Текст книги "Путь домой (СИ)"

Врать Клер еще куда ни шло. Врать самой себе? Хуже, намного хуже. Я стояла перед служебным входом на студию, где Гарри Стайлс как раз начал записывать третий альбом (он что, рожает их?), и думала: какого черта я здесь делаю?

Я убрала волосы в хвост, нацепила джинсы и футболку с надписью «Sarcasm is an art», и теперь разглядывала свои ноги в балетках. Калифорнийской солнце обжигало мне щеки. Я сделала всё, чтобы ничем не напоминать ни его бывших пассий (как будто хоть когда-то напоминала, смешно), ни саму себя в тот вечер. Я почти была уверена, что Стайлс не помнил меня, но я хотела подстраховаться. Хотела, чтобы он совершенно точно меня не узнал.

Дверь распахнулась, и на пороге появился Джеффри Азофф. Его я помнила ещё по тому вечеру в Three Clubs, перевернувшему мою жизнь, но на всякий случай, погуглила его сегодня с утра.

– Мисс Клементс? – он оглядел меня с головы до ног, чуть приподняв брови. Уж не знаю, что он хотел увидеть, но явно не меня такую, как есть: невысокую, худощавую, явно похожую больше на студентку, чем на зама редактора хоть какого-либо журнала.

Ну, извините. Была бы я модельной внешности девицей, перед вами я бы сейчас не стояла.

– Доброго дня, мистер Азофф, – я протянула ему ладонь. – Да, это я.

– Проходите.

Джеффри вел меня коридорами студии, а я боролась с паникой, подступающей к самому горлу. За ночь я не сомкнула глаз, ворочаясь на кровати и сбивая простыни. Я думала, думала, думала, и эти мысли пожирали мой разум. Я думала, что сбежала от Гарри Стайлса, но Вселенная в очередной раз посмеялась надо мной. Я могла слышать, как она ржет в голос. И эта паника теперь охватила меня целиком. Она холодными пальцами хватала меня за горло, мешая дышать.

Я не хотела видеть мать его мистера Стайлса. Я была готова сбежать, но Джеффри толкнул дверь в какое-то помещение, впустил меня внутрь первой, и я сразу же увидела Гарри.

Блин. Блин блинский.

Гарри сидел на диване, подобрав под себя одну ногу, обтянутую плотной темно-синей джинсой, и копался в телефоне. Черная рубашка из какой-то гладкой ткани была расстегнута почти до самого живота, и я видела черно-белые (и до зуда на кончиках пальцев знакомые) контуры его дурацких татуировок. Ей-богу, Гарри Стайлс – это просто человек-тупая-татуировка.

Он кусал нижнюю губу, пока писал кому-то сообщение, а я таращилась на линию его скулы, на его подбородок, чуть поросший темной щетиной, на темно-розовые губы и длинные ресницы, прячущие желто-зеленые, кошачьи глаза. На темные вьющиеся волосы, еще больше отросшие за этот месяц.

Гарри Стайлс был потрясающе красив, и я понимала, что проигрываю эту партию, причем проигрываю самой себе. Я могла сколько угодно врать Клер, что плевать я на Гарри хотела, но моя жизнь, кажется, представляла собой поле с граблями, и я неслась по нему, радостно наступая на все садовые инструменты, что попадались мне на пути.

Мне не было наплевать на Гарри. Однозначно.

Я помнила, как целовала его лицо, и провались я сейчас к самому центру Земли, если мне не хотелось повторить это снова. Не хотелось касаться его скул и губ, водить ладонью по его татуировкам. Не хотелось вновь замирать под тяжестью его тела. Кажется, для этого интервью я – самая неподходящая кандидатура, потому что сейчас я разглядывала (пялилась на него, будем честны) Гарри, будто не видела его вечность, а вопросы, придуманные мною за последние несколько дней, вылетели у меня из головы со свистом.

Я сжала пальцы в кулак, пытаясь привести себя в чувство. Эйвери Клементс, ты – дура непроходимая, это мы уже выяснили. Хотя бы постарайся не казаться такой перед другими, ладно?

