Текст книги "Гимназистка (СИ)"

Автор книги: Марфа В.

сообщить о нарушении

Текущая страница: 2 (всего у книги 7 страниц)

– О, Щербинина новую фразу выучила, – сказал Рыжий, – Так, значит, тебя дописываем в список и вас будет уже четверо.

Сашу, Ольгу и еще двух человек вывели из барака в кабинет начальника каторги, после чего он сказал:

– Те, кто прямо сейчас не вернется к работе, будет считаться уклонистом со всеми вытекающими из этого последствиями.

Оставшись без организаторов, каторжане растерялись.

– Побаловались и будя, – сказал кто-то, – Давайте, что ли, снова работать пойдем.

Саша, Ольга и еще два человека стояло в кабинете начальника каторги, который начал долгую речь о бесполезности таких протестов.

– Урзанцева, посмотри в окно, – вдруг сказал он, – Те, кого ты агитировала, плевать на тебя хотели. Видишь, снова к работе возвращаются. И это правильно, они, в отличие от тебя, головой думать умеют.

Посмотрев на двух человек, которые были в списке Рыжего, начальник сказал:

– Если сейчас вернетесь к работе и до вечера выполните норму, последствий не будет. А вот с этими двумя неисправимыми разговор будет длиннее.

Взглянув на каторжан, которые решили согласиться с его предложением и тоже вышли на работу, начальник каторги сказал:

– Вызывайте сюда врача.

– Шурка, сейчас придет врач и ты симулируй все, что только можно, – шепнула Ольга Саше.

Вскоре в кабинет начальника пришел врач.

– Постоянно мучат боли в сердце, – начала Ольга.

– Ты хоть знаешь, где сердце находится? – спросил девушку врач.

– Знаю, – ответила Ольга и показала на грудь, – Вот здесь оно.

– Почему раньше никогда не жаловалась? – спросил врач.

– Не пускал никто к врачу, – соврала Ольга.

– Урзанцева симулянтка, не обращайте на нее внимания, – сказал врач и взял за руку Сашу.

– Общая слабость, плохое самочувствие, – пожаловалась девушка, – Совершенно нет сил.

– У Щербининой немного повышен пульс и температура слегка выше нормы, – сказал врач, – Рекомендую это учесть при назначении наказания.

– Урзанцевой на два дня разрешить невыработку нормы, Щербининой – на неделю, – распорядился начальник каторги, – Приступайте.

– Еще раз повторяю, я быстрее отравлюсь, чем на лавку лягу, – сказала Ольга.

– Слушай ты, умная такая, ваш барак обыскали от и до и ничего запрещенного не нашли, – сказал Рыжий, – Так что можешь меня на понт не брать, бесполезно.

– Щербинина же малолетняя еще? – спросил начальник каторги жандарма. Услышав положительный ответ, мужчина сказал, – Значит, ей плети замените розгами.

Кое-как поднявшись с лавки, Саша сказала то ли себе, то ли окружающим:

– Вот сейчас организм не выдержит, сдохну, а вы крайними останетесь.

– Не останемся, – ответил Рыжий, – А кто виноват в том, что ты дура, кроме тебя самой?

Вернувшись в барак, девушка увидела Ольгу, которая казалась гораздо бодрее ее.

– Ты почему так раскисла? – девушка попыталась приободрить Сашу, – Я свои слова держу, раз сказала, что сбегу, значит, сбегу. И тебя с собой возьму, раз обещала. Надо только будет все продумать, до мельчайших подробностей. Как раз, завтра и послезавтра отлежусь, а потом сбежим. Ты ведь в состоянии будешь?

– Оль, сбежать я всегда готова, последние дни только об этом и думаю, – ответила Саша, – Надо будет – и поползу. Только скажи мне, откуда у тебя силы есть? Тебе ведь вообще, пятьдесят плетей распорядились дать, это я малолетняя.

– Ты, Шура, еще с прошлого раза болеешь, вот и прийти в себя пока что не можешь, – ответила Ольга, – И все люди разные, реагируют тоже неодинаково. Главное, поправляйся быстрее, чтобы через три дня была уже на ногах и могла сбежать.

– Оль, я еще раз повторяю, надо будет – силы найдутся, не смогу идти – поползу, – ответила Саша, – Я здесь оставаться не буду, мне надо в Тверь вернуться.

