокойствие, за это ощущение нужности, за желание снова жить и дарить свою любовь другому человеку, за возможность больше никого не ждать, поскольку все на своих местах.

========== ТРЕТЬЯ ЧАСТЬ. ЭПИЛОГ. Глава 2. ==========

Том спокойно отучился весь день, и только на последней паре в аудиторию зашел помощник декана и пригласил его на серьезный разговор. Студент буквально побежал вприпрыжку, что-то ему подсказывало, что новости будут хорошие.

–Трюмпер, проходи, – декан приветливо улыбнулся и показал рукой на кресло, стоящее напротив него.

Том плюхнулся на мягкую кожаную обивку и приготовился к новостям.

– Я видел твое заявление на практику. Совсем не удивлен твоему желанию применить свои знания на деле. Ты очень способный студент.

–Спасибо, – Том с благодарностью улыбнулся.

– Но, видишь ли, группа уже полностью собрана и утверждена. Ты подал заявление слишком поздно.

–Но… – Том нахмурился, – у меня были трудные времена, я и не знал, что…

–Я знаю, Том, – мужчина прервал его и приподнял руку, как бы прося не перебивать, – правила, есть правила. Но я сделаю для тебя одно исключение, не знаю, примешь ли ты его с радостью или нет. Я автоматически утверждаю тебя на летнюю практику, она будет проходить с мая по конец августа. Не зависимо как ты закроешь следующую сессию, ты все равно поедешь в Лондон. Я знаю, сейчас тебе трудно, можешь взять небольшой больничный, я помогу тебе с этим. Тебе надо отвлечься.

–Со мной все в порядке, – спокойно сказал Том, – я все-таки планировал уехать после нового года. Ну, спасибо, и на этом. Значит, летом.


    Ваша оценка произведения:

Популярные книги за неделю