– Гарри, – позвал его Джефф. – Вылези из своего телефона, к тебе пришли.

Я ощутила, как мое сердце взлетело к самому горлу и пропустило удар. Гарри вскинул голову и посмотрел мне прямо в глаза.

– О, – он расплылся в улыбке, обнажая чуть кривоватые зубы. – Привет! Меня зовут Гарри Стайлс.

Я сглотнула.

Давай, Эйвери. Всего пятнадцать минут. Видишь же, он тебя не помнит. Давай, сделай эти три шага, отделяющие тебя от него. Гарри Стайлс тебя не помнит. Эта мысль была отравляющей, будто горькое лекарство на языке, но и отрезвляющей заодно. Не помнит – и хорошо, наверное (обидно, до слез обидно, но зато безопасно).

Всего пятнадцать минут и три шага. Самые сложные в твоей жизни, потому что тебе снова будто пятнадцать.

Чтобы пожать мне руку, Гарри поднялся на ноги – высокий настолько, что мои глаза опять были на уровне его идеального подбородка, линию которого хотелось повторять прикосновениями и поцелуями.

– Привет, – я протянула ему ладонь. – Эйвери Клементс.

– Красивое имя. Приятно познакомиться… Эйвери. Зови меня просто Гарри, окей?

Он и не думал отпускать мою руку. Поднеся мою ладонь к губам, он поцеловал костяшки моих пальцев, и я возненавидела его в ту минуту. Потому что жар, волной прокатившийся по моему телу, вышиб из меня не только остатки здравого смысла, но и всё, что я хотела спросить у Стайлса. Потому, что я и без того вспоминала, как он целовал меня, а память тела сработала с новой силой.

Ой, идиотка…

Забыла о нем, называется.

Закончилось всё, говоришь?

Браво, Эйвери. Ты и самой себе врешь мастерски.

Впрочем, какая разница? Он же меня не помнит. А, значит, все мои страдания не имеют никакого значения.

– Хорошо, просто Гарри, – я все-таки высвободила руку из его цепкой хватки. – Мне тоже очень приятно познакомиться. Сколько у нас есть времени, мистер Азофф?

Джеффри взглянул на наручные часы.

– Около получаса, мисс Клементс. Вы справитесь?

Я улыбнулась.

– Разумеется.

Джеффри указал мне на противоположный конец дивана. Я присела, вытащила телефон и молескин из рюкзачка, изо всех сил стараясь, чтобы мои пальцы не дрожали. Гарри наблюдал за мной, чуть склонив голову.

– Джефф, я думаю, мы справимся сами, – заметил он мягко.

– Гарри, я не могу оставить тебя одного, – возразил Джеффри. – Ты сам знаешь, что у лейбла есть на этот счет очень четкие указания. Коламбия Рекордз настаивают, чтобы на каждом твоем интервью кто-то находился рядом с тобой.

– Джефф, – Гарри закатил глаза. – Будь твоя воля, я бы и поссать ходил с охраной. Обещаю, что если меня попытаются изнасиловать, я буду верещать, как девственница на выезде. Голос у меня громкий, вся студия за две секунды сбежится.

– Гарри.

– Джефф, – в голосе Стайлса проступили стальные нотки. – Ты – мой друг, но я тебе и плачу. Сделай, как я прошу, Джеффри. Я не хочу, чтобы кто-либо испытывал дискомфорт, общаясь со мной.

Да конечно…

Я была готова умолять Джеффри Азоффа остаться здесь и следить за мной и Гарри в оба глаза, а лучше – позвать кого-нибудь еще, для верности. Я была готова упасть перед ним на колени, но приходилось просто сидеть на диванчике, мило улыбаться, ощущая себя последней дурой, и смотреть, как за Азоффом закрывается дверь. Когда она громко хлопнула, мне почудилось, будто меня запирают в клетке.

Господи, я могла влипнуть в ещё большее дерьмо?

Полчаса наедине с Гарри Стайлсом либо убьют меня, либо сделают сильнее.