– Снова политикой займешься или мирной жизни хочется? – спросила Ольга.

– Не знаю, – вздохнула Саша, – Вот вернусь в Тверь, тогда и решу все.

– А я политикой снова займусь, – ответила Ольга, – От своих намерений отступать не буду.

Постоянно размышляя о будущем побеге, Саша крепко уснула.

========== Побег ==========

Долго спать Саше не удалось. Буквально через несколько часов после того, как она заснула, девушка против своей воли проснулась – поднялась температура.

– Товарищи, – позвала Саша, – Бабоньки. Кто вы там, не знаю, подойдите, кто-нибудь.

– Шурка, у тебя сотрясение мозга? – спросил кто-то, – Тебя что, Рыжий головой об стенку шарахнул? Ты не думала о том, сколько сейчас времени?

– У меня температура, бабоньки… – сказала Саша, – Вообще, такое чувство, что помру скоро. Пожалуйста, кто-нибудь, позовите врача.

– Насчет температуры не знаю, а вот бред точно есть, – сказала одна из каторжанок, – Не укрывайся одеялом, тогда температура лезть наверх и не будет. А утром попробуешь врача найти.

– Бабоньки, вам что, неужели меня не жалко будет, когда я сдохну? – заплакала Саша, – Что, подойти трудно?

– Я сейчас, наверное, подойду и тебе морду набью, – раздался голос издалека, – Хватит уже спать мешать, днем будешь ныть.

– Ленка, успокойся, человеку, может, действительно плохо, – раздался другой голос, – А кто-нибудь здесь в медицине разбирается?

– Никто не разбирается, – раздался третий голос, – Шурка, терпи до утра, утром что-нибудь придумаем.

Саша замолчала и пролежала минут двадцать, как вдруг почувствовала, что ее снова начинает морозить.

– Девочки, бабоньки, у меня озноб начинается, – почти плача сказала Саша, – Я не хочу сдохнуть прямо сейчас.

– Шурка, терпи, сейчас попробую найти тебе таблетку, – сказала Ольга, – Лежи тихо, а то весь барак перебудишь. А мне завтра на работу не вставать.

– Оль, а ты как себя чувствуешь? – спросила Саша, – Тебе же плетью досталось, в отличие от меня.

– Нормально, Шурка, – ответила Ольга, – Не сказать, чтобы хорошо, но терпимо.

Тем временем, Ольга встала с нар и пошла к выходу из барака. Увидев Черныша, девушка сказала:

– У Щербининой высокая температура и озноб, к ней нужно врача срочно позвать, умрет еще.

– Утром про врача поговорим, пусть пока таблетку примет, – сказал Черныш и дал Ольге лекарство.

Вернувшись в барак, Ольга отдала таблетку Сашу и сказала:

– Встретила Черныша, дал таблетку и сказал, что утром можно будет про врача поговорить.

– Спасибо, Оль, – вздохнула Саша и приняла таблетку. Вскоре девушка снова крепко уснула.

Наутро Саша никак не могла проснуться. Уже начиналась утренняя поверка, а девушка до сих пор крепко спала.

– Шурка померла, что ли? – спросил кто-то, глядя на спящую девушку.

– Да живая она, видишь, дышит, – ответила другая каторжанка, – Просто никак не просыпается.

– Почему Щербинина до сих пор не встала? – раздался голос Черныша.

– Никак не может проснуться, – ответила Ольга, – Я же вчера ночью говорила, врача ей надо.

– После завтрака разберемся, – ответил жандарм.

С огромным трудом встав и позавтракав, Саша снова без сил упала на нары. Вскоре в барак пришел фельдшер.

– Что произошло? – спросил он.

– Вчера выпороли, ночью температура поднялась, сегодня болею, – ответила Саша.

– Так сама же во всем виновата, – сказал фельдшер, – Иначе бы пороть не стали.

– Не про это вопрос, вопрос в том, что мне плохо, – ответила Саша.

– А ты думала, что тебе будет хорошо? – удивленно спросил фельдшер, однако, дал девушке еще одну таблетку от температуры.

– Щербинину я бы рекомендовал освободить от работы до выздоровления, – сказал он жандарму, – Если будут снова жалобы, меня не зовите, а сразу давайте жаропонижающее.

