Текст книги "Приютка (СИ)"

Автор книги: Марфа В.

сообщить о нарушении

Текущая страница: 4 (всего у книги 6 страниц)

– Ну и за что на галеры* попала? – спросили в первые же дни Анну заключенные, ожидавшие этапа.

К этому вопросу девица была готова, поэтому, не задумываясь, ответила:

– За кражу, – коротко ответила Анна. Сказка про лошадку девице поднадоела, и она решила сочинить что-нибудь новенькое.

– Подожди, какая еще кража? – услышала девица знакомый голос и обернулась. Чуть в отдалении стояла женщина, с которой она пару раз пересекалась в Забайкалье. По всей видимости, она возвращалась уже обратно, в Москву, – Люди, все она врет, это политическая, которую с Карийских рудников сплавили подальше, чтобы она там ничего не разнесла.

Анна слушала пересказ своей жизни в Забайкалье и снова закипала.

– Да как ты смеешь всякий бред нести! – крикнула Анна, но это не помогло.

– Итак, даже в одиночной камере она не успокоилась и целыми днями орала, что ее ни за что сослали в Сибирь, что она ни в чем не виновата, а виноваты те, кто сагитировал ее на все это… – услышала девица.

– Ты что творишь? – крикнула Анна и, будто в подтверждение своих слов, набросилась на говорящего.

Началась драка, некоторые попытались оттащить девицу от обидчицы, но это им не удалось – Анна вцепилась мертвой хваткой. Наконец, кому-то в голову пришло позвать охрану.

Стоя в карцере у зарешеченного окна с разбитой губой, девица в голос ревела от обиды – не успела она вернуться к людям, как снова что-то произошло, вспоминала охрану из Забайкалья, которая по прошествии времени казалась девице ласковыми сопровождающими, и вспоминала Московский полицейский участок, где максимум, что позволяли себе жандармы, так это аккуратно под руки таскать заключенных.

«Вот изверги…» – думала Анна, – «Вечно руки распускают, такое чувство, что свое мастерство им тренировать не на ком… Руками измолотили, плеткой прошлись, садисты какие-то…»

Со злости ударив кулаком в железную дверь, Анна сразу же пожалела о своем глупом поступке – ко всему прочему начала болеть еще и рука.

«Мало мне проблем, так еще и рука сейчас болеть будет», – подумала Анна, – «Ай, пусть болит до кучи, можно подумать, все остальное в порядке».

– Головой, головой постучи! – раздался голос за дверь, – Может, мозги обратно встанут на место. Обратно в Забайкалье захотела? Им нервы трепать. Ничего страшного, начальник сказал, что потом остаток срока будешь досиживать только в одиночке и ни на какую работу не выйдешь.

«Быстрее бы уже все заканчивалось, а то сил моих больше нет…» – подумала Анна, – «Сколько там, год и месяц осталось? И, что самое обидное, прошения не удовлетворяют, не дают раньше срока выйти. Как в камеру вернут, буду снова писать, хотя бесполезно это…»

* на каторгу

К весне 1889 года Анна успела пару раз устроить беспорядки в одиночке, так же, как и в одиночном заключении в Забайкалье, полежать на лавке и вполне заслуженно получить плетью, поскучать в карцере и все-таки успокоиться. Девушка решила, что своими криками, что она попала в заключение практически ни за что, она ничего не добьется, а только сделает себе хуже. Ближе к августу месяцу Анна окончательно успокоилась и решила ждать окончания срока заключения, попутно непрерывно строча прошения о досрочном освобождении.

– Неужели ты не понимаешь, бесполезно тебе все это писать! – недовольно буркнул жандарм, принося Анне очередной отказ, – Я же тебе давал как-то раз характеристику твою почитать, неужели непонятно? Вроде, грамотная, читать-писать умеешь, а не понимаешь, что с такой характеристикой тебя никто раньше срока не выпустит.

Анна действительно однажды прочла в характеристике, что она «агрессивная, склонная к насилию и побегам», «регулярно подвергающаяся наказаниям со стороны администрации», а по словам жандармов из Забайкалья «категорически не желающая работать и совершенно неисправимая». Девица была не согласна с этими словами, о чем и писала в прошениях, однако, все это было бесполезно.