– Кажется, кому-то здорово прилетело кармической лопатой по затылку? – от звуков хриплого, негромкого голоса Гарри мне захотелось вжаться в диван. Или растечься по нему от желания, которое никуда, никуда за этот месяц не исчезло. – Мне пришлось украсть немного твоей магии, Эйвери Клементс, но оно того стоило. Твое лицо сейчас того стоило.

Я мысленно отвесила себе знатную оплеуху.

– О чем вы говорите, мистер Стайлс? – я вскинула брови, отчетливо понимая, что выгляжу жалко, но не собираясь сдаваться так просто. В эту игру могут играть двое. – Вы ни с кем меня не путаете?

Его желто-зеленые глаза чуть сощурились, скрывая лукавый взгляд за длинными и прямыми темными ресницами.

– Сомневаюсь, мисс Клементс. Впрочем, есть чудный способ проверить…

Я не успела увернуться и вскочить на ноги: Гарри оказался рядом, прихватил меня за подбородок, рассматривая мое лицо. Его взгляд блуждал от моих глаз к губам и обратно, и я могла поклясться, что на самом деле ему вовсе не нужно вызывать джинна своей памяти, чтобы узнать меня.

Как ты попала, Эйвери. Как ты вляпалась… выкручивайся теперь.

– Вообще-то, мистер Стайлс, это сейчас очень похоже на харрасмент.

Вау. Вот это выкрутилась. Десять из десяти просто.

Гарри провел большим пальцем по моей нижней губе, лаская. Мне хотелось взвыть от желания, скрутившего меня практически в морской узел. Черт бы тебя взял, Гарри Эдвард Стайлс, вот прямо сейчас.

– Да засунь ты уже куда подальше этого «мистера Стайлса», а? Просто Гарри… – шепнул он, подаваясь вперед. И как бы я ни хотела отшатнуться, позади меня был только угол дивана. – У меня есть несколько минут, прежде, чем Джефф пришлет сюда кого-то из моих музыкантов под предлогом « сделать что-нибудь». И я не хочу терять их зря.

Будь я проклята, если взгляд его болотных глаз, подсвеченных золотым огнем, не гипнотизировал меня.

Будь я проклята, если с детства не знала, что нельзя идти за болотными огоньками – потеряешься, дороги назад не найдешь.

А Гарри обхватил мой затылок ладонью и притянул меня к себе, раздвигая языком мои губы. Ангел моего профессионализма голосил, что я должна оттолкнуть его, потому что. Просто потому что. Так надо, так положено, твоя репутация летит сейчас ко всем чертям и бла-бла-бла.

Много чего мне было надо и положено, а мне казалось – я весь этот сраный месяц не жила, а просто… была. Изводила себя, пытаясь не вспоминать, но моё тело сейчас предательски отзывалось на прикосновения Гарри мать его Стайлса, и я тянулась к нему, вцепившись пальцами в скользящую под прикосновениями ткань его рубашки, совсем как в Three Clubs, куда в тот вечер мне лучше было не заходить.

Гарри ласкал внутреннюю часть моего бедра сквозь ткань моих джинсов, и я почти скулила в неразорванный поцелуй – мне хотелось большего, так хотелось, что внутренности скручивало в горячий, тугой узел, снова и снова. И пошло оно всё к черту, вот прямо сейчас…

Я хочу его, Господи, я очень, очень его хочу.

А потом Гарри отпрянул назад, и я моргнула, возвращаясь в реальность.

О, Господи, Эйвери, ты опять с размаху – да на те же грабли? Одного раза тебе не хватило?

– Я поймал тебя, Эйвери Клементс, – прошептал Гарри, склоняясь к моему лицу. – И больше не отпущу.

Мой внутренний голос, пять минут назад издевательски молчавший и делавший вид, что его не существует, поднял ядовитую голову.

«Видала охотника? Поймал он, – фыркнула та Эйвери, что отвечала во мне за здравый смысл. К счастью, именно этот смысл и возвращался ко мне, медленно и неотвратимо. – Разбежался»

– Не думаю, – ляпнула я прежде, чем очухалась после его поцелуев. – И мы всё еще на интервью, мистер Стайлс.