Тем временем, Ольга, которую еще вчера начальник каторги на два дня освободил от работы, подошла к Саше и, погладив ее по волосам, сказала:

– Терпи, Шурка, все будет хорошо. Выздоравливай скорее и сбежим. Я пока что план обдумываю, как лучше сбежать.

– Оля, ты не волнуйся, если будет надо – я в любом состоянии побегу, – сказала Саша, – Я тебя тормозить в этом начинании не буду.

– Нет, Шура, надо, чтобы ты была в нормальном состоянии, – ответила Ольга, – Надо, чтобы у тебя было достаточно сил, тебе надо выздороветь и только после этого куда-то бежать.

– Оль, ты же говорила, что не хочешь бежать, ты почему передумала? – спросила Саша.

– А смысл, Шурка? – удивилась Ольга, – Это я просто так говорила. Все равно ведь мне из своего червонца лет пять минимум здесь на поселении доотбывать. Да и вообще, где гарантия, что после поселения меня в европейскую часть России выпустят? Так пусть я хотя бы поживу нормальной жизнью, а если поймают – тогда досижу на каторге столько, сколько положено.

– А почему же ты раньше не сбежала? – удивленно спросила Саша, – Тебе что, первый раз так досталось, вот и обиделась?

– Знаешь, Шурка, я в первый год в первый же месяц сбежать хотела, – ответила Ольга, – Меня, примерно так же, как и тебя, в первые же сутки поймали, так выдрали, что встать потом не могла, и на неделю в карцере закрыли. Лежала там, боялась, что помру, потом в барак вернулась. Пока в себя пришла, потом боялась сбегать, а потом уже как-то и привыкла. А сейчас, Шурка, я понимаю, что зря я столько времени здесь провела, сбегать надо, причем это надо было сделать гораздо раньше. Но хотя бы сейчас я поняла, что не стоит здесь оставаться. Ну сама посуди, Шурка, что нас ждет после выхода на поселение? Какая-то лачуга, сельское хозяйство. А зачем мне это, образованной женщине? Мне в город обратно надо. И ты, как я поняла, не из идиоток, тоже образованная, тебе тоже в город надо. Так что, Шурка, выздоравливай потихоньку и сбежим с тобой. А я за эти дни попробую продумать хороший план побега.

Прошел еще один день. Ольга максимально пыталась выбить лекарства для Саши у Черныша, что было гораздо более простым делом, нежели бы дежурил Рыжий. После двух дней, которые Ольга провела, отлеживаясь в бараке и не выходя на работу, девушка вечером спросила Сашу:

– Шурка, как ты себя чувствуешь?

– Спасибо, Оль, более-менее, – ответила Саша.

– Силы есть? – спросила девушка.

– Есть, – приврала Саша, понимая, к чему клонит Ольга.

– Тогда сегодня готовься, – сказала Ольга.

После вечерней поверки и традиционных песен каторжане начали ложиться спать. Саша не стала засыпать и всячески боролась со сном. Спустя несколько часов Ольга подошла к Саше и сказала:

– Пошли.

Быстро схватив свои скромные пожитки, Саша пошла вслед за Ольгой. Сердце девушки глухо билось, больше всего Саша боялась того, что они попадутся охране.

– Стоять, – тихо сказала Ольга и утянула Сашу за собой за стену барака, – Часовой повернулся в нашу сторону.

Взглянув на Сашу, Ольга шепотом сказала:

– Ты что, совсем не в состоянии бежать? Такое лицо, будто верст десять прошла.

– Могу, – ответила Саша, – Я боюсь, что нас поймают.

– Не поймают, – ответила Ольга, – Даже если и поймают, отсидим свое в карцере и выйдем, а так хотя бы есть шанс на свободу попасть.

Дождавшись того, что часовой снова отвернулся, Ольга и Саша осторожно выбрались за территорию каторги.

– Все, Шурка, крепись, – сказала Ольга, – Нам надо пройти хотя бы верст пять, чтобы уйти подальше. И только потом будем отдыхать.

– Хорошо, – ответила Саша, изо всех сил пытаясь скрыть то, что она безумно устала и не в состоянии идти, – Я готова идти, вроде, не очень сильно устала.

– Пошли, потом будем разговаривать, – сказала Ольга.