Пару раз Анна просилась отправить ее на работу, однако, начальство стояло на своем – девица не должна встречаться с другими заключенными. Сейчас она спокойна – так нечего провоцировать человека на новые беспорядки.

Но вскоре эту точку зрения пришлось изменить: чувствуя, что она больше не может находиться одна, без общения, девушка начала разговаривать сама с собой вслух и петь. Никакими усилиями прекратить это не удавалось, поэтому Анну решили перевести в общую камеру, к уголовникам. Там девица быстро адаптировалась, начала снова рассказывать сказку про пропавшую лошадку, остальные заключенные – все так же ей не верить, Анна – считать, что пусть лучше все думают, что она с этой лошадкой что-то сделала, чем знают, что она политическая. Заключенные сменяли друг друга, а Анна оставалась в централе. Девица выходила на работу, раскрашивала матрешек и начала обратный отсчет дней до освобождения.

Октябрь 1889 года. Последние дни своего срока Анна досиживала, буквально, считая часы. Девушка все ждала того момента, когда она вздохнет полной грудью на свободе. И вот, этот день настал. Получив на руки все необходимые документы и узнав, что деньги, заработанные ей за эти годы, были переведены на ее счет, девушка в сопровождении жандармов поехала в Москву.

Анна знала, что она должна будет отметиться в полицейском участке о прибытии, встать на учет и ждать дальнейшего маршрута, что ей делать дальше.

Всю дорогу девица плакала от счастья, ведь теперь она может начать жизнь заново, но вместе с этим ее беспокоило, как жить дальше и что делать?

– Анна Харитоновна Рядченко, освободилась 1 ноября сего года, – сказала девица в участке.

Участковый записал в журнале о прибытии девицы и сказал:

– Значит так, на фабрику больше не пойдешь.

«Уже хорошо», – подумала Анна, – «Однако, куда отправят меня? Может, в еще более худшее место».

Понимая, что ей светит ссылка и выход на поселение где-то в более глухом месте, так как после каторги еще никого не оставляли в Москве, Анна грустно смотрела на жандарма.

– До весны 1891 года будешь жить в приюте и работать там нянькой, бесплатно, за еду, не получая зарплату, – сказал жандарм, – Это вместо ссылки, а то устроишь еще там чего-то. А потом – свободна, делай что хочешь.

О прибытии Анны в Москву сообщили Авдотье Исааковне и девушка прождала некоторое время в полицейском участке, пока за ней не придут.

– Мама! – плакала Анна, обнимая воспитательницу, – Вернулась Нюрка, как раз через три года. Не отпустили досрочно, все отсидела, от звонка до звонка.

– Доченька, – тоже прослезилась Авдотья Исааковна, – Я за тебя переживала, все думала, как ты там. Покажи хоть ручки, как они, нормально?

– Сошли следы от кандалов, еще два с половиной года назад, – ответила Анна, – Через три месяца, как их сняли. Мамочка, милая, простите меня за то, что я о вас плохо думала, пока жила в приюте. Думала, что вы сильно бьете. Нет, в Забайкалье, а потом в централе я поняла, что вы просто гладили аккуратненько.

Всю дорогу успокаивая Анну, которая постоянно плакала, Авдотья Исааковна привела девушку снова в приют и сказала:

– Сейчас посидим, поговорим, потом я покажу тебе твою комнату, где ты будешь жить и расскажу, что тебе предстоит дальше. А пока что посиди, отдохни.

– Хорошо, мама, – согласилась Анна.

========== Возвращение к прежней жизни ==========

Авдотья Исааковна показала Анне небольшую комнату, располагавшуюся рядом с прачечной и сказала:

– Ну вот, Нюрка, теперь ты тут будешь жить.

Анна оглядела комнату – обстановка была скромной, но к другому девушка и не привыкла: кровать, маленький столик, тумбочка и вешалка на стене.

– Если хочешь, можешь попросить дворника помочь тебе полочку для книг повесить, – сказала Авдотья Исааковна, – Ну как полочку, просто доску к стене прикрутить.

– Да и без нее хорошо, – радостно ответила Анна, понимая, что она снова дома.