Он скривился, как будто сожрал килограмм лимонов.

– Эйвери…

Гарри, пожалуйста, не произноси мое имя. Ты и так сейчас мне разум вскрыл, как и все мои защитные механизмы. Не дотрагивайся до меня больше. Не приближайся. Так не бывает. И твой поцелуй был просто сном, правда? Просто сном.

А я не должна была поддаваться.

Возвращение Джеффа, так и не сумевшего оставить Гарри наедине со мной (знали бы вы, мистер Азофф, кто в этом помещении по-настоящему опасен для общества), избавило меня от необходимости отвечать Гарри или что-то ему объяснять.

– Кофе купил, – Джеффри сунул мне в руки обжигающе горячий стаканчик из Старбакса, и на меня сшибающей с ног волной накатило дежа вю. – Я все-таки не могу оставить тебя одного, Гарольд. Вы уже начали?

Вопрос прозвучал двусмысленно, и Гарри чуть приподнял бровь.

– Нет, – протянул он и приоткрыл крышечку, вдыхая коричный аромат кофейного напитка. – Я расспрашивал мисс Клементс о журнале, в котором она работает.

Я едва не подавилась кофе и проглотила ехидное замечание вместе с глотком. Присутствие Джеффри Азоффа помогало мне прийти в себя быстрее, чем ведро ледяной воды на голову. Расспрашивал он… если только он научился вытаскивать информацию из девушек, целуя их взасос.

– Тогда начнем, – я раскрыла молескин на от руки накорябанных вопросах. Плевать, что он подумает. Хуже обо мне он уже вряд ли начнет думать вообще. – Итак…

Тридцать минут моего личного ада грозились никогда не закончиться. Интервью с Гарри Стайлсом стало самым тяжелым в моей карьере. Нет, он был почти паинькой – если бы не был, Джеффри Азофф настучал бы ему по голове за неуважение к прессе. Он был до отвращения идеален: мил, учтив и отвечал на каждый вопрос, что я ему задавала. Но я чувствовала, как меня тянет к нему с невероятной силой, и мне даже казалось, что это притяжение было взаимным. Гарри шутил, улыбался и хохотал над собственными же шутками, а под его внимательным взглядом мне становилось жарко, будто он мысленно раздевал меня и занимался со мной любовью. И мне хотелось бежать, пока не окажусь от него как можно дальше, потому что уж я-то с трудом гнала от себя подобные мысли.

– С тобой очень легко общаться, – вдруг сообщил мне чертов Стайлс посреди интервью и подмигнул. – Мне кажется, будто мы уже когда-то встречались.

– Я бы запомнила, не сомневайтесь, – я вернула ему улыбку. – А вас вдохновляют люди, мистер Стайлс?

– Можно и так сказать, – он повел в сторону ладонью неопределенно, повертел в пальцах серебряное кольцо-печатку. За движениями его рук можно было следить вечность. – Меня вдохновляют человеческие истории, сильные чувства… хороший секс, – добавил он. – И, да, об этом можно написать. Вряд ли ваши читатели думают, что я – девственник.

Я поблагодарила Бога, что не краснею, иначе мои щеки уже горели бы, освещая комнату. Варианты ответа в фразе I want to ki_ _ you менялись в моей голове со скоростью вспышек неонового света на вечеринках. И я понятия не имела, хочу я придушить его собственными руками, посмеяться с ним над его идиотскими шутками или поцеловать его. Целовать, пока Джеффри будет охреневать с нас обоих. Целовать, зарываясь пальцами в его волосы и ерзая у него на коленях.

На хрен.

– Наши читатели вряд ли задумываются над этим вопросом.

– А вы сами?

Я едва не поперхнулась воздухом от прямого вопроса. Джеффри нахмурился, глядя на Гарри, пихнул его в плечо.

– Я говорил о вдохновении, – Гарри невинно моргнул, зашторивая ресницами лукавый взгляд. – Понятия не имею, что вы оба подумали.