Девушки шли второй час по лесной чаще. Саша чувствовала, что у нее снова поднимается температура и больше всего боялась, что Ольга решит ее бросить и пойдет дальше сама.

– Оль, прости меня, я не могу больше идти, надо здесь ночевать, – сказала Саша.

– Шурка, мы с тобой версты три прошли максимум, – ответила Ольга, – У нас черепашья скорость, держись, надо хотя бы еще две версты пройти.

– Не могу, Оль, прости меня, что только задерживаю тебя, – сказала Саша, – У меня температура, мне плохо.

– Шурка, ты женщина или тряпка? – слегка возмутилась Ольга, – Тебе, в конце концов, еще детей рожать, держись. Думаешь, рожать легче будет? Все, пока не дойдем до поселка и не найдем человека, который нас у себя приютит, останавливаться не будем.

Через полчаса Ольга и Саша вышли на дорогу. Практически обессилевшая Саша больше не могла идти и, подумав, сказала:

– Оль, ладно, иди дальше сама, я как-нибудь потом одна доберусь.

– Ты в лучшем случае обратно на каторгу доберешься, а, скорее всего, на тот свет попадешь, – ответила Ольга, – Замерзнешь насмерть и все. Сейчас даже не лето, а март, весна, еще холодно. Пошли, мы уже практически вышли к людям.

Вдруг сзади девушек раздался цокот копыт. Галопом неслась лошадь, в повозке сидел какой-то мужчина.

«Разбойники», – подумала Ольга, – «Ограбят, хорошо, если не убьют».

Увидев на дороге двух девушек, мужчина потянул за поводья и лошадь остановилась.

– Ну что, голубушки, отдавайте все, что у вас есть, коли жизнь дорога, – сказал он.

– Нет, свет очей моих, это ты сначала нас довезешь к себе домой, потом накормишь, напоишь, найдешь нам одежду и только после этого ты выполнишь все долги перед нами, – начала контрнаступление Ольга, доставая из-за пазухи нож.

– Сестренка, зачем же так сразу? – удивился мужчина, – Убирай перо, садись, поехали.

Сев в повозку вместе с насмерть испуганной Сашей, которая надеялась на то, что разбойник не догадается, что они политические, Ольга думала теперь о том, что через этого человека им нужно будет сделать себе паспорта.

– Братуха, вторая сестренка больна, поэтому придется оставить нас у себя дома, – сказала девушка, – И, если скажешь, через кого можно ксиву сделать, в долгу не останусь. У меня золото есть, приворовала маленько.

– Сколько золота? – спросил разбойник.

– Грамм сто, как раз хватит, чтобы сделать два паспорта и пожить у тебя, пока сестренка не выздоровет, – ответила Ольга, – Поэтому, братуха, с тебя два паспорта, мещанских. На Ольгу и на Сашу, фамилии и отчества делаешь любые.

– Хорошо, – раздалось в ответ и Саша, которая была в полном шоке, подумала, – «Да, молодец Ольга… А вот я бы растерялась на той дороге, не смогла бы так все провернуть».

Отдохнув пару деньков в доме разбойника, Саша более-менее пришла в себя.

– Сестренка, держи ксивы, – ответил человек, – Я своих не бросаю. Надеюсь, и ты меня не кинешь. Гони золото.

Проверив паспорта и убедившись в том, что они достаточно высокого качества и практически неотличимы от настоящих, Ольга отдала разбойнику золото и сказала:

– Адью, братуха.

Услышав в ответ фразу прощания и пожелание счастливой дороги, Ольга вместе с Сашей вышла на улицу.

– Оль, вот как ты смогла и обо всем этом догадаться, и такое дело провернуть? – удивленно спросила Саша.

– Шурочка, все-таки, я на каторге почти пять лет провела, а не в институте благородных девиц, узнала кое-что, что пригодилось потом, – ответила Ольга, – Главное, золото ума хватило наворовать, иначе чем бы я за паспорта расплачивалась. А оставшиеся деньги, которых у нас кот наплакал, надо будет на билеты на поезд истратить. Понятно, что нас активно ищут, но пешком до столицы мы не дойдем.

– Оль, а мы в столицу едем? – спросила Саша, – Может, лучше в Тверь?

– Не вижу большой разницы, – ответила Ольга, – Главное – уехать отсюда подальше, а куда – второй вопрос.