Оставив скромные пожитки на кровати, Анна услышала слова воспитательницы:

– Загляни в тумбочку, там вещи, которые у тебя на фабрике были. А еще пошли на склад, тебе одежду подберем. Тебя же теперь снова на довольствие поставили, пару платьев без проблем можно выделить, да и обувь тоже новую бы не мешало.

– Спасибо, мама, – со слезами ответила Анна.

– Нюрка, не плачь, все хорошо, – ответила Авдотья Исааковна.

Когда девушке была выделена одежда, Авдотья Исааковна сказала Анне:

– Ань, садись, будем разговаривать. В общем, тебя вместо ссылки определили сюда работать нянечкой. Но бесплатно. Директора приюта вызывали в полицию, чтобы согласовать с ним это, он не против. Так же директор сказал, что раз ты будешь работать бесплатно, то чтобы тебя сильно не нагружали, поэтому на тебе одна группа, пятилеток. Чем нянечка занимается, сама знаешь.

– Да, знаю, – ответила Анна, – Как же я рада, что на фабрику возвращаться не пришлось, мама, знали бы вы это!

– Нюрка, если что у детей заметишь, какие-то проблемы, лучше не сама влазь, а меня зови, понятно?

– Понятно, – ответила Анна.

– Нюрка, мне что про тебя в полиции рассказали, – сказала Авдотья Исааковна, – Ты зачем такие буйства устраивала на каторге и в централе? Ты пойми, вела бы ты себя раза в три тише, тебя бы и не били, и досрочно бы ты вышла, и не мучилась бы так, как тебе пришлось пережить.

– Мама, – со слезами на глазах сказала Анна, – Не получалось иначе, перед глазами все будто застилало, не могла себя вести как-то по-другому.

– Ладно, Нюрка, дело уже все равно прошлое, – сказала Авдотья Исааковна, – Как срок ссылки кончится, к следующей весне, надо будет тебя куда-нибудь пристроить, потому что на фабрику тебе теперь нельзя идти, чтобы ничего не случилось…

Приступив со следующего дня к своим обязанностям, наутро Анна пришла будить детей.

– Просыпаемся, – сказала она.

– Тетя Аня, дайте поспать, – раздался голос.

Вдруг вспомнив каторгу, как она не высыпалась, Анна вышла из спальни и заплакала.

– Ань, где группа? – удивленно спросила девушку Авдотья Исааковна, – Уже им время быть в столовой.

– Они попросили выспаться, – сквозь слезы сказала Анна, – Наверное, спят до сих пор.

– Нюрка, ты не в себе, что ли? Четырнадцать с хвостом лет в приюте прожила и не в курсе, что надо было будить их, вести умываться, а потом завтракать?

Видя, что девушка плачет, воспитательница добавила:

– Нюрка, успокаивайся. Эту твою оплошность я постараюсь замять, а дальше чтобы такого не было. Лучше ко мне приходи, если в чем-то сомневаешься. Ты что, после каторги головой болеешь?

– Да нет, мама, просто вспомнила, как не высыпалась, – ответила Анна.

– Это все в прошлом, надо забывать, – ответила Авдотья Исааковна и пошла к группе.

– Я не поняла, а почему все спят? – громко сказала женщина, – Подъем когда был?

– Тетя Аня разрешила нам поспать, – раздался голос.

– Анна Харитоновна вам спать не разрешала, а просто решила понадеяться на вашу самостоятельность, – ответила Авдотья Исааковна, – Вы ведь уже взрослые, а не малыши трехлетние. Хотя, наверное, вы не просто малыши, а вообще младенцы, без контроля ничего сделать не можете.

Подождав, пока группа оденется и умоется, Авдотья Исааковна повела всех на занятие по подготовке к школе.

– Авдотья Исааковна, а когда мы завтракать будем? – спросил кто-то из группы.

– А на завтрак вы уже не успели, – ответила женщина, – Поэтому теперь только обед ждать остается.

Вдруг увидев, как Анна в коридоре смотрит на все это и практически устроила истерику, женщина сказала:

– На первый раз вас прощаю, сами идите в столовую.

Проследив взглядом, что группа пошла завтракать, Авдотья Исааковна подошла к Анне и сказала:

– Да нет, ты точно на голову приболела. Чего ревешь?