Взгляд Азоффа недвусмысленно говорил, что за такие намеки Стайлсу очень сильно прилетит после того, как я уйду, и я поспешила успокоить Джеффа, что эта часть диалога останется за кадром, а если он сомневается – я пришлю интервью ему на согласование.

– Будем считать, что фраза про хороший секс осталась тоже за кадром, – кивнул Джефф. – Я оставлю вам визитку с моей электронной почтой.

Прощаясь, Гарри обнял меня и притянул к себе. Мне ничего не оставалось, как сомкнуть руки у него за спиной. Его лопатки мерно двигались под моими ладонями от его дыхания.

– Надеюсь снова увидеть тебя, Эйвери, – прошептал он мне на ухо, и вдоль моего позвоночника прошла взволнованная дрожь.

Я почти утыкалась носом ему в шею, волей-неволей вдыхая запах его кожи и дезодоранта Lynx Africa – пряного, щекочущего ноздри. Гарри пах саванной и песком, специями и перцем, и в низу живота у меня стало горячо и влажно. Я облизнула губы.

Отпусти меня уже. Пожалуйста.

– Было очень приятно пообщаться, мистер Стайлс, – отозвалась я, стараясь сохранять спокойствие. В конце концов, я всё ещё не Золушка, а он всё еще не принц.

– Я же говорил, зови меня просто Гарри, – его рука скользнула по моей спине к пояснице, замерла там. Гарри и не думал меня отпускать. – Мне нравится, как ты произносишь мое имя… – его губы почти касались моего уха.

– Гарри, прекрати пугать девушку, шутник ты хренов, – спасение в лице Джеффри пришло неожиданно. Стайлс разжал объятия, и я отступила назад, пытаясь привести в порядок мысли и чувства, охватившие меня.

– Все в порядке, – я улыбнулась, радуясь, что в джинсах не видно, как подгибаются и дрожат у меня коленки. – Я не ожидала подобного дружелюбия, вот и всё.

– Я такой, – хмыкнул Гарри.

Чертов Гарри мать его Стайлс. Я шла по коридору к выходу из студии, поправляя на плече лямку рюкзачка, и чем дальше я удалялась, тем чище становился мой разум. Интервью нашло свое место в памяти телефона, но я не была уверена, что смогу сесть за его расшифровку без предварительного накачивания алкоголем. Низкий голос Гарри вызывал у меня слишком много желаний и эмоций, и большинство из них были далеки от работы.

Я хочу выкинуть тебя из головы, Гарри Эдвард Стайлс, но ты совершенно мне не помогаешь…

Джеффри догнал меня почти у выхода из студии.

– Мисс Клементс, – он протянул мне диск сольного альбома Стайлса. – Кстати, а можно называть вас Эйвери? Мне так удобнее, – дождавшись кивка, Джефф продолжил: – Гарри просил передать вам это.

– Спасибо, – отозвалась я тихо, разглядывая диждипак в розовых тонах. На обложке Гарри светил голой спиной в мелких каплях воды, мокрые темные волосы прилипли к затылку, а тонкая цепочка с крохотным бумажным самолетиком поблескивала на золотистой от загара коже.

Я помнила, как цеплялась пальцами за его спину, выгибалась в его руках и стонала, и едва не зашипела раздосадовано: а что, подарить другой свой альбом он мне не мог? Хотя я догадывалась, что он выбрал именно дебютник специально. Понимая, как действует на меня. Сама виновата, сама спалилась.

Уже возвращаясь домой на такси, я раскрыла обложку диска и увидела, что на розовом пастельном фоне неровным почерком был выведен номер мобильного, а под ним – подпись.

«И не ври, что тебе не было со мной хорошо. Г.»

Я откинула голову на спинку сидения и закрыла глаза.

Будь ты навечно проклят, Стайлс.