– Тогда поехали в Тверь, – сказала Саша, – Маму бы увидеть, как я по ней соскучилась…

– Хорошо, поехали в Тверь, – ответила Ольга.

Этим же вечером сев в поезд в вагон второго класса, Ольга сказала Саше:

– Все, Шурка, самое страшное позади. Теперь все будет хорошо. Сейчас неделька-две и мы будем уже в Твери. Денег хватит, так что можешь не переживать.

– Спасибо тебе, Оля, – задумчиво сказала Саша и, взяв волю в кулак, задала тот вопрос, который интересовал ее столько времени, – Оль, а зачем ты меня взяла с собой?

– Саша, так я совсем одна, а так с кем-то, – ответила Ольга, – Сама же понимаешь, вдвоем и проще, и веселее.

– Понимаю, – сказала Саша, – Быстрее бы в Тверь вернуться и забыть уже эту каторгу как страшный сон…

========== Долгожданная свобода ==========

Девушки ехали в поезде вторую неделю. За это время Саша успела выздороветь и более-менее прийти в себя. Мысль о том, что она стала Александрой Викторовной Николенко, а ее товарищ по несчастью – Ольгой Евгеньевной Вуловской, постепенно начала укореняться в голове Саши и она постепенно привыкала к этим новым именам.

– Оль, а имена остались старые, чтобы не запутаться окончательно? – спросила Саша подругу.

– Да, Саша, – ответила Ольга, – Хотя, если говорить откровенно, в тот момент у меня практически не было времени, чтобы подумать, сама помнишь, как быстро надо было соображать.

– Оль, ты бы хоть рассказала о себе маленько, – попросила Саша, – Я о тебе практически ничего не знаю, кроме того, что тебе двадцать два года и что ты старше меня на пять лет.

– А что рассказывать? – удивилась Ольга, – Банальная история, примерно как у тебя. Окончила гимназию, еще на последнем году обучения начала агитировать. Родители не знали, папаня меня усиленно пытался замуж выдать, сватал всячески. Я женихам отказывала, потому что не хотела замуж, рано еще, да и без любви не хотелось создавать семью. Подружки посоветовали врать, что я не девица, поэтому я, таким образом, легко отпугивала ненавистных кандидатов. И все было хорошо, пока этот слух до родителей не просочился. Скандал был знатный, с криками, слезами матери, моими фразами о том, что я девица, вот только замуж пока что не хочу. Мать на следующий день потащила меня к акушерке, не веря в то, что все мои слова женихам – просто повод для отказа. Однако услышав от акушерки, что я говорила родителям правду, мама была в некотором шоке. Вроде бы все успокоилось, родители решили пока что меня не сватать, взять перерыв, и тут раз – гром среди ясного неба, приходит к нам домой соседка и говорит, что меня видели в фабричном общежитии. Папа ей соврал, что я туда ходила вместе с какими-то благодетелями, а потом был еще один скандал. И повод для него – то, что Оля агитацией занимается. Как орали мама с папой, сколько криков было! Чего только ни обещали: и в кладовке запереть, и в монастырь трудницей отправить, и из дома никуда не выпускать, и отодрать как сидорову козу, и замуж выдать за первого встречного… Кончилось дело тем, что я просидела в комнате под замком неделю, а потом, обидевшись, через две недели собрала вещи и уехала из дома к товарищам. Жила там, занималась агитацией, устроилась на работу на почту, кстати, год там и проработала. Боялась, что папа в полицию заявит, что я пропала, однако, он так этого и не сделал. Кстати, обиделась я на этот факт знатно, значит, дочь из дома ушла, а они ее даже не ищут… Понятно, что папаня – присяжный поверенный, адвокат, не хочет свою репутацию марать, но неужели можно жить по принципу «баба с возу – кобыле легче»?

– Дворянка, значит? – удивленно спросила Саша.

– По рождению – да, – ответила Ольга, – Только мы с тобой все равно сейчас лишенные всех прав состояния, так что особой разницы не вижу. Вот вышли бы на поселение – примазались бы к крестьянам, а так… Никто мы с тобой.

– Ну это же по официальным документам мы с тобой беглые каторжанки, а по паспортам – мещанки, – возразила Саша.