– Вспомнила, как в Забайкалье кормили плохо, – запинаясь по пару раз в каждом слове, сквозь слезы сказала Анна.

Задумавшись, Авдотья Исааковна сказала:

– Нюрка, давай ты месяц отдохнешь, в себя придешь, просто отлежишься у себя в комнате. А то, я чувствую, ты вообще не в себе, какие тебе сейчас дети?

– Спасибо вам, мама, – поблагодарила девушка воспитательницу.

Через неделю, так как одна из нянечек заболела, Авдотья Исааковна решила попробовать снова поставить Анну на работу.

– Нюрка, ничего сложного, группа будет готовить ужин, а ты просто присматривай за ними и следи, чтобы они ужин готовили, а не еду воровали, – сказала женщина.

– Хорошо, я постараюсь, – согласилась Анна.

Однако все снова не заладилось. Девушка сразу увидела, что девочки не варят картошку, а приворовывают продукты.

– А ну-ка быстро все положили по местам, пока я вашей воспитательнице не нажаловалась! – попыталась построжиться Анна.

– Анна Харитоновна, Инесса Абрамовна нас сегодня без обеда оставила, пожевать чего-нибудь хочется, – начали раздаваться голоса со всех сторон.

Чувствуя, как на глаза наворачиваются слезы, Анна выбежала в коридор.

– За Инессой Абрамовной пошла, теперь из-за вас нас снова накажут, – раздался огорченный голос.

– А потому что надо было все по местам положить, а не перепираться, – сказал кто-то.

Тем временем, девушка бежала к своей воспитательнице.

– Авдотья Исааковна, я не могу, мне их жалко, я сразу вспоминаю, как на каторге в Забайкалье кормили плохо, – сквозь слезы сказала Анна, – Мама, пожалуйста, простите меня, но я не могу сейчас работать.

– Ладно, Нюрка, иди отдыхать, – сказала женщина и попросила другую нянечку посидеть с группой.

Прошло месяца два. Анна уже снова обвыклась в приюте и работала с детьми вполне нормально.

– Нюрка, теперь тебе надо бы школу как-то окончить, – сказала Авдотья Исааковна девушке, когда наступил январь 1890 года, – Ты же только семь классов окончила, полиция настаивает на том, чтобы ты окончила десятилетку.

Вспомнив, как она хотела окончить школу, когда пришла на фабрику, Анна решила, что это шанс получить нормальное образование.

– Мама, сводите меня в школу, поговорите с директором, – попросила Анна воспитательницу.

– Нюрка, ты чего? – удивилась Авдотья Исааковна, – Ты взрослая невеста, тебе семнадцать лет, а я пойду в школу договариваться. Сама иди, договаривайся, кстати, уже жениха искать надо, чтобы, когда твой срок так называемой ссылки окончится, ты уже замужем была, а не снова на фабрику попала.

Вздрогнув от перспективы снова попасть на фабрику, Анна пошла в школу.

– Анна Харитоновна Рядченко, – диктовала девушка свое имя и отчество, – Полиция настаивает на том, чтобы я получила десятилетнее образование.

– На три-четыре года старше всех в классе будешь, – сказал директор, – И времени всего чуть больше года. Иди договариваться с учителями, чтобы они тебя учили индивидуально.

В душе согласившись с тем, что говорит директор и поняв, что ей совершенно не хочется сидеть в классе так много времени в свои семнадцать лет, Анна пошла разговаривать с учителями.

Ближе всего к девушке был класс математики. Увидев там еще с приюта знакомого учителя, Анна вошла в класс и сказала:

– Иван Константинович, помните меня? Анна Рядченко.

– Помню… – удивленно ответил учитель, оглядел девушку с ног до головы и сказал, – С каторги вернулась?

Анна шокированно замолчала, ведь ничто в ней не могло выдать бывшую каторжанку: руки были в норме, волосы снова отрасли до плеч, внешний вид был довольно приличный.

– Да, – в полном шоке ответила Анна, – Как вы узнали?

– Среди года, именно в эту школу, обучаться по индивидуальному графику только бывшие каторжане по направлению от полиции и приходят, – ответил мужчина, – За что кандалами гремела?