========== Глава пятая ==========

Комментарий к Глава пятая

OST:

https://www.youtube.com/watch?v=1ZxF_nA1SxQ – Harry Styles “From The Dining Table”

https://www.youtube.com/watch?v=SG0jPNYUy48 – One Direction “Love You Goodbye”

Aesthetics:

https://pp.userapi.com/c845524/v845524162/b8a76/IbKsPkVDLyo.jpg

https://pp.userapi.com/c824600/v824600162/19554c/VvYpESgaRUI.jpg

https://pp.userapi.com/c830408/v830408162/161689/GWadAtgLBL0.jpg

We haven’t spoke since you went away

Comfortable silence is so overrated

Why won’t you ever be the first one to break?

Even my phone misses your call, by the way

© Harry Styles – From the Dining Table

Смотреть на опечаленное личико Паулы в окошке скайпа было невыносимо.

– Ну, Эйвери, – канючила она. – Мама не хочет ехать со мной на концерт, ну пожалуйста, она не отпустит меня одну! Пожалуйста!

В свои тринадцать с половиной (разумеется, она говорила всем, что ей УЖЕ четырнадцать), Паула была сущим ребенком. Она обожала One Direction лет с шести, когда впервые услышала по радио «What makes you beautiful», но, кажется, моей старшей сестренке Мэри надоело сопровождать ее на выступления осколков британской поп-группы, и она решила, что родная тетя – подходящая для этого кандидатура.

Мэри ещё никогда так не ошибалась. Меньше всего на свете я хотела бы находиться на концерте Гарри Стайлса. Меньше всего на свете я хотела снова увидеть его. Или наоборот – слишком сильно хотела. Так хотела, что это желание пугало меня.

После интервью прошло два месяца – оно уже давно вышло в журнале, и девчонки действительно расхватали номер, как горячие пирожки. Менеджмент Гарри дал ссылку на наше издание на официальном фейсбуке Стайлса, Пол не мог нарадоваться на взлетевшие продажи. Я спрятала диск с написанным на буклете номером телефона на самую дальнюю полку шкафа и даже за бутылкой вина не рассказывала Клер, что мой профессионализм дал нехилый сбой в тот чертов день.

Расшифровка интервью и вовсе превратилась в пытку.

Иногда мне хотелось просто набрать его номер и спросить: какого черта, Гарри Стайлс? Какого черта ты не выходишь у меня из головы? Какую магию ты применил, что снишься мне раза три за неделю? В этих снах мы разговариваем, занимаемся любовью, снова разговариваем, и если бы я верила во всякие астралы, я бы решила, будто твоя душа знает и чувствует мою. Но это ерунда, сочиненная кем-то для восторженных дурочек, верующих в соулмейты и любовь с первого взгляда. Ведь так не бывает.

Не со мной.

Два месяца Гарри Стайлс провел в туре по Европе и Америке, и Клер почему-то решила, что я должна знать все новости, заботливо преподносимые инстаграмом. Она пересылала мне фотографии Стайлса, пока я не пригрозила её забанить. Два месяца передышки, которая передышкой вовсе не была.

Но концерт в Эл-Эй был последним в его туровом списке, и Паула умирала от желания попасть на него. Мэри купила им два билета в фан-зону, однако явно не горела желанием утихомиривать по уши влюбленную дочку.

Её можно было понять. И при этом – нельзя. Потому что для моей племянницы это было чертовски важно. Так важно, что она явно проревела пару часов прежде, чем позвонить мне.

– Эйвери? – Паула потрясла камеру. – Эйвери, ты здесь?

– Да, – я вздохнула. – На оба вопроса. Я схожу с тобой.

Улыбка, осветившая лицо моей племяшки, стоила всего на свете.

– Ура! – закричала Паула. – Мы идем на Гарри Стайлса!

Мэри привезла Паулу вечером в пятницу и обещала забрать её в воскресенье. Племяшка радостно подпрыгивала в предвкушении концерта и отрубилась очень рано. Я присела на кровать рядом с ней, поправила одеяло: малышке через полгода должно было исполниться четырнадцать, но она была такой же хрупкой и маленькой, какой я была в её возрасте, и от этого казалась младше. И чище. И честнее, чем многие её одногодки.