– Мещанки, – согласилась Ольга, – Новую жизнь начинаем, вдохнули хоть вольного воздуха. А ты, кстати, сомневалась, переживала, говорила, что будет, если поймают. Так рискнули – и выиграли, а если бы не рискнули?

– Да, выиграли… – задумчиво сказала Саша, – А если бы нас поймали?

– Значит, отсидели бы свое в карцере и снова бы пошли золото мыть, – ответила Ольга, – Приворовывать золото и прятать его было гораздо труднее. А без него паспорта мы бы с тобой не сделали.

– Оль, а что было дальше? – спросила Саша, – За что тебя осудили?

– За агитацию, – ответила Ольга, – Червонец* присудили, пять лет на галерах** отмахала. Раньше надо было сбегать, конечно, гораздо раньше… Идиотка, столько лет не пойми чем занималась!

* 10 лет

** на каторге

– В семнадцать лет, значит, осудили… – задумчиво сказала Саша, – На год позже, чем меня. Слушай, Оля, а ты вообще из какого города?

– Вообще из Петербурга, хотя родилась в Твери, – ответила Ольга, – Мне года три было, родители переехали в столицу. Папе там пообещали значительное повышение по службе, как раз, именно тогда он стал присяжным поверенным. А потом, когда мне было пятнадцать лет, родители вернулись обратно в Тверь. Разругался папаня с кем-то в столице, вот и пришлось нам обратно вернуться, пока его с работы не выгнали. Так что, конечно, к Петербургу я привыкла больше, но в Твери будет жить, я думаю, спокойнее. Меньше шансов на то, что нас вычислят и обратно на каторгу отправят.

– Землячка, – радостно улыбнулась Саша, – Кстати, ты с родителями встречаться будешь?

– Не буду, – ответила Ольга, – Не вижу смысла.

– Почему? – удивилась Саша.

– Знаешь, Шурик, расскажу тебе про мое последние свидание с родителями, после суда, – сказала девушка, – Пришли, значит, и говорят: «Мадемуазель, вы наша однофамилица, да еще и лишенная прав состояния, поэтому не сочтите за труд, смените себе фамилию, чтобы никто вас к нашей семье ошибочно не приписал».

– А ты что сказала? – удивленно спросила Саша.

– А я им ответила, что впервые вижу таких людей, поэтому не планирую менять свою фамилию только потому, что у кого-то она точно такая же, – ответила Ольга, – Говорю, мол, милостивый государь, если вас беспокоит, что у кого-то точно такая же фамилия, что и у вас – меняйте ее сами, хотя вам всю жизнь тогда придется менять фамилии, встретив своих однофамильцев.

– И что, вы больше ни о чем не говорили? – удивилась Саша, – Оль, ну это же абсурд, такого быть не должно!

– Не должно быть такого, чтобы папаня с маманей зажали денег на адвоката, – ответила Ольга, – Не должно быть такого, чтобы даже слезинки в глазах не было. Ладно, предположим, что это папаня меня невзлюбил почему-то, так хотя бы маманя могла по-человечески попрощаться. Ну все равно, было бы видно, если бы вдруг папаня сказал матери, мол, не прощайся с ней по-людски, я бы это как минимум сердцем почувствовала, ну не актриса же она, полное безразличие так качественно сыграть бы не смогла.

– Понимаю… – вздохнула Саша, – Мне сейчас к маме идти, боюсь слегка, что она знать меня не захочет.

– Не захочет – и не надо, – ответила Ольга, – Будем жить, значит, как две сестры, ничего страшного. Будем агитацией заниматься да в школе работать. Допустим, в вечерней, при фабрике.

– При фабрике? – изумилась Саша, – Да там нас, наверное, все знают. Опасно это.

– А в обычной школе у тебя попросят справку о политической благонадежности, это как пить дать, – ответила Ольга, – При фабрике, конечно, я не знаю, может, тоже нужно. Я этим вопросом не занималась, не изучала. А про обычную школу знаю наверняка. И, кстати, должна тебе сказать, что сама не пойду в полицию за справкой и тебе идти не советую – сразу на каторгу вернут.

– Согласна, я тоже за справкой в полицию не пойду, – сказала Саша.

Через несколько дней Ольга и Саша добрались до Твери.

– Сходи со мной к маме, – немало волнуясь, попросила Саша, – Я боюсь как-то одна туда идти.