– За агитацию, – ответила Анна, – А раньше срока не вышла из-за того, что все осознала и политических своими врагами считала. Драки, разборки…

– Какие намерения, учиться или аттестат получить и полиции показать, чтобы они успокоились? – спросил учитель Анну, – Говори прямо, от этого зависит, как с тобой заниматься будем.

– Учиться, – ответила Анна, – Если я что-то смогу через три года вспомнить. Шить я все равно умею плохо, а на фабрике работать не хочу. Мне только в конторе где-нибудь работать.

– Хорошо, – ответил Иван Константинович и дал девушке первое задание.

Следующим по плану у Анны был визит к учителю словесности.

– Зиновий Егорович, здравствуйте, – сказала Анна, – Помните меня? Анна Рядченко.

– Помню, – ответил учитель, – Как тебя забудешь? За что посадили-то?

– За политику, – ответила Анна, хотя ей этот разговор уже начал раздражать.

– Против царя агитировала? – спросил мужчина.

– Да, – раздраженно ответила Анна, – Господин учитель, я сюда заниматься пришла, а не подобные разговоры разводить.

– Ты чего так возмущаешься, Ань? – удивился Зиновий Егорович, – Я, может, посочувствовать тебе хотел.

– Да не нужно мне ни в какое место ваше сочувствие, я – дура, идиотка тупая, сама во всем виновата, отсидела за дело, судья меня пожалел, по малолетству всего три года присудили, хотя могли и червонец втюхать, на каторге максимум три месяца пробыла, остальное время во Владимирском централе на курорте отдыхала, что еще сказать? – девушка заревела в голос, – Надолго надо сажать проклятых политических, чтобы они простым людям жизнь не отравляли. А таких как Вася, организаторов, вообще к стенке ставить надо, чтобы их трибунал судил! Какое ко мне может быть сочувствие? Таких как я ненавидеть надо!

– Аня, успокойся и давай обсуждать твое будущее, по поводу образования, – спокойно, но твердо сказал Зиновий Егорович, – Ты какую оценку в аттестат хочешь?

– Хочу пятерку, – ответила Анна, – Но понимаю, что после каторги я уже вообще все правила позабывала. Поэтому хотя бы уж четверку.

– Понятно, – ответил учитель, – Значит, постараемся тебя до пятерки дотянуть, если получится.

– Вы уж извините, что я тут истерику устроила, я маленько не в себе еще, – ответила Анна, – Обещаю держать себя в руках.

– Хорошо, – удивленно ответил учитель.

Анна честно ходила в полицейский участок отмечаться, раз в неделю, как это было и положено, как вдруг летом девушка заотдыхалась и забыла о том, что ей нужно приходить туда каждую среду.

– Анна Харитоновна на месте? – спросил жандарм одну из нянечек, когда пришел в приют на следующий день.

– Да, она присматривает за девочками на уроке домоводства, – ответила женщина.

– Попросите кого-нибудь ее подменить, а мне надо с ней переговорить, – сказал жандарм.

Увидев жандарма, Анна сразу же вспомнила, что забыла вчера отметиться в полицейском участке.

– Простите, вчера заработалась, много дел было, не успела прийти, – сказала Анна, – С утра помнила, а к трем часам дня, когда работы стало чуть меньше, уже и забыла.

– Анна Харитоновна, вы не забывайте, что вы ссыльная, – сказал жандарм, – Вам не положено забывать отмечаться в участке. Сегодня я вас прощу, а в следующий раз – не буду.

Шокированная Анна пообещала не допускать ничего подобного, но лето сделало свое дело.

Вместе с детьми Анна уехала на пару дней на природу, с ночевкой. Естественно, девушка забыла о том, что она невыездная и должна отмечаться в участке.

Пришедший в приют жандарм узнал от дежурного воспитателя, что Анна уехала с детьми на природу, в пригород.

– Передайте Анне Харитоновне о том, чтобы она как приедет – в самом срочном порядке приехала в участок.

– Хорошо, – ответила воспитатель.

Когда Анна вернулась в город, девушка услышала о том, что за ней приходили.

– Б…ь, я же действительно в участок забыла прийти, – сказала Анна.