Ради Паулы я была готова на всё, даже смотреть в глаза Гарри Стайлсу на протяжении всего этого субботнего вечера. В конце концов, народу в фан-зоне будет слишком много, и он не заметит меня в толпе, а радость моей племянницы была превыше моих сумбурных эмоций. Превыше моего желания ударить его по лицу – или поцеловать.

Правда, когда Стайлс опять приснился мне в предрассветные субботние часы, я проснулась, рвано хватая ртом воздух и думая, что, кажется, я схожу с ума. Я понятия не имела, что мужчина за одну совместную ночь может забраться под кожу, стать частью меня. Гарри снова любил меня, медленно и нежно, не отводя от меня темного, жадного взгляда. Его ладони, его губы, его глаза сводили меня с ума снова и снова. Он сплетал наши пальцы, заводя мою руку за голову, а другой ладонью оглаживал мое бедро, двигаясь во мне так сладко и неторопливо…

И в этом сне мы оба знали, что нам и правда некуда торопиться.

Черт возьми. Я должна сделать хоть что-то, чтобы это закончилось. Но Вселенная мне совсем не помогала.

Паула наряжалась на концерт Гарри, будто в этом зале здесь и сейчас решалась её судьба. Меня это умиляло: я будто вернулась вместе с ней в те годы, когда сама была по уши влюбленным в музыку подростком, для которого не было ничего важнее выступления любимого исполнителя. Впрочем, за последние пятнадцать лет ничего существенно не изменилось.

– Накрасишь меня? – Паула протянула мне косметичку. Я была уверена, что все её одноклассницы уже давно научились пользоваться косметикой лучше меня и её матери, вместе взятых, но моя племяшка почему-то краситься не любила.

За редким исключением.

– Конечно, – я улыбнулась.

Сама я предпочла отрыть в гардеробе майку с логотипом New York Dolls и простые джинсы. И снова никакого макияжа, хотя вряд ли Гарри это могло остановить. Но я надеялась, что он просто меня не заметит.

Паула уговорила меня прийти на концерт за пять часов до начала, и я прокляла всё на свете, пока ожидала с ней запуска у самого входа в фан-зону. Ей так хотелось попасть в первые ряды, у самой сцены, что я не могла отказать ей. Впрочем, мы обе отлично провели время, болтая и общаясь с такими же поклонницами Гарри, какой была моя племяшка.

Меня забавляли их наивные рассуждения о человеке, виденном ими только на сцене и в интервью. Они считали Гарри ангелом, но я ощущала в нем что-то ещё – не дьявольское, но просто что-то иное. Что-то, что взывало к моей тьме внутри, и я откликалась на этот зов.

Впрочем, тьмой это было только для моей матери.

Оказавшись у самого ограждения перед сценой, Паула восторженно подпрыгнула.

– Эйвери, это так круто!

Я улыбнулась ей: она была похожа на меня, хотя и мама, и Мэри хотели бы этого меньше всего на свете. Потрепав Паулу по голове, я подняла глаза на сцену, и что-то в груди у меня защемило так, что на мгновение стало трудно дышать. Я ощущала, как где-то на бекстейдже Гарри готовится к выступлению, волнуется не меньше этих девочек, для которых он стал светом и надеждой, первой любовью и первым музыкантом, что запал прямо в сердце. Я могла представить, как он ходит из угла в угол своей гримерки, усталый после двухмесячного тура, но готовый выйти на сцену снова и заставить девичьи глаза сиять от восторга и счастливых слез.

И я подумала: каким бы ты ни был, Гарри Стайлс, вот прямо здесь и сейчас ты – волшебник, и я хочу увидеть эту магию. Твоему волшебству не нужно моё.

А, когда погас свет, и сцена озарилась огнями, и его фигура появилась откуда-то сбоку, я глубоко вздохнула и закрыла глаза, полностью отдаваясь чувству, знакомому мне еще с Three Clubs, упрятанному глубоко в памяти, но не забытому. Голос Гарри пробирался в мою голову, и каждое пропетое им слово отдавалось за моими ребрами нефантомной сладостной болью. Ты – Волшебник из страны Оз, Гарри Стайлс, ведь ты заставляешь меня забывать обо всем, кроме себя самого.

И нет никого больше, кто бы мог подарить мне эту сказку, места для которой в реальности нет.

Паула сорвала голос, подпевая каждой его песне, прыгала на месте, мотала головой и танцевала – не для того, чтобы привлечь внимание, но потому, что концертный экстаз, охвативший её, невозможно было выразить как-то иначе. Я понимала её, правда, – эти эмоции всегда были сродни оргазму, силу которого Пауле ещё только предстояло испытать (надеюсь, не в ближайшие четыре года, хотя бы). Я наблюдала за ней искоса, улыбаясь её счастью, которое ощущала, как свое.

А потом Гарри её заметил, и всё полетело к чертям.

– Кому у нас тут веселее всех? – Стайлс приблизился к самому краю сцены, вглядываясь в зрительный зал. Я опустила голову, закрывая лицо волосами: мне кранты, если он меня заметит. Мне кранты уже сейчас, потому что он так близко, и я хочу к нему прикоснуться.

Мне просто кранты.

– Как тебя зовут?

И, когда Паула восторженно прокричала собственное имя, задыхаясь от радости, я поняла, что скрыться мне не удастся.

– Паула? – Гарри будто удивился. – Какое красивое имя… А с кем ты пришла сегодня? Ты такая хрупкая, я боюсь, что тебя здесь задавят. Есть, кому тебя защитить?

Паула в порыве бешеного восторга ухватила меня за плечи.

– Я здесь с тетей! – прокричала она. – С тетей!

Гарри присел на корточки, чтобы лучше видеть и меня, и племяшку. Чувствуя, как сумасшедше колотится мое сердце, я подняла голову и встретилась с ним взглядом. Свет сценического прожектора упал прямо на его лицо.

Стайлс улыбался.

– Твоя тетя? – он кивнул в мою сторону. – А я думал, сестра. Почему она такая грустная, Паула? Мы можем сделать что-нибудь, чтобы развеселить её?

Гарри смотрел на меня, темно и весело, и его тонкие губы, знакомые мне на вкус, расплывались в предательской усмешке. Его взгляд снова и снова выписывал равносторонний треугольник между моими губами и ключицами, и, хотя багровые тюльпаны засосов давно ушли с моей кожи, сейчас они фантомно полыхали на моем теле, будто мы с ним занимались любовью только вчера.

– Что ты говоришь? – он вновь обратился к Пауле. – Её бросил жених? Ну, ребята, это вообще никуда не годится, – Стайлс фыркнул, поднимаясь на ноги и спасая меня от своего взгляда, раздевающего и жадного. – А знаете, что? – Гарри повернулся в толпу. – У меня есть идея! Сегодня я записываю здесь свой концертный дивиди… давайте пошлем к чертям этого дятла, что бросил тетю очаровательной Паулы? И пусть это будет посыл на хрен, оставшийся в веках!

Что?

Нет, просто… что?

Паула совсем не чувствовала себя виноватой, пока восторженно прыгала, цепляясь потными ладошками за ограждение, и вопила вместе с залом «Пошел ты на хрен, придурок!». А я чувствовала себя полной идиоткой, на которую таращились фанатки Гарри Стайлса и явно хотели убить.

Я чувствовала себя странно.

Я хотела убить этого придурка, запросто вынесшего на люди чужую личную проблему.

Я хотела расцеловать его, потому что слушать, как всем залом Патрика шлют на хрен, оказалось потрясающе приятно.

И я подняла глаза на сцену снова ровно в тот миг, когда Гарри послал мне воздушный поцелуй. Наверное, мои щеки все же вспыхнули румянцем, потому что он растянул губы в улыбке и подмигнул мне снова. Девочки рядом завизжали, будто в День Апокалипсиса, замахали руками, а я решила, что слишком хорошо думаю о себе – разве Гарри стал бы отправлять мне воздушные поцелуи? Вряд ли его милые жесты вообще имели хоть какого-то адресата.