– Пошли, раз боишься, – ответила Ольга, – У тебя хотя бы есть шанс на нормальную встречу, а у меня такового нет.

Подойдя к родному дому, Саша постучала в дверь.

– Кто пришел? – раздался голос сестры.

– Дуся, это я, Саша, открывай, – ответила девушка.

– Александра уехала на заработки в столицу, – раздался голос Евдокии и удаляющиеся шаги от двери подсказали девушке, что дверь им не откроют.

– Вот дурочка, все про столицу врет, – сказала Саша Ольге, – Наверное, это мамина идея.

– Твои хотя бы про столицу врут, давай лучше сходим ко мне домой, – предложила Ольга, – Мне прямо интересно, какую легенду мама с папой придумали.

Идя по улице, Ольга обучала Сашу, что и как спрашивать:

– Постучишь в дверь, спросишь, где Ольга Урзанцева. Если будут спрашивать, кто ты такая, говори, что подруга по гимназии, кто проверит? В конце концов, кто сказал, что у меня не могло быть подруг по гимназии значительно младше меня?

– Хорошо, – согласилась Саша и подошла к дому.

Уняв легкое волнение, девушка постучала в дверь.

– Кто там? – раздался женский голос.

– Я бы хотела увидеть Ольгу Урзанцеву, – сказала Саша.

– Ольга умерла пять лет тому назад, – раздался голос.

– А при каких обстоятельствах? – спросила Саша, увидев подсказку подруги.

– От тифа, спасти не удалось, – ответила мать.

– А она что, уже на каторге умерла? – спросила Саша, задав тот же самый вопрос, что ей только что прошептала Ольга.

Вдруг раскрылась дверь и на улицу вышла женщина.

– Мадемуазель, а вот если вы все знаете о судьбе Ольги, то зачем вообще что-то спрашиваете? – спросила она.

– Маманя, вот здорово вы меня похоронили, – сказала Ольга, подходя к подруге, – И чья же это была идея, ваша или папанина?

– Моя, – ответила мать, – Я решила, что говорить, что дочь умерла гораздо правильнее, нежели врать, что у нас никогда не было детей, как предлагал ваш отец.

– А идея-то чья, ваша или вашего супруга? – спросила Ольга, – И кто из вас решил вот так плюнуть мне в душу после суда про однофамилицу?

– Наша общая, – ответила женщина, – Мадемуазель, вы все равно наша неродная дочь, так не ходите же сюда, а то я городового позову. Скажу, что беглая каторжанка жить не дает, визитами своими мешает.

– А кто вам сказал, что я беглая? – удивилась Ольга, – Может, меня выпустили раньше срока за примерное поведение.

– Значит, вы с поселения беглая, – ответила женщина, – Что сути вопроса не меняет.

Тем временем, Саша была в полном шоке от последних новостей и стояла, просто раскрыв рот. Вдруг девушка увидела, что к дому подходит мужчина.

«Наверное, отец», – подумала Саша и не ошиблась.

– Мадемуазель, – сказал он, – Давайте с вами договариваться, вы живите как хотите, я в полицию заявлять на вас не буду, чтобы свое честное имя не позорить на весь город, что воспитал беглую каторжанку, а вы даже близко к этому дому не подходите. Вы ведь зачем-то ушли отсюда в свое время.

– Да потому и ушла, что лучше бы в приюте выросла, чем здесь, – ответила Ольга.

– Оленька, ну не плачь, не надо расстраиваться, – утешала девушку Саша, сидя на скамейке в парке, – А что, ты знала, что им неродная?

– Знала, – ответила Ольга, – Но они зачем-то же взяли меня к себе на воспитание, вполне неплохо относились, это я ради красного словца про приют сказала. Понятно, что своих детей нет, хочется хоть кого-то после себя оставить, а тут такая ситуация… Они никогда не скрывали, что взяли меня из такой семьи, где действительно, лучше в приюте расти, чем там. Папаня как-то рассказывал, что идут они с мамой по улице, а к ним подходит женщина из известной на весь город семьи пьяниц и забулдыг и говорит: «Не хотите ли забрать ребеночка всего за двадцать рублей?» Ну а тут у родителей сентиментальные нотки проснулись, они как раз с курорта вернулись, где мама бесплодие безуспешно лечила пятый год, ездили туда они каждый год, вот мама и решила меня забрать. Заплатили двадцатку и забрали меня. Узнала эту историю я рано, лет в пять, когда случайно документы увидела. Только по документам мама с папой меня нашли на улице недалеко от дома и оформили как дочь неизвестных родителей. Сама понимаешь, ту семью я даже искать не буду, мне это не надо.