– При детях хотя бы не матерись! – сказала Авдотья Исааковна, – Нюрка, главное, в участке не груби и все обойдется.

Девушка срочно поехала в полицейский участок.

– Анна Харитоновна, вы почему поехали за город? – спросил девушку жандарм.

– В приюте сказали, чтобы я детей сопровождала – я поехала, – ответила Анна.

– Вы невыездная, вы уже второе нарушение режима допускаете, – сказал жандарм, – Может быть, вы уже все забыли, кто вы такая, поэтому я вам все напомню. Посидите в камере, повспоминайте, что вы в приюте делаете, что вы там вместо ссылки положенное время отбываете.

Оставшись в камере, Анна шокировано вспомнила все то, что было с ней за время отбытия срока: и жандармов, и камеры, и стычки с другими заключенными. От нахлынувших воспоминаний девушка заплакала.

Через пару дней Анну выпустили из камеры.

– За следующее нарушение режима на неделю в централ пойдете, – сказал жандарм, – Все понятно?

– Все… – ответила Анна.

Когда девушка вернулась в приют, Авдотья Исааковна сказала Анне, которая была вся в слезах:

– Нюрка, ну не переживай ты, что поделать, подержали тебя в участке, главное, что отпустили.

– Да, это главное, – ответила Анна.

========== Новая жизнь ==========

К июлю 1891 года Анна окончила школу. Для девушки провели выпускные экзамены значительно позже, чем для тех, кто обучался по обычной программе, поэтому перед комиссией Анна стояла одна.

Получив аттестат с четверками, в большей своей части, девушка была очень счастлива.

«Две трети четверок, пара троек, а остальные пятерки», – радостно думала Анна, – «Это же просто чудесный результат!»

По такому случаю, Авдотья Исааковна решила поздравить свою бывшую воспитанницу.

– Нюрка, держи тебе браслетик на память, – сказала женщина, – Металлический, но красивый.

Вдруг подумав о том, что браслетик для Анны может еще долго ассоциироваться с кандалами, женщина насторожилась, будучи готовой к любой реакции своей воспитанницы, однако, Анна не обращала внимания на такие совпадения.

– Огромное спасибо вам, мама, – поблагодарила девушка и со слезами обняла Авдотью Исааковну.

– Теперь, Нюрка, надо тебе как-то замуж выходить и к мужу съезжать, – сказала женщина своей воспитаннице, – Сколько уже можно, скоро девятнадцать лет будет, а ты все в девках сидишь, нехорошо.

– Надо, мама, да вот где его взять… – задумчиво сказала Анна.

В августе снова состоялся разговор, которого Анна и ждала, и боялась. Авдотья Исааковна позвала девушку в пустой класс и сказала:

– Нюрка, ты меня, конечно, прости, но директор сказал, что раз срок твоей ссылки окончился еще в мае, то сразу, как лето кончится, тебе надо искать себе другое место. Да, я ему сказала, что на фабрику тебе нельзя возвращаться, если ты снова не хочешь пойти по этапу, но он говорит, что в приюте тебя держать уже больше нельзя.

– Понимаю, мама, – ответила Анна, – А если меня на работу нянечкой взять в приют? Оставить здесь?

– Нюрка, тебе нужно искать более перспективную работу, нежели работу нянечкой, – сказала женщина, – Воспитателем тебя директор брать отказался, ссылаясь на твою судимость, а в девятнадцать лет стать нянечкой, согласись, это не предел мечтаний.

– Лучше нянечкой, чем снова на фабрику, – сказала Анна.

– Нюрка, я тебя попробую в школу учительницей устроить, если получится, – сказала женщина, – Ты с детьми полтора года проработала, знаешь, как с ними вести себя, аттестат получила, может, что и получится.

– Спасибо большое, мама, – поблагодарила Анна.

Спустя пару недель Авдотья Исааковна сказала своей воспитаннице:

– Нюрка, тебя готовы взять в пятую школу учительницей в младшие классы, – сказала женщина, – Нормально, будешь снимать комнату, на остаток – жить, а если совсем тяжко будет – заказы на шитье брать. Рубашки тоже нужно кому-то шить.

– Большое спасибо, мама, – поблагодарила девушка, – Я так счастлива, что не на фабрику снова пойду!

– Кстати, Нюрка, – сказала женщина, – Тут как раз, молодые военные окончили юнкерское училище, ищут себе жен, ты бы сходила на танцы, может, кто понравился бы? Уже и замуж неплохо выйти, девятнадцать лет, как ни крути.

Анна согласилась с этим предложением и, надев платье понаряднее, пошла на танцы. Несмотря на то, что танцевать девушка не любила и, толком, не умела, Анна танцевала со всеми, кто ее приглашал и старалась не спотыкаться и обтаптывать ноги военным, когда они приглашали ее танцевать вальс или мазурку.

Практически сразу Анне приглянулся один военный, Тимофей. После краткого знакомства Тимофей приступил к той части вопроса, ради которой он и пришел на эти танцы.

– Анна, как вы видите, я окончил юнкерское училище, не женат. Сами понимаете, меня сейчас могут забросить хоть куда. Хоть в Среднюю Азию, хоть в Персию. А буду я женатым человеком – останусь в Московском гарнизоне. Так вот, я понимаю, что такие предложения делаются несколько другими словами и несколько в другой обстановке, но вы не хотите выйти за меня замуж?

Анна была ошарашена таким предложением, а Тимофей продолжил:

– Сейчас не времена Екатерины Второй, разводы допускаются. Не понравимся друг другу – разъедемся, а вдруг что-то получится?

– А вас не пугает такой момент, что я вообще бесприданница и сирота? – спросила Анна, умолчав о том, что она еще и судимая.

– Семейным офицерам дается жилье в Москве, дадут подъемные, выкрутимся, – сказал Тимофей, – А если вы не против пока что поработать, хотя бы первый год, то вообще, ничего страшного, справимся.

– Разумеется, я планирую работать, я же не калека, – ответила Анна, – Почему я должна дома сидеть?

– Ну вот и славно, – ответил Тимофей,– Выходит, вы не против?

– Я только за, – сказала Анна, – Когда венчание?

– Через недельку хотя бы, надо же подготовиться, гостей позвать, – ответил Тимофей.

Когда Анна пришла в приют и объявила, что у нее через неделю свадьба, окружающие и удивились этой неожиданной новости, и были рады за Анну.

– Нюрка, сейчас мы тебе приданого за казенный счет организуем, – сказала Авдотья Исааковна, – Вот по такому случаю даже не просто банального постельного белья и полотенец организуем, но и подушек там всяких, одеялок… Будет тебе подарок на свадьбу от всех нас.

«Шторы, скатерть, белье постельное, посуда…» – думала Анна, пересматривая приданое, – «Богатый набор, ничего не скажешь. Прямо как у Юльки, если не лучше».

Вскоре состоялась свадьба Тимофея и Анны. Девушке так же пошили платье старшие воспитанницы и, двадцать пятого августа 1891 года, Анна стала женой Тимофея Скобинского.

========== После замужества ==========

Новая семейная жизнь очень радовала Анну и девушка была в восторге от всего.

– Какие хоромы! – восклицала она, глядя на дом из пяти комнат, – Вот зачем нам двоим такой дом?

– Детки появятся, будет самое то, – ответил Тимофей.

– Но пока что нас двое, – удивленно сказала Анна, – Пять комнат на двоих, дворец!

– Ань, ты так всему удивляешься, у родителей дом побольше будет и никто не изумляется, – с улыбкой ответил Тимофей.

– Ну что, будем скреплять наш союз детьми? – спросил через пару недель после венчания Тимофей свою жену.

– Конечно, – ответила Анна, – Что это за семья, без детей?

«Скоро детки появятся, и будет самая настоящая семья», – подумала Анна. Тимофей ей нравился все больше с каждым днем и девушка ничуть не жалела о своем скоропалительном замужестве. Тимофей тоже был полностью доволен сложившейся ситуацией – Анна ему нравилась.

Вскоре после замужества Анна случайно на улице встретила свою подругу по приюту, Иру.

– Ирочка, – радостно сказала Анна, – Как я рада тебя видеть! Как у тебя дела?

– Замечательно, – ответила девушка, – Замужем третий год, работаю в салоне мадам Ельтиной, занимаюсь пошивом свадебных платьев. А у тебя как дела?