– Понимаю, – ответила Саша и обняла подругу, – Часа через два мама домой вернется, попробуем снова ко мне пойти. Мне прямо интересно, как она отреагирует.

– Если далеко и еще подальше пошлет, ты не огорчайся, а пойдем куда-нибудь ночевать, – ответила Ольга, – Найдем себе работу и будем жить как сестры.

Саша сидела и нетерпеливо перебирала пальцами складки платья. Наконец, когда прошло чуть больше двух часов, девушка сказала:

– Пошли.

Подойдя к родному дому, Саша постучала в дверь.

– Кто там? – раздался голос матери.

– Это Саша, – ответила девушка.

Открылась дверь и Саша слегка растеряно посмотрела на мать, а потом ее обняла.

– Девочки, заходите внутрь, к чему на пороге стоять? – сказала женщина.

Саша, радуясь тому, что их не отправили на все четыре стороны, прошла в комнату. Ольга последовала за ней.

– Саша, а теперь говори правду, ты сбежала ведь? – спросила девушку мать.

– Да, – ответила Саша, – Сбежала.

– Саша, ты не пойми меня неправильно, но дома жить я бы тебе не советовала, – сказала женщина, – Придет полиция, тебя арестуют снова. Может, тебе стоит другие варианты рассмотреть? Конечно, я без тебя скучала, но надо же головой думать, а не только поступать по велению сердца.

– Наверное, ты права, но не прийти домой я не могла, – ответила Саша, – А зачем Дуся сегодня днем говорила, что я уехала на заработки в столицу?

– Потому что это моя отговорка и, по-моему, она гораздо более удачна, нежели всем встречным и поперечным говорить про каторгу, – услышала девушка в ответ.

– Не знаю, мне трудно судить, – ответила Саша.

На следующий день попрощавшись с матерью и получив в дорогу некоторую сумму денег и продукты, Саша с Ольгой сели на поезд до столицы.

– Я же тебе говорила, в столицу надо было сразу ехать, – сказала Ольга, – А так, кроме того, что с моими снова поссорились и ты своих увидела, ничего больше полезного здесь не было. А в столице, должна тебе сказать, и работать будет легче, и агитировать.

– И все равно, у мамы какие-то обиды на меня, пусть она и встретила нас пристойно, и не сказала в лицо ничего, – ответила Саша.

– Ну обиды и обиды, не переживай, – ответила Ольга, – Меня, как ты видела, чуть ли ни матом послали. А тебя накормили, напоили, пустили переночевать и дали с собой денег и продуктов. Причем не только тебя, а еще и человека с улицы. Так что не бери в голову.

– Согласна, хотя бы так встретили и уже хорошо, – вздохнула Саша.

========== В школе ==========

Тянуть с устройством на работу ни Саша, ни Ольга не хотели. Денег у девушек было не слишком много, поэтому, решив пока что вести единый бюджет, до того момента, когда они обе начнут работать, Саша с Ольгой пошли сдавать экзамен на право вести учительскую деятельность.

– Во время пожара аттестат сгорел, обидно очень, – сказала Ольга пожилому мужчине перед экзаменом, – Так бы и корочка эта не нужна была, после гимназии мы и так могли преподавать, а так придется сдавать экзамен.

– Но ведь можно съездить в гимназию, запросить дубликат аттестата, – удивленно сказал мужчина.

– Учились в Одессе, проще сдать экзамен, чем туда за дубликатом ездить, – ни на мгновение не задумавшись, сказала Ольга.

– Речь у вас без южного говора, – с легким удивлением сказал мужчина.

– Мама с папой родом из Москвы, всегда правильно говорили и нас так воспитывали, – сказала Ольга. Практически сразу подумав о том, что следующий вопрос будет о том, как могут быть у сестер разные отчества и фамилии, девушка предупредила вопрос, который должен был быть им задан, – Саша – моя двоюродная сестра, но росли мы вместе.