– Да тоже все хорошо, – ответила Анна, – Замуж недавно вышла, а до этого на каторгу за агитацию сходила и десятилетнюю школу потом окончила. Вот, с этого сентября учительницей в школе работаю, в младших классах.

– Да, Ань, ты всегда была, скажем так, более способная к наукам, – сказала Ира, – А мне не столько науки, сколько шитье всегда удавалось.

– Да лучше бы, Ира, мне шитье удавалось, я бы не на фабрику после приюта пошла, а в салон, – с грустью ответила Анна, – А так три года от звонка до звонка просидела.

– Грустно это, Ань, но ничего не поделать, – сказала Ира, – Главное, что сейчас у тебя все нормально.

Попрощавшись с Ирой, Анна пошла дальше, как вдруг увидела Васю.

– Анька! Освободилась! – радостно сказал он, – Анька, приходи к нам снова, у нас новый кружок должен открыться! Будем дальше бороться за свободу!

– Пошел на х..! – грубо ответила Анна, – Ты, урод, меня до каторги довел, ради этого меня мама воспитывала, чтобы жандармы меня избивали чуть ли ни раз в месяц? Что молчишь?

– Анька, ты что, рассудком повредилась после заключения? – удивленно спросил девушку Вася, – Ты еще скажи, что за царя теперь.

– Да, Вася, я за царя, а твое место – перед трибуналом, – ответила Анна, – И вообще, пошел на х.. отсюда, пока я полицию не позвала.

– Точно, на каторге рассудком тронулась, – сам себе сказал Вася и, огорчившись, что такой хороший агитатор пропал на царской каторге, пошел дальше по своим делам.

Практически сразу после замужества, в начале октября, Тимофей сказал своей жене, что его, как военнослужащего Московского гарнизона, приглашают на прием. А так как он женат, то приглашение распространяется и на его супругу.

Анна удивилась этому неожиданному известию, но не стала спорить. Девушка надела то платье, которое у нее оставалось со времен приюта, когда она работала там нянечкой и получила красивый наряд на празднование Нового года и Рождества, сделала красивую прическу и обратилась к мужу:

– Как тебе мой образ?

Тимофей замялся, не зная, что ответить. Анна выглядела неплохо, но не как замужняя дама.

«Что взять с девочки из приюта», – подумал он и решил максимально корректно сказать правду, – Анечка, хорошо ты выглядишь, вот только как девочка пятнадцати лет. Надо будет к следующему приему найти денег и купить новое платье, чтобы как замужняя дама смотрелась.

– В смысле? – удивилась Анна.

– Ну образ у тебя девичий сильно, в таких платьях незамужние мещаночки обычно ходят, – сказал Тимофей, – Ну и прическа тоже в стиле «приютка накрутила локоны на кочергу».

– Ну так я и есть и мещаночка, и приютка, – не поняла намеков Анна.

Тимофей, видя это замешательство, сказал жене:

– Я тебе говорю, с первой моей получки купим платье, ты сразу поймешь, о чем речь. А что касается причесок, ты увидишь, что обычно делают перед такими мероприятиями.

Увидев какую-то неловкость во взгляде Анны, Тимофей поспешил успокоить жену:

– Ань, да ты не переживай, какая разница, какой наряд, главное, чтобы сидел хорошо.

Анна решила больше не думать на эту тему и вскоре супруги отправились на прием.

Такое мероприятие было в новинку для Анны, поэтому девушка чувствовала себя несколько неуверенно. А большое количество военных вокруг заставило девушку вспомнить Забайкалье и Владимирский централ, где тоже было много людей в форме вокруг.

– Ань, расслабься, мы развлекаться пришли, приятно проводить время, – сказал Тимофей жене, – Сейчас поговорим, потом игры какие-нибудь будут, потом за стол позовут.

Анна попыталась расслабиться, но у нее это не получалось. Тимофей, с согласия жены, ненадолго отлучился, чтобы переброситься парой слов с друзьями из юнкерского училища, а Анна осталась одна. Разговаривать ей было не с кем, играть не хотелось. Девушка от скуки решила посмотреть по сторонам, но все было одинаково: военные и не только, люди в форме, их